Текст книги "…Пожнешь бурю: Хроника двух трагических часов"
Автор книги: Станислав Гагарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)
24
Тот, кто впервые попадал в квартиру Макаровых, невольно ахал от изумления: он оказывался в сказочном лесу, переполненном необычными растениями. И в то же время жилье Юрия и Ларисы, в котором они обитали с тремя ребятишками, не казалось тесным от обилия цветов и даже деревьев. В доме прекрасно сосуществовали бразильский фикус с карликовыми кедрами, выращенными Ларисой по японской методике «бонсай». Крохотные, в полметра, березки уживались с величественной китайской розой, занимавшей место у огромного, во всю стену, окна гостиной, выходящего в сад, где хозяйка дома продолжала заниматься своим благородным увлечением.
Кстати, это увлечение было профессией жены командира. Лариса окончила в свое время ландшафтный факультет архитектурного института и сейчас ведала озеленением военного городка. По совместительству она консультировала такие же работы и в городе.
Вместе с семьей замполита Шапошникова Лариса и Юрий занимали двухэтажный коттедж, состоявший из примыкавших друг к другу квартир. В каждой из них были просторная кухня с подсобными помещениями, небольшой, но довольно уютный домашний кабинет главы семейства. Из гостиной-холла поднималась изящно изогнутая деревянная лестница с резной балюстрадой. Она вела на второй этаж, где располагались спальни супругов, девочки Арины и мальчишек.
На приусадебном участке у таких домиков хватало места для сада-огорода и просторного сарая. Здесь офицеры-умельцы ладили мастерские, устраивали гаражи для автомобилей, кое-кто держал кроликов или кур, на вкус хозяек.
Как правило, в одном доме жили командир части и заместитель его по политической части. Такой порядок завел начальник гарнизона, когда несколько лет назад наряду с многоквартирными домами стали завозить в ракетные городки строительные детали и таких вот коттеджей.
– Пусть и после службы не расстаются, – сказал он. – Войска у нас особые, надоесть друг другу мы просто не имеем права.
В этот день Лариса Семеновна Макарова на работу не пошла. В два часа дня ее ждал начальник одного из отделений поликлиники, а визит к нему был ответственным, хотелось морально подготовиться, что ли, собраться с силами…
Но встала женщина сегодня рано, как обычно; а что делать? Мужа надо завтраком покормить, день у пего будет тяжелый. Потом Арину в садик отвезти, Юрашке «неприкосновенный запас» выдать – парень в таежный поход собрался с сыном Шапошниковых.
Оставшись одна, Лариса неторопливо достала электрическую кофемолку, стеклянную банку из-под бразильского кофе, в которой теперь она хранила покупаемый в магазине военторга кофе в зернах. Испытывая удовольствие от того, что сегодня не надо «гнать лошадей», как это бывало каждое утро, Лариса, тщательно соблюдая выработанные ею самой правила, сварила кофе в медной турке. Ее купил Юрий в художественном салоне Каменогорска. Работа была редкая, штучная. Хитрец Юрка сообразил, что так заставит Ларису каждый день вспоминать мужа, который угодил ей с этим приобретением.
К дорогим вещам Лариса была равнодушна. «Ты не баба вовсе, – говорила ей Светлана, ее соседка, жена Сергея Шапошникова. – Ни одной эолотинки в доме… Даже обручальных колец у вас с Юрой нет». Это верно, нет у них колец. Так уж вышло, что поженились они рано: оп курсантом был, она студенткой, откуда взять деньги на золотые колечки? Просить же у отцов – а те оба были генералами – не стали, характеры не позволяли… Не дело это – начинать семейную жизнь с выклянчивания денег у родителей. Ничего, обошлись и так. Смеялись даже: «Про нас никто не скажет, что «брак – это кольцо на руке, а потом на шее».
И свадьбы не было, такой, как сейчас еще закатывают иногда, с купеческой помпой, по принципу: «Чтоб не хуже было, нежели у других». И опять же кутят за счет родителей… Они собрались тогда как бы на вечеринку. Две бутылки шампанского разделили на всех, досталось по наперстку. Потом пили чай с вареньем u кричали «Сладко!» – ведь оно и в самом деле так… Потом с аппетитом ели студенческий винегрет и жареную треску с картошкой.
Ни копейки не взяли молодые у отца с матерью на торжество, как ни настаивали те, особенно мамы. Генералы только головами крутили от удивления, по перечить не пытались – зауважали жениха и невесту.
Да разве в золоте счастье? Лариса так и не завела его в доме, золото, а вот счастье как будто навсегда – тьфу-тьфу! – поселилось у них…
Тут Лариса вспомнила, куда собралась после обеда, и доброе настроение враз улетучилось. И чтобы отвлечься, нашла в ящике кухонного стола письмо от старшего брата, полковника Полухина. Вчера она его уже прочитала, а вот за чашкой кофе перечтет снова, не торопясь, вдумываясь в каждую строчку. Он писал ей из Вашингтона, куда полгода назад был назначен военным атташе.
Сейчас Юрий Семенович с юмором описывал, как привыкает к американскому образу жизни: прежде он бывал в Штатах только в командировках. Рассказывал, что попал недавно впросак, пригласив гостей – новых вашингтонских знакомых – после ужина прогуляться за город. Пригласил, а в ответ услышал громкий хохот. В чем дело? И тут выяснилось, что это невинное приглашение на жаргоне американских гангстеров означает ни больше ни меньше как «похищение жертвы» и к тому же «с последующим убийством за городом». «Смеяться-то они смеялись, но мне показалось: смотреть на меня стали не без опаски… Поэтому, если будешь в этой земле обетованной в качестве туристки и некий джентльмен предложит тебе прогуляться за город, беги от него как черт от ладана. Или стреляй в физиономию из газового пистолета, тут их носят в сумочках ихние мадамы…»
Лариса, улыбаясь, дважды перечитала письмо – оно развлекло ее на несколько минут. Но тут она подумала о том, про что старалась забыть до урочного часа, и, не в силах больше сдерживаться, постучала медным пестиком в стенку. В ответ раздался звук ударов по водопроводной трубе – это отзывалась Светлана Шапошникова. Она была вольным теперь казаком по случаю каникул в школе, где преподавала историю.
Вскоре появилась и соседка, красивая и стройная блондинка, любившая нарядно и даже эффектно одеваться, чем иногда приводила в смущение Сергея. Он считал, что жене надо выглядеть поскромнее. Но, при знанная законодательница мод в городке, Светлана говорила Шапошникову с обезоруживающей улыбкой:
– Дорогой мой комиссар! Миновало время красных галифе и военных тужурок. Ну зачем же мне казаться в глазах людей хуже, чем я есть на самом деле? Ты хочешь, чтобы я одевалась как баба-яга? Ara, ты этого не хочешь! Кстати, моя агентура донесла, что в магазин военторга поступили кожаные пальто, турецкие вроде, с воротником из меха ламы. Ты не против, если я сбегаю примерить?
Замполит сокрушенно разводил руками и конечно же был не против. Он и сам хороший транжира, но по другой части: свободные деньги тратил на книги, вел переписку с десятками книголюбов в других гарнизонах, добывая нужный ему экземпляр.
– Гуляешь сегодня, подружка? – спросила соседка, появившись в гостиной Макаровых. – Что, или заболела? Тогда давай выясним истоки, или, как говорит наш завуч, этиологию, болезни. Она думает, что быть женой врача – значит переносить в педагогику жаргон эскулапов. Ну так что же стряслось? Выкладывай! Или просто пригласила на кофе? Тогда ставь воду на огонь и неси-ка мои сигареты.
Светлана изредка покуривала, но делала это украдкой от мужа. Лариса по ее просьбе и держала у себя в доме пачку сигарет, пряча в укромном уголке.
– Так что с тобою, милая? – снова спросила Шапошникова, устроившись у открытого окна.
– Договорилась о встрече с гинекологом…
– Так-так-так… Подзалетела, значит, голубушка? И сколько времени уже?
– Недель шесть будет. А может быть, и больше.
– И ты на предмет… Назначение хочешь получить? Лариса опустила голову.
Куда же еще? – тихо проговорила она. – Ведь и так трое. Хватит.
А кто определил, когда хватит? – неожиданно зло спросила Светлана. – Что это еще за разговоры тоже? «Хватит», «достаточно», «нечего нищету плодить»… Тьфу! Да у нас еще ни один ребенок или взрослый с голоду не умер! Все только и носятся с диетами, квохчут: «Ах, как бы мне похудеть!» Разъелись! И про долг перед человечеством, перед народом своим забыли. Ведь вырождаемся, Лариска, черт бы нас побрал! А ты: «хватит»…
– На меня-то что набросилась? – обиделась Лариса. – Я троих родила, а у тебя только один Георгий…
Светлана вздрогнула, лицо ее залилось краской. Женщина вдруг безвольно опустила плечи, на глазах появились слезы. Она отвернулась, поднесла передник к главам, плечи дернулись раз и другой…
– Ты что это, Светлана? – всполошилась хозяйка. – Прости меня, если что не так… Не по себе мне стало от твоих упреков… Ну, перестань же, право, успокойся…
Светлана подняла мокрое лицо.
Не извиняйся, Лара. Верно ты сказала, целиком и под завязку… А я дрянь, дрянь! На тебя накричала, а сама… Юра знает?
Не говорила ему… Ведь он и не разрешит к гинекологу идти.
И правильно, что не разрешит! Мой Сережка разрешил, так теперь всю жизнь себя кляну.
Она подошла к раковине, пустила воду и плеснула себе на лицо, вытерлась кухонным полотенцем.
Никому никогда не говорила… Только тебе признаюсь, в назидание, что ли… В педагогических целях. Так вот, Лариса, если б я могла – каждый год рожала. Ну, не год, а через два-три года – это точно. Только бесплодная я, вроде той смоковницы из Библии, сухая…
Да что ты?! – искренне ужаснулась подруга и со страхом посмотрела на Светлану, будто та объявила, что больна проказой.
Если б ты знала, как я плачу, когда слышу за стенкой возню твоих ребятишек. А все оттого, что разок сходила туда. Куда ты вот сейчас собираешься. Да…
Она судорожно вздохнула, всхлипнула, по сдержала себя и потянула из пачки сигарету. Лариса поднесла ей спичку.
Сергея в академию собирались отправить, дело было уже решенное, а у меня восемь недель… Впереди Москва, с жильем не ясно, как устроимся, если и дадут что – временное. Три года на перекладных. Да и Гошка у нас растет. Куда тут с новым младенцем – не до него. Я еще молодая, твержу себе, подожду. Закончит Сергей академию, получит назначение, там и заведу второго. Вот и завела…
А что врачи? – с надеждой спросила Лариса. – Может быть, полечиться…
Все курорты объездила. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Все, сказали мне, Светлана Викторовна, оставайтесь полуженщиной до гробовой доски.
– Какой ужас! – широко раскрыла глаза Лариса.
Вот тебе и «ужас»… А все он, аборт проклятый! Это же как лотерея, только никто в ней не выигрывает. Понимаешь, никто! А можно и жестоко проиграть, как в моем случае. Так что выбрось из головы доктора. Специалист он отличный, но ты к нему не ходи.
Бог мой! – воскликнула, засветившись, Лариса.– Четверо детей…
Ну и что? У тебя негде люльку поставить? Или Макаров твой на молоко не заработает своей службой? Кстати, он уже на полковничьей должности. И еще генералом будет. И маршалом!
– Так ведь вдруг начнем уничтожать ракеты? – остановила ее, улыбаясь, Лариса. – Могут в запас уволить…
– Еще лучше! – воскликнула Светлана. – Пойдет к нам в школу директором вместо этой мымры, Нинель Варфоломеевны, которая нам всю плешь проела. А что ядерных ракет не станет – это же замечательно! Нам, педагогам, зарплату прибавят.
Лариса засмеялась.
«Все правильно, – подумала она. – Когда она уйдет, я позвоню гинекологу, извинюсь за беспокойство… Муж, скажу, не разрешил. А как сам Юра? Что он скажет?»
Надо Юре сегодня сообщить, – вслух подумала она.
И не откладывай. Он у тебя тонкий мужик, с понятием. И любит тебя, будто ненормальный. Никого но видит вокруг, даже зло на него берет: смотрит на других женщин как на пустое место. В этом смысле ты спи спокойно.
– Кумой будешь у нас? – спросила Лариса.
– С нашим полным удовольствием! – тут же согласилась Светлана.
25
Интервью с Президентом Соединенных Штатов, опубликованное в газете «Сент-Пол трибюн».
Корреспондент Эдвард Стивенс встретился вчера с нашим земляком, Президентом Америки, и попросил его ответить на ряд вопросов, они особенно волнуют в эти дни всех читателей газеты.
Как известно, мистер Президент, вы только что вернулись из поездки в Москву, где договорились с советским лидером о будущем договоре. Ваше основное впечатление, которое вы привезли из России?
Я не обнаружил у русских никаких рогов на голове, и никто из них не ходит в одинаковой одежде, исключая, разумеется, военных… Это, конечно, шутка, но, к сожалению, у части американцев довольно извращенное представление об этих людях за океаном.
А если говорить серьезно, то отличительная черта русских – гостеприимство. И еще – стремление попять нас, американцев, разобраться в причинах неприязни, которую испытывают мои соотечественники к русским, сваливая на них вину за все те беды, в которых виноваты мы сами.
Что вы скажете о планах русских полностью ликвидировать ракетно-ядерное оружие?
Серьезное и конструктивное предложение. Кстати, с подобными они выходят уже не впервые. Боюсь, что русские поставили нашу администрацию в сложное положение: от пас ждут такого же ясного и реалистического ответа, с учетом, конечно, их новых, дополнительных предложений.
В переговорах со мной русские уточняли, что период, ведущий к полной ликвидации ядерных вооружений, достигающих территории России и соответственно нашей Америки, может быть пройден за пять-восемь лет. Или даже раньше… При этом не забывайте я о прекращении испытаний ядерного оружия. Эта мера законсервирует развитие новых средств массового уничтожения людей.
А как же быть с программой «звездных войн», мистер Президент?
Мы говорили об этом с советским лидером. Уверенность, с которой он рассказывал мне о планируемых советами контрмерах, не раскрывая, разумеется, военных секретов, внушила мне мысль о том, что русские искренни в стремлении не создавать космического прецедента. И искренность эта не от страха перед «стратегической оборонной инициативой», а от беспокойства за судьбу всего мира.
Вы, мистер Президент, вернулись из Москвы настоящим «голубем»…
А я никогда и не был «ястребом». Во всяком случае, будучи еще сенатором, при голосовании в конгрессе всегда выступал против финансирования программы «Strategic Defense Initiative, хотя и оставался в меньшинстве… Но представьте себе на мгновение, что на Луне живут некие существа, назовем их селенитами, которые накопили столько взрывчатых веществ, что могут десять-пятнадцать раз уничтожить нашу славную спутницу. Вызовет ли это у вас беспокойство?
– Вне всякого сомнения, мистер Президент.
Так вот и наша планета стала взрывоопасным объектом космического порядка. Мало того, что готовы перебить друг друга, мы в состоянии причинить вред околоземному пространству. И с выводом ядерного оружия за пределы Земли опасность эта увеличится многократно.
Допустим, мы и Советы сделали первый шаг. Как увлечь за собой остальных?
На это рассчитан второй этап. Я думаю, что у Америки достаточно авторитета, который поможет убедить ядерных союзников подключиться к всеобщему разоружению. Заодно придем к повсеместному, общепланетному прекращению испытаний всех и всяческих видов ядерного оружия и других страшных для человечества видов вооружения, напридумано его на наши головы предостаточно.
Как вы понимаете дебаты о выработке универсальной договоренности о том, чтобы ядерное оружие больше никогда не возродилось? Был ли поднят именно этот вопрос при вашей беседе с русским лидером?
Вы обратили внимание на тот знаменательный факт, что Советы согласны на любые способы контроля и проверки, включая и инспекции на местах, вплоть до ревизий деятельности научно-исследовательских лабораторий? Это серьезный шаг вперед, символизирующий добрую волю русских, их готовность к конструктивным действиям. В Москве мне еще раз повторили, что на последнем этапе можно будет разработать специальные процедуры уничтожения стратегического ядерного оружия, а также демонтажа, переоборудования или уничтожения тяжелых носителей. Советский лидер прямо сказал, что они готовы к созданию обоюдоприемлемой системы контроля за уничтожаемыми ракетными комплексами. И пусть эта система включает в себя не только национальные средства, но и взаимные инспекции на местах вкупе с любыми другими видами контроля, которые предложим мы, американцы. И тогда, согласно программе русских, вскоре на Земле не останется ни одной ракеты, оснащенной ядерной боеголовкой…
Мне думается, что Всевышний на стороне именно этой альтернативы.
Армагеддон, равно как и апокалиптические видения Иоанна Богослова, внедрен в наше сознание как предупреждение против дьявольского искушения освободить чудовищные силы, врученные человечеству Провидением.
Надеюсь, добрые христиане, к числу которых смею относить и самого себя, простят меня, если я позволю провести аналогию между плодом познания, который вкусили наши прародители в саду Эдема, и «Эйч»-бомбой. Бесчисленные потомки Адама и Евы испытываются сейчас на зрелость… Хватит ли у нас мудрости, чтобы устоять перед искушением взорвать такой прекрасный мир, который подарил нам Господь, несмотря на согрешивших Адама и Еву? Боюсь, что, если мы все-таки впадем в коллективный грех ядерного самоубийства, у Всевышнего не окажется подобных миров, куда он мог бы переселить оставшийся после нас радиоактивный пепел.
26
Последняя машина с ракетчиками обогнула площадь, на которой только что был проведен развод дежурных смен, н вслед за остальными расчетами отправилась в район расположения пусковых установок.
Прошу в штаб, – предложил командир соединения Вощинский генералам Гришину и Алиметову.
Да, – согласился Гришин, – там и прикинем еще раз сегодняшние дела.
Они направились было к машинам, стоявшим поодаль, н командир уже гостеприимно показал рукой: прошу, мол, садиться. Но Гришин, взглянув вопросительно на Алиметова, сказал:
Пешком пройдемся… Как вы, Гаджи Магомедович?
У меня работа кабинетная, потому поддерживаю. Конечно, я бы верхом лучше, но где тут лошадь возьмешь?
Могу и лошадь предложить, товарищ генерал-майор. И не одну, – нашелся Вощинский.
Это откуда же у тебя? – с любопытством осведомился Алиметов.
В совхозе «Тайуский» раздобыл. Добрые кони. Уже и приплод есть. Целая ферма, одним словом.
Ракеты на них в позиционные районы доставляете? – насмешливо спросил генерал-полковник.
Зачем же? – обиженно возразил тот: эта тема была его больным местом. – На конеферме создали детскую военно-спортивную школу. Теперь у нас в городке попросту нет двоечников или трудных подростков. И потом, кумыс идет для поликлиники… Сплошная польза, товарищ генерал-полковник.
Что ж, дело хорошее, – согласился Гришин. – Нам-то с Гаджи Магомедовичем разрешишь погарцевать? Я ведь сам из казаков, по отцовской линии.
Какого войска?
Дончак, – с гордостью сообщил первый заместитель главкома. – Станицы Зимовейской. Отец, конечно. Я уже в Москве родился.
А я родом с Кубани, из Усть-Лабинской, – невольно похвастался генерал-майор Вощинский.
Теперь мне остается сообщить о том, что мой отец – красный дагестанский партизан, славный джигит из аула Касумкент. Тогда нас всех троих переведут из Ракетных войск в кавалерию…
Все трое искренне рассмеялись, и на душе у каждого посветлело. Вот вроде и ничего особенного не случилось, узнали эти генералы, что отцы их были кавалеристами, и вдруг почувствовали, будто они стали ближе друг другу, роднее, что ли.
Они шли по главной аллее, разделявшей военный городок на две неравные части. Большую занимали жилые дома для офицеров и прапорщиков, магазины, спортивный центр, зимний плавательный бассейн, школа, детские сады. В другой части находились штабные помещения и солдатские казармы улучшенного, специально для ракетчиков, типа, клуб, кафе для сержантов и рядовых, стадион. Здесь было все более строгим и рациональным– в конце концов, служба в армии не двухлетняя путевка в санаторий.
Но по всему городку, в обеих его половинах, росли цветы. Их было так много – красных, желтых, белых, голубых, – что Юрий Александрович Гришин, человек, тонко понимающий красоту, но старающийся скрывать это, напуская на себя некоторую искусственную грубоватость, невольно залюбовался прекрасными клумбами.
– Да, – говорил, озираясь, Алиметов, – просто рай, понимаешь, развели… Эдем какой-то, а не военный городок.
Вощинский оглянулся, будто хотел тут же подозвать и представить цветочную фею генералам, но позади никого не было. Даже его замов и помов, которых он отослал еще на плацу, поскольку знал, что Гришин не любит эдаких парадных обходов со свитой в хвосте.
Есть у нас чудесница, – сказал командир, – с высшим дипломом по всем подобным делам. Ландшафтный архитектор!
Где же вы раздобыли такого профессионала? – спросил Юрий Александрович. – Нам бы в Шимолино, в поселок Главного штаба, эту вашу фею заполучить. Природа там богатая, а вот до конца территорию не обиходили, чтоб, значит, всем законам эстетики соответствовала.
Тогда не скажу! – полушутливо-полусерьезно запротивился Вощинский. – Ведь вы ее – раз… и вместе с мужем к себе в метрополию.
Так муж у нее военный? – подал голос Алиметов. – Тогда обязательно переведем к нам обоих. Не так уж часто встречаются, увы, ландшафтные архитекторы!
Караул! – шутливо воскликнул командир. – Грабют!..
Ладно-ладно, не темни, дорогой, – остановил его Гаджи Магомедович. – У первого же солдата спрошу.
Лариса Семеновна ее зовут, – сдался тот. – Макарова она. Жена того командира, который утром представлялся вам перед разводом.
Ага, – кивнул генерал-полковник, – того самого экстремиста, который со своим комиссаром бумагу, значит, в Главпур… Пусть тогда здесь и остается макаровский сынок. Он только-только часть принял. Служить ему тут как медному котелку. Не бойся за свои цветикисамоцветики, Кирилл Сергеевич.
Нет, Макаров не экстремист, – вскинулся вдруг Алиметов. – Они против формализма в важнейшем деле выступили. Помните, когда юбилей стахановского движения отмечали, что сказал о соревновании Генеральный секретарь?
– Не припоминаю что-то…
– А я помню! Он сказал, что формализм – заклятый враг соревнования как непосредственного творчества масс. Обязательства порой пишутся под копирку и участникам даются только на подпись. Показатели со ревнования устанавливаются без учета специфики предприятия, отрасли… А у нас в армии вообще все отлично от гражданской жизни. Разве не так? Генеральный тогда подчеркнул, что само по себе это дело хорошее, но вачем рабочему, инженеру переписывать, по сути, свои прямые служебные обязанности и давать слово их выполнять? Ведь это извращение самой идеи соревнования… Это прямо-таки про нас сказано, у которых одна святая обязанность – выполнять присягу!
Светлая у вас голова, Гаджи Магомедович. И всето вы помните, – с легкой иронией заметил генерал-полковник. – Да я и сам разве не вижу, как частенько профанируют такую благородную идею?! В это вклад свой вносят и командиры, и политработники.
Перегибщиков у нас хватает, – усмехнулся Алиметов.
– А где их нет? – философски заметил Вощинский.
Помню, как говорил нам генерал Макаров, отец этого офицера, – продолжал Юрий Александрович. – «Если пушка не заряжена, пушка не стреляет. Если солдат или офицер не знает присягу назубок, то это не военный человек».
У вас, Юрий Александрович, голова тоже, того… светлая, – поддел генерал-полковника Алиметов. – Столько лет прошло, а высказывания своего командира помните.
Так это же настоящие афоризмы! Образно изъяснялся Иван Егорович. Любил, знаешь, слово, понимал его силу. Помню, собрал нас однажды в Каменогорске на совещание: генерал, мол, хочет выступить перед офицерами. Я тогда уже соединение получил… Да… Объявили: слово для доклада имеет генерал-лейтенант Макаров. Вышел Иван Егорович, оглядел всех поверх очков, потом в бумаги уткнулся, шелестит ими, бормочет что-то, потом вообще притих. Минута прошла, вторая, третья… Мы – в недоумении, шушукаться стали. И вдруг тот как рявкнет во всю мощь – голосок у пего дай бог каждому: «Стой! Кто идет?» Мы едва в осадок не выпали от неожиданности… «Ага, – злорадно ухмыляясь, сказал командующий, – вздрогнули, товарищи офицеры… Такой именно голос должен быть у солдата, стоящего на посту, у подлинного часового». И прочитал собравшимся короткий, но весьма емкий, с конкретными примерами, доклад об организации караульной службы в ракетных подразделениях.
Силен дед Макаров! – сказал Алиметов. – Мне с ним служить не довелось, но слышать о нем слыхал немало. Надо его пригласить осенью на партийную конференцию, пусть выступит, как ветеран.
Пригласите, конечно, – хмыкнул Гришин. – Он вам тоже сюрприз преподнесет. Сыпок, видать, по характеру в батю вышел.
А что, – воодушевился Алиметов, – он мне понравился, этот командир. И замполит ему под стать. Смелые ребята! Взяли и бабахнули письмо начальнику Главпура. Не побоялись. Я вон генерал, но писать в Главпур не решился бы…
Потому и не решился, что генерал, – не сдержался и съязвил Юрий Александрович.
Он повернулся к Вощинскому.
А городок у тебя, Кирилл Сергеевич, прямо-таки на удивление… Не стыдно и американских контролеров на такую ракетную операционную базу пригласить, пусть поглядят… У них тоже на базах порядок, но красоты подобной не бывает.
Случалось посещать? – спросил Алиметов.
Бывал-с, – усмехнулся генерал-полковник. – Они к нам в удмуртский город Воткинск, а я в составе группы военных экспертов в ютовскую Магну. А потом янки любезно показали нам ракетную базу в штате Вайоминг. Ихние ракетчики прием нам закатили. Между прочим, с фруктовыми соками.
Да ну?! – недоверчиво воскликнул Вощинский.
Именно так… И сами ни боже мой. Из уважения к новым традициям русских военных, подчеркнул командир базы, бригадный генерал.
Кирилл Сергеевич вздохнул.
Чему печалишься? – спросил его генерал-майор Алиметов. – Жалко такую красоту другому дяде отдавать? Да, здесь можно классный санаторий оборудовать… А тебя, Вощинский, директором. Пойдешь?
На меня еще ракетных дел с лихвой достанет, – возразил командир соединения. – Даже по предстоящему договору лет восемь на демонтаж уйдет… И потом– помните, что говорил Генеральный в Вашингтоне? Не будем торопиться, не будем впадать в эйфорию, будем ответственными… И у нас в стране первый антиракетный договор прошел нелегко. Опрос общественного мнения, как известно, показал, что многие соотечественники опасались, и вполне резонно, не нанесет ли Договор по
РСД-РМД ущерба безопасности Советскому Союзу. Ведь мы тогда уничтожили ядерного оружия больше, чем американцы…
Мне особенно жалко было СС-20, – признался Алиметов. – Разумом приемлю, надо… Первый шаг, прорыв, почин дороже денег – всё так. А военная душа не на месте.
Старое, понимаешь, у тебя мышление, дорогой, – голосом Алиметова поддел спутника Гришин.
Имело место, товарищ генерал-полковник… В безвозвратном, конечно, прошлом. Искренне в этом каюсь…
Генералы рассмеялись.
Лу Тейлор легла в этот вечер поздно – не могла она уснуть, если домашняя работа оставалась незавершенной. Джордж в первые годы их супружества часто сердился, спорил с женой, доказывал, что нельзя так перетруждать себя. Сам он умел мгновенно отключаться от любых занятий для короткого отдыха, но сладить с упрямой Луизой так и не сумел. Смирился, стараясь, правда, помогать ей иногда. Джордж никакой физический труд не считал зазорным, а уж в саду возился с цветами и деревьями с особой охотой.
Когда Лу, отпустив Пегги и обойдя, стараясь делать это бесшумно, весь дом, поднялась в спальню, майор Тейлор уже спал. Она юркнула в кровать, с наслаждением вытянулась и вздохнула. «Вот и прожит еще один день, – подумала женщина. – Что он принес повою мне? Моей семье? Джорджу? Детям?»
К такому анализу событий прошедшего дня и своего места в них ее приучила мать, преподаватель философии Виргинского университета. Она жила вместе со своим вторым мужем – профессором – в Шарлотсвилле. Отец Лу расстался с ее матерью – «сбежал от чересчур занудливой ученой жены», как посмеивалась миссис Хансен, – когда девочке едва исполнилось семь лет.
Оставшись без мужа, энергичная Мэри Пъюлетт, она вернула себе девичью фамилию, занялась наукой и воспитанием Луизы. Прежде всего она считала необходимым оградить девочку от чрезмерного увлечения науками, чтобы совершенствовать в ней женское начало, без которого самая выдающаяся деятельница в области общественной, государственной, научной области и далее искусства все равно останется лично несчастной. В то же время мать Лу ограждала дочь и от носящихся в воздухе феминистских идей, суть которых заключалась в утверждении: «Если свобода – то свобода во всем, в первую очередь – в сексе». Именно здесь видели ультрасовременные женщины США реальный шаг к раскрепощению.
– Это вовсе не так, – говорила Мэри Пъюлетт дочери, когда та, естественно, подросла для этих разговоров. – Подобная свобода в отношениях между мужчиной и женщиной всегда оборачивается непоправимыми издержками, свободой от любви, ответственности друг за друга, элементарных обязанностей, которые природа и социум возложили на женщину и мужчину. Пройдет еще немного времени, и ты сама увидишь, как наши женщины, вкусив от запретного плода, объевшись наконец сексом, быстро почувствуют, что понятия «любовь» и «секс» не синонимы. И на смену половой революции придет сексуальная контрреволюция, когда нам, женщинам, захочется ветхозаветных отношений, на которые Ева подбила однажды Адама, ибо то, чем они занимались в Эдеме, было основано на истинности чувства. Вот эту истинность, можешь называть ее и таинством, сохрани, моя девочка, когда придет твой черед…
Этот черед наступил менее чем полгода спустя… Лу перешла тогда на второй курс колледжа и летом работала подавальщицей в кафе для туристов на территории Йеллоустонского национального парка. Здесь вот, у знаменитых Желтых Камней, которые входят в семь патриотических символов Прекрасной Америки, она и встретилась с Джорджем. Он был годом ее постарше и учился тогда в Вест-Пойнте.
Тейлор-старший не раз советовал сыну: женись не раньше, чем станешь первым лейтенантом или капитаном, иначе не сможешь создать для семьи тот жизненный уровень, который достоин офицера.
– Ты знаешь, Джо, я ухожу в отставку, – напомнил Ричард Тейлор. – Эти «медные лбы» не могут простить мне выступления против войны во Вьетнаме и закрыли дорогу на генеральскую должность в Пентагоне, куда рекомендовал меня командующий. «Сыч», правда, обещан мне с золотыми перьями, но пенсия, она и есть пенсия… Правда, получил приглашение от аэрокосмической компании «Локхид». Предлагают мне должность эксперта и членство в научно-техническом офисе. А по просту говоря, хотят купить. Но мне с этими «ястребами» не по пути…
