Текст книги "Теневая лампа. Книга четвертая (ЛП)"

Автор книги: Стивен Лоухед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– В шесть утра?

– Ну, там 1666 год. Возможно, придется подождать три-четыре сотни лет.

Касс нахмурилась.

– Я столько не вытерплю.

– Ладно. Перехватим что-нибудь на улице. А потом доберемся до Кларимонд-хауса. Попросим Вильерса, чтобы повар приготовил полный английский завтрак – яйца, бекон, колбаса, грибы, тосты – и все. – У колодца Кит повернулся и протянул руку. – Лучше держитесь за меня. Однажды маленькая ошибка стоила мне моей девушки; я не хочу потерять еще одну.

Касс приняла протянутую руку.

– Надо ли понимать это так, что теперь вы назначаете меня очередной вашей девушкой?

Улыбаясь, Кит двинулся по лей-линии.

– Именно!

ГЛАВА 28, в которой доверие подвергается жестоким испытаниям

Архелей Берли стоял возле Императорской кофейни и пытался разглядеть через запотевшие стекла, что происходит внутри. Но внутри все было тихо, лишь несколько посетителей задержались над чашками кофе. Служанки в бело-зеленой форме таскали на кухню подносы с чашками, тарелками и кофейниками. Поздним вечером дела в кофейне затихали.

Простая кофейня с вкусной выпечкой. Что может быть безобиднее? Но в том-то и гениальность решения, подумал граф. За безобидным внешним видом кроется настоящий рассадник лжи. Заговоры, уловки, видимость – чего только не усматривал там теперь лорд Берли.

Слоняясь по площади, Берли имел возможность осмотреться. Он будет скучать по Праге. Несмотря на языковые ограничения и скромные манеры местных жителей, он полюбил этот старый город. Но больше ему здесь делать нечего, пора двигаться дальше.

Удастся ли еще вернуться? Возможно, решил он, но маловероятно. Город и так дал ему много; его контакты с местными алхимиками оказались бесценными. Но слишком многое его раздражало здесь, ему не терпелось сконцентрироваться на поисках Карты на Коже. Однако перед отъездом из Праги у него оставалось еще одно дело.

На площади лаяла собака, люди расходились по домам. На башне часы отбили четверть часа. Берли вдохнул прохладный вечерний воздух с запахом древесного дыма. Да, он будет скучать по этому городу. Однако, как только он решит свою задачу, все изменится. Возможно, он вернется и прикупит дворец – например, сделает его одной из своих летних резиденций, а то и вовсе возродит старую империю. А что? Император Архелей I. Эта мысль заставила его улыбнуться.

Он все еще продолжал улыбаться, когда из кофейни вышли трое последних посетителей. Тут же в дверях появился Тав; он поднял руку и постучал по носу указательным пальцем.

Берли направился к дверям, Кон и Мэл, наблюдавшие за происходящим из другого угла площади, бежали к нему.

– Я понял, босс, – сказал Кон.

– Хорошо. Наблюдайте за дверью и за задним входом. Я не хочу, чтобы кто-то опять сбежал.

Берлимен кивнул и растворился в тени.

– Мэл, присматривай за входной дверью. И не пускай никого.

– А если кто-нибудь все-таки зайдет? – спросил Мэл.

– Просто скажи: «Kaffeehaus geschlossen», понял? {Кофейня закрыта (нем.)}

– Да, начальник.

У дверей Берли поманил Тава и тихо сказал:

– Пойдешь со мной – на случай, если нашего друга придется уговаривать.

Берли вошел в кофейню. Воздух здесь был теплым и тяжелым, наполненным ароматом свежевыпеченного хлеба и кофе. Лорд быстро осмотрелся. Как и предполагалось, зал был пуст… почти пуст. В дальнем углу двое мужчин еще сидели и беседовали за чашками кофе. Граф неодобрительно посмотрел на Тава.

– Извините, босс, я думал, они ушли. – Взглянув на двух бездельников – по виду бизнесменов средней руки, – он сказал: – Хотите, я их выпровожу?

– Поздно. Раньше надо было. Просто присмотри за ними. – Берли подошел к стойке, отделяющей главный зал от кухни. Он быстро обошел стойку и направился в рабочую зону. У печи стоял пекарь, он ворошил угли и складывал их на ночь. Берли молча кивнул Таву. Тот поменял позицию и тоже вошел в кухню.

– Entschuldigen Sie mich, – сказал он тихо. – Ein Wort, bitte. {Извините меня. Можно вас на пару слов, пожалуйста (нем.)}

Энгелберт повернулся, его приятное круглое лицо покраснело от жара духовки.

– Привет, – ответил он с улыбкой. – Wie kann ich Ihnen helfen? {Чем могу помочь? (нем.)}

– Sprechen Sie English?

– Nein, – ответил булочник. Он улыбнулся и пожал плечами. – Es tu mir leid. {Мне жаль. (нем.)}

Берли кивнул. Он не любил старонемецкий и пользовался им только в крайних случаях, вот как сейчас.

– Неважно, – сказал он, мысленно настраиваясь на чужой язык. – У меня только один вопрос.

– Пожалуйста, – сказал пекарь; он закрыл дверцу духовки и повернулся к своему гостю. – Меня зовут Энгелберт. Чем могу помочь?

– Ваша партнерша – Вильгельмина, ведь так ее зовут? Я бы хотел с ней поговорить.

– Сожалею, но ее здесь нет.

– Разве? А мне показалось, я видел ее сегодня вечером. – На самом деле, это Тав думал, что видел ее, но потерял в толпе, идущей из церкви.

– Да, она была здесь. Но ей пришлось уехать, – объяснил Энгелберт.

– Довольно неожиданно, – заметил Берли. – И куда же она отправилась?

– Она вернется через пару дней. Тогда можете с ней поговорить.

– Я не про то. – Берли подошел на шаг ближе. – Мне необходимо знать, куда она направилась.

Пекарь долго смотрел на странного посетителя, а затем твердо сказал:

– Она отправилась по своим делам.

– Это я понял. Но вот куда?

– А с чего бы вам об этом беспокоиться?

– У меня есть для нее некоторые сведения, – солгал Берли. – Поэтому мне хотелось бы найти ее. – Он похлопал по нагрудному карману плаща, как будто там могло лежать что-то ценное. – Это для ее же пользы. Пожалуйста, скажите мне, где она?

– Возможно, если вы сообщите мне то, что хотите передать, я смогу вам помочь, – предложил пекарь.

– Я задал простой вопрос. Почему вы не хотите мне сказать?

– Говорю вам, она уехала по делам. Она иногда так делает. Что еще я могу сказать?

Улыбка Берли померкла, а глаза сузились.

– Так не пойдет, друг мой, – сказал он, и его голос стал злым. – Вам придется сказать больше. – Он подошел еще на шаг и понизил голос. – Ваша напарница вмешалась в мои дела, и я хочу знать, почему. Очень хочу.

Пекарь удивленно поднял бровь.

– Я вас не понимаю.

– Возможно, мой немецкий не так хорош, как следовало бы. – Берли подошел еще ближе. – Хорошо. Попробую объяснить. Фройляйн вмешивается в мои дела. Я хочу знать, почему.

– Мне кажется, вам лучше уйти, – ответил Энгелберт, складывая руки на мощной груди. – Больше мне нечего вам сказать.

– Мы еще не закончили, – зловеще произнес Берли. Он махнул рукой Таву, стоявшему в дверях. – Он не хочет говорить. Помоги ему развязать язык.

– Сделаем, босс. – Двигаясь с неуловимой быстротой, Тав возник перед Этцелем. Выбросив руку вперед, он схватил пекаря за горло. – Послушай, ты, придурок, – сказал он резким шепотом в ухе жертве. – Мой босс задал вопрос. Лучше тебе рассказать все, что тебе известно. А то пожалеешь.

– Он не понимает английского, – заметил Берли, садясь на стул.

– Да он и так понял, – ответил Тав, ослабляя хватку.

Энгелберт отступил на шаг, потирая шею.

– Я вам ничего не скажу, – сказал он. – Уходите сейчас же.

Он еще не успел договорить, а кулак Тава врезался ему в челюсть, заставив отшатнуться.

– Я уже объяснил, – проговорил Берли расслабленным тоном, – вы расскажете мне все, что я хочу знать.

Пекарь, угрюмо глядя на нежелательных гостей, потер челюсть и покачал головой.

– Я вам ничего не скажу.

– Посмотрим. – Берли кивнул Таву. Тот достал из кармана кастет и демонстративно надел на руку.

– Думаешь, если сделаешь мне больно, я тебе скажу что-нибудь? Ошибаешься.

– Последний шанс, – сказал Берли.

Тав ударил кастетом по деревянной столешнице рядом с собой. Треск ломающегося дерева прозвучал так, будто сломалась кость.

– Как вам не совестно, – сказал Энглберт, вызывающе вскинув подбородок. – Я не стану с тобой говорить.

Тав ударил здоровяка в живот. Энгелберт отшатнулся, стукнулся спиной о духовку и рухнул на четвереньки. Берлимен ударил его ногой в живот.

Этцель всхрапнул от боли. Он глотнул воздуха и схватился за живот. Но произнес хотя и напряженным, но уверенным голосом:

– Да, ты можешь сделать мне больно, но я тебе все равно ничего не скажу.

– Мы только начали, – сообщил ему Тав. Следующий удар пришелся булочнику по лицу. Над глазом появилась рана. Кровь хлынула из рассечения и залила ангельское лицо пекаря.

Энгелберт, задыхаясь от боли, помотал головой, чтобы стряхнуть кровь с глаз.

– Вставай, – прорычал Берли. – На ноги!

– Можешь избивать меня, пока я не смогу встать, – сказал Этцель, поднимаясь на ноги. – Только все равно ничего от меня не получишь.

Тав ударил в подбородок. Из нового рассечения кровь полилась на белую рубашку и фартук.

– Говори! – потребовал Тав.

Вызывающе глядя на обидчиков, Этцель заявил:

– Как Вильгельмина доверилась мне, так и я доверяюсь Богу. – Он потрогал челюсть. – Бог – мое прибежище и моя сила.

– Бог? – прорычал Берли. Ярость захлестнула его с головой. – Ты еще смеешь болтать о Боге? Слепой дурак! Бога нет!

Пекарь посмотрел на него с жалостью.

– Ты меня слышал? – рявкнул Берли. – Нет никакого Бога!

Тав снова ударил, попал в челюсть, выбил пару зубов.

Энгелберт застонал и снова упал на колени.

– Ну, и где твой бог? – Берли жестко усмехнулся и остановил Тава, готового к новому удару. – Где твое прибежище?

В зале послушался какой-то звук, похоже, там отодвинули стул. Мгновение спустя перед стойкой появился мужчина с худым лицом, острой бородкой и в зеленой шляпе.

– Что здесь происходит? – требовательно спросил он.

– Не твое дело, – отрезал Берли, даже не оглянувшись. – У нас тут к пекарю вопросы.

– Этцель? – окликнул мужчина. – О чем он говорит? – Только тут спрашивающий заметил Энгелберта на полу, увидел окровавленное лицо булочника и ахнул. – Этцель! Что с тобой?

– Пошел вон! – прорычал Берли, поворачиваясь к мужчине. – Тебе сказали, не лезь не в свое дело!

– Теперь это мое дело, – возразил мужчина, обогнув стойку и заходя в кухню. – Я – господин Арностови, мне принадлежит это здание. – Он быстро подошел к Энгелберту и повернулся к Берли. – А ты – преступник.

– Мне надо знать то, что мне надо знать, – рявкнул Берли, не обращая внимания на домовладельца. – Или мне скажут, и я оставлю вас в покое, или…

– Молчи, Этцель, – сказал домовладелец. – Теперь они будут иметь дело со мной, Якубом Арностови.

– Не суй сюда свой большой нос, жид! – Берли был уже вне себя. Тав поправил кастет и был готов продолжать. – Говори, чертов пекарь, или на этот раз мы проломим тебе череп.

Арностови крикнул в столовую.

– Рупрехт! Тут преступление! Беги за вахтмейстером!

– Jawohl! – пришел ответ. Дверь кофейни хлопнула.

– Вот теперь мы посмотрим, кто кому что скажет, – усмехнулся Арностови. Он покровительственно положил руку Энгелберту на плечо и дал ему большой льняной носовой платок. – Вытри лицо, останови кровь. Как только Рупрехт вернется, отправлю его за доктором. – Повернувшись к Берли он сказал: – У меня найдутся здесь влиятельные друзья. Тебя арестуют.

– Убери их, – приказал Берли.

Тав шагнул вперед. В этот момент хлопнула входная дверь, и из столовой раздался истошный крик:

– Босс! Надо сматываться! – Кричал Мэл. – Они вызвали стражу!

Хотя он говорил по-английски, в его голосе отчетливо звучала паника. Арностови улыбнулся.

– Ну вот, видишь… Ты проведешь ночь в кандалах.

Берли скрежетнул зубами, но все же отступил. Тав последовал за ним. На ходу он схватил полотенце с сервировочного подноса; вытер кровь с кастета и сунул его в карман.

С грозным рыком он швырнул окровавленное полотенце в Этцеля и выскочил за дверь.

У входа Берли допрашивал Мэла.

– Где Бэби?

– В клетке за конюшней, – ответил Мэл.

– Возьми ее и жди нас у ворот. – Берли толкнул своего приспешника. – Иди, живо! – Он посмотрел через площадь на бегущих вооруженных людей и приказал Таву: – Найди Кона и Декса, только сделай так, чтобы на вас не обращали внимания. Идите к воротам и ждите меня за стенами. Я соберу вещи и встречусь с вами там.

– Что происходит, босс?

Уже скрываясь в тени, Берли коротко ответил:

– Мы уходим.

Низко опустив голову, он разминулся с тремя гвардейцами, бегущими к кофейне. Двое солдат были в стальных шлемах и вооружены короткими пиками с крюками на лезвиях. Берли усмехнулся и растворился во тьме пустой городской площади.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. Конец всего

ГЛАВА 29. Дыма без огня не бывает

Трудно было понять, сколько прошло времени. Каждый день был похож на предыдущий, они незаметно перетекали друг в друга. Начиналось с умывания и простого завтрака, состоящего из подсушенного хлеба, разбавленного вина и фруктов; потом появлялся царский писец, преподававший язык. Следующие несколько часов Дуглас пытался овладеть ошеломляюще сложным этрусским языком, смесью протолатинского и фригийского, а может быть, персидского, или чего-то столь же экзотичного. Для Дугласа, неплохо знавшего средневековую латынь, он был все равно что венерианский. Язык Этрурии был скользким и не укладывался ни в какие логические нормы. Для некоторых это стало бы дополнительным стимулом, но Дугласа повергало в отчаяние.

Снайп не участвовал в обучении. После одного особенно мучительного занятия их королевский наставник посчитал, что учить мальчика бесполезно, и предоставил его самому себе. Дугласу так не повезло.

После каждого урока приходил слуга, приносил еду. Дуглас и Снайп ели, а затем на некоторое время их оставляли в покое. Иногда они гуляли по окрестным виноградникам – в сопровождении одного-двух незаметных охранников, – а иногда, как все добрые этруски, устраивали сиесту. Вечером приходил Паша, королевский камергер, он подводил итоги прошедшего дня. Время от времени Паша хвалил Дугласа; однако чаще уходил, неодобрительно покачивая головой.

Обучение проходило очень сложно, однако настал момент, когда Дугласу удалось связать несколько простых слов и придать им нужный смысл. Хотя он продолжал чувствовать себя косноязычным заикой, по элементарным вопросам он уже кое-как мог объясниться. Приходилось прилагать значительные усилия, иногда кончавшиеся депрессией. Он отказался от попыток уберечь Снайпа от неприятностей. Просто предоставил охранникам разбираться со своенравным ребенком; так от них была хоть какая-то польза.

Этим утром Дуглас проснулся внезапно и мгновенно понял: что-то изменилось. Он лежал на тюфяке, пытаясь в тусклом утреннем свете разглядеть, что же так внезапно разбудило его. Он прислушался, но ничего не услышал. Возможно, именно тишина и прервала его сон. Некая гнетущая сила тяжко давила на него, превращая каждый вздох в трудную работу. Что-то явно происходило.

Отбросив тонкое покрывало, он встал и быстро огляделся. Снайп спал, свернувшись клубочком, как кот, в своем углу; почему этот странный парень предпочитает спать именно так, Дуглас до сих пор не понимал. Он вышел в залу гостевого дома – там тоже все было в порядке, – подошел к двери, открыл ее и вышел на увитый виноградной лозой портик.

Воздух, хоть и прохладный, был влажным и неподвижным; солнце еще не взошло, хотя небо на востоке светилось тусклым зловещим светом, напоминавшим тухлую устрицу. Виноградники молчали, листья блестели от росы. Как ни странно, собаки и петухи, непременно приветствовавшие каждое утро, молчали. Охранников тоже не видно. И это было совсем странным, потому как они были такими же обязательными, как ежедневный восход солнца. Дуглас не помнил, чтобы они опаздывали. Эта странность его озадачила, впрочем, гости короля и не должны помышлять о побеге. Они до сих пор оставались здесь не потому, что возможности сбежать не предоставлялось, а исключительно из-за маниакального желания Дугласа проникнуть в тайну карты. Ради этого он готов был согласиться и на более строгий домашний арест.

Он стоял, окутанный голубым утренним туманом, смотрел на виноградные лозы и пологие холмы, а потом уловил в воздухе запах дыма: другой, новый, к тому, что жители готовили на углях, используя старые оливковые дрова и засохшие черенки виноградной лозы, он давно привык. Новый запах был другим, он тревожил, как подпись врага на листе с ультиматумом.

Через некоторое время солнце все же выглянуло из-за восточных холмов, но вид у него был, как у опухшего красного глаза. А стража так и не явилась. Дуглас поежился – на нем была только тонкая ночная туника. Покинув портик, он прошелся по тропе, никого не встретив. Неестественная неподвижность воздуха и земли таила в себе угрозу.

Должно быть, буря надвигается, решил Дуглас и вернулся в дом. Он поднялся по ступенькам портика и уже протянул руку к двери, когда до него донесся далекий крик – короткий, резкий, бессловесный крик, отчетливо прозвучавший в тишине. Инстинктивно он повернулся на звук и остановился, вслушиваясь. Крик не повторился, но когда он открыл дверь домика, кто-то закричал уже гораздо ближе.

Дуглас развернулся и быстро пошел по тропе. На этот раз он дошел до самой королевской резиденции и снова никого не встретил. Тогда он направился по длинной аллее к главной дороге у подножия холма. Отсюда был виден участок дороги, обсаженной кипарисами. Вдали мелькнула чья-то фигура, но сразу исчезла.

Уже в следующий момент он увидел еще двоих людей. Не глядя по сторонам, они сосредоточенно бежали на запад, к морю. Чем ближе Дуглас подходил к дороге, тем сильнее пахло дымом.

Он посмотрел туда, куда бежали люди. Они готовы были скрыться за поворотом. Повернувшись в другую сторону, Дуглас с изумлением увидел целую толпу. Она состояла из мужчин, женщин и детей, и все спешили, очень спешили. Позади в небе расплывалось грязное, серо-коричневое облако.

Дугласу потребовалось некоторое время, чтобы понять: это не облако, это дым. Запах горящей смолы развеял все оставшиеся сомнения. Он окликнул людей на дороге.

– Что происходит? – даже такую простую фразу он построил с трудом. Неудивительно, что ему не ответили.

Показалась еще одна группа бегущих людей.

Дуглас повторил вопрос, указывая на облако дыма.

– Там что-то горит? Это огонь?

– Да, огонь! – ответил ему какой-то старик. – Латиняне!

Прежде чем Дуглас смог понять смысл ответа, старик уже убежал, оставив Дугласа размышлять о значении слов. Латиняне… что? Потом до него дошло, и он проклял свою медлительность. Римляне напали!

Еще одна группа беженцев подтвердила его подозрения. Дуглас помчался обратно к гостевому дому. Возле дворца на вершине холма по-прежнему не видно никаких признаков жизни. Влетев в гостевой дом, он разбудил Снайпа.

– Вставай! – Он грубо тряхнул парня за плечо. – Снайп, вставай!

Мальчик проснулся с недовольным ворчанием.

– Прекрати ворчать! – прикрикнул Дуглас. – Одевайся. Мы уходим. Враги напали. Идем отсюда.

Пока угрюмый Снайп надевал тунику, брюки и ботинки, Дуглас быстро оделся сам и в последний раз оглядел их комнаты. Кроме лингвистических заметок и двух небольших диковинок, которые, по его мнению, стоило бы продать на аукционе, брать было нечего. Сунув в карман железные фигурки, он прихватил свои заметки и крикнул:

– Все, Снайп! Идем!

Через минуту они уже мчались по длинной аллее через двойной ряд кипарисов. На дороге прибавилось беженцев, все они спешили на запад, к побережью. Однако Дугласу нужно было совсем не туда. Священная дорога, высеченная в туфе, располагалась на востоке. Пришлось бежать навстречу толпе: они продирались через нее, уворачиваясь, огибая препятствия из людей и скарба; сильно мешал домашний скот, которого люди гнали с собой. Скорость движения замедлилась. Отчаяние усиливалось по мере того, как пробиваться вперед становилось все труднее. «Все сельские поселения, должно быть, стронулись с места, – решил Дуглас, – и все идут не туда».

Теперь они двигались рывками. Кое-как удалось переправиться через реку и уже на другой стороне их догнал крик. Люди бросались в воду, выбирались на крутой берег и разбегались во все стороны.

Дуглас остановился. Понаблюдав за людским хаосом, он принял решение.

– Сюда, Снайп! – крикнул он, ныряя в толпу. – Снайп! Поторопись!

Однако Снайпа он не увидел. Снова позвал и не услышал ответа.

Перепуганные люди неслись мимо него, сталкивались с ним, отбрасывали его на шаг или два, преграждали путь. Разозленный Дуглас схватил за руку какого-то спотыкающегося человека. «Дурак! Пошел вон с дороги…» – заорал он, но спохватился. У мужчины текла кровь из сильного пореза на лбу; кровь заливала глаза, так что он просто не мог видеть ничего вокруг. Отпустив его, Дуглас рванулся вперед, люди перед ним расступались.

На этот раз дорогу ему преградил всадник. Сначала Дуглас решил, что это очередной беженец, но приглядевшись, понял, что ошибся. Конный мужчина, обнаженный до пояса, с лицом, исполосованным желтыми пятнами на щеках и лбу, держал копье со зловещего вида лезвием. За ним скакал еще один.

Латиняне!

Едва у него мелькнула эта мысль, как к первым двум прибавился третий. Лицо в боевой раскраске, и копье в руке. В отличие от остальных, он, не задумываясь, выставил копье и попер на Дугласа, стоявшего посреди дороги.

– Нет! – закричал Дуглас. Подняв руки, он воскликнул: – Я не этруск! Я англичанин!

Это сообщение оставило воина равнодушным. Он даже пришпорил коня.

Дуглас опять закричал. В последний момент лошадь свернула, чтобы всаднику удобнее было нанести удар. И он его нанес. Дуглас ощутил боль в боку, его отбросило назад.

Падая, он мельком заметил длинное лезвие, пронзившее его тело чуть ниже ребер с левой стороны. А затем земля ударила его в спину, выбивая дыхание из легких. Короткий миг он лежал пришпиленным копьем к земле. На лице латинянина застыло выражение слепой ненависти. Рука воина напряглась при попытке вытащить копье и нанести новый удар.

Однако он не успел. Лошадь всхрапнула, шарахнулась прочь и унесла всадника от жертвы. Дуглас остался на земле в клубах пыли от копыт лошади. Задыхаясь, он перевалился на колени и зажал бок рукой. Кровь лилась сквозь его пальцы багровым ручьем.

Зажав рану, он попытался подняться. Боль была такая, словно его огрели дубиной по черепу. Хорошо, что желудок пуст, иначе его вырвало бы. В ноздри ударил запах крови, желчи и еще чего-то неприятного. Дуглас рухнул, едва успев подставить другую руку, чтобы смягчить удар о землю. Боль мешала смотреть. Он кое-как снова поднялся на колени и огляделся в поисках Снайпа.

Мимо проскакал еще один захватчик. Он попытался достать Дугласа копьем, но промахнулся. Удар лишь слегка задел Дугласа по голове. Не настолько, чтобы причинить ему боль, но вполне достаточно, чтобы опять сбить с ног.

Сил встать уже не было. Дуглас перекатился на спину. Он взглянул в дымное небо и объявил всем, кто мог его слушать:

– Это неправильно. Так не должно быть.

Время, казалось, замедлилось. Вокруг кричали. Рана отзывалась болью в каком-то своем ритме, но это его уже не беспокоило. Прояснившееся зрение сузилось до размеров маленького четкого круга света на фоне подступающей тьмы.

Последнее, что он увидел, было лунообразное лицо Снайпа, улыбающегося ему сверху.