Текст книги "Адовы (СИ)"

Автор книги: Степан Мазур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Это как понимать? А где свободный доступ прессе? – заволновался ведущий, но глядя с каким интересом психи смотрят на него, подхватил. – Вот это накал страстей, уважаемые зрители! Что это? Борьба медицины с прессой или поддержка рабочего класса классом прогрессивным?

Не в первый раз уже чинили граждане препоны для свободной журналистики. Так что бег с препятствиями оператор освоил ещё в начале карьеры. А в обязанности каждого журналиста на Первом Подпольном канале входило развитие темы на ходу.

– Свободу! – кричал Побрей. – Свободу журналистике! Свободу прессе! Даёшь панорамную съёмку с места событий! Нам нечего скрывать от телезрителей!

Так бы он и кричал, но в него прилетела ловко пущенная тряпка.

– Меня ранили. Не переключайтесь… мы вернёмся после рекламной паузы.

* * *

Сон Михаэля вновь оказался прерван. Теперь до звериных ушей донёсся звук разноголосья. Голоса были чужие и отдаленные, за пластиковыми окнами, которые люди понатыкали даже в последней хрущёвке. Но всё же хорошо различимые.

Оборотень прислушался. Даже на духов, которые через Мару говорили, не было похоже. Это старо, как мир. А здесь что-то новенькое.

А ещё странно пахло усталостью, носками и безнадежностью из гостиной. Там кто-то вздыхал и бурчал что-то вроде: «и что, теперь обратно тащить?»

Михаэль поднялся и косолапой поступью направился в гостиную, решив начать с веры обонянию. К тому же с одним голосом было разбираться проще.

– Кто ещё влез в мою берлогу? – прорычал отец семейства.

– Доставка, – отчитался курьер. Отчаявшись тарабанить в приоткрытую дверь, он решился войти. И теперь предстал перед главой семейства. – Телевизор на Адовых пришёл… Распишитесь?

– Адов – это я, – зевнул-рыкнул Михаэль и не глядя, черканул в ведомости.

Без ручки. Ногтем. Благо, на кромке было достаточно грязи с рыбалки. Оборотень никогда не мыл руки, действуя по принципу: «два сантиметра – не грязь. Три сама отвалится». Всё-таки в лесу вырос. А на работе не требовали.

Курьер под вечер был слишком уставшим, чтобы придираться к таким мелочам. Отдав коробку, он кивнул и убежал вниз по лестнице.

Доставщик и не с такими клиентами встречался. Его психика была закалена встречами с людьми в трусах, халатах и без оных. Так что медведь или кто другой его встретил, не имело значения. Главное – отчёт.

Только довольные клиенты поставят «лайк» в приложении.

Михаэль затащил коробку внутрь и пошёл на балкон. Предстояло разбираться с другими голосами. Стоило открыть балконную дверь, как звуки усилились. Он увидел толпу злобствующих людей с палками. Они орали и требовали денег, славы, зрелищ.

– Эх, всё, как всегда, – обронил он уже в виде человека. – Одни орут и требуют. Другие забирают молча.

Медведь даже вздрогнул, вспомнив, как в прежние времена люди такой толпой устраивали охоту на всяких монстров. Но тут же опомнился. Теперь в цивилизованном мире всё было принято решать в судебном порядке. Цивилизация, всё-таки.

На памяти Михаэля люди постоянно требовали чего-то. Не только от нелюдей (не убивать людей, сбрить когти, подстричь шерсть, перестать доить коров), но и от других людей. Денег с том числе. В этом тесном мирке все кому-то что-то были должны. Словно не понимая, что всё, что у них есть – это сама жизнь.

Оборотень услышал писк из штанов. Пошарил в кармане. И достал брелок. Сигнализация пищала. Внизу у подъезда новый автомобиль усиленно мигал фарами, намекая, что пора бы отсюда убраться, если хозяин не хочет взывать к страховой службе.

Не успел Михаэль отреагировать, как старый грузовик Майки тоже решил вмешаться в ситуацию.

Выпустив облако дыма из выхлопной трубы, он подъехал к новинке автопрома и со словами:

– Да я на эту семью работал ещё тогда, когда ты рудным пластом лежал! – ударил колесом по колесу.

А затем грузовичок бортом разбил боковые стёкла конкуренту.

Не успел Адов и брови приподнять, как помощник адского автопрома набросился на «новинку» и принялся её топтать, быстро превращая в лепёшку.

Михаэлю даже послышалось, что он слышит что-то вроде «на, получи!» и «на рынок он значит, его подвозил!», «а чего рыбой пахнешь? Может ты с ним ещё и на рыбалку ездил?».

– Ревнует, – вздохнул Адов и повернул голову.

Сбоку на соседнем балконе старческий голос уже кричал:

– Анархия! Машины крушат! Того и гляди деревца поломают! Палисадник потопчут! А что дальше? Бумажки начнёте мимо урны бросать?

Михаэль тоже приготовился крикнуть что-то подобное за компанию. Всё-таки людей нужно поддерживать в их безумии, но тут дверь на балкон приоткрылась.

– Чудовище моё сладко пахнущее костром и тиной, ты выспался? – окликнула его Блоди, обнимая с порога.

– Да. Спал как младенец в берлоге.

– А ты рыбу собираешься чистить? У меня маникюр.

– Собираюсь. Шумно тут чего-то. Как во времена нашей молодости, – тут он улыбнулся в рыжую бороду. – Помнишь тех испанских инквизиторов? Они пытались насадить нас на пики. А потом так дивно убегали седыми. Столько мудрости за день впитали.

Вампирэсса внимательно посмотрела на супруга, а потом рассмеялась:

– Манифик! Ты ударился в воспоминания? Брось, мой громыхающий. Впереди ещё столько всего интересного. Пойдём лучше телевизор посмотрим. Люди теперь не выходят на балкон, чтобы узнать новости. Для этого есть специальная коробка.

– А эти… – Михаэль кивнул на толпу. – … теперь инфоповодом будут?

– Люди всегда были где-то рядом, – вздохнула Блоди. – Им только дай повод пошуметь.

– Где вы там? – донеслось от Даймона из комнаты. – Я уже всё настроил! А Топот кабельное протянул.

Михаэль занял место за старым диваном, который тут же пробурчал:

– Вы слишком мало двигаетесь, городские. Погубит вас цивилизация!

Блоди треснула диван по обшивке, приняв на свой счёт. Тот обиженно умолк. А Михаэль посмотрел на стаю бегающих кукол у подъезда по телевизору и присвистнул. Затем перевел взгляд себе под ноги, где уже тоже бегало немало кукол. А ещё и разговаривало.

Диалоги эти были весьма простыми:

– Это мой Кент. Я самая красивая.

– Нет, это я самая красивая и любой Кент – мой! А ты неудачница.

– Сама неудачница облезлая. Тебя и Кент то не любит. Он со мной гуляет.

– Да ты с любым Кентом готова гулять, кто позовёт в свою коробку.

– У моих Кентов хоть коробки есть. А ты так и будешь стоять на витрине, пока паутиной не покроешься.

– Просто мне есть что показать. А тебе только в коробке валяться. Ты страшная!

– Я – самая-самая красивая в отделе. Это ты страшная и без блестяшек!

Так и не разобравшись, кто из одинаковых кукол самая-самая, они принялись драться и выщипывать друг другу крашенные лохмы. А толстопузые пупсы вяло аплодировали этой деятельности, хлопая толстыми пальцами и делая ставки на победительниц.

– Видишь мою? Моя победит, – заявил один из них.

– Да твоя уже устаревшая модель. Моя – новее. Победа за ней.

– Поменяемся потом?

– Обязательно поменяемся, – кивнул пупс. – Эта мне уже наскучила.

Что до Кентов, то их в квартире не было. Они были на улице, бегая у ног людей с лозунгами, пока толстые пупсы делили куколок.

Лозунги их были также незамысловаты: «каждому Кенту по Марии!», «на всех Кентов не хватит» и даже «мы не должны жить в коробках, дайте нам по замку!».

– Пап, ты чего на кукол залип? – спросил Даймон. – Тут нашу улицу показывают. Может, и нас покажут? Вот здорово бы было.

– Ну, меня точно не покажут, – вздохнула Блоди. – Меня камера не берёт. Столько всего понаизобретали эти людские учёные, а камеру для вампиров так и не придумали. Вот что им, сложно? Мне же ни одного селфи не сделать! Этот какой-то антивампирский заговор!

– Ну, не расстраивайся, кошмарик мой ненаглядный, – тяжёлая мохнатая лапа легла Блоди на плечо. – Хочешь, я тебе художника какого поймаю? Запугаю. Пуганные они даже лучше рисуют. Вот прямо сейчас пойду на охоту и поймаю.

– Правда? – просияла Блоди. – Было бы неплохо. Я наконец-то смогу зарегистрироваться в «Одноадниках» или «вВампирах». С настоящей аватаркой, а не котиком.

– Ты завела профиль в сети? – удивился супруг. – Зачем?

– Я понимаю, что монстры должны вести себя относительно незаметно, – кивнула вампирэсса. – Но посмотри на людей. Они так хотят друг друга знать, что предпочитают встречам подглядывание страничек. А монстры чем хуже? Я даже в школу к сыну сходить толком не могу. А так хотя бы фотографии его буду видеть и радоваться успехам или провалам.

– Не переживай, – усмехнулся Михаэль. – Гусь сделал своё дело. Даймон будет первым, кто получит диплом в нашей семье, который не придётся отбирать у запуганных людей.

– Нам нельзя снова переезжать, страх мой. Эти люди не должны помешать этому! – вдруг воскликнула вампирэсса. – Ради детей мы должны осесть и хоть раз довести всё до конца!

– Не бойся толпы, дорогая. У нас всегда есть козырь в рукаве, – Михаэль посмотрел на Мару.

Та сидела в углу в компании нескольких маленьких человечков. Двое из них отчаянно сражались на вилках, остальные смотрели на бой и делали ставки.

– Пап, я сама их сделала! – гордо заявила дочь и басовито добавила. – Чтобы поработить человечество! Я способная, да? Вот порабощу миллионов пять-семь и нас все в покое оставят.

– В города и области, так точно, – прикинула вампирэсса. – Может, станешь губернатором? Или хотя бы мэром?

– А можно я просто останусь медведем? – уточнил Михаэль.

Даймон между тем спросил у сестры:

– Можно у тебя позаимствовать парочку солдат?

– Зачем? – удивилась Мара. – Создай себе свою армию порабощения и командуй! Что ты за демон такой, если не можешь поработить человечество?

– Мне некогда, – признался демонёнок. – Да и армия не нужна. Мне нужны опытные образцы. Я тут параплан изобретаю. Испытатели нужны. Соседи вряд ли будут прыгать с бумажным парашютом со сверхмалых высот. А пластиковые снаряды… в смысле испытатели… подойдут.

– Этих не дам, – пробасила девочка угрожающе. – Это рыцари. У меня турнир. Сам себе налови. Их тут ещё много бегает. Бери любых, кто не поклоняется богине… Маре-повелительнице маленьких людишек! – пробасила сестра в конце, а затем тихо добавила. – А если всех замучаешь в своих опытах, я ещё создам. Для братика мне ничего не жалко. Можешь править всеми, кого потом порабощу. Мне одной скучно будет. Я себя знаю.

Даймон растерянно кивнул, впервые ощущая, что в груди потеплело не только от чувств к Ленке, но и от какого-то нового странного чувства.

Семейное тепло что ли? Видимо, подхватил эту заразу в городских условиях.

Решив разобраться с признаками новой болезни позже, демонёнок принялся ловить кукол за волосы.

Ему нужно показать родителям, что в школу не просто так ходит. Умнее становится не по дням, а по часам. Но на слово не поверят. Наглядность нужна.

Глава 37

Больничная истина

Несмотря на почтенный возраст, на стороне технички был опыт. Она быстро измотала несчастного оператора, ловко орудуя шваброй, как ниндзя шестом. В следствии чего подушка шустро вернулась в палату, более не используемая в съёмках даже реквизитом.

– То-то же, шалопай! – победно провозгласила труженица пола.

С уборкой она покончила в два счёта и вновь заперла отделение. Телевизионщик выдохся и хватал ртом воздух, согнувшись пополам. А затем и вовсе сполз по стеночке, утирая пот. Молодость молодостью, а против опыта не попрёшь.

У Побрея Врунова кружилась голова от беготни технички за оператором. Он никак не успевал говорить в подушко-камеру. А теперь вовсе сидел на полу посреди больничного коридора и приводил разум в порядок.

В частности, внимательно посмотрел на склянку в одной руке и на кактус в другой. И никак не мог вспомнить после побочного действия лекарства, что из этих предметов со строенным микрофоном.

Умные новинки были повсюду, а холдинг, кинокомпания и просто компания Агаты Карловны всегда обеспечивали его передовыми технология. Иногда даже подозревал, что предиктор вшила в него чип слежения.

Оно и к лучшему – быстрее найдут и извлекут без официальной выписки. А то носи потом белый билет всю жизнь. Даже автомобиля не поводить.

«Личного водителя заводить придётся. Или жениться удачно на женщине с автомобилем», – ещё подумал ведущий Первого Подпольного.

Жертвы проклятия шаурмы тоже не сидели без дела и решились выглянуть из палаты. Первым показался Толян, следом за ним более осторожный Витёк. К тому моменту шум в коридоре уже стих, и бывшие коллекторы оценили обстановку как относительно-безопасную, а потом увидали самого Побрея Врунова в компании кактуса.

Склянку телеведущий выбросил, решив, что он больше «эко-активист», чем «жестянщик».

«Нужно идти в ногу со временем», – прикидывал Побрей.

С кактусом ведущий нашёл общий язык, периодически говоря в него:

– Раз-раз. Проверка связи. Как слышно, Карловна? Я на задании. Нашёл сенсацию. Готов к транспортировке на базу. Готовьте премию. У нас трудности. Техничка вывела из строя технику оператора. Несём потери. Но ничего, держимся. Материала на два сезона собрал. И ещё спецсезон эксклюзивов в придачу.

Толян и Витёк подошли к Врунову и обошли ведущего по кругу. Потом ещё раз. И ещё раз, приглядываясь. Ведущий следил взглядом за бывшими коллекторами и вращал головой, не желая оказаться в окружении подозрительных личностей.

– Вроде настоящий, – проговорил Витёк. – Только с кактусом. Прокачали его, что ли?

– Чего сразу прокачали? Может, просто укачали, вот и затих? Я ж говорю, это тот самый бла-бла-вед! – радостно воскликнул Толик. – Из телевизора! Выбрался как-то.

– Может, дело в кактусе? – предположил Витёк. – В Осколково обещали телепорты к Новому Годы сделать. Может уже и в телевизоры с пробной версией внедрили?

– Здание у них красивое, богатое, – кивнул Толян. – Значит, что-то должны выдумывать, чтобы оправдывать.

В этот момент Врунов посчитал нужным встать и в привычной для себя манере представиться:

– Да-да, Побрей Врунов снова с вами. Вот только… – он развёл руками. – Как же мне вести репортаж? Без камеры.

Ведущий грустно посмотрел на кактус в руке.

– Без оператора жизнь не малина, – он огляделся по сторонам в поисках своего помощника и не нашёл.

Техничка без жалости отсекла спайку ведущий-оператор и в палате одного из них закрыла.

– Всё пропало без Сани! – расстроился Врунов. – Материал сгинул. Карловна зарплату урежет.

– Всё, что пропало, надо найти, – со знанием дела заявил Витёк. – Найти и отобрать.

– Точно! – поддержал Толян. – Мы ж специалисты по этому самому. Отбору.

– Отобрать можем профессионально, – кивнул Витёк. – Ни один должник не скроется.

– Мы же эти… – Толян задумчиво почесал бритую голову, припоминая название собственной профессии. – Котлеторы! – наконец, вспомнил он.

Котлеты всё же лучше, чем шаурма.

Котлеты Толик любил. И работу свою обожал. Правда уши и рога большие не любил. Но это издержки профессии. Бывает и хуже… Честно работать к примеру.

– Правда, что можете? – глаза Побрея засияли надеждой. – Тогда я вас нанимаю!

– Подработка не помешает. Будем проводить опись имущества. И изымать, – заявил Витёк. – Всё, как положено. За мной! – громко выкрикнул он и первым отобрал… кактус.

– А как же микрофон? – растерялся Побрей.

– Это не микрофон, это телепорт! – добавил Толян в полной уверенности в современных технологиях.

– Активируем, – добавил с начальным научно-техническим знанием дела Витёк.

Остальные обитатели сумасшедшего дома встрепенулись. Если до этого они робко прислушивались к диалогу, то теперь решили принять непосредственное участие в поисках имущества Врунова и активации телепорта заодно.

Даже психам ясно, что без камеры в телевизор не попасть. А тут такие возможности стать звездой нарисовывались.

– Поможем Побрею Врунову! – заголосил старичок.

– За Побрея! – поддержала дама в бигуди из туалетной бумаги.

Врунов едва не прослезился, разглядев, как его любят зрители. Никогда ещё ему не оказывали такой поддержки люди вне студии. Таким если и заплатили за умные лица и аплодисменты, то только манкой. А это уже жертва в его честь!

В следующий момент Побрей решил, что любой ценой снимет сюжет об этих замечательных людях. Прав был старичок, никакие они не сумасшедшие. Вполне себе адекватные, добрые, отзывчивые романтики. А настоящие психи там… за забором.

Витёк дернул дверь, но та оказалась заперта. Дёрнул ещё раз для верности. Впрямь заперто. Затем повернулся к следовавшим за ним пациентам и произнёс важно:

– Что делать будем?

– Активируй кактус! – подсказал Толян очевидное.

Витёк кивнул, как следует размахнулся и изо всех сил швырнул кактус в дверь.

* * *

Фёдор Андреевич единственный не принимал участия в массовом телепорте. Он находился в палате и пытался вспомнить, как правильно рисовать пентаграммы, чтобы призывать кого-нибудь полезного, но не из санитаров.

Последним отчётливым воспоминанием директора был крик гуся, угнездившегося на его голове. А потом явились люди в белом и вытащили его из дымного кабинета, наградив серией уколов.

«Наверняка происки какого-то тайного ордена», – ещё подумал Фёдор Андреевич: «Вражеский тайный орден гусененавистников. Скрутили, одурманили и скрывают в своём тайном логове, чтобы люди не узнали правды».

Но больше всего опечалило директора школы отсутствие гуся. Он привык к его мягким лапкам и теплу на голове. Пернатый заменял ему удобную мягкую шапку.

Но даже гусь ушёл следом за Дарьей Сергеевной!

– На кого же вы меня покинули-и-и-и, – протяжно завыл Фёдор Андреевич, вспоминая мягкие тёплые пальцы коллеги в шевелюре.

Например, когда учительница русского языка и литературы вытаскивала жвачку, оброненную директору на голову хулиганами со второго этажа в лестничном пролёте.

Он вновь завыл в голос, но оборвал сам себя на высокой ноте. Взгляд вдруг изменился, стал осмысленнее. Голову посетило озарение!

Не осталось больше никаких сомнений, что Дарья Сергеевна жива. Он ведь сам видел! Просто теперь она – гусь.

По мнению директора, реинкарнация была очевидна. Пальцы – это те же лапки. А лапки – это пальцы. Только жвачки не хватало. И хулиганов.

Радостно подпрыгнув, Фёдор Андреевич едва не свалился с больничной койки. Вприпрыжку забегал по палате, приговаривая:

– Гуся мне, гуся! Мне нужен гусь!

Гуся не было. Были вопросы и пустота в палате. Психи как раз ушли на прогулку и не мешали сосредоточению.

Тогда Фёдор Андреевич пошарил по карманам в поисках мобильного телефона. Но вместо привычного средства связи обнаружил дырявое блюдце для призыва. Если и нашли, то опасным не посчитали.

Блюдце он использовал для общения с духами. В другом кармане валялся отобранный у престарелой школьницы мелок.

Что ещё нужно-то?

Недолго думая, директор школы решил воспользоваться нестандартным способом связи. Усевшись прямо на пол, он принялся чертить пентаграмму и положил блюдце внутрь схемы.

Любой ценой требовалось выяснить местонахождение гуся. С геометрией у него всегда порядок был. Так пусть теперь отвечают на призыв!

– О, духи, к вам взываю, – начал распевать директор. Затем резко спросил. – Где гусь? Пусть уйдёт грусть! К тебе взываю! Гуся вызываю!

Хитрые духи не ответили, явно намекая на то, что пентаграмма не готова и буквы на ней не все нанесены. За такую домашнюю работу он и сам бы выше тройки не поставил. Поторопился.

Не дождавшись ответа, директор принялся дочерчивать на полу пентаграмму и наносить буквы по алфавиту. Сию процедуру Фёдор Андреевич проводил не первый раз. Заклинание из старинного манускрипта выучил наизусть. И дух, какой бы ни явился по его зову, непременно ответит на один-единственный вопрос. Главное сосредоточиться. А ещё нужен… дым!

Не найдя дыма, директор принялся быстро дышать, создавая пар изо рта. Он же тоже почти дым, только пар. Но духи не такие уж и привередливые.

Продышавшись, Фёдор Андреевич замер на полу в позе лотоса. Глаза его были прикрыты, а пальцы едва касались дырявого блюдца. Всеми силами он взывал к потусторонним силам. Из головы не шёл образ Дарьи Сергеевны, махающей крыльями.

– Где гусь? Пусть уйдёт грусть!

Видимо, пара было мало. Блюдце даже с места не сдвинулось. Да и окна были приоткрыты, хорошо проветривая помещение.

Фёдор Андреевич тяжко вздохнул, решив, что ничего не вышло. И именно в тот момент, когда его посетило отчаянье, всё и произошло.

– Тресни моя указка! – вдруг услышал он до боли знакомый возглас.

Не веря собственному слуху, директор открыл сначала один глаз, затем и второй для лучшего контроля окружения.

– Дарья Сергеевна? – не веря самому себе, произнес директор.

Помотал головой, но призрачное видение никуда не исчезло. Даже знакомые контуры более материальным стали.

– Она самая, Фёдор Андреевич. Вызывали? – послышалось от повеселевшей училки русского языка и литературы.

– Вызывал, – кивнул он. – Но почему же вы не гусыня? Я ничего не понимаю.

– Гусыня? – удивилась Дарья Сергеевна. – Ах, не сбылась моя мечта.

Она картинно закатила призрачные глаза.

– Но зато я умею летать! – дух вдруг взмыл под потолок, а затем медленно опустился. – Здорово, да? Ни планёрок, ни планов. Можно даже действительно сосредоточиться на воспитании и обучении детей, если у тех есть время, чтобы дышать.

– Просто замечательно, – у директора даже шевелюра и усы с бородой привстали от воодушевления. – Вам так идёт полёт!

– А вы отрастили такую замечательную шевелюру, – захихикала училка. – Теперь ещё больше похоже на гнездо.

– Вам не нравится?

– Ну что вы, это очень даже сейчас модно. Чем больше безобразия на голове, тем теплее. Скоро зима, всё-таки.

Дверь в палату резко распахнулась. На пороге возник профессор Пипеткин, приговаривая:

– Ой, ой, ой, – и вытаскивая из халата на пузе колючки.

Он ещё не опросил новенького в отделении и спешил исправить ситуацию. С каждым из больных профессор встречался не менее одного раза за лечение. Меньше было нельзя. Отчетность брала своё.

Директор школы, расположенной на всё той же улице Садовой, поступил с диагнозом навязчивого бреда. Причиной бреда являлся гусь, что можно было пометить тегом #безгусяжизньнета

У профессора был повод предположить, что истинной причиной бреда директора является всё тот же синдром Садовой, а гуси могли быть мутировавшим фактором. Всё-таки болезни прогрессируют, пока диссертации пишутся.

Но летящий в светило науки кактус сбил профессора с мысли. И вытаскивая колючки из пуза и поглядывая на разбежавшихся по палатам пациентов, Пипеткин, получив неожиданный удар горшком под дых, вдруг позабыл, зачем зашёл в отделение.

Оказавшись же в палате директора, профессор замер, увидав не одного пациента, а целых два пациента. Директор школы, например, сидел на полу. А у окна стояла дама с указкой в руке. А окно он видел сквозь эту даму.

«Любопытно. Какая необычная симптоматика от отравления кактусом. Выходит, ядовитый», – отметил про себя профессор и улыбнулся на всякий случай.

Попутно он сделал в блокноте пометку «повышенная прозрачность» для неопознанной пациентки.

Дело серьёзное. Одно дело, когда выздоравливающие сбегали, и совсем другое – когда появлялись в отделении.

Профессор ещё раз внимательно посмотрел на Дарью Сергеевну и решил начать опрос с неё. Себе уже не помочь. Явно дошёл до последней стадии отравления галлюциногенными растениями… а ещё кактусами безобидными прикидываются.

– С чем, уважаемая, поступили? – начал опрос Пипеткин.

– Я не поступала, – призналась дух. – Меня призвали!

– На что жалобы? О чём бредите?

– Я давно никем не брежу, живу свободно, – поправил дух. – И сама преподаю. И вообще мне пора. Меня дети ждут.

Дарья Сергеевна взлетела под потолок, обратилась призрачным облаком и вовсе растаяла.

Пипеткин обратил взор к Фёдору Андреевичу.

– Так-так-так. Очень любопытно… Вы это видели? – спросил врач.

– Конечно, видел. Я даже верил, пытался, и вот – получилось, – признался пациент. – Но она уже мной не бредит, к сожалению. Вы же сами всё слышали. Слишком много в мире гусенаневистников развелось. Потусторонние силы с таким положением вещей мириться не собираются.

С лица доктора не сходила милая улыбка. Он кивал, снова что-то записывал в блокнот и спросил:

– Что это было по-вашему? Спор с диагнозом пациента или врачебная профессорская ошибка?

– Это была Дарья Сергеевна, – вздохнул директор школы, поднимаясь с пола и отряхиваясь от мела. – Она так и не стала гусыней, к сожалению. Масонская ложа гусенеавистников не позволила. Определенно, межправительственный заговор. А профессорский он или пациентско-диагностический, уже не так важно. Главное, что она летает. Я счастлив за неё.

– Вы уверены?

– Я уверен в том, что любил её и прямоходящей. А теперь и вовсе превозносить буду… Верите, доктор?

– Нет, ну что летает, это хорошо. Но заговор? – прищурился доктор. – Имели ли в нём место кактусы? И могут ли они летать без злого умысла? Может быть не для того Хомо Сапиенсы пешком ходят, чтобы с подоконника под потолок сигать и растворяться?

– Вполне возможно, что всех замыслов природы нам не постичь, – прикинул директор, так как был очень логичным человеком. – Дело в том, что кактусы давно никому не дарят. Они могли обидеться и начать дарить себя сами. А для этого им пришлось бы развиваться, эволюционировать. Ну, чтобы стать привлекательнее.

– Полагаете, они начали летать?

– Почему бы и нет. Сегодня летают нам назло, назавтра – колонизируют другие планеты, – снова предположил директор. – Нам же некогда. Мы утопаем в своих гусененаистнических предрассудках. Помяните моё слово, профессор. Заговор против гусей – заговор против всего человечества.

– Даже против меня? – Пипеткин округлил глаза.

Директор кивнул.

И тут в голове у профессора что-то щёлкнуло. Все кусочки мозаики встали на свои места. Он, наконец, понял, в чём дело.

Это действительно заговор! Заговор против Пипеткина. Заговор с целью не дать профессору получить Нобелевскую премию по медицине. Отсюда и диверсии с ядом. Конкуренты же, ясное дело. А где яд, там – беда.

Когда много яда, больные взрываются в воздухе, прячутся под кровати. С этим нужно что-то срочно делать. Иначе ни медалей, ни грамот, ни премий не будет. И все прозрачными станут. На манке-то.

– Вы знаете, что надо делать? – шёпотом спросил Пипеткин у Фёдора Андреевича, доверяя ему сейчас больше, чем себе вследствие явного отравления ядом.

Метод дедукции никогда не подводил профессора.

– О, я всё знаю, – директор школы подошёл ближе, оглянулся по сторонам и понизил голос. – Сейчас вам всё расскажу. Но сначала наберите побольше воздуха в грудь и начинайте активнее выделять пар.

* * *

В свой кабинет профессор Пипеткин вернулся запыхавшийся. Тяжёлая это работа – надышать паром целую палату. Теперь у него перед глазами плавали чёрные точки, складываясь в причудливые узоры. Похоже, яд поразил головной мозг и антидота от этого не существовало.

Всё кончено.

Пипеткин сел в кресло, глубоко вздохнул по привычке, но точки никуда не пропали. Только больше стали. Повзрослели.

Вглядевшись в самую крупную, профессор вдруг догадался, что это никакие не узоры, а буквы! Только надписи очень неразборчивые. Сразу виден врачебный почерк. Но Пипеткин и сам был врачом что надо, потому расшифровка не составила труда. Главное обозначить первые две буквы, а дальше пусть фармацевт разбирается.

Он взял ручку и блокнот, и принялся перерисовывать мельтешащие символы. Но при всех вариантах транскрипции, выходило лишь одно слово «заговор».

– Заговор! – выкрикнул Пипеткин и посмотрел на маленький кактус на подоконнике. – Я понял. Знаки! Мне давали знаки, но я был слеп! Господа, кактусы, вы на меня не обижайтесь. Я же не знал, что вы там мощно эволюционируете, товарищи. Я рад… рад сотрудничать с вашими представителями.

От мельтешения в глазах доктору показалось, что кактус кивнул. На всякий случай Пипеткин протёр очки, кивнул в ответ и сосредоточился на бумажке.

Точки перед глазами стали пропадать, но профессор и без них уже всё понял. Новое ключевое слово – «полёт».

Дедукция не подводила!

К примеру, Пипеткин своими глазами видел исчезнувшую под потолком пациентку. Это же не потолки такие умные, чтобы вместо лифтов работать. К тому же теперь он был обязан не допустить растворения в воздухе остальных больных. Их просто следовало выпустить как птиц на волю.

– Все должны летать! – воскликнул доктор и поклонился представителю в горшочке. – Такова воля кактусов.

Тогда профессор понял своё предназначение. Нужно было срочно увести всех из лечебницы. Спрятать в безопасном месте и посветить в тайны секты имени колючих растений. А то не получит премию за открытие вируса. Приедут нобелевские представители, а у него тут ни одного зараженного.

Спросят: куда дел? А он и ответить не сможет.

Кактусы, вот, знают. Но не скажут. Они умнее. Люди для них кто? Да никто – прах на ножках.

Пипеткин схватился за голову. Конкуренты повсюду!

А, что, если у него из-под носа всех заражённых уведут? А потом доказывай, что это твои пациенты. Клеймить нельзя – не гуманно, даже во имя науки. А крестиком всех не пометишь. Сотрут, слижут, а то и помоются, что уже совсем не допустимо.

Пипеткин резко подскочил, скомкал лист из блокнота и швырнул в урну.

– Вы хотели украсть моё открытие? – прокричал он кактусу в явном осуждении. – А не получится, господа представители! Я буду на шаг впереди! Я поступлю умнее и – сам украдусь!

С этими словами он выбежал из кабинета, едва не столкнувшись с ведром уборщицы.

– Что за дела? – воскликнула техничка. – Куда бежим? Пожар?

– Хуже! – выкрикнул несущийся по коридору Пипеткин. – Заводите «скорую»! Мы будем на шаг впереди!

Профессор подбежал к дверям отделения, которые сам же надёжно запер на швабру. Выдернул запор из дверных ручек и действовал отныне как предводитель горстки спасённых:

– Уходим! – закричал Пипеткин, распахивая каждую дверь в палату. – Спасём вирус Пипеткина! Эпидемия будет нашей! Кактусы не должны захватить мир! Мы – умнее! Мы – прямоходящие!

– Ну вот, сработал телепорт, – ответил Витёк чуть невдалеке.

– Правда, с запозданием, – заметил Толян. – Но когда это у нас что-то вовремя работало? Осколково понять можно. Не всё сразу. Начинаем с малого.

– Ну а что вы хотели от отечественных разработок? – вздохнул Побрей и выстроил психов в линию. – Дамы и господа выздоравливающие. Просьба организоваться для массовой телепортации. Саня, не подводи.

Отдохнувший оператор кивнул и взял подушку для съемок. Психи охотно выстроились в коридоре. А бегающий по отделению профессор заметил, что психи уже сами себя прекрасно организовали. Тем самым порадовался за своих подопечных.

– Молодцы. На волю, птицы мои! Захватим космос раньше этих вредных колючек. Нам Марс нужнее! Мы там… розы посадим.

Почти все пациенты шествовали строем по коридору. Профессору оставалось лишь возглавить процессию и повести людей за собой.