Текст книги "Разрывной прилив (ЛП)"

Автор книги: Стелла Римингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

  В 9 утра он ворвался, сопровождаемый командой чиновников. Те, кто работал за компьютерами, встали со своих столов и подошли к рядам стульев, обращенных к трибуне, на которой сидели министр и его старшие советники, и начался брифинг. Морской атташе посольства Франции передал с корвета последнюю информацию о том, что именно произошло на борту и кто находится под стражей; Джеффри Фейн рассказал о предыстории поставок UCSO и о том, что было известно о группе, захватившей заложников (немного); Лиз кратко рассказала о расследовании в Бирмингеме и их подозрениях в отношении пакистанских членов экипажа, арестованных на борту; Офицер военной разведки сделал спутниковые снимки побережья Сомали, указав наилучшую оценку того, где удерживаются заложники, а женщина из Метеорологического управления описала там погодные условия.

  Министр иностранных дел воздержался от вопроса, почему офицер МИ-5 находился на корабле – без сомнения, этот вопрос впоследствии будет заглох до смерти. Настоящая встреча была посвящена спасению его и капитана. Он внимательно слушал дебаты о жизнеспособности и логистике спасательной операции и вежливо договорился о своем пути через предложение Энди Бокуса о том, что они должны действовать с максимальной огневой мощью, в конечном итоге перейдя на сторону полковника из SAS, который изложил свою позицию. запланируйте небольшую, быструю операцию с входом и выходом. Он сочувственно слушал Лиз, когда она утверждала, что спасательная операция должна быть предпринята без промедления. По ее словам, пираты, должно быть, забрали Дейва Армстронга, потому что подозревали, что он играет какую-то особую роль. В таком случае его жизнь ежечасно подвергалась опасности.

  Полковнику САС было предложено поговорить о сроках, и после консультации со своей командой он подтвердил, что они могут быть готовы выступить в 05:00 по могадишскому времени на следующее утро, в 03:00 по лондонскому времени, когда условия освещения будут благоприятными для нападавших. При условии, конечно, что можно будет с уверенностью установить, где держали заложников. Министр призвал к комментариям или возражениям. Бокус хранил молчание, и было решено, что SAS должен прибыть в 05:00 по местному времени на следующий день.

  Министр удалился со своей группой государственных служащих, попросив быть в курсе событий, и комната вернулась в рабочий режим, а в углу SAS решение было передано в оперативный штаб в Херефорде.

  Лиз оставила Пегги ответственной за команду Thames House и вернулась в офис, чтобы проинформировать собрание директоров. Пегги будет держать ее на связи по мере развития событий.

  Глава 50

  Много лет назад Табану рассказали басню о братьях-близнецах, воспитанных жестоким отцом. Вместо того чтобы объединиться против этого тирана, братья поссорились между собой и стали заклятыми врагами. Они без конца спорили и часто дрались – и однажды дрались так яростно, что один из них умер от ударов брата.

  Поначалу выживший брат был счастлив избавиться от ненавистного брата или сестры. Но со временем он стал неуверенным и испуганным и начал всем рассказывать, что призрак его мертвого брата вернулся, чтобы преследовать его. На вопрос, как выглядит этот призрак, выживший брат воскликнул: «Это тень и похоже на страх».

  Именно так Табан описал бы тень, брошенную на его собственную жизнь ближневосточными мужчинами в лагере. Он старался избегать их, но его обязанности в комплексе означали, что он неизбежно сталкивался с этими арабскими незнакомцами почти каждый день, и когда он сталкивался, они вели себя враждебно и агрессивно. Особенно Высокому, похоже, нравилось пугать мальчика, и он стал направлять на него пистолет каждый раз, когда видел его. В первый раз, когда он сделал это, Табан вздрогнул от страха, а остальные мужчины в банде рассмеялись. Теперь он заставил себя не реагировать, когда пистолет был направлен на него, но он чувствовал, что это всего лишь вопрос времени, когда Высокий на самом деле нажмет на курок. Табан рассказал Халиду об этой ужасающей игре, но главарь сомалийских пиратов только пожал плечами и сказал, что ничего не может с этим поделать. Было ясно, что если Халид и собирается противостоять Высокому, то не за Табана.

  Сегодня рано утром, впервые за несколько недель, шестеро арабов вышли в море, «позаимствовав» лодки у Халида и других сомалийцев. Но облегчение Табана при их отъезде было недолгим; они вернулись еще до полудня, хотя вернулись только трое из них. Они тоже торопились, бежали с пляжа в лагерь, толкая двух жителей Запада к загону под дулом пистолета. У младшего из двоих был массивный синяк на одной щеке, и когда он медленно вошел в загон, высокий араб так сильно толкнул его сзади, что он ударился головой об одну из деревянных рам.

  Заложники, подумал Табан. Но это не было похоже на обычную ситуацию. Почему было только два человека, а не вся команда? А где были остальные арабы и корабль? И почему ближневосточные мужчины казались такими нервными и нервными? Обычно при захвате заложников устраивались празднования и пиршества, пока пираты радостно ждали первых телефонных звонков, сигнализирующих о начале переговоров об освобождении корабля и заложников. Но ближневосточные мужчины были на взводе, громко переговариваясь и глядя на море и небо. Никто из них не опустил оружия, и Высокий приказал нескольким оставшимся охранять периметр лагеря. Сам он стоял в центре комплекса, держа в руках АК-47 и постоянно оглядываясь по сторонам.

  Шум, производимый мужчинами, должно быть, разбудил Халида, который обычно спал до полудня после того, как допоздна смотрел западные фильмы на большом экране в своем доме. Он вышел и спросил Высокого, что происходит. Табан слышал только обрывки того, что сказал Высокий, но было ясно, что попытка угона не удалась – арабы вернули заложников без корабля. Халид явно встревожился, и впервые ему показалось, что он противостоит Высокому. Табан придвинулся ближе, чтобы он мог слушать.

  – Какой смысл удерживать этих двоих, если у тебя нет их корабля? – спросил Халид.

  Высокий свирепо посмотрел на него. «Слушай, ты, хнычущий кусок собаки! Трое моих товарищей попали в плен к иностранцам вместе с четырьмя новыми боевиками из Пакистана, которые должны были присоединиться к нам здесь. Насколько я знаю, они могут быть мертвы. Так что у меня нет времени на твои стенания. Он указал на ручку. «Я должен иметь дело с этой сволочью здесь, – пакистанский лидер сказал мне на борту, что тот, что помоложе, – британский шпион. А другой мужчина – капитан корабля. Он будет ценен для его владельцев.

  «Ба!» – насмешливо сказал Халид. «Он никто для владельцев. Им нужны корабли и грузы.

  «Этот британский шпион – совсем другая история».

  – Безусловно, и это опасно. Разве ты не видишь? Они придут за ним.

  Высокий сказал: «Пусть приходят. Они найдут больше, чем рассчитывали.

  'Вы с ума сошли?' Голос Халида повысился. Табан знал, что меньше всего ему хотелось бы конфронтации в собственном лагере. «Они убьют нас всех».

  – Не раньше, чем мы убьем многих из них, – сказал Высокий. Он говорил с жутким спокойствием. – Я не могу придумать лучшего способа умереть. Ни один настоящий воин не боится смерти.

  Халид проигнорировал это. – Я не могу допустить, чтобы они пришли сюда. Это разрушило бы всю нашу операцию.

  «Операция? Вы имеете в виду зарабатывание денег. Это не должно быть приоритетом для любого истинного мусульманина».

  Но Халид не сдавался. – Я не могу допустить, чтобы они пришли сюда, – повторил он. – Вам придется идти. И возьмите с собой заложников. Табан мог сказать, что Халид боялся Высокого, но еще больше он боялся нападения западных войск.

  – Повтори еще раз, – холодно сказал Высокий.

  – Вам придется идти, – повторил Халид. Глаза Высокого расширились от беспрецедентной смелости Халида. Он отступил на мгновение, задумчиво почесывая подбородок. Затем лицо Высокого стало суровым, его челюсти сжались, а глаза сузились. Он вдруг взмахнул АК-47, который держал в руке, и выстрелил очередью прямо в Халида.

  Халид упал спиной на землю, кровь хлынула из того, что осталось от его головы. Табан уставился на него, слишком ошеломленный, чтобы пошевелиться. Он не смел смотреть на Высокого, а ждал, ожидая, что он будет следующим, и гадая, каково это – умереть.

  Внезапно рядом закричал мужчина. Высокий оглянулся, отвлеченный звуком, и Табан тоже осмелился повернуть голову. Младший заложник прижался лицом к проволоке ручки. 'Воды! Моему другу нужна вода!

  Высокий подошел к загону и открыл дверь, все время наводя винтовку. Он направил пистолет на молодого человека; старший заложник лежал в задней части загона и выглядел больным.

  – На колени, – приказал Высокий.

  Младший повиновался, медленно опускаясь на четвереньки. Высокий шагнул вперед, медленно поворачивая винтовку, пока ее ствол не коснулся лба заложника. – Мне сказали, что вы агент Запада.

  Человек ничего не сказал, и Высокий отодвинул дуло, а затем резко ударил его по лицу человека. Он скривился в агонии, и Табан увидел, как от переносицы заложника струйкой крови течет струйка крови.

  – Ваши люди знают, где этот лагерь? – спросил Высокий. На этот раз он не стал отводить пистолет, а приставил его прямо ко лбу мужчины. Мужчина закрыл глаза, и Табан понял, что думает, что вот-вот умрет.

  Табан должен был что-то сделать; в любой момент Высокий мог нажать на курок. Поэтому он закричал громким невнятным криком, предназначенным исключительно для привлечения внимания. На мгновение Высокий оглянулся, пораженный, затем рявкнул Табану: «Заткнись» и снова повернулся к заложнику.

  'Они идут!' Табан снова закричал.

  'Что?' На этот раз, когда он повернулся, Высокий не сводил глаз с мальчика.

  'Вон там!' Табан лихорадочно указывал на близлежащие дюны. «Они приземляются – враг!»

  И, не задумываясь, откуда мальчик мог это знать, стоя всего в двадцати футах от него, Высокий быстро вышел из клетки, остановившись лишь для того, чтобы закрыть висячий замок. Затем он побежал через территорию к дюнам.

  Табан выдохнул; сердце его билось, как барабан. Он подошел к загону, где теперь сидел на полу молодой человек, вся краска смылась с его разбитого лица. Заложник сказал, к удивлению Табана: «Когда-то здесь был человек по имени Ричард Лакхерст. Ты помнишь?'

  Конечно, он сделал. Капитан Ричард был его другом. Он энергично кивнул. Заложник добавил: «Ты Табан, верно?»

  Табан снова кивнул и улыбнулся. – Я помогу тебе, – сказал он нетерпеливо.

  'Нет. Тебе нужно убираться отсюда… быстро. Когда мальчик выглядел озадаченным, мужчина делал жесты, как будто стрелял из ружья.

  – Иди, – сказал он. 'Быстрый. Вамуз. Он собирался застрелить тебя. Если ты еще останешься здесь, он это сделает.

  'Но я-'

  Западный человек перебил, качая головой. 'Вы должны идти. Беги и получай помощь. Или они убьют тебя. И он провел пальцем по этому горлу. 'В настоящее время!' – сказал он срочно.

  Табан больше не колебался. Он ударил сразу, но не к дюнам, где уже стояли люди с орудиями, а на север, через участок низкой стены. Как только он скрылся из виду, он начал бежать. Он бежал прямо, не оглядываясь, потом повернул к берегу. Он направлялся к убежищу своего прошлого – деревне менее чем в двух милях от него, где он вырос со своим отцом и братом; деревня, из которой он каждый день выходил в море ловить рыбу; деревня, где он видел, как убили его отца. Он задавался вопросом, кто еще будет там; последнее, что он слышал, это то, что какие-то другие пираты использовали ветхие хижины в качестве убежища в перерывах между угонами.

  Он бежал так быстро, как только мог. Он был молод и здоров, но мягкий песок тормозил его. Наконец, взобравшись на вершину дюн, он увидел хижины и расколотую деревянную пристань рядом со своим бывшим домом. Уже начало темнеть, и он побежал быстрее, подпитываемый адреналином страха, пробежав последние несколько ярдов по песку цвета серы к деревушке, приютившейся на берегу. Подойдя к хижинам с соломенными крышами, он увидел, что ни одна из них не была заселена – их ободрали налетчики, которые забрали все, от стульев до кастрюль. Спрятаться было негде: ни кровати, под которой можно было бы пригнуться, ни шкафа, чтобы спрятать его, только песчаные полы, голые дощатые стены и открытые квадраты вместо окон. Скоро станет совсем темно, поэтому, прислонившись к задней стене одной из хижин, он сел и стал ждать рассвета.

  Табан внезапно открыл глаза, увидев серый дневной свет и тихий гул двигателя. Выглянув из-за стены хижины, он едва различил вдалеке, около комплекса, джип, движущийся по берегу в его сторону. Были посланы люди, чтобы вернуть его. Нет, не вернуть его; они были бы посланы, чтобы убить его.

  Шум джипа становился все громче; он слышал резкий кашель его карбюратора, но не смел ждать, пока его преследователи подошли ближе. Он отчаянно искал способ спастись. Затем он заметил одинокую лодку, пришвартованную в конце пристани. Но был ли он все еще мореходным или в нем были пробоины? Он побежал по расколотым доскам туда, где в дальнем конце плавала лодочка, привязанная обрывком веревки. У него не было двигателя, а его мачта была сильно расколота – слишком сломана, чтобы поддерживать парус.

  Табан прыгнул, несмотря ни на что; оставаться на суше означало верную смерть. Дно лодки было довольно сухим, и под одним планширом была спрятана пара весел. Он развязал веревку, изо всех сил оттолкнулся от деревянной платформы и быстро вставил весла в уключины. Он услышал, как джип с ревом въехал в деревню и услышал, как заглох его двигатель. Они были здесь.

  Борясь сначала с длинными веслами, он постепенно нашел ритм. Был отлив, что помогло, и он быстро продвигался вперед, отдаляясь от берега – когда он позволил себе оглянуться, то был уже почти в сотне ярдов. Сначала люди не могли смотреть на море – они, должно быть, начали с обыска хижин, – но теперь один из них появился в дальнем конце пристани, крича и жестикулируя своим товарищам.

  Вскоре по деревянному настилу бежали трое мужчин, все вооруженные, и когда первый добежал до конца, он начал стрелять. Пуля пропела Табан с жужжащим завыванием разъяренной пчелы. Он попытался грести быстрее, но чуть не потерял весло, поэтому заставил себя грести спокойно, ритмично. Пули ударяли в воду далеко от него, и стрельба прекратилась; затем он возобновился, и они, должно быть, использовали другое оружие, потому что он услышал резкий треск и понял, что пуля попала в борт лодки.

  Еще одна пуля попала низко, возле киля. Вода сначала начала просачиваться, потом течь свободно, как постепенно открывающийся кран, – вскоре она легла на дно лодки на дюйм и стала быстро подниматься. Табан был уже далеко в море, по крайней мере, в двухстах ярдах от берега. Стрельба усиливалась, хотя, казалось, становилась все менее меткой. Но его продвижение замедлялось по мере того, как лодка становилась все тяжелее, а на дне скапливалось все больше и больше воды. Он боялся, что, если лодка остановится, он станет легкой мишенью. Вода была ему уже по щиколотку, и он знал, что лодка долго не продержится на плаву. Что ему делать, когда он затонет, а ведь он скоро утонет? Должен ли он попытаться уцепиться и надеяться, что бревна будут достаточно плавучими, чтобы выдержать его вес? Или ему следует отказаться от него и попытаться доплыть до берега дальше вдоль побережья в надежде избежать там арабов? Он не умел хорошо плавать, и эта мысль пугала его.

  Затем он услышал шум подвесного мотора и, обернувшись, увидел ярко-желтую надувную лодку в четверти мили дальше, идущую прямо на него. У него упало сердце – он не знал, что у пиратов есть свои лодки; он думал, что они полностью полагались на ялики Халида, чтобы выйти в море.

  Он увидел на носу приближающейся лодки присевшую фигуру с оружием в руках. Когда лодка подошла ближе, человек на носу начал стрелять, и Табан увидел, как над его головой взлетели пули, оставляя длинные следы в небе.

  Он инстинктивно пригнулся, но пули были нацелены не на него, а на мужчин на берегу. Табан осторожно поднял голову – шлюпка была теперь не более чем в паре сотен ярдов от него, и он мог разглядеть лицо человека, держащего оружие. Он был западником. И когда нос лодки качался вверх и вниз по небольшим волнам, Табан мог видеть нарисованный вдоль борта знакомый флаг. Тот самый флаг, который был у его друга капитана на куртке. Эти люди были британцами, и когда Табан оглянулся на берег, он увидел, что арабы бежали.

  Глава 51

  Дэйв не спал. Голова раскалывалась после ударов ружья араба и его сапога. Ветер безжалостно дул, унося песок с пляжа и набивая его рот и порез на лице песком. Его нос все еще кровоточил, и он пытался остановить кровь, останавливая ее тем, что осталось от его рубашки. Днем Гатри страдал от жары, сильно потел и жаловался на головокружение. Теперь он, казалось, спал, но постоянно дрожал.

  Сомалийские пираты бежали из комплекса накануне вечером после того, как Халид был застрелен, и теперь остались только арабы. Дэйв прикинул, что на «Аристидесе» должно быть захвачено как минимум трое, а также четверо британских пакистанцев, которые должны были присоединиться к ним. Но те, кто остался, были хорошо вооружены, казались хорошо обученными и очень решительными.

  Дэйв надеялся, что Табан благополучно ушел. Через десять минут после того, как мальчик ушел, отвлек высокого араба, заявив, что войска находятся на пляже, лидер вернулся, разъяренный ложной тревогой. Подойдя к загону, он жестом приказал Гатри оставаться на месте, а затем под дулом пистолета вынудил Дэйва уйти. Когда он вышел, араб ударил его свободной рукой, сбив с ног. За ударом последовал удар ногой по затылку Дэйва, который ошеломил его.

  Он не пытался снова встать и лежал, свернувшись калачиком, ожидая, когда араб ударит его снова, когда кто-то закричал с края лагеря. Дэйв услышал имя «Табан» и понял, что побег мальчика раскрыт. Высокий араб пнул Дэйва еще раз, затем затащил его обратно в загон, прежде чем повернуться, чтобы отдать приказ своим людям. Казалось, он говорил им, что мальчик не сможет уйти далеко и что они должны подождать до утра, чтобы отправиться за ним.

  Что за хуйня. Дэйву хотелось обвинить французов в беспорядке, который привел его сюда, но он знал, что операция была совместной англо-французской. Сочетание тумана и темноты, а также внезапная абордаж «Аристида» как с носа, так и с кормы стали причиной катастрофы, позволив лидеру угонщиков уйти и взять с собой Дейва и капитана в качестве заложников. Единственным утешением, думал он, было то, что никто из пакистанцев не сбежал.

  Что должно было случиться с ним и Гатри? Он предполагал, что за них потребуют выкуп, и представил себе, как Джеффри Фейн получает требование, а затем пытается выиграть время для организации спасательной операции. Правительство никогда не согласится заплатить выкуп. Он надеялся, что Лиз примет участие в любом ответе. Она знала предысторию всего этого и имела довольно четкое представление о людях, с которыми они имели дело.

  Но теперь выкуп казался наименьшим из приоритетов арабского лидера. Если бы это была группа «Аль-Каиды» или одного из ее филиалов, они бы искали что-то кроме денег в обмен на своих заложников – если бы они вообще были заинтересованы в переговорах. Главный страх Дейва теперь, которым он не собирался делиться с Гатри, заключался в том, что, поскольку их лидер, похоже, знал, что Дэйв был офицером британской разведки, он будет стремиться вытянуть из него любую полезную информацию, которую сможет, несомненно, используя очень неприятные методы. Как далеко он зайдет? По шишке размером с яйцо на голове, синяку на щеке и порезу на носу, из которого продолжала капать кровь, Дэйв догадался, что, когда человек действительно приступит к работе, он не проявит пощады. Ему понравится причинять боль западному шпиону. И после этого – ну, он без зазрения совести застрелил сомалийца, так что без колебаний убил бы британского агента, хотя Дэйв опасался, что его смерть не будет такой быстрой или легкой.

  Он предположил, что рассматривается возможность штурма лагеря, и вертолет, который он услышал за полчаса до того, как пролетел над головой, вероятно, определил их местонахождение. Светило медленно, идеальное время для такого штурма. Но будет ли это вовремя? И даже если бы это было так, это представляло свою опасность – у людей здесь, в комплексе, не было бы шансов в перестрелке с SAS, но это было бы слабым утешением, если бы их первое действие в случае штурма, должны были открыть огонь по загону, в котором находились он и капитан Гатри.

  Пока Дэйв лежал без сна, размышляя об этом, джип завелся и уехал вдоль пляжа. После этого наступила тишина, а затем издалека послышались беспорядочные выстрелы. Затем внезапно выстрелы гораздо ближе, от дюн к морю. Через несколько секунд люди из лагеря побежали к берегу, держа оружие наизготовку. Приглушенный взрыв послал каскад песка через открытую территорию в загон. Когда он улегся, Дэйв увидел объект размером с яблоко, едва заметный в лучах раннего света, приземлившийся на мягкий песок недалеко от края участка; гуд, и снова по воздуху полетел песок. Гранаты – бросают с другой стороны барханов, где солдаты должны пригнуться, высадившись на берег. Они будут в безопасности от исходящего огня, пока будут оставаться по другую сторону дюн, но они не смогут взять лагерь, не нападая на него напрямую.

  Лидер арабов отдавал приказы, когда с пляжа раздались новые выстрелы. Внезапно люди в комплексе начали стрелять – один из штурмовиков, должно быть, высунул голову из-за вершины дюн. Стрельба была дисциплинированной; «Эти ребята хорошо обучены», – подумал Дэйв, наблюдая, как люди вокруг него занимают укрытия, за большими столами в центре комплекса, где они ели свою еду, и за пустыми бочками из-под масла и стульями. Их будет нелегко вытеснить, несмотря на то, что они хорошо вооружены и хорошо расположены.

  Но вдруг двое арабов упали на землю, ударились. Другие последовали за ним. Их лидер развернулся и начал стрелять в ответ – в сторону дома Халида в задней части комплекса – и теперь Дэйв понял.

  Стрельба и гранаты с берега были отвлекающей тактикой, призванной заманить пиратов к дюнам. Как и появление на них какого-то храброго солдата, намеревающегося привлечь на себя огонь противника. Но основная сила спасателей вела огонь по террористам сзади. Должно быть, они приземлились с этого вертолета в кустарнике, примерно в миле от лагеря, и бесшумно двинулись по суше пешком.

  Прижатые к земле арабы упорно сражались, но атака сзади застала их врасплох – в течение нескольких минут большинство из них лежало мертвыми или ранеными. Только высокий араб, их предводитель, остался невредим. Повернув круглый деревянный стол на бок, он использовал его верхнюю часть как щит и из положения на коленях продолжал стрелять в сторону дома Халида.

  На дальнем конце открытой песчаной площади появился британский солдат, перебравшийся через невысокую стену комплекса. Он осматривал ближайших к нему мертвецов, его внимание было сосредоточено на лежащих на земле арабах, чтобы убедиться, что ни один из них не может стрелять. Он был настолько поглощен заданием, что не заметил лидера, спрятанного за столом, который повернулся к нему, готовый выстрелить. С ужасом наблюдая за этим, Дэйв знал, что должен действовать, но что он мог сделать, запертый в этом загоне? В следующее мгновение, когда высокий араб поднялся, чтобы прицелиться и выстрелить, Дэйв закричал во весь голос: «Приближается! '

  Солдат повернулся и прыгнул за низкую стену комплекса как раз в тот момент, когда араб выстрелил, и снова выстрелил, но напрасно. Затем еще один солдат, казалось, появился из ниоткуда, менее чем в десяти футах от загона. Стоя прямо перед Дейвом, он застрелил лидера очередью из автоматического оружия.

  Повернувшись к загону, солдат небрежно сказал: «Все в порядке, приятель?»

  «Мы в порядке». Только тогда Дэйв понял, как бешено стучало его сердце.

  – Хорошо, что ты позвал, иначе Тони был бы вон там. Ваше здоровье!'

  Во второй раз за двадцать четыре часа Дейв спас чью-то жизнь, просто повысив голос. Может, мне стоит пройти прослушивание в РАДА, подумал он. Это должно быть безопаснее, чем это.

  Глава 52

  Пегги провела в «Кобре» весь день с небольшой группой из Thames House, работая в тесном сотрудничестве с аналитиками разведки из других отделов, собирая как можно больше информации, чтобы помочь SAS спланировать свою спасательную операцию. Время от времени Лиз звонила, чтобы узнать последние новости, и в шесть часов вечера она присоединилась к значительной группе людей из различных ведомств, собравшихся, чтобы послушать презентацию САС министру иностранных дел своего оперативного плана действий. попытка спасения на следующее утро.

  В предрассветной темноте Лиз снова поднялась на несколько ступенек от Уайтхолла к двери кабинета министров, чтобы дождаться новостей о ходе операции. К тому времени, как она добралась до комнаты для совещаний без окон, начали поступать сообщения о перестрелке в лагере; чуть позже она с облегчением узнала, что Дейва Армстронга и капитана Гатри удалось спасти. Она все еще была там несколько часов спустя, когда пришли медицинские заключения о том, что Гатри страдает от того, что похоже на пневмонию, и что Дейв был сильно избит, но не получил серьезных травм.

  Вскоре после этого, когда она смотрела дрожащее видео спасения с рук на одном из экранов, Пегги махнула ей рукой. Ей позвонили из офиса Мартина Сёра в Париже. Лиз взяла трубку, ожидая услышать, как Мартин поздравит ее со спасением Дейва, но это был один из его коллег, который сообщил ей, что месье Сёра отправился в тюрьму Санте с коллегой из DCRI. Амир Хан сказал своим надзирателям, что готов к разговору.

  Гораздо позже, когда Лиз вернулась домой, в изнеможении допивая стакан «Совиньона» в честь спасения Дэйва, позвонил сам Мартин. – Я слышал, что ваш коллега свободен. Поздравляю.

  'Спасибо. Это большое облегчение, – сказала Лиз. Операция пошла не так, как надо, чтобы она почувствовала, что им очень повезло, что все обошлось так же хорошо, как и было.

  – Это не единственная причина, по которой я звоню. Надеюсь, вы получили мое сообщение о том, что я отправился к нашему другу в Санте с Кассале. Он говорит, что готов поговорить еще немного, но он напуган – он знает, что там есть заключенные Аль-Каиды, которые без колебаний убьют его, если решат, что он разговаривает с нами. Он хочет быть уверенным в своей безопасности, прежде чем выдаст какую-либо информацию.

  – Можете ли вы или Кассале дать ему это?

  – Я мог бы попробовать, но есть проблема. Он тоже хочет заверений от вас. А лично – боюсь, он настаивал на этом.

  Итак, сегодня утром Лиз вылезла из постели, чтобы успеть на утренний «Евростар». Когда она прибыла в тюрьму, стало ясно, что произошло нечто весьма драматическое, изменившее отношение французов к Амиру. Она была удивлена, когда ей сказали, что интервью не должно проходить в крыле строгого режима. Вместо этого ее провели в небольшой, удобно обставленный кабинет, где она устроилась в кресле с чашкой кофе и ждала Амира Хана.

  Дверь открылась, и вошел Амир, а за ним Мартин. Вооруженная охрана исчезла, как и цепи, сковывающие руки и ноги Амира. Теперь он шел прямо, а не шаркал, его голова больше не склонялась. Глядя прямо на Лиз, он кивнул и сказал «Доброе утро» с легкой улыбкой, а затем сел на стул, указанный Мартином.

  Мартин формально сказал Лиз: «У меня был долгий разговор с Амиром, и он сказал, что хочет рассказать нам свою историю. Он просит некоторых заверений, которые могут дать только британцы, поэтому я подумал, что будет лучше, если вы придете лично, чтобы услышать, что он хочет сказать.

  Амир посмотрел на нее и кивнул. «Я хочу рассказать вам, что произошло, потому что я хочу, чтобы вы не позволили этому случиться с кем-либо еще. Если я это сделаю, то я хочу увидеть свою сестру, чтобы объяснить ей кое-что. Но вы должны гарантировать, что она будет в безопасности, если придет ко мне сюда.

  Лиз ничего не сказала, пока думала об этом. То, о чем просил Амир, было вполне разумным с его точки зрения, но она не могла сразу согласиться с этим. Потребовалось бы много сортировки. Лиз не могла успокоить его относительно его собственной позиции, так как еще не было решено, какие обвинения ему будут предъявлены и в какой стране они будут предъявлены: во Франции или в Англии.

  Более того, Тахира теперь фактически была завербованным агентом и жизненно важна для расследования. Если ее вдруг привезут сюда, ее придется вывести из операции, а это значит, что они потеряют единственное средство связи с Маликом. И более того, как понимал сам Амир, просто привести ее в тюрьму, чтобы поговорить с ним, может подвергнуть ее серьезной опасности. Это потребует тщательного обдумывания.

  Амир внимательно наблюдал за ней; Лиз видела по его лицу, что, если она скажет что-то не то, он откажется говорить. Ей пришлось рискнуть.

  Она сказала: «Амир, я очень рада, что ты решил нам помочь. Мы также хотим, чтобы другие не были вовлечены во все это. Я объясню, что я могу сделать, чтобы выполнить ваши условия. Во-первых, о Тахире. Я встречался с ней и разговаривал с ней. Амир выглядел удивленным, но Лиз продолжала: – Она ужасно беспокоится о тебе. Она хотела навестить тебя, но твой отец не позволил ей.

  Он кивнул, как будто это не было неожиданностью.

  «Я уверен, что она хотела бы, чтобы вы знали, что она помогает нам, и я также уверен, что она хотела бы, чтобы вы тоже помогли нам». Амир нахмурился, и Лиз быстро продолжила, прежде чем он успел заговорить. – Могу обещать вам, что, когда все это закончится, мы позаботимся о ней. Но я не думаю, что ей стоит приехать в Париж, чтобы увидеть вас сейчас. Если бы она это сделала, я не мог бы гарантировать ее безопасность, так как мы не могли быть уверены, что ее поездка останется в тайне – по крайней мере, не сейчас. Но я попрошу ее написать вам, и я либо сам принесу письмо, либо передам его моим французским коллегам, чтобы они передали вам».

  «Что она делает, чтобы помочь вам? Вы подвергаете ее опасности?

  «Она делает только то, что хочет». Глаза Лиз были прикованы к Амиру. «Никто не оказывает на нее никакого давления. Она помогает нам, потому что хочет помочь тебе. Тебе повезло, что у тебя есть такая сестра.