Текст книги "Притяжение"

Автор книги: Стефен Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 22

Машина подъехала к дому родителей Ник. Она оплатила проезд, отмстив, что от пятидесяти баксов, занятых у Джоанны, осталось меньше двадцати. Подойдя к массивным стеклянным дверям, Ник разглядела за ними охранника дневной смены, Джерри. Или Терри?

– Пришлось работать в ночную смену? – спросила она, когда охранник открывал для нее дверь.

– Да, сегодня я работаю в две смены, мисс Столлингс. Все еще моросит?

– Ну, это не страшно, – ответила Ник, пытаясь казаться бодрой. Она заметила на стуле охранника раскрытый номер газеты «Пост». Но Джерри-Терри вел себя по отношению к ней как обычно. Может быть, он не читал того номера газеты и не смотрел десятичасового выпуска новостей? Какой выпуск «Пост» лежал у него на стуле, Ник не могла разобрать. – Позвоните, пожалуйста, моей матери.

– Сию минуту.

Охранник поднял трубку внутреннего телефона, набрал номер и стал ждать. Ответа не последовало.

– Странно, мисс Столлингс, – удивленно произнес Джерри. – Я уверен, что она у себя.

Они подождали еще немного, слушая длинные гудки. Мать спала очень мало. Она редко ложилась раньше полуночи. Почему же она не отвечала? Ник почувствовала, как ее прошибает холодный пот. Тут она вспомнила, что у нее есть ключ, который мать дала ей в пятницу.

– Все в порядке, – заявила Ник, роясь в сумочке. – У меня теперь есть свой ключ от квартиры. Я поднимусь наверх.

– Ах, – вздохнул Джерри-Терри. – Ах, конечно. Разумеется. – Он пригласил ее пройти к лифту. – Может быть, мне поехать с вами?

– В этом нет необходимости, – ответила Ник, теряясь в догадках относительно молчания матери. – Я позвоню вам, если возникнут проблемы.

Она вошла в лифт. Теперь охранник смотрел на Ник так, словно она была вооружена и очень опасна.

«Он знает».

«А может быть, просто озабочен».

– Вы уверены, что не нуждаетесь в моей помощи? – спросил он, когда Ник нажала на кнопку лифта.

– Да, да, – ответила она, позволив дверце закрыться. Она приготовила ключ и нервно барабанила ногтями по стенкам лифта, который быстро поднялся на пятый этаж. Ник с минуту боролась с замком, несколько раз повернув ключ в одну и в другую сторону, пока дверь не отворилась.

Свет был включен, но в квартире царила тишина. Внезапно с кухни послышалось громкое жужжание. Ник вздрогнула и быстро пошла на звук.

В кухне стояла ее мать; нажимая одной рукой на кнопку миксера, она отвернулась от него, уткнув палец другой руки в рецепт лежащей на столе кулинарной книги. Ник радостно смотрела на мать. Она убеждала себя в том, что с матерью все нормально, поскольку застала ее за привычным делом.

Зазвонил внутренний телефон. Должно быть, это Джерри-Терри желал убедиться, что в квартире все в порядке. Но мать Ник не обратила на телефон никакого внимания, равно как и на дочь, застывшую в дверном проеме. Телефон звонил достаточно громко, чтобы его услышали, несмотря на жужжание миксера. Ник вошла в кухню и сняла трубку.

– Привет, мама, – сказала она, прежде чем ответить на телефонный звонок. Мать повернулась и так испугалась, словно увидела привидение.

– Сьюзен! Боже милостивый! Что ты здесь делаешь? О, Боже! С тобой все в порядке? – Она выключила миксер. – Как ты смогла войти сюда, не предупредив? О, Господи. – Мать схватилась за сердце. – Что ты делаешь с телефоном?

– Как зовут охранника, мама? – прошептала Ник, прикрывая трубку рукой.

– Терри. Но он обычно не работает по ночам.

– Все в порядке, Терри. Благодарю вас, – быстро проговорила Ник и повесила трубку.

Мать снова сосредоточилась на кулинарном рецепте.

– Я варю суп, – пояснила она, опуская в миксер старую деревянную ложку и пробуя содержимое на вкус. Ник молча за ней наблюдала.

«Тут что-то не так. Но что именно?»

На столе, рядом с кулинарной книгой, стоял на три четверти опустошенный стакан с красным вином, около него – наполовину пустая бутылка «Бордо». Ник знала, что ее мать не пила уже – дай Бог памяти – четыре или пять лет.

– Мама, – обратилась к ней Ник.

Мать подняла голову и улыбнулась.

– Вино? – спросила Ник.

– Да, это вино, – подтвердила мать, отпивая глоток, затем другой, не отрывая глаз от рецепта. Затем она захлопнула книгу. – Я могла бы приготовить этот суп и во сне, – заявила она с отвращением. – Почему ты мне не позвонила? Ты представляешь, как я встревожена? – Мать Ник пристально посмотрела на дочь, словно пробудившись ото сна. – Что ты здесь делаешь?

– Ты не отвечала на телефонные звонки, – осторожно заметила Ник, – и не включила автоответчик.

– Я никогда не научусь пользоваться этими устройствами…

– Твое последнее послание было очень тревожным…

– Помоги мне порезать петрушку, – прервала ее мать. Она подвинула к Ник пучок петрушки, затем достала деревянную кухонную доску, которую подарила ей дочь много лет назад на Рождество. Ник положила петрушку на доску, и мать передала ей нож. – Не слишком много, – попросила она, когда Ник начала резать.

Мать взяла горшочек с бульоном, стоявший на плите, и налила немного в чашку с делениями. Пока Ник резала петрушку, ее мать включила миксер и медленно начала вливать туда бульон. Несколько минут и мать, и дочь сохраняли молчание. Ник почти обрадовалась возможности помолчать. Все шло как надо. Когда Ник была ребенком, ее мать нередко впадала в депрессию, с ней случались запои и нервные срывы – и тогда она звала Ник на кухню, и они вместе готовили: взвешивали, отмеряли, нарезали, пробовали, помогая друг другу, словно выполняли какое-то важное дело.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что я не отвечала на телефонные звонки? – вдруг спросила мать, выключая миксер. – Я, несомненно, сняла бы трубку. Если бы ты позвонила. Ты хоть понимаешь, что я пережила? Нет, ты не понимаешь. – Она осушила стакан с вином, налила еще, с вызовом глядя на Ник. – Да. Пять лет трезвости пошли коту под хвост. Спасибо тебе большое.

– Мама, – проговорила Ник, взяв в руки стакан с вином, – почему бы нам просто не вылить это обратно в бутылку и не…

– Почему бы нам просто не вылить это обратно? – грубо передразнила ее мать. – А почему бы тебе просто не позвонить вовремя?

– Но я звонила…

– Почему бы тебе просто не объяснить, что – ради Христа – происходит? Что? Я вынуждена была отключить телевизор. Все передачи – об ураганах, разрушениях и о тебе. Прости меня, дорогая, я не могу это смотреть. Но Жанна, благослови, Господь, ее доброе сердце, – она звонит и держит меня в курсе дела. Да, я немного помешалась. Помешалась! Я разрываюсь между тобой и твоим отцом. Похоже, никто не знает, где он. Это самый разрушительный ураган за последние тридцать пять лет. Линии связи не восстановлены. Кондоминиум исчез с лица земли. Исчез!

– Я уверена, с ним все в порядке, мама.

– Ты уверена? Уверена? Я рада за тебя. – Она кинула в миксер щепотку соли. – Мне шестьдесят лет, и я никогда не вникала в финансовые вопросы и даже не знаю, как включается этот компьютер, и у меня такое чувство, что твой отец мертв!

– Ах, мама. Нет. Я уверена, что он просто, знаешь ли…

– Прекрати говорить «знаешь ли»! – закричала мать. – Я не знаю! – Она начала злобно передразнивать Ник: – Знаешь ли! Знаешь ли! Боже мой! Кто научил ваше поколение разговаривать подобным образом? Ты обязана этим кому угодно, только не мне.

Мать Ник взяла горсть нарезанной петрушки, бросила ее в миксер и снова его включила, затем достала старинный судок для готового супа. Она выключила миксер и вылила жидкую массу в судок, затем достала скотч и прилепила им к крышке судка этикетку, на которой написала «Овощной суп» и проставила дату. Затем открыла морозильник и поставила судок среди расположенной в идеальном порядке замороженной пищи.

– Я пойду спать, – объявила мать Ник. – Я пьяна, и мне стыдно, но я впала в дремоту и хочу этим воспользоваться. – Она не стала убираться в кухне, что было на нее не похоже, кинула свой передник дочери и вышла.

Ник вымыла стол, сделав его безупречно чистым, прополоскала кастрюли и миксер и положила их в посудомоечную машину. Она почувствовала, что голодна, открыла морозильник и достала из него суп, который только что приготовила ее мать. Сняв крышку, Ник опустила в судок ложку и отпила глоток. Суп оказался холодноватым, но необычайно вкусным. Ник съела четыре или пять ложек, прежде чем вспомнила о Керригане.

Она должна была сообщить ему о синяке Джеффри Уайта. Ник поставила суп на место, вымыла ложку и положила ее в ящик. Она нашла в сумочке визитную карточку Керригана и позвонила ему из кухни. Включился автоответчик, и Ник проговорила после гудка:

– Мистер Керриган? Это Николетта Столлингс. Сейчас около полуночи. Нам надо… поговорить. Я нахожусь не там, где вам сказала. – Тут Ник вспомнила о рыбках. – О, Боже. Послушайте. Не могли бы вы поручить кому-нибудь из ваших людей покормить рыбок в моей квартире? Я оставила корм у охранника Фернандо. Это возможно? Я хочу сказать: ведь это не повредит расследованию. Потому что, понимаете… я не уверена, что они выживут, если их не покормить. Если бы вы смогли позаботиться об этом и… если получите это послание, позвоните мне по номеру 805-3834, чтобы я знала, что с рыбками все в порядке. Иначе я позвоню вам рано утром. Нам нужно поговорить еще кое о чем. – Ник повесила трубку и набрала номер Фрэнки и Джоанны. Трубку подняли после первого гудка.

– Да, – произнесла Джоанна.

– Это я, – представилась Ник.

– Сьюзен! О, Боже. Ты в порядке? Где ты? Фрэнки, – обратилась Джоанна к мужу, – это она, Сьюзен. Боже. Что с тобой? Расскажи.

– Я в порядке. Послушай, я у мамы. Все хорошо.

– Мы с ума сходили от беспокойства. Звонил Эрни, он, кажется, очень удручен, Сьюзен. Ты смотрела новости?

– Нет.

– Вот и хорошо. Отлично. Не смотри телевизор, Сьюзен. Не смотри новости. С тобой действительно все в порядке?

– Все хорошо. Ты уверена, что он и в самом деле хороший адвокат?

– Да. Я в этом уверена. Но он немного ненормальный.

– Будь добра, позвони ему и скажи, что со мной все в порядке и что я поговорю с ним завтра утром.

– Как тебе позвонить?

– Джоанна, я тебя люблю, но если я дам тебе номер телефона, то ты сообщишь его Эрни Морану, и он позвонит сюда, а моей маме необходимо выспаться. У нее такой допотопный телефон, его нельзя отключить или убавить звук. Сейчас я никак не могу с ним поговорить. Я слишком устала, и мне не по себе.

– Я скажу ему, что ты у своей матери.

– Нет. Могут позвонить полицейские, а я не хочу, чтобы маму разбудили среди ночи. Ей нужно поспать. Послушай, я позвоню ему утром. Тебе я тоже позвоню. Если от меня что-нибудь потребуется, оставьте послание на моем автоответчике. Я тебя люблю. Если мне удастся выкарабкаться, я куплю тебе новый плащ.

– Сьюзен, скажи мне только…

– Передай Фрэнки, что его я тоже люблю. Позвоню тебе утром.

Ник повесила трубку, прошла по квартире, гася свет во всех комнатах, затем заглянула в спальню своих родителей. Мать лежала на отцовской части кровати, свернувшись калачиком, в верхней одежде. Шторы не опущены. Буря, кажется, утихла. В комнату проникал лунный свет, но время от времени его заслоняли рваные густые облака, быстро бегущие по небу. Ник отогнула покрывало на другой стороне просторной двуспальной кровати. Она сняла, наконец, влажное платье и промокшие туфли. На цыпочках прошла в ванную, сняла ночную рубашку матери с прибитого к двери крючка и надела ее, сразу ощутив тепло фланели, отдававшей запахом «Ма Грифф», любимых духов матери. Борясь с дрожью, Ник забралась в постель и укрылась одеялом. Мать лежала к ней спиной. Ник смотрела в потолок, затем перевела взгляд на окно. Проплыло облако, за ним показалась звезда. Она загадала желание.

«Пусть с отцом все будет в порядке. И… помоги мне».

Ник открыла глаза и снова увидела звезду. Посмотрев на нее, Ник закрыла глаза.

– Это, знаешь ли, акт веры, – сказала ее мать из ниоткуда.

Ник вздрогнула всем телом.

– Я думала, ты спишь.

– Конечно.

– Что ты называешь актом веры?

– Суп, – ответила мать. – Я верю: если суп для него приготовлен, он вернется домой.

– Я бы назвала это суеверием.

– Нет… это вера. У тебя есть хороший адвокат?

– Он… считается хорошим.

– Ты за этим звонила вчера вечером?

– Угу.

Мать внезапно села.

– Неужели дела так плохи, как говорят по телевизору?

– А что они сегодня говорили? – спросила Ник.

– Ты что, не смотрела?

– А ты? – ответила Ник вопросом на вопрос. – Ты смотрела?

– Когда-нибудь, может быть, у тебя будут дети. И ты поймешь, что не должна знать подобных вещей, когда дело касается твоих детей. А теперь, Бога ради, скажи, наконец, что происходит? У меня такое ощущение, словно я схожу с ума. Так скажи мне.

– Ну, я захожу к тебе, а ты варишь суп. Среди ночи. Не отвечаешь на телефонные звонки, потому что пьяна. С тобой невозможно разговаривать, когда ты пьяна. Я считала, что ты это осознала много лет назад. Я думала: оттого ты и бросила пить. Черт побери. Сейчас я не могу о тебе позаботиться. И не задавай мне никаких вопросов.

– Тебя обвиняют в убийстве, а мне нельзя задавать вопросов?

– Ладно, задавай. Задавай! Ты говоришь о супе и о папе. Суп и папа. Две вещи заполняют всю твою жизнь. Ты пьяна. Нет. Я никого не убила. Так что… спи.

– По-моему, если мне суждено покончить счеты с жизнью, то сейчас самое время.

– О, Боже, мама! Ведь мы говорим обо мне.

– Возможно, твой отец мертв, Сьюзен.

– А я могу попасть за решетку. Но ты воспримешь это только как собственное горе. И если погибнет отец, будет то же самое. Все вращается только вокруг тебя.

– За решетку ты не попадешь, если никого не убила. Ты убила кого-нибудь?

– А что я тебе только сейчас сказала? Что я тебе сказала? – Ник почти кричала.

– Замолчи! – воскликнула мать с яростью, какой Ник от нее не ожидала.

– Нет! Никаких «замолчи»! Мы должны разговаривать, мама, – взвыла Ник.

– Соседи. Бога ради, потише, Сьюзен…

– Черт с ними, с соседями! Возможно, отец мертв. А я – убийца.

– Сьюзен!

– Давай же, мама, померимся силой! – кричала Ник, встав на кровати и приняв боксерскую стойку. – Выясним наконец, это моя трагедия или твоя. Чье положение тяжелее?

– Я так расстроилась из-за отца, – всхлипнула мать. – Извини. Прости меня. О, Боже. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.

Ник с внезапной ясностью осознала, что ее мать больше нуждалась в утешении, чем она сама. Она смирилась с этой мыслью и легла, заключив мать в свои объятия. Это было странное ощущение. Или просто воспоминание? Такое уже случалось раньше и неоднократно, когда она чувствовала себя беспомощной, как ребенок. Тогда оказывалось, что ее мать еще более беспомощна. И Ник, во избежание худших потрясений, приходилось ее утешать.

Скоро мать глубоко заснула. А у Ник потеряла чувствительность только одна часть тела – ее правая рука, которую она подложила под плечо матери. Рука давно затекла, но когда Ник пыталась ее освободить, спящая женщина находила руки дочери и заставляла ее обнять себя, пытаясь укрыться ею, как одеялом.

* * *

«Может быть, я спала», – подумала Ник. В окно бил дневной свет. Она не помнила, снился ли ей какой-нибудь сон. Изящный будильник матери показывал восемь тридцать. Лежа неподвижно, Ник смотрела на косоугольный циферблат и кожаный корпус дорожного будильника. Этот темно-бордовый будильник всегда оставался с матерью, сколько Ник себя помнила. Все еще обнимая мать одной рукой, другой она приблизила часы к своему лицу, вдыхая знакомый мускусный запах кожи. Часы были механические и громко тикали. Мать заводила их каждый день. Ник, жившая в своей квартире около четырех лет, накупила за это время множество будильников, но все они почему-то терялись то в номере отеля, то в передвижной артистической уборной, размещавшейся в трейлере.

Она не помнила случая, чтобы хоть раз проснулась раньше матери. Ник даже не была уверена, что когда-либо видела мать спящей. Она соскользнула с кровати и прошла в гостиную.

Вопреки совету Джоанны, она включила телевизор. Он был установлен на Пятом канале. Местные, нью-йоркские, утренние новости уже шли.

– Мы вернемся после рекламы и расскажем вам о самых последних новостях, – пообещал ведущий, сверкнув фарфоровыми зубами и пытаясь производить впечатление серьезного, деловитого человека.

У Ник началось какое-то жжение в животе – то ли от голода, то ли от тошноты. Она предпочла приписать его голоду и прошла на кухню. В вазе, где ее мать всегда держала свежие фрукты, лежала гроздь желтеющих недозрелых бананов. Ник взяла один, очистила от кожуры и откусила немного несладкой мякоти. Она заглянула в спальню, чтобы убедиться, что мать еще спит. Затем вернулась в гостиную и села на пол перед телевизором.

– Мы продолжаем наш выпуск, – возвестил ведущий, – и Салли расскажет вам о последних новостях, а также покажет волнующую, полную драматизма пленку, отснятую командой «Горячих новостей» и повествующую о развитии событий в деле, связанном с убийством мужчины из Уэстчестера.

Ник ощутила подступившую к горлу тошноту. Пожалуй, ей не стоило есть этот банан.

– Салли?

– Спасибо, Джон. Речь пойдет о драке, в которую вступила вчера на Парковой авеню актриса Николетта Столлингс с репортером газеты «Нью-Йорк Пост». Команда наших «Горячих новостей» оказалась в гуще событий и попыталась добиться от Столлингс ответов на вопросы, связанные со смертью Джеффри Уайта, филантропа из Уэстчестера, отца двоих детей. В записи встречаются не вполне приличные выражения, поэтому будет лучше, если этот репортаж посмотрят только взрослые телезрители.

Показали эпизод, в котором Ник выкрикивала ругательства и боролась с репортером газеты «Пост».

– Сукин сын! Сукин сын! – орала Ник с экрана.

– Первая поправка к Конституции! Первая поправка! – визжал фотограф в ответ. Он выглядел достойнее, чем Ник, и казался беспомощным. Она же походила на сущую ведьму.

– В нашей студии находится Конни Куэвас, следящая за развитием событий с самого начала, с субботнего вечера. Конни?

– Спасибо, Салли, – проговорила Конни Куэвас, выглядевшая расстроенной и усталой. Как обычно, она говорила как-то странно, произвольно выделяя самые неожиданные слова. – Николетта Столлингс, которую близкие друзья называют «Сьюзен», несколько загадочная женщина. Вчера «Горячие новости» попытались добиться от нее ответов на некоторые простые вопросы о том, что произошло у нее на квартире два дня назад. Джеффри Уайт из Гастингса-на-Гудзоне, отец двоих детей, умер в субботу в этой самой квартире. Как сообщили нам наши источники, медэксперт так и не пришел к определенному заключению, но он не отвергает возможности убийства. Полиция не выдвинула обвинений, но у них есть основания полагать, что в момент смерти Джеффри Уайт находился в комнате наедине с мисс Столлингс. Мы встретились с ней возле офиса высокооплачиваемого врача с Парковой авеню, у которого, как предполагают, мисс Столлингс лечилась от шока.

На экране появилась секретарша доктора Клейна, которую сняли на улице, около офиса.

– Насколько мне известно, она испытала какое-то потрясение и обратилась за помощью к доктору Клейну. Больше я ничего не могу добавить.

Снова показалась Конни Куэвас в студии.

– Потрясение, – повторила Конни, выглядевшая крайне расстроенной.

Снова запустили пленку с записью эпизода, в котором Ник едва не повалила фотографа на землю с криком: «Сукин сын!» Репортер казался жалким и беззащитным.

– Все, что мы пытались сделать, – продолжала Конни Куэвас, – это установить несколько фактов, касавшихся того, что произошло в шикарной квартире мисс Столлингс в Ист-Сайде. Вот как реагировала мисс Столлингс на действия представителя прессы, репортера, который всего лишь выполнял свой долг. Эрни Моран, по нашим сведениям, высокооплачиваемый адвокат, нанятый мисс Столлингс, известный успешной защитой одного из главарей мафии, сказал следующее.

На экране появился Эрни Моран. Он подошел так близко к объективу, что его лицо выглядело расплывчатым.

– Если у вас есть хоть немного самоуважения, мисс Куэвас, или остатки уважения к праву на частную жизнь и достоинству личности, вы прекратите съемку.

На экране снова появилась Конни, с плотно сжатыми губами, картинно сдерживающая свои эмоции.

– Позвольте мне обратиться к нашим зрителям. Я ценю правдивость, право журналиста выполнять свой долг перед публикой и право публики получать достоверную информацию, как бы это ни расстраивало высокооплачиваемых адвокатов и их знаменитых клиентов. Я делаю свою работу и буду продолжать ее делать. Полиция не выдвинула формальных обвинений против Николетты Столлингс, но существуют вопросы, на которые мы так и не получили ответа. Вопросы относительно того, что произошло в квартире Николетты Столлингс позавчера. Именно эти вопросы ей несколько раз задавала полиция. Джеффри Уайт, недавно пожертвовавший крупную сумму библиотеке начальной школы в Гастингсе и тренировавший команду своего сына, мертв. Его оплакивают друзья. Джон?

Снова появился ведущий.

– Давайте вместе с Лайзой Бейджер перенесемся на одну из улочек Гастингса, где жил Джеффри Уайт.

На экране возникла мрачного вида молодая женщина в водонепроницаемом плаще.

– Спасибо, Джон. Я только что говорила с Эдвардом Моррисоном, который живет здесь, по соседству с домом, куда Джеффри Уайт никогда уже не вернется, где остались его осиротевшие дети. Мистер Моррисон, вы знали Джеффри Уайта?

– Да, – ответил мужчина лет тридцати пяти, с редеющими волосами, в очках, в строгом деловом костюме, с пестрым галстуком. – Это трагедия. Наши дети играли вместе. Что я могу сказать?

– Джеффри Уайт, – торжественно проговорила журналистка, словно это имя сыграло важную роль в истории. – Какие чувства вы испытываете по отношению к нему? Какие воспоминания связаны у вас с этим человеком?

– Значит, так, – начал Моррисон. – Ну, что я могу сказать? Знаете, он был отличным парнем. Отличным парнем. Он всегда улыбался.

– Он был хорошим другом? – подсказала ему Лайза.

– Ну, знаете… я живу здесь около месяца, но он… вы не поверите… у меня сразу возникло такое чувство, что я могу положиться на этого парня в трудную минуту. Это в нем было. Он вызывал доверие. Дело в том… что я могу сказать? Это такая потеря. Для его семьи, для общества.

Лайза Бейджер убрала микрофон, и камера показала ее лицо, оставив Эдварда Моррисона вне поля зрения.

– Большая потеря для соседей, близких друзей. Но не такая ужасная, как для семьи Джеффри Уайта. У меня все, Джон.

Ведущий торжественно кивнул.

– Несколько фраз напоследок, Конни?

– Джон, – печально обратилась к нему Конни Куэвас. – Вчера я находилась возле Девятнадцатого участка и разговаривала с детективом Томасом Керриганом, одним из лучших нью-йоркских детективов. Он расследует дело мисс Столлингс. Я задала ему прямой вопрос.

– Вы намерены арестовать Николетту Столлингс? – спросила Конни Куэвас.

Керриган остановился и тяжело вздохнул. Было прохладно, и его дыхание превращалось в пар, видимый на экране.

– Видите ли, я не могу это комментировать, – ответил он и исчез в глубине здания. На экране вновь появилась Конни, сидевшая в студии.

– Зрители «Горячих новостей» могут быть уверены: мы следим за развитием событий с самого начала и будем держать вас в курсе дела до самого конца. У меня все, Джон.

Ник выключила телевизор, прошла в ванную для гостей и приняла горячий душ, стараясь решить, что делать дальше. Она вытерлась, заглянула в комнату родителей, убедилась в том, что мать еще спит. Тихо подошла к шкафу. Одежда, в которой Ник сюда пришла, до сих пор не высохла. Ник осторожно открыла дверцу шкафа. Если не считать ночной рубашки, в которой она спала, Ник давно не носила никаких материнских вещей. Она быстро отыскала простое белое платье с высоким воротом, которое не выглядело нелепым, и разношенные туфли, зная, что обувь матери ей тесновата. Затем Ник торопливо вернулась на кухню, достала из сумочки приставку к автоответчику и проверила, нет ли на нем новых посланий. На этот раз перемотка пленки не заняла много времени.

«Мисс Столлингс? Это доктор Клейн. Мне просто захотелось узнать, как у вас дела, и… знаете ли, мне подумалось, что, если вам что-нибудь нужно, я мог бы заехать к вам. Вот и решил позвонить. Я надеюсь, вы чувствуете себя лучше. И я… знаете, мне было очень приятно познакомиться с вами. Не помню, дал ли я вам свой домашний телефон, но вот он, на всякий случай: 358-4734». Раздался гудок.

«Алло. Это Феррис Фаннинг. – Голос адвоката звучал дружески, в нем не было теперь вчерашней уклончивой интонации. – Сейчас понедельник, раннее утро, но я решил вам позвонить и убедиться, что с вами все в порядке. Насколько я понимаю, мы встречаемся сегодня утром, не так ли? Буду рад сделать для вас все, что в моих силах. Я следил за развитием событий на протяжении уик-энда… в общем, надеюсь увидеться с вами в десять. И вот еще что. Простите меня за вчерашнее. Сами понимаете: семья и все такое».

Ник осознала, что в последнее время ни разу не вспомнила о существовании Фаннинга. После следующего гудка послышалось:

«Мисс Столлингс. Это детектив Керриган. Сейчас восемь десять, понедельник, утро. Я бы предпочел, чтобы вы сообщили мне о том, что намереваетесь выехать из города и… нанести визит миссис Уайт. Было бы лучше, если бы вы позвонили мне, а еще лучше – пришли сегодня в участок как можно скорее. Я оставлю точно такое же послание мистеру Морану». Гудок.

«Это Эрни Моран. Где вас черти носят? Проклятие. Позвоните мне. 876-8852». Это было последнее послание. Ник отсоединила приставку и набрала номер. После нескольких гудков раздался голос секретарши:

– Линия мистера Морана.

– Это Николетта Столлингс.

– Ах, здравствуйте. Мистер Моран оставил для вас послание. Мистер Моран будет в Девятнадцатом участке в десять часов. – У Ник бешено забилось сердце.

– Для чего?

– Он просто попросил меня передать вам это сообщение, если вы позвоните.

– Я что, должна с ним там встретиться?

– Он сказал только то, что будет там в десять.

– Боже милостивый, – растерянно воскликнула Ник. – Спасибо.

Она набрала номер офиса Ферриса Фаннинга. Он сам снял трубку.

– Фаннинг.

– Ах, – выдохнула Ник. – Я ожидала, что ответит секретарь или автоответчик. Это Николетта Столлингс.

– Я здесь один. Люблю по понедельникам провести в одиночестве час-другой в своем офисе. Что я могу сделать для вас? И, пожалуйста, примите мои извинения за вчерашнее.

– Послушайте, мистер Фаннинг, вы сказали, что смотрели по телевизору всю эту…

– Боюсь, что да. С вами работает мистер Моран, не так ли?

– Да, это так, мистер Фаннинг. Все произошло так внезапно… Видите ли, я не уверена в том, что он… должен представлять мои интересы.

– Тогда, как я уже сказал в своем послании…

– Но я только что звонила в его офис; он, очевидно, придет в Девятнадцатый участок к десяти. Мне кажется, он предполагает, что мы с ним там встретимся, но я не знаю, что у него на уме, и мне не хочется, чтобы он предпринимал какие-то действия, не посоветовавшись со мной.

– Давайте подумаем, – проговорил Феррис Фаннинг. – Вы хотите, чтобы я присоединился к вам там, в участке?

– Да, мне кажется, может быть – да. Я понимаю, что прошу об этом в последнюю минуту.

– Мисс Столлингс, вы нуждаетесь в помощи, и вы должны испытывать полное доверие к тому, кто вам помогает. Вы мне звоните. Вы поручаете мне вести это дело – и я его веду.

Ник вспомнила о том, что произошло вчера в офисе Эрни Морана. Она с ужасом подумала о собственном поведении и решила, что после этого Моран не может ей доверять. С другой стороны, почему он не проявил должной твердости, когда просил ее одеться?

«Он проявил должную твердость».

Она не знала, что и думать. В трубке слышалось громкое дыхание Фаннинга.

– Хорошо, – сказала Ник, чувствуя, что менее всего готова сейчас принимать ответственные решения. – Я прошу вас вести это дело.

– Отлично. Сейчас девять с небольшим. Как скоро вы сможете приехать в Девятнадцатый участок?

– Мы можем попасть туда раньше Морана.

– Несомненно, – подтвердил Фаннинг.

– Я могу приехать туда через пятнадцать минут.

– Тогда встретимся в вестибюле. Мы сможем там поболтать несколько минут. Мне нужно задать вам множество вопросов, а времени у нас мало, поэтому давайте сразу отправимся в участок и сделаем все, что от нас зависит. Не делайте никаких заявлений и не отвечайте ни на какие вопросы, пока мы не встретимся. Хорошо?

– Вы знаете, где находится участок?

– Да, Николетта. Думаю, что знаю, – ответил Фаннинг, засмеявшись.

– Как я вас узнаю?

– Я только что видел вас по телевизору, мисс Столлинг. Я вас узнаю.

– Хорошо. – Ник повесила трубку. Кажется, он произнес ее фамилию без конечного «с», но она не была в этом уверена, и ей не хотелось его поправлять. Ник сняла листок с заготовленным списком покупок с магнитных держателей, прижатых к дверце холодильника, и оставила на нем записку для матери.

«Не смотри телевизор. Не читай «Пост». Не ешь пока бананы. Я люблю твой суп, твою веру, тебя. Молюсь за папу. А ты помолись, пожалуйста, за меня. Сьюзен».

Ник вышла, бесшумно заперла входную дверь, спустилась на лифте. Внизу стоял новый охранник, которого она видела в первый раз. Он посмотрел на Ник так, словно пытался понять, откуда она ему знакома. Ник прошла мимо него, прежде чем он успел покопаться в своей памяти, и поймала такси, из которого только что вышел пассажир. Было Довольно холодно, но ветер утих, небо прояснилось. Такси тронулось с места, и Ник назвала адрес:

– Вторая – Тридцать третья. Ист, Шестьдесят седьмая. Девятнадцатый полицейский участок.