Текст книги "Время покупать черные перстни"

Автор книги: Степан Вартанов

Соавторы: Юрий Брайдер,Николай Чадович,Юлий Буркин,Андрей Курков,Таисия Пьянкова,Юрий Медведев,Евгений Дрозд,Борис Зеленский,Бэлла Жужунава,Александр Фролов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

Я обдумывала его слова. Да, они были логичны.

– Итак, вам предоставлен выбор. Пусть будет за вами это право: случайно опоздать на автобус. Если все-таки вы решите остаться.

– А если нет?

– Многие из тех, кто работает с нами, с вашей точки зрения простые колонисты. Мы просто-напросто предлагаем работу. Но с большой буквы! И это при том, что у вас никаких надежд на реализацию своих способностей в вашем мире.

– А вдруг? – не удержалась я. Он иронически улыбнулся:

– Да?.. И что же вы собираетесь делать? Так надеетесь увлечься работой – той, что ждет впереди?

На этот счет не было никаких иллюзий, и я вновь мысленно увидела себя на скамейке у подножия университетских холмов.

– Мне нравится смотреть на траву. И в небо. И видеть, как цветет подорожник… И у меня будет месяц отпуска, я смогу путешествовать и читать какие угодно книги.

– Смотрите! – вскочил он. – Смотрите на вашу траву. Ваше дело! Вам сто раз не дожить до того времени, когда на Земле понадобятся ваши способности!

– А вы! – возмутилась я. – Опередившие! И что же, не могли создавать людей искусственно? Тех, которые вам понадобятся?

– Могли, – ответил он, – если б знали, какие понадобятся… – и выразительно постучал пальцем по голове. – Я же сказал, кое в чем мы с вами расходимся… Чем ценно разнообразие людей, создаваемое самой природой? Тут есть шанс открыть новые, непредвиденные способности, которых не ожидаешь и поэтому не в силах запрограммировать. Наткнуться на них, как на неизвестный цветок в лесу, куда интересней, чем растить в теплице. Да вы хоть знаете, что вам предлагают? Догадываетесь?

– Нет, – покачала я головой.

– Природа… У вас лесов остается все меньше, и скоро они вовсе не будут принадлежать вам, как и вы им. А там… маленькая колония вам подобных и только леса и небо, и травы до самого горизонта. Ведь это и есть ваша мечта?

«Да», – могла бы я не соврать, но чувствовала: тут что-то не то. Меня уводят, уводят от главного…

– Помните летний вечер после дождя на берегу лесного озера, когда все вокруг дышит испарениями трав и мокрая светлая зелень неподвижна в тумане? Я извлек это из вашей памяти. Верно: самая ценная связь – это природа и ты, ты и природа. Вы не можете еще понять этой связи как подросток в переходном возрасте, обуреваемый жаждой самостоятельности. Не знаете, что человек ценен тем, как разовьется и что нового откроет эта связь. Ценен как индикатор, как чуткая и разумная душа природы – ее оценивающее, вглядывающееся в себя начало. Вы даже не знаете своих способностей, они не развиты в вас, и те, кто смутно их в себе подозревают, – предчувствуют эту жизнь. Вы, наверное, видите сны, да? И видели те леса? Озера и те холмы…

Голос стал вкрадчивым. Что-то насторожило, захотелось включить защиту. «Стенка из желтого кирпича» – как учил Рыжий.

– …Вы не знали, откуда они и как создала все это ваша фантазия. – Мне внимательно смотрели в глаза, но защита была в порядке. – Мы тоже видим такие сны. Но нам этого недостаточно. Мы в них стремимся! Миры пронзают нас – их отблески, странствующие в световых записях по Вселенной, доходят до наших сознаний. А мы пробираемся в их реальность.

Вдруг показалось, что меня водят за нос.

– Знаете, – улыбка его сделалась обволакивающей, – мы в душе страстные путешественники, и в этом все дело. Но нас слишком мало, а малым числом трудно и невозможно осваивать все новые миры…

Я не слушала, я отключилась. «Значит, все-таки есть тот мир? – вспыхнуло в глубине памяти. – Есть та вечность?»

– Есть! – кивнул он. И я знала: мы говорим об одном и том же. Там, за преходящим и суетным, есть реальность, которую оставляем в мечтах про себя и в которую верим тайком. За всем этим бессмысленно каждодневным, до боли таким, как оно есть, – прекрасный, неведомый, зеленый мир, мечта, данная древним в прообразе рая…

– Да! – Он прикрыл глаза. – И вы слишком давно и хорошо это знали. – Лицо его сделалось вытянутым и строгим, словно с древних икон. – «Бог, взял семена из миров иных и посеял на сей земле… И взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным».

– Откуда это?

– Достоевский. Самый мудрый из ваших гениев, благодаря которому мы изучили вас и поняли, что есть… и могут быть точки соприкосновения. Что так же, как нам, дается вам от рождения грусть по иным мирам, которые тайно предчувствовал человек, то, что назвали вы тоскою странствий. Он первым понял причину этой тоски…

«Как далеки друг от друга наши миры? – думала я. – Что нас разделяет? И как вообще они сюда пробираются? Ведь это… не годы и не парсеки. И не космические корабли…»

Он посмотрел на меня, как на способную ученицу:

– Разумеется, не космические корабли. Думать в этом направлении дальше – все равно, что совершенствовать паровоз, желая взлететь в небо. К сожалению, перенос материи через пространство имеет свой разумный предел, которого вы почти достигли. – Незнакомец тяжело вздохнул. – Есть иные способы…

– А предел скорости? – удивилась я. – Ни одно тело не может двигаться быстрее света.

– Верно, как то, что ни одна жидкость не может существовать при температуре, превышающей точку ее кипения. Но вы же знаете, что такое пар? И материя не достигнет световой скорости, оставаясь прежней. А достигнув, станет существовать в новом качестве – станет чем-то совсем иным.

– И чем же?

– Выбор здесь ограничен, поскольку… в вашем сознании у нее две формы – вещество да поле, следовательно, за световым порогом она сделается чистейшей энергией… – С сарказмом он говорил о двух формах. Словно существовала третья.

– Вы всегда любили цифру три! – усмехнулся он снова. – Не стоит пока об этом. Решение вами еще не принято, и у меня есть кое-какие инструкции на этот счет.

– Надо же! – Мне стало смешно. – Инструкции? Все, как и мы, грешные, по бумажкам… – Не нравился мне их далеко ушедший мир. – И как же чувствуешь себя после этого превращения?

– Знаете… – Он опять посмотрел взглядом мэтра. – Переход происходит мгновенно. А человек, как известно, не может ощущать время в единицах такого порядка.

– Значит, вы все-таки человек?

– Все мы дети Вселенной. – Он вздохнул. – Уж какие ни есть… «Малые-большие, умные и злые, все мы дети-кванты, карлики-гиганты». – И вдруг он смутился. – Знаете, иногда бывает… Начитаешься вашей литературы. Когда долго странствуешь, как рак-отшельник…

И тут я окончательно поняла, что мне просто морочат голову, намеренно уводят от главного. Пудрят мозги. Сразу вспомнила, кто я и что я.

– А я смогу бывать здесь иногда?

– Нет! – ответил он резко и раздраженно. – В этом все дело. Если будет тянуть сюда – толку не выйдет. Мы потому и приходим на выручку к тем, кто не слишком просто уживается в этом мире. Кому вечно чего-то не хватает, а многое из того, что ценится пока в их мире, совсем не нужно… Кто чувствует в себе силы, которые негде здесь приложить, и не хочет с этим смириться, кто быстро привыкает к новому.

А я подумала, что не видать мне больше этого неба и этого подорожника, что никогда не приду домой. На душе стало паршиво. Потому что я не гожусь, потому что ничего не выйдет.

Он вдруг сломался. Поник, словно потерял надежду, почувствовав мое настроение:

– Мы вернем вас туда, на сутки назад, и вы просто опоздаете на свой автобус…

Я ухватилась за эту мысль. Острое чувство, что все еще можно поправить, захлестнуло меня надеждой:

– Я только предупрежу ребят!

– Нет! Это бессмысленно. Погибнут другие…

Стало больно от резкости его слов. Видно, что-то подобное испытываешь перед близкой смертью. Я знала – часть меня сейчас умрет, как умирает вдруг человек, когда прощаешься навсегда. Подошла к нему, грустно сидевшему на диване, и молча опустилась рядом. Мы сидели так долго-долго, не говоря ни слова. Потом я, наверное, стала засыпать, потому что лишь чувствовала на лбу его руку.

– Ничего, – говорил он, держа холодную ладонь на моей голове. – Будет так, как ты хочешь…

И я вспомнила кисловатый, пряный привкус во рту. Голубые, как небо, волны качали меня в сон. Жар. Минута самого настоящего бреда – то первое воспоминание вчерашнего пробуждения. Я мчусь сквозь ад. Пылающие черные стены справа и слева. Безумно несусь вперед – в огне и через огонь. Секунды до взрыва… Вдруг очнулась, почувствовав обволакивающую силу чужой власти. Стена из желтого кирпича задрожала. Вот-вот рухнут все барьеры и я окажусь в чужих руках – цыпленок без скорлупы.

«Что вы о себе вспомнили? Что вы о себе помните?» – слышался мне в сознании чужой голос.

Я вовсе не собиралась рассказывать им, что о себе вспомнила. Я не знала, кто эти люди и что замышляют. Глухая стена, кирпич к кирпичу, снова стояла надежно перед моим внутренним окном.

– Кто вам поставил в мозгу защитный барьер?

Я вовсе не собиралась открывать себя людям, служащим неизвестно какому миру. Он усмехнулся:

– Вы тоже своего рода «зомби» и не свободны в своих поступках. Так кто вам его поставил?

– Рыжий… – сказала я и легкомысленно пожала плечами. – Мы технику Отрабатывали – гипнотизировали друг друга. – Врать было все равно бесполезно.

Сидевший рядом со мною человек сник, постарел и стал похож на усталого неудачливого психиатра. На нем почему-то были приличный серый костюм и очки в роговой оправе, взявшиеся неизвестно откуда. Я увидела, какой он обрюзгший, немолодой: у него животик и килограммов десять лишнего веса. Он потерял ко мне всякий интерес, встал с дивана и направился в прихожую к телефону. Набрав номер, облокотился на холодильник.

– Срочно. Их было двое. Да, кажется, упустили… Что? Зарегистрированный скачок? Ну, конечно же, на момент катастрофы… Впрочем, проверьте. Поиск. Разумеется, организовать поиск… в энергетически открытых мирах.

Незнакомый блондин-толстяк повернулся ко мне лицом. Он выглядел, как человек, раскрывший все свои карты, вернее, как тот, кому безразлично, что они раскрыты. Серые, чуть близорукие глаза цепко вглядывались и усмехались. Такие самодовольные типы мне никогда не нравились.

– Снимем ваш защитный барьер! Вы и знать не будете. Я усмехнулась: «До сих пор он этого не сумел…»

– Есть такие люди, что, не зная нас, на расстоянии сделают что угодно.

– Если мне не изменяет память, – позволила себе напомнить, – кто-то спрашивал моего согласия…

– Послушайте! – вспылил он, переходя на крик. – Какое там, к черту, согласие? Вы что, не понимаете, о чем речь?

– Не понимаю, – согласилась я. – Конечно, не понимаю. Вы же до сих пор не сказали.

Он посерьезнел:

– Помните: когда открывают карты, сжигаются все мосты.

– Я уже сама горела в огне.

– Но не сгорели. И не могли сгореть. Все очень просто. Природа любит специализацию. Даже мозг, ее высший продукт, содержит недостаточное количество элементов, чтобы сочетать все свойства. Есть мыши серые и есть альбиносы, есть устойчивые к вирусам и опухолям и умеющие безошибочно ориентироваться в лабиринте. Так же и с человеком. Всегда были люди, устойчивые к радиации и выживающие в чуму. Долгожители и таланты, сгорающие, как бенгальский огонь. Эволюция создает богатейший спектр человеческих индивидуальностей с разными качествами. Для выживаемости, для надежности. Когда-нибудь да пригодится. Что касается вас…

– Есть личности, что хранят в себе память бесчисленных поколений?

– Их гены и память – умение читать книгу, куда невидимою рукой пишет история. Летопись рода, Книга Судеб. Эти люди несут и другое качество, способное сохранить первое, – знаете, что такое сцепленные гены? Возьмем способность крыс ориентироваться в лабиринте, запоминать дорогу. Только у нас речь идет о лабиринте бесконечно простирающихся друг в друге миров. Упрощая – семейство матрешек. Где они? В иных измерениях, в соседней галактике или в песчинке, прилипшей к вашему каблуку? Не знаю. Это не те миры, в которых ориентируются по парсекам и километрам. Нам известны лишь их энергетические характеристики… Вот здесь и срабатывает второе качество. Оно практически незаменимо для переноса материи в осваиваемых мирах. И сами мы в момент перехода лишь информационно-энергетическая реальность, совершающая скачок в лабиринте. Носитель «памяти» спасается в любых катастрофах – срабатывает инстинкт. При соответствующей тренировке в искусственно создаваемых «ситуациях летальности» он может переносить в пространствах неограниченное количество груза и живых людей. Прозаический транспорт будущего…

– Чем не грузовая ракета?

– Каждый должен использовать свои способности… Эти люди, как правило, пассивны в жизни и не обладают какими-либо талантами. Своего рода баланс. Вы, например, как и я, не скрою, плохой телепат. Прямо-таки никуда не годный. А в общем, мы с вами – более близкие друг другу родственники, чем все остальные…

– Ну нет! – перебила я удивленно. – Я совсем не умею менять свою внешность…

– Мы с вами умеем главное: изменять свою сущность, надевать одну и ту же перчатку всякий раз на другую руку. Только вы проделываете это со своей памятью. Я – со своей личностью. И умею «менять перчатки».

Я вот-вот готова была понять.

– Менять перчатки?

– Да. Ваша память подобна роднику, бьющему там, где он желает бить, выносящему на поверхность те или иные воспоминания из общего океана памяти. Личность же – это реализованная память, конкретная информация, переплавленная в индивидуальность. И это – выбор. То, что избрал для себя из всей человеческой культуры… Бить ли нам малым гейзером в одной и той же точке Земли или стать родником, пробивающимся там, где он хочет? Что до мимикрии, то это свойство я получил с генами усыновившего меня человечества, которому служу… Впрочем, есть легенда, что все подобные существа произошли от одной расы, пережившей глобальную катастрофу и с тех пор рассеявшейся по Вселенной. Древняя странствующая раса…

«Легенда? – удивилась я. – Разве он не помнит… Тот мир в красной скале и лестница к морю. Прекрасный город на солнце и башни и сверкании голубых вспышек…»

Зазвонил телефон. Так натурально. Смотришь порой кино – и звонок непонятно где: здесь или на экране.

– Да… – устало взял трубку мой новоявленный родственник. – Скачок только один?.. Что?! Мужчина? Вы напали на след… Хорошо… – ответил он как-то безвольно и посмотрел на меня. – Вы свободны… Теперь я не смею задерживать вас против воли. Только по вашему согласию.

«Вдруг кто-нибудь из моих ребят?» – подумала я с надеждой.

– Нет, даже не из вашего мира, – покачал он головой. – К сожалению, по нашим данным, вы на этой планете одна. Представьте, что это значит… Вспомните времена, которые вы называли средневековьем. Люди начисто уничтожили всех «чужаков». Подсознательно чувствовали «иное» и не знали, что убивают будущее, свою историю… Вы тысячи лет будете здесь одна. Какое это великое одиночество…

– Но вы же нашли выход.

– Нашли человека, способного нам помочь. Теперь гибнущая колония спасена. Мы можем послать им помощь.

Я почувствовала себя разочарованной, но чуяла и подвох. Была здесь какая-то червоточина.

– Вы сказали, что такие люди, как я, в чьих генах хранится память…

– Память не в генах. В них – схема, память о чертеже: как построить машину, умеющую воспринять и вспомнить… У вас не наследственная, а трансперсональная природа памяти, выходящая за пределы психики отдельной личности… Это как проекция информационного поля всей человеческой культуры на отдельную личность. Ваша память включается в память вашего человечества, в семантическую Вселенную Земной культуры – как в целую голограмму отдельный ее участок, хранящий информацию о всей голограмме…

Я перебила его и вернулась к прерванной мысли:

– Вы сказали, что такие люди, как мы… не гибнут ни в каких катастрофах, сохраняют информацию в поколениях. Так переносится память целых культур. А вы воруете для своих целей… Нельзя лишать человечество его памяти!

– Вы не поняли… Вы совсем ничего не поняли! – Он разволновался и прятал глаза. – Мы ищем именно катастрофу. Потерянных для нас и для вас! Обкрадывать Землю было бы неразумно – мы ведь потенциальные сотрудники, почти соседи. А что до вас лично… Вы просто не имеете права оставаться бездельничать на Земле! Понимаете? Так что вы решили?

– Я остаюсь.

– Для чего?!

– Для памяти. Верните меня на сутки назад.

Я снова сидела на скамейке в сквере. Вечернее солнце плавилось за старым корпусом университета. Воздух был прохладен и чист. За моей спиной все так же стоял на своем пьедестале какой-то великий медик, и белые душистые лепестки роз осыпались у моей скамейки. К собственному удивлению, я все помнила. У мальчика с мороженым поспешно спросила, какое сегодня число. Он нисколько не удивился и с гордостью протянул мне свои часы. Умное близорукое лицо по ту сторону очков… Я суеверно отпрянула, поверив во все в одно мгновенье, и, поблагодарив мальчика, бросилась бежать на станцию. Я спешила что было сил и просила, молила время вернуться вспять, и если уже поздно, все равно вернуться, пойти по-другому, так, чтобы избежать конца…

На станции было людно. Автобус ушел полчаса назад. Дождь еще не начался, но с запада ползли тучи.

У меня опустились руки. Что поделаешь, они оказались правы. Все правильно рассчитали – я не из тех, кто решительно вмешивается в жизнь, умеет в ней что-либо изменять по своей воле. Эта битва не для меня… Мне трудно выбрать одно из Двух, я не решаюсь сделать практический шаг, боясь сотен возможных последствий и непредвиденных вариантов. Потому они и оставили меня, как есть… Я не стала шуметь и искать начальника автостанции. Добиваться, просить, требовать. Я представила, как стану что-то кому-то объяснять… Что я скажу? Болты? Там, на колесе, отвернулись болты? «Без тебя есть кому проверять…» – слышался мне желчный голос в моем разыгравшемся воображении, поворачивались в мою сторону. Толпа оживилась, жестикулировала, тыкала в меня пальцами. «Что за ненормальная? Автобус ей останови!» – кричала раскрашенная дамочка в тесных джинсах, потрясая фирменными обувными коробками. «Да кто ж его теперь остановит? – более трезво звучал старческий дребезжащий голос. – Раньше, милая, надо бы шевелиться…» А люди вокруг, поглощенные своими делами, в сутолоке касс и суетливом ожидании копошились у своих вещей. Не чувствовали надвигающейся катастрофы. Не собирались спасать. Каждый был занят своим, каждый ехал сам по себе…

Я не понимала сейчас людской логики, целей и мотивов их поступков, я смотрела и видела объятый пламенем комок сплющенного металла в кювете. Где-то гибли, горели люди… И я думала, как правы, может быть, те, другие – сами мы, по собственной вине и халатности даем погибнуть тысячам подобных себе. Сделав свой выбор, я не подумала об одном – как можно жить с памятью обо всем этом? И зачем? Зная все…

Конечно, если соком подорожника натереть рану, она заживет. Если смотреть на его цветы – боль проходит тоже… Надо только уметь этим пользоваться. Но зачем? Пытаться, чтобы узнали другие – раздвинуть рамки их жизни в большой бесконечный мир, чтобы каждый волен был сделать выбор – как ветер промчать в бушующем океане. Не безликой, подпрыгивающей волной, подвластной игре течений, – самому стать течением, сделаться родником, забить гейзером или выплеснуть в небо фонтаном, прорывающимся в новый мир… А есть ли там подорожник? Спросить не успела… Я замерла в привокзальной толпе. Меня обтекали прохожие, встречные и обгоняющие… «К сожалению, по нашим данным…» – вертелись в голове слова. И вдруг меня осенило. Сплющенный, горящий автобус. Подстроено! Ясно как дважды два. Он мог и не знать. Просто те, другие, играют нечестно. Моим убеждением всегда было выбирать сторону обманутых и обделенных, раздвигать рамки ИХ жизни в большой бесконечный мир. В этой битве и один воин… А двое – это уже не один! Готовая повернуть обратно, я еще колебалась, дать ли сейчас телеграмму своим? Сколько же у меня денег?

Расстегнула змейку на заднем кармане – это был студенческий билет Рыжего. Мой лежал с другой стороны…

«Ну что ж… Телеграммы – завтра!» – подумала я. Жестоко выбрала сама судьба. Я повернулась и быстро пошла в сторону университета. Но встречная движущаяся толпа оттеснила меня к ограде, где в длинной очереди на посадку сидели и стояли люди с вещами. Что-то заставило меня вздрогнуть. Ожил репродуктор под бетонным козырьком автовокзала:

– Автобус номер ЭК-31-16 возвращается из-за технической неисправности. Взамен будет подан многоместный «Икарус». Приобретайте билеты.

Обувные коробки устремились к окошечку кассы. Я бессильно выбралась из привокзальной толпы и побрела в сторону главпочтамта. Только бы мои не уехали, только бы дождались. Не могла себе представить, как буду сидеть с Рыжим и Люськой и отмалчиваться всю дорогу, и думать о том, бывает ли жестокое милосердие и может ли в доброте быть жестокость. И что выбираем мы… Он тоже сделал свой выбор. Вмешался своей властью, переиграл. Ради меня! Вот чего я не могла понять. С зажатым в руке студенческим Рыжего я застыла посреди тротуара, уже зная, что поверну обратно. А тут еще вспомнила: у меня все наши финансы. НЗ на обратный путь. Для верности вытащила свой билет, развернула. Деньги были на месте. Все складывалось как нельзя лучше.