Текст книги "Доминант"

Автор книги: Станислав Грабовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Я гармонично развитый человек, и во мне присутствует сильное начало, чтобы созидать, и слабое, чтобы быть разрушенным, чтобы быть замененным новым созданным. И эта слабая сторона тоже нуждается в стимуляции, чтобы она не стала хиреть, а как результат, не стал хирый наполовину я. И эта слабая сторона может быть простимулирована только сильной стороной другого. Где такие?

Но сейчас я не слишком понимаю, что делает Марта, и это продолжается полминуты, а по прошествии её я куда-то проваливаюсь. Марта знает, что надо делать, знает, когда надо остановиться. Не думаю, что их в магистратуре Высшей Школы Психологии обучали таким вещам, но видно, что что-то она оттуда вынесла...для нас.

Я стою на коленях и уже не чувствую боли, лишь какая-то густая и томная среда начинает медленно заполнять моё тело. Сначала я ощущаю это плечевым поясом, потом оно распространяется по рукам, опускается в район живота. Крадущаяся и расползающаяся внутри меня субстанция блаженна и приятна. Она щекочет мне кости, отдаётся приятной пульсацией по мышцам и заставляет ощущать движение крови по сосудам. Я стараюсь сохранить рассудок, чтобы констатировать происходящее внутри меня, пытаюсь запомнить возникшее состояние, чтобы потом, в тяжёлые минуты мочь усилием воли возвращаться к нему, лишь подумав о нём, вспомнив. Осознание того, как действует на меня это состояние, настораживает, а осознание безграничной его градации, напирающего и напирающего, неповторяющегося качеством, пугает своим непрекращающимся ростом. Пытаюсь отслеживать, пытаюсь не перестать отслеживать, как это, зародившись, устремляется к внешней периферии и внутрь моего тела: к коже и ногтям, и в кости, в самую глубину костей, в глубину глубины костей, – но что ожидает меня, когда оно заполнит мне мозг? Стараюсь удержать распространение этого состояния в тех границах, в которых обнаружил, начинаю молить о сне, о забвении.

– Так не пойдёт, – говорит Марта, удерживая меня рукой за ошейник, – сюда смотри.

Я фокусирую зрение и нахожу её взгляд.

– Ты сам пробовал, чем ты меня сегодня накормил?

Сначала у меня возникает, даже, что-то типа агрессии. То ли оттого, что меня «разбудили», то ли просто, как естественная реакция: реакция на Марту, как на постороннего человека, находящегося поодаль меня в моей квартире.

– Нет, Госпожа, то есть – да, Госпожа.

– Так «нет» или «да»?

– Я пробовал такое же перед этим.

– Ах ты пробовал такое же перед этим? Ты не должен был так отвечать. Это означает: либо ты не заботишься о сохранности своей госпожи, либо пытаешься отравить меня. Я понимаю, я не всегда ласкова с тобой, но ты даже не представляешь, как страдают другие, такие как ты, у других, таких как я. Ты у меня ещё иногда хорошо себя чувствуешь, веришь?

Её слова можно отнести, как к нашей игре, так и перенести на жизнь. Момент осознания последнего задевает меня, но я могу позволить себе думать, что она не это имеет в виду, хоть она и настаивает периодически о моём деспотическом отношении к людям и к окружающему миру вообще.

– Да, Госпожа.

(Кстати, я действительно допустил ошибку, но это из-за последовавшего после избиения сабспейса, вроде так это называется. Слишком много эндорфинов в крови – и я утратил контроль за происходящим. И Марта не просто так сказала, что я не должен был говорить, что я пробовал то, чем её угостил, до этого. Я, таким образом, обнаружил механизм организации ужина, коснулся «бытовухи» – технического момента организации сессии. А какой человек в здравом уме будет это делать? И в этом была моя ошибка, а не в том, что я хочу её отравить или не забочусь о её сохранности. Но зато теперь я стал на йоту сильней, теперь я с большим количество эндорфинов в крови смогу удерживать чувство реальности. А это в жизни крупнокалиберное оружие. И приобретением его я обязан Марте. Так она делает меня сильней. Так она делает меня состоятельней).

– Скажи это.

– Мне очень хорошо у тебя, Госпожа.

– И всё? Ты бываешь красноречивей. Может, это не так? Может, ты не считаешь, что тебе крупно повезло, что я удерживаю тебя возле себя? Может, ты хочешь посмотреть, как и с каким удовольствием это будет делать другой раб? Или два?

– Нет, Госпожа, что ты? Я так рад, когда вот ты!

– А теперь молчать! – перебивает она меня. – Так вот, возьми и попробуй, что ты мне сегодня приготовил.

С последними словами Марта берёт тарелку и ставит её на пол. С недоумением встречаю предлагаемое, обречённо – отсутствие приемлемого, «цивилизационного» выхода из положения; рисуемые картинки обгоняют действительность. Я наклоняюсь к тарелке, как будто увидел что-то диковинное, мозг генерирует несколько моделей поведения для моего тела, отбрасывает менее эффективные, и я начинаю есть как животное. Неожиданно захватывает какое-то непредсказуемое удовольствие. Удивляюсь, радуюсь. Отбросить ко всем хреням все социальные условности, оказаться на четвереньках и вгрызаться в куски восхитительно приготовленного мяса, коситься на красивые женские сапожки на красивых ножках красивой и доступной женщины, рассматривать исподтишка всю её фигуру, «упакованную» в красивые одежды, грезить, что в любой момент эта женщина захочет секса, и снова наслаждаться жареным осьминогом, выданным тебе, как животному, Хозяйкой...

Я стараюсь быстро расправиться с пищей, чтобы Марта не заждалась. Захватывать ртом еду таким способом непривычно, приходится придавать жестом головы тяжёлым и большим кускам пищи движение вверх, а потом ухватывать их, раскрывая шире (пасть) рот, пока у них сохраняется инерция. Глотать в таком положении тоже не получается без дискомфорта, для этого хочется вывернуть голову, чтобы пища сама провалилась в пищевод. Все эти вспомогательные жесты, наверно, придают мое трапезе «хищный» вид со стороны. Я догадываюсь по условиям, что я не могу обтереть рот ни пока я ем, ни теперь, когда последний кусок осьминога «скрывается» во мне.

Марта спокойно рассматривает меня, сложив ручки на своих ножках. Я украдкой, не поднимая глаз на Марту, слизываю, доставляющие мне неприятные ощущения остатки еды вокруг моего рта. Марта продолжает спокойно сидеть и ждать.

– Госпожа, как и в другие разы, тебе должно было понравиться. Может, я не рассчитал с вином?

– На, попробуй.

И она, ухватив меня рукой за ошейник, другой хватает бокал с вином и начинает вливать его мне в рот. Я не успеваю глотать, и вино стекает мне по подбородку на грудь, течёт по животу, заливает джинсы. Через десять секунд она ставит пустой бокал на место.

– Я имел в виду, Госпожа, что может я не то вино выбрал для приготовления этого придонного моллюска?

Марта улыбается, скорей всего последним двум словам, какими я обозвал этого головоногого. От её улыбки я мечтательно закрываю глаза.

– С вином ты всё рассчитал, как мне надо. Оливки некрасивые. Я не пе-ре-ва-ри-ва-ю вид сморщенных продуктов. А оливки ты видел какие у тебя получились? Теперь ты понимаешь, почему ты плох?

Я предпринимаю попытку вспомнить и воспроизвести состояние, которое я только что пережил. Вспомнить получается, воспроизвести нет.

– Да, Госпожа.

Марта берёт меня за ошейник, вздёргивает вверх, поднимая меня на ноги, и поднимается сама.

– Если ты посмеешь хоть кому-то рассказать, если хоть кто-то узнает, что сделает сейчас твоя госпожа, тебе несдобровать.

И она притягивает меня за ошейник лицом к своему лицу, и начинает слизывать с моих губ и щёк остатки еды и вина. Я закрываю глаза.

– Кто тебе разрешил закрывать глаза?

Исполняю. Смотрю на её лицо, находящееся в «беспространственной» близости от моего, начинаю концентрироваться вниманием на деталях её личика: стрелки на глазах, реснички, щёчки; вдруг до меня «доходит» запах Марты, и я уже ни о чём не могу думать. С силой втягиваю запах ещё глубже – какой же он у неё! Рефлекторно, чтобы усилить обоняние, забыв о запрете, закрываю глаза, ещё раз «прислушиваюсь» к запаху, к ощущениям, которые он вызывает во мне – мозг будто обволакивает и пропитывает свинцом. Открываю глаза. Мягкий язычок Марты так приятно касается области вокруг губ, задевая их. А в следующий момент она просто начинает облизывать мне губы. Марта увлекается, начинает слизывать вино с моего подбородка, переходит на шею, грудь, живот. Она очень красиво наклоняется, чтобы слизывать вино с моего живота, оставляя выпрямленными ноги, это «по-королевски», это как настоящая Госпожа. Если б она согнула при этом ноги или присела, я бы почувствовал себя стоящим над ней, а так у меня сохраняется ощущение, что я стою «у» ней. «Господи» – произношу про себя его имя, и добавляю фразой, в которой выражаю восхищение красотой фигуры Марты. Она у неё чёткая, и вся Марта такая ухоженная. Движением головы Марта перекидывает собранные в хвост волосы на одну сторону, чтобы они ей не попадали в рот, и я, рассмотрев её лицо, глазки, язычок, губки, заостряю внимание на корнях волос, рассматриваю просвечивающуюся кожу там, где волосы начинаются. Очень хочется прикоснуться к этим местам и плавно, без рывков, плотно прижимая подушечки пальцев к корням волос, начать массировать ей голову от височной и нижнезатылочной части к остальным. А потом распустить хвост и запустить пальцы в волосы, нащупывать кожу, массировать её. Можно сейчас рискнуть и сделать так. И Марта, скорей всего, не выразит отказа. И тогда, может, она уже не остановится. Но Игру хочется продлить ещё на не одно или несколько мгновений, хочется ещё чего-нибудь необычного. И в то же время уже ничего не хочется, но лишь быстрей видеть и чувствовать её под собой, вдавливаемую в диван животом, оттопыривающую задик, чтобы глубже принимать меня.

– Что-то я сегодня добрая какая-то, не злюсь почти ни на что, – проговаривает Марта ласковым голосом и перестаёт меня ласкать. С сокрушением встречаю окончание приятного процесса.

– Я бы не сказал, Госпожа, – робко отвечаю я, вдавливая голову в плечи, не без намёка поглаживая битые места на бёдрах.

– А я бы сказала, потому что после этой твоей дерзкой выходки в другой раз ты бы получил, а вот сейчас, видишь? Что ты делаешь?

– Слушаю тебя, моя Госпожа.

– Вот именно – слушаешь. Видишь, как тебе хорошо? А может и мне захотеть, чтобы мне было хорошо? А? Что скажешь?

– Да, захотеть, Госпожа.

– Не тебе решать! – кричит она.

– Как захочет Моя Госпожа.

– А вот сейчас возьму и захочу.

Я киваю головой, опасаясь сказать что-то, что спугнёт её настроение, и тихо говорю.

– Н…ну, да.

– Ай, да ну тебя, – капризно бросает Марта, поворачивается и уходит красивой походкой из столовой.

Я следую за ней.

Марта подходит к телевизору в гостиной и останавливается напротив него, не доходя метра четыре. Даёт наслаждаться красивой попкой, отставляя правую ножку в сторону, при этом в сторону откидывает правую руку, прижимая локоть к талии.

Я угадываю, что она хочет, и вкладываю пульт в её руку, а сам встаю немного за ней.

Поведя взглядом себе за спину, но не утруждая себя найти меня, она своим видом даёт понять, что я заслужил её благосклонность, угадав желание.

– Лизать, – следует её команда.

Я обхожу её спереди, опускаюсь на колени и начинаю исполнять приказ.

– Как зайти на ютуб? – спрашивает Марта, будто она сидит на диване, а я рядом читаю книгу.

Отрываюсь от занятия, говорю, не поднимая лица, на что надо жать на пульте.

Марта выполняет соответствующие манипуляции, бросая взгляд то на кнопки на пульте, то на телевизор, и при этом замечает:

– Это можно говорить, не отрываясь от дел.

– Да, Госпожа, – отвечаю, и возобновляю прерванное действие.

Она ищет подходящую композицию, щёлкает то на один клип, то на другой.

Я начинаю стараться, очень стараться. Я уже хочу, чтобы Марта перестала мочь прибывать в игривом расположении. Хочу, чтобы она перестала мочь контролировать происходящее. Хочу заставить её ступить в стадию возбуждения, и чтобы она больше не смогла покинуть её сегодня. Перед глазами мелькает лицо Марты, «теряющей» голову от того, что ей сейчас делают, и меня это «заводит» окончательно. «Обратно» возвращаться не хочется. Я давно заметил – люди «читают» мысли друг друга. Поэтому я начинаю фантазировать сексуальную сцену с участием Марты, которая могла бы показаться возбуждающей как мне, так и ей. На ум приходит развить другой сценарий завершения событий с доставщиком осьминога, нежели тот, который имел место быть. Я начинаю представлять, как Марта решила б подразнить меня, используя этого человека, и как он оказывается не таким, каким представила б себе его она, и как наступают непредвиденные Мартой последствия, носящие сексуальный характер. И так далее, и так далее. При этом я начинаю стягивать с Марты трусики, – показывается низ живота, – потому что начинаю чувствовать по ней, что она заводиться, согласна. Марта продолжает, но уже не так спокойно, перебирать клипы. Я перемещаюсь, не поднимаясь с колен, к Марте сзади и продолжаю исполнять её приказ из этой позиции. Марта начинает откровенно наслаждаться. Говорю себе: всё, вот теперь не стоит останавливаться.

– Ложись на спину головой к телевизору! – командует она.

Я молча делаю то, что от меня потребовали.

Марта, продолжая смотреть в телевизор, дожидается, когда я затихаю. Держа в одной руке пульт, второй рукой тянет с себя трусики, выступает из них, и встаёт так, что её ноги оказываются у меня по обе стороны от головы. Я откровенно смотрю вверх, вожделея продолжение. Картина, что сейчас произойдёт, когда Марта опуститься мне на лицо, десятки раз мелькает перед моими глазами. У нас возникает пауза, и я успеваю ещё раз подумать о мутной, спокойной жути, которая исходит от чёрных сапог Марты, находящихся сейчас в такой близости от моего лица, что я могу чувствовать от них запах, запах новой обуви. С мгновение она изображает заинтересованность клипом, но тут опускает на меня взгляд. Смотрит. Тянется к резинке, удерживающей волосы хвостом, срывает и откидывает её в сторону. Распускает волосы, тряхнув головой, и приседает ко мне вниз, остановившись в нескольких сантиметрах от моего лица.

– А где «Да, Госпожа Марта»? – спрашивает она и наносит мне пощёчину, а я не могу оторвать взгляд от её лица, так изменившегося после изменения причёски, и прекратить поток мыслей, в ожидании, что сейчас будет происходить.

– Извини, Госпожа…

– Что?! Нормально тебе так? – и она опять ударяет меня.

– Нет, Госпожа, сейчас не нормально.

– А-а, сейчас не нормально? А мне каково? – и снова пощёчина. – Я просто попросила тебя сделать мне приятно – мне становится хорошо. Я просто прошу тебя лечь на пол, и надеюсь, что сейчас мне станет ещё лучше, и я хочу это получить, и жду этого. Но ты, как всегда, забываешься и портишь мне настроение одним словом. Вернее, его отсутствием. Ты же прекрасно знаешь, как ты должен себя вести, я тебе это тысячу раз говорила! Никакие наказания не помогают! Ну, вот что с тобой делать?

Она поднимается.

– Лижи сапоги, будем учить тебя ублажать свою Госпожу с самого начала, с низов, так сказать. Смотри, аж буквально получилось. С каблуков начинай, лижи, – добавляет она, и приготавливается начать наблюдать за моей работой с высоты.

– Да, Госпожа Марта.

Я начинаю вылизывать то один каблук, то другой.

– Носок! – Марта поворачивает ножку и упирает мне в лицо союзкой.

– Пяточку! – мне в лицо упирается задник.

– С другим так же! – только что вылизанным сапогом она поворачивает моё лицо в направлении другого сапога и подставляет под язык то носок, то задник того. А сама сверху наблюдает. Знаю, сейчас не могу взглянуть ей в лицо, но как же хочется – из такого положения! Уверен, увидел бы умопомрачительную картину: склонившееся, чуть наклонённое вбок, красивое лицо Марты с застывшей у шеи рукой, которой она только что перехватила, собрала и перекинула волосы на одну сторону, и блестящие влажным блаженством её игривые глазки в тени волос и руки, бесстыдно рассматривающие интимное действо в отношении её обуви.

– За мной! – говорит она, отступает в сторону, выключает телевизор и направляется в мой кабинет.

Пока она подходит к дивану, ложится на его массивную боковину, вытягивает, перекрещивая ноги, одну руку закидывает на спинку дивана, а вторую, обхватив ею боковину, грациозно растопырив пальчики, укладывает на ложе, я понижаю выключателем освещение до неяркого и располагаюсь в метре от Марты.

– Начинай опять с сапог и никакого движения вверх, пока я не скажу!

Честно, не хотелось бы задерживаться на сапогах, уже не хотелось бы. С удовольствием встретил бы предложение или приказ на собственную инициативу, и не потому, что насладился сапожками, просто уже пушками стреляет внутри желание прикоснуться к её обнажённой коже на бёдрах и дальше, или выше.

Марта начинает руководить:

– Лижи самый кончик носика… Одно движение языка на десять сантиметров вверх… Каблук… Обкрути языком каблук, да-да, вот так. Поёрзай так по каблуку… А ну-ка расстегни сапог... Здесь полижи… Приятно, молодец… Застегни сапог… Поцелуй меня между ног… Ещё… Поцелуй в губы… Ещё… Ещё… Я сейчас закрою глаза, а ты будешь целовать меня в губы, и остановишься, когда я открою глаза, и ничего больше, а то всё начнём сначала.

Редкий вариант беспроигрышной комбинации.

Марта закрывает глаза, и я начинаю целовать её в губы, рассматривая её лицо. Стараюсь делать это нежно, искусно, чтобы вызвать в ней желание начать то, ради чего мы, каждый, проделываем массу «любопытных» действий. Вот-вот Марта должна опустить занавес, чтобы посторонние не увидели, чем мы будем заниматься, но может у неё сегодня другие планы? Она открывает глаза, я отстраняюсь от её рта. Мы смотрим друг другу в глаза. Да – пробежала мысль, но тут же у неё в глазах опять заиграли искринки.

– Хочешь свою госпожу? – спрашивает она.

– Да, Моя Госпожа, очень.

– Ты не должен в этом случае добавлять «очень».

– Извини, Госпожа, как тебе будет угодно.

– Именно – как мне будет угодно.

– Расскажи, что бы ты сейчас хотел сделать со мной?

– Я хочу тебя голую, Госпожа.

– Что, прям так и голую?

– Да, Моя Госпожа.

– Ну, так раздень меня.

– Да, моя Госпожа, – восторженно, чуть повысив голос, отвечаю я, и начинаю снимать с неё одежду, пока она не передумала или не придумала другой акт.

Застываю перед ней голой, стоя на коленях, рассматриваю её тело, останавливаюсь вниманием на деталях.

– Ещё что-то хочешь? – спрашивает она.

– Да, Госпожа: положить одну руку тебе на шею, вторую на ноги и полизать грудь.

– Делай.

Молча бросаюсь исполнять. Как только позволяю себе обхватить сосок губами, она пресекает:

– Эй, ты сказал, что хочешь полизать грудь.

– Извини, Моя Госпожа Марта (специально позволил себе «фамильярность», чтобы попытаться отвлечь и увести её в своём направлении). Можно продолжать, Госпожа?

– Что ты будешь делать?

– Хочу оставить руки там же и лизать, сосать и целовать тебе соски, потом руками начать гладить тебя, массировать грудь. Потом хочу спуститься ртом к тебе туда, Госпожа.

– Ты можешь всё это сделать. Можешь сделать приятное совей госпоже, как хочешь, но не вздумай войти в меня или сделать так, что я не замечу и начну доставлять тебе удовольствие. Ты этого не заслужил.

– Да, Госпожа.

И я начинаю ласкать и гладить, и совершать всё, что только на ум приходит, а она через три минуты начинает извиваться, подставляясь под мои язык и руки частями тела, которые бы ей хотелось, чтобы были обласканы. Когда почти сразу я оказываюсь у самого сокровенного, и замечаю, как предательски она возбуждена, мысли об её красоте и вкусе перемешиваются с немыми беззлобными «проклятиями» в адрес женской природы, которая, вознося нас, мужчин, до безумных состояний, позволяет женщинам продолжительное время прибывать в игривом состоянии. Да-а уж: что касается секса и околосексуальных настроений и ситуаций, женщины, в отличие от нас, мужчин, могут там, где мы тысячу раз набросимся на партнёршу, столько же раз просто наслаждаться ситуацией, обстановкой, разговорами.

Я схватил её под колени и приподнял.

Она выдохнула:

– Да, хорошо придумал.

«Марта, ну хватит», – с улыбкой подумал я, а вслух сказал.

– Я рад, Госпожа.

– А уж как я рада, ты себе не представляешь.

– Может Госпожа хочет что-то конкретное?

– Госпожа хочет кончить.

– Конечно, Госпожа.

Теперь не предвиделось много слов, сдержанность уступила место дозволенности, кокетство обернулось совращением, заигрывание грозило всё погубить.

Через некоторое время появляются признаки приближения у Марты оргазма. В нужный момент я поднимаюсь и обхожу диван с другой стороны. Теперь, чтобы она кончила, наклоняюсь над ней, обхватываю сосок ртом, запускаю руки к её промежности и, лаская сосок языком, начинаю осаждать самое чувствительное место у Марты самой нежной стимуляцией. Оргазм наступает через полторы минуты. По телу Марты пробегают приятные судороги, я со вниманием отслеживаю угасание оргазма и «добиваю» её нескромными жестами, шепча на ушки разные пошлости относительно её тела и желаний, пока она не замирает. Через минуту тишины и оцепенения, тревожимых редкими подёргиваниями Марты, она произносит:

– Я хочу тебе дать.

Когда Марта ушла, я налил себе в бокал несколько глотков того же самого бренди, который пил перед её приходом, подошёл к стеклянной стене, став спиной к дивану, на котором только что она, оставив прошлому роль Госпожи, вела себя как долбаная сучка, предаваясь похоти и наслаждаясь удовольствием от погружения в неё в разных позах, под разным углом, чем доставила одно из редких и приятных переживаний и мне и, надеюсь, и себя, и прислушался к холодящим ощущениям от специального крема с витамином F, который был нанесён мне на мои «царапины» желанной ручкой Марты. Сделал большой глоток коньяка (есть бренди, которые могут быть названы коньяком, но не наоборот), выжигая изнутри мысль, что всё закончилось, что я не могу этого повторить сейчас же, повторить чуть позже и вообще иметь возможность всю сегодняшнюю ночь делать это. И не только сегодняшнюю. Потому что я один? Да. А почему я один? Почему все не одни, а я один? Это оттого, что я задаю вокруг себя непосильный уклад и ритм. Ни одна не выдержит. Но, чёрт, может я и немного того, да не замечаю этого? Но мне кажется, что я в порядке. Я мыслю нормальными категориями, ну может чуть-чуть где-то перебарщиваю с чем-то, но на фоне огульной глупости, неудачности и беспорядочности я должен смотреться королевским пингвином. Надо же, какое идиотское сравнение пришло в голову! А, понятно. Просто при этом о других я подумал, как об обыкновенных пингвинах. Но если я поймал такое лирическое настроение, то как закончить мне сегодня этот вечер, чтобы мысли о Марте, одиночестве и прочее оставили меня? Да, именно так – делаю ещё один глоток. Она ушла, всё окрасилось в тишину и отсутствие, и лишь прохлада от крема там, где недавно жгло от плети, лишь пульсация там, лишь краски, в которые сейчас окрашена моя спина, исключительной претензией на единственную реальность заявляют о себе. Что до ночной Риги, которая уже в редких огнях? Что до бездыханной моей квартиры, которой без разницы, есть я в ней или меня нет – у неё своё, безмолвное существование, нарушаемое, правда, редкими шорохами и изредка издаваемыми техникой звуками. Реальность, реальность… Мы не видим и не слышим вселенную такой, какая она есть. Мы не видим предметы за предметами, не слышим бесконечно большее количество звуков, чем их есть на самом деле. И может того, что мы не видим, не слышим, не ощущаем и нет на самом деле, но появляется, вернее проявляется, как информационное поле, когда мы к нему непосредственно обращаемся, как появляется то информационное пространство внутри компьютера, когда мы включаем его? Не знаю, но лично мне обозвать то, что я вижу и слышу реальностью, не позволяет простая человеческая гордыня. А вот спина – это другое.

Ненавижу философское настроение.

Заглушить внутренний монолог не получилось, сбавить обороты хода мыслей тоже, – а как хотелось! – но зато я в мельчайших деталях вспомнил нашу первую встречу.

2

Ей, кстати, предшествовала долгая переписка. Я отыскал Марту на одном из откровенных сайтов секс-знакомств. Странно, но в тот раз написал без «надежды», без всяких «этих» или «тих» мыслей, которые я, как правило, сразу выпячивал, обращаясь к той или иной девушке на сайте. Но это тихо и непринуждённо само «возникало» и постоянно пузырилось между нами, причём, что ни фраза – так то и кстати. Дальше, что бы мы не заявляли из своих представлений или желаний, всё заканчивалось отзвуком у противоположной стороны. Иногда такое единомыслие казалось сюрреальностью, и каждый момент грозил стать последним, потому что не бывает, чтобы совпадало на таком высоком уровне столько «долбанутых» мыслей, и не верилось, что все обстоятельства уже уложены в подходящую для наших устремлений мозаику. Переход от общения к делу был вот он, прямо перед нами, но обоим с трудом верилось, что это может произойти.

У неё было размытое по бокам фото её обнажённой груди, собранной с двух сторон ручками. Марта выставила таймер на камере телефона и, не отходя далеко, наклонилась перед ним, обхватив грудь ручками. В фокусе можно было разглядеть грудь и пальчики с маникюром. Я позабавился, отметив про себя, что у неё не та грудь, чтобы такое с ней вытворять, не такая большая. Я, может, в другой раз и не обратил бы внимание на её профиль, но под её фотографией моргала надпись «в сети», поэтому я написал – я хотел с кем-нибудь пообщаться в эти полпервого ночи. Она ответила. Наиграно, словно актриса какая-то. Мне показалось – с весельцой, но я чётко сразу усмотрел демона тоски, скуки и одиночества. Если приходится вспоминать тот момент, с удивлением отмечаю про себя способность (этой?) женщины иногда уловить сексуальную интригу там, где она возникнуть и быть не может – я не был на неё (на Марту) настроен. Я помню, она уже в ту ночь поделилась со мной своим собственным прозвищем, которым она обозначала характер их отношений с мужем – сосучка тракториста (хотя сомневаюсь, что он у неё тракторист, где у нас тут тракторы?). Я увёл потом разговор от этой темы – не приемлю выслушивать одну сторону. Пока искал и нащупывал интересное и общее для нас обоих, у нас без этого уже получилось интересно пообщаться, а остановились мы на том, что договорились списаться на следующий день. И получилось. И потом мы стали много писать друг другу, делясь своими околосексуальными интересами.

Меня неожиданно порадовали её интеллектуальные качества, но я с раздражением отмёл ею горделиво заявленное предположение, на мой соответствующий комплемент, что это благодаря её учёбе и диплому магистра психологии. Чушь. Я достаточно просвещённый человек в этой области, благодаря книгам, которых прочитал за свою жизнь столько, что их до луны выстроить можно двумя стопками, и я знаю, что такое психология, и как ей можно обучить и обучиться. Это если не вдаваться в рассуждения, что интеллект вообще величина постоянная... Когда я написал ей, что она такая только благодаря себе, и что более это касается знаний именно в такой области, как психология, где никто, никого, никогда не сможет довести до той черты, откуда начинаешь видеть монстров, сидящих в людях, – а что ещё надо, чтобы быть хорошим психологом и помогать людям? – она со мной согласилась. Я вообще мало встречаю людей, которые бы со мной не соглашались: одних подавляет мой интеллектуальный уровень, других – состоятельность; первых люблю, вторые раздражают.

С Мартой мы разобщались. Марте почти удалось кое-что мне доказать, у неё почти получилось сделать так, что я согласился с ней. Уже это – редкий случай. И хоть время от времени меня раздражал тот набор психологических клеше, которыми она пыталась обозначить границы и сущность моей личности, я всё-таки решил подыграть ей в навязываемой ею игре. И не потому, что у неё получилось заинтриговать меня попыткой «выбить» из меня посредством физического воздействия – порки – дух нетерпимости людей и всего, что связано с их деятельностью, а главное, мою неколебимую уверенность в скудности человеческой натуры, из-за чего, как ей кажется, я считаю, что всех надо контролировать, и я уже заигрался, что не могу расслабиться, а значит, не в состоянии получать наслаждения от жизни, но лишь по двум своим личным причинам: во-первых, мне захотелось, чтобы со мной сделали что-то, против чего я смогу выступить, но я это не сделаю, и понаблюдаю за собой со стороны, а во-вторых, и это главное, мне показалось, это надо ей. Именно ей. Это ей надо выпустить своего бушующего демона, который питается обидой и раздражением, которые переполняли её уже через край. Это она слабая, а люди это чувствуют, и не пропускают её мимо, чтобы не упустить случай самоутвердиться. Её собственный ребёнок, насколько мне известно, подражая отцу, иногда позволяет себе выходки, за которые ему следует отрубить полпальца и столько же от языка. Её обижают клиенты в парикмахерской, где она работает, придираясь к её неосторожным случайным действиям, и наверно очень наслаждаются, видя её стушёванность. Её обижают прохожие на улице и продавцы в магазине. А наглые типы, решаясь «подрезать» кого-то в очереди, выхватывают глазами в первую очередь её. Чтобы сдать деньги в школе в фонд класса, она ждёт, когда это сделают другие родители, а на остановке она из всех ожидающих последняя садится в общественный транспорт. Ну разве можно быть такой? Ей надо узнать человека. И это я, – а не она, что-то там обо мне, про меня, – понял, что ей надо расширить границы своего жизненного опыта в познании человека. Это ей, а не мне, надо сделать пару лишних движений, чтобы прогуляться к границам своей личности. Ни мне, ей надо столкнуться со своим демоном, который питается её обидами и самобичеванием. А я что? У меня порядок, со мной полный порядок. Более того, я один из тех, у кого в наличии есть такое замечательное свойство, как чувство социальной ответственности, и благодаря мне сегодня около трёх сотен представителей человеческой массы не самого высшего порядка имеют возможность выплачивать ипотеку за свои квартиры в старостройках. Марта думает, что она помогает мне, но всё наоборот. Это я помогаю всем, и ей решил помочь.

Терпеть ненавижу выражение «терпеть ненавижу», органически не перевариваю выражение «органически не перевариваю», и вообще все эти устойчивые выражения и слова-паразиты, ставшие таковыми в силу ограниченности одних, но гениальности других, чем вторые, время от времени, и оказывают услугу первым по оформлению их сумбурных мыслей в лаконичные и понятные посылы, но всё это ничто по сравнению с раздражением, которые вызывают у меня те, кому в назначенный момент, при случайном стечении благоприятных обстоятельств удаётся «ухватить» что-то от жизни, и они начинают мнить, что смогли схватить рок за яйца. Вот и Марта. Типа нашла подопытного кролика для своих пропсихологических изысканий (а самой бы просто заметить, что выглядит эдаким изголодавшимся по практике психологом), а на самом деле, это мои монстры разбудили её монстров.