Текст книги "По дуге большого круга"
Автор книги: Станислав Гагарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)
Потом началась чертова работа. Мы подошли к «Лебедю» вплотную, подали шланги и врубили на полную мощь насосы. На пострадавшем судне пытались откачивать воду вручную, свободных людей было много. Мои механики наладили мотопомпу, и ее усилия сложились с общими попытками освободить брюхо «Лебедя» от проклятой, влекущей его на гибель воды.
Мой лихой боцман Радаман перебрался на борт раненого траулера с огромным пластырем, прихватив четырех бравых матросов из команды добытчиков. Они подвели пластырь так, чтоб он перекрыл те два, которые уже стояли на теле «Лебедя», и одновременно сместился еще ниже, к днищу. После рассказа Рябова о причинах катастрофы я подумал, что «язык» айсберга изрядно диранул и по днищу судна.
И оседание «Лебедя» в океанскую пучину прекратилось.
Постепенно стал понижаться уровень воды в затопленных помещениях траулера. Я понимал, что в одиночку мне не спасти «Лебедь». С такой дырой в борту траулер не может следовать за мной на буксире. Но сюда шли «Крымские горы». Если плавбаза возьмет вместе со мной траулер в клещи, мы сообща осушим его, а там и придумаем вместе, как заделать надежнее пробоину и потихоньку-полегоньку, если к тому же позволит погода, дотащить «Лебедь» до ближайшего порта-убежища.
Жалко его было, «Лебедя». Новенький, всего три года в экспедиции, последней модели траулер… Ну да ладно, продержаться ему помог, теперь слово за «Крымскими горами», у них возможностей побольше.
Решевского я не видел. Рябов выходил на крыло мостика, махнул мне рукой, а Стас так и не показался… Я подумал, что мог бы из чувства вежливости выйти поздороваться, но потом решил, что Решевский обиделся за мой отказ поговорить с ним по радиотелефону, но тогда и в самом деле было не до разговоров, уж это он как судоводитель должен был и сам понять.
«А впрочем, чего это я голову себе ломаю, – рассердился мысленно на себя. – Обиделся, не обиделся… Прямо пансион благородных девиц открыли в океане. Твое дело спасать этих обормотов с возможно меньшим риском для собственного судна. И забудь все то, что связывало вас когда-то и развело однажды… Смотри лучше внимательнее, чтоб «Лебедь» не повалился на тебя, когда начнет выправляться, освободившись от воды…»
Опасения мои были законными. Мы стояли не вплотную, а удерживались друг у друга на длинных швартовах. У каждого швартова я поставил по матросу с топором в руках. Они были готовы перерубить надраенные канаты по первой же команде с мостика. Связывали нас и проводники, на которых мы подали на «Лебедь» шланги. Словом, все вроде предусмотрено, но береженого Бог бережет… Океан любит осмотрительных капитанов. Странно, как эта осмотрительность отказала Рябову. Вот тебе и удачливый капитан, самый фартовый рыбак Атлантики. Так погореть с айсбергом… Да от них, чертей, добра не больше, чем от плавающей мины. Так-то вот, такие пироги, ребята.
Совсем не собирался этого делать, но вдруг, как будто бы машинально, взял в руку трубку «Корабля» и сказал:
– На «Лебеде»! Решевский у вас далеко? Прием…
«Корабль» ответил, будто только и ждал моего вопроса:
– Решевский слушает.
Зачем я позвал его? Не знаю… Позвал и позвал. Захотелось поговорить со старым товарищем, вот и все, какие нужны еще объяснения.
– Здравствуй, Стас. Ну как вы там?
– Здравствуй, Игорь. Карабкаемся. Спасибо тебе, ты подошел вовремя. Мы бы давно уже купались…
– Купаться в этих водах не стоит, Стас. Легкий насморк можно схватить.
– Это точно, – охотно принял мой тон Стас, так и ему, и мне было легче.
Мы замолчали. Ну о чем же спросить его? И Стас не спрашивает… Зря я затеял этот пустой разговор.
– Послушай, Игорь, я хочу…
Так я и не узнал, чего хочет Решевский.
«Лебедь» вдруг передернуло, словно судорога прошла по корпусу судна.
Решевский вскрикнул, и связь оборвалась. Я выскочил на левое крыло и увидел, как разорвался один из шлангов, концы его упали в воду. «Лебедь» резко накренился на тот борт, в котором была пробоина.
– Вызывайте «Лебедь»! – приказал вахтенному штурману, а сам схватил мегафон и стал кричать, надеясь на собственный голос: – На «Лебеде»! Что случилось? Отвечайте!
Наконец на правом крыле мостика возникла фигура Решевского.
– На «Рязани»! – закричал он. – Рубите концы! Отходите… Отходите! Мы тонем…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯРябов придумал это для себя в тот момент, когда отказала динамо-машина и «Лебедь» потерял возможность сопротивляться грядущей гибели. Известие о спешившей на помощь «Рязани» отодвинуло намерения капитана, появилась возможность выкарабкаться вместе с судном, но полоснуло Рябова по сердцу сделанное открытие: «Рязанью» командует Волков.
Рябов ненавидел Волкова. Это чувство возникло однажды, когда Игорь мимоходом оказал Рябову поддержку добрым советом и сделал это так естественно и просто, будто и не придав случаю никакого значения.
И вот все слилось воедино… Сейчас Рябов не видел больше иного выхода. И когда он думал, что с судном все обойдется, то мысленно скрежетал зубами: Волков своим появлением отнял у него возможность лихо, по-рябовски, подвести черту.
Волков снова стал поперек пути Рябова… Будь он проклят вместе со своей готовностью помогать всем и вся! Конечно, Рябов отдавал должное поступку капитана «Рязани», но ему, капитану Рябову, от этого вовсе не легче. Теперь у него будет так, как у любого смертного. Расследование, рапорты, допросы, суд… Нет, суда Рябов не боялся, он вообще не знал страха. И если страх и приходил к Рябову, то был особого рода: не опуститься бы до уровня средних людей. Это для них существовали следователи и судьи. Его, Рябова, мог судить только он сам.
И потому, когда вдруг выяснилось, что «Лебедь» ранен смертельно и никакие меры не могут его спасти, Рябову стало вдруг легче…
Оказалось, что его траулер получил еще одну пробоину, в районе грузового трюма, сразу за машинным отделением. Обломок айсберга, пробивший борт, застрял в дыре и закупорил ее. Это счастливое обстоятельство отдалило гибель судна, но предотвратить ее совсем не сумело. Когда «Рязань» принялась осушать затопленную машину, нарушилось равновесие судна, ледяной обломок освободился и всплыл по левому борту, открыв воде путь в трюм.
Рябов приказал команде оставить траулер.
Он толково распоряжался спасательной операцией, принял все меры к тому, чтоб не погубить больше ни единого человека, позаботился о передаче на «Рязань» судовых документов и небольшого количества иностранной валюты, находившейся в кассе. Рябов успел занести в судовой журнал подробные причины катастрофы, не забыл присовокупить, что вся вина за аварию лежит на нем, капитане, что его помощники и вся команда проявили во время борьбы за спасение судна настоящую выдержку и высокое мужество, расписался, проставил координаты и дату.
Мелькнула у Рябова мысль написать записку жене. Но кривая усмешка тронула его губы, и капитан подумал: «А какой жене? Писать же обеим – времени нет».
И тут же заставил себя забыть обо всем, что осталось на берегу.
Когда Рябов убедился, что весь экипаж покинул судно, он встал у открытого окна рубки так, чтоб не видеть лежащую поодаль в дрейфе «Рязань» и впал в особого рода состояние, когда он был еще жив, но ничто больше не задевало, не трогало его чувств.
Рябов не замечал даже, что в рулевой рубке «Лебедя» он остался вовсе не один. Позади него и в стороне, опершись о шкаф с сигнальными флагами, стоял дублер капитана Станислав Решевский.
Он сразу понял намерение Рябова и счел своим долгом разделить его судьбу.
А на «Рязани» размещали спасенных с «Лебедя» рыбаков.
– Вам что? – спросил Волков устало, только сейчас заметив стоящего перед ним навытяжку рябовского старпома.
– Сосчитал их, – сказал старпом. – Девяносто шесть…
Волков молчал, пытаясь понять, что говорит ему этот человек в морской парадной форме с тремя золотыми полосками на рукаве, в белой рубашке с черным галстуком, и только отутюженные брюки были заправлены в яловые сапоги.
«Успел переодеться, – подумал Волков, – на всякий случай… Толковый, видать, моряк».
Вслух он сказал:
– О чем вы толкуете, старпом? Повторите.
– Я пересчитал всех членов экипажа, доставленных сюда с «Лебедя». Всего девяносто шесть человек, товарищ капитан.
– А сколько надо?
– По судовой роли числится на «Лебеде» сто один. Троих мы потеряли сразу… Остальные здесь, товарищ капитан.
– Как «здесь»? Вы не в ладах с арифметикой, старпом. Вместе с погибшими девяносто девять. Не хватает двух человек. Кто они?
– Капитаны, – сказал старпом. – Оба остались на «Лебеде».
Волков понял. Так… Рябов принял решение. Что ж, это его капитанское право. Именно право.
«Это не долг, – подумал Волков, – Рябов не обязан так поступать. В законе утверждается лишь одно: капитан оставляет судно последним. А если не оставляет? Кто может осудить его за это… Капитана может понять лишь другой капитан. Но и мне не дано осудить Рябова».
…В древности Анахарсис Скифский утверждал, что «…и одинаковые специалисты не в состоянии оценить друг друга». Или как там говорится в книге Секста Эмпирика «Против логиков»? «Если один из них судит другого, то одно и то же окажется и судящим и судимым, достоверным и недостоверным… Однако одно и то же не может быть и судящим и судимым, и достоверным и недостоверным…» Воистину это так. Но что истинно и что ложно?
«Никакой скептик не подскажет мне сейчас ответ, – подумал Волков. – Я убежден лишь в одном: Рябов осуществляет капитанское право. И никто не должен мешать ему. Погоди, погоди… Что же смущает тогда меня? Стас! Да-да, Стас остался на «Лебеде»… А вот это уж лишнее. На это права у Стаса нет. И если допущу, если оставлю все так, то осужу себя сам за неоказание помощи потерпевшему бедствие… Да, я помешаю сейчас ему так красиво умереть на моих глазах. Это право Рябова, а не его дублера Решевского!»
Волков повернулся к старпому «Лебедя» и пристально посмотрел на него.
– В состоянии вы сделать еще один рейс на шлюпке?
– Туда?
– Да, туда. Впрочем, я могу послать и своего штурмана.
– Конечно, пойду.
– Возьмите катер и четверых матросов. Нет, лучше двоих. Справитесь… Заберете того, кто сядет к вам в катер. Вы поняли меня?
– Понял, товарищ капитан.
– Тогда действуйте, старпом. Следите за сигналами. Три свистка – немедленно возвращайтесь. Ваш «Лебедь» сейчас опасен. Он может оказаться ловушкой.
Когда катер отвалил от борта «Рязани», Волков распорядился: всем выйти из рулевой рубки. Он поднял трубку радиотелефона и негромко позвал:
– Решевский! Стас… Ответь мне, Волкову.
– Слушаю тебя, Игорь, – донесся спокойный голос Решевского.
– Послушай, Стас… Ты ведь мой должник. Согласен?
– Согласен, Игорь. Должник…
– Я ведь еще не набил тебе морду. Имею я право набить тебе морду? Отвечай!
– Имеешь, Игорь…
– Так ты испугался этого и решил уйти от расплаты? Не выйдет, голубчик. Я послал к тебе катер с вашим старпомом. Рискую людьми из-за тебя. Если ты сейчас же не покинешь судна, я сам приду на «Лебедь» и набью тебе морду. За все прошлое, а главное – за сегодняшнее. Не валяй дурака! Немедленно садись в катер!
Последнюю фразу Волков прокричал. Игорь не мог видеть, как очнувшийся Рябов, который безучастно стоял у окна в неизменной позе, теперь, словно разбуженный ненавистным голосом капитана «Рязани», выждал немного и твердо проговорил:
– Решевский! Приказываю вам оставить судно…
Рябов помедлил. В первый и последний раз в жизни он усомнился вдруг в своем праве приказывать, и тогда Рябов, так и не взглянув на Решевского, дрогнувшим голосом произнес:
– Ступайте, Решевский. Там вы нужнее. Позаботьтесь о команде, капитан.
Когда с мостика «Рязани» увидели, как с борта полузатонувшего «Лебедя» спрыгнул человек и катер быстро отвалил от гибнущего судна, помполит подошел к Волкову и взволнованно сказал:
– Игорь Васильевич! Да что же это такое? Ведь там остался еще один человек…
– Да, – бесстрастным голосом ответил Волков, не глядя на первого помощника, – там остался капитан Рябов.
Слово «капитан» Волков произнес подчеркнутым тоном.
– Но ведь… И мы спокойно смотрим! Он ведь сейчас утонет… Надо его спасти! Разрешите мне! Я подберу добровольцев, и мы силой привезем его. Может быть, Рябов просто не в своем уме, находится в шоке… Игорь Васильевич! Мы его силой…
«Да, несчастный Рябов «от богов осужден потерять день возврата», – подумал Волков. – И лишить его капитанского права погибнуть вместе с судном я не могу…»
– Нет, – сказал он помполиту, – нельзя рисковать людьми. «Лебедь» может пойти ко дну в любое мгновение. И потом… Постарайтесь понять того человека. Это его последняя воля.
Помполит всплеснул в отчаянье руками и скрылся в дверях, ведущих во внутренние помещения. Сухопутный человек, первый помощник капитана, не мог и не хотел понимать этих странных людей, не принимал их варварские традиции.
А моряки стояли на мостике «Рязани» и молча смотрели, как медленно умирает «Лебедь». Он погрузился в воду до планширя главной палубы, и только приподнятый правый борт находился еще на поверхности. Забившая трюм вода осадила «Лебедь» на корму, и «Лебедь» тонул с креном на левый борт, с задранным немного полубаком.
Порою казалось, что агония траулера прекратилась, и судно больше не погружается. Но так лишь казалось. Медленно и неумолимо уходил «Лебедь» из этого мира.
Раздался крик:
– Корабль на горизонте!
И все разом отвернулись от «Лебедя». Рыбаки смотрели теперь в сторону, куда показывал рукою вахтенный матрос.
К месту катастрофы шли «Крымские горы».
