Текст книги "Притяжение"

Автор книги: Стефен Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Там ничего не было. Теперь она вспомнила, что оставила в ванной отеля еще и зубную щетку с пастой.

Тут Ник поняла, что забыла кошелек в такси.

Ее тогда чуть не вырвало; поэтому, достав из сумочки двадцать долларов, чтобы расплатиться с шофером, она положила кошелек на сиденье. Попыталась подсчитать, сколько должна таксисту, но не смогла сосредоточиться. Ей хотелось только одного: попасть в свою квартиру, пока ее не стошнило. Она предложила шоферу пять долларов на чай, и он вложил сдачу ей в руку. Ник распахнула дверцу машины и, слабо соображая, что делает, быстро пошла к дому.

Ник теперь отчетливо представляла кошелек, лежащий на сиденье такси. Видение было настолько ярким, что не вызывало у Ник никаких сомнений. В кошельке находилась еще и чековая книжка. Она должна известить о пропаже банк и соответствующие компании, но сейчас у нее не было времени. Уже десять ноль восемь. Ник взяла пальто и сценарий и выскочила из квартиры. Пятнадцати долларов хватит на то, чтобы расплатиться с таксистом за поездку туда и, если не будет пробок на дороге, обратно домой.

Возле кнопки вызова лифта висела маленькая табличка. Ник уже случалось видеть подобную, и она знала, что там написано.

«Наш лифт нуждается в профилактическом ремонте. Приносим извинения за неудобство. Пожалуйста, пользуйтесь лестницей».

Она выругалась, помчалась вниз по лестнице и выбежала на улицу, где было пасмурно и сыро.

Ник всегда везло с такси, и даже сегодня ее, как ни странно, не покинула удача. Она села в машину и попросила шофера отвезти ее к зданию Тайм-Уорнер.

Она опоздает минут на пять – это настоящее чудо, принимая во внимание известные обстоятельства. Ник раскрыла сценарий, держа его на коленях, отыскала первую сцену и начала читать, одновременно нанося на лицо макияж.

«У тебя осталось всего пять минут. Успокойся. Расслабься. Ты справишься. Через час все будет позади, ты вернешься домой и ляжешь в постель. Твоя героиня не светская дама. Это даже хорошо, что ты сейчас неважно выглядишь».

У Ник выступил пот. Не проступит ли он сквозь ее голубую рубашку? Она не воспользовалась дезодорантом.

«Может быть, ты уже гниешь. На твоем лице написано все, чем ты занималась этой ночью».

Ник перечитала первую сцену. Она чувствовала, что роль ей подходит – роль вполне самостоятельной, независимой женщины с Юга, привыкшей полагаться только на свои силы. Действие происходило вскоре после гражданской войны. Такси свернуло на одну из улиц, ведущих к Рокфеллеровскому центру.

«Я справлюсь. Кроме того, Линда сказала, что они, может быть, даже не попросят меня прочитать сцену».

Ник знала по опыту, что на подобных встречах часто не слушают чтение. Это ее удивляло. В театре ты всегда выходишь на пустую сцену, прежде чем тебе позволят встретиться со зрителем. Ты должен прочитать свой отрывок. Потом, если твое чтение понравится режиссеру, он, может быть, с тобой поговорит. В кино все наоборот. Ник больше любила читать и репетировать: она никогда не знала, о чем говорить на встречах.

Такси остановилось перед зданием Тайм-Уорнер, и Ник уплатила шоферу шесть долларов двадцать пять центов. Если не будет пробок, ей хватит денег на обратную дорогу.

Ник увидела себя в зеркале заднего обзора, когда шофер отсчитывал сдачу. Макияж сделал свое дело, но глаза так и остались опухшими. Она вышла из машины, нетвердо держась на ногах: в желудке у нее все горело.

Ник поднялась на лифте на девятый этаж, следуя письменной инструкции Линды, и оказалась возле секретариата.

Прежде чем она успела собраться с мыслями, секретарша обратилась к ней:

– Вы Николетта Столлингс?

– Да, – отозвалась Ник, польщенная тем, что здесь знают ее имя. Она увидела на столе список приглашенных, в котором ее фамилия значилась на втором месте.

– Идите скорее, вас уже ждут. Вы знаете, что опоздали на пять минут?

– Да, да, – пробормотала Ник, с ужасом думая о том, что у нее нет времени, чтобы привести себя в порядок в женском туалете. – Мне очень жаль, но транспорт…

«Ты лгунья. Видишь, ты превратилась в законченную лгунью».

– Желаю удами, – сухо проговорила секретарша. – Пожалуйста, идите скорее. Мистер Хальперн ждет вас.

Ник видела, что следующему по списку назначено время десять тридцать. Сейчас десять двадцать одна. У нее вспотели ладони, не говоря уже о подмышках. Нужно ли ей снимать пальто? Ник не стала этого делать. Она облизала верхнюю губу и посмотрела на дверь. Помолилась о том, чтобы за ней оказался один режиссер, а не полная комната киношников. Ей больше нравилось общаться один на один.

Войдя в комнату, Ник увидела четырех мужчин и одну женщину. Салли Кэшмур, ее предполагаемой союзницы, не было. Один мужчина о чем-то оживленно рассказывал. Он посмотрел на Ник с явным неудовольствием: она помешала ему завершить анекдот коронной шуткой. Оставалось надеяться, что это не Сидней Хальперн.

Он жестом попросил Ник подождать и рассказал анекдот до конца.

Четверо собеседников разразились смехом. Шутник с удовлетворением наблюдал за их реакцией, затем перевел взгляд на Ник и, наконец, посмотрел на лежавший перед ним список.

– Приветствую вас… Николетта, – сказал он, все еще хихикая. – Я Сидней Хальперн. Неудобно получилось. Простите нас, простите нас – уж очень смешная шутка. Пожалуйста, подойдите.

– Спасибо. – Ник надеялась, что никто не попросит ее снять пальто.

– Это Марвин Дейч, Говард Пэнгбурн, наш автор, Стив Крукшенк и Натали Ле Винь, представительница студии.

«Приветствую вас, дамы и господа. Разрешите представиться: я дрянная девчонка. Этой ночью я переспала с тремя мужчинами. Я эксгибиционистка[1]1
  Эксгибиционист – человек, получающий удовольствие от публичного обнажения собственного тела и демонстрации своих половых органов.


[Закрыть], мазохистка…»

Марвин Дейч продолжал смеяться, Натали Ле Винь выглядела разочарованной и казалась враждебно настроенной. Ник не знала, кем был Крукшенк. Сидней Хальперн все еще обменивался взглядами с Марвином Дейчем по поводу шутки. Только Говард Пэнгбурн, писатель, проявлял к Ник некоторый интерес.

– Присаживайтесь, – обратился к ней Сидней Хальперн. – Какую сцену вы собираетесь нам прочесть?

«Черт побери».

– Можно я помогу вам снять пальто? – спросил Стив Крукшенк и тут же оказал ей эту услугу.

«Я потная. От меня воняет. Наверное, под мышками уже проступили пятна».

– Благодарю вас, – сказала Ник Стиву и села на стул, пытаясь взглянуть на свои подмышки. Ей не удалось посмотреть на них незаметно, поэтому она решила на всякий случай держать руки по швам.

Наступило молчание. Не зная, что сказать, Ник начала улыбаться. Сидней Хальперн тоже улыбнулся, за ним расплылись в улыбках Стив Крукшенк, Марвин Дейч и Говард Пэнгбурн. Натали Ле Винь скосила взгляд на номер «Нью-Йорк Таймс», лежавший рядом с ней на кушетке.

«Заведи светский разговор».

Но Ник так ничего и не пришло в голову.

Пауза затянулась.

– Итак, – проговорил Сидней Хальперн.

– Итак… что? – спросила Ник, несколько озадаченная.

– Какую сцену вы бы хотели нам прочитать?

«О… я перенеслась на планету Ники Столлингс».

Бывший приятель Ник Хел называл подобные состояния «полетами на планету Ники Столлингс». Раньше Ник часто забывала о действительности на несколько секунд, погружаясь в свои мечты.

Сегодня она не столько мечтала, сколько просто забывалась. Ник засмеялась, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение, и произнесла, имитируя комика Джека Бенни:

– Я думаю, я думаю…

Никто не улыбнулся. Натали Ле Винь отвлеклась от газеты и подняла голову.

Ник пояснила:

– Вы знаете эту шутку, когда грабитель говорит Джеку Бенни: «Кошелек или жизнь?»

– Прошу прощения? – недоуменно отозвался Сидней Хальперн и оглядел своих коллег, ища у них поддержки.

– Конечно, знаем, – кивая, заверил ее Говард Пэнгбурн, сохраняя дружеское расположение к Ник.

– И что же отвечает Джек Бенни? – спросил Сидней Хальперн, сбитый с толку. – Ах, понимаю… Он отвечает…

Ник и Сидней проговорили вместе:

– Я думаю, я думаю.

– Хорошо. Отлично, – продолжал Сидней Хальперн. Снова воцарилась тишина. – Итак, какую сцену вы хотели бы нам прочитать?

Ник, всегда добросовестно готовившаяся к встречам с режиссерами, ощутила, как ее бросает то в жар, то в холод.

– Ну, – проговорила она таким тоном, словно ей предстояло сделать жизненно важный выбор. – Я, пожалуй, остановлюсь на первой сцене.

– Предлагаю вам начать со второй, – сказал Сидней Хальперн. Он повернулся к Говарду Пэнгбурну. – Я слышал слишком многих актрис, читавших первую сцену, мне она немного надоела.

Ник даже не прочитала вторую сцену.

В разговор вмешалась Натали Ле Винь:

– Вы играли в «Праве на наследство» небольшую роль? – спросила она, не глядя на Ник.

В «Праве на наследство» Ник играла несколько месяцев назад, и это был ее маленький триумф. Она исполняла небольшую, но интересную роль, которую высоко оценила пресса, в том числе и «Таймс». Благодаря успеху Линде Блейк удавалось устраивать для Ник встречи вроде этой. Ник гордилась своей работой в «Праве на наследство».

– Да, я там играла, – ответила она и заметила, что Сидней Хальперн смотрит на часы.

– Мне не понравился этот спектакль, – изрекла Натали Ле Винь, взглянув, наконец, на Ник. – Я знаю, что нахожусь в меньшинстве, постановку хвалили газеты, в том числе и «Таймс», но… спектакль мне совсем не понравился.

– Многие придерживаются того же мнения, – пролепетала Ник, не зная, зачем она поддакивает этой женщине.

– Ты видел этот спектакль, Сидней? – спросила Натали, обращаясь к режиссеру.

– Нет. Нет, не видел, – ответил Сидней Хальперн, покачав головой.

– Но вы там сыграли хорошо, – признала Натали.

– Благодарю вас, – проговорила смущенная Ник.

– Очень хорошо, – продолжала Натали, обращаясь к своим коллегам. – Ей удалась необычайно смешная сцена с элементами пантомимы… – Натали начала смеяться, вспоминая эту сцену.

– Нет, – возразила Ник, – в этой сцене участвовала другая актриса. Я играла племянницу.

Натали Ле Винь сузила глаза.

– Племянницу? Я не помню никакой племянницы.

Сидней Хальперн снова посмотрел на часы.

– У меня была сцена с владельцем поместья, – напомнила Ник. – Ближе к концу пьесы.

– После антракта?

– Да. Почти в самом конце.

Натали Ле Винь что-то обдумывала, потом сказала:

– Знаете что? Я не видела второго акта. Мы ушли. – Она повернулась к Сиднею Хальперну. – Я была со Стеном Бонди…

Сидней Хальперн кивнул, будто упоминание Стена Бонди все объясняло.

Натали снова обратилась к Ник:

– А кто играл в той сцене с пантомимой?

– Бекки Шихан, – ответила Ник.

– Бекки Шихан, – повторила за ней Натали, глубоко задумавшись. – Да, она была великолепна.

– Вы правы, – согласилась Ник. Снова наступила пауза: – Мне очень жаль, что вы не видели второго акта.

– Я не собиралась уходить, – смутилась Натали, – но… надо знать Стена Бонди.

Ник его не знала, и это отразилось на ее лице.

Стив Крукшенк издал неодобрительный звук, словно говоря Ник: «Если бы вы знали Стена Бонди, вам ничего не пришлось бы объяснять».

– Итак, – повторил Сидней Хальперн. – Вторая сцена. Хорошо?

«Все кончено».

– Конечно, – сказала Ник, перелистывая страницы сценария. – На какой это странице?..

– На восемьдесят третьей, – ответили Сидней Хальперн, Стив Крукшенк, Говард Пэнгбурн и Марвин Дейч почти одновременно. Ник отыскала нужную страницу и обнаружила, что в ее экземпляре сценария страницы перепутаны: перед восемьдесят третьей лежит восемьдесят четвертая. Так работают у Линды Блейк. Ник вырвала обе страницы, чтобы расположить их в должном порядке. Говард Пэнгбурн наблюдал за ее действиями с нескрываемым изумлением.

– Итак, – повторил Сидней Хальперн и стал описывать сцену. – Война окончена, и вы со своим поверенным только что заключили сделку…

Слово «поверенный» пробудило в душе Ник бурю чувств и непрошеных воспоминаний, но не тех, которых ждали от нее. Она отогнала от себя мысли о прошедшей ночи и попыталась сосредоточить внимание на словах режиссера.

– …И вы счастливы, действительно счастливы, впервые за много месяцев. Вы просто излучаете счастье.

Ник попыталась изобразить нечто подобное. Обычно ей это удавалось.

– Я буду читать с вами, – объявил Сидней Хальперн. – Итак, мы начинаем.

Ник не любила читать текст на пару с режиссером. Он не может оценить игру актрисы, если не отрывает глаз от сценария.

Ник приказала себе прекратить панику, вызванную тем, что она не подготовилась и не выспалась. Перед ней режиссер, получивший «Оскара». На встречу с таким человеком неподготовленными не приходят.

Все взгляды, кроме Натали Ле Винь, устремились на Ник.

«Счастье. Я излучаю счастье…»

– Готова поклясться, – читала Ник, – что передо мной старина Джефф Джонсон!

– Хилари?! – читал Сидней Хальперн, не отрывая глаз от сценария. – Боже мой, неужели это на самом деле ты?

– Конечно, я. Неужели я так сильно изменилась?

– Какая ты стала!

– Какая? О, Боже. Ты же никогда не лез за словом в карман, Джеффри Джонсон.

Ник старалась изобразить кокетство.

– Я помню тебя совсем ребенком… – читал Сидней Хальперн, уткнувшись в сценарий.

– Когда ты видел меня последний раз, Джеффри Джонсон, герой войны, краса и гордость Юга?

– Я помню тебя… в толпе играющих детей, Хилари.

– Я больше не чувствую себя ребенком, Джеффри.

– Я… безумно рад, что встретил тебя.

Сидней Гальперн ни разу не поднял голову. Он не отрывал глаз от сценария. Ник продолжала:

– Я слышала о твоих подвигах под Виксбургом.

– Не такие уж и подвиги.

Тут Ник, следуя ремарке сценария, попыталась посмотреть ему в глаза. Сидней Хальперн поднял голову. Ник не знала, как ей нужно сейчас играть. Она решила изобразить обожание.

– Ты вернулся, Джефф Джонсон! Как это замечательно!

На этом сцена заканчивалась.

Сидней Хальперн с минуту пристально смотрел на Ник.

«Что он на меня уставился?»

Затем обратился к своим коллегам:

– Говард, что скажешь?

Говард Пэнгбурн, писатель, который несколько минут назад неплохо относился к Ник, теперь смотрел на нее так, словно пытался заставить себя ее за что-то простить. Он покачал головой.

– А вы, ребята? – продолжал Сидней Хальперн. – Ты, Натали?

Марвин Дейч рассматривал грудь Ник, надежно прикрытую скромной рубашкой. Стив Крукшенк изучал копию списка приглашенных. Затем поднял голову и, принужденно улыбаясь, сказал:

– Нет.

Натали Ле Винь отрицательно покачала головой, глядя на Сиднея.

– Хотите, я прочту сцену еще раз? – предложила Ник.

Сидней Хальперн надулся, как индюк. Он немного подумал и ответил отказом.

– Нет… нет, благодарю вас, Лиза. Спасибо, но в этом нет необходимости.

«Лиза?»

Ник протянула руку Сиднею Хальперну, и он пожал ее, немного рассеянно.

– Спасибо, что пришли к нам, – говорил он, улыбаясь и кивая головой. Он уже подвел ее к двери.

Никто не сказал, что встреча с Ник окончена. Но она была окончена. Ник пора было сыграть самый неприятный эпизод встречи – уход.

– Это вам спасибо, – сказала Ник. – И всем вам тоже, – добавила она, обратившись к коллегам Сиднея. В ответ они закивали ей.

«Сматывайся поскорее. Не вздумай пожимать им руки».

Ник подошла к каждому из них и пожала всем руки. Все они сохраняли молчание.

– До свиданья. Благодарю вас. До встречи. Рада была познакомиться. – Наконец Ник снова подошла к двери.

«Просто повернись – и уходи».

Она стояла там несколько секунд и улыбалась.

– Спасибо, – сказала она, глядя на Сиднея Хальперна с благодарностью. – Огромное спасибо.

– Вам спасибо, – ответил Сидней Хальперн.

– Нет, нет и нет, – возразила Ник как бы шутя, – это вам спасибо. – Она ждала, что он подхватит шутку и скажет: «Нет, нет, нет, это вам спасибо», но Хальперн этого не сделал.

– Ну что ж, до свиданья, – проговорила Ник, заставляя себя повернуться и выйти из комнаты.

Проходя мимо секретариата, она увидела очень красивую женщину, которая ждала своей очереди, читая сценарий. На женщине была синяя рубашка и джинсы. Она излучала счастье.

Ожидая лифта, Ник услышала голос Хальперна, обращавшегося к секретарше.

– Мисс Хейс, – распоряжался Хальперн, – узнайте, кто представляет интересы Бекки Шихан, и постарайтесь пригласить ее сюда до четырнадцати тридцати.

– Но, мистер Хальперн, у вас совсем мало времени. Расписание очень плотное, и ровно в три вы должны уехать, если хотите успеть на самолет.

– Ну, тогда вычеркните кого-нибудь из списка. Я должен посмотреть эту девушку.

* * *

Когда Ник спускалась вниз, она снова почувствовала недомогание. Она решила купить таблетки для снятия боли, но вспомнила, что не может себе этого позволить.

«О, Боже. Мне еще нужно позвонить в «Американ Экспресс» и в банки…»

Конечно, прежде всего она решила воспользоваться самым легким в истории человечества телефонным номером, чтобы восстановить свою кредитную карточку. Обладая плохой памятью на цифры, этот номер она запомнила твердо: 1-2-3-4. Ей хотелось надеяться, что эта комбинация цифр придет в голову и тому, кто найдет ее кошелек.

Ник попыталась вспомнить таксиста, который вез ее из отеля. Внушал ли он доверие? Возвратит ли он ее кошелек? Трудно сказать…

Листерин перестал действовать, и во рту снова появился горький вкус табака.

Когда Ник прошла квартал от здания Тайм-Уорнер, пошел дождь. Она шла куда глаза глядят. Теперь Ник поняла, что идет не в том направлении. Маленькая экскурсия на «планету Ники Столлингс». У нее не было ни зонтика, ни шляпы, ни кошелька.

Сама того не замечая, Ник оказалась недалеко от дома своих родителей. «Я могу туда зайти, – подумала Ник, – отдохнуть, позвонить куда надо, может быть, чего-нибудь поесть. Мама пожалеет меня и сварит суп».

Ник стала ловить такси. В пасмурную, дождливую погоду все машины уже разобрали. Она увидела, как из такси, остановившегося довольно далеко от нее, выходит мужчина, побежала туда, но ее опередила появившаяся ниоткуда беременная женщина.

– Откуда вы взялись? – спросила Ник с печальным недоумением.

– Мне только что делали ультразвук, – сообщила сияющая женщина, садясь в машину. – Это девочка! – воскликнула она радостно. – Она закрыла за собой дверцу, оставив Ник на мокром тротуаре.

Она огляделась вокруг, затем посмотрела на свое промокшее пальто из верблюжьей шерсти. Ей нужно отдохнуть. И позвонить.

Ник заметила, что ее ноги, словно автопилот, сами ведут ее к родительскому дому, расположенному на Бикман-Плейс.

Раньше они жили в пригороде Доббс-Ферри, но переехали в Нью-Йорк, когда Ник, младшая из дочерей, окончила школу. Отец Ник был каким-то образом замешан в скандале вокруг «Уотергейта» и пострадал от его последствий. Будучи вице-президентом авиакомпании, предоставившей нелегальные средства в избирательный фонд Никсона, отец Ник, хотя лично и не причастный к этому делу, был признан частично ответственным за подрыв репутации компании. Чтобы избежать суда, он нанял лучших юристов, стоимость услуг которых оказалась такой высокой, что им пришлось продать дом и переехать в небольшую кооперативную квартиру в городе. Отец Ник, получив новую должность, стал радоваться тому, что не ездит ежедневно из пригорода в город и обратно. Фанатичный почитатель Никсона, он шутил, что от «Уотергейта» пострадали все, кроме него самого.

Ник обожала мамины супы, которые она часто сама привозила дочери. Ник вынуждена была признать, что ее мать обладала сверхъестественным чутьем и готовила Ник тогда, когда она особенно в этом нуждалась. С этой ее чертой могла соперничать только – тоже сверхъестественная – способность звонить всегда не вовремя.

Ник прошла парк, Лексингтон и Третью авеню, промокла еще сильнее, но ее согревала надежда на то, что сегодня у ее матери суповой день. Ник решила, что поспит на своей старой кровати, перевезенной из дома в Доббс-Ферри и стоявшей теперь в гостиной, и сможет поесть немного супа.

Наконец она вошла в роскошный кирпичный дом на Бикман-Плейс, где всегда чувствовала себя слишком небрежно одетой. Его жильцы надевали дорогие костюмы, выходя выгуливать своих собачек.

Швейцар, давно знакомый с Ник, на этот раз с трудом ее узнал. Она, как на грех, никогда не могла запомнить, как его зовут.

– Это вы, мисс Столлингс? – спросил… Фил? Робби? Поль?

– Это я, – ответила Ник, спутанные волосы которой слиплись, а пальто было мокрым, как губка. – Мама дома? – Папа в это время наверняка на работе.

– Думаю, что да, миссис Столлингс дома, – сказал швейцар, сняв трубку телефона внутренней связи, и, нажав на нужную кнопку, немного подождал. – Вчера вечером я смотрел по телевизору старый фильм с вашим участием.

– Правда? Какой же это фильм? – поинтересовалась Ник.

– Там играли вы и, кажется, Джордж Пеппард.

Ник никогда не играла вместе с Джорджем Пеппардом. Должно быть, речь шла о каком-нибудь эпизоде в телефильме, снятом давным-давно. Теперь, когда появилось кабельное телевидение, часто показывали старые фильмы.

– О да, – проговорила Ник, не желая спорить и что-то уточнять.

– Я смотрел этот фильм совсем чуть-чуть. Жена заставила меня переключить на другую программу. Его показывали часов в пять-шесть вечера. Вы там выглядели великолепно.

«Чего не скажешь обо мне сейчас».

Швейцар так и не получил ответа по внутренней связи.

– Значит, она вышла, – смущенно констатировал швейцар. – Я отлучался на несколько минут, чтобы принять почту. Наверное, тогда я ее и пропустил.

Ник с неожиданной быстротой осознала, что в таком состоянии едва ли доберется до своей квартиры.

– Мне очень неловко просить вас об этом, но не могли бы вы пропустить меня? Видите, я вся мокрая, к тому же мне надо сделать пару телефонных звонков. Я потеряла кошелек, и мне необходимо позвонить в банк.

– Надеюсь, вас не ограбили, мисс Столлингс? – участливо спросил он.

– Нет, нет. Я оставила его в такси. Можете себе представить? – Ник старалась казаться беспомощной, что было не так уж трудно.

– Вообще не положено пропускать тех, кто здесь не живет, мисс Столлингс…

Ник судорожно пыталась вспомнить его имя.

«Джерри!»

– Джерри… я действительно очень нуждаюсь в отдыхе. Мои родители не стали бы возражать.

Джерри принял смелое решение.

– Вот запасной ключ, мисс Столлингс. Если я не буду доверять вам, кому тогда вообще можно доверять?

Ник не нашлась, что ответить. Она с благодарностью приняла ключ.

– Джерри, вы ангел.

– Моя жена считает, что во мне больше от дьявола, так что я передам ей ваши слова, – сказал Джерри и подмигнул Ник. Она попыталась подмигнуть ему в ответ, но почувствовала, что не может закрыть один глаз, не закрыв при этом и другой.

* * *

Открыв дверь родительской квартиры, Ник сразу ощутила знакомый запах. Если бы понадобилось как-то его определить, она назвала бы его «моя жизнь» или «мой дом». Этот запах Ник вдыхала каждый день своего детства. Он витал в их доме в Доббс-Ферри. Казалось чудом, что этот запах совершил путешествие из Вестчестера в Манхэттен и остался прежним на Бикман-Плейс. Это был милый и приятный, успокаивающий запах ее родителей: их мебели, одежды, вещей, их самих. Для Ник он был бальзамом, врачующим душу.

В квартире, как всегда, царил идеальный порядок. Здесь было тесновато, но очень уютно. Мать всегда раздражала Ник своей привередливостью, но результат ее деятельности она оценивала положительно.

Ник подумала, что никогда прежде не бывала в этой квартире одна. Мать всегда разговаривала громко и почти без умолку, и ее было слышно отовсюду, поэтому стоявшая сейчас в квартире тишина производила жутковатое впечатление.

«Я испытаю подобное ощущение, когда войду сюда после смерти родителей», – подумала Ник.

Она сняла свое мокрое пальто. У себя в квартире она, скорее всего, просто скинула бы его на пол, потом подобрала бы, через несколько часов, мятое и неприятно пахнущее. Но здесь Ник бережно и аккуратно повесила его на гладкие деревянные плечики в высокий гардероб, отодвинув подальше другую одежду, чтобы она не пропиталась влагой от ее пальто. Ник достала из сумки переносную приставку к автоответчику, сняла ботинки, стянула мокрые чулки. Она отнесла их в ванную для гостей, расположенную возле прихожей, и повесила на перекладину душевой занавески, а ботинки поставила на батарею.

Ник чувствовала себя хозяйкой.

Она прошла в гостиную – в комнату, которую ей отводили, когда она изредка оставалась здесь ночевать, – и посмотрела на кровать. Это была та самая кровать, на которой она спала с детских лет.

В комнате было сухо и тепло. Ник стянула джинсы и приподняла угол одеяла, чтобы ощутить свежесть простыней. Внезапно ей захотелось в туалет. Жжение не прошло, хотя было уже не таким нестерпимым. Больше всего ее беспокоила боль между ногами, да и желудок давал о себе знать. Ник на ощупь достала пузырек с магнезией, открыла его и отпила глоток.

Потом вернулась в гостиную. Вспомнила, что еще никуда не позвонила. В этой комнате не было телефона, и Ник пошла в родительскую спальню, чтобы позвонить в компанию, ведавшую кредитными карточками.

Она села на огромную родительскую кровать. Телефон стоял рядом, на столике.

Ожидая ответа, Ник задремала, прижав трубку к уху. Служащий компании, разбудив ее, заверил, что она получит новую карточку не позднее чем через три дня. С банком все было сложнее. Ник не сразу вспомнила номер своего страхового договора, чем вызвала подозрения у служащего на другом конце провода. Ник, наконец, восстановила в памяти и назвала нужные цифры. Ей ответили, что в течение недели выдадут новую чековую книжку, новую кредитную карточку и сообщат новый номер страхового договора.

Ник собрала последние силы и при помощи переносной приставки подсоединилась к своему домашнему автоответчику. Она ждала ответа, как заядлый курильщик ждет возможности закурить сигарету.

Некоторые, как обычно, просто повесили трубку. Было послание от драгоценной подруги Мег, которая жила в Лос-Анджелесе, но звонила почему-то из Аспена. Линда Блейк не звонила. «Прошло еще слишком мало времени», – успокаивала себя Ник. Затем прозвучало следующее:

«Привет. Это… Тодд. Прошлой ночью я думал, что умру от счастья, но пока я жив и решил позвонить тебе и сказать… что? Что всю тебя ощущаю. Мне трудно говорить такие слова автоответчику… что я делаю? Просто мне захотелось услышать твой голос. Может, позвонишь мне, когда вернешься… не знаю, откуда? Ты ведь сейчас не на лестничной площадке? Да, мне лучше помолчать. Я слишком много говорю, однако, в отличие от многих, я люблю технику наподобие автоответчиков. Они создают ощущение, что я разговариваю с тобой, потому что рано или поздно ты услышишь мои слова. Да. Ну, что ж. Сейчас я отключусь. Но мы еще поговорим. – И, после небольшой паузы: – Да, мой номер 847-3826».

У Ник появилось такое чувство, словно она последний раз видела Тодда много лет назад.

На автоответчике оставили еще одно послание. Впервые после вчерашней ночи сердце Ник учащенно забилось.

«Привет. Это Сэм. Я давно собирался позвонить, но был очень занят… До меня довольно трудно дозвониться, но ты можешь попробовать поймать меня по номеру 456-0604. Кстати, ты отлично играла в спектакле. Говорил я тебе об этом?»

Никогда он этого не говорил. Сэм был актером, с которым Ник работала на прошлой неделе в манхэттенском Театральном клубе; там ставили экспериментальную, некоммерческую пьесу. Сэм был известным актером, но не для широкой публики; его высоко ценили в театральной среде. Ник приняла предложение участвовать в спектакле, потому что ей льстило быть партнершей Сэма.

Он, по-видимому, лет на десять старше ее. Они встречались в сырой прихожей и часами разговаривали, оставаясь в клубе одни. Сэм обладал острым умом, с ним рядом Ник чувствовала себя таинственной, привлекательной и слабой женщиной. В спектакле он был великолепен. Сэм уехал в Лос-Анджелес на месяц киносъемок и перед отъездом попросил у Ник номер телефона.

Сэм отсутствовал уже больше недели, и с тех пор, возвращаясь домой, Ник с замиранием сердца прослушивала автоответчик.

Ей нравилось звучание его голоса. Она поставила телефон обратно на столик и, ощущая знакомый запах, исходивший от подушки матери, уткнулась в нее лицом и заснула.

* * *

В жарких лучах послеполуденного солнца Сент-Бартса, держа в одной руке бокал с еще прохладным шампанским, Ник другой обмахивалась, как веером, меню с десертными блюдами.

Ланч, на который мать пригласила Ник, а также нескольких своих друзей, подходил к концу. Все гости были в прорезиненных плащах, а на голове носили ботинки. Ник оделась скромно, если судить по стандартам Сент-Бартса: на ней бикини и бледно-голубая рубашка, завязанная на животе узлом.

Желтое нью-йоркское такси проезжало вдоль берега, и его водитель спрашивал сидящих за столом, не потерял ли кто-нибудь из них кошелек. Ник хотела ответить, но не смогла произнести ни звука. Такси въехало в воду, превратилось в моторную лодку и умчалось по волнам.

За ланчем говорили только о планах Эстер, и Ник было как-то не по себе. Возле воды резвилась группа молодых людей: они плавали, загорали, занимались серфингом. Они были атлетически сложены и, следуя традиции Сент-Бартса, ходили голыми. Их было человек пятнадцать-двадцать, все – мужчины.

– Пожалуй, я лучше пойду, – сказала Ник, надеясь, что никто не захочет к ней присоединиться.

– Хорошо, – отозвалась ее мать. – Будь осторожна, переходя улицу: ведь ты без ботинок. И не забудь, что мы встречаемся с этим милым молодым человеком… как его зовут?.. Тодд… за ужином. Такой чудесный молодой человек. Он рассказал обо всем, что ты делала с ним прошлой ночью. В самом деле! Ты приведешь Тодда на ужин к Эстер или придешь с другим, не менее милым молодым человеком?

– Я приведу их всех, мама. Всех приятных молодых людей.

– Это было бы чудесно. Ужин можно назначить на три часа?

– Ужин назначается на три часа, – скандировали женщины с ботинками на голове, когда Ник удалялась от стола.

– А не лучше ли назначить его на полчетвертого?

– Несомненно, – ответила Ник, не сводя глаз с мужчин, толпившихся на берегу. Приближаясь к ним, она чувствовала, как усиливается ее волнение. Ник отпила глоток шампанского, наслаждаясь контрастом прохладной жидкости и жара нудистского пляжа. Ник оглянулась. Мать и ее гости были уже достаточно далеко.

Завыла сирена, и сзади раздался мужской голос, звавший ее по громкоговорителю:

– Николетта Столлингс! Вас вызывают по междугороднему, мисс Николетта Столлингс!

Но Ник продолжала идти по берегу океана. Оглянулась. Мать превратилась в крохотную точку. Волны ласкали ноги Ник, когда она развязывала узел на рубашке и расстегивала пуговицы.

Она осмотрела группу людей, к которым шла. Все они были загорелыми, а один из них выглядел так классно, что у Ник мурашки побежали по коже. Она бросила свою рубашку на песок, продолжая идти дальше. Приблизившись к мужчине, она заметила, что он за ней наблюдает.

Ник завела руку за спину, чтобы расстегнуть лифчик. Но застежка не поддавалась. Мужчина не спускал с нее глаз. Ник хотелось как можно изящнее освободиться от лифчика, но она так и не смогла справиться с застежкой. Тогда Ник яростно дернула лифчик, но он все равно не расстегнулся. Теперь вся группа смотрела на нее.