Текст книги "Доминант"

Автор книги: Станислав Грабовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Прежде, чем снять последнюю деталь одежды Марты – трусики – устраиваю шоу: сидя на одном колене перед её голенькими ножками, встряхиваю, разглаживаю и аккуратно укладываю на бедре, выставленной вперёд ноги, её чулочки. Потом приподнимаюсь, чтобы положить их рядом с уже снятой одеждой. Всё время рассматриваю тело Марты. Возвращаюсь и присаживаюсь перед ней на пол. Трусики сами по себе снимаются легко, но ведь для Марты это надо сделать приятно! Быстро нельзя и медленно плохо. Но даже если это делать и не быстро, и не медленно, и то надо будет приложить все усилия, чтобы трепет, который вызовет этот акт, не напомнил ей о получаемом наслаждении – это запустит механизм ассоциативного мышления, и она вспомнит, что она тут делает, как оказалась, кто она есть, иными словами, «включится» мозг. Здесь придётся учесть всё: предыдущий её настрой, настоящее состояние, её ожидание. На всё про всё полсекунды времени – от прикосновения к трусикам, до снятия их на две трети, а уже в этот момент у меня должно будет возникнуть чёткое представление, как надо завершить этот акт: или сразу, как только они окажутся «снимаеваемыми», они должны будут заскользить по икрам, или это надо будет сделать через нужное мгновение, найдя при этом достаточную причину, чтобы не сделать это сразу. Я присаживаюсь спереди у её ног и протягиваю руки к верёвочкам от трусиков на бёдрах.

– Ртом! – говорит она.

– Да, моя Госпожа!

Прижимаюсь губами к рисунку из сверкающих камушков, и пытаюсь захватить ими ткань, к которой приделаны украшения, чтобы немного её оттянуть, а уже в следующее мгновение, как появится возможность, ухватиться за неё зубами, и закончить раздевание Марты. Марта дёргается от наслаждения, когда мои губы с настойчивым трепетом обхватывают её область удовольствия, и содрогается второй раз, когда я делаю вторую попытку после первой неудавшейся захватить ткань губами. Я отстраняюсь, чтобы «подумать» секунду. Ткань сильно облегает и натягивается, так мне не удастся. Я запускаю язык сбоку так глубоко, что неожиданно дотрагиваюсь им до тоненькой полосочки волосков её ухоженности, делаю вид, что нащупываю удобное место для захвата трусиков ртом, и суетой языка «приходится» доставить Марте неожиданное случайное удовольствие. Марта помогает мне, подставляясь нескромно, сладко наблюдая за всяким действием, несущим ей своеобразную ласку. Прижимаю захваченную языком ткань к верхним зубам и тяну своё «сокровище» вниз. Ткань «предательски» выскальзывает, будто и ни специально я это делаю.

Получаю удар коленом, меня отбрасывает.

– Очень долго! – кричит Марта. – Я не этого ждала!

– Да, Моя Госпожа, – поспешно отвечаю и приступаю в более скором темпе выполнить свою обязанность.

За всеми действиями не упускаю возможности провести кончиком носа по самому чувствительному месту Марты. Пусть по этому жесту она не без удовольствия отметит, какое животное желание её у неё получается породить во мне своими бесстыдными выходками; а я по её изданному выдоху догадываюсь, что действие ей понравилось, но больше всего рад состоянию, в котором уже прибывает Марта. У меня всё получилось.

Она выступает из опустившихся до щиколоток трусиков и направляется к душевой кабине. Я быстро укладываю трусики к одежде и хватаю заколку, чтобы, пока она направляется в душевую кабину, успеть собрать её волосы на затылке и перехватить ею их. Марта решает подыграть и медлит в движениях, давая мне выполнить по-хорошему минутное дело за десять секунд. Как только волосы оказываются собраны, спешно хвата душевую насадку, вырываю её из держателя, и уже в следующее мгновение у меня получается отрегулировать температуру подачи воды, и установить душ обратно в держатель.

Закрываю дверцу душевой, отступая назад.

– Куда? – строго спрашивает Марта.

– Шампанское для Госпожи!

– А-а, ну давай-давай.

Иду быстро к бару, возвращаюсь обратно с бокалом шампанского. Подаю его Марте, приоткрыв, а затем захлопнув обратно дверцу душевой кабинки. Марта стоит за стеклом лицом ко мне, смотрит пристально мне в глаза, вода льётся ей на спину, она делает глоток напитка.

«Она хочет, чтобы я залез к ней и помыл её, но хочется услышать этот приказ от неё», – думаю я.

– Лезь сюда, помоешь меня! – говорит она и отпивает ещё глоток.

– Да, Моя Госпожа… – отвечаю, и начинаю расстегивать джинсы.

– Я не хочу видеть тебя голым рядом со мной, – говорит она.

– Как будет угодно Моей Госпоже, – застёгиваю обратно джинсы и устремляюсь к Марте в кабинку.

Хватаю душ и начинаю поливать прекрасное стройное тела своей Госпожи. Поднимаю по очереди её руки, поливаю бока, опускаю душ вниз, чтобы направить щекочущие фонтанчики на её промежность спереди, потом сзади. Марта только перехватывает бокал из ручки в ручку, отпивает иногда шампанское и подставляет себя для мытья. Обильно поливаю и равномерно распределяю руками по всему её телу гель для душа. Марта своим видом показывает, что она ничего такого не чувствует, что всё – нормальный ход вещей, и достойно, с невозмутимым выражением лица делает глоток шампанского, когда мои руки с гелем оказываются у неё внизу живота и на ягодицах. Наслаждаюсь её стараниями изобразить равнодушие, заряжаюсь мыслями, как бы пробить эту хрупкую защитку, имея, впрочем, уже заранее некоторый план для этой ситуации, для чего хватаю душ и избавляюсь от геля с её тела. Беру массажное масло, купленное там же, где был куплен Марте наряд госпожи, – в магазине интимных товаров, – и выливаю не меньше половины тюбика ей на плечи, спинку, грудь, живот и ножки. Масло стекает по её телу, бесспорно доставляя текущими струйками определённое, щекочущее удовольствие, особенно в зонах с повышенной чувствительностью, над которыми я намеренно нанёс масла больше, чем на остальные места, и когда начинаю размазывать его по всему телу Марты, душевая кабина наполняется каким-то дурманящим ароматом, который в природе не встретишь нигде. Встаю сзади Марты и начинаю массаж. До того, как она получит просто поглаживания по всему телу промасленными руками, следует провести и оздоровительную процедуру её обворожительного тела, отчего оно только отзовётся благодарностью.

– Сними джинсы, они меня бесят! – приказывает она.

– Конечно, Госпожа Марта.

Голым пристраиваюсь сзади Марты и возвращаюсь к прерванной процедуре. Каждый позвонок дави́м и смеща́ем то в одну, то в другую сторону, по каждому проходится палец то по часовой стрелке, то в противоположном направлении. Пальцы скользят между рёбер, по рёбрам. Массируются шея, трапеция, руки. Особое внимание для талии, попки, ножек. Пальчики на руках, пальчики на ногах – вообще отдельная «тема». Каждая зона принимает свой способ, свою интенсивность массажа. Я улетаю, она, уверен, тоже, хоть и делает вид, будто меня рядом нет вовсе, особенно это примечательно, когда я, стоя сзади, массируя ей грудь, спускаюсь руками через подрёберную к пупочной и боковым областям живота, чуть задержавшись тут, опускаю руки на паховые области, избегая лобковую, устремляюсь руками к медиальным областям бёдер и, закончив, собственно, на этом массаж, сосредоточиваюсь нежными поглаживаниями на последних и паховых областях, за чем следует неконтролируемая реакция с моей стороны, а я не могу отодвинуться от её ягодиц, почти прижимаемый ею к стене. Да, Марта! Делай вид, что меня нет рядом! Будто с тобой ничего не вытворяют! Относись ко мне как предмету интерьера! А я постараюсь не возбудиться от твоей скользкой промасленной промежности, сжимающей мой член, чтобы сейчас же не расплющить тебя о стенку душевой, и уже долго не отпускать. Нежно разворачиваю Марту к себе передом, причём через ту сторону, где её рука опущена. Я рассчитывал, но похоже, Марта решила это раньше меня, и она «случайно» задевает, и даже, кажется, с намерением проводит рукой при этом развороте по моему возбуждённому состоянию. Касание её ручки молнией вонзается мне в мозг. Она отпивает, как ни в чём не бывало, отведя руку с шампанским и лицо в сторону, чтобы я мог беспрепятственно нежно погладить подключичные ямки, а потом охватить своими огромными, блестящими из-за масла руками её тонюсенькую шейку и начать водить по ней спереди большими пальцами, а сзади на шейке остальными исполнять пианинную игру. Я чувствую свою и её пульсацию внизу, где мы касаемся. Будто проследовав всем корпусом за движением своих рук, ведя ими ей по спине вниз, «случайно» приседаю – и снова эти обжимающие и скользящие ощущения, но уже она лицом ко мне. Как же она мне позволяет делать это? Запустив руки ей на спину, передвигаюсь ими к попке, мну, вминаю её на себя, и полностью «исчезаю» у неё между ножек. Меня уже бесит, что Марта справляется и выдерживает процедуру с невозмутимым лицом.

Поворачиваю её к себе боком, той стороной, где её ручка свободно свисает, и начинаю перебирать одной рукой изгибы её спинки, глажу скользкую попку, а второй – грудь, животик. Мои руки иногда встречаются у неё на шее, иногда опускаются вниз, но пока без встречи внизу. С безудержным желанием оказываюсь в сантиметре от её кисти, выдерживаю минуту, задеваю, но она сохраняет отрешённый от процедуры вид, и не замечает этого. Однако, когда в следующее мгновение я опускаю руки по ней вниз и с нескрываемым намерением миную красные черты руками и спереди, и сзади, она закрывает глаза. Вознамериваюсь довести её сейчас же, и у меня получается уже как минут пять смотреть на её лицо с закрытыми глазами, и уже даже мне позволяется исследовать её внутри, когда вдруг она открывает глаза, уставляется на меня каким-то «обнулённым» взглядом и произносит, не прерывая случайного касания своей руки и моего члена:

– Ты помыл?

– Ещё чуть-чуть, Моя Госпожа, – отвечаю поспешно и, схватив душ, быстро смываю с тела Марты массажное масло, насколько это позволяет сделать простая тёплая вода и мои руки.

– Всё, Моя Госпожа, – выключаю душ и распахиваю дверцу душевой.

Марта развязно покидает кабинку и останавливается по середине душевой.

Бросаюсь промачивать её полотенцем. Масло частично остаётся на коже, и перспектива прикосновений к ней, такой скользящей, лоснящейся и вкусно пахнущей, будоражит моё наимощнейшее воображение, которое в данный момент служит дополнительным источником моего наслаждения.

Марта срывается с места и покидает душевую. Я спешу за ней, пытаюсь угадать её дальнейшие намерения и желания. Она направляется к наряду и усаживается на диван. Я бросаюсь к шкафу, чтобы надеть новые джинсы.

– Куда? – кричит она.

– Надеть новые джинсы, Моя Госпожа.

– Я разве приказывала это сделать? Ты опять начинаешь придумывать себе дела? Иди сюда.

Она берёт снейк.

– На колени! – следует её команда.

Я опускаюсь на колени перед ней.

– Разве я сказала тебе, что ты должен одеться? – она наклоняется ко мне и хватает меня за ошейник. – Или, может, я сказала тебе подумать, что тебе следует сделать? Или я сказала тебе иди сюда и ублажай свою Госпожу? – с этими словами она откидывается на диване, притягивает меня за ошейник, и я оказываюсь лицом, прижимаемый за голову, у неё между ножек. – Может, я у тебя это просила?

С силой втягиваю ртом всё, к чему им прикоснулся в результате направленного жеста Марты, язык спешит мне на помощь, но не успеваю сделать ничего чуть-чуть стоящего, искусно, как того требует оральный ритуал, как Марта (но ведь насладилась несколько секунд!) отталкивает меня от себя, тянет за ошейник вниз, пока я не распластываюсь на полу перед диваном, и ставит мне на голову ноги.

– Ну? Разве я просила тебя что-то из всего этого? Ты уже второй раз за сегодня придумываешь себе дела и пытаешься их сделать. Мне это надоело.

Снейк приходится мне по спине. Я дёргаюсь, а Марта сильней к полу прижимает мою голову ногами. Мгновение боли сменяется осязанием и рассматриванием боковым зрением её ног у себя на голове, вблизи от моего лица: я отмечаю пяточки, которые мне хочется зализать. Как в ней всё совершенно и желаемо!

Ещё один хлыст. Кожа закипает в двух местах. Я бросаю украдкой взгляд снизу ей между ножек, но желаемое увидеть мешает диван.

– Ты куда смотришь, скотина? – с улыбкой и лёгким возмущением в голосе произносит она, и ещё один хлыст по ногам.

Ударив хлыстом меня по ногам, Марта переносит одну ножку с моей головы мне на пятую точку и пододвигается ближе к краю дивана, и теперь я могу рассматривать всё, что не мог увидеть до этого, но не делаю этого, потому что она отругала меня всего лишь за попытку сделать это.

– Ты почему не смотришь? Или ты опять там что-то себе навыдумывал?

Я уставляюсь, куда мне приказали. Как можно не терять разум от рассматриваемого, происходящего? И я это ощущаю.

– Ты почему не отвечаешь?

– Я побоялся, что ты разгневаешься ещё больше, Госпожа.

– Ах, так ты меня боишься?

– Да, Моя Госпожа.

Марта откидывается на спинку дивана.

– Не скажу, что мне это приятно слышать или я этому рада, но пусть лучше так. Но разве я приказывала тебе бояться? А сейчас причеши и одень меня. И предупреждаю, если выкинешь опять что-то, что мне не понравится, убью на месте. Понял?

– Да, Моя Госпожа.

Она убирает с меня ноги, оставшись сидеть на краю дивана.

– Сделай мне хвост, – приказывает она.

– Да, Госпожа.

Я поднимаюсь, беру расчёску и резинку, которую натягиваю на запястье, становлюсь перед Мартой, снимаю заколку с её волос и начинаю их расчёсывать. Марта выгибает спинку, оттопыривает попку, закрывает глазки и чуть-чуть приподнимает лицо на встречу мне. Сначала легко пробегаюсь по всем волосам расчёской и, не обнаружив нигде слипшихся волосинок, вежливо прошу её наклонить голову. Она наклоняет, и я начинаю расчёсывать волосы от шеи в обратную сторону. Всё выглядит как приказ и его исполнение, но на самом деле Марта принимает одну из своих любимых процедур, получаемых ею от меня всякий раз под тем или иным предлогом. Я спрашиваю себя, всеми ли женщинами обожаема, как Мартой, такая процедура, когда с их волосами что-то вытворяют? Боюсь узнать, что нет, но уверен и тешусь, заявляя себе о своём счастье, а порой и гордости, что в смысле ощущений, которые получает Марта, когда я вожусь с её волосами, я достойно конкурирую с посещениями ею парикмахерской с её мытьём головы и со всеми последующими после, там, процедурами. О чём я говорю? Марта сама парикмахер.

Уложив расчёской волосы Марты в обратном направлении, приступаю к возвращению их в прежнюю форму. Для этой цели обхватываю голову Марты руками и приподнимаю её. Теперь она сидит прямо, лицом вперёд, и я нервно сглатываю, понимая, на что ей придётся уставиться, если она откроет глаза, когда постепенно я перенесу расчёской её волосы назад – я стою перед ней голый. Возбуждаюсь от этой мысли моментально. Если я начну отодвигаться или начну делать что-то, чтобы не просто избежать соприкосновения с её лицом, но даже постараюсь определить и выдержать зону комфорта для неё, и это покажется явно, она, скорей всего, опять скажет, что я решил себе что-то там подумать, и опять последует наказание. Возможно, если продолжу просто стоять, её «взбесит» это, и тоже последует наказание. Но не наказание тут не желаемо, а что прекратиться такая пикантная ситуация. И я уповаю, что она задумается или слишком сконцентрируется на ощущениях, – или сделает вид того или другого, – и ничего не заметит или не захочет обратить на это внимание, и тогда я продолжу её расчёсывать, что само по себе приятно, и вдобавок начну всё-таки касаться её лица.

С этими мыслями дотрагиваюсь членом до её подбородка. Продолжаю расчёсывать. Из-за не следовавшей реакции со стороны Марты, обуревающие меня сомнения испаряются, это придаёт новый стимул для возбуждения. Некоторое время делаю вид, что для более качественного расчёсывания мне надо наклоняться то в одну сторону, то в другую, но выпрямляюсь, в конце концов, и оказываюсь в сантиметре от её губ. Теперь любые мои действия могут привести к тому, что я дотронусь до её ротика. И это бесстыдство происходит, на мгновение. И всё! Теперь, получив такое, пусть и мимолётное наслаждение, можно и «наказание» принять. Но опять никакой реакции, и я спокойно продолжаю. Уже дотрагиваюсь снова и снова, через известную паузу ещё раз. И вдруг Марта, без всякого намёка в своём поведении, открывает свой маленький ротик. Я продолжаю расчёсывание. Ставшие теперь медленными мои движения оказываются не реакцией на то, чем меня начинает одаривать эта сумасшедшая прекрасная женщина, но способом, которым я стараюсь повысить качество её наслаждения от проделываемого для неё за проделываемое ею для меня.

Специальная массажная расчёска, купленная мной в Японии, – которую даже Марта, парикмахер по профессии, с удивлением разглядывала несколько минут, – если правильно держать её в руке, всеми своими тремястами чёрными жуткими щетинками, начинающимися из красной каучуковой основы, вмонтированной в чёрное дерево, и заканчивающимися каждая миниатюрным деревянным набалдашником, за приятным ощущением от производимого массажа оставляет деликатно расчёсанные, с неповреждённой структурой, блестящие и шелковистые волосы. Я это знаю и поэтому стараюсь; и Марта это знает, и поэтому не останавливает меня. Медленно вожу расчёской по волосам Марты от корней до кончиков, всякий раз чётко контролируя давление расчёски на голову. Иногда собираю прядь и тщательно обрабатываю её. В какой-то момент, мысли о том, как можно качественней обойтись с волосами Марты, отвлекают и начинают сбивать возбуждение, я слабею; тогда я переключаюсь вниманием на её действия, щёчки, язычок внутри, и в следующее мгновение вообще теряю контроль над своим мышлением.

Сколько б я мог такое проделывать с Мартой, не знаю. Мне кажется – часы! Но мне стоит в первую очередь подумать о ней, только в этом случае эта женщина раскроется и тогда… Я отстраняюсь от Мартиных губ и начинаю собирать её волосы в хвост. Надеваю резинку на собранный пучок и жёстко перехватываю тремя кольцами. У неё волосы Госпожи – редкие волосинки, не «попавшие» в хвост, еле обнаруживаемы, а в наступающих сумерках и того не заметны.

Я беру Марту за руку, помогаю ей встать и отойти чуть-чуть от дивана, потому что следующие минут семь-восемь мне предстоит кружить вокруг неё, одевая её, и мне понадобиться много свободного пространства.

Слегка отстраняюсь, чтобы посмотреть на Марту со стороны. Когда всё идеально, у меня внутри спокойно – блаженное состояние. И сейчас я переживаю именно это, потому что Марта красива и обнажена; её причёска безупречна, а наряд, ожидающий её на диване, до миллиметров подогнан под её фигуру. Мой перфекционизм получает пищу, порцию за порцией! Для меня сейчас всё начинается, теперь я могу сконцентрироваться. Я сначала бросаю взгляд на наряд для Марты, потом исподтишка приглядываюсь к её лицу – почти всё идеально, только микроскопическая крошка туши под глазом. Она замечает мой взгляд и озабоченность.

– Мне нужна ватная палочка, Госпожа.

– Мне тебе её принести? – она спокойно смотрит на меня.

Бросаюсь в прихожую и мигом возвращаюсь с ватной палочкой чёрного цвета. Марта спокойно даёт смахнуть крошку.

Это было когда-то моей проблемой. Несовершенный результат работы неприемлем, я долго не мог добиться успеха в своих делах, пока не поговорил с одной женщиной-психологом. Она мне сказала, почему у меня ничего не получается, хоть и способностей на порядок выше среднестатистического человека. И главное, с каким лицом она это сделала! Когда я вышел от неё, меня трясло. Я зашёл в первый попавшийся бар, заказал коньяку, потом ещё. А на следующий день я был другим человеком.

Сегодня я могу создавать несовершенные системы, и спокойно к ним отношусь, но главное, я не утратил при этом способности и рвения создавать и идеальное. И всё, чем я окружаю Марту – идеально. Поэтому на её лице нет места для крошек туши. Избавившись от этой крошки, бросаю взгляд на её лицо ещё раз, украдкой рассматриваю шею.

Марта хватает меня за ошейник и притягивает меня лицом к своему лицу.

– Куда ты собрался деть ватную палочку? – спрашивает она, строя глазки.

– Я этого не знал, Моя Госпожа, – хриплю я из-за сдавливаемого ошейником горла.

– У тебя тридцать пять секунд: сделать так, чтобы я даже случайно её потом нигде не увидела, и надеть новые джинсы. Не хочу больше видеть тебя голого!

– Да, Моя Госпожа!

Бросаюсь в столовую, чтобы опустить и спрятать в мусорном пакете ватную палочку, да так, чтобы случайный взгляд сюда не обнаружил её – приятно исполнить приказ чужого человека, и не потому, что тебя при этом никто не видит (странно, надо будет это обдумать!). Теперь мне надо быстро надеть джинсы, но когда я бежал в столовую, увидел по пути, что один из сапог Марты согнулся в голенище, поэтому первым делом бросаюсь поправить его. Ведь что было до этого? – приветствие. А теперь то, ради чего мы с Мартой тут – сессия. А значит, всё должно протекать идеально. Убеждаюсь, что оба сапога теперь стоят симметрично и ровно, и уже потом кидаюсь к шкафу, где срываю с вешалки голубые, все в дырках джинсы, и первым шагом попадаю ногой в одну штанину, вторым другой в другую, и суетливо застёгиваю последнюю пуговицу, когда уже подхожу к Марте.

– Тридцать восемь, тридцать девять, сорок. Вопросы есть?

– Нет, Госпожа. Но я старался.

– Что получается у людей, которые стараются?

– Они достигают цели, Госпожа.

Марта, вскинув свою ладонь к моему лицу, отшвыривает меня от себя.

– Я не спрашиваю, что они достигают, я спросила, что получается у человека, который очень старается? – кричит она.

– Совершенный результат, Моя Госпожа.

Я возвращаюсь в прежнее положение, поодаль от неё, ожидая повторения или чего-то похожего.

– Ты не старался.

– Я… я…

– Что – ты? А я тебе скажу, что – ты. Ты не старался. Ты совсем не старался, – она делает акцент на «совсем». – А я тебе скажу, ЧТО ты после этого. Ты ничтожество, которое не может сделать элементарное! Ты – чмо, которое не знает, что, как и где должно быть, лежать, стоять. Ты не видишь, что твоя Госпожа ждёт, когда ты поможешь ей одеться? А если сейчас кто-нибудь зайдёт? Мне в таком виде принимать человека?

От последних слов Марты мне становится плохо, смерч острых, как ежи, и тяжёлых, как слоны, мыслей начинают завихряться у меня под черепной коробкой. Я представил, что кто-нибудь может случайно увидеть такой мою Марту, такую подготовленную, вкусную, вымытую, голенькую, с чётким хвостом на голове, со скрученным змеёй снейком.

– На колени! Передо мной! Быстро!

Интонация, взгляд, «чмо», «ничтожество» – не существует абзаца, чтобы описать, какое воздействие оказывает такой реквизит в такой ситуации. Нелепые слова, жесты и мимика при одних обстоятельствах – такие пронимающие при данных! Это как рассматривание интимных женских нарядов на вешалах в магазине. Ты смотришь на них, можешь пытаться представить их на своей или чужой даме, но это ни в какую не идёт с реальностью, когда эти вещи действительно оказываются на них.

Я опускаюсь на пол.

– Руки за спину, – требует она. – Целуй, – подставляет колено к моему лицу.

Я наклоняюсь, чтобы оставить у неё на ноге поцелуй. Чуть выше колена, чуть ближе к внутренней части бедра. Задерживаюсь губами чуть больше необходимого.

Она отшвыривает меня ногой.

– Плохо, очень плохо. Будем учиться, – и снейк, размотавшись, касается пола.

– Ещё раз? – спрашиваю я.

– Что-о?! – нараспев восклицает она и наносит удар снейком мне по спине. Меня отбрасывает. – Что ты сказал?! Ну-ка быстро, на место, руки за спину, целуй! – как она суетится!

Я целую ещё выше и ещё глубже внутрь бедра.

– Плохо, – и Марта делает закручивающее движение снейком в руке так, что он оплетается вокруг меня, и я думаю, что таким сейчас будет предупреждение, а значит целовать надо выше, может сразу туда. Но в момент, когда хлопушка плети соприкасается со мной у меня на пояснице, Марта вздёргивает руку со снейком вверх, и я понимаю, что это был разгон. Второй завиток снейка оказывается свистящим, и, отступив на шаг, Марта опускает мне по ногам кнутом.

Я издаю «хриплый» вопль и отскакиваю, потирая ушибленные бёдра по всей полосе пришедшего мне на ноги хлыста.

– Вот – совершенный результат! – говорит она, поигрывая со снейком. – Вот это – совершенный результат.

Она замахивается плетью в мою сторону, резко отдёргивает её назад, – издаётся щелчок, – тут же резко дёргает рукой куда-то в сторону, оставляя второй щелчок позади себя, и тут же «даёт» снейком влево-вправо, производя ещё два щелчка. Это было в высшей степени исполненная «атака кобры». У меня мурашки пробежали по всему телу.

– Это тоже совершенный результат. Слышишь? – произносит она.

– Да, Госпожа, – с благоговением шепчу я.

Два щелчка кнута, слева и справа от меня, заставляют сжаться мой желудок. Как она играет! И кажется, глядя на изменения, носящиеся по ней, что эта мысль будет последней, которая сегодня посетила мою голову – я теперь просто не буду успевать за настроем Марты.

– Вот – совершенный результат, ты понял?

– Да, Госпожа. Что прикажешь, Госпожа?

– Умница, – засияла Марта, – как быстро и хорошо ты учишься! Из тебя вышел бы толк, если бы ты не был так ленив.

– Да, Госпожа. Госпожа, как всегда права. Что прикажет Моя Госпожа?

С некоторое время Марта присматривается к моей реакции и, вероятно, пытается удостовериться, насколько я естественен, или вычисляет, насколько я сегодня «гожусь» к тому или другому.

– Одень свою госпожу.

– Да, Госпожа.

Я бросаюсь к её наряду, но прежде, чем начать одевать свою Госпожу, старательно поправляю всю одежду, лежащую на диване. Всё должно быть безупречно. Марта наслаждается, глядя, как я «устраиваю» начало одеваний, а я наслаждаюсь «выходом». Причёска – это разогрев. Самое интересное для меня начинается, когда мне приходится одевать Марту.

Я не помню, что привело меня к тому, почему я стал считать, что всякая вещь в этом мире должна быть создана, порождена или каким-либо другим образом привнесена в него в идеальном состоянии. Когда-то это было моей проблемой. Впрочем, как и воображение. Да они и сейчас ещё мои проблемы, просто я изловчился время от времени эксплуатировать их в свою пользу. Скажем, в институте у меня всё никак не удавалось написать дипломную, а чтобы начать свой бизнес, мне приходилось тратить на написание электронного письма из пятнадцати слов на иностранном языке до полутора часа. Или. У меня на «рукопашке» до крови доходило и на руках, и на лице, но чувствовал я себя при этом великолепно, а вот как только к моему зубу стоматолог прикасается бором, я сразу теряю сознание. Почему? Потому что в этом случае я наблюдаю огромную пещеру в горе (дырка в зубе), и туда проникает гигантское сверло буровой установки (сверло бормашины), и оно крушит, чистит и раздвигает стенки пещеры, освобождая их от ненужных пород. Каменные осколки размером с человеческую голову, некоторые больше, некоторые меньше, прежде чем быть выброшены образующимися в результате круговорота сверла воздушными потоками вон из пещеры, до сотни раз кряду ударяются то об вертящееся сверло, то о бедные стены пещеры. И пыль, которая возникает в пещере, она точно такая же, как та, что возникает у меня от бормашины при удалении поражённых кариесом участков эмали и дентина. Как при таком «больном» воображении не упасть в обморок?

С тем, что я никак не мог написать дипломную или электронное сообщение коллегам-иностранцам, я справился, благодаря уже упомянутой женщине-психологу. Чётко поставив мой диагноз – перфекционизм – она добавила, с эдаким прищуром, что у меня ничего никогда не получится сделать: я никогда не напишу дипломную, никогда не напишу книгу, не смогу начать свой бизнес и, возможно, в отношениях с противоположным полом я тоже останусь с нулевым результатом, а всё потому, что по моему представлению всё должно быть выполнено на десять балов из десяти возможных, меня устроит только стопроцентный результат. Поэтому, если дипломная – то ею дóлжно восторгнуться всему научному свету страны, мира; если это письмо на иностранном языке – то даже самый лингвист не должен найти ни одной ошибки; если это книга – то после неё все женщины земли должны слечь у моих ног; а если это женщина… Здесь она не стала заканчивать фразу, являясь собой, в смысле привлекательности, в общем-то идеальным представителем сорокалетних женщин – с узкой талией, но крутыми выпуклостями, с прекрасными ресницами, тонкими, но эротичными губами, и приковывающими внимание, прям как у актрис или девушек из шоу-бизнеса, завихрениями длинных, мелированных волос. Но самое примечательное – игривый взгляд, собственно, ласковых глаз, легко удерживаемый ею постоянно, и так не сочетающийся с её серьёзным грузом знаний!

А что касается посещения «зубодробильных» кабинетов, с этим мне помог справиться один мой знакомый стоматолог. Оказывается, если следовать эволюционной логике, что выживает сильнейший, а вернее, наиболее приспособляющийся, то следует понимать, что те из нас, на кого нападали древние тигры, динозавры и прочие монстры, и которые пытались противостоять им, погибали под их когтями и клыками, а те из нас, которые от вида первой полученной царапины теряли сознание, бывало, оставались живы и давали потомство. То есть, потомство-то пошло от таких, как я. Смешно. Но и что-то рациональное тут просматривается. По крайней мере, я спокойно предупреждаю каждого нового стоматолога, что с лёгкостью падаю в обморок, и тогда нашатырь пододвигают ближе. Опять смешно.

Но теперь… Теперь я начинаю заводиться. Места от удара плетью горят, но приятно. Марта умеет рассчитывать удар. А я начинаю заводиться.

Первое, что следует сделать, это надеть Марте сапоги. Прикосновение к ним уже будоражит. Мелкие и отполированные камни, покрывающие весь сапог, распространяют упорядоченную жуть. Я беру первый, но тут же откладываю его в сторону.

– Шампанское для Госпожи, – хватаю бокал с пола и подаю его Марте. Она принимает его. Я протягиваю руку к снейку. Она не обращает внимания на мой жест. Да, Марта! Будь с ним в руке.

Вдруг вспоминается, как однажды она стояла в одних чулочках и лифчике на четвереньках на кровати, выгнув спинку, с силой сдвинув ножки, а мне было приказано делать всё что захочется, но главное удерживать её руками за талию, и при этом от неё следовал приказ за приказом кончить. Она – безумная в своей красоте и позе; подкатывающий оргазм; осаждающие, напрягающие и охлаждающие её приказ за приказом, чтобы я кончил сейчас же, тут же – эти три фактора несколько минут сходились воедино с трёх разных сторон, пока не «сошлись», как подобает. У меня тогда с середины первого оргазма начался второй. О, как та картина преследует меня!