Текст книги "Адовы (СИ)"

Автор книги: Степан Мазур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Мужчина-а. Не хотите знакомиться, так и скажите. Вы ещё Наполеона попросите позвать… Или вы сами Наполеон и наш клиент?

– Нет, нет, что вы. Я по делу.

– Смотрите мне, а то доктора позову. Быстро через Березину переведут, – заявила медсестра, наверняка увлекающаяся историческими романами. – Вам до Парижу или как?

– Так барышня, псих ли я – ещё спорный вопрос, – заметил участковый и поправил манжет рубашки. – Но мне точно известно, что «скорая» привезла к вам седую старуху. Которая вроде, как и не старуха вовсе. Или хотите сказать, что поседела она уже тут? От лечения?

– Ну, допустим, старухи есть. Допустим, и седую привозили, – медсестра хлопнула наращенными ресницами. – Много кого привозит неотложка. И продолжает привозить каждый день. Старух у нас каждую неделю пополнение. И почти все – седые. Поседеешь тут от такой жизни. Нет бы мужика нормального хоть раз привезли.

Медсестра всё же посмотрела в лист прибытия.

– Хотя… есть тут одна, что зовёт себя Гадой Зелёной. Но на полмира или на весь мир заявляет об этом – это ещё вопрос.

– Так где я могу её найти?

– А вы ей кто будете? Родственник? – заметила медсестра. – Посторонним не положено.

– Я – участковый. Надо заметить, уполномоченный полиции. Это, барышня, немало значит для следствия! – важно заявил Афанасий Петрович, стряхивая пыль с погона, который мог намекать сведущим людям о звании капитана. – А вы сейчас препятствуете следствию. Знаете, чем это грозит?

– Просветите-е-е, – прогундосила медсестра.

– Статья двести девяносто четвёртая уголовного кодекса, – спокойно добавил он. Запах больницы действительно расслаблял. – До двух лет. С потерей рабочего места. Потом вообще ни до каких старух не допустят. Вас. А меня – беспрепятственно.

Медсестра встрепенулась, ещё раз хлопнула ресницами:

– Да в шестой палате ваша седая Годзилла. Рядом с Хохмачём-Горбачёвым.

– Почему хохмачём? – только и спросил участковый.

– Так анекдоты целый день про Генсека рассказывает и обещает светлое будущее по пятницам.

Она махнула в сторону длинного коридора.

– Так бы сразу и сказал, что при исполнении. А то я тут всё принцев жду, а кольцо на руке не сразу заметишь, – пробубнила медсестра ему уже в спину.

В палате под цифрой «шесть» оказалось пусто. Только белая занавеска колыхалась, похожая на привидение. Петрович нервно передернул плечами. Неприятная ассоциация. Но потом заметил, что окно хоть и зарешёчено, форточка всё-таки приоткрыта. Ветерок колышет занавеску. Всего-навсего. Никакой мистики.

Мистика она там, где очки-лупы для лучшего зрения продают по цене телевизоров. «Маркетинг» называется. Он же современная мистика.

Пожилая техничка с ведром и шваброй панибратски хлопнула участкового по плечу. Рука у хиленькой бабульки оказалась неожиданно тяжелой. Петрович вздрогнул.

– Чего встал? – рявкнула старушка. – Твои все уже там, телевизор смотрят. А ты чего тут в стену пялишься? Или ещё укольчик хочешь?

– Не хочу я укольчиков, – на всякий случай обозначил Петрович.

– Тогда брысь отсюда! Мешаешь людям работать. Иди таблетки свои принимай, а то больно умный вид. Во что вас там снова прачечная нарядила? Опять всё с чернилами постирали, что ли?

Работящая бабушка размахнулась шваброй так, что Петрович втянул голову в плечи. Но ожидаемого удара не последовало. Мокрая тряпка шлепнулась на пол. И санитарка с остервенением принялась драить пол.

С таким рвением она могла на Зимней Олимпиаде в кёрлинге участвовать. Чуть зазеваешься – насквозь пол протрет. Провалятся оба в подвал, где нафталином уже будет пахнуть.

Спорить со старушкой участковый не решился. Ретировался от греха подальше.Старушка-то похлеще бабы Нюры будет. Старой закалки. Связываться с такими – себе дороже.

Однако напугала техничка не столько грубыми манерами, сколько тем, что приняла за сумасшедшего. Участковый даже погладил погон, чтобы не начать сомневаться в собственной вменяемости.

Что ни говори, а бабульки прибавляли ему неуверенности. Мир под их репликами, советами и замечаниями вдруг становился непрочным и эфемерным. Вроде только присядешь на скамеечку рядом. А через минуту тоже осуждать всех начинаешь. Потому что – правы…

«Тьфу, снова привязалось».

Стоило Петровичу покинуть палату, как со спины к нему подкрался некто и зловеще прошептал:

– Я знаю, что происходит.

Участковый вздрогнул и резко повернулся. Выдохнул с облегчением. Перед ним стоял не начальник отдела Вольф Михайлович, а всего лишь один из пациентов. Это он опытным взглядом несостоявшегося следака легко определил по смирительной рубашке.

Но, приглядевшись, Петрович узнал в сумасшедшем директора местной школы… Фёдора Андреевича! Так как в школу недавно внучку в первый класс пристраивал и лично с ним разговаривал.

– Привет вам от… наших, – заявил директор школы и хитро ухмыльнулся.

– И вам не хворать, – пробубнил участковый. – А вы чего это здесь? И как там моя Настенька?

– Замечательно, просто великолепно. Я ведь всё уже понял, – кивнул директор. – Всё! Всё знаю. Всё скажу. Гусь мне в свидетели.

– И… что же? – поинтересовался Петрович, придя к выводу, что новостями о внучке директор не обрадует. Но и не пожурит.

Таков уж двойственный мир.

Фёдор Андреевич открыл рот, но не успел вымолвить и звука. Из палаты выскочила техничка со шваброй. Петрович инстинктивно отступил, но в этот раз гроза психбольницы обрушилась на несчастного директора школы.

– Новенький! Подишь ты! А ведёт себя как старенький, – рявкнула бабулька на Фёдора Андреевича. – А ну марш на процедуры! А то свяжу и не развяжу до ужина!

Старушка замахнулась шваброй, и директор школы помчался прочь, нелепо подпрыгивая и дергая связанными за спиной руками.

– И никакого телевизора! – донеслось ему в спину. – И так все ополоумели уже со своими теориями и заговорами.

Петрович разочаровано вздохнул. Снова в работу внутренних органов вмешиваются. Он так и не узнает, что же такого понял директор школы, какие тайны постиг и что узнал?

Опасаясь, что бешеная техничка переключится сейчас на самого участкового, Петрович спешно отступил.

Из коридора и впрямь доносился звук работающего телевизора. Судя по наигранным охам, психбольница смотрела популярный мыльный сериал с подсказывающим смехом или слезами.

Участковый двинулся на звук. Вскоре его взору открылся и источник. Несколько человек прилипли к экрану. Они были настолько поглощены действием, что и моргать забывали. Затаили дыхание, отключившись от внешнего мира. И вникали, вникали, вникали.

– Тьфу ты, телезомби, – буркнул Петрович, и поддавшись любопытству, тоже заглянул в телевизор.

Разок. Но происходящее на экране его не впечатлило. Он сморщился от обилия наигранных страстей героини и отвернулся. И чего эти почтенные дамы в этих сериалах находят?

Всё-таки мыльные оперы – это совсем не его. Это жены. Хоть бы детектив какой показали с моральным выводом, что топор в человеке – не к добру. Нельзя ему столько железа в крови. Передозировка будет.

Среди зрительниц сидел и дел. Участковый хмыкнул. Ему и обычную женскую душу не разгадать, а уж сумасшедшую и подавно.

Определить, кто из пациенток нужный свидетель, Петрович сходу не мог. Под описание подходило целых три старушки. А ему нужна была всего одна.

Сумасшедших не стоило недооценивать. Искомая даже дедом могла прикинуться, если дело серьёзное. Каждый играет ту роль по жизни, что удобнее ему.

– Уважаемые, – громко обратился к обитателям лечебницы участковый.

На голос повернула голову лишь одна пациентка в самодельных бигуди из туалетной бумаги. Она приложила палец к губам, демонстрируя, что шуметь тут не следует. И вновь уставилась в экран.

Петрович обошёл телезрителей, вглядываясь в каждое лицо. Пока участковый молчал, они не обращали на него внимания. Гипноз телевиденья был неотвратим до рекламы.

– Уважаемые! – повторил попытку Петрович, теперь громче. – Мне нужна Паль… мира Год…зилов…на. – попытался он вспомнить Ф.И.О., что никак не откладывалось под черепную коробку.

«Нет, чтобы Маша какая-нибудь», – ещё подумал Петрович.

– Что? Полмира за Годзиллу? – воскликнул глуховатый старичок. – Да ты с ума сошёл, паря! Максимум – Канарские острова! А если борщ варить не умеет, то только Новосибирские. Пообещал я как-то, помню, одной Луну с неба достать, а суд потом встал на её сторону. Обещал говорит – делай. Вот что они там в романтике понимают? А я до сих пор стремянку ищу подходящего размера… Да где ж её взять?

Послышались недовольные шёпотки и шиканья, но от экрана никто не оторвался. Только дождавшись рекламы, старуха с самодельной причёской повернула к нему голову. Она поправила выбившуюся из пучка прядь, нахмурила нарисованные брови и продолжила пялиться на участкового.

Реклама бегающих зубов с четырьмя корнями её не интересовала. Как будто стоматологом раньше работала. А мужчина – вполне.

Петрович пригляделся к пациентке. Под описание она подходила.

– Пол мира де Годзилян? – несмело спросил участковый, слегка наклонив голову.

– И целого мира мало! – подскочил старичок и начал петь и пританцовывать с невидимой партнершей. – Я ей луну с неба, а она мне расписку… Потом повестку… потом суд. Ну вот только дурачком и осталось прикинуться… Но эти таблетки вдохнули в меня новую жизнь.

– Эльвира! – зло прошипела старуха, не обращая внимания на старичка. – Эльвира Гавриловна! Когда ж вы запомните, бестолочи? – она резко вскочила с кресла, вытянулась во весь рост и повторила. – Эльвира Гав… гав… – «старушка» вдруг начала заикаться от эмоций.

А старичок подхватил её под руки и повёл в танце.

– Милая, так я и тебе луну пообещаю. Только не гавкай. Давай лучше со стремянкой определимся. Размер – имеет значение.

– Гав-гав… – все ещё заикалась подследственная.

– О, да ты прямо как моя бывшая.

– Ррр! – возразила почти что опрашиваемая.

Так они и закружили по коридору, сорвав оглушительные аплодисменты психов. Кто-то даже выкрикнул:

– Браво!

А другой подскочил и сообщил:

– Это, товарищи, прогресс! Сегодня танцуют двое, а завтра вся страна. И вот уже весь мир танцует под нашу музыку! Осталось только ритм подобрать!

Вновь аплодисменты.

Как вдруг все психи замолкли, повернув головы к экрану. Реклама закончилась. Сериал продолжился.

Петрович вытащил блокнот и сделал пометку.

– Эльвирус Гаврилы, значит, – пробормотал он. – А я к вам по делу. Допросить вас нужно. Как свидетеля.

Старушка встрепенулась. В её глазах мелькнула осмысленность вместо ярости, а после танца даже дыхание сбилось и заикание прошло. Даже рычать расхотелось. Может и вправду пойти с человеком стремянку поискать?

В этот момент из телевизора заиграла музыка, по экрану побежали титры. Пациенты все как один протянули:

– Ну-у, когда уже этот сериал закончится? – и начали потихоньку приходить в себя.

Теперь они были не застывшими мумиями, а вполне живыми людьми. Это участкового даже обрадовало. Все лучше, чем безмолвное, неподвижное безумие.

К Петровичу подскочила пожилая дама в бигуди. И принялась дуть в погон. Она была невысокого роста и почему-то подпрыгивала всё время, будто вместо ног у неё стояли пружинки.

«Наверное, хотела казаться выше, а каблуки отобрали», – решил участковый.

– Свидетеля? – произнесла она. – А возьмите меня в свидетели! Обожаю свадьбы! Шампанское, конкурсы, тамада, драки! Возьмите меня, а не её!

Тут она показала на соседнюю старушку и заявила:

– Она же страшная, как смерть. А мне скоро снова восемнадцать!

– А меня мама не пустит, ме! – завила старушка-оппонент и показала язык.

– А меня мама отпустит, честное пионерское! – парировала первая старушка. – Я даже спрашивать не буду. Уйду из дома и всё тут. Вместе за мороженным пойдём.

В этот момент её крючковатые пальцы вцепились в лацкан пиджака участкового. Петрович растерялся, попытался вырваться, но хватка была мёртвой. Или сиди смирно или погонов лишат.

– А кто женится? – спросила пациентка с двумя косичками, как у школьницы, которая и показывала язык.

Школьницей она уже давно не была. Косички её давно подёрнуло сединой, затем сплошняком тонировало. А вот голос был нарочито писклявым и противным, как трение пенопласта о стекло.

– Чур, я! – заявила она.

– Нет, я! – запрыгала третья. – Я хочу замуж! Принцы так и не появились. Были одни кони. Да и те на любителя – ни седла, ни подков.

Последняя дама выглядела моложе остальных, а ещё изрядно полнее. От каждого её прыжка как по мнению участкового сотрясались стены.

Видимо, от резонанса, лацкан пиджака выскользнул из цепких пальцев старушки-пленительницы. Петрович обрёл свободу, а дама в бигуди тут же уцепилась за пухлую старушку.

– За Горбачёва пойдёшь? – произнесла она. – Будешь первой леди. Свидетель вон уже имеется. Спроси его о подковах. Подковы ведь к счастью!

– Кто пойдёт за Горбачевым, тот придёт к светлому будущему! – пообещал крикливый старичок. – Перестроимся в дороге, переобуемся у светлого порога. А там, товарищи, и до коммунистических идеалов рукой подать! Всем хлеб по три копейки и бензин по десять за литр! И никаких платёжек по ЖКХ сверх тарифов! Только молока за вредность по бидону! Кукурузу вот всю соберём, подсолнухами всё засадим и в путь.

– Почему подсолнухами? – не понял участковый.

– Потому что плевали мы на тех, кто плевал на Перестройку! – ответил пылко пациент.

Психи вновь зааплодировали.

– Дурдом какой-то, – тихо выругался Петрович, а затем обратился к Эльвире. – Мы могли бы поговорить наедине? Тут же просто невозможно находиться.

– А у нас тут секретов нет, – вновь встряла назойливая дама в бигуди. – Тут говорите, всё как есть. Тут выкладывайте! Иначе хуже будет.

Остальные психи, взявшись за руки, пустились в пляс. Они напевали мелодию из только что окончившегося сериала. Слова явно выдумывали на ходу. Там было и про тридцать три коровы, и про пенсию, и про шоколадные реки и молочные берега.

В целом текст не имел никакого смысла, пока один из психов не выдал относительно-осмысленное:

А я уеду вдаль на синем москвиче.

И попиликаю, пусть люди машут мне.

В моём кармане зла не хватит на двоих.

Всё фиолетово. Я самый стильный псих.

Творчество бурлило бы и продолжалось, но тут из палаты номер шесть вышла техничка. В одной руке её была швабра, в другой ведро. Во взгляде пылал праведный гнев.

Она перехватила швабру так, будто в руке её оказался карающий меч. И пошла в атаку на расшалившихся пациентов.

– А ну пошли отседова! – прокричала грозная техничка. – Расшумелись тут! Сейчас доктор придёт, во-от такой укол всем поставит!

Размер шприца она продемонстрировала шваброй. И дозы там хватило бы на всю больницу. Но больных психиатрического стационара на Садовой так просто было не напугать. Они сделали ещё один круг по коридору, покрикивая «я – свидетель!», «за мной, товарищи!», «33 коровы!», «дорогу молодым!», и только затем скрылись за дверью одной из палат.

Ор их не утихал, только отдалился.

– Там натопчут, помою, тут топчут, – вздохнула техничка. – Когда же всё это кончится и всем выдадут белые носки?

В коридоре остались только участковый с Эльвирой да обслуживающий персонал со шваброй. И техничка переключила внимание на них.

– И тапочки? – ухмыльнулся участковый.

– Какие тапочки, малахольный? – нахмурилась уборщица. – Вы чего тут стоите? Марш отсюда! Повадились тут бардак мне разводить. Уколы не пугают, так я вам клизму попрошу назначить.

Она вновь погрозила шваброй.

Петрович, будучи под сильным впечатлением от размера клизмы, даже не нашёл, чем возразить. Абсолютно растерянный, он взял под руку Эльвиру и повёл в палату, пока процедуру не начали.

– А теперь рассказывайте, что видели. Всё по порядку, – с места в карьер взял участковый, едва они остались наедине.

Он хотел покончить с допросом как можно скорее, пока не заразился безумием. Судя по всему, оно передавалось здесь по воздуху. Воздушно-капельным путём.

– А вы, собственно, кто? – поинтересовалась Эльвира.

– Участковый Афанасий Петрович. Капитан, – тут же расставил всё по полочкам он. – При исполнении, предупреждаю. Так что котлет мне не предлагайте. И до Парижа мне гулять времени нет.

– Да нет у меня никаких котлет. Даже загранпаспорт не заводила, – припомнила опрашиваемая. – Чего вам от меня надо?

– Я по поводу странных жильцов по улице Садовой. Вы были у них?

– А участковых кладут в какую палату? – на всякий случай поинтересовалась Эльвира, по старой привычке налаживая полезные связи.

Петровичу пришлось показать удостоверение. Старушка долго всматривалась в фото, читала, шевеля тонкими губами, затем отдала, пожав плечами.

– Всё хорошо, – кивнула она. – Тут тьмы нету. Нету же?

– Нету, – подтвердил Петрович. – Светло, как днём.

– А девочки есть? – на всякий случай уточнила Эльвира.

– А вот про девочек я и хотел узнать.

Участковый вблизи смог разглядеть, что никакая она не старуха. Не молодая, конечно, но совсем не старая. Просто волосы седые, и круги под глазами, как будто не спала несколько суток.

Взгляд ещё презрительный, как будто ненавидит весь белый свет. Иногда он меняется тихим ужасом. Но его ещё успеть заметить надо.

– Про девочек не знаете, – ответила она и кивнула на удостоверение. – И про палату у вас здесь ничего не написано. Странный вы.

– Я не пациент, видите? Форма на мне, – доказал свою правоту участковый. – Давайте поскорее перейдём к делу.

– Ах да… форма и содержание, – старушка театрально приложила ладонь ко лбу. – Мне так тяжело это вспоминать. Они хотели оставить меня во тьме. В абсолютной тьме, блуждать в небытие.

Она вдруг начала говорить нараспев:

– Во тьме-е-е-е.

Петрович решил, что напрасно пришёл. Эта Полмира… Эльвира, то есть, явно не в себе. И стоит убраться отсюда подобру-поздорову, пока самого пациентом не сделали. И пока вот тако-о-ой укол не поставили.

Кто их знает, на что способны люди в белых халатах? Тем более, что галлюцинации самого участкового с показаниями свидетеля не совпадали. Значит, и делать тут нечего.

Дело закрыто в связи с отсутствием улик, так сказать.

– Вы чего тут распелись? – уборщица, вновь оказавшись в опасной близости, в ещё не помытом уголке, пошла на обоих со шваброй. – А ну по палатам живо!

Эльвира сразу побежала прочь по коридору. А в кармане участкового вдруг зазвонил спасительный телефон.

Он уже сунул руку в карман, как Эльвира уже у двери палаты вдруг прокричала:

– Ах, это адское дитя. Она ведь вынула свои глаза! Она ведь хотела ввергнуть меня во тьму. Ужасная девочка! Ужасная, я вам говорю!

Телефон под одеждой настойчиво трезвонил. Петрович замешкался, шаря по карманам. От одного упоминания девочки со вставными глазками закололо сердце.

Неужели не привиделось? Неужели было всё?

Пальцы на автомате нажали кнопку ответа на телефоне и приложили экран к уху.

– Петрович! – раздался в трубке знакомый голос начальника. – Где бродишь? Тут такое на стройке случилось. В твоём, между прочем, районе.

– На Садовой? – с ужасом спросил Петрович у Вольфа Михалыча.

– Так ты в курсе, а мне звонить приходится? – негодовал шеф. – Экскаватор угнали на участке. И вообще, тут словно тайфун по стройке прошёл. Уверен, дело непростое. Выезжай на Садовую свою любимую. Срочно. Если что, то на природную стихию всё спишем. Но это на самый крайний случай. Понял?

– Еду, – кивнул участковый, но скорее для себя. – Только в квартирку одну загляну. Кое-что проверить надо.

– В ухо себе загляни. А если не получится, на стройку бегом! Ты меня понял?

– Так точно!

Глава 22

Специалист – звучит гордо

Листы сценария вечернего выпуска новостей разлетались по кабинету верхнего этажа телебашни Остаткино. Агата Карловна отшвыривала один вариант за другим, постоянно повторяя:

– Не то, не то, не то… 666 этажей сценаристов и прочих бесполезных личностей, а они ничего путного придумать не могут! – воскликнула банши и когда волосы её встали дыбом и потянулись к прислуге, добавила грозно. – Что, пугать уже нечем? Страх у людей весь кончился? Даже до самого донышка не добраться? А вы попробуйте! Глубже покопайте.

Двое лысых близнецов из той самой прислуги бегали рядом. Один собирал листы с пола, а второй протягивал новые. И так по нескольку кругов.

– Кто из нас демоны на практике, я или эти сценаристы? – негодовала Агата Карловна. – Уволить всех умственно усталых немедленно. И набрать перспективно-неполноценных.

– Но все кандидаты морально истощены, – заявил левый близнец.

– Колите им что ли гормоны лошадиной силы, – предложила банши и верховный предиктор Остаткино по совместительству. – Пусть носятся поживее! В рекламах же брехать стараются. И ничего, никаких побочных эффектов. Даже хвосты не растут. Так что с передачами? Куда делся навык? Новых берите, если старые пыль в глаза пускать разучились!

– Как же новых? – спросил правый близнец. – Где их взять?

Отличить близнецов не было никакой возможности, поэтому банши определяла их по направлению, относительно того, как они от неё стояли. А что меняются порой, сами виноваты.

– Правый, берите, где хотите. Да хоть из дурки, хоть с вокзала вместе с массовкой на «поляну волшебства». Левый, старую партию выпустите из студии в конце недели. Весь музей уже пожрали. Саранча, а не люди. И чего их на огурцы тянет?

Она села в кресло, положив ноги на правого, что как раз собирал на полу раскиданные листы.

Поправив квадратные очки со стеклянными завитушками, которые заменяли банши брови вместо нарисованных, она вчиталась в очередную распечатку сценариев.

Но ни одна из заметок не тянула на сенсацию. Угнетали даже темы: «выборы одного человека путем переливания бюджета из пустого в порожнее», «пожизненное за кражу капусты в поле пенсионеру», «похищенного инопланетянами в преддверии выплаты ипотеки», «оправдательный приговор сержанта-миллиардера с домашним арестом на личном острое», «новые и старые враги со вкусом лимона на кулинарной передаче».

В гневе она снова закричала на всю студию:

– Вы чего из меня душу тяните? Нет души! Не старайтесь. Где мой главный мучитель умов? Позвать Побрея!

С тем заявлением она снова разбросала листы.

Всё не то. Рейтинги канала стремительно падали. Хоть самой берись за организацию беспорядков в городе, чтобы темы для передач были.

– Вот раньше были времена, – она убрала ноги с близнеца и встав, заходила по студии. – То несанкционированный оборотень деревню разорит. То самую красивую ведьму для костра всем селом выбирают. А вы думали откуда «мисс мира» пошла? Да с костров и сошла, когда огонь не взял.

– Суровые времена были, – добавил Правый.

– Да, было времечко. Вампиры немецкие, оборотни шотландские. Сплетни, склоки, а ты своди-разводи все споры, пока инквизиция не нагрянет. А как наколдуют – не разгрести. Земля иной раз разверзнется, нахлынет поток нелегальных эмигрантов из адских чертогов. Бегай потом со всеми, устраивай вальпургиевы ночи. Веселись. Потом, конечно, к утру отойдёшь. Погреешься на костре и отпустят по реке вниз в мешке с камнем плыть в своё удовольствие. Очнёшься, у Владыки прощения попросишь и всё – бодренькая. Помолодевшая, – банши вздохнула, утерев ностальгическую слезу. – А сейчас чего? Стыд один! Ни одной конфетки у ребёнка как следует забрать не могут. У меня тут родня рядом переехала, а я их навестить не могу. Некогда с таким стыдом и позором!

– А это в какой передаче было? – спросил Левый.

– На каком канале? – добавил Правый. – Конкуренты со Второго Подвального подсуетились? Они же у нас черновики по помойкам собирают, когда дворник отгонять не успевает.

– Как вы меня все достали, мрачноделы пустяковые, – вздохнула взбаламученная старуха в строгом тёмном костюме. – Ни крови тебе на завтрак, ни интриг на обед, ни трагедий на ужин. Не делать же сенсацию из того, как ученик средней школы явился на урок с гусем и на радостях директор спятил? А?

– Почему это? – не понял Левый.

– Потому что они в школах все сумасшедшие, – ответила банши. – Другие за те зарплаты не работают. Над ними же черти в аду последние смеются. А у нас тут серьёзная программа, а не юмористическая. Первый Подпольный это вам не Второй Подвальный!

Агата в задумчивости почесала торчащие к верху локоны, тяжело вздохнула и нажала кнопку вызова секретарши:

– Так где мой верховный демон?

– Уже поднимается, – пропищала та в ответ и добавила тише. – Вам в кофе слёзы завистников лить?

– Не хочу я кофе! И так на взводе. Побрея давай!

Первый специалист по поиску сенсаций Побрей Врунов всё предпочитал делать быстро. Едва получив сигнал по транслятору, он бежал по лестнице на самый верх Остаткинской башни, чтобы не стать к ближайшему разбору полётов частью её останков.

Быть уволенным, как предыдущий ведущий, которого скинули с верха башни без золотого парашюта, он не хотел. Заснимут ещё видео, и на второстепенный канал комментировать видеоролики посадят. Незавидная судьба для профессионала. Впрочем, им со смехопилорамой к аду ближе. Они вниз прорастают, пока Остаткино до неба тянется.

– Заложили уже в бюджет новые этажи? – спросила в то же время Агата у помощников.

– В первую очередь, – кивнул Правый.

– Уже на подписи, – добавил Левый.

Агата Карловна по-прежнему сидела в кресле и глазела в монитор, на котором отображался график стремительно падающего как подъёмный кран на стройке рейтинга. Близнецы бегали вокруг неё с кофе, бумагами и причитаниями, как истинные однояйцевые двойники, часто повторяя действия друг друга. Например, врезаясь друг в друга и роняя вещи.

Пользы от них было мало, но Агате они нужны были скорее для психологической разгрузки. Ударишь одного – другой шатается. Продуктивно.

Не обращая на них внимания, специалист по грязному белью и полупостиранным вещам, прошёл по студии и протянул верховному предиктору Первого Подпольного канала толстую папку.

– Новый материал, – заявил он, восстанавливая дыхание и утирая пот украдкой.

Только-только ему сообщили о погроме на стройплощадке. Везде были свои осведомители. «Глаза и уши от народа».

Благодаря им Побрей всегда умудрялся оказаться в центре событий, даже если их приходилось создавать на месте. А едва прознав, спешил сообщить начальнице о происшествии, чтобы немедленно выехать со съемочной группой к месту погрома, скандала, разборки, расследования и прочей кутерьмы.

– Как же вы вовремя, Побрей, к нам заглянули! – радостно прогнусавила начальница, вчитываясь в монитор, и даже не глядя на папку специалиста.

Раскидывая очередные листы, она напрочь позабыла, что сама вызвала журналиста.

– Вся надежда у меня лишь на вас. Только поглядите, – она развернула монитор. – Это ж никуда не годится!

– Это просто немыслимо, Агата Карловна, – склонив голову и прислонив руку к щеке, повторил телеведущий, даже не пытаясь разглядеть текст на мониторе.

В мыслях он подумывал купить хотя бы простой парашют и приучить себя постоянно носить его, а заодно пройти курсы по экстренному парашютированию с башен.

Всё лучше, чем вдаваться в подробности ситуаций, из которых со свойственным ему талантом, ещё предстояло сделать сенсацию. Простой народ называл это «раздуть из мухи слона». Он же называл короче «сенсацизировать».

– Мы должны немедленно привлечь зрителей к экранам, – начальница вперила в него долгим взором пылающих огнём глаз.

Близнецы иногда спорили, откуда и кто ей только такие линзы поставляет, но так и не пришли к однозначным выводам.

– Чтобы глаз не могли от нас оторвать. Нужно что-то такое, как про жонглирование котятами на масленицу. Помните это жуткое место, где блины раздавали без сметаны? – спросила она, но ответа ждать не собиралась. – Или этот ваш разрыв сердец про клоуна-людоеда? А? Ну, который перешёл на одуванчиковое варенье после серьёзного разговора с практикующим психологом, который пожертвовал обе ноги в зоопарке, который попал под банкротство, так как отказывался поддерживать право пингвинов на самоопределение. Вот это была тема, а не это вот всё!

– Жиза, – кивнул Побрей и посмотрел прямо в глаза правящей старухе. – Вы хотите поговорить об этом?

– Ещё бы! – она замахала руками. – Старушки требуют продолжения. Иначе на внуках отыграются. Накормили тигров ногами то?

– Я уже написал продолжение, что те оказались протезами. Звери не поели, осерчали, ну а дальше сами понимаете, бунт. Мокруха. Анархия и прочие кредиты.

– Всего лишь протезами? – поправила квадратные очки банши. – Мелковато.

– Умными, – быстро поправился Побрей. – Перспективная разработка Осколково.

– И что, работают?

– Конечно, работают! – воскликнул Побрей, но глядя на кислое лицо начальницы, признался. – Ходить не ходят, но зато отлично вибрируют. А если приспичит, то и чистят зубы животным.

– А какие последствия?

– Одному вылечили кариес.

– А кровяка где же?

– Разольём, – пообещал ведущий специалист среди остальных ведущих. – Для декора.

Агата Карловна покачала головой, скривила губы:

– Не хватает мрачноты, как говорит моя внучка из Египта.

– О, у вас есть внучка?

– Она то у меня есть, – заметила банши. – А вот есть ли я у неё с такой работой?

Едва Побрей забыл о парашюте, как правящая целой телебашней банши воскликнула:

– Да какая разница, куда дели тигров? Это прошлый тренд! Людям теперь интересно, провели ли пингвины выборы? Всем ли наблюдателям раздали магнитики? Столько вопросов на форумах. Все требуют ответов от Побрея. Новых тем. Новой жести. Идите и дайте мне жести, Врунов!

– Буду жестить, – кивнул тот. – Мне только отпуск… Ма-а-аленький такой. Крошечный.

– Не сходите с ума, Врунов, – отмахнулась банши. – Специалисты вашего уровня отдыхать не могут по определению. Идите и плавьте людям мозги, пока не станут такими мягкими и горячими, что превратятся в плазму. Человечеству всё-таки нужны новые источники альтернативной энергетики. Или люди больше не батарейки?

– Будет исполнено в лучшем виде, Агата Карловна. Вот! – он потряс новым материалом. – Погром на стройке. Горячая новость. Восстание машин, как минимум.

– Мало, Побрей. Не глубоко копаете, – вздохнула Агата. – Дебош строителей это… – она сделала театральную паузу. – … не то, что требуется зрителю. Нам нужна драма. И пироги с котятами.

– Но там по слухам… – Побрей понизил голос до шёпота. – … техника ожила. Сама.

– Вот в этом-то и кроется проблема, уважаемый Побрей. Слухи… – она многозначительно подняла указательный палец вверх. – … журналистов кормят. Но то сельских. А мы с вами профи. И обязаны эти слухи превратить в сенсацию, вдоволь добавляя пингвинов или хотя бы маленьких людей, чтобы радовали людей побольше. Кто ещё будет нещадно эксплуатировать детей, если не мы?

– Все любят эксплуатировать маленьких, – кивнул, поправив очки, чёлку, а затем и почесав в задумчивости бородку, Побрей.

– Мы целую индустрию восхваления на детях построили, – кивнула банши. – Но те, поросята такие, быстро взрослеют. И потом ничего не могут, только место в павильонах занимают. А нам Алый уголёк снимать негде. Чем их кормить всех? Кто выплатит пенсию? А, Побрей? Мы должны пристроить этих бесполезных гениев и дальше во взрослом, несправедливом мире, где им будут хлопать хотя бы за стишки собственного сочинения. Всех на стройку не отправишь любовь строить, сам понимаете. Но вы-то, вы– то, Побрей… Идите на эту самую стройку и сделайте людям хорошо!