Текст книги "Карта на коже (ЛП)"

Автор книги: Стивен Лоухед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Вы попали в точку, сэр! – заверил сэр Генри. – Это фирменное блюдо заведения – язык оленя. Хорошенько промаринованный, подсоленный и поджаренный на медленном огне. Больше вам такое нигде не подадут.

– Я редко бываю в таких заведениях, – смутился Кит. Он с чувством прожевал кусочек языка, отыскал и съел еще один, а потом решил перейти к оленине. Только теперь он заметил еще две миски на доске. Едоки не обращали на них внимания, а между тем одна миска содержала пюре из репы и пастернака, смешанное со сливками и залитое топленым маслом, а другая – что-то вроде обжаренной зелени. Он, не поскупившись, положил себе из первой миски и вежливо отведал зелени, а затем возобновил работу над ребрами. К тому времени, как Кит отвалился от стола, на нем громоздилась груда костей и хрящей, а со щек и подбородка молодого человека капал жир. Внутри назревал взрыв, давление там давно превысило норму. Вот сейчас лопну, подумал Кит, ну, может оно и к лучшему.

– Молодцы, господа! – воскликнул сэр Генри. Он похвалил их вкусовые предпочтения и удовлетворенно откинулся на спинку стула, блестевшими пальцами стряхивая жир с бороды. Слуги начали убирать остатки пиршества. Тогда знатный джентльмен объявил:

– Полагаю, портвейном и десертом мы насладимся в более спокойной обстановке. – Поднявшись с лавки, он остановился, чтобы вытереть руки о скатерть. – Сюда, пожалуйста.

Кит с трудом поднялся, чтобы последовать за ним. Сэр Генри воздел апостольскую ложку и повернулся к Киту.

– Любой мужчина, разделяющий со мной стол, должен обладать подобной ложкой! – с этими словами он вручил ложку Киту. – Я рад предложить вам этот необходимейший предмет в знак нашей дружбы.

Кит оглянулся на прадеда, ища подсказки. Козимо улыбнулся и ободряюще кивнул ему.

– Для меня честь принять сей предмет, сэр Генри, – сказал он, пытаясь подражать высокопарному стилю. – Я буду дорожить им.

Сэр Генри просиял и повел их вверх по лестнице в малый зал, где, по словам хозяина, был накрыт стол и горел камин. Сэр Генри устроился в одном из больших кожаных кресел и предложил гостям другие. Появился маленький лысый человечек с графином рубиновой жидкости и немедленно начал разливать портвейн в серебряные кубки.

– Спасибо, Варнава. Дальше мы сами справимся. Можешь идти, – небрежно махнул рукой сэр Генри. Слуга вышел. Вельможа поднял свой кубок и сказал: – Ну что ж, теперь можем обсудить наши насущные проблемы.

– С радостью, – ответил Козимо. – Однако сначала я хотел бы услышать поподробнее об этом эксперименте, о котором вы говорили сегодня вечером на заседании.

– Ах, это, – ответил сэр Генри. – Пустяк, просто небольшая уловка – ничего больше.

– Но вы считаете это важным?

– Я считаю разумным пресечь разговоры в зародыше, – несколько раздраженно ответил сэр Генри. – В последнее время многие члены нашего общества стали обсуждать открытие лей-линий, как они это называют. Я считаю полезным не только возглавить этот эксперимент, но и с треском провалить его, а я вам обещаю, что провал будет впечатляющим, и тогда говорить об этом перестанут. Кто же захочет, чтобы его подняли на смех? – Он сделал паузу, подыскивая подходящее слово. – Кто захочет выглядеть посмешищем?

– Теперь понял, – с явным сомнением в голосе ответил Козимо.

– Вы не согласны, сэр?

– Не совсем. – Козимо покачал головой. – Нет, не согласен.

Сэр Генри отпил из кубка и махнул рукой, словно отгонял муху.

– Ерунда! Мы же понимаем, что ни в коем случае нельзя привлекать к эффекту лишнее внимание. Слухи уже распространились, эффект уже вызвал интерес. Следует исключить возможность любого подтверждения. Нельзя, чтобы кто-то, пусть даже и случайно, наткнулся на правду.

– Меня больше беспокоит, как бы кто-нибудь не догадался, что вы намереваетесь специально провалить эксперимент. – Козимо покачал свой кубок, наблюдая за колыханием тяжелого вина.

– Тут вы правы, – признал сэр Генри, – кое-кто может и догадаться. Все прочие ни в коем случае не увидят научной закономерности, даже если она схватит их за задницу. Ну так я же наберу участников только из числа последних.

Кит прислушивался к этому непонятному диалогу и недоумевал, как это сэру Генри удалось так легко перейти со своего архаичного английского на вполне современный вариант. Только на этом основании он предположил, что эти двое давно знакомы. Как бы то ни было, в одном он был уверен: сэр Генри, несмотря на весь свой высокомерный вид, был вполне уравновешенным, заслуживающим доверия благородным человеком. Ну, то есть вполне цивилизованным, решил Кит.

Внезапно ему захотелось остаться здесь, стать частью того, о чем два замечательных джентльмена говорили между собой. Он уже начал прикидывать, как бы это сделать, когда услышал свое имя.

– … и Кит может здесь помочь, – говорил Козимо. Оба мужчины повернулись к нему и, казалось, ожидали от него ответа.

– Я… э-э, – промямлил Кит, – конечно, буду рад помочь, чем смогу. – Он пока не понимал, на что соглашается, но чувствовал, что поступает правильно.

– Прекрасно! – сказал сэр Генри. – Еще Порто? – сказал он, протягивая графин.

– Не возражаю, – Кит улыбнулся, ощущая себя уже слегка пьяным.

Пока Кит смаковал напиток, двое продолжали обсуждать предстоящий эксперимент и варианты его провала. В конце концов план согласовали, и Козимо сказал:

– Тут есть еще одна маленькая проблема, которую я хотел бы с вами обсудить, сэр Генри.

– Рад буду помочь, дорогой друг. Чем я могу быть полезен?

– Дело в том, что мы кое-кого потеряли по пути сюда, – сказал Козимо. – С Китом была молодая подруга, так вот, она пропала. Она собиралась последовать за Китом и не смогла завершить переход.

– Весьма прискорбно, полагаю. – Лорд ученый неодобрительно поцокал языком. – Какого черта ее понесло за вами?

– Прощу прощения, это моя вина, – сказал Кит. – Я хотел показать ей лей-линии… – Он беспомощно пожал плечами. – Наверное, что-то пошло не так.

– Но вы же приняли надлежащие меры предосторожности? – сэр Генри вопросительно посмотрел на Козимо.

– Я толком не успел его обучить, – ответил Козимо. – У него самого неплохо получалось.

Сэр Генри удивленно поднял бровь.

– Это что же получается? Наш молодой человек – вундеркинд? В самом деле?

– Похоже, так.

– Полагаю, это семейное. – Сэр Генри окинул Кита скептическим взглядом. – Такой потенциал… Не хотелось бы потратить его впустую.

– Я буду его учить, – решительно произнес Козимо.

– А как все же насчет молодой леди, о которой шла речь?

– Я ничего о ней не знаю, – сказал Козимо, повернувшись к Киту.

– Честное слово, я же не знал, что делаю что-то неправильно, – Кит прижал руки к груди. – Я только хотел объяснить, что случилось со мной, ну, так получилось. Мы вместе были в том переулке, а потом… Она моя подруга, – беспомощно проговорил он.

Увидев озадаченное выражение лица сэра Генри, Козимо вмешался:

– Это была его возлюбленная.

– Ах, так! – сказал сэр Генри. – Продолжайте, пожалуйста.

– Вильгельмина пропала, наверное, по моей вине, – заключил Кит. – Я сказал, что позабочусь о ней, но вместо этого потерял ее. Надо ее спасти.

– Мы найдем ее, сэр! Ничего не бойтесь, – заверил его сэр Генри. – И как только мы ее найдем, тут же вернем по месту жительства, можете не сомневаться.

Кита его уверенность слегка успокоила.

– Может быть, начнем поиски прямо сейчас?

– Я готов предложить свою посильную помощь.

– Сэр, ваша щедрость как всегда намного превышает наши потребности, – сказал Козимо. – Мы весьма благодарны.

Дворянин отмахнулся от комплимента.

– Не стоит об этом говорить, сэр.

– Я надеялся, что у вас возникнут какие-то идеи о том, с чего начать поиски, – продолжал Козимо.

– Несомненно. Скажите мне, где именно пропала молодая леди?

– На Стейн-уэй, – ответил Козимо.

Сэр Генри на мгновение поджал губы, затем сделал глоток портвейна. После секундного размышления он вздохнул и сказал:

– Да, к сожалению, я так и думал.

– Это плохо? – спросил Кит.

– Скажем так, это весьма усложняет нашу задачу.

– Почему?

– Стейн-уэй – старый и оживленный перекресток, – начал Козимо.

– Да какой там перекресток! Цирк один! – фыркнул сэр Генри. – На той линии как минимум пять крупных пересечений, если не больше. Вот ваша… э-э, подруга на одном из этих пересечений с вами и рассталась. Считайте Стейн-лей коридором с дверями, ведущими в другие комнаты, понимаете? В каждой из этих комнат есть свои двери, и куда они ведут – неведомо. Так что я вас предупреждаю, – строго сказал он, выставив бороду вперед, – это будет довольно опасно. Видите ли, есть силы, которые желают нам зла…

– Как те высокие мужчины? – догадался Кит.

– Мы встретили берлименов возле Сефтона, – пояснил Козимо.

– Вот как? – озаботился сэр Генри. – Значит, враг снова нас вынюхивает.

– Они знают о моей части карты.

– Ах, вот оно что! – воскликнул сэр Генри. – Это многое меняет.

Дворянин задумался. Кит и Козимо обменялись беспокойными взглядами. Сэр Генри кивнул сам себе, а затем сказал:

– Я должен предупредить вас обоих. Берли и его звери – не единственная опасность, с которой мы можем столкнуться. Есть и другие. Кроме того, быстро такие дела не делаются. Наше предприятие потребует терпения.

Кит пригорюнился.

– А побыстрее нельзя? Видите ли, Вильгельмина не очень сильный человек. Она с трудом справляется с нормальной жизнью. Я учувствую себя ужасно из-за того, что вовлек ее, и если с ней что-нибудь случится, вся вина на мне. – Он покачал головой. – Даже не знаю, как она сможет одна выжить.

– В любом случае, бросаться на помощь сломя голову не стоит, – сурово заметил сэр Генри. Alea iacta est.

– Простите, сэр? – не понял Кит.

– Жребий брошен.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Макао Таттау

ГЛАВА 7, в которой Вильгельмина приземляется на ноги

Лил дождь, завывал ветер, а Вильгельмина стояла в грязной луже и задыхалась. Мокрая одежда льнула к телу, по щекам текли слезы. Она вытерла глаза тыльной стороной ладони и огляделась, но тут же снова зажмурилась – вполне понятная реакция, отчаянная попытка рационального ума сохранить представление о реальном перед лицом совершенно нереального факта: Лондон исчез.

На месте многолюдного мегаполиса простиралась сельского вида пустошь – какие-то поля, заросшие неизвестно чем, и над ними – низкое осеннее небо. Краткого мига, когда глаза девушки вобрали в себя эту безрадостную картину, оказалось вполне достаточно, чтобы понять: она вот-вот сойдет с ума. Перед такой перспективой оставалось только одно: завизжать изо всех сил.

Испустив душераздирающий крик, она запрокинула голову и зарыдала, открывая душу небу, изливая ужас на все четыре ветра. Она кричала до тех пор, пока перед глазами не заплясали черные точки, и тогда голос ее сел – откуда-то изнутри рвались горестные всхлипы, похожие на утробное рычание. От них раскраснелось лицо. Когда сил кричать больше не было, она сжала кулаки и затопала ногами, из-под ботинок полетела грязь, а потом последние силы оставили ее и она упала на землю, оплакивая свой исчезнувший мир.

Однако некая часть ее разума отказалась поддаваться безумию и сохранила отрешенность наблюдателя. В конце концов, именно эта часть заявила о себе, сформулировав совет: «Возьми себя в руки, девочка. Это был шок. Хорошо. Теперь пора решать, что с этим делать. Не будешь же ты сидеть весь день в грязи и закатывать истерику, как ребенок? Здесь холодно; ты замерзнешь. Соберитесь и прими эту данность».

Она встала на колени, попыталась отряхнуть руки от воды и грязи и, приложив ладонь к промокшему заду, огляделась. Беглый осмотр подтвердил: она стоит на узкой дорожке посреди унылой сельской местности совершенно одна. "Кит?" – позвала она, но ответила ей только пролетавшая мимо ворона.

«Он что, издевается? – подумала она, неуверенно поднимаясь на ноги. – Порву на мелкие кусочки! Кит!» – закричала она, и тут ее прихватило: из глубины желудка поднялась тяжелая волна тошноты. Ее вырвало один раз, потом второй, но в итоге стало лучше. Она отерла рот рукавом и направилась к каменному столбику, отмечавшему край поля, неподалеку.

Пока шла, она уговаривала себя, что произошло просто нечто странное, но что бы оно там ни было, виноват в этом, конечно, ее бойфренд-неудачник. Утешения мысль не принесла, равно как и представление о том, что она сделает с этим обормотом, когда встретит. Странность случившегося парила над ней, подобно грозовой туче, поглощая все другие заботы.

Люди не могут прыгать с одного места на другое без соответствующего транспортного средства. Так что ничего этого просто нет. Она же видела, Кит что-то замышляет, но она никогда – даже на секунду – не предполагала, что его ахинея может оказаться правдой. Но вот же, она здесь, в глуши, неведомым образом перенесенная из перенаселенного Лондона в какие-то дебри. Как там Кит говорил: Корнуолл или Девон?

Вблизи столбик оказался просто дорожной вехой. Она остановилась. Вокруг простирались до горизонта волнистые холмы – одни поросли лесом, другие – распаханные под пастбища и поля, – они тянулись во всех направлениях. Что она еще могла сделать? Только продолжать идти, пока не попадется какая-нибудь ферма или деревня, где будет телефон. Тогда она вызовет такси. Обхватив себя руками, Вильгельмина побрела дальше, и вскоре ей попался старинный деревянный указатель с пальцами, указывающими в разные стороны. Один из пальцев указывал в сторону дороги, вымощенной камнями.

Она подошла к указателю. Выцветший текст на двух языках ничем ей не помог: она не знали этих языков. Корнуолльский? Или гэльский? Или это одно и то же? В любом случае то, на что указывал палец, находилось в двенадцати… милях, наверное, чего же еще? Или километрах. Лучше бы все-таки это оказались километры.

Полная решимости найти ближайшее человеческое жилье, она зашагала по дороге. Спустя две или три мили… или чего-то еще, она различила позади новый звук: медленной, равномерное скрип-клак-скрип-клак. Обернувшись, она увидела приближающуюся повозку, запряженную лошадьми. Фермер, наверное, подумала Мина. Она развернулась и поспешила навстречу; пусть подвезет, куда бы он там ни направлялся.

Когда повозка подъехала ближе, она поняла, что это не простая телега, как ей сначала показалось, а серьезное средство передвижения: большая, с высокими бортами, с матерчатым верхом, натянутым на изогнутые обручи, настоящий фургон, как в кино. Повозку тянули два длинноухих мула, а на облучке сидел дородный мужчина в шляпе. Вильгельмина подождала, пока фургон не поравнялся с ней и остановился.

– Привет! – поздоровалась она, очень надеясь на то, что ее замызганный вид не отпугнет кучера.

– Guten Tag, – последовал неожиданный ответ, мгновенно напомнивший ей детство и кухню ее немецкой бабушки.

Она никак не ожидала встретить на английской дороге немца, и подобная неожиданность только усугубила и без того немалое замешательство. Лишенная дара речи, она тупо глазела на мужчину.

Тот, скорее всего подумал, что его не поняли, и повторил приветствие.

– Guten Tag, – промямлила Мина. Отчаянно пытаясь вспомнить давно забытый немецкий, она кое-как построила фразу: – Ich freue mich, Sie kennen zu lernen[1]1
  Рада вас встретить (нем.)


[Закрыть]. Слова ей и самой показались какими-то деревянными, а язык не хотел их воспроизводить. – Sprechen Sie Englisch?

– Es tut mir Leid, Fräulein. Nein[2]2
  Простите, фройляйн. Нет (нем.)


[Закрыть], – ответил мужчина. Он с любопытством разглядывал ее и, конечно, заметил странную одежду и короткие волосы. Он поерзал на своем сиденье и осмотрел дорогу в обе стороны. – Sind Sie alleine hier?[3]3
  Вы здесь одна? (нем.)


[Закрыть]

Она не сразу сообразила, о чем ее спрашивают. Ага, подумала она, наверное, он интересуется одна ли я здесь.

– Ja, – ответила она. – Alleine[4]4
  Одна (нем.)


[Закрыть].

Толстяк кивнул, а затем произнес длинную тираду, окончательно вернувшую Вильгельмину к языку, выученному в детстве, от своей бабушки-иммигрантки. Попутно она отметила, что все-таки то, как говорил встреченный ею путник, заметно отличается от хохдойч. Тем не менее, она сообразила, что он предлагает подвезти ее до соседнего городка. Конечно, она согласилась. Путешественник обмотал вожжи вокруг рукоятки на облучке, встал и показал ей на железную ступеньку, выступающую за передним колесом, а потом протянул руку. Она поставила свой грязный ботинок на ступеньку и приняла протянутую руку. Ее без усилий втянули наверх и усадили на деревянное сиденье. Мужчина взмахнул поводьями, крикнул «Hü!», фургон тряхнуло, колеса заскрипели, и мулы снова двинулись по дороге.

Некоторое время они ехали молча. Вильгельмина изредка поглядывала на возницу. Ее спутником оказался хорошо одетый мужчина неопределенного возраста, с мягкими, приятными манерами. Одежда чистая: простой шерстяной пиджак темно-зеленого цвета поверх грубой льняной рубашки и просторные бриджи из тяжелой темной мешковины. Обувь прочная, но поношенная и давно не видевшая щетки. Вид толстяк имел совершенно не примечательный: круглое лицо, гладкое, как у младенца, с ровными чертами, с бледно-голубыми глазами и пухлыми щеками, покрасневшими на свежем осеннем ветерке, густая светлая борода.

Человек смотрел на мир благодушно, словно все вокруг доставляло ему удовольствие. Казалось, он был сама доброжелательность.

Наконец Вильгельмина откашлялась и сказала:

– Ich spreche ein biss-chen Deutsch, ja?[5]5
  Я плоховато говорю по-немецки, да? (нем.)


[Закрыть]

Мужчина посмотрел на нее и улыбнулся.

– Sehr gut, Fräulein. Sehrgut[6]6
  Неплохо, фройляйн (нем.)


[Закрыть].

– Спасибо, что остановились ради меня, – сказала она. – Меня зовут Вильгельмина.

– Хорошее имя, – ответил мужчина с легким акцентом. – У меня тоже есть имя, – гордо заявил он. – Я – Энгелберт Стиффлбим. – Пухлой рукой он приподнял бесформенную шляпу и поклонился.

Этот старомодный жест странно тронул ее и заставил улыбнуться.

– Рада познакомиться с вами, герр Стиффлбим.

– О, пожалуйста, герр Стиффлбим – мой отец. Я просто Этцель.

– О’кей, Эцель.

– Знаешь, – весело признался он, – я думал, стоит ли мне останавливаться.

– Ой?

– Я думал, ты мужчина. – Он указал на ее странную одежду и короткие волосы. Улыбнулся и пожал плечами. – Но потом я сказал себе: подумай, Этцель, может быть, так одеваются в Богемии. Ты же никогда не выезжал из Мюнхена, так откуда тебе знать, как у них там, в Богемии?

Про Богемию Мина поняла и удивилась. Ей пришлось немного подумать, прежде чем сформулировать следующий вопрос по-немецки.

– Если вы не возражаете, я спрошу, как же вы оказались в Корнуолле?

Он одарил ее странным взглядом.

– Благослови меня Господь, фройляйн, но я никогда не бывал в Англии. Ведь Корнуолл – это Англия, не так ли?

– Но мы же сейчас в Корнуолле, – проговорила она уже не так уверенно. – Это Корнуолл.

Он запрокинул голову и добродушно рассмеялся.

– Молодежь иногда так причудливо шутит! Нет, мы не в Англии, фройляйн. Мы в Богемии, как вы, наверное, должны знать, – с веселым прищуром ответил он, а затем пояснил: – Мы едем по дороге, ведущей в Прагу.

– Прага?!

Энгелберт посмотрел на нее с сожалением.

– Ja, я так думаю. – Он медленно кивнул. – По крайней мере, дорожные указатели так говорят. – Он снова некоторое время критически разглядывал ее, а затем сказал: – Может быть, вы заблудились, фройляйн?

– Jawohl, – вздохнула она, откинувшись на спинку сиденья. – Точно. Заблудилась. – Пожалуй, странность ее положения обрела новые черты. Сначала куда-то подевался Лондон, потом – Корнуолл. Что дальше? Слезы навернулись на глаза. Она подумала только: «Господи, да что же это такое со мной происходит?»

– Не волнуйтесь, schnuckel[7]7
  Милая моя (нем.)


[Закрыть], – сказал ее спутник, словно угадав ее мысли. – Этцель о вас позаботится. Бояться нечего. – Он сунул руку за спинку сиденья и достал тяжелое шерстяное одеяло. – Ваша одежда мокрая, а на улице холодает. Накиньте вот это. Согреетесь, Ja?

Взяв одеяло, она вытерла слезы грязными руками. Schnuckel – так всегда называла ее бабушка, та самая бабушка, благодаря которой Мина помнила немецкий язык и чье имя носила. Вильгельмина – это ведь от немецкого «Vielen Dank»[8]8
  Большое спасибо (нем.)


[Закрыть]. Она невольно фыркнула, подтыкая под себя выданное одеяло. Скоро она стала согреваться и почувствовала себя немного лучше. Особенно помогли заверения спутника в том, что он не оставит ее. Держись, девочка, сказала она себе. Надо сохранять ясную голову. Думай!

А о чем тут думать? Ясно же, что она попала в это нелепое положение из-за этого жалкого Кита. Все эти разговорчики о каких-то линиях или о какой-то другой ерунде, вроде порогов, переступив которые можно попасть в иной мир... Чепуха! Это же… она поискала подходящее слово. Невозможный. Вот! Совершенно невозможно. Ни один здравомыслящий человек в такое не поверит.

Правда, сейчас она здесь… А где это «здесь»?

– Простите, герр Стиффлбим…

– Этцель, – поправил он ее с улыбкой.

– Извините, Этцель, – сказала она, – но где мы находимся?

– Сейчас мы, полагаю, недалеко от села Годынь, – ответил он, прикинув что-то. – В Богемии. Она входит в состав великой Австрийской империи. – Он бросил на нее косой взгляд. – А где, по-вашему, мы можем быть, позвольте вас спросить?

– Ну, я не знаю, – протянула она, отметив, что слова стали даваться легче. Так бывает со старым насосом, давно лежавшим без применения. Если его включить, сначала он будет работать с трудом, но потом разойдется. – Я путешествовала с человеком, а он куда-то запропастился. Буря налетела… и я теперь не знаю…

Энгелберт принял ее объяснения без возражений.

– В путешествии всякое бывает, я считаю. Буря, наверное, была очень сильная, да?

– Еще какая! – Мина энергично кивнула. – Вы даже не представляете.

Дальше ехали молча. Мина смотрела по сторонам, но видела только все ту же унылую сельскую местность, серо-коричневую под темным октябрьским небом – если это все еще октябрь, подумалось ей. Небольшие поля отделяли друг от друга каменные или плетеные заборчики. По обеим сторонам мощеной дороги проплывали лесистые холмы, облаченные в осенние цвета. Кое-где стояли небольшие домики, обветренные, с черепицей, поросшей мхом, другие – под соломенными крышами. Все это выглядело ужасно старомодно…

– А сколько сейчас времени? – вдруг спросила она. – В смысле, какой год на дворе?

– Тридцатый год правления императора Рудольфа, – быстро ответил Этцель. Казалось, он догадывался, что его спутницу беспокоит не только место, но и время. – Год от Рождества Господня 1606.

– Ага… – Вильгельмины опустила голову на грудь. Ну ладно бы еще, когда выяснилось, что Англия затерялась невесть где, а вот со временем – это уже хуже. И что с этим прикажете делать? Не паникуй, сказала она себе. Пока никакого выбора нет. Значит, надо смириться. А потом посмотрим…

– Вы не голодная? – спросил Этцель.

– Есть немного, – призналась Мина.

– А я вот всегда есть хочу, – заявил он так, словно это было его личным выдающимся достижением. – Покопайтесь там, сзади. Где-то должна быть сумка с припасами, ja?

Мина повернулась, раздвинула брезент и увидела бочки, бочонки и большие мешки не то с мукой, не то с сахаром. Среди них она приметила сумку, явно содержавшую какую-то еду.

– Вот! – Она выудила сумку и протянула Этцелю.

В сумке обнаружилась половина толстого темного каравая, завернутый в тряпицу кусок сыра, полкруга колбасы, три маленьких яблока и фляжка с вином.

– Берите, что хотите, – великодушно предложил Этцель. Он протянул руку и отломил кусок хлеба. – Вот так, ja?

Мина последовала его примеру, тоже отломила кусочек и отправила в рот. Хлеб оказался вкусным, с тмином, – точно так же выпекали хлеб ее мать и бабушка.

– А в этих бочках и мешках – что там? – поинтересовалась она с набитым ртом. – Вы кто, коммивояжер?

– Nein, Fräulein, – ответил он, откусывая половину яблока. – Попробуйте сыр, – предложил он. – Честно говоря, раньше мне не приходилось выезжать за пределы Баварии.

– А, так вы – баварец?

– Ja, из Розенхайма. Это такой небольшой городок неподалеку от Мюнхена. Вряд ли вы о нем слышали. – Он доел яблоко. – Как вам хлеб? Понравился?

– Да, вкусно, – ответила она.

– Я сам его пек, – застенчиво признался Этцель. – Я пекарь.

– Правда? – удивилась Вильгельмина. – Надо же, какое совпадение – я тоже пекарь.

Этцель резко повернулся и уставился на нее в изумлении.

– Я не верю в совпадения, фройляйн. Это судьбоносная встреча – торжественным тоном объявил он, – очень удачная встреча.

– Не совпадение? – повторила она. – Судьба, что ли?

– Судьба! – значительно произнес Этцель. – Он сделал паузу, а затем воскликнул: – Провидение! Да, само Провидение свело нас вместе. Видите ли, я пекарь, которому нужен помощник. – Он постучал себя по груди. – А вы тоже пекарь, и вы нуждаетесь в помощи, ja?

Мина вынуждена была признать, что именно так и обстоят дела.

Этцель рассказал ей, зачем он отправился в Прагу.

– В Баварии сейчас тяжелые времена. Да и во всей Германии тоже. В Розенхайме я работал вместе с отцом и братом, но выручки уже недоставало, чтобы прокормить всех нас. У моего брата Альбрехта есть семья, ja, ему нужно больше, чем мне. Я же второй сын, – сказал он грустно, – и у меня нет ни жены, ни детей. – Он помолчал, горестно покивав каким-то своим мыслям. – В прошлом месяце мы сели втроем, взяли много пива и составили план. Так! Меня отправили в Прагу, чтобы посмотреть, смогу ли я начать там свое дело.

– Я надеюсь, у вас все получится.

– Получится что? – Кажется, смысл ускользнул от него. – Думаете, это сработает?

– Я хотела сказать gelang, ну, успех. Вас ждет успех.

Он покивал.

– Знаете, что они говорили?

– Нет, откуда же? – призналась Мина; ей понравилась его мягкая манера. – И что они говорили?

– Говорят, что в Праге улицы вымощены золотом. – Он посмеялся. – Конечно, я в это не верю. Они просто хотят сказать, что сейчас в Праге лучше. Сам я так не говорю. Я только знаю, что хуже, чем в Розенхайме, быть не может. – Он убежденно кивнул. – Да, там должно быть лучше.

– Надеюсь, вы правы, – только и сказала она.

Фургон неторопливо трясся по дороге. Ближе к закату показались несколько домиков, разбросанных по склонам холмов. Так выглядел растрепанное село Годынь.

– Посмотрим, есть ли здесь гостиница, ja?

– Хорошо бы, – с сомнением согласилась Вильгельмина. – Только я должна предупредить: денег у меня нет.

– Не беспокойтесь, – ответил Этцель. – В таком городке жизнь обычно недорогая. У меня есть немного серебра. – Он успокаивающе улыбнулся. – Бог даст, хватит.