Текст книги "По дуге большого круга"
Автор книги: Станислав Гагарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
– Вы хороший, – сказала Лена.
Она поднялась со скамейки, приложила ладонь к щеке Волкова, отняла ее, отвернулась и быстро ушла в дом.
Капитан покраснел.
«Что это я? – подумал он. – Растравился, будто курсант мореходки… Воздух здесь такой, не иначе».
Ночью начался дождь. Спавший под простынью Волков проснулся от холода и поднялся, чтоб найти одеяло. За окнами шуршало, ни грома, ни молний, тянуло сыростью из открытой форточки, и в свете ночника блестели влажные стекла.
Дождь лил всю ночь, и потому они бессовестным образом спали едва не до обеда.
Так началось воскресенье, день третий.
Холодные тонкие нити привязали к земле опустившееся небо, унылое серое небо, покрывшее мокрые крыши домов и потемневшие кроны деревьев.
Сергей набросил плащ и отправился в сарай за дровами. Дрова были сухими, занялись быстро. Лена стала готовить еду на кухне, печь разгоралась. Капитан подбрасывал поленья. Сергей ушел в мастерскую, становилось тепло и уютно, дождь лил не переставая, в одном и том же ритме, и это постоянство раздражало.
Весь день они просидели втроем. Под стать дождю тянулся разговор, затухал, и они принимались читать. Сергей уходил к себе в тщетной попытке начать работу. Ничего не получалось, и Сергей бросал кисти и возвращался к Волкову и Лене, садился к роялю, играл грустные тонкие пьесы, неожиданно хлопал крышкой, вскакивал и метался, не зная, куда себя деть.
Всем троим было не по себе. То ли от дождя, то ли еще какие силы вносили смятение в души, каждый испытывал гнетущее чувство и напрасно искал разгадки ему. Не пришло это время, а впрочем, наверное, был виноват во всем дождь.
Лена была неспокойна и нервно теребила страницы книги на коленях и украдкой вздыхала, глядя на беснующегося мужа.
Капитан сидел неподвижно в кресле, часто курил и бесстрастно следил за движением сигаретного дыма.
– Может быть, хочешь выпить? – спросила Сергея Лена.
– Мамочка! – завопил Сергей.
Он бросился к ней, схватил в охапку и принялся осыпать поцелуями.
Волков отвернулся.
– Перестань, – сердито сказала Лена. – Тогда надо идти.
– Идем, старик, – сказал Сергей.
– И я с вами, – сказала Лена.
Они надели плащи и вышли на сырую улицу.
После магазина Лена сказала:
– А не пойти нам, ребята, в кино? Выпить, Сережа, успеешь и после. Как вы, Игорь?
– Согласен. Это далеко?
– Нет, рядом.
По всему было видно, что Сергей предпочел бы выпить сейчас, но спорить не решился, промолчал.
Зал поселкового клуба оказался небольшим и уютным. Видно было, что люди здесь знают друг друга и усаживаются не торопясь, основательно, будто в гостях у знакомых, где можно без церемоний, по-свойски.
Мужчины пропустили Лену вперед, она протиснулась между рядами. Сергей подтолкнул Волкова, и тот пошел следом, Лена уже сидела и рукой показала капитану место слева.
Французская комедия заставила их посмеяться, и то неясное смятенье пропало. По дороге домой вновь переживали забавные ситуации фильма, громко смеялись, за ужином пили водку, а дождь продолжал идти, и на время они забыли о нем.
Ночью капитан долго лежал с открытыми глазами в темноте. Помимо воли слышал неясный шепот за стеной в комнате, где лежали Сергей и Лена, шепот стихал и возрождался и умер наконец, лишь шелестели холодные нити, и невидимое небо продолжало лежать на отсыревших крышах домов.
Сон не приходил долго, утонули за шторами окна. Капитан поднялся, посмотрел за окно, на запотевшем стекле вывел пальцем рожицу, показал ей язык, забрался в постель и крепко уснул.
Спал он весь день, и тяжелый понедельник оказался для него коротким.
Как и в пятницу, Лена приехала первой. Они принялись вдвоем готовить ужин, говорили о пустяках, и Волкову казалось, будто знают друг друга всю жизнь.
– Холод какой, – сказала Лена. – Руки закоченели, пока от станции шла…
– Гусиным салом надо.
– Так я же ведь не отморозила их.
– Да-да, верно… Вспомнил историю с этим салом. Во время войны одежонка была худая, поморозил себе пальцы, они распухли. Пришел к школьному товарищу за книжкой, его мать увидела мои руки, салом, говорит, надо… А откуда оно у нас. Ну в том доме жили неплохо, и сало водилось. Дали мне стаканчик, смазывать, мол…
– И помогло? – спросила Лена.
– Очень вкусно было, – сказал Волков.
– Не понимаю.
– Мать достала кукурузной муки и напекла нам с сестрой лепешек. Сало и употребили. Такое добро чтоб на пальцы переводить…
– А я вот войну не помню…
– И хорошо, – сказал капитан.
Наступил вечер. Сергея не было.
– Наверно, встретил друзей, – спокойно сказала Лена. – Приедет в двенадцать… Давайте ужинать.
Они сидели за столом и молчали. Молчали потому, что инстинктивно не хотелось незначащих слов, и не знали они, что нужны другие.
Сергея вечером не дождались. Утром Волков узнал, что тот приехал поздно ночью, на последней электричке.
Наступил вторник, день пятый.
Дожди продолжались, выдыхаясь и вновь набирая силу. А где-то на юге безудержно светило солнце, голубело спокойное море, и Волков с удивлением спрашивал себя, почему он здесь.
Вечером во вторник они сидели у печки с открытой дверцей и молча смотрели на огонь.
– Какие краски, – задумчиво произнес Сергей, – как суметь передать это…
– Мне довелось видеть, как горел в море танкер, – сказал Волков. – Впрочем, когда мы подошли, танкера не было видно. Горело море.
– А люди? – спросила Лена.
– Успели спустить шлюпки и уйти в безопасную зону. На танкере остался капитан… Он покидал судно последним, и вдруг выяснилось, что штурман не захватил судовой журнал. Капитан бросился в рубку и вернуться к борту уже не успел…
– А вам приходилось уходить последним?
Волков не ответил. Он смотрел в огонь не отрываясь и будто не слышал вопроса.
– Страшное дело – пожар на море, – медленно проговорил он. – Мне, слава богу, не приходилось гореть… Но я знаю историю моего друга, он капитанит в нашем Тралфлоте.
– Расскажите, – тихо попросила Лена.
Капитан мельком взглянул на нее, едва заметно улыбнулся.
– Если ночью придут к вам кошмары, не обессудьте, – сказал он.
…Это случилось летом, когда траулер «Грумант» с полным грузом пересек Северную Атлантику, возвращаясь домой с промысла. В полосу тумана «Грумант» вошел вначале пятого часа утра, когда Степан Минаев только что заступил на вахту. Он получил уже диплом капитана дальнего плаванья, но в этом рейсе был еще старпомом.
Согласно инструкции и хорошей морской практике Минаев поставил локатор на подготовку, едва заметив, что «Грумант» приближается к туманной полосе, и через три-четыре минуты стал гонять антенну, пытаясь убедиться в отсутствии идущих в тумане встречных судов.
Судов не было. Уже в тумане Минаев сбавил обороты и включил автомат, подающий туманные сигналы через определенные промежутки времени, – словом, действовал в строгом соответствии с положениями международных «Правил предупреждения столкновений судов в море», хотя – чего греха таить – многие судоводители, имея на борту локатор и видя на экране пустое море, бегут через открытый океан, не сбавляя хода…
Сигналы разбудили капитана. Позевывая, в тапочках на босу ногу, в расстегнутой рубахе и измятых штанах из репса, он пришел на мостик, пожелал вахте доброго утра и спросил старпома, прилипшего к окну рубки:
– Что, Анатольевич, туманишко натянуло?
Минаев поздоровался с капитаном, но отвечать по поводу тумана не стал, он считал дурным тоном излишний треп в рубке.
– И ход сбавил, – не то констатируя, не то осуждая старшего помощника за осторожность, промолвил капитан. – Задержит он нас, туман чертов…
Минаев опять не откликнулся, потому как было ясно, что любое уменьшение хода задерживает корабль. Он знал, что капитан хочет успеть ко дню рождения дочери, ее портрет всегда стоял у него на столе, и сочувствовал капитану, имевшему в запасе лишь одни сутки. А что такое сутки при океанском переходе? Ударил ветер по зубам или, вот как сейчас, сбавили ход в тумане – тут и на неделю запоздаешь…
До восьми часов шел «Грумант» при уменьшенном числе оборотов. Расстроенный капитан, пятью годами был он постарше Минаева, ушел досыпать в каюту, а в восемь, когда появился снова, чтоб присутствовать при сдаче вахт, ведь заступал третий штурман, подопечный капитану, на экране локатора появилась отметка: неизвестное судно слева и впереди по курсу.
Согласно «Правил предупреждения столкновений» неизвестное судно должно было уступить «Груманту» дорогу, потому как наблюдало его в локатор на своем правом борту. Траулеру «Грумант» надлежало следовать прежним курсом. Минаев писал судовой журнал в штурманской рубке и слышал, как на мостике капитан с третьим штурманом прикидывали пеленги на незнакомца. Вскоре капитан сказал, что пеленги не меняются. Значит, пути кораблей пересекутся в одной точке…
– Сбросьте ход до малого, – распорядился капитан. – Пусть проскочит впереди нас…
Скорость уменьшили. Но, очевидно, так же поступили на встречном судне: пеленги по-прежнему не менялись.
– А зря мы сбросили ход, – сказал Минаев, выходя из штурманской рубки в рулевую, – ведь он видит нас справа, пусть и принимает меры, освобождает нам дорогу.
– А может, не видит, может, у него локатора нет, – возразил капитан. – Главное – мы сами приняли меры, ход уменьшили…
Минаев не стал спорить, как-никак, а сам капитан вышел на мостик, да и вахта его, старпома, кончилась. Он пожелал третьему штурману доброй вахты, как предписывала традиция, и спустился в кают-компанию позавтракать, вспомнив: буфетчица всегда ворчит, разогревая еду для постоянно опаздывающего с утренней вахты старпома.
Он допивал кофе, когда услыхал рядом рев чужой сирены, и едва отставил чашку, как «Грумант» содрогнулся от жестокого удара в левый борт. Минаев, чудом удержавшийся в кресле, увидел вдруг, как потемнело в крайних, слева, иллюминаторах. Удар пришелся немного впереди носовой надстройки, и форштевень чужака, пробив борт, на три-четыре метра вошел в тело «Груманта».
Второй удар последовал почти одновременно с первым. В иллюминаторы полыхнуло пламенем, дико закричала буфетчица, а Минаев бежал уже по трапу на мостик.
Как выяснилось при расследовании катастрофы, капитан танкера «Кэптин Джонс» видел неизвестное судно на своем правом борту, но решил, что избегнет столкновения, если возьмет резко вправо, пропустит его, а затем последует прежним курсом. Он и осуществил этот маневр, вернее, первую часть его: резко взял вправо, но радиус циркуляции оказался больше фактического расстояния между двумя судами, и «Кэптин Джонс» ударил траулер в район морозильного трюма.
Столкновение двух судов было только прологом. Трагедия началась, когда от удара взорвался носовой танк «Кэптина Джонса» с авиационным бензином. Это и был тот второй удар, когда закричала буфетчица.
Взрыв всюду разбросал огонь, ударил по мостику «Груманта», третий штурман, стоявший на левом крыле во время столкновения, был сброшен за борт и погиб первым.
Разрушенные переборки между танками выпустили нефть, она воспламенилась и стала окружать оба корабля огненным кольцом.
Танкер, а вместе с ним и «Грумант» горели. Команда танкера даже не пыталась спасти судно, спустила шлюпки и отошла в море.
На траулере хотели освободиться от «Кэптина Джонса», но от удара заклинило машину, а тут и пожар стал угрожать жизни людей.
Тушить огонь, бьющий из танкера, было бессмысленно. Люди «Груманта» собрались на шлюпочной палубе, и капитан отдал приказ оставить судно.
Радист передал в эфир СОС. Этот сигнал был принят сразу, к ним спешили на помощь… Но кто пробьется сквозь огонь, сомкнувшийся вокруг «Груманта»?
– Вот, Анатольевич, такие дела, – сказал капитан. – Надо спускать шлюпки правого борта. Ты пойдешь первым, старпом. Возьми это с собой…
Он протянул Минаеву пакет с судовыми документами и еще один, небольшой.
– Отдашь жене, Анатольевич, в случае чего… Жаль, нет шлюпок на корме, там вроде огня поменьше.
Люди «Груманта» были спокойны. Никто не кричал, не плакал, не ругался. И лишь буфетчица судорожно всхлипывала, прижимая к спасательному нагруднику судового кота.
Горела краска на бортах и надстройках. Дышать становилось все труднее. Минаев приказал боцману раздать всем брезентовую робу, рукавицы, шапки и поливать людей из шланга водой. Нескольких матросов он поставил одерживать струями из брандспойтов стену огня, двигавшуюся по палубе со стороны танкера. Остальные принялись вываливать шлюпки за борт.
– Товарищ капитан, – сказал второй штурман, – я попробую…
– Чего ты хочешь попробовать? – спросил капитан.
– Пронырну, под огнем с кормы пронырну, у меня первый разряд, товарищ капитан, и место в шлюпке освободится…
– Не веришь, значит? – сказал капитан. – Не веришь, что остальные выберутся, парень… Ну, ладно. Может, ты и прав. Пробуй. Там потом расскажешь, что к чему…
Второй штурман бросился на корму, но через три-четыре шага будто споткнулся и обернулся к капитану и остальным, молча смотревшим на него…
– Простите, – сказал он, – но больше никто не сможет проплыть… Кроме меня.
Все молчали.
– Иди, – сказал наконец Минаев. – Только ты сумеешь… Иди.
Все молча следили за ним, когда второй штурман сбросил с себя нагрудник и одежду, чтоб не стесняли под водой движений, и махнул через релинги в горящее море.
Они видели, как сомкнулось пламя, и Минаев вдруг поймал себя на том, что он тоже плывет под водой и повторяет движения штурмана, который все плыл и плыл под водой, и люди следили за его невидимым движением, и матросы тщетно сбивали огонь, крутили размахи шлюпбалок, не переставая думать о том, где всплывет этот либо смелый, либо трусливый парень.
Исчезнувший из легких воздух рванул его на поверхность метров за пять до чистой воды. Он схватил ртом пламя, и страшное «А-а-а!» заглушило все звуки пожара. Пять метров – немного для отличного пловца. Но в сплошном пламени штурман потерял ориентировку и, не переставая кричать, плыл теперь назад к судну.
Команда «Груманта» еще долго видела его взметывающиеся над огнем руки, слышала предсмертный вопль, пока огонь не сжег штурману горло… А пожар продолжал бушевать. Одна шлюпка повисла на талях над морем, ее поливали водой, капитан отобрал четырех матросов-гребцов и велел им садиться сразу в шлюпку.
– Иди, Анатольевич, первым. И боцман с тобой. Верю – доберешься. К нам уже идут, – сказал капитан.
Шлюпку с гребцами, боцманом и старпомом стали майнать. Остальные заберутся, когда она станет на воду, вернее, в огонь. Они спустятся по штормтрапу, и буфетчица, не выпуская из рук кота, готовилась сделать это первой.
Шлюпка спустилась на горящую воду, матросы, кашляя от дыма, освободили шлюп-тали, вдруг ухнуло внутри машинного отделения и шлюпку отшвырнуло от борта.
– Отходи, Анатольевич, отходи! – услышал Минаев сквозь дым и пламя голос капитана. – Приказываю уходить, старпом!
Борт «Груманта» исчез в огне. Гребцы, прикрывая лица от жара, разобрали весла, и шлюпка медленно двинулась к чистой воде. В последнюю минуту Минаев разглядел, как на штормтрапе появилась объятая пламенем человеческая фигура, он хотел было подвернуть, чтоб принять на борт еще одного, но тут снова громыхнул взрыв в утробе «Груманта», человек на трапе сорвался и упал в воду.
…– Помогите нам, – сказал Минаеву прокурор. – Надо разобраться с вашими парнями. Хоронить ведь пора. Экспертизу общую мы провели, картина понятная. А вот кто есть кто – для нас, извините, неясно…
– Чем я могу вам помочь? – спросил Минаев.
– Опознать их надо, – сказал прокурор. – Для дела, конечно. Иначе б вас не тревожили…
Лучше б не тревожили его вовсе. Не каждому под силу такое: черный верх, белый низ…
…Он пробирался к чистой воде. Как это было – сейчас и не вспомнит. Видит Минаев лишь иногда, как поднимается с банки матрос, срывает с себя маску и прыгает за борт. Разум отказывался логически мыслить, и, одурев от жара и дыма, человек бросался в огонь, зная, что под ним прохладная вода, но забывал о необходимости вынырнуть потом из нее.
Так Минаев потерял и второго матроса. Двое других без сознания свалились под банки. Они погибли от отравления.
Лишь он да боцман сумели выстоять. Когда они вырвались из огня, сильный взрыв донесся оттуда, где стояли спаянные пламенем корабли.
С обожженными руками и лицами сидели они в шлюпке, опустив головы, и вдруг боцман встрепенулся.
Он встал в шлюпке, протянул вперед руку и захохотал.
Минаев посмотрел по направлению его руки, увидел идущее к ним судно и принялся тормошить лежащих на дне шлюпки матросов.
А боцман смеялся, смеялся, смеялся…
– Он смеется до сих пор, – сказал Волков. – Вот уже несколько лет прошло. До выхода в последний рейс мой друг Минаев побывал у него в больнице. Не узнал его боцман, только смеялся и смеялся, пока длилось свидание с ним…
– Вы посмотрите их, товарищей ваших, – сказал Минаеву прокурор. – В морге они…
Часть команды «Груманта» пропала без вести, кто утонул, кто сгорел начисто, а кое-кого сумели спасатели подобрать. На всех были надеты нагрудники, и потому после смерти они продолжали плавать, стоя в воде. Нижняя часть тела полностью сохранилась, а верхняя… верхняя сгорела.
Такими они и лежали в морге – черный верх, белый низ.
Минаев медленно брел среди останков, а рядом говорил прокурор:
– Вы ведь лучше знаете их, приметы помните какие, в бане мылись или загорали вместе…
Пакет Минаев жене капитана отдал. Она при нем его развернула, и старпом увидел в пакете лишь портрет дочери, что всегда был у капитана на столе. Записки жене капитан написать не успел…
Волков закончил рассказ, поднял щипцы и шевельнул ими подернувшиеся пеплом угли. Красный отблеск упал на лица людей.
Долго молчали.
– Жаль, меня не было там, – поднимаясь со стула, произнес Сергей. – Какой сюжет для картины…
– Человек обязан чувствовать приближение чего-то большого, – сказала Лена. – Но как можно пережить такое и не обжечь души? Неужели это в человеческих силах?
– Наверное, – сказал Волков.
Сергей вернулся к печке и протянул к огню бутылку с красным вином.
– Играет, черт, – весело сказал он. – Сухарик…
Волков прошел на веранду, открыл дверь и ступил на крыльцо. Из-за спины его упал свет и выхватил из темноты ступени. Волков шагнул вперед, позади захлопнулась дверь, и капитан остался с ночью наедине.
«Произошло нечто, – подумал он. – Случилось…»
С минуту Волков стоял не шевелясь, глаза привыкли к мраку, он различил неясные очертания сарая слева, густо-синее небо над ним и понял, что дождь прекратился.
Вновь за спиною вырвался свет на волю, и у самых ног Волков увидел воду.
– Черная вода, – сказал он. – Подошла к двери…
– Вы боитесь? – спросили позади, и Волков обернулся.
Лена стояла парой ступенек выше и смотрела на Волкова не улыбаясь.
– Низкое место, – сказал Волков, – вот и затопило.
– Дождь перестал, – проговорила Лена и встала на ступеньку рядом с Волковым.
Она носком тронула маслянисто-черную воду, потеряла равновесие, и Волков едва успел подхватить ее.
– Хотите искупаться? – спросил Волков.
– Спасибо, Игорь, знаете, а вы…
Лена не договорила. Они вернулись в дом.
– Черная вода у двери, – сказала Лена. – Затопило нас.
– Ни черта, – весело сказал Сергей. – Фундамент выдержит. А дожди кончились. Завтра вода уйдет.
Капитан промолчал. Ему вдруг припомнился Овечий остров, на котором его и Денисова вода окружала со всех сторон… И еще та вода, которой в детстве он торговал в Моздоке на базаре. И та, что поглотила «Кальмар» с его парнями, о них он продолжает думать до сих пор, хотя никогда и никому не сказал об этом.
«Если по большому счету, то вода отняла у меня все, – грустно подумал капитан. – Свободу и Галку тоже… А что я получил от нее взамен, от этой черной воды, что и сейчас вот снова подступила к двери? С каким-то осознанным упорством вода стремится отделить меня от всего земного… Наверно, хочет, чтоб принадлежал я ей безраздельно. Черная ревнивая вода!»
Капитан усмехнулся.
Утром воды у двери не было. Прибитая трава лежала полосами, и склонились в стороны цветы на размытой клумбе. Лена пыталась поднять их головки, но цветы поникли безвольно, и Лена оставила пустые хлопоты.
– Опоздаю, – сказала она. – Пропали цветики.
– Не скучай, Игорь, – сказал Сергей прощаясь, – мы с Ленкой берем отгул и махнем в лес на машине. У меня есть лесник знакомый. Грибов наберем, шашлыки будем жарить…
– Конечно, – сказала Лена, – не скучайте…
Они ушли, и капитан вернулся в дом. Не торопясь он сложил вещи, провел по щеке ладонью, повертел в руке электробритву, но бриться раздумал и вышел во двор.
От земли поднимался пар. Умытые дождем деревья торжественно тянулись перед солнцем, и в глубине их листвы, захлебываясь, верещали птицы.
Волков подошел к малиновому кусту и в плену сохранившейся паутины разглядел серебристую каплю воды. Снизу бочком проскользнул паук и побежал по невидимым на солнце нитям, проверяя свое хозяйство.
– Пережил ненастье, браток, – сказал капитан. – Теперь тебе будет легче.
Он вынес чемодан, закрыл дверь и положил ключ в условное место.
Когда Волков пришел на станцию, до прихода электрички оставалось двадцать минут.
Перрон был пустынным. Деловые люди уехали в Ленинград, а те, кто никуда не спешил, наверное, спали еще на дачах.
«Записку не написал, – подумал капитан. – Ладно, позвоню с вокзала…»
Он купил в киоске газету, пробежал первую страницу, свернул газету, сунул в карман и закурил.
Едва Волков сделал пару затяжек, засвистела электричка, подвалила к перрону и распахнула зашипевшие двери.
