Текст книги "Разрывной прилив (ЛП)"

Автор книги: Стелла Римингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

  Глава 7

  В тот день они зарезали козу. Табан и прежде видел, как убивали бесчисленное количество животных, но ему было противно рвение, с которым эти новые люди в лагере уничтожали маленькое существо. Один держал сопротивляющееся животное, а другой перерезал ему шею ножом. Когда кровь хлынула из тощего горла, а тело дернулось, группа разразилась криками восторга.

  Теперь Табан присматривал за большой кастрюлей, используя огромную деревянную ложку, чтобы помешивать нарезанные куски мяса, которые кипели вместе с красной фасолью и тамаандхо. На жаровне рядом с котлом на дровах жарились лепешки.

  Они были всего в семи милях от Могадишо, но их могло быть семь тысяч. Их лагерь располагался на песчаной косе за дюной, с видом на Индийский океан. Ближайшие жилища находились в полумиле отсюда, ветхие лачуги почти заброшенной рыбацкой деревушки.

  Он хорошо знал деревню; он вырос там со своим отцом и старшим братом. Он не мог вспомнить свою мать – она умерла от истощения, когда ему было всего два года, – так что он никогда не скучал по ней, и его детство было счастливым. Иногда он ходил в школу, но чаще помогал отцу ловить рыбу; он знал местные воды вдоль и поперек еще до того, как ему исполнилось десять. Рано утром они отчаливали в своей маленькой лодке, нос которой был набит сетями, а к полудню, если им везло, они пыхтели обратно, нагруженные анчоусами, сардинами и скумбрией, иногда тунцом и очень редко акулой. Они возили свой улов на разбитое бетонное шоссе, где останавливался грузовик, направлявшийся в Могадишо, и водитель садился, чтобы поторговаться с отцом о цене их трофея.

  Это была жизнь, полная тяжелого труда и долгих часов, но берег был прекрасен, вода спокойна, а рыбы было много. Они не хотели ничего, что имело значение.

  Однажды пришли люди, вооруженные автоматами. Они хотели одолжить лодку, но его отец отказался. Они ушли, но через неделю вернулись. Мужчины снова попросили использовать лодку его отца, и снова его отец отказался.

  Потом расстреляли его отца.

  Некоторое время Табан и его брат боролись, одалживая лодку у соседей, когда могли, и продолжали ловить рыбу, хотя без отца водитель грузовика обманул их, когда они пытались продать свой улов. Какой бы опасной ни была их новая жизнь, они выжили. Пока однажды его брат не отправился в Могадишо в поисках своего двоюродного брата, который мог бы им помочь. Он не вернулся, и через три месяца Табан решил, что он умер, иначе почему бы ему не вернуться?

  Табан пытался сделать это в одиночку, но он был еще слишком мал, чтобы самому управлять сетями, и он не мог наловить достаточно рыбы на удочку, чтобы зарабатывать на жизнь. Он надеялся, что на какое-то время его возьмет на себя другой рыбак, но уловы с каждым днем становились все беднее, а денег на лишние руки не было. Вскоре в деревне осталось лишь несколько рыбаков, пытавших счастья на мелких отмелях, которые когда-то были плодородными рыбными угодьями; время от времени приходила группа незнакомцев и реквизировала несколько заброшенных лачуг, используя их как временную базу, прежде чем двигаться дальше.

  Когда Халид и его банда прибыли, они построили собственный комплекс. Они начали с высокой стены по периметру, построенной из валунов и кирпичей. Табан пришел туда однажды утром после того, как пятый день подряд не смог поймать ни одной рыбы. Под командованием Халида было около тридцати человек, и ни один из них не был рыбаком. Но когда Халид узнал, что Табан знает береговую линию, его глаза загорелись, и вскоре мальчик уже не только таскал ведра с водой строителям стены и подавал Халиду шашлыки, приготовленные на костре, но и выходил в море. с ними. Сначала он не понял, что они делают; они не интересовались рыбной ловлей, но хотели понять приливы и течения для какой-то собственной цели. Позже, когда они привезли группы иностранцев на грузовиках с дальнего побережья, он понял, что эти люди были пиратами, совершавшими набеги на большие корабли, плывшие по морским путям далеко в море, и что иностранцы были их пленниками. .

  Все мужчины боялись Халида. У него был дом, который они построили для него внутри комплекса, сооружение с голыми стенами, построенное из шлакоблоков, но внутри оно казалось Табану верхом роскоши, оснащенное электричеством от генератора, огромным телевизором, который принимал сотни программ. через тарелку на крыше, холодильник, полный еды, даже алкоголь, хранящийся на стеллаже. Халид не был жесток к Табану, но мальчик усердно работал только ради еды и ночлега, никакой платы. И ему никогда не разрешалось покидать комплекс самостоятельно.

  Теперь, когда Табан наклонился вперед, чтобы снова помешать тушеное мясо, большая рука внезапно схватила его за запястье. Это был Высокий, имя, которое Табан дал лидеру новой группы людей, прибывших в лагерь несколько недель назад и захвативших его. Это была массивная фигура, более шести футов ростом, с длинной взлохмаченной бородой. Он и его банда прибыли под покровом темноты на джипах. Единственным их багажом было оружие – АК-47, два гранатомета и большое количество стрелкового оружия.

  Халид не сопротивлялся этому вызову своему авторитету. Когда они настояли на том, чтобы Табан стал их фактотумом, что означало, по большей части, приготовление пищи, Халид только кивнул. Мужчины держались особняком и относились к Табану с подозрением, если не совсем игнорировали его. Он заметил, что они проводили большую часть своего времени в молитве, стоя на коленях или растянувшись на маленьких ковриках, которые расстелили на песке; в остальное время они проводили занятия между собой, каждый из них по очереди был «учителем» группы. Он слышал достаточно слов, которые узнавал, даже когда они произносились на их странном диалекте, чтобы понять, что эти люди не были простыми пиратами. Но тогда что они здесь делали? Он хотел спросить Халида, но страх удержал его.

  Теперь Высокий отпустил запястье Табана и посмотрел на тушеное мясо, внимательно изучая его. Затем он посмотрел на мальчика проницательным взглядом; молодому сомалийцу казалось, что глаза этого человека просверливают его мозг. Наконец Высокий с ворчанием кивнул ему. Он резко сказал, и его товарищи подошли и начали обслуживать себя, а Табан стоял в стороне, ожидая. В какой-то момент Высокий указал на мальчика, и другие мужчины посмотрели на него, а затем что-то пробормотали друг другу. Табан знал, что они говорят о нем.

  Они были на грани – он мог это сказать. Более недели назад семеро из них отплыли на лодке почти до морских путей, взяв с собой Табана. На языке жестов он объяснил приливно-отливные течения, которые, как известно, были здесь коварными, и указал на предательский выход скалы почти в миле от берега, который стал причиной крушения не одного ничего не подозревающего корабля. Когда на следующий день те же люди снова отправились в путь, он ожидал, что пойдет с ними, но Высокий призвал его обратно угрожающим взмахом своего АК-47.

  Эти люди не вернулись, и Табан был уверен, что что-то пошло не так.

  Высокий и его люди пошли и снова сели на песок, чтобы поесть, а Табан осмотрел огромный железный котел. Он был рад видеть, что осталось достаточно, чтобы накормить заключенных, даже если посетители съели большую часть мяса. Он выстроил бакули, грубые деревянные миски, и наполнил их одну за другой, поставив их на поднос, который он сделал из коротких досок.

  Он поставил последнюю миску на поднос, собираясь идти через территорию к загону для заложников, как вдруг появился Халид. Он привык носить личное оружие и сегодня вечером был одет в камуфляж. Он указал на Высокого и его людей, которые сидели на корточках, пока ели, и сказал Табану: – Они хотят знать, покидал ли ты территорию сегодня.

  Мальчик ошеломленно посмотрел на Халида. 'Конечно, нет. Я бы никогда не сделал этого без твоего разрешения.

  Халид мрачно кивнул. – Вот что я им сказал. Но будьте осторожны – эти люди никому не доверяют, в том числе и вам. Затем он пошел поговорить с охранниками, которых каждую ночь выставлял по периметру комплекса.

  Взяв свой поднос, Табан направился к импровизированной тюрьме. Он был потрясен тем, что сказал ему Халид. Табан чувствовал, что эти люди с радостью убьют его, не задумываясь, и очень боялся. Еще больше его напугал взгляд Халида. Он тоже был напуган.

  Глава 8

  Это была скука, которую чувствовал Ричард Лакхерст, гораздо больше, чем страх.

  Его лучшим другом в школе был мальчик, отец которого во время Второй мировой войны находился в немецком лагере для военнопленных. Ушедший в отставку, он лишь однажды рассказал Ричарду о своем военном опыте, когда его сын спросил: «Папа, каково было быть военнопленным?» Его молчаливый отец поджал губы и просто сказал: «Скучно».

  Теперь Лакхерст понял, что имел в виду этот человек. Их угонщики не позволили им ничего взять с собой с корабля, и он жаждал что-нибудь почитать. Все бы сделал. Все, что у него было, – это старый субботний кроссворд «Таймс», который он вырвал из газеты и сунул в карман брюк несколько недель назад, чтобы разобрать позже. Когда пираты обыскивали его перед тем, как забрать с корабля, они не беспокоились об этом, и поэтому он все еще был у него. Писать ему было нечем, но даже составление в уме заняло у него всего несколько часов. И теперь это было сделано, и он снова и снова читал рекламу лондонских театров, которые были на обратной стороне страницы, и представлял себя сидящим в партере в прохладном театре с кондиционером, в чистой рубашке и костюм. Что бы он отдал за книгу, любую книгу, чем длиннее, тем лучше.

  Сидя здесь, в этом причудливом сомалийском комплексе, он продолжал мысленно прокручивать угон самолета. В какой-то момент он был главным на мостике «Мирмидона», семнадцатого по величине нефтяного танкера в мире; в следующий момент молодой африканец наставил АК-47 ему в голову. Затем ворвались еще пять пиратов, вооруженных до зубов. Делать было нечего: единственным огнестрельным оружием на корабле было старое 12-калиберное ружье, принадлежавшее отцу Лакхерста, из которого команда стреляла по мишеням с кормы, чтобы скоротать время в дальних плаваниях.

  Конечно, он знал, что угон возможен, но не получил предупреждения о какой-либо неминуемой атаке со стороны военных кораблей, которые должны были патрулировать этот район, так что его команда не была в состоянии боевой готовности. Его инструкции заключались в том, чтобы не сопротивляться, если угонщики поднялись на абордаж, и поэтому он последовал приказу их лидера, привел свой корабль к побережью у Могадишо и смиренно позволил высадить себя и свою команду на берег. С тех пор его главная обязанность заключалась в том, чтобы успокоить свою команду и попытаться убедиться, что они не делают ничего, что могло бы взволновать или встревожить их молодых похитителей.

  Экипаж состоял из полиглотов со всего мира, которым нравилось считать капитана Лакхерста типичным англичанином. Так что он подыграл стереотипу, сжав верхнюю губу и готово улыбнувшись, оставив свои заботы об их безопасности при себе. Было бы неправильным сообщить им, как он был встревожен, когда их сняли с корабля под дулом пистолета, переправили на берег и загнали в загон для скота.

  Он знал, что не может жаловаться на обращение, которому они подвергались. В этом не было бы смысла. Человек Халид, который руководил рейдерской группой и, казалось, был главным, называл их загон своим «Гуантанамо», и, как и его кубинский аналог, это место было примитивным: построено из деревянных столбов с натянутой между ними проволочной оградой для овец. Слава богу, что в одном конце загона была грубая крыша из фанерных досок, обтянутая толем, с приподнятой полкой под ней для сидения и сна; это давало им некоторую защиту от солнца, которое палило более десяти часов в день, поднимая температуру до 40 градусов по Цельсию. Каждое утро их выпускали на часовую прогулку посреди лагеря, и к тому времени, когда они возвращались в загон, они уже отчаянно нуждались в облегчении от палящего зноя и ветра – сухого обжигающего ветра, который дул весь день, неустанно гоняя песок. в их рты и глаза.

  По крайней мере, ночи были прохладными. Затем Лакхерст садился на свой кусок деревянной платформы, завернувшись в одно из тонких одеял, которые неохотно раздали охранники, и смотрел в небо. Там, наверху, подумал он, среди всех этих звезд на нас смотрит спутник. Они знают, где мы. Но они не собираются вмешиваться. Нам просто нужно дождаться переговоров о выкупе. Продолжайте, умолял он неизвестных переговорщиков. Вытащите нас отсюда.

  Самое большое разочарование для него заключалось в том, что он не знал, что происходит. Заложники не контактировали ни с кем из мужчин в лагере, кроме мальчика Табана, который приносил им еду. Лакхерст улыбнулся при мысли о молодом сомалийце. Даже в самых мрачных обстоятельствах доброта человека могла выделиться, и он мог сказать, что Табан был нежной душой, плывущей по течению в ситуации, не зависящей от него. Мальчик напомнил ему его собственного сына Джорджа, младшего, который, несмотря на совершенно разные миры, в которых они жили, обладал такой же нежностью, как и этот африканский юноша. Сначала между капитаном и сомалийским мальчиком не было общения, но со временем Лакхерст обнаружил, что его поверхностное знание арабского языка, немногочисленные слова Табана по-английски и растущее использование языка жестов означают, что они могут ясно выражать свои значения.

  Однажды, почти две недели назад, мальчик казался очень взволнованным. Лакхерст узнал от него, что в лагерь прибыли новые люди, хотя сам он их не видел. – Араб, – сказал Табан, понизив голос и оглядываясь через плечо на стражников у ворот. – Один… ты. И он указал на Лакхерста.

  – Такой, как я? Белый?' – спросил Лакхерст, указывая на свое лицо и руки.

  Табан покачал головой. «Нет белого. Английский.'

  Англичанин? Но не белый. Возможно, кто-то говорит по-английски. Может быть, это еще один заложник? Но если так, то почему он не был в загоне?

  В течение следующих нескольких вечеров, заинтригованный мыслью о том, что рядом с ним живет еще один англичанин, Лакхерст пытался узнать больше, но Табан не ответил. Затем, неделю назад, когда он принес ужин: «Мужчины ушли. Английский ушел, – сказал он, махнув рукой в сторону моря.

  Теперь Лакхерст услышал звяканье ключей и звук открывающейся двери загона на скрипучих петлях. «Ужин», – подумал он, представляя, как охранники впускают Табана с мисками для еды. Он хотел узнать больше о людях, которые ушли в море и не вернулись.

  – Хорошо, Табан? – спросил Лакхерст, когда мальчик протянул ему миску с похлебкой. Табан кивнул, но выглядел испуганным.

  Внезапно позади него появился Халид с пистолетом в кобуре на бедре. Это было ново; Лакхерст надеялся, что это не значит, что дела повернулись к худшему. Но мужчина ухмылялся, подходя к капитану.

  – У меня есть новости для вас, коммандер. Хорошие новости.'

  'Да?' Это объявление было сделано раньше, и оказалось, что к их обеду из тушеного мяса были фрукты.

  – Твои хозяева наконец-то прозрели – выкуп уплачен. Вы явно многого для них стоите.

  Лакхерст знал лучше – это был корабль, который хотели вернуть владельцы, а не экипаж, но говорить об этом Халиду не было смысла. 'Что произойдет дальше?' – осторожно спросил он.

  'Следующий? Мы отвезем вас в пункт сбора за пределами Могадишо. Представитель вашей компании будет там, чтобы забрать вас.

  Капитану и его команде потребовалось всего несколько минут, чтобы подготовиться. Им нечего было упаковывать. Пока они шли к пыльному грузовику, Лакхерст искал Табана, чтобы попрощаться, но его не было видно. В предвкушении своего освобождения капитан вскоре забыл о мальчике.

  Глава 9

  Джеффри Фейн не был щедрым человеком и не тратил время на одолжения. Но за свою долгую карьеру в МИ-6 он развил чутье на то, что может быть важно. И когда накануне в его кабинет позвонил старый коллега, который хотел получить неформальный совет, этот нос дернулся. Вместо того, чтобы найти какое-то оправдание, он согласился встретиться со звонившим. Теперь он сидел в такси и полз по Оксфорд-стрит среди утреннего движения, направляясь в офис своего старого коллеги.

  Звонил Дэвид Блейки, двадцать лет проработавший в МИ-6, дослужившийся до начальника резидентуры в Гонконге на момент передачи колонии Китаю. После Гонконга он уволился из МИ-6, и с тех пор его пути и пути Фейна пересекались лишь изредка – случайные встречи в баре Клуба Путешественников, один раз они столкнулись друг с другом в Берлингтонском пассаже. Когда Блейки позвонил, Фейн вспомнил, что после ухода из МИ-6 его старый коллега устроился на работу директором крупной международной благотворительной организации. На самом деле, когда Блейки упомянул название благотворительной организации UCSO, он пробудил интерес Фейна. Прошла всего неделя с тех пор, как это имя привлекло его внимание. Молодой человек с британскими документами был арестован французскими военно-морскими силами в Индийском океане. Очевидно, он был одним из группы пиратов, пытавшихся захватить греческое грузовое судно, зафрахтованное благотворительной организацией UCSO для доставки гуманитарной помощи в Момбасу.

  Дело было передано МИ-5 для расследования; Элизабет Карлайл – или Лиз, как она предпочитала себя называть, подумал Фейн с гримасой, – отправилась в Париж, чтобы допросить заключенного. И тут вдруг появился глава того самого благотворительного общества, спрашивая совета и отказываясь говорить по телефону, что его беспокоит.

  Хотя в последние годы они потеряли связь, Фейн когда-то хорошо знал Блейки. Они учились в одном Оксфордском колледже, прежде чем их пути разошлись. Блейки потратил год или около того на исследования для диссертации, которую так и не закончил, а Фейн работал стажером в ближневосточном отделе инвестиционного банка. Затем, к их обоюдному удивлению, они снова встретились на начальном курсе подготовки МИ-6. Вместе они заполняли и опорожняли мертвые почтовые ящики, практиковали личные контакты и тайные встречи с агентами по всему Хэмпширу; они были арестованы местной полицией и пережили жестокие допросы SAS. Они задремали на лекциях отставных офицеров, переживающих славу своих триумфов в управлении агентами времен холодной войны, и, в конце концов, оба сдали экзамены с отличием и были отмечены как высшие летчики.

  Некоторое время их карьеры шли параллельно, затем постепенно Фейн отстранился, и к тому времени, когда Блейки вышел на пенсию, его старый друг по колледжу был на несколько рангов выше его. Но Фейн всегда уважал Блейки и знал, что тот не позвонит, если не будет о чем поговорить.

  Фейн запросил файл в UCSO, но нашел его довольно неинформативным. Его интересовали все крупные международные благотворительные организации; они действовали в горячих точках по всему миру – местах, из которых ему нужна была информация, но откуда информацию было трудно получить. Но большинство благотворительных организаций держали разведывательные службы на расстоянии вытянутой руки; если они и ужинали с ними, то ужинали очень длинной ложкой, так как не могли допустить, чтобы их людей заподозрили в шпионаже. Так что файл на UCSO был очень тонким. Судя по тому, что он смог выяснить, это была в основном координационная и транспортная организация, а не организация с бригадами гуманитарных работников на местах, так что, на первый взгляд, она не представляла особого интереса для Фейна. Но если у Блейки было что сказать о попытке угона, какая-то информация о бандах пиратов, действующих из Сомали, то Фейн хотел это услышать.

  Сомали вызывало беспокойство. Это была уже не страна, ни в каком прямом смысле этого слова. Группы повстанцев множились, сражаясь друг с другом или с любым новым правительством, которое возникло. Местное население пряталось среди враждующих группировок и зарабатывало на жизнь натуральным хозяйством. Или рыбалка, хотя неспособность Сомали патрулировать собственные воды означала, что иностранные рыболовные флотилии истощили рыбные запасы до такой степени, что они исчезли. Не имея законных средств к существованию, неудивительно, что многие рыбаки обратились к пиратству.

  Все это было достаточно тревожным, но Фейн знал, что такой хаос создает как раз такую ситуацию, которая привлекает людей еще более зловещих, чем пираты. «Аль-Каида», находясь под давлением Пакистана и Афганистана, искала более безопасные базы для своих атак против Запада. Йемен уже был в их списке – следует ли за ним Сомали? Фейн подумал о мальчике, сидящем в камере парижской тюрьмы, арестованном за помощь в захвате корабля UCSO и имеющем британские водительские права.

  Он расплатился с такси, все еще стоявшим в пробке, и пошел на север, оставив шум Оксфорд-стрит в сторону более тихих переулков Фицровии. Он миновал крошащуюся груду кирпичей бывшей больницы Миддлсекса. Далее вдоль узкой улицы стояли особняки из темного кирпича. Это не было частью города, который он часто посещал. Там было слишком много студентов, пьющих на тротуарах возле пабов, а также представителей СМИ и модников в ярких, кричащих одеждах. Фейн в своем темном костюме и начищенных кожаных туфлях здесь не помещался; он чувствовал себя неловко.

  Было время, когда он мог сливаться с окружающей средой, во много раз более экзотической, чем эта. Он провел несколько лет в Дели, где встречал своих агентов на базарах вокруг Красного форта, почти не задумываясь, и служил в Москве во время холодной войны, когда КГБ шло за ним по пятам каждый раз, когда он уезжал из Дели. Посольство. В те дни он точно не носил костюм-тройку.

  Но это был Лондон, и теперь его цаплиобразная фигура неизменно была одета в хорошо скроенный костюм, и он чувствовал себя наиболее непринужденно в Уайтхолле или прогуливаясь по Сент-Джеймс-сквер и сворачивая налево вдоль Пэлл-Мэлл в Клуб путешественников.

  К его удивлению, адрес, который дал Блейки, оказался красивым современным зданием, шестью этажами из стекла и стали, расположенными за внутренним двором, выходящим на улицу. В справочнике на стене за стойкой службы безопасности были указаны названия дюжины предприятий. Одним из них был UCSO.

  Глава 10

  На третьем этаже Фейн обнаружил ожидающего его Блейки, выглядевшего почти не изменившимся с тех пор, как они работали вместе.

  'Джеффри. Как приятно вас видеть, – сказал Блейки, протягивая руку. – Пойдемте в мой кабинет, и я вам все расскажу.

  Они прошли через большой, ярко освещенный зал открытой планировки, где молодые люди в джинсах и футболках сидели за компьютерами или разговаривали друг с другом. Атмосфера казалась занятой и веселой.

  Блейки провел их в маленькую прихожую в одном углу этажа. «Мой ассистент заболел», – объяснил он, когда они проходили мимо пустого стола. Он закрыл за ними дверь и провел Фейна в свой кабинет, большую комнату с видом на маленький внутренний двор внизу. Стены были украшены китайскими гравюрами, а за большим стеклянным столом висела резная африканская маска. Другая дверь, ведущая прямо в зону открытой планировки, уже была закрыта.

  – Все это очень умно, – сказал Фейн, когда Блейки указал на кожаное кресло перед своим столом.

  'Да. Нам повезло. Арендная плата на самом деле не так уж и плоха, – сказал он, садясь. «Нам удалось договориться о долгосрочной аренде, когда здание только открылось. Но это всегда хрупкий баланс, – добавил он с улыбкой, которая казалась слегка оборонительной. «Слишком плохой внешний вид, и вы выглядите дилетантом; что-то слишком умное, и люди думают, что вы тратите их пожертвования на накладные расходы.

  Потом он взялся за дело. – Спасибо, что пришли так быстро, Джеффри, и я надеюсь, что не трачу ваше время зря. Но я действительно чувствую, что мне нужен совет, и я не мог придумать никого лучше, чем ты.

  Фейн откинулся на спинку стула, закинул одну длинную ногу на другую и смотрел и ждал. Он размышлял, что у Блейки всегда было определенное обаяние, которое сослужило ему хорошую службу в качестве агента и, без сомнения, очень помогло в мире благотворительности. Фейн не возражал против того, чтобы его применяли к нему. Это никак не повлияло бы на то, что он решил сделать.

  Блейки продолжал: «Вы сами должны судить, что это значит – все, что я могу сказать, это то, что меня это беспокоит». Я уверен, вы знаете, чем мы занимаемся в UCSO? Фейн кивнул. «Наши грузы собираются и отправляются в нашем офисе в Афинах. За последние девять месяцев две наши партии были захвачены у побережья Сомали. Страховщики судоходной линии и наш собственный брокер провели переговоры, и команда корабля была возвращена. На прошлой неделе была предпринята третья попытка, но, к счастью, на этот раз она была сорвана французским флотом.

  Фейн кивнул. – Да, я что-то об этом слышал, – сказал он. «Опасно плавать по этим морям».

  – К сожалению, у нас нет выбора. Кения является нашим основным направлением. Мы используем его как безопасную базу для снабжения Конго, Руанды и Бурунди. Тарифы на авиаперевозки непомерно высоки, и о любом другом маршруте по морю не может быть и речи».

  Это проверено, подумал Фейн. Альтернативой было бы плыть на запад вдоль Средиземного моря к Гибралтарскому проливу, затем вниз к мысу и вверх мимо Мадагаскара в Кению. В четыре, а то и в пять раз дольше и, наверное, в четыре-пять раз дороже.

  Блэйки продолжил: «Что еще хуже, два угнанных груза были необычайно ценными. Как и третий.

  'Ценный? Что это обозначает? И почему одна партия помощи должна быть более ценной, чем другая?

  – Я имею в виду, что стоимость наркотиков и оборудования на борту на черном рынке была необычно высока. Более того, в последних двух грузах было много наличных – на крайний случай. Он избегал вопросительного взгляда Фейна. «У нас было полдюжины других партий, которые прошли через те же морские пути целыми и невредимыми, но ни одна из них не стоила даже близко столько».

  – Хм, – сказал Фейн. 'Что ты говоришь? Думаете, пираты знают, какие корабли атаковать?

  Блейки не колебался. – Я начинаю думать, что они должны. Трудно поверить, что это просто совпадение, что три корабля с самой богатой добычей были единственными, за которыми они отправились.

  Фейн расправил ноги и наклонился вперед. – А наличные? он спросил. – О каких суммах идет речь?

  – Высокие тысячи, а не миллионы. Обычно в долларовых купюрах, но в последний раз это было золото.

  – Я понимаю, к чему ты клонишь, – сказал Фейн. – Но откуда пиратам знать, что на борту? Публикуются ли манифесты? Можно ли как-нибудь определить их по внешнему виду кораблей? Морской опыт Фейна ограничивался однодневным плаванием с друзьями каждый год во время Недели Кауэса.

  Блейки покачал головой. «Мы храним подробные манифесты в нашем офисе в Афинах. А в опубликованных отчетах груз описывается в общих чертах как «поставки помощи»; нигде нет упоминания о наличных деньгах и ничего, что отличало бы одну из наших партий от другой. Не больше, чем я мог бы сказать, вмещает ли бумажник в твоей куртке пятьдесят фунтов или пять тысяч.

  'И поэтому…?'

  Блейки неловко поерзал на стуле. «Вот где это, кажется, становится смешным. Мне почти неловко это говорить, но мне интересно, могла ли информация о грузах попасть к пиратам изнутри UCSO.

  Он посмотрел прямо на Фейна, который какое-то время молчал. Он был удивлен; это было интереснее, чем он ожидал. Его разум работал быстро. Если то, о чем думал Блейки, было правдой, и существовала нить, ведущая от UCSO к пиратской группе, то за эту ниточку стоило потянуть.

  – Позвольте мне прояснить, что вы говорите. Вы думаете, что между UCSO и Сомали может быть какая-то связь?

  – Я знаю, это звучит нелепо, когда ты так формулируешь. Но да, это то, о чем я беспокоюсь. Не обязательно отсюда, – сказал Блейки, неопределенно махнув рукой в сторону офиса снаружи. «Офис в Афинах занимается всей логистикой и сдает суда в аренду. Груз также собирается и загружается в Греции».

  – Кто управляет вашим офисом в Афинах?

  – Парень по имени Бергер. Он американец.

  «Какое у него прошлое?»

  «Немного того, немного того – журналистика, импорт/экспорт. Он работал по всему миру. Это была его идея, что может быть утечка.

  – А персонал?

  Блейки пожал плечами. – Обычная смесь местных рекрутов – бухгалтер, секретарши – и пара человек из других стран. Всего десять или одиннадцать сотрудников. Бергер ведет напряженную работу; Я уверен, что он очень внимательно следит за тем, что происходит.

  Даже если он это сделает, подумал Фейн, вам понадобится профессионал, чтобы распутать что-то столь сложное, как предполагаемая Блейки связь. Он начал было говорить: «У меня есть мысль…», как вдруг дверь открытого этажа открылась, и голос взволнованно сказал: «Дэвид, эти ублюдки снова сделали это! Я не могу поверить этим несчастным людям...

  Дверь теперь была полностью открыта, за ней стояла женщина с какими-то бумагами в руках. По выражению ее лица было видно, что она была так же поражена, увидев Фейна сидящим там, как и он, когда она помешала. Ей было около сорока, она была элегантно одета в элегантный темно-серый костюм, прозрачные колготки и блестящие темно-бордовые туфли на высоком каблуке. Это был не ПА Блейки, без особого труда заключил Фейн.

  – Мне так жаль, Дэвид, – сказала она. – Я думал, ты один.

  'Позволь мне представить тебя. Это Джеффри Фейн, – сказал Блейки. 'Старый друг.'

  – Кэтрин Болл, – сказала женщина, протягивая руку.

  – Кэтрин – мой заместитель, – сказал Блейки. – Без нее это место не работало бы. У нее тоже есть конторка в Афинах – я знаю, о ней сказали бы то же самое.

  – Как мило с вашей стороны, что вы так говорите, – сказала она со смехом. – Но я не уверен, что это правда. У нее был глубокий прокуренный голос. – Но не позволяйте мне перебивать, – продолжала она.

  – Что-то срочное? – спросил Блейки.

  – Скорее раздражает, чем срочно, – сказала она. – Я поймаю тебя позже. Она оценивающе посмотрела на Фейна. – Приятно познакомиться, – сказала она и вышла из комнаты.

  'Ты говорил?' – напомнил ему Блейки.

  – Я думал, чем мы можем вам помочь. Я мог бы спросить в Афинской резидентуры, есть ли у них на учете кто-нибудь, кого мы могли бы отправить в ваш кабинет для проведения небольшого расследования. У нас новый глава резидентуры, и я могу позвонить ему сегодня днем. Что вы думаете?'

  – Я думаю, это отличная идея, – сказал Блейки, выглядя облегченным из-за того, что Фейн согласился помочь.