Текст книги "Доминант"

Автор книги: Станислав Грабовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Я заказал острое куриное филе по-испански под острым испанским соевым соусом и ещё под десятком различных овощей, блинчики с курятиной и кофе, которое попросил сразу, и мне его принесли. Пока пил кофе и ждал заказ, решил посмотреть топ ресторанов в Сигулде. Оказалось, я сижу в топовом. Так что можно было расслабиться. Тем более, что курятина по-испански за 4,99 евро оказалась даже вкуснее, равно как и блинчики, чем говяжий стейк на гриле с в печи жареной картошкой, да под чем-то там, да с чем-то там, за 20 евро и специальное предложение от шефа-повара ресторана в моём отеле, – филе красного лосося с той же картошкой, да с теми же овощами, да с каким-то спецсоусом, за 36 евро, – которые я буду рисковать заказывать для себя в ресторане своего отеля в течение всего своего отдыха.

У меня в жизни сохранились воспоминания, с каким наслаждением я уплетал пельмени с бульоном, приправленным уксусом, которыми нас с другом угощала его мама, когда мне было двенадцать, а также блинчики с маслом и сахаром, которыми нас с другим другом угощала его бабушка, когда мне было десять лет, но, что с таким же настроением я поглощал всякие специальные предложения от шеф-повара в моём отеле, сказать не могу.

Я сделал и это: очень вкусно поужинал и вышел из торгового центра, купив в магазине минералку и мороженое, которое съел, стоя у машины. А потом покатил к своей бутылочке бренди.

Расположившись на веранде, первым делом закурил, созерцая блики от пустого бокала и стоящую рядом бутылку спиртного. Достал телефон и покрутил его в руке. Я смог. Cмог провести заранее обозначенное время именно таким образом, чтобы оказаться в млеющем состоянии перед бокальчиком бренди и спокойно предаться размышлениям на счёт Наташи. И раз это самое время наступило, не стоило больше бегать от своих мыслей. Я налил себе полбокала и отпил приличный глоток. Наташа…

На втором бокале я открыл почту в телефоне и послал Наташе сделанную по приезду панорамную фотографию вида, который открылся передо мной, когда я только зашёл в номер отеля, с припиской: «Два с половиной часа назад…и я всё ещё тут». На фотографии был яблоневый сад с ровными рядами невысоких яблонь, насколько хватало взгляда, справа и далёкие редкие жилые сооружения и невысокие технические вышки на холмистой местности слева. Затем я стал писать сообщение. Алкоголь задорил меня написать основательное, детальное, но и веселящее, и развлекающее сообщение.

В первую очередь я запросил у Наташи её параметры, как когда-то попросил их у Марты. Чтобы не ошибиться, замеры чего, откуда и докуда надо, залез в переписку с Мартой и нашёл шаблон, который мне составила, ещё для Марты, моя знакомая швея.

Странное дело, роясь в переписке с Мартой, я попытался воспроизвести в памяти наше с ней времяпровождение, наши встречи, но упорно смог наблюдать одну единственную картинку, будто её фотографию, и всё. Причём, даже на этой «картинке» фон смытый, а её лицо застыло с каким-то скучном нейтральном выражением, нисколько не говорящим о том, что мы хорошо проводили с ней время. У меня бывает такое с обстоятельствами и людьми, с которыми у меня завязываются негативные ассоциации. Например, тут же навеяло, я никак не могу вспомнить, как погиб один мой сотрудник, и ведь вроде проработал с ним около года вместе, но никак не припоминаю, кто, где, и как мне сообщил, что он погиб. Помню, что его нет, я точно знаю, что его нет, его не может быть, а вот как он погиб, что было в первые мгновения после, был ли я на его похоронах, что главное, не помню. Может, при напряжении всё и вспомню, но вот без напряжения – такая странная пустота, даже пугающий пробел вместо всего периода того времени. Вспомнив этот случай, вернулся к мыслям о Марте, ещё раз подумал, как она вспоминается мной теперь, будто затушёвывается постепенно в памяти, затягивается, как прорубь льдом; с настороженностью замираю перед грядущим полным забвением о ней. Трудно представить, что я не вспомню её потом, не буду помнить, как она погибла, как я об этом узнал, как ходил к ней на кладбище. Очень странно.

После просьбы к Наташе прислать мне свои параметры, я попросил её описать мне свои табу в сексе, и наоборот, свои предпочтения. Описал, чего ожидаю и что неприемлемо для меня. Попытался задеть её за «живое», написав, что надеюсь, у меня получится быть приятным, когда в свих играх она ту или иную мою часть подпустит к той или иной своей части. В общем, алкоголь, да жаждущее плотской утехи моё натренированное и накормленное тело выдало на этот раз интересное сообщение.

Единственным предприятием, которому суждено было сбыться из всех, которые я навыдумывал этой ночью, как по работе, так и по жизни, оказалась поездка на следующий день на велосипеде за двадцать километров от Сигулды в местечко под названием Иерики. Там находится один самых уважаемых мной парков в нашей Латвии под названием «Парк водяных мельниц и водопадов Иерикю Дзирнавас». Я не мнимый, а слово энергетика вместе со всем, что с ним связано, напарываются на мой всегда настроенный скептически интерес. И только в этом парке ЧТО-ТО глушит все мои каналы, которыми я исследую явления нашего мира, и целиком и полностью загружает меня каким-то положительным настроем и энергией. Я всегда готов сопротивляться всему, что я не могу объяснить, но только тут позволяю чему-то взять надо мной духовное верховенство.

Парк начинается деревянной лестницей, тянущейся вниз от входа, и я спускаюсь по ней, и думаю, что ступаю по раю уже, хоть и весь (сам) парк ещё впереди. А когда уставляюсь в журчание невысокого водопада, к которому подходит клинообразная смотровая площадка, возникает ощущение, что мир начинает крутиться вокруг меня, в то время как на самом деле, именно сейчас я менее всего с ним. Возникает ощущение, что я нужен всем, хоть и понимаю, что я не нужен никому. Но ЧТО-ТО пытается вогнать в меня, тугого как заросли бамбука, мысль, что каждый нужен всем, каждый важен, каждый должен быть почитаем и ни один не заслуживает бранного слова, плёвого обращения и даже плохой мысли. Парк поистине источает какую-то необъяснимую энергию.

На обратном пути я заехал в самое любимое моё место в Латвии, на Райскую гору. Это уже было в Сигулде. Протяжённость обзора с Райской горы, с высоты примерно сто метров, составляет около двенадцати километров, но кажется, что все тридцать. А здесь со мной происходит обычно какая-то перезагрузка. Обычно я покидаю это место, думая о себе как о полном дураке. Около шести часов обычно мне требуется, чтобы выправить своё внутренне состояние посредством возобновления установок и правил, которые необходимы в этом мире для достойного выживания.

Вот почему я ненавижу такой отдых – в одиночестве. Лучше дома посидеть. Постоянно меня занесёт не туда, куда надо, и как результат – дебильные мысли.

Здесь, на высоте, я вдруг осознал, почему я сегодня в Сигулде. Наташа, рассказывая о поездке в Венецию, упомянула, что она из Риги выезжала до этого всего два раза, и то в Сигулду. Это-то и «похозяйничало» у меня в подсознании, когда я решал, как мне «убить» выходные. А я наговорил себе: «я так за зиму соскучился по углепластиковой раме, воздушно-масляной конструкции вилки профессионального уровня, того же уровня заднего и переднего переключателя… что я ни чем не смогу заглушить в себе томительное ожидание в тихие выходные у себя в квартире рабочей недели»… Всё просто для человека, который грамотен и умеет анализировать. Однако, такое тривиальное объяснение причины моей поездки в Сигулду не могло не разозлить.

В 15:30 стейк с в печи поджаренной картошкой в «моём» ресторане оказался таким, что я не наелся. Десерт из мороженого, сливок и фруктов был красив, но я его не доел. Всё это добро обошлось мне в 28 евро. Я не скряга, но я ненавижу платить за товар или услугу, на месте хозяев которой я бы потёр ладошки между собой и ехидно добавил, мол, «ещё одного дурочка развели на деньги». Я срочно нуждался в подкреплении, и в какой-то момент подумал, что мне вообще ничего к тому, что уже у меня было в желудке, совать нельзя, настолько я чувствовал, как мои внутренности всё находящееся там не принимают, однако мысль о двух-трёх простых гамбургерах с колой заявила о себе в спасательном качестве, и я отправился к машине, а на ней в ближайший «макдончик».

Наташа прислала мне свои параметры и написала, что она вся в позитивной (поспешила меня успокоить) задумчивости над таким моим письмом, и что ответит, как только сможет, просто пока занята семейными делами. Я знал из записок Оли, что у неё есть двадцатилетний сын. Её бывший мужчина пообещал ему авто и устроил его на курсы получения прав на вождение, но любовь «прошла», а парень продолжает обучаться, и чтобы ему пройти практические занятия, я думаю, маме приходится выкладываться. Вечером, читая от неё долгожданный ответ, усмотрев для себя очередное «да», подпив (но не в этом дело), я окончательно решил, что она заработала подарок – у нас что-то намечалось, и она приложила к этому себя, и это был подарок с её стороны. А я обожаю делать и получать подарки. И тем более, когда мне делают подароки первыми.

Я написал Наташе, что при таких обстоятельствах, дальнейшее нашего развивающегося случая требует внесения некоторого колорита, о котором я попрошу, как одолжении, а она пусть решает, принимать ли ей от мне такой подарок в ответ на её подарок. Я попросил у неё номер банковского счёта, пояснив, что если у нас получится встретиться в пятницу в обсуждаемом формате, то мне бы хотелось, чтобы она появилась у меня в квартире в черных чулочках, короткой чёрной юбке, в чёрной полупрозрачной тунике и чёрных сапожках, а для этого я хочу попросить её что-то докупить из этого к тому, что у неё есть, а то и вовсе всё купить новое, для чего хочу выслать ей деньги. Я написал, что не думаю, что не имею права просить её поступить так. А если она не уверена, что сможет всё это купить, я могу сделать это за неё, но уверен, что у неё это получится лучше, чем у меня. Поэтому мне нужен номер её банковского счёта. Ещё я попросил, чтобы она сходила пару раз в солярий, если она не имеет ничего против этой процедуры. Она может толковать как угодно мою просьбу, но мне кажется, что ей самой будет приятно от себя, если она предпримет некоторые шажки в этом (я тактично не стал указывать в каком) направлении. А может ей будет даже более приятно, чем я могу предположить, я ж не девушка. И Наташа выслала мне номер своего счёта в банке. Я, не откладывая, послал ей шестьсот евро, о чём сообщил сразу письмом, спросив, сможет ли она потратить эти деньги на приобретение обозначенных вещей без остатка или потратить их вообще? На что получил ответ, что она поняла, потратит как сможет. Ну и хорошо, подумал я, значит, практические занятия по вождению своему сыну оплатит частично. Я не собирался покупать её с головы до ног, мне необходима некоторая не купленная её часть, её инициация, участие её души, когда дело дойдёт до встреч. Если же я оплачу по всем счетам, у неё не останется места для протеста, бунта, мне придётся иметь дело не с «живым» человеком, а с товаром.

В воскресенье я пробудился в 8:30. Первой мыслью явилось, что я еле-еле провёл выходные лучше, чем если бы остался дома. Нигде здесь больше оставаться я не хотел, и уже рисовал себе картину, как захожу в свою квартиру. Тем не менее, душ, сауна, бассейн и снова душ, хоть и показались мне вкупе каким-то мещанским удовольствием, – а большего от перемножаемых друг на друга моих возможностей и окружающих меня предложений ждать не приходилось, – были приняты мной, и именно в этом порядке, и даже, как я и рассчитывал, подняли мне настроение. Но настроение было поднято лишь до такого уровня, что я снизошёл попить кофе в нашем ресторане «Времена года» (можно ли придумать название для ресторана хуже?), а завтракать уехал в Чили Пицца, откуда, позавтракав двумя порциями блинчиков с сыром, погнал в сторону Риги, домой.

Покидая черту города Сигулды, отмеченную соответствующей табличкой, вспомнил опять о причине, которая меня сюда занесла – сообщение Наташи о том, что она была тут пару раз. Чертыхнулся выявленному таким случайным образом отсутствию собственного желания побывать тут, понёсся домой с чудовищным превышением скорости, поглядывая на радары и полицию в навигаторе.

Впереди меня ждала рабочая неделя. С одной стороны, она будет наполнена томительным ожиданием пятницы, с другой – это будут понедельник, вторник, среда и так далее, каждый день, заполненный своими мероприятиями и особенностями, выстроенными мной таким образом, чтобы было интересно жить, а с третьей стороны, меня осенило (и как же я благодарен порой своему неизменному помощнику – оригинальному мышлению), я постараюсь как можно рациональнее распределить связанные со встречей волнующие моменты по всем будничным дням, чтобы каждый из них оказывался по отношению к пятничной встрече незаметно отвлекающим, но чувствительно приближающим. Например, теперь перед работой, в 8:00, сразу с открытия я буду посещать тренажёрный зал, который располагался двадцатью тремя этажами ниже моего, и уже в понедельник вечером я отправлюсь в магазин интимных товаром, где подберу наряд Госпожи для Наташи. Во вторник я отвезу наряд к знакомой девушке, швее, которая ушьёт Наташин наряд до идеального для её фигуры состояния. В какой-то из дней я узнаю от Наташи её кулинарные предпочтения, чтобы вечером в пятницу её ждал приятный ужин. Спиртное и сладкое выберу в другой день. Неделя сама породит вопросы, которые, при продуманном распределении во времени, обеспечат мне нескучное времяпровождение и незаметное протекание этого самого времени. И вот, таким образом ко мне вернётся счастье. То счастье, с которого всё началось. Ведь я помню, что это было что-то удивительное, иначе я бы не обратил на это внимание.

13

Есть – понедельник, я спускаюсь на лифте в тренажёрный зал. Теперь всё пойдёт и будет иначе. Сегодняшнюю тренировку я не собирался делать тяжёлой, чтобы с непривычки не переборщить, и чтобы ничего потом не болело. Я тренировался максимум пятьюдесятью процентами от веса, который мог поднять, делал много повторений и постоянно думал о предстоящей пятнице. Попытки подумать о работе перебивались с какой-то безусловностью мыслями о встрече, которую я организовывал с Наташей, и о встречах, которые потом у нас с ней будут. Я с трепетом предвкушал, как я теперь разгружу свой интеллект от пульсации сексуального желания, каким адекватным и уравновешенным стану после того, как у нас всё с Наташей наладится. Я смогу жить и работать с чистой головой и прозрачной психикой. О, это будет прекрасная пора. Я был рад заранее.

Придя на работу, я понял, почему мысли о ней мне не лезли в голову. Я вспомнил, что я поставил крест на всех сотрудниках, и что Борис занялся поиском новых. Я сказал себе, что не сделаю ни движения в сторону работы, а что меня найдёт само, то найдёт, но что если Борис прибежит в числе первых и как можно раньше, это будет означать, что у него положительные сдвиги в сознании и в том, чем он сейчас занят.

В дверь постучались. Вошла секретарша.

– К вам Борис, Виктор Николаевич, и…хотите кофе?

– Да, и кофе, и Бориса давай сюда, спасибо.

Через полминуты вошёл Борис.

– Подожди секунду, – сказал я ему.

В этот момент я отправлял Наташе сообщение: «…и да, можешь стучать? Не звонить, а стучать в дверь. Мне кажется, звонок не оповещает, а вещает о посетителе, а стук – это всегда опасность, непредсказуемость, необъяснимость. Тебе же лучше, чтобы я на цыпочках подкрался к двери, трепеща, чем открывал тебе дверь как другу или соседу. Впрочем, ко мне никто на заходит, я даже уже не помню, какая у меня мелодия на звонке. Надо будет сегодня напомнить самому себе, а то ещё не обращу внимания, когда мне в дверь будут звонить (шучу)».

На самом деле, так считала Марта, а мне кажется, я бы мог с ней согласиться, не знаю, но очевидно одно – если я хочу начать с того, чем закончил, мне нужно максимально точное воспроизведение конца с начала. Не думаю, что это большая ложь, которую я позволяю себе с Наташей. В конце концов, я могу считать такие мысли, как своими.

– Ну-с, как дела, – обратился я к Борису.

– Всё идёт полным ходом. Я создал базу данных, куда заношу потенциальных кандидатов. Послушайте, – продолжал он, – я тут подсчитал. Если вы захотите побеседовать с каждым претендентом, то, зная вас, зная, что вы тратите на разговор, как правило, минут двадцать, вы потратите примерно два дня своего времени.

– Ну и что, это не так много. Я уже давно это сам посчитал.

– Я просто подумал, я бы хотел сэкономить вам время, если б вы вдруг решились оставить для меня рядовых сотрудников, а лично побеседовали б, скажем, только с руководителями отделов.

– Борис, это твоё предложение можно воспринять и так, что ты собираешься создать свою теневую команду из низов. Количественно «твоих» будет больше, чем «моих». Я, конечно, сразу отброшу мысль о каком бы то ни было коварстве с твоей стороны, но прошу тебя, взвешивай свои слова и предложения. Я не хочу тебя обидеть, и не хочу быть обижаем тобой. Ты меня понял?

Отработанным движением я обновил электронную почту на телефоне, это совпало с окончанием моей последней фразы. Ответ Наташа ещё не написал, да и слишком быстро б было, но мне хотелось.

– Извините, я не хотел…

– Я знаю, знаю, Борис, всё нормально. Это я хотел сказать тебе, что от тебя теперь потребуется более высокий уровень. Ты потянешь. Что по кандидатам?

– Я понял свою ошибку, – сказал он и сделал паузу. – Так. Есть и проблемы, и успехи. Я впервые сталкиваюсь с таким массовым набором людей на различные должности и слегка удивлён уровню подготовки людей у нас в Латвии. Теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда говорили, что Латвия – это большая деревня.

Я улыбнулся.

– Что, поражает уровень интеллекта и культуры наших выпускников ВУЗов, а так же уже опытных специалистов?

– Если не сказать больше.

– То ли ещё увидишь. Есть результаты?

– Конечно. Я собственно, по одному человеку пришёл поговорить. Какой-то чересчур конкретный попался, много вопросов правильных задавал, я чуть не отложил его для вас. Собственно, я с ним и пришёл к мысли, а не переложить ли на вас руководящие должности. И я спотыкнулся на вопросе зарплаты, а ведь я и дальше буду спотыкаться на этом.

– Я тебя понял, я пришлю тебе список наших зарплат. Во время испытательного срока семьдесят пять процентов от наших ставок обещай, в дальнейшем, как у нас. По-моему, мы это уже оговаривали. Я должен был выпросить для тебя список зарплат наших сотрудников. Извини, забегался. Ещё есть вопросы?

– Да, и вы говорили о полной зарплате сразу. Так. Мои внезапные и бессистемные исчезновения и появления в офисе вот-вот начнут порождать объяснения. Может мне в отпуск уйти?

Я задумался. В принципе, никаких опасностей за этим не предвидится.

В дверь постучали, вошла секретарша с кофе. Ставя его передо мной, она бросила на меня вопросительный взгляд, слегка скосив его в сторону Бориса. Я велел ей никогда не предлагать ничего посетителям у меня в кабинете, а у неё хватило проницательности, чтобы оценить исключительность моего отношения к Борису, и тактично намекнуть на нарушение данного запрета. Я поблагодарил за кофе, послав глазами сообщение, что ничего делать больше не нужно. Она ретировалась. Но ещё она могла так поступить, если ей что-то известно из нашего заговора с Борисом. Может ли у них с Борисом быть интимная связь?

– А почему бы и нет, – обратился я к Борису, – пиши заявление. И да, пусть сразу будет полная ставка. Ещё что-то?

– Всё, вернее ничего.

– Тогда отметь для себя – секретаршу оставляем эту.

– Я вас об этом не просил, – улыбнулся Борис, – и ни коим образом к этому не подводил, хоть и тоже так думал.

– Я рад, что у нас даже по таким мелочам совпадет взгляд. Счастливо, Борис. Я очень доволен, да столкнёшься и ты с таким же довольством.

– Да, спасибо.

Борис покинул кабинет. Нет, не может быть у них с секретаршей связи, они бы это не пытались скрыть. И когда я успел сказать ему, чтобы полную ставку обещать новым сотрудникам сразу? Хм. Внутреннего противостояния я такому положению вещей не ощущаю, а значит, мог сказать такое, но когда успел? Мы с ним говорил только один раз об этом, значит, тогда и сказал. От, чёрт.

Наташа ничего не ответила ещё и через полчаса, и я написал ей вдогонку: «Наташа, я ещё хотел бы напомнить тебе о необходимости быть точной до секунды. Я не слишком навязчив с этой своей просьбой? Ну, отшлёпаешь меня потом за это (смайлик)».

А собственно, почему я решил вернуть себе то счастье? Да хотя бы потому, что людям свойственно устремляться от вещей, доставляющих меньшее удовольствие, к вещам, доставляющим большее; от страданий вообще – к наслаждениям; или от вещей, несущих нам боль и смерть, к вещам, доставляющим нам приятное переживание и утверждающим жизнь. А в моём случае подспорьем служит ещё и то, что у меня это было. У меня была уже женщина, которая смогла обеспечить мне высокое переживание, а, как известно, всё возвращается на круги своя, и поэтому, если кто-то решит вернуть себе что-то, что у него уже было, то сам космос со своим этим законом о возращении на круги своя всего и вся станет мощнейшим помощником для реализации задуманного. Вот почему я устремился на поиски Наташи, вот почему я её нашёл, вот почему у меня получилось завести с ней знакомство, почему состоялась переписка, почему получилось всё купить, и, в конце концов, оказаться в пятничный вечер дома в ожидании своей новой Госпожи.

14

…И я оказался более счастлив, чем ожидал…из-за Наташи.

Это наша первая встреча. Какой она сейчас будет? Какой Наташа сейчас войдёт? С такими мыслями я сидел на диване в ожидании всего...

Я знаю женщин, их тело, кожу, ужимки, ухваты… Но это ничего не означает… Как всякий новый день, хоть ты и знаешь наперёд, что тебя сегодня ожидает, до молекул отличается от предыдущего, так и всякая женщина всегда будет уникальна и непредсказуема ни даже на дробную часть процента. Как во всякий день может произойти непредвиденное, так всякая женщина в конце может одарить тебя непредставляемым.

Перед этим я прочитал, чтобы освежить в памяти, описание нашей с Мартой встречи, после которой мне захотелось написать, что я самый счастливый человек на свете. И я бы хотел, чтобы много чего из того повторилось, и даже в той же последовательности и формате, и я постараюсь сделать так, чтобы это произошло, потому что очень хочу пережить ещё раз те же ощущения.

А теперь оставалось шестьдесят секунд. Я знаю, что теперь я не скоро выпью, ведь не известно, что захочет Наташа, поэтому я оставил последний глоток на последнее мгновение, чтобы между последним и тем, когда я смогу выпить ещё, прошло минимум времени.

Пятьдесят секунд.

Я сижу точно так же и такой же, как в ту встречу, после которой я пережил высокое ощущение счастья от осознания связи с Мартой, и как и тогда, предвосхищая встречу, только теперь с другой женщиной: сижу на диване, раскинув ноги, на мне только джинсы и часы (есть надежда, что Наташе такой я тоже понравлюсь). Время мы выбрали – чётко время заката, Наташа не оказалась против. Всё почти так, как тогда. Справа от меня наряд для Наташи. Я посмотрел на часы.

Сорок секунд.

Что может произойти самое плохое? У нас не получится «игры», в какой-то момент это станет явно со случайно проскочившим пассивным жестом, «опусканием рук» или не завуалированной фразой одного из нас, что что-то идёт не так. В этом случае мы просто посидим, даже не предпримем попытку «поиграть» ещё раз, выпьем, пообщаемся, и банальный трах, скорей всего, состоится, это определённо. Но хотелось бы «игры», поэтому от Наташи я ожидаю старательного подхода, а не обезьянничества. Лучше искренние желания чего угодно, лучше естественные стремления, неловкие жесты, чем копирование поведения из порнографических видеороликов на тему доминирования-подчинения, которыми мы с ней обменялись, как понравившимися, чтобы насадить друг другу представление о своих эстетических представлениях в этой области.

Тридцать секунд.

Я смотрю на секундную стрелку часов. Сейчас останется двадцать секунд.

Время во всякий момент воспринимается по-разному. Иногда за минутами не поспеваешь, иногда мгновения еле-еле сменяют друг друга, а иногда хочешь ощутить тягучесть времени, и вроде всё для этого под рукой, и ничего сбивающего, и ты пытаешься отследить секунды, но они пролетают, угрожая лишить тебя совершить задуманное. Ты начинаешь паниковать, что не успеешь что-то сделать, тогда как мог, и к чертям летит вся твоя способность прогнозирования и планирования. На какой секунде сделать последний глоток бренди, чтобы послевкусие пришлось на стук в дверь? На двадцатой? На пятнадцатой? Но уже четырнадцать, тринадцать…

Я делаю последний глоток алкоголя и опускаю руку с пустым бокалом на диван.

Четыре, три, две, одна.

Тук-тук-тук.

Я уже у двери, отмериваю столько же ударов своего сердца, сколько стуков послышалось за дверью, и открываю её.

На улице погода не для сапог, но Наташа в них, как я и просил. Переодела перед дверью? Туфли сейчас в сумочке? Скорей всего да, сумочка пухлая. К чёрту анализ. Я что, мало выпил? Нет, это последствия моего воздержания теперь удерживают мой интеллект в постоянном тонусе. Ну что ж, пора расслабиться, и на счёт: «Раз, два, три», – мы начнём, я начну. И назад дороги не будет. Пожалуйста, дай мне силы. И ей. Дай нам сегодня пережить то, что заслуживает каждый. Мы всё сделали для того, чтобы получить сегодня редкое и оригинальное плотское утешение, сбежать на противоположный полюс своих душ и очистить разум.

Раз, два, три.

Бросаюсь на колени, спиной к Наташе, замираю, склонив голову. Ну же, Наташа, начинай, поддержи! От тысяч мыслей остаётся несколько сотен, сейчас я ощущу последние их десятки, а через мгновение останутся единицы. Слушаю. Дверь закрылась, сработал щелчок замка, дверь проверяется на открывание, закрывается вторая дверь. Продолжаю стоять, опустив голову. Наташе сейчас трудно.

Она медленно, но естественно и красиво ступает мимо меня, останавливается спиной ко мне в полутора метрах, я исподлобья рассматриваю её ниже пояса. Она в короткой юбке, короткой более, чем позволяют приличия, но для такой ситуации, что надо. Какая у неё в юбке красивая попа, как красиво её плотно облегает чёрная полуматовая ткань. О, сколько мыслей сразу бежит при взгляде на такую попку! Но уже нужных. Я бы часами с удовольствием имел стоящую животиком к стене Наташу в такой одежде и гладил бы её прекрасный задик. Ножки у Наташи суперские, обхват бёдер и икр отдаёт математической пропорциональностью. И я бы мог сейчас протянуть руку и погладить их, но из этой ситуации Наташа не выкрутиться. Я замечаю, что она смотрит на меня себе за спину, и демонстративно опускаю взгляд. Наташа начинает прохаживаться передо мной туда-сюда. Как томно отстукивают каблучки по паркету каждый её осторожный шаг! Она направляется в столовую, сейчас каблучки зацокают по глянцевой плитке. Я поднимаюсь и следую за ней.

– Я не говорила тебе подниматься, – спокойно бросает она, не оглядываясь.

Я падаю опять на колени. Как чётко она уяснила правила игры! Даже я не заметил нарушения их со своей стороны. Но я бы выкрутился. Но так ещё лучше.

– Кофе! – просит она тем же тоном и облокачивается попкой, подставив под неё ручки, на столешницу, скрестив ножки.

Я не бросаюсь исполнять её просьбу, потому что это было сказано мило. А я никогда не буду валяться у ног того, кто слабее меня.

– Кофе для Госпожи? – многозначительно отзываюсь я, бросив на неё взгляд, подёрнутый дерзостью.

– Кофе для Госпожи, да, – отвечает она протяжённо, и я с удовольствием замечаю, что мне удалось встревожить муравейник её мыслей.

– Мне кажется, Госпожа несильно хочет кофе. Может мне попробовать угадать желание Госпожи? – я делаю акцент на слове «мне».

– Очень сильно, – бедная Наташа не знает, куда себя деть, хоть и пытается быть спокойной.

Но зато со всей радостью можно отметить, что для неё открывается новая страница в её жизни, она начинает что-то понимать, а главное – хочет.

– Ну да, я поэтому и говорю… – я делаю паузу, начав говорить, не зная, впрочем, чем окончу говоримое, а свои слова сопровождаю жестами рук, пожиманием плеч, в общем, начинаю позволять себе поведение, которое не может быть поведением того, у кого нет свобода выбора, – просто, если Госпожа очень хочет кофе, то она могла бы…

– А ну-ка замолкни, – выстреливает она, сощурив глазки, и в мгновение оказывается передо мной. Каблуки отчеканивают по кафелю и паркету четыре жёстких шага.

Я зависаю руками на половине жеста, смотря в её глаза на пути ко мне. Так мы и замираем друг против друга. Наташа в упор всматривается в мои глаза, гипнотизируя моё внимание своим прищуром, и я не могу сообразить, где сейчас фокус её поиска: во мне или у неё внутри. Что она пытается найти: свою точку доминанта или мою – подчинения. Во мне всё затихает, и я с намерением стараюсь придать кротость своим глазам, уставившимся на её красивое лицо. А лицо у неё действительно красивое, Наташа за неделю очень похорошела: лёгкий загар, мешки под глазами почти исчезли, не узнал бы о них раньше, сейчас бы не обратил внимание на их намёк. Волосы, приподнятые у корней, слегка вьются – с такой причёской её можно смело выталкивать на сцену под какой-нибудь нещадный сценический свет, и она будет смотреться там, как поп-звезда. Приятно оказывается быть подавляемым уже одной её причёской, не говоря об остальном... Я разглядываю её с удовольствием. Со своей тоненькой шейкой, острым подбородочком, маленьким ротиком и большими глазками она кажется такой по-женски чёткой, такой завлекающей.

– Ляг на пол, – говорит она и, повернувшись спиной, делает от меня пять красивых маленьких шагов, а затем поворачивается ко мне лицом.

К тому моменту, когда она поворачивается, я ещё не успеваю выполнить её команду, которая прозвучала наполовину как просьба. Она ждёт. В итоге я делаю, что она попросила.

– Перевернись на спину.

Я переворачиваюсь, а она начинает ходить вокруг, приближаясь ко мне.

– Вытяни руки по швам.

Выполняю.

Наташа подходит и останавливается над моей головой, которая оказывается между её сапог. От видимого меня хватает истома.

– Тебе понравилось, когда тебя используют не по назначению?

«Любовное настроение» мгновенно улетучивается, я теряюсь: это часть игры или она сдалась, и сейчас всё серьёзно? Но тогда меня унижают! Я напрягаюсь. Её слова тянут меня в одну сторону, а ели улавливаемый контур её чёрных трусиков под юбочкой в другую.