Текст книги "Время покупать черные перстни"

Автор книги: Степан Вартанов

Соавторы: Юрий Брайдер,Николай Чадович,Юлий Буркин,Андрей Курков,Таисия Пьянкова,Юрий Медведев,Евгений Дрозд,Борис Зеленский,Бэлла Жужунава,Александр Фролов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 37 страниц)

Но его опередил какой-то мужик с рейками на плече, который оттолкнул ногу Телевизора с криком:

, – Ты хулиган! Я тебя знаю! Иди отсюда, бездельник, топай, топай!!!

Телевизор взирал на него с огромным удивлением.

Тогда мужик положил рейки, поскидывал подорожник, осмотрел баночку, кисточку, понюхал краску, поболтал в ней кисточкой, посмотрел на свет и сказал:

– Это моя краска! Я ее здесь утром спрятал. Сильно сказал, убедительно.

Потом мужик заботливо взял баночку правой рукой, рейки левой – и пошел, пошел к своему участку.

Виря и Телевизор стояли и ошеломленно смотрели ему вслед.

– Кто это? – спросил Виря.

– Не знаю, – хрипловато пробормотал Телевизор. – Я в него мыслью плюнул. Про хулигана.

– Чего хрипишь? – спросил Виря.

– Горло обжег, – ответил Телевизор.

– Чем?

– Чем, чем… Серой. Я думал, она разбавленная, а она оказалась неразбавленная. Обжег горло.

– Нечего в рабочее время серу жрать. А ну узнай, что он сейчас думает.

Телевизор сосредоточился.

– Свой забор покрашу, табуретку и еще на дверь в казарме хватит, – изрек он.

– Так. Но кто же это? Телевизор поднял палец кверху.

– Я знаю! – торжественно сказал он. – Это прапорщик.

– О-о! – возопил вампир Виря. – Ну почему я такой невезучий?!

И снова двум посланцам потустороннего мира пришлось договариваться. Правда, теперь это было сложнее, так как клиент у обоих оказался один и тот же.

– Он должен был перевернуть баночку, понимаешь? – волновался Виря. – Перевернуть или разбить, но не забрать! Это входит в противоречие с инструкцией Упрглаввампира.

– Что ты паникуешь, как русалка какая?! – возмутился Телевизор. – Нашел противоречие. Заманим, запугаем, доведем до такого состояния, что сам банку отдаст, сам перевернет и забудет, как вообще что-то забирать. Да еще попутно душу мне за просто так подарит. Зачем она ему?

«В самом деле, – подумал Виря, – перевернул, не перевернул… ерунда какая. И кто это там насочинял, интересно?..»

Тем временем прапорщик Афонькин уже направлялся домой.

– Ну что, погнали? – спросил Телевизор.

– Угу… – промычал Виря. – Погнали. Внушай!

В ту же минуту прапорщик Афонькин увидел солдат – рядовых Черткова и Совенко, находящихся в самовольной отлучке.

Выбравшись из пещеры наружу, прапорщик, еле передвигая ноги, поплелся домой. Вроде все вокруг было знакомо, и мимо этого обрыва он проходил тысячу раз, но никогда бы не предположил, что именно здесь с ним случится такое.

Что с ним произошло, прапорщик не понимал, однако некоторые мысли все-таки бродили в его обалдевшем от страха сознании.

«То ли органы проверяют, то ли заграничные спецслужбы вербуют», – решил прапорщик уже на подходе к своей парадной.

В лифте он длинно выругался, и ему малость полегчало, хотя ноги все равно были ватными.

Жена, открывшая дверь, строго оглядела Афонькина и, не сказав ни слова, ушла на кухню. Во все двери она входила и выходила только боком. Таков был ее стиль жизни.

Прапорщик трясущимися руками снял сапоги, форму и повесил на крючок, где по традиции висели только его вещи. Надел пижаму и пошел на кухню, собираясь поведать о случившемся жене.

– Мариша! – негромко позвал он ее.

– Чего? – откликнулась она, находясь к нему боком. Глаз от работы она не отрывала. Филя хотел было уже открыть рот для рассказа, но тут его осенила одна мысль. Он встал, повернул жену к себе лицом и, строго смотря ей в глаза, спросил:

– Где была час назад?

Мариша часто заморгала глазами и уверенно прошептала:

– Дома.

– Хрю-хрю! – вдруг неожиданно сказал Филя и встряхнул жену за плечи. – Узнаешь?

– Болен ты, что ли? Или дурачишься, – жена попыталась убрать Филины руки, но не тут-то было.

– Сама ты больная. Хвост показывай! – гневно сказал Афонькин и нахмурил брови. – Показывай!

Жена положила руку на его лоб и покачала головой.

– Устал ты сегодня, Филя. Идем, я тебя в постельку уложу.

Афонькин сразу обмяк после этих слов. Ему стало жалко себя, и он плаксивым голосом сказал:

– Идем, идем, Мариша. И правда, устал я сегодня. Историю эту он решил рассказать завтра утром, на свежую голову. Но сегодня на всякий случай спросил:

– Ты случаем с птеродактилем не спуталась? С летучим-то ящером…

– Нет, нет, Филенька, – сказала Мариша, наклонилась к мужниному лицу и втянула носом воздух. – Не пил вроде… – медленно произнесла она и укрыла Афонькина одеялом. Затем погасила свет и по обыкновению боком вышла из комнаты.

Прапорщик уснул моментально. Снов он никогда не видел, не увидел бы и сегодня, но вдруг чья-то холодная рука дернула его за плечо.

– Вставай, Афонькин.

– А? – Прапорщик резко подскочил. – Тревога?

– Нет, нет, дурашка ты улыбчивая, – дружески сказал голос незнакомца, который предлагал Афонькину «испанский сапог».

Прапорщик узнал этот голос и понял, что приключения его не окончились. Бешено заколотилось сердце. Он встал и, ведомый незнакомцем, пошел к себе на кухню. Когда он проходил мимо комнаты, где Мариша смотрела телевизор, то решил позвать ее, но чужак, как бы угадывая его мысли, сквозь зубы произнес:

– Я те позову. Я те голову откушу!

Когда они уже входили на кухню, Филя услышал, как из телевизора кричали:

– Корадо, соглашайтесь!

– Нет, я вышел из игры! Голоса становились все громче.

– Адвокат Теразини не дремлет!

– Нет!

– Последний раз прошу!

– Нет!

– Ну, тогда я пошел, – вдруг неожиданно спокойно сказал один из спорящих.

– Ну, тогда я согласен, – также спокойно ответил другой.

Дверь кухни закрылась. На улице было уже совсем темно. Как всегда, не горел уличный фонарь. Афонькин потрогал пуговицу своей пижамы и осторожно спросил в темноту:

– А почему на кухне?

– Секрет фирмы, – сосредоточенно ответил чужак и подтолкнул Филю к табуретке. – Садись!

– А какая у вас фирма? – безнадежно спросил прапорщик и сел на непокрашенный табурет.

– Расслабься! – сказал незнакомец и начал делать какие-то движения руками у прапорщика под носом.

– Больно? – осведомился Афонькин, расслабляясь.

– Нет, приятно, – мучитель подождал несколько секунд, а потом жестко произнес: – Отключись!

Афонькин закрыл глаза. Руки и ноги как будто больше не принадлежали ему. По телу пробежали горячие и колючие струйки. Афонькин увидел себя со стороны. Но не здесь, не на кухне.

Он стоял у подножья какого-то холма и смотрел на небо. В небе, над его головой пролетала стая птеродактилей. Они спешили на юг, в теплые края. Вдруг один из них отделился, приблизился к Афонькину и, как хорошему знакомому, помахал крыльями так, как это сделал бы самолет.

, – Узнал-таки, – прошептал прапорщик и вытер рукой влажные глаза.

Знакомый птеродактиль вернулся к своим. Скоро стая летающих ящеров скрылась из вида, а Афонькин все стоял и, как завороженный, махал им вслед рукой.

Вдруг сверху, свистя и дребезжа, спустился космический корабль, похожий на солдатскую миску. Из него выбежали инопланетяне в генеральских погонах и силой затащили к себе на посудину. Афонькин сначала хотел отдать честь, но вспомнил, что на нем пижама, и передумал.

Для начала прапорщика провели между рядов инопланетян, которые все как один были в серебристых одеждах с генеральскими погонами на плечах. Они трижды прокричали «Ура!» и предложили дорогому гостю вместе отобедать. Но тут, как будто из-под земли, появился рядовой Майсурадзе с кинжалом в руке. Он кинулся на прапорщика, неистово крича:

– За-рэ-жу! Глазы ви-колю!!!

Афонькин испуганно замахал руками и завопил что было сил:

– Генералы! Помогите!

– Мы не генералы! – хором ответили генералы и исчезли.

Афонькин остался один на один с Майсурадзе. Тогда он побежал со всех ног, побежал, побежал, но увидел впереди тупик и…

Картинка неожиданно сменилась, и Афонькин увидел себя на берегу моря. На этот раз он был уже в плавках, а не в пижаме. Красивая длинноногая девушка в открытом купальнике терла ему спину мочалкой. Другая, похожая на машинистку Зину, работавшую в штабе, медленно маршировала вдоль берега и задумчиво твердила себе под нос:

– Раз, два. Раз, два.

Она также была в купальнике.

Стройная, пышногрудая блондинка мыла в море афонькинские сапоги и напевала его любимую песню «Не сыпь мне соль на рану». Афонькин в приятной истоме приподнял голову и вдруг увидел жену Маришу, которая пристально смотрела на него, качала головой и с сожалением говорила:

– Эх, Филя, Филя…

– Мариша! – испуганно вскрикнул прапорщик, но было уже поздно. Она взяла неизвестно откуда появившегося майора Тарасева (особиста, очень нехорошего человека!) под руку и пошла с ним прочь. Почему-то майор Тарасев был в Филиных пижамных штанах.

– Мариша! – Афонькин громко заплакал и сжал в руках теплый песок…

Он открыл глаза. На кухне никого не было. Афонькин почесал затылок и подумал о том, что видел.

«Пожалуй, это все-таки особый отдел. На реакцию в новых условиях проверяют. Иначе зачем эти звери в клетках и корабль этот несоветский? Может, хотят направить куда?» Прапорщик проникся чувством собственного достоинства и стал размышлять, что же такого заманчивого ему могут предложить, но услышал скрип открываемой кухонной двери.

– Это я, – на всякий случай сказал прапорщик.

– А это я, – ответил голос с хрипотцой, и рука в кожаной перчатке любовно погладила Филю по голове.

Афонькин узнал голос. Рука в кожаной перчатке также была ему знакома.

– Сиди спокойно, – властно произнес голос.

– Сижу, – ответил Филя и часто застучал зубами.

Кожаные перчатки без всяких церемоний начали ощупывать Афонькину шею. Они как будто что-то искали. Филя только хотел спросить о том, что именно ищут у него на шее, как чужак нажал на какую-то точку возле кадыка, и Афонькин уже второй раз за вечер отключился. Глаза его закрылись, а руки безжизненно повисли вдоль тела…

Афонькин увидел себя в строю таких же, как он, братьев-прапорщиков.

– Прапорщик Афонькин! – раздался голос командира.

– Я!

– Выйти из строя!

– Есть!

Афонькин сделал два шага вперед и повернулся кругом.

– В связи с особыми заслугами перед Армией, днем рождения и хорошей женой Маришей прапорщику Афонькину присваивается высочайшее звание «старший прапорщик»… Извините – самый старший прапорщик!

Все зааплодировали. Покрасневший Филя хотел было что-то прокричать, как положено по уставу, но командир полка неожиданно подошел к нему и, скаля зубы, заорал прямо в ухо:

– Идиоты! Это же розыгрыш! Ты разжалован! Теперь ты младший прапорщик!

Если бы у Афонькина был сейчас пистолет, то он непременно пустил бы его в ход. «Сначала в командира, потом в себя!» – подумал Филя и схватился рукой за сердце.

Он уже падал в обморок, но тут ощутил себя большой зеленой мухой. Филя-муха взлетел и исчез на глазах у изумленных сослуживцев. Все мухи, встречавшиеся на пути, обращали на него внимание. Никто из них раньше не видел мухи в фуражке. Фуражка же уменьшилась в размере вместе с Филей и была как раз впору. Так он летел и летел бы себе куда-то, но вдруг почувствовал приступ голода. Увидев трех жирных мух, спешащих куда-то, он решил присоединиться к ним.

– Ж-ж-жрать хочешь? – осведомилась одна из них.

– Хочу, – ответил Афонькин и подлетел ближе. Минут через пять самая толстая муха ринулась вниз.

– Вот она! – прожужжала толстячка.

Мушиная компания уселась на дохлую гусеницу, которая распласталась в позе умирающего лебедя под старым деревом.

– Свеженькая! Зелененькая! – произнесла самая пожилая из мух и с удовольствием облизнулась.

Прапорщик понял, на чем сейчас сидит, и его стошнило.

– Брезгуешь, паучина! – набросились на Филю товарищи-насекомые.

Еле-еле он унес крылья. После пережитых ощущений его потянуло домой. Скоро он влетел в родное окно. Мариша стряпала что-то на кухне и напевала какую-то песенку.

– Ж-ж-жена, это я, – сказал Афонькин и сел ей на плечо.

– Пошла вон! – Мариша замахнулась на Филю тряпкой. Он слетел и начал увертываться от ударов, которые ему предназначались. Так продолжалось несколько минут, и Афонькин заметно устал. Прапорщик сел на ручку кресла отдохнуть и прикрыл глаза. Он не заметил подкравшуюся жену, которая занесла над ним роковую тряпку. Еще мгновенье – и он будет раздавлен. Страх сковал крылья, Филя-муха не шевелился.

– Прощ-щ-щай! – успел прожужжать Афонькин и по-мушиному побледнел…

Филя открыл глаза и осмотрелся. На кухне было по-прежнему темно, но он чувствовал, что чужак где-то здесь, рядом.

– Что вам от меня надо? – плаксиво спросил Афонькин.

– Отдай мне свою душу, – вкрадчивым тоном проговорил голос с хрипотцой.

«Цэрэу, – окончательно уверился прапорщик. – Или все же проверяют? Что бы ни было, главное – не соглашаться!»

– Не дам, – ответил Афонькин.

– Ну тогда продай.

Афонькин задумался, но остался неподкупен.

– Тебе что, не страшно? – удивленно спросил чужак.

– Страшно! – честно ответил Филя.

– Ну так продай.

– Нет.

– Продай душу-у! – уже требовательно заголосил незнакомец.

– Не-е-ет, – проблеял Афонькин.

– Продай душу-у-у-у!!! – ужасно загрохотало над головой.

Афонькин невольно сравнил голос с голосом командира на плацу, которому он всегда завидовал, когда тот кричал: «Смирно! Раз-гиль-дяаи-и!!!»

– Продай ду-ушу-у, червь земной!!!

Голос пробирался в самое нутро Афонькина, голос был очень мощным, поставленным, командирским, и у прапорщика сработал условный рефлекс: он вскочил, вытянулся и по привычке рявкнул:

– Виноват, товарищ полковник, недоглядел!

– Идиот! – разозлился незнакомец.

– Служу Советскому Союзу! – отрапортовал прапорщик.

– Душу продай, придурок, понимаешь: ду-шу.

– Нет, – сказал Афонькин, вспомнив, где находится.

Тогда незнакомец вышел из-за спины Афонькина, впервые показавшись ему на глаза.

– Афонькин, брат, – сказал незнакомец, положив прапорщику руку на плечо, – ну продай ты душу, ну на фига она тебе нужна?

– Не продам, – очень тихо, но упрямо прошептал прапорщик.

– Ну и ну, – сказал чужак хриплым голосом. – Откуда у тебя столько смелости, упертый, берется?

– Не могу знать, – ответил Филя и нервно заерзал на стуле.

Вдруг из темноты выскочил ужасного вида монстр с огромными сверкающими клыками, то и дело поглядывая на часы, стал плеваться и кричать прямо в лицо Афонькину:

– Зачем банку забрал, гнида?! Отдай банку, банку с краской отдай, скотина! Ненавижу! Отдай банку! – по голосу Афонькин узнал первого мучителя.

«Ворюга, – решил прапорщик. – Куда ни глянь – везде воры. А красочка-то моя!»

Незваные гости заметно торопились. Монстр еще немного покричал, глядя на часы, потом втянул клыки, с ненавистью взглянул на прапорщика и исчез.

– Ну что ж, – сказал чужак с хриплым голосом, – повезло тебе, прапорщик. А нам теперь шею намылят. Ну, прощай! – и рука в кожаной перчатке по-отцовски двинула Филю в челюсть.

Только оказавшись на полу, Афонькин начал сознавать, что все кончилось, но страх еще не покинул его. Преодолевая этот страх, он встал и негромко произнес:

– Разрешите обратиться.

– Ну?

– Тут вот какое дело… – раздался крик первых петухов, и Афонькину пришлось подождать, пока они смолкнут. – Мне бы это…

– Ку-ка-ре-ку! – продолжили петухи во второй раз.

– Ну? – жестко переспросил незваный гость.

– Мне бы щипчики, что там, в пещере, были. Очень они мне пригодились бы, – извиняющимся голосом промямлил Филя. – За страданий…

Прокукарекали третьи петухи, и незнакомец исчез, вернее, испарился.

– Щипчики-то… – прощально произнес прапорщик и схватился рукой за сердце.

Чужак и давешний монстр на мгновенье появились вновь, набрали в легкие побольше воздуха и изо всех сил рявкнули:

– Да пошел ты!.. – и сказали куда.

«Наши люди, – окончательно решил прапорщик. – Точно, проверяли органы».

Чужак с монстром исчезли совсем и больше не появлялись. Афонькин судорожно сглотнул слюну, встал и включил свет на кухне. Никого не было. Только старый не покрашенный табурет и сам прапорщик знали о том, что здесь недавно происходило. Филя погасил свет и прошел в спальню.

– Где был? – сонно спросила Мариша.

– В туалете, – соврал Афонькин и повернулся к стене. Виря и Телевизор стояли в огненном круге.

– Ну что, внушатель, – проговорил Виря, – и крови напились, и душу купили?

– Я сделал все что мог, – оправдывался Телевизор. – Я ж не виноват… Кто знал, что он таким окажется. Все внушаемые ассоциации на свой лад перекручивал. Да и времени не хватило, а то я бы разобрался и в его психологии.

А так – слишком уж примитивно он все понимает.

– Да уж, конечно, ты здесь ни при чем, – согласился Виря. – И чего я такой невезучий?! Да я б этого… Афонькина… разорвал бы клыками. Всю кровь бы высосал!

– Нельзя, сам знаешь.

– Угу. «Пока клиент не напуган до необходимой отметки…» А у него, гада, ни разу не было больше 13 баллов. Я уж пялился, пялился на эту штуку… – Виря взглянул на испужометр, который на манер часов был надет на левую руку.

– Вообще не везет сегодня. И с этим типом тоже…

(Надо сказать, что перед тем, как заняться прапорщиком в его квартире, Виря и Телевизор решили побродить по городу и хоть немного, в шутку, попугать прохожих. Однако первый же объект, которого они попытались застращать, с трудом отвалился от стены, дыхнул на них перегаром и заплетающимся языком принялся просить «пару копеек, ну сколько не жалко». Посланцы потустороннего мира поспешили оставить его в покое).

– Тебе еще ничего… – грустно сказал Виря. – Ну, поругают. А мне все – хана, экзамен завалил.

Очутившись на том свете, они вошли во Врата, затем прощально кивнули друг другу и молча разошлись каждый в свою сторону.

Виря взглянул на будку дежурного черта и пробормотал себе под нос:

– В сторожа пойду, вот!..

Проходя через котельную, он вдруг увидел в одном из котлов знакомую физиономию. Присмотревшись внимательней, Виря узнал своего бывшего соседа, при жизни читавшего лекции по научному атеизму в каком-то вузе. Сосед выл и верещал, как и все прочие грешники. Было видно, что попал он сюда совсем-совсем недавно.

Виря подошел к котлу и спросил:

– Ну, как дела?

Бывший сосед выпучил глаза и заверещал еще сильнее.

– Больно? – осведомился Виря.

– У-у-у!!! Как больно! – завыл сосед.

– Не ври! – сурово оборвал его Виря. – Она ж холодная.

И опустил руку в котел.

Но к ним уже спешил один из чертей, обслуживающих котельную.

– Ты что ж это народ баламутишь?! – заорал черт. – Какая ж она холодная! Где это она холодная? Пойди инструкцию почитай, огненными буквами написано: «ГОРЯЧАЯ ВОДА». Иди, иди отсюда, умник!

«Скучно в Аду, – подумал Виря, подходя к Школе Вампиров. – Скучно – это еще хуже, чем страшно. Лучше уж было бы страшно. Все-таки страшно – это всегда интересно.

Заходить в Школу сейчас очень не хотелось, но надо было сдать реквизит.

Перед самым кабинетом, в котором сидело привидение Симеона Топорика, он вспомнил, что забыл на том свете злополучную баночку с краской. Пробормотав магические слова, он притянул баночку к себе, и она оказалась у Вири в руках. Перед тем, как войти, он поставил баночку на пол и снял с руки испужометр, все еще настроенный на прапорщика Афонькина. В последний раз взглянул на него… и чуть не выронил из рук. Испужометр показывал 20 баллов, именно те недосягаемые 20 баллов, которых никак не могли добиться ни Виря, ни Телевизор.

– Ну что же так вывело из себя этого прапорщика?! – завопил Виря, чуть не плача. Но этого он узнать уже не мог.

И все-таки: что же еще случилось с Филей Афонькиным после того, как Виря с Телевизором были вынуждены оставить его и отправиться к себе в Ад?

Прапорщик проснулся и осознал, что страшная, как сокращение Вооруженных Сил, ночь уже прошла.

Он сладко потянулся. Мариша, как всегда, что-то делала на кухне. Стоя перед зеркалом, он брился и весело напевал себе под нос:

– Сейчас, сейчас!

Потом прошел на кухню и, взяв в руки тот самый табурет, на котором сидел вчера, небрежно спросил жену:

– Жрать-то когда?

– Успеешь, прорва, – ласково ответила Мариша.

– Тогда я быстренько в гараж сбегаю.

– Зачем? – спросила жена.

– Надо! – торжественно сказал Афонькин.

Минут через пятнадцать он вернулся, держа в руках найденную вчера баночку с краской. Афонькин постелил в коридоре газету, поставил на нее табурет. «Жизнь прекрасна!» – подумал он. Мысль о непокрашенном табурете не оставляла его даже в самые страшные минуты.

– Сейчас покрасим табурет! – пропел Афонькин и взглянул на часы. – Успею, – шепнул он и макнул кисточку. Вернее, сделал попытку макнуть. Баночка, как и кисточка, исчезла у него прямо из рук.

ИСЧЕЗЛА!!! ПРЯМО ИЗ РУК!!!

– Где она? – Филя вспотел и почувствовал, как у него повышается давление. – Ну где же она?!

Сначала он похлопал себя по карманам пижамы, но, опомнившись, стал смотреть по сторонам.

Побежал в ванную и пошарил рукой под умывальником. Ничего, кроме пары засохших тараканов, умерших по нелепой случайности прошлым летом, он не нашел.

Филя вышел из ванной и принялся рыскать по квартире, внимательно оглядывая все подозрительные углы и чутко потягивая носом воздух, стараясь ощутить характерный запах краски. Вдруг он увидел свои черные сапоги, стоящие в прихожей. Его осенила одна мысль, и с бормотаньем: «Подшутила, стерва», – он дрожащей рукой полез в левый сапог. Там было пусто. От волнения потеряв голову, второй сапог он просто перевернул. Из него что-то стремительно вылетело и звякнуло об пол. У Афонькина екнуло сердце, но он заставил себя посмотреть вниз. Это оказались всего лишь два ключа: от каптерки и от бытовой комнаты, откуда в последнее время пропало несколько новых утюгов.

Филя поставил сапоги на место, почесал за ухом и пробормотал, задумчиво глядя на эти ключи:

– Сперли, гады, краску! Куда ни глянь – везде воры! Вслед за этим его пронзила простая, но ясная в своей трагичности мысль о том, что пропажа краски уже необратима. То, что поддерживало его в самые тяжелые минуты, исчезло безвозвратно!

Он устало сел на обреченный в своей непокрашенности табурет и про себя подумал: «Чтоб у них, гадов, руки отсохли!»

А вслух добавил:

– И ноги!

Вышедшая боком из кухни Мариша переспросила:

– Что, что, Филенька?

– Ноги!!! – истерически заорал он.

Мариша недоуменно взглянула на свои полные ноги и, пожав плечами, удалилась обратно в кухню.

Прапорщик был бледен, сердце часто стучало. «Это конец», – подумал Афонькин. И оказался прав. Это действительно —

КОНЕЦ.