Текст книги "Притяжение"

Автор книги: Стефен Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 10

Неужели она забыла запереть дверь? С ней такое случалось. Ник попыталась вспомнить, как уходила, но не смогла. С минуту она постояла, не двигаясь, чувствуя, как повышается количество адреналина в крови.

«Это Хел. У него есть ключи».

Но Ник недавно слышала, что он завел себе новую подружку и угомонился.

– Хел? – позвала она. Ей почему-то очень захотелось, чтобы это был он.

Не дождавшись ответа, Ник вошла в квартиру. Если это ограбление, злоумышленники могли скрыться, воспользовавшись пожарной лестницей, примыкавшей к спальне. Такое тоже уже случалось.

«У тебя просто паранойя. Ты забыла запереть дверь».

– Закрой дверь, – раздался голос сзади. Ник резко обернулась и увидела Джеффри.

– Закрой дверь, мисс Николас. Надеюсь, ты не возражаешь, что я называю тебя мисс Николас? – Он говорил не совсем внятно и, кажется, с трудом держался на ногах. – Закрой дверь.

Ник заперла дверь. Джеффри запер ее еще и на второй замок и жестом пригласил хозяйку квартиры в гостиную.

Проследовав за ней, Джеффри произнес, имитируя голос за кадром в фильме ужасов:

– Дрожа от страха, она спрашивала себя: как сюда попал это ужасный человек с пистолетом?

Джеффри остановился у окна, из которого недавно прыгал, и повернулся к Ник.

– Он, видишь ли, украл ключи, – Джеффри показал Ник запасную связку ключей. – Вчера, когда ты снизошла к его просьбе и стала переодеваться в свое великолепное кашемировое платье, он впервые в жизни совершил кражу. В общем, я заметил связку ключей. И подумал: «Они мне могут понадобиться». Как раньше понадобился твой адрес и телефон, и ты сама, и вся любовь, которой ты смогла заполнить мою жизнь за последние два дня. – Джеффри достал откуда-то маленький пистолет. – Я взял его с собой, чтобы в крайнем случае принудить тебя кое к чему, но очень надеюсь, что в этом не будет необходимости. Держа его в руках, я чувствую себя полным идиотом. – Теперь Джеффри говорил нормальным тоном. – Он не настоящий. Это стартовый пистолет. Я пользуюсь им, когда сужу соревнования, в которых участвует мой сын. – Джеффри засмеялся невеселым смехом. – Если моя жена осуществит то, что задумала, я не скоро увижу своих детей, так что судить соревнования мне тоже вряд ли придется.

– Джеффри…

– Спокойно, мисс Николас. Мисс Столлингс. Мисс Половой акт. Вот твое настоящее имя: мисс Половой акт. И в словаре рядом со словами «Половой акт» будет помещена твоя фотография.

– Чего ты хочешь, Джеффри?

– Ты узнаешь, узнаешь. Не беспокойся.

«Заставь его расслабиться. Во что бы то ни стало. И доберись до телефона».

– Ты не возражаешь, если я схожу в ванную? – спросила Ник.

– Я пойду с тобой, – ответил Джеффри.

– Пожалуйста.

– В ванной есть телефон? – спросил он. Затем грубо схватил Ник за запястье и потащил ее к холлу, приговаривая: – А вот мы посмотрим.

Он осмотрел ванную. Телефона там не было.

– Можешь идти, – скомандовал Джеффри, отпустив ее руку. Ник закрыла за собой дверь, делая вид, что принимает душ.

«Дай ему то, что он хочет».

Ник вышла из ванной. Джеффри поджидал ее у двери.

– Джеффри, пожалуйста, скажи мне, чего ты хочешь.

– Чего я хочу? Так… дай подумать. Хм… Я знаю, что покажусь тебе ужасным занудой, но я должен еще раз увидеть тебя в твоем кашемировом платье, прежде чем… Так ты будешь настолько любезна?

– Боюсь, платье сильно измято, я бросила его в кучу грязного белья, – заметила Ник.

– Ничего, ничего, – успокоил ее Джеффри почти весело. – Теперь это уже традиция.

Он был то ли пьян, то ли накачался какими-то лекарствами. На его левом запястье была гипсовая повязка, на щеке – пластырь. Он снял пластиковый воротник, но оставался спортивным мужчиной шести футов ростом. Ник не смогла бы осилить его. Она должна была хитростью заставить его уйти.

– Ты хочешь, чтобы я вызвала полицию, Джеффри?

Он ее передразнил:

– Ты хочешь, чтобы я выпрыгнул из окна, мисс Николас? – Джеффри показал ей язык, как четырехлетний мальчик. – Платье, платье.

– Оно в ванной.

– Я пойду с тобой! – весело воскликнул Джеффри и последовал за Ник в ванную. – Она достала платье из груды белья и протянула его Джеффри, как бы давая ему понять, что он не захочет увидеть ее в таком наряде.

– Да. Да, – проговорил Джеффри.

Он вдруг покачнулся, словно его ударили по лицу. Помотал головой, будто выходя из оцепенения.

– Джеффри! В чем дело? Чего ты добиваешься? Давай сходим в кафе, выпьем чашку кофе. Поговорим.

– Никакого кофе больше не будет! – взвизгнул Джеффри. – Никогда!

– Джеффри…

– Надень платье.

Джеффри стоял неподвижно, и Ник поняла, что он не намерен отводить взгляд; поэтому она сняла туфли и джинсы, потом, прикрываясь рубашкой, натянула на себя платье, так и не показав ему обнаженную грудь.

– Ты так скромна. Так скромна, – засмеялся Джеффри и поаплодировал. – Такая скромная юная девица. – Он взглянул на Ник, вновь облаченную в платье.

– О, да, да. О, Боже, да, да, – восторженно бормотал Джеффри, глядя на нее с обожанием. Кивком головы он предложил Ник пройти в гостиную. Затем последовал за ней.

– В чем дело, Джеффри? – спросила Ник, стараясь не выдавать испуга.

– В чем дело? – переспросил Джеффри. – В чем дело? Ах, дорогая, очень много дел. О, Боже. – Он снова покачнулся.

– Что тебе нужно, Джеффри? Могу я чем-нибудь тебе помочь?

– Ты можешь перенести меня на два дня назад? В то время, когда я тебя еще не увидел? Ты можешь это сделать, мисс Николас? Если да, то это убережет нас обоих и избавит от всех хлопот.

– У тебя что-нибудь болит, Джеффри? После падения?

– Это было не падение. Я прыгнул! Я понимал, на что иду. Поэтому прыгнул. Ты не знаешь мою жену. Конечно, ты ее не знаешь. Хотя и могла бы. – Джеффри пристально смотрел на Ник, словно пораженный неожиданной мыслью. – Да, да. Ты в самом деле могла бы… Послушай, сейчас ты поймешь. Я должен признаться, что она всегда меня предупреждала. Всегда говорила, что будет безжалостной, если я ей изменю. И вот, когда это случилось – с тобой – я повел себя как последний кретин: я сознался ей во всем, что касалось тебя и меня. Я был так пьян, когда добрался до дома. Она доброжелательно смотрела на меня, сидела и слушала, и мне казалось, что она все понимает и прощает. – Джеффри громко засмеялся. – Но я ошибся. И когда? Когда меня уволили. Да, да. Я недавно потерял работу. Я не могу содержать свой дом. Ситуация стала безвыходной: я и до увольнения едва сводил концы с концами. Моя жена не работает; сперва я настоял на этом, а теперь у нее пропало всякое желание ходить на службу. Мои дети учатся в престижных частных школах. И у меня нет работы. Я хотел сообщить об этом своей жене на следующий день после годовщины нашей свадьбы. Не мог же я испортить ей праздник! Но тут появляешься ты. И наполняешь меня счастьем. – Джеффри усмехнулся. – Ты была для меня чем-то вроде награды за испытания. Компенсацией и противоядием. Я почувствовал, что… заслуживаю тебя. – Он засмеялся жутковатым смехом. – Бьюсь об заклад, так оно и есть: я тебя заслужил.

Джеффри снова качало из стороны в сторону. Он оглянулся, словно желая избежать западни. Затем поднял вверх указательный палец правой руки.

– Это все димедрол. Они дали мне димедрол, потому что я такой тюфяк. В больнице я умолял дать его мне. И принял большую дозу, как видишь. Очень, очень большую дозу. Теперь я не чувствую никакой боли. У меня такое чувство, будто я смотрю на себя в кино, и это адская работа. И я не сомневаюсь, что теперь у меня все получится. Прямо сейчас. Этот нож… – Джеффри достал из кармана длинный нож с костяной ручкой, в котором Ник узнала свой кухонный. – Этот нож сделает твою жизнь такой же несчастной, какой ты сделала мою. Я хочу сказать, что из-за тех поступков, которые совершил за последние два дня, я, несомненно, попаду в ад; поэтому я решил отправиться туда незамедлительно – и так, чтобы все вздрогнули, моя дорогая мисс Николас, ибо такова моя воля.

Казалось, Ник хотела что-то сказать, но не могла произнести ни слова.

– Нет, нет. Ничего не говори. Только смотри, мисс Николас. Смотри внимательно. – Джеффри распахнул рубашку, поднял ее и очень ловко направил на себя нож и вонзил его в верхнюю часть живота.

Ник никак не отреагировала на это движение – ее мозг отказывался верить в то, что произошло. Может быть, она вскрикнула. А может быть, нет.

– Оно прохладное, – проговорил Джеффри, с изумлением сузив глаза. – Лезвие такое… прохладное. И совсем не больно. – Он резко рванул нож в сторону, увеличив рану на несколько дюймов. Затем повернул нож и вынул его.

– Я хочу, чтобы… это выглядело… как результат борьбы. – Слова вылились у него изо рта, а из живота – потоки крови и внутренности. Став пунцовым, Джеффри изогнулся, будто собирался прыгнуть, но только немного сошел с места. Вдруг он скрючился, издал звук, похожий на всхлипывание, и застыл.

– О, Боже! – произнес он. – О, Господи! Боже мой! Мне больно. О, Боже, помоги мне. О, Боже, нет! Мисс Нико… – На этом все кончилось.

Ник хотела подойти к нему, но не могла.

Джеффри обмяк, из его тела хлестала кровь. Ник не могла сказать, когда он распростерся на полу – через две секунды или через две минуты после того, как произнес последние слова. На его лице застыло выражение бесконечного изумления. По-видимому, Джеффри не ожидал, что будет настолько больно.

Наконец Ник приблизилась к нему. В этот момент его рука судорожно дернулась, и Ник показалось, что он хочет ее схватить. Она попятилась назад и наблюдала за ним – несколько секунд? минуту? Джеффри еще стонал и слабо шевелился. Ник не знала, представляет ли он для нее опасность, но понимала, что должна ему помочь. Сейчас он лежал, отвернувшись от нее. Ник опустилась на колени за спиной Джеффри и увидела большую лужу крови, которая натекла с другой стороны.

Ник никогда не оказывала медицинскую помощь. Стараясь не смотреть на кровь, она остановила взгляд на лице Джеффри и потянулась за ножом. С легкостью взяла его из рук самоубийцы, не думая о том, что оставляет отпечатки пальцев на рукоятке.

ГЛАВА 11

В детстве и позже, в начальной школе, Ник хорошо танцевала, немного занималась спортом и училась чуть выше среднего. Отсутствие уверенности в себе не позволяло ей увлечься чем-нибудь всерьез.

Неуверенность была ее секретом. Никто о ней не подозревал. Она была общительна, учителя ее любили; Ник ничем особенно не выделялась.

Единственное, в чем она достигла выдающихся успехов, было ее умение хорошо выглядеть.

Спустя много лет Ник призналась Мартине, что всегда чувствовала себя гадким утенком. Она носила очки с толстыми стеклами с детского сада до третьего класса, пока окулист не пришел к выводу, что слабое косоглазие не поддастся лечению таким способом. Ее первые школьные воспоминания были связаны с насмешками, которым она из-за этого подвергалась. Каждый день в первом классе был для нее адом. Дети, с которыми она сходилась, были самыми робкими и неуклюжими. Агрессивные, увлеченные соперничеством мальчишки ее пугали. Природная робость Ник расцветала пышным цветом.

Кроме всего прочего, Ник не удавалось достичь успехов в спорте. Она пробовала свои силы в теннисе, бадминтоне, хоккее с мячом, мучилась на занятиях гимнастикой. Везде случалось одно и то же. Ник хорошо усваивала отдельные упражнения, прекрасно двигалась, обладала ловкостью от природы. Но в игре, когда дело доходило до открытого соперничества, она неизменно терпела фиаско. Внутренний голос шептал ей, что она никогда не справится с собой. И его пророчества всегда сбывались. В командной игре Ник поначалу выглядела отлично. Но со временем обязательно оказывалась на скамейке запасных.

Когда Ник исполнилось двенадцать, ее родители, члены местного теннисного клуба, записали в него свою дочь. Сами они стали членами клуба в ее возрасте. Ник скоро обнаружила, что не может победить даже тех из своих соперников, кто играл гораздо хуже нее. Так или иначе, Ник всегда терпела поражение. Она искала способа сдаться. Эти чувства исчезали, когда Ник не участвовала в игре.

Ее отец, сам довольно неуклюжий, ничем не мог ей помочь. А мать, целиком поглощенная собой, желала, чтобы дочь продолжала занятия, поскольку они развивали Ник. Родители обеспечивали дочь, но не занимались ее воспитанием. И Ник, от которой не ждали ничего, кроме вежливости и послушания, никогда не решалась просить о помощи. Она просто незаметно ушла из спорта, как и от многих других занятий, в которых не преуспела.

И тогда, в седьмом классе, у Ник появилось занятие, которое она восприняла как дар свыше, – хорошо выглядеть.

Ее старшая сестра Марта начала приглашать друзей на вечеринки. Младшей сестренке было позволено на них присутствовать, поскольку двенадцатилетняя девочка почти не отличалась от подруг Марты из девятого класса. Но мальчики… они обращали на Ник внимание. Она была сформировавшейся девушкой, и это служило источником дискомфорта и для нее, и для Марты.

Ник как-то сразу расцвела, и, хотя у нее было меньше друзей, чем у Марты, ее чаще приглашали на свидания, отчего прежняя близость между сестрами исчезла. К тому времени, когда Ник перешла в восьмой класс, сама она и все знали, что она принадлежит к числу самых привлекательных девочек школы. Мальчики – те, кто разбирался в девушках, – желали ее. Ник находилась на вершине успеха.

Ей не требовалось для этого никаких усилий. Она была наделена таким даром. Просто удивительно, насколько это облегчило ее жизнь. Мальчики, девочки, родители и учителя проявляли к ней внимание. Робость из-за очков и чувство неуверенности в себе, вкупе с сознанием, что она великолепно выглядит, делали Ник очень скромной. Она не ожидала, что станет такой привлекательной.

В танцевальной школе, которую Ник посещала в седьмом классе, ей завидовали, поскольку мальчики лезли из кожи вон, желая танцевать только с ней. Почти никто не замечал, что танцевала она неважно. В старших классах первенство Ник на танцевальной площадке стало еще более бесспорным. Неуверенность в себе, мешавшая успешно заниматься спортом, преследовала ее и здесь. Быстрые танцы, требовавшие огромной энергии и жизнерадостности, были не ее стихией. Ник чувствовала, что на нее устремлены все взгляды, зрители ожидали, что она танцует так же хорошо, как выглядит, – и оставались несколько разочарованы.

Однако она отыгрывалась на медленных танцах. Трогательная и романтичная, Ник оказывалась в центре внимания.

Превратившись из гадкого утенка в прекрасного лебедя, Ник ощутила в себе силы, о которых и не подозревала. Она испытала, какой эффект производит раздевание на представителей противоположного пола. Это и стало ее главным, самым потаенным секретом.

Все началось еще в седьмом классе. Однажды ее провожал из школы домой Дейв, считавшийся одним из самых красивых парней в округе. Приближался их первый школьный бал. Никто из подруг Ник еще не ходил на свидания, но всем было известно, что на балу мальчишки будут приглашать на танцы девочек из седьмого класса. Подруги постоянно обсуждали предстоящий бал и очень волновались, не зная, выдержат ли это испытание. Ник надеялась, что ее пригласит на танец Дейв. За несколько недель до бала он предложил проводить ее домой. Ник это оценила. Они жили недалеко, но все же не совсем рядом, и предложение Дейва чего-то стоило.

Все видели, как они вместе ушли со школьного двора, и это только усилило волнение Ник. Стоял ясный вечер, не жаркий и не холодный. На ней была белая блузка, свитер по колено и белые носочки. Когда они проходили по узким тихим городским улочкам, Дейв, не прося у нее разрешения, как бы незаметно, взял ее ранец. Ник легко ему уступила. Тут и возникла система очков: первые из них достались Дейву.

Когда они пришли домой, Марты там не оказалось. Должно быть, она пошла играть в хоккей на траве и вернется не скоро. Отец был на работе. Мать играла в гольф в своем клубе. Родители Ник и Марты не запрещали дочерям приглашать парней к себе в гости, и Ник не нарушила никаких запретов, когда позвала Дейва зайти к ней ненадолго. Он принял приглашение.

Они обсудили новых учителей и общих знакомых. Ник подала холодный чай. Они сидели на диване, на некотором расстоянии друг от друга. Ник решила, что позволит Дейву поцеловать себя, если он захочет это сделать.

Внезапно ее охватило всепоглощающее желание встать – она даже не знала, для чего. Сердце Ник учащенно забилось. Она пожаловалась на жару и хотела пойти переодеться. Ник заметила, насколько безраздельно она овладела вниманием Дейва, когда снимала свитер. Обсуждая назначенный на уик-энд футбольный матч, Ник встала и, продолжая говорить, направилась к лестнице, расстегивая на ходу блузку. Затем повернулась к Дейву спиной и начала подниматься наверх, пообещав скоро вернуться.

Оказавшись в своей комнате, Ник обнаружила, что не знает, во что переодеться. Тут ее осенило. Она достала костюм для игры в теннис из шкафа, куда кинула его, решив бросить приносившую ей одни мучения игру. Костюм был хлопчатобумажный, белого цвета и очень короткий: под него поддевались спортивные трусики. Ник сняла блузку и новый лифчик, разделась до трусов и натянула теннисный костюм. Спереди она выглядела достаточно соблазнительно, но то, что она, изогнувшись перед зеркалом, увидела сзади, понравилось Ник еще больше: из-под костюма выглядывали ее трусики. Особенно когда она наклонялась. Ник сняла обычные трусики и стала натягивать спортивные, но вдруг передумала и кинула их обратно в шкаф. Она еще немного повертелась перед зеркалом и увидела то, что ожидала, – низ нежных округлостей своей попки. Сердце Ник бешено заколотилось, она ощутила теплоту между ног. И впала в эйфорию.

Внутренний голос внушал ей, что она ни в коем случае не должна возвращаться к Дейву в таком виде.

Но желание Ник предстать перед другом в таком виде было слишком сильным, чтобы ему противостоять. С трудом сохраняя самообладание, Ник спускалась по лестнице, чтобы вернуться к Дейву в гостиную.

– Теперь лучше, – проговорила она, садясь на диван.

Пока Дейв мог видеть ее только спереди. Ник плохо понимала, что делает. Она закинула ногу на ногу. Заметила, что Дейв прилагает огромные усилия, стараясь не смотреть на ее бедра. Ник знала, что он никогда не видел девочку в такой короткой юбке. Дейв о чем-то говорил, она слушала, но из-за шума в голове не понимала смысла слов. Внутренний голос, не умолкая, призывал ее пойти наверх и переодеться.

Ник никогда не испытывала столь сильных ощущений. Ей хотелось трогать себя. Она знала, что малейшее прикосновение может доставить ей истинное наслаждение. Но Ник слышала внутренний голос. Он приказывал переодеться. Он кричал на Ник.

Не в силах заглушить его, она кивала тому, что говорил Дейв, затем, как бы невзначай, просто для того, чтобы занять более удобное положение, Ник села на ковер, расстеленный на полу. Она легла на живот, подперев подбородок кулачками, вроде бы продолжая слушать Дейва, но коротенькая юбка теннисного костюма задралась, полностью обнажив ее попку.

Ник заметила: Дейв безуспешно борется с собой, пытаясь не смотреть на ее тело. Она продолжала беседу, чувствуя, что полностью овладела ситуацией. Ник знала, что Дейв не сможет устоять против такого соблазна.

Она не собиралась вступать с ним в сексуальную связь. Она желала именно – и только – того, что сейчас происходило.

Ник испытывала чувство необычайного удовлетворения. Ей хотелось, чтобы это ощущение длилось вечно. Она с невинным видом спросила, не хочет ли Дейв еще чая. Он отказался. Ник знала: он боится, что она изменит позу. Они разговаривали, и она не делала ни малейшей попытки хоть немного прикрыться, словно не замечая своей наготы. Ник чувствовала себя всемогущей.

Наконец она поймала взгляд Дейва, скользнувший вниз по ее телу, и ответила на него едва заметной улыбкой, которую можно было расценить как поощрительную. После этого Дейв стал не стесняясь смотреть туда, куда ему хотелось. При этом он не переставал о чем-то говорить, а Ник едва заметно шевелила попкой, ловила жадный взгляд Дейва и чувствовала возраставшее возбуждение. Ей хотелось, чтобы это ощущение никогда не кончалось.

Как только Ник перестала чувствовать наслаждение, вернулся голос, жестоко упрекавший ее за то, что она сейчас делала. Теперь голос полностью завладел ее вниманием. Ник была напугана. Она знала, что воспитанные девочки так не поступают. Она поднялась в свою комнату и надела спортивные трусики. Вернувшись к Дейву, Ник заметила, что ее приятель разочарован. Но никто из них и словом не обмолвился ни об одежде Ник, ни о том, что происходило раньше. Она вела себя как образцовая девочка и через полчаса вежливо выставила Дейва из дома. Потом снова натянула на себя школьную одежду.

Дейв и в самом деле пригласил ее потанцевать на балу. Потом они встречались несколько раз, но Ник вскоре, к собственному удивлению, поняла, что не хочет вступать в Дейвом в более близкие отношения. Для поцелуев и секса она выбирала других мальчиков. Но иногда – такое случалось время от времени вплоть до окончания школы – Ник просила Дейва проводить ее домой. И с различными вариациями демонстрировала ему себя в теннисном костюме.

Но после этих сеансов ей становилось не по себе.

Иногда такие встречи не возобновлялись месяцами. Но потом обстоятельства благоприятствовали, их с Дейвом внутренние импульсы совпадали, и они снова возвращались из школы вместе. Ник знала – и это было очень важно, – Дейв настолько ценит их общение, что не проболтается.

Они с Дейвом никогда не занимались сексом, даже после того, как врозь приобрели некоторый опыт. Дейв был нужен Ник только для того, чтобы раздеваться перед ним.

Потом на жизненном пути Ник встречались другие «дейвы», с которыми она не вступала в сексуальную связь, демонстрируя им свою наготу. Каждое лето ее семья где-нибудь отдыхала, и Ник не испытывала серьезных трудностей, заманивая того или другого мальчика на отдаленный берег или в другое потаенное место.

Она начала прилагать неимоверные усилия для того, чтобы казаться окружающим человеком, абсолютно неспособным делать подобные вещи. Ник не подвел инстинкт, позволявший ей находить мальчиков, на молчание которых можно было положиться. Ник придавала этому огромное значение. Она испытывала со своими «визуальными партнерами» оргазм, не вступая с ними в сексуальный контакт, зарезервированный для других знакомых.

Еще в школе Ник поняла, что живет двойной жизнью: романтической и импульсивной. Не в силах противиться влечениям, которые она в глубине души считала нечистыми. Ник тем не менее утешала себя тем, что не изменяет мальчикам, с которыми она вступала в сексуальные отношения.

Она еще не знала, что тем самым питает и культивирует в себе стыд и чувство вины – чувство, ставшее со временем ее неощутимым, но постоянным спутником.

* * *

Ник с ужасом смотрела на нож, потом положила его на пол.

Она знала, что не способна сейчас мыслить здраво. Значит, ей необходимо встряхнуться, не впасть в панику. Она заметила, что кровь Джеффри не того цвета, какой ее показывают в кино. Настоящая кровь казалась менее естественной.

«Думай. Думай».

Не умея оказывать первую медицинскую помощь, Ник импульсивно потянулась к телефону.

«Нет! Он умрет, пока ты будешь звонить».

Она попыталась прощупать пульс на запястье самоубийцы, но ничего не почувствовала. Потрогала его висок. То же самое. Джеффри упал так, что его рана была сейчас снизу. Ник не думала, что сможет выдержать вид открытой раны, но она повернула Джеффри так, что смогла приложить руку к его сердцу. Оно не билось.

«Он мертв».

Другой инстинкт подсказал Ник, что она не должна запачкаться кровью. Казалось, из Джеффри вытекло целое море крови, пропитавшей старый бежевый ковер. Кровь, нарушая законы гравитации, ползла вверх по софе, превращая ее из желтой в розовую.

«Позвони».

Ник встала. Ее руки были в крови. Она пошла в кухню, остановилась перед раковиной, вымыла руки, вытерла их и сняла телефонную трубку.

«Девять один один».

Вместо этого она набрала номер Мартины. Заиграла струящаяся музыка, и Ник целую вечность слушала знакомое послание, пока не раздался гудок.

– Мартина. Это Ник. Пожалуйста, сними трубку.

Молчание.

– Мартина. Это Ник. Сейчас десять минут пятого. Пожалуйста, сними трубку…

Мартина могла сегодня пораньше уйти домой, а может, отключила звук в автоответчике; она поступала так, когда разговор с пациентом приобретал напряженный характер. «Кто-то сейчас, как и я, находится на грани нервного срыва», – подумала Ник.

– Мартина. Когда ты услышишь это… в любое время… пожалуйста, позвони мне. Неважно, во сколько это будет, даже среди ночи. Хорошо? В любое время.

Ник прервала связь, нажав пальцем на рычажок аппарата, и прижала трубку к груди. Пока она не вышла из квартиры и не позвонила в полицию, все оставалось по-прежнему. Ник вспомнила документальный фильм, который видела недавно по телевидению, – фильм о последних часах жизни человека, лежащего на смертном одре. Перед самой смертью он разговаривал по телефону, отчетливо осознавая, что вот-вот умрет. Ник убедилась в том, что люди могут так себя вести, то есть совершать нормальные поступки перед смертью. Она не могла не позвонить в полицию. Но не могла и позвонить, поскольку вся ее жизнь зависит от этого.

Ник набрала номер 911. Раздалось три гудка.

«Повесь трубку…»

Гудки следовали один за другим.

«Все равно ему не смогут помочь…»

Кто-то ответил:

– Пожалуйста, сообщите адрес, откуда вы звоните.

Ник молча сжимала трубку, потом проговорила:

– Тут… человек…

– Ваш адрес, пожалуйста.

Ник хотела ответить, но не могла. Шум в голове смешался с пульсирующей тишиной. Она сказала себе, что ни в чем не виновата.

– …Он сделал это сам…

Ник нуждалась в передышке, чтобы унять внутреннюю дрожь и осознать собственную невиновность; она повесила трубку, схватила пальто и сумку и вышла из квартиры. Заперла за собой дверь на два замка.

Когда Ник спустилась вниз, их охранник Фернандо уже вернулся с обеда. Возможно, Джеффри наблюдал за домом и проник в него незамеченным, воспользовавшись отлучкой охранника. А может, ему разрешил Фернандо подняться наверх. В суматохе мыслей, вихрем проносившихся в голове Ник, все настойчивее звучали слова «свидетель» и «алиби». Она решила выяснить, что известно Фернандо. Ник попыталась заговорить, но не смогла произнести ни слова. Она покашляла, чтобы прочистить горло.

– Кто-нибудь заходил ко мне, Фернандо?

– Нет, мисс Столлингс. По крайней мере, при мне. Вы кого-нибудь ждете?

– Ах, нет. Просто… я подумала, не приносили ли мне сценарий. Обещали доставить его в понедельник.

– Буду иметь в виду, мисс Столлингс. Желаю вам приятно провести вечер.

«В моей квартире мертвец».

– Спасибо, Фернандо.

Охранник казался более любезным и внимательным, чем обычно. По-видимому, деньги Фрэнки расположили его в пользу Ник. Выходя на улицу, Ник думала о такси и пыталась сообразить, какой адрес дать шоферу. Везение не покинуло Ник: такси подъехало немедленно. Машина остановилась, и Ник села на заднее сиденье. От шофера, усталого и сердитого, исходил какой-то специфический, неприятный запах, проникавший сквозь пластиковую перегородку, отделявшую передние сиденья от задних. Ник с трудом подавила желание тут же выйти из машины.

– Тридцатый на Бикман-Плейс, – проговорила она, приняв спонтанное решение ехать к родителям.

«Пускай позаботятся о своей дочурке».

Такси остановилось на красный свет, и Ник увидела у перекрестка телефонную будку. Она решила удостовериться, что родители дома.

– Вы не постоите возле телефона-автомата? Это займет всего одну минуту. Мне нужно позвонить. – Ник не хотелось сейчас оказаться в пустой квартире.

– Вам надо позвонить? – удивленно переспросил ее водитель.

– Да. Извините. Я быстро.

– Я не могу ждать. Нет, нет. – Шофер явно рассматривал подобное поведение пассажирки как страшный грех. Ник знала по горькому опыту, что боссы, заправлявшие в Нью-Йорке парком такси, внушили водителям всего одну мысль: они должны наворачивать километры. И никогда, никогда не должны ждать. Еще один показатель падения качества жизни в городе.

В нормальном состоянии Ник стала бы с ним спорить, но сейчас она просто вышла из машины, оставив дверцу открытой, чтобы шофер не смог поехать дальше. Она заметила мужчину, который шел к тому же телефону-автомату, и ускорила шаг, чтобы его опередить. Мужчина не рассматривал ее как потенциального соперника; поэтому, когда Ник первая схватила трубку, он остановился, как громом пораженный.

– Черт побери! – Мужчина придвинулся к Ник почти вплотную, давая ей понять, что за ней образовалась очередь.

Ник набрала номер родителей, повернулась лицом к мужчине и странным голосом пропела музыкальную заставку из телепередачи «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Мужчина попятился назад.

– Мама? Есть кто-нибудь дома? Это Ник. Снимите трубку. Алло, алло. Алло, алло, алло, алло! Вы что, ушли в кино? – Родители нередко ходили в кино по субботам. – Ладно. Ничего. Ничего. – Ник невольно засмеялась. – Господи, папа, ты должен прочесть инструкцию по пользованию автоответчиком. Ты вернулся с работы? Тогда почему не звучит послание? Я даже не знаю, записывает сейчас аппарат мой голос или нет. Ладно. Позвоню попозже.

Ник вернулась в машину, захлопнула – дверцу. Только после того, как они проехали несколько кварталов, Ник осознала, что ей нечего делать на Бикман-Плейс.

– Подождите секунду. Остановитесь, – приказала Ник. – У меня изменились планы.

Шофер посмотрел на нее в зеркало заднего обзора и нажал на тормоза.

– Так куда мы едем? – раздраженно спросил он.

– Минутку, минутку.

– Куда мы едем, леди? – шофер повысил голос.

Ник надавила на виски, пытаясь припомнить адрес.

– Я не знаю. Дайте подумать.

– Вы не знаете? Тогда, пожалуйста, вылезайте. Пожалуйста. – Водитель указал на дверь, видимо полагая, что ведет себя крайне вежливо и галантно.

– Секундочку, секундочку, – проговорила Ник, пытаясь восстановить в памяти карту города.

– Нет. Нет, леди. Пожалуйста, выходите. Возьмите другое такси. Благодарю вас. Благодарю вас…

Ник зарычала. Звук раздался откуда-то изнутри, из неведомого ей самой места. Если бы она часто практиковала подобный рык, это наверняка повредило бы ее голосовым связкам.

– Заткни свой грязный рот! Я думаю. А ты заткнись. Заткнись!

Ошеломленный шофер молчал.

– Еще немного – и я вспомню. Да. Третья и Семьдесят шестая. Кажется, так. Вашингтон… что-то такое. Это большой небоскреб.

– Третья и Семьдесят шестая? – вежливо переспросил шофер.

– Да. Благодарю вас, – сказала Ник, устраиваясь на сиденье поудобней.

Эдвард, дядя Фрэнки. Она молилась, чтобы он оказался дома. По-настоящему молилась.