Текст книги "Доминант"

Автор книги: Станислав Грабовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– А если всё-таки секунда в секунду? – спросил я, оторвав взгляд от дороги и бросив его на неё, подчёркивая этим самым важность задаваемого вопроса.

– Слишком идеально для нашего мира – невозможно.

– А если таковым будет тот, который будешь создавать ты?

– Что ты хочешь спросить?

– Я ненавижу ждать и догонять. Поэтому предпочитаю секундную точность. Для меня это привлекательно ещё и тем, что я могу чётко всё распланировать, и никогда не быть подверженным разочарованиям и неудачам. Мне просто выстроить всё с точностью до секунды и миллиметра, а потом наслаждаться содеянным, равно как и тем, что ты человек, тогда как в противном случае я рассматриваю остальных, как животных, которые лишь подвергаются обстоятельствам и гонимы временем и вещами, над которыми нас бог поставил хозяином.

– Иногда ты резко судишь.

– Ты сейчас о пунктуальности или о людях как о животных.

– О людях.

– Значит, если мы возьмём за правило, что секунды в нашем случае будут иметь значение, ты не будешь против?

– Нет.

– Секунды, Наташа.

– Я поняла.

– Хорошо. Тебе это не доставит неудобство?

– Не думаю. Я ж тоже в свою очередь могу что-то взамен потребовать?

– Взамен? А тебе самой это не нужно?

– Я могу выдержать такой ритм, но для меня секунды не принципиальны. И, честно говоря, ты меня пугаешь этими секундами. Но в то же время это и моё, с той лишь разницей, что я могу гарантировать секунды границами своих возможностей. Например, заранее, чем заранее, отправится в нужную мне сторону, но порой обстоятельства…

– Я понял. Значит, можешь. Со временем ты поймёшь, что я имею в виду. Вот мы почти и приехали. Мне припарковаться на стоянке под домом или поодаль?

– Как хочешь. Почему ты спрашиваешь?

– Минимизирую своё участие, чтобы максимально показать тебе что наша поездки ни от чего принципиального для меня не зависит.

– А, ты всё о моей безопасности печёшься?

– Да, и о своей репутации. Я вдруг подумал, что мог бы припарковаться поодаль, на случай, когда в следующий раз ты будешь подъезжать ко мне на такси или на общественном транспорте, не знаю, чтобы ты уже увидела дом со стороны, запомнила, как к нему подходить, а то там шлагбаумов понаставлено, заборов понатыкано. И тут же подумал, что тебе может показаться странным, что это я за хозяин такой, что в километре от своего дома паркуюсь. И так, и так свои минусы, и то, и другое одинаково важно. Так что сама выбирай.

– Я разберусь, ты паркуйся, где надо.

– Ладно.

Я снова набрал скорость, направляясь на свою подземную стоянку.

– Здесь всё в камерах, – сообщил я, когда мы выходили из машины, – можешь посмотреть по сторонам, чтобы твоё лицо сфотографировали.

– Да хватит уже, – засмеялась она.

– Нет-нет, извини, так надо. Я не хочу, чтобы ты чего-то боялась, ты мне нужна бесстрашная, – засмеялся в ответ я. – Выйдем на воздух?

Я повёл (опять, чуть не написал Марту, потому что точно таким же путём я вёл её) Наташу к выходу из подземной стоянки, и мы вышли во двор.

– Вот тут мы и живём. Высоты не боишься?

– Когда меня от неё отделяют стены и окна.

– О, прям как я. А ещё, когда к этому добавляется привычка. Тогда тоже неплохо переносится, даже как само собой разумеющееся. Вот сейчас поднимемся ко мне, сама всё увидишь.

Наташа задрала голову.

– Сколько тут этажей?

– Двадцать четыре, – ответил я.

– Представляю, какой оттуда вид.

– Даже не представляешь, – ухмыльнулся я, – пошли.

– Охрана, – с улыбкой предупредил я, когда мы проникли, преодолев электронный замок, в вестибюль.

Наташа стала озираться по сторонам.

– Лестница весёлая, – обратил я её внимание на пёструю лестницу, которая вела на балкон, нависающий метрах в четырёх от пола и тянущийся по всем стенам вестибюля, и на котором были расположены ослепительно белые диваны и кресла вокруг журнальных столиков. Я редко видел, чтобы тут устраивались посиделки, дом, ведь, жилой, но бывали. Лестница действительно была необычная. Я никогда не трудился присмотреться, но по-моему, под её лаковым блеском скрывались не просто мелкие кропали чёрного, коричневого, жёлтого, белого и разных оттенков зелёного цвета. Все эти мелкие цветные крапинки состояли, скорей всего, в чёткой геометрии, образуя не что иное, как стерео картинку, и если определённым образом сфокусировать зрение, можно, наверно, было увидеть какой-нибудь трёхмерный рисунок. Возможно, это моё воображение. По крайней мере, рисунок крапинок и линий напоминал стереокартинку, которая живёт в ожидании, когда ж на ней сфокусируют зрение люди.

– Да, – растерянно произнесла она.

– Давай сюда, – попытался я вернуть её в нормально состояние, направляя нас к лифту.

Мы молча поехали наверх, Наташа подглядела за собой в зеркала, я наблюдал за её изумлением.

– Теперь сюда.

Мы подошли к двери моей квартиры.

– Запоминаешь дорогу? – решил пошутить я, открывая дверь.

– Запоминаю.

– Ну-ну, смотри, два раза повторять не буду. Кстати, как меня бесило это выражение в детстве! Как я недоумевал, а почему бы и не повторить, дело, ведь, житейское!

– А меня бесило выражение «пеняй на себя». Я его не понимала.

– А такое у тебя было: ноги вырву, спички повставляю?

Она рассмеялась.

– Нет, у меня другое было: на одну ладонь положу, другой прихлопну – мокрого места не останется? Я представляла себя маленькой точкой на ладони после этой экзекуции, ничуть при этом не переживая страха, но в упор не понимала, почему не останется мокрого места.

Настала очередь рассмеяться мне.

– Я тоже с этим выражением сталкивался! – восторженно воскликнул я.

Мы развеселились, пережив одинаковые эмоции по поводу своего похожего советского прошлого, когда мы были детьми, и того небольшого набора психологических клише-уловок, которыми нас: когда урезонивали, когда веселили, а когда и с острасткой осаждали наши родители и родственники.

Я распахнул дверь и пригласил Наташу входить. Зашёл за ней и закрыл дверь на замок, переживая, что щелчок от закрывания замка внесёт в Наташу тревогу. Быстро скинул обувь, намекая, что обувь снимать следует, она стала снимать свою. До этого я гадал, придётся ли услышать от неё вопрос, снимать ли обувь, на что мне пришлось бы ответить, что я сказал в следующее мгновение.

– Я помогу, мне это ничего не стоит, только ты ничего не бойся. Это, как пример, что я буду делать впредь. А ты переживи этот момент сейчас.

Я опустился к полу и быстренько помог ей избавиться от полусапожек, поставив их аккуратно у стеночки – они у неё оказались симпатичные, лёгкие, ухоженные и приятные.

– А теперь иди сюда.

Я осмелился взять её за руку и повёл к стеклянной стене с видом на Ригу.

– О, господи, – остановилась она, не дойдя и до середины комнаты, – мне плохо.

– Всё хорошо, не бойся. Всё нормально, постой тут, сейчас пройдёт. У меня тоже самое было в первый раз, – старался ободрить её я. – Ну же, давай, ещё шаг. Я тебе говорю, не бойся. Мы окружены бетоном мощнейшей конструкции.

– Мне кажется, мы сейчас упадём прямо туда.

– Не упадём. Уже почти десять лет не падаем, и сегодня не упадём, – улыбался я. – Ладно, иди сюда.

Я повёл её из комнаты в столовую.

– Приготовлю нам кофе. Ты как, будешь? Очень вкусный, самый вкусный и самый настоящий.

– Давай.

– А ты пока подойди к этому окну, здесь ни так страшно.

Наташа стала приближаться к окну столовой, которое была меньше чем в гостиной. Собственно это и было настоящее окно. Но всё равно она остановилась сначала в метре от него, а потом стала вытягиваться, и постепенно приблизилась.

– Какое всё маленькое! – с детским восторгом воскликнула она.

– И как всего много.

– Ой, а там я живу.

– Пока кофе готовиться, может ещё раз в гостиную?

– Ай, подожди. Как всё видно: библиотека, «Латвия», а «петушок» не такой уж и высокий.

– Не «Латвия», а отель Рэдисон Блю, – съехидничал я.

– Ой, не умничай! «Латвия» и – «Латвия»!

– Наверно она от этого названия никогда не избавится, и никакое новое к ней не прилипнет. А ведь достойный и раскрученный брэнд, надо бы его в достояние нации, – размыслил со смехом я. – А «петушок» высокий, просто пика теряется.

– Блин, и ты каждый день наслаждаешься таким видом?

Я изобразил удивление.

– Наталья, что за выражения?! – она показала мне язык (мммм, я б с удовольствием сошёл с ума, не сходя с места, если б мне удалось упросить её показать его ещё раз, только медленно). – Бывает и получше, – не оставил я её вопрос без ответа, думая о её розовом языке.

Я достал блюдца, ложечки, сахар, распечатал коробку конфет. Поднёс конфеты Наташе, она взяла одну.

– Вон салфетки, – указал я ей взглядом, – а конфеты я уношу в гостиную, так что, если ты захочешь ещё одну, придётся преодолеть препятствие. Кофе будем пить там.

Она состроила недовольно-довольную гримасу.

Вернувшись из гостиной, я стал устанавливать чашки с кофе на блюдца.

– Пошли?

Я стоял с двумя кофе. Наташа стала отходить от окна, но остановилась передо мной, игнорируя мой пропускающий её вперёд жест. Я цыкнул и с улыбкой двинулся первым. Зайдя в гостиную, обогнул диван и присоединил к лежащей на журнальном столике коробке конфет наши кофе. Наташа остановилась через метр от двери, смотря в раскидывающееся безграничное пространство за стеклянной стеной.

– Ты можешь перелезть через диван и сразу в него плюхнуться – сидя не так страшно, – попытался я её рассмешить. – Иди сюда, – сказал я поспокойней, когда обнаружилось, что ей действительно не до шуток.

Я протянул к ней руку, она дала повести себя за свою.

– Разглядывай кожу дивана, – улыбнулся я.

Уловленное ею боковым зрением отразилась паникой на её лице. Она даже побледнела.

– Согласись, уже лучше?

– Лучше.

Мы расположились на диване.

– Тебе станет легче, если я подойду ближе к стене или пока не стоит?

– Не стоит, мне даже неприятно подумать об этом стало.

– Хочешь, я тебя прямо с диваном разверну в противоположную сторону?

– Ты с ума сошёл?

Я рассмеялся.

– Шучу, шучу.

– Я от такого перемещения сознание потеряю.

– Шучу, шучу. Я ж тоже не перевариваю высоту, поэтому легко и представил, что ты ощутишь от таких слов. Этот скрежет, тяжёлое громыхающее перемещение, когда покажется, будто дом содрогнулся.

– Ой, хватит, хватит, – завизжала она, закрыв ладошками уши.

– Конечно. Давай сладеньким успокоимся, кофеинчиком взбодримся.

– Да, давай.

– Могу жалюзи опустить.

– Нет-нет, когда я ещё насмотрюсь таким видом?

– В следующую пятницу…

Я бросил вопросительный взгляд на её профиль.

– Что ты делаешь, когда ты чего-то не хочешь, но надо?

Как я испугался, если она своим вопросом имела в виду то, что я подумал. Да и что можно было подумать, услышав такой её вопрос, принимая во внимание, каков предмет обсуждения у нас сегодня происходит весь вечер? Я апеллировал к тому, что она неудачно выразилась или обращается ко мне за помощью по житейскому вопросу.

– Пойди навстречу желанию, и оно пойдёт навстречу тебе.

– Так просто?

– А всё просто. Настолько просто, что даже не доставляет удовольствия. Главный наш секрет нисколько не закамуфлирован бытием, он лежит перед нашими глазами. Например, чтобы добиться успеха в чём-либо, достаточно поставить это на первое место в своей жизни. Однако, надо быть готовым к тому, что во второстепенных вещах тебе придётся столкнуться с незавершённостью и несостоятельностью, но хуже – реакция самого человека на это. Порой, это мелкое разочарования, иногда – депрессия, а самое печальное – паранойя и самоубийство. Если бы люди могли думать о двух вещах одновременно, о трёх, четырёх и так далее, они бы могли и делать одновременно много дел. Но это не происходит нигде, и не происходило никогда. Как нельзя одновременно делать вдох и сглотнуть, так и только что-то одно может быть обдумываемо, и только каким-то одним делом человек может заниматься в какой-то известный момент. Из десятков дел, которые можно сделать в ближайшие три минуты, ты выберешь то-то и то-то, остальные свершаться в той мере, в какой их «потрогают» другие люди, бытие, и по ним будет результат, не тобой желаемый. То же самое можно сказать и о делах дня. Это правило распространяется и на дела недели, месяца, года, жизни. Что устанавливаешь на первое место, там и достигнешь высшего результата, а проще – того, что хочешь.

– Это тяжело принять. Жизнь имеет намного больше граней, чем их можно разглядеть, послушав тебя.

– Ты как все, – улыбнулся я.

– Что у тебя на первом месте?

– Зарабатывание денег.

– Значит, ты согласишься, что вопросу об устройстве мира с его главным секретом ты отвёл в своей жизни второе и более место, а значит, в этом вопросе ты столкнёшься с незавершённостью и несостоятельностью? Ты не имеешь достаточных знаний в этом вопросе, потому что никогда по-настоящему им не занимался, как ты это делаешь, зарабатывая деньги, поэтому, извини, но ты не можешь быть гуру в таком деле.

Я слегка взбесился. Так меня ещё никто не осаживал. Кроме Оли. Я мог бы выкрутиться, сказав и о ней тоже самое, равно как и о том, что давать оценку людям тоже не входит в её приоритеты, поэтому она вообще должна быть осторожна, бросая такие слова, а мог бы сказать, что вопрос «главного секрета» это вообще из придаточной области главного направления движения моих мыслей. Но я решил, что эту победу оставлю за ней. Изредка людям надо давать себя победить, чтобы они не хирели вообще.

– Но кое-что из того, что я тебе сказал, я мог бы доказать тебе прямо сейчас с помощью любой вещи. Но не будем об этом. Ты хотела бы, чтобы я рассказал тебе ещё что-то из того, что я тебе предлагаю.

– Да, расскажи.

– Что-то надо тебе, что-то надо мне. Я хочу заполучить, в разумных пределах, естественно, твоё тело, твои эмоции и твой разум, ты же вправе попросить что-то от меня. Надеюсь на твоё благоразумие, и сам постараюсь быть таковым. Благоразумным, то есть. В следующую пятницу я хочу пригласить тебя к себе сюда. Я хочу обставить это как сексуальное приключение. Я куплю всё, что необходимо для этого случая. Ты знакома с культурой подчинение-доминирование и садо-мазо в сексе?

– Смотрела видеоролики.

– И всё?

– Да.

– В принципе, я и сам не очень-то в этом вопросе, но скажу, что знаю. Доминирование-подчинение – это передача власти от одного человека другому. Это надо осознать, и это стоит того, чтобы это осознать. Ты девушка, и ты быстро сориентируешься в ситуации, но всё-таки кое-что я хотел бы тебе сказать. Я передам тебе власть над собой. Ты будешь вольна делать со мной, что захочешь, и для этого необязательно тебе испытывать ко мне безумное влечение, а я буду рад подчиняться всем твоим прихотям. Второстепенно, что всё должно носить околосексуальный характер. Второстепенно! Для меня важно на определённый момент отключить волю. Очень важно! В жизни мне приходится каждую секунду контролировать мысли, поступки и настроение окружающих меня людей, чтобы добиваться своей цели, но иногда это исторжение воли становится тягостно. Тягостно настолько, что жизненной энергии начинает хватать только-только, чтобы переваливать из мгновения в мгновения. Мне надо иногда расслабляться. Я бы хотел знать, что ты улавливаешь из того, что я говорю, насколько то, что я говорю, сколько-нибудь находит отражение в тебе, и таким образом иметь возможность судить твой предыдущий опыт. Итак: что ты улавливаешь из того, что я тебе говорю?

– Мне резануло слух, когда ты сказал, что что-то должно носить околосексуальный характер.

– Так? Почему?

Я насторожился.

– Потому что я буду решать это.

Её взгляд изменился после произнесённых слов. Я одной половиной опешил, а второй стал анализировать. Опешил, потому что если всё так, как мне сейчас показалось… Если она сейчас смягчится взглядом… Взгляд её смягчается.

– Ты сейчас попыталась сыграть?

– Да, больше для себя, но хотела посмотреть и твою реакцию – понравится ли мне это.

Я откинулся на диване и скрестил на груди руки. У меня это признак довольства и мышления.

– Подумай не сейчас, что тебе надо. Но до следующей среды мы должны знать восемьдесят процентов от этого.

– Хорошо.

– Чёрт, я будто сон вижу.

– Почему?

– Да как-то нравится мне всё происходящее.

– Мне тоже.

– Честно?

– Да.

– У нас у каждого свой интерес?

– Да.

– И я могу рассчитывать на секунды, которые так уважаю?

– И с помощью которых ты пытаешься удерживать людей в напряжении? Да.

– Я хочу тебе кое-что показать.

Я поднялся и подошёл к комоду. Оттуда извлёк кошку-девятихвостку и вернулся с ней к Наташе на диван.

– Держала такие штучки в руках? – спросил я её.

– Только в фантазиях.

Я изобразил изумление.

– Класс! На, возьми, подержи.

Наташа приняла от меня плётку и стала её с любопытством рассматривать и ощупывать, и даже понюхала. Смотреть на это было уже удовольствие.

– Можешь даже лизнуть, – пошутил я.

– Лизну, когда заслужишь.

– О-о-о! Спасибо!

Не могла девушка, не имеющая опыта в этой теме так себя вести на первом свидании. Значит, что-то от всего этого в ней уже зародилось до меня. Это успех.

Я с удовольствием созерцал, как она ознакомляется с новым ей предметом.

– По чему можно ударить? – спросила она, скосив взгляд на диван по правую сторону от себя, сделав едва заметный жест замаха.

– Я попрошу тебя применить эту вещь на мне во время нашей игры. Но никакой крови. Поэтому, чтобы не в пятницу на следующей неделе сталкиваться с актом первого удара, я тебе предлагаю избавиться от психологического барьера прямо сейчас.

Наташа с секунду переваривала информацию, мы смотрели в глаза друг другу.

– А куда? – спросила она.

– По бедру, – моё правое бедро, отставленное в её сторону, представляло выгодную мишень для такого случая.

Наташа медленно отвела руку назад и несильно ударила меня по ноге.

– Ударь посильней, – попросил я.

Она исполнила.

– Ещё сильней!

На этот раз боль «брызнула» в мозг чем-то кисло-горячим и секундной темнотой. Я вгрызся анализом в наступившие за этим ощущение. Тысячи мыслей, как и подобает в экстремальной ситуации, пронеслись вихрем в моём мозгу. Среди прочего, я мельком подумал о странности в задумке создателя, чтобы мы испытывали физическую боль, но и тут же понял его, потому что только такая – пугающая, не принимаемая и отталкивающая конструкция внутри живого существа могла способствовать уклонению и избеганию им объектов и явлений, ведущих к его уничтожению. Чтобы прийти к такому выводу, я успел произвести некоторые изыскания чего бы то ни было, что способно заставить живое существо избегать уничтожения от чего-либо, но без сигнала болевых ощущений, и обнаружил, что альтернативы нет. Смерть следует за болью, и чем вероятнее смерть от чего либо, тем сильнее должна быть от этого боль. Моменту же наступления смерти всегда предшествует самая сильная боль. За этим я ещё успел подумать, какими счастливыми существами мы живём, переживая постоянно такое приятное и блаженное состояние в нашем физическом теле, когда в нём нет переживания боли, которое всенепременно приятное и блаженное из-за этого. Это я смог сравнить тут же, с тем мимолётным состоянием, отмеченным болью, которую мне «подарила» Наташа. Иметь физическое тело, не испытывать в нём боли, но наоборот, постоянно иметь в нём такую приятность! Какие силы способствовали сгущению атомов именно в такой порядок и состав, которыми мы располагаем, благодаря чему теперь мы можем прибывать в таких переживаниях?! Эти мысли наполнили меня эйфорией. И что это?! – эта эйфория – как не космическая энергия, энергия мироздания, которая, как награда устремляется и заполняет всякое существо, коснувшееся истины? Я коснулся её только что своим разумом, осознав, каким блаженством пропитано наше тело, которое нам создатель преподнес на короткий период, и последовало «поглаживание» по головке. Но кто мог преподнести нам такой подарок? Только тот, кто любит нас больше всех. Но кто может любить нас больше, чем мы сами любим себя? Никто. А значит, есть какая-то связь между нами и тем создателем, преподнёсшим нам этот подарок, в том смысле, что мы и есть этот создатель, может быть, части его, но без каждого из нас нет и его.

– Супер! – сказал я, даже не утруждая себя потереть то место, куда Наташа опустила плётку. – Знаешь, что происходит в такие моменты с мозгом того, кого ударяют?

– Что?

– Мозг воспринимает ситуацию, как экстремальную, и мобилизует свой потенциал. У меня уже было такое, и я знаю, что через некоторое время я извлеку из своей памяти много, тысячи мыслей, проскочивших в момент удара, о которых я сейчас даже не догадываюсь. А что касается физического состояния, то, при физической боли в нашем организме вырабатывается эндорфины. Они соединяются с какими-то рецепторами, и, грубо говоря, на всех нервных путях, которые тянуться от периферии тела до центра удовольствия в нашем мозгу зажигается зелёный свет светофоров. Сразу по окончании боли можно некоторое время жить только приятными переживаниями своего тела, потому что они глушат неприятные своим количеством, что является непривычным состоянием, и тело просто улетает. Можешь себе представить, как в таком состоянии работает мозг, и как это отражается на том, что стоит у тебя на первом месте? – с улыбкой вернул я Наташу чуть-чуть назад в нашем разговоре.

– Странно, у тебя всё везде просто, а тут ты такие сложности рассказываешь.

– Тебе урок на будущее: никогда не объясняй своих поступков. Мнение относительно твоего психического состояния у людей всегда будет строиться обратно пропорционально этим твоим объяснениям. Другими словами: чем больше и лучше объяснишь, тем более сумасшедшим тебя сочтут.

– Никогда не думала так.

Я замолчал. Уже и так было много сказано, в том числе и лишнего.

– Я хочу теперь отвезти тебя домой. Теперь я хочу, чтобы ты начала всё обдумывать. Я попрошу тебя быть доступной для связи с тобой каждый день: или смс, или мэйл. Могу я тебя попросить пока никаких звонков?

– Конечно.

– Тебя это не обижает?

– Мы же партнёры!

– Я имею в виду просьбу, а не сам факт.

– Ответ тот же.

– Чёрт, кто-то очень хорошо переставляет фигуры.

– Что ты имеешь в виду?

– Ай, это я так, для себя, чтобы потом подумать кое о чём.

– Ты сейчас о работе подумал, когда со мной говорил?

– Угу, – соврал я, но это было очевидно.

Я выдержал паузу, чтобы не получилось, что я так скоро её выгоняю, и предложил:

– Ну, поедим?

– Поехали.

Когда мы вышли в прихожую, я сказал:

– И так это примерно будет также.

Я наклонился к её обуви, взял один полусапожек в руку, и изготовился помочь ей в обувании, а когда она не среагировала должным образом, вопрошающе посмотрел ей в глаза снизу:

– Я помогу.

– Я уже поняла, – ответила она, выставив ножку вперёд.

– Вот и правильно, – ответил я, и ухватился за ножку Наташи, чтобы она пережила прикосновение моих рук, а я ощущение от прикосновения к ней.

Мы подошли к лифту.

– Хорошо поговорили, – говорю.

Она усмехнулась.

– Может, у тебя такая беседа не первый раз состоялась в жизни, я ж даже представить не могла, что такие диалоги случаются.

– Я бы был скованней, окажись на твоём месте.

– Ты этого не можешь знать.

Мы спустились на лифте в помещение подземной стоянки.

12

Высадив Наташу возле её дома и возвращаясь к себе, я стал думать, как мне убить время до следующей пятницы, особенно выходные. И быстро нашёлся. У меня мало записано телефонных номеров гостиниц в моём телефоне, но если записан какой-то, то значит гостиница хорошая или единственная в этом городе. Отель Эзери в Сигулде не дотягивал до первого, но и о многообразии гостиниц в Сигулде думать не приходилось. И хотя там мне убийственно в прошлый и единственный раз приготовили рыбу за тридцать евро, не говоря о рыбном супе за, что-то там восемь евро, йогуртовый коктейль за три или четыре евро, который тоже был бе-е, и, наконец, наипростейшее мороженое, – я выбрал мороженое ассорти, где упоминалось моё любимое крем-брюле, – их телефон у меня сохранился. Единственная вещь, которую мне довелось тогда осилить с удовольствием, был шарик крем-брюле, который как раз шефом-поваром этого ресторана и не был приготовлен. Но так как это пришлось на ужасные рыбные извращения, мой вечер не оказался тогда таким, каким я рассчитывал, он окажется.

– Чтобы порадовать вас, наш шеф-повар подготовил новое меню. Приходите и убедитесь! На протяжении всего года ресторан «Гадалаики» («Времена года» по-латышски) будет радовать вас своими предложениями, для каждого сезона найдётся что-то особенное и неповторимое. А благодаря богатому разнообразию латвийских зелёных чаёв, найдёте в нашем ресторане и пятое время года!

Я, как говориться, выпал в осадок. Мало того, что явно просматривалось чтение подготовленного текста, так она (девушка-администратор) ещё и выбрала рекламировать то, что у них меньше прочего получается предоставлять своим посетителям. Правда, может с прошлого года там поменяли шеф-повара, но «разнообразие латвийских зелёных чаёв», но «пятое время года»! Да чёрт с ним – с зелёным латвийским чаем – «латвийским»! – но «пятое время года»! Это ж какой и сколько этого чая надо выпить, чтобы потом знать, между какими (временами года) и что следует засунуть? Но я бы с удовольствием сказал: «Простите, что вы сказали?», – только чтобы ещё раз прослушать такой сексуальный девичий говор с приятным латышским акцентом в своём телефоне.

– Девушка, номер, просто номер, всё остальное я куплю отдельно. Спа, бассейн – всё работает?

– Да.

– Не запланированы ли на эти выходные какие-нибудь корпоративы, свадьбы?

– Нет. Если вы ищете оазиса на природе, чтобы набраться сил, и хоть на мгновение укрыться от повседневных забот…

– Оазиса на природе?

Не знаю, может на латышском это звучит и правильно, но я не такой утончённый ценитель отдыха на природе, чтоб даже углубляясь в лес, утопая в зелени, с машиной, оставленной на парковочной стоянке, с рюкзаком пищевых припасов за спиной искать какой-то там оазис для пикника.

– Оазиса на природе? – перебиваю я следующую, скорей всего вычитываемую из рекламного буклета фразу девушки-администратора, – нет, но спасибо, что предложили. Я просто хочу убить выходные, чтобы они не убили меня, а с понедельника по пятницу я как-нибудь протяну за работой, – спаясничал я; она, конечно, поняла по-своему.

– Тогда только номер? С завтраками?

– Да, только номер и завтраки.

– С пятницы по воскресенье.

– Да.

– Спасибо, что подождали. Забронировано на ваше имя, будем вас ждать.

Это было необычное для меня решение – отправиться в отель Сигулды на все выходные. Но я так за зиму соскучился по углепластиковой раме, воздушно-масляной конструкции вилки профессионального уровня, того же уровня заднего и переднего переключателя, манеток, тормозов, двадцати семи с половиной дюймов колёсам, в общем, по своему скоростному монстру-велосипеду Cube Stereo, который я купил в прошлом году в сентябре за шесть с половиной тысяч евро, и на котором в прошлом году я прокатился всего лишь пару раз, что придуманная случайным образом велосипедная прогулка по некоторым любимым местам в Сигулде неожиданным перечеркнула переживание, что я ни чем не смогу заглушить в себе томительное ожидание в тихие выходные у себя в квартире рабочей недели, а там и пятницы в конце неё.

На следующий день, в 15:00, на два часа раньше окончания рабочего дня я покинул свой офис. В 16:00 я уже выезжал из подземной стоянки с закреплённым в автомобильном креплении велосипедом. В 17:28 я въехал во двор отеля – пятьдесят минут времени выезжал из пятнадцати километров Риги. Поднявшись в свой номер, я быстренько переоделся в спортивный костюм и кроссовки. В сумке брякнула главная драгоценность на сегодняшний вечер – бутылочка бренди.

Мой план был таков: прокатиться до бобслеисткой трассы, в её окрестностях есть несколько точек, откуда открывается великолепный вид на речку Гаую и вообще красивый пейзаж, и до каждой из этих точек я собирался долететь; потом спа, сауна в отеле; потом я зайду в ресторан, чтобы определить, изменилось ли там что-то с прошлого раза, и если да, то остаться и поужинать там, а если нет, то поехать в центр и поужинать в любом другом ресторане, а когда вернусь, совокупиться с парочкой бокалов бренди, пепельницей, пачкой сигарет и зажигалкой, да всё это на террасе или перед открытой на неё дверью… Вот почему бутылочка бренди представлялась мне «главной драгоценностью на сегодняшний вечер». После активного отдыха, хорошего ужина, да такое расслабление от занятий, дел, мыслей…

Я сделал всё, как спланировал: выезжать из ворот отеля на велосипеде в тихий, тёплый и безоблачный вечер, нестись потом по безлюдной асфальтовой дороге с безграничным горизонтом во все стороны в направление центра города, найти места, которые хотел, и даже открыть для себя новые, – потому что до этого я тут проезжал несколько раз только на машине, а на велосипеде возможностей юркнуть, куда попало, больше, – оказалось сильным, красивым, а главное полезным для моего тела началом пребывания в гостинице; а возвращаться и подъезжать потом к отелю взмыленным, но бодрым, весёлым и счастливым, идти потом коридорами отеля в сауну, вспоминая путь, которым ходил один раз в прошлом году, принимать её, поплавать немного в бассейне, да всё это на уже зашкаливаемое количество эндоморфинов – оказалось приятным завершением фазы активного отдыха на сегодняшний вечер.

Я старался действовать осмотрительно, осторожно, дозировано, всего по чуть-чуть, чтобы не столкнуться с усталостью, чтобы не перестать хотеть двигаться, чтобы с лёгкостью пойти потом в ресторан при отеле или уехать в центр, чтобы встретить начало ночи хорошо поужинавшим и сильным, и пройти потом на террасу с настроением подумать, а не с иссякающей энергией.

И это всё мне удалось. Я даже в сауне успел пережить приятное, столкнувшись там с двумя посетителями – с супружеской парой. Девушка была очень красивая, а главное притягательная, что не прибывает без сексуальности. Я тайно наблюдал за ней, как она перемещалась с мужем то в сауну, то в бассейн, как они развалились в шезлонгах. И пару раз тайком взглянул на её плавный бугорок между ножек на красивых и узеньких плавочках-бикини.

Зайдя в ресторан, обнаружил, что ничего не изменилось, особенно депрессивная драпировка бордовыми тканями. Поэтому, сделав три шага внутрь ресторана, я развернулся и отправился к автомобилю.

Вообще, Сигулда – это не то место, где можно найти хороший современный ресторан, всё-то здесь заполонено нашим местным колоритом, так и норовят сигулдовские предприниматели общепита усадить вас покушать за каким-нибудь, чудовищных размеров поленом, а впрочем, всё, как и подобает провинциальному городку.

Оказавшись в центре, привлечённый высотой второго этажа торгового центра, на котором расположилась пиццерия Чили Пицца, я отложил решение вопроса, куда поехать поужинать, пока не буду поставлен перед фактом, что все места у окошка в этой самой Чили Пицца, откуда просматривается трасса, проходящая через Сигулду, заняты. Странно, что народу было полно, но я сел за пустой шестиместный стол у окна, и он не оказался ни зарезервированным, никаким иным образом для меня недоступным, о чём мне, как мне почему-то ожидалось, должны были подскочить и сообщить.