Текст книги "Доминант"

Автор книги: Станислав Грабовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Не найдя для себя привлекательным сидеть с умным видом и пить кофе, я полез в электронную почту, где оказалось письмо от Марты, в котором она сообщала о делах, с которыми справляется в данный момент, чтобы успеть на совещание. Письмо показалось мне очень скучным, от Марты я всегда ожидаю только «нашу» тему. Она скорей должна б была написать мне о какой-нибудь новой фантазии, которая будоражит её «голодное» тело, за чем следовал бы мой ответ, где я должен был бы набросать примерный вариант реализации этой фантазии. А чтоб так, дела да заботы. Это мои проблемы, а ей предписано просто быть. Быть и наслаждаться.

Что ж, тогда книги. Можно почитать. Я открыл книгу в телефоне.

Через десять минут я заказал ещё кофе.

Книга читалась с трудом, и вообще, такое времяпровождение скорей стало выводить из себя, чем захватывать.

Я допил кофе и той же дорогой вернулся к машине. Можно было поехать к себе в офис и продолжить описание нашей с Мартой связи. Правда, порыв и настрой, с которыми я несколько дней назад написал первые предложения, куда-то исчезли. Всё чаще на ум шли мысли негативные, и мне приходилось прилагать усилия, чтобы придерживаться объективного взгляда и не поддаваться изменившемуся настроению. Что возьмёшь с настроения? Сегодня оно такое, завтра противоположное. Мне кажется, у меня получалось выхватывать и фиксировать только положительные моменты в описании, как у меня получается жить, придерживаясь только положительной стороны вещей. В этом-то и проблема: что касается Марты, то здесь всё с ног на голову, с Мартой на меня обрушивается всё, я бы сказал – жизнь, но это не может быть так. Жизнь – не проблема, Марта – проблема, значит, Марта – не жизнь.

Через тридцать минут я уже сидел у себя в кабинете и занимался этой писаниной, постоянно отслеживая бегущее время. В какой-то момент я чуть не написал: «Время и мысли, из-за моего этого помешательства когда-то, а теперь неспособности изменить ситуацию, бесполезно провожались моим внутренним зрением. Да, как будто что-то оставило меня. Я всегда чувствовал помощь, мои мысли всегда были легки, а теперь помощь исчезла, голос, с которым я разговаривал, молчит. У меня под носом происходят вещи, которые никогда не происходили, а женщина, которой я прокладывал путь из самой дорогой брусчатки, и с которой сдуваю пылинки, не замечает моих ухаживаний и не обнаруживает благосклонности за мои хлопоты».

Как, чёрт возьми, мне определённо не нравилось в тот момент моё состояние, когда я приехал и стал писать о нас с Мартой, но я даже не подозревал, что дойду до таких мыслей в отношении её. Неужели может быть хуже?

Тогда, в 14:00 началось собрание. Марта приехала.

– Так, – начал я, когда все собрались, – на повестке корпоративный стиль нового салона. А именно – логотип. Татьяна, пожалуйста, вы, как руководитель нашего отдела маркетинга, лучше которого мало в нашей стране, что вы думаете?

– Вполне эргономичный, цвета и фон подобраны правильно. Я б только, пожалуй, сделала б полоску потолще, очень тоненькая.

– Ширина полоски, насколько я знаю, равно ширине полоски нашего логотипа. Это ж хорошо. Для нас это молекула рекламы, незримая связь…

– У нас другая ситуация, специфика. Для идентификации услуги салона красоты на соответствующем рынке, я бы предпочла сделать полоску чуть шире. При этом, я рекомендую отслеживать степень воздействия полоски вместе с отделом статистики, которые будут отслеживать посещаемость.

– Для этого отдел статистики необязательно. На входе в салон установлена камера, которая способна считывать количество посещений за день. Но ваша идея хороша и понятна, впрочем, как и все ваши идеи.

– Спасибо, господин директор.

– Отдел развития?

– А я считаю, что полоску следует оставить той ширины, что и полоска на нашем логотипе. Это в большей степени будет способствовать идентификации деятельности всей нашей группы. Вот даже на йоту отступать нельзя. Пусть хоть толстая полоска добавит тридцать процентов посетителей. Все мы вместе представляем большую ценность. Поэтому никаких игр. Да и никто не даст гарантий, что через какое-то время и салон, и мы не станем выступать под единым логотипом. И здесь легче лёгкого будет производить промежуточные действия по трансформации или слиянию наших логотипов.

– Тогда мозговой штурм, – объявил я.

Посыпались всевозможные предложения и мысли. Секретарь только успевала записывать.

Я старался встречаться с Мартой взглядом ровно столько, сколько и с каждым другим участником совещания. Она не произнесла ни одного слова. Это не было признаком, что её головка до краёв заполнена идеями, но гарантировало отсутствие в ней пустоты. Тем не менее, по моим расчётам она должна была хоть что-то сказать. Впрочем, Марта могла быть незнакома с методом мозгового штурма, и не знала, что в данный момент от участников приветствуются любые высказывания, даже фантастические.

Когда закончился мозговой шторм, приступили к обсуждению выдержавших критику выдвинутых идей. Я стал томиться тем, что Марта не участвует в обсуждении. Мне стало казаться, что всех это немного конфузит. Я стал искать момент, когда привлечь её к обсуждению. Кто-то из наших, не помню кто, сказал, что нынешнему успеху мы обязаны мне и директору по развитию, когда мы настояли на светло-голубом цвете для нашего логотипа, а теперь, разве можно представить другой корпоративный стиль для нас? Вот и сейчас, раз уж мнение разделились практически поровну, следует просто прислушаться ко мне и директору по развитию.

– А что ты думаешь, Марта, по этому поводу? Я понимаю, тебе, как человеку новому, сложно вступить в общий разговор. Но мы тебя подбадриваем.

Я всё просчитал, кроме ответа Марты: и тишину, которая возникнет вмиг, и внимание, с каким каждый обратит на неё взгляд, и её неловкость в этой связи – всё это затрётся в памяти, никто об этом не вспомнит, если не завтра, так через неделю; не через неделю, так через месяц; не через месяц, так через полгода. Но лучше б я выбрал другой момент, способ и повод, когда, как и для чего втягивать Марту в беседу.

– Безусловно, я пока мало что могу сказать по такому делу, потому что мало, что понимаю вообще. Я пока просто запоминаю, – ответила она, и как ей не шёл этот деловой тон и растерянный вид.

– Марта, вам организовывать работу салону, и эта одна из немногих трудностей, с которыми вам придётся сталкиваться. Правильное ли решение вы примите или ошибётесь, время покажет, но вы должны будете принимать их тогда, когда от вас этого будут требовать обстоятельства. А вот вашим подчинённым это не грозит. В этом отличие.

Не знаю, мне ли только подумалось, что Марта среди всех была единственной, кто пока не доказал, что она не та, которой не грозит принимать решения, не подчинённая по жизни, не простой исполнитель, или эти мысли проскочили у всех, кроме неё?

– Тогда, я бы предпочла толстую полоску.

– Аргументируйте, – предложил я.

– Кто будет посещать салон красоты? В основном девушки, женщины. В этом случае, если это полоска, то толстая.

Это было, как если бы она сейчас, вместо сказанного, молча надула шарик из жвачки до его лопанья, да так, чтоб ошмётки от пузыря облепили ей губы.

– Вы сейчас о чём-то интимном?

– Да, – ответила она, – контингент же в основном женский.

Я или чего-то «недопросчитал» в Марте, или я вообще перестал просчитывать людей.

– А, ведь, аргумент, Марта, – попытался я сгладить ситуацию, глядя Марте в глаза, а затем скользнул взглядом по лицам своих сотрудников.

Все сидели сфокусировав вниманием на чём-то своём, внутреннем, что и не позволяло их улыбкам тенью скользнуть по их лицам. Я это быстро разглядел. Почему-то больше всего меня взбесили опущенные глаза Татьяны, руководителя маркетинга.

– Вот я и говорю, – ответила Марта, глядя мне в глаза.

Я засуетился в поисках последствий от высказывания Марты.

– Сделаем, как сказала Марта. Это её дело, она будет отвечать, – резюмировал я.

Я откинулся на кресле, скрестил руки, обвёл глазами присутствующих и продолжил:

– Телефоны. Есть смысл купить для салона красивые номера?

Меня шпарило мыслями Марты, которые я считывал от неё, проводя анализ её поступка и слов.

– Лишние растраты, – ответил директор по развитию.

– Пока это затраты, а не растраты, – ответил я. – Есть продуктивные соображения?

Все молчали. Предыдущий ответ Марты пульсировал у меня в голове. И даже не постольку, поскольку она им заставила сконфузиться окружающих, чего не предусмотрел я, но больше оттого, что я оказался частью этих окружающих. Теперь она вбирала в себя слишком много энергии от других, и мне это не нравилось. Или она могла кому-то показаться симпатичней, чем есть на самом деле, или меня до некоторого момента будут помнить «поскользнувшимся».

– Марта? Хотя, нет, можешь не отвечать, – заулыбался я, – позволь мне ответить за тебя. Только ничего такого не подумай, всё ради сплочения нашего коллектива и вовлечения тебя в него. Мне кажется, я знаю твой ответ, судя по предыдущему. Если уж и покупать красивые номера, то, раз уж целевая аудитория девушки и женщины, несомненно телефонные номера должны будут содержать числа шестьдесят девять, повторяющиеся несколько раз, – в этом месте я понял, что меня занесло, очень занесло, я, может, в жизни не плюхался так в лужу, как сейчас, но мысль закончил, – и тогда в рекламных буклетах эту пару чисел можно будет размещать через тире. Но, шучу, шучу.

Улыбки на этот раз появились на всех лицах. Марта тоже попыталась улыбнуться.

Мы ещё раз прошлись по всем моментам: какие косметические, какие технические средства, да какие мероприятия приемлемы на стадии запуска салона. На это ушло минут сорок.

Я подытожил тем, что поблагодарил всех за заинтересованность и участие. Это было правдой – мне понравилось, как все себя вели (что-то произошло, может слухи об инциденте с руководителем логистики так на всех повлияли?). И мне показалось логичным, когда я сказал, что сейчас мы с Мартой отправимся в её новое рабочее место, а все остальные свободны.

До машины мы с Мартой дошли молча. Чувствовала ли она моё состояние, моё разочарование? Наверно, да. Между женщинами эти рецепторы распределены в огромном, но беспорядочном состоянии. Я засуетился в поиске высокой позиции, чтобы на мысленном уровне сгенерировать эмоциональное состояние, которое передастся и закрепится в Марте как знание, что моё разочарование проигрывает моему отношению к этому. Уже этого должно было оказаться достаточно, чтобы перестать ей терзаться, заручиться моей поддержкой, преисполниться надеждой. Но с каждой секундой понимал, что не в силах это сделать. Она меня делала. Делала своей слабостью, своим неудавшимся свойством – закваска из эмоций приводила у неё к параличу интеллекта, это исключало диалог. Она оказалась женщиной, слишком пасующей перед неурядицами. Женщиной, для которой спасением является ни свет в конце тоннеля, но проливающийся свет.

Я отбросил эмоциональную составляющую, оставив лишь информацию, и мне стало легче. Мысль первая – не думать о Марте плохо.

Когда мы сели в машину, я, улыбаясь, сказал:

– Марта, зачем ты так выразилась? Я о толщине полоски, когда речь идёт о девушках.

– Нет уж, извини. Я изначально говорила, что я не подхожу на эту роль, и продолжаю настаивать на этом. Но ты ж сейчас скажешь, что мне не о чем беспокоиться? А я беспокоюсь. О тебе беспокоюсь. И о нас. Я всё тебе испорчу, но самое неприятное, что нам.

– Как, господи? Я что, что-то тебе такое сказал? Я просто спросил, зачем ты выразилась шуткой ниже пояса?

– Это была не шутка. Я действительно так думаю. Но я ни этого боюсь. Пойми, чем больше мужчина проводит времени с женщиной, тем больше они должны рассказывать друг другу о своих мыслях и переживаниях, если они хотят иметь эротическое настроение. У нас начинает происходить так, что мы начинаем с тобой видеться всё больше и больше, а общения, нужного нам, не прибавляется. А значит, у кого-то из нас начнут появляться ревность и обида.

– А, это твоя теория ежей?

– Смотри-ка, запомнил.

– Ладно, там будет видно. Я хочу ждать от тебя письма по поводу следующей встречи.

Марта покачала с разочарованием головой и уставилась в окно. В продолжение остатка времени, проведённого с Мартой в этот день, мы всё больше говорили о делах, у нас ничем не получалось развеселиться, и меня это сильно тяготило. Мне пришлось отставить в сторону свою жизнерадостность, я стал жёстко собран и целенаправлен, в общем, сделал всё, чтобы она поняла, что имеет дело с сильным и умным человеком, способным её удивлять и нравиться ей, но и этим не смог добиться желаемого. Марта скукожилась внутри, словно потревоженная гусеница, и все усилия развернуть её не несли никакого результата.

Покидая Марту, на прощанье я ещё раз напомнил ей о своём желании получить от неё «нужное» письмо, и она ответила: «Хорошо». Я с грустью и стыдом осознал, что произношу последнюю фразу, будто с вымаливанием. И какую ж жалость к себе я ощутил после её ответа! Может я когда-то и переживал что-то подобное, но оно напрочь было забыто. Сейчас мне казалось, что я впервые испытываю такие потрясения. И мне это, да, пришлось не по душе. Я изо всех сил старался оттолкнуть от себя мысли о своём униженном положении, пытался объяснить всё через возникшие непривычные для Марты обстоятельства, но меня пугала перспектива не разрешения вопроса до пятницы, более того, мне уже завтра надо было, чтобы Марта обрисовала, чего бы ей хотелось поиметь в пятницу, чтобы я успел всё организовать, и если завтра я ничего определённого не получу, у меня будет очень плохое настроение, у меня его вообще не будет. Но я ж не знаю, что это такое! Или забыл? Я вспомнил всех, кто когда-либо сказал мне «забыл», а я им в ответ «плохо, когда не знал, а ещё и забыл», а сейчас мне пришлось напрячься, чтобы исключить «плохо, когда забыл, но знаешь». К чёрту всё. Любые заблуждения и себяобман, в настоящий момент, это попытка разума найти нестандартное, иррациональное решение – это истина. Марте надо помочь – это задача.

Я оставил Марту осваиваться на её рабочем месте, а сам решил отправиться домой хорошенько подумать.

Пока дошёл до машины, настолько взвинтил своё умонастроение, что мелкой мыслью проскочила картина гибели Марты от несчастного случая, что слишком бы облегчило мне существование на следующий день. Я основательно, ох как основательно выругал себя за такие мысли, потому что сразу вспомнилось, как когда-то такая же примерно мысль посетила меня в отношении моего опекуна. Мне было тогда лет шестнадцать, и я заподозрил, что он собирается каким-то коварным способом что-то предпринять в отношении моего движимого и недвижимого имущества до наступления моего совершеннолетия, чтобы оно как можно в меньшей части осталось за мной. Мне пришлось ехать потом с полицейским опознавать того в морге. До сегодняшнего дня помню ощущение, с каким я тогда подумал о его смерти, и с тех пор ни раз пугался, когда проскальзывали такие мысли в отношении каких-нибудь других людей. Я не суеверный, не мнительный, но тот акт до сих пор представляется мне в необъясняемом виде, а за ним и само явление, когда у меня возникают помыслы о желательности смерти кого-либо, и это происходит, видится мне преследуемым роком. Я старался внушить себе, что всем, в той или иной степени, не хватает трагизма или комедии в своей жизни (а я искоренил в себе это, со всем ему присущем, до размеров воспоминания), и это обстоятельство, связь гибели человека и своего желания оного, убеждал себя отнести именно на счёт этого: побочное происшествие, так сказать, в прошлом от моих ранних саморазвлечения или самобичевания – вот только я никак не мог избавится от явности связи между моим сильным, очень сильным желанием смертельной участи опекуна и произошедшим, и осознанием, что такой опыт, как правило, не находится в пределах развлечения человека. Правило «бойтесь своих желаний – они исполняются» не распространяется на желания смерти другого человека. Слишком уродливым был бы тогда наш мир, а он прекрасен, должен быть прекрасным.

Я почувствовал, что мысль о смерти Марты проскочила у меня с той же степенью насыщенности красок, с той же силой, как и тогда. Может в тот раз я скорей мог признаться себе, что искренне желал, чтобы это произошло без моего участия, а может даже и тогда я не признался бы себе в желании такого, сейчас не вспомню, но зато помню, как я подумал, что если силой мысли можно убить, я даже смогу в этом признаться, всё равно никто не примет это во внимание. Я лишь больше сыщу сочувствия, как горемычный, на которого обрушилось ещё и это несчастье. А сейчас? Сейчас я мог с уверенностью сказать, что я не хочу, чтобы Марта умерла. Да о чём речь? Нет, нет и ещё раз нет! Даже к чёрту эти мысли. Нет! Как, откуда меня могла посетить эта мысль? Я представил Марту, лежащую замертво на асфальте после какого-нибудь ДТП, и замер, чтобы не услышать следующих мыслей. Ни облегчения, ни сокрушения – ни с чем из этого не хотел столкнуться, представив эту ситуацию. Концентрировался на не думать об этом, но мысли, от которых я старался себя отмежевать, как сквозь какую-то липкую и гадкую пелену просунулись и протиснулись ко мне. Нет, я не желаю смерти Марты! – крикнул я своему внутреннему монологу своим внутренним командиром.

Было почти пять вечера, когда я вошёл в свою квартиру. Я установил на журнальный столик бокал и бутылку бренди, и развалился на диване, раскинув в стороны вытянутые ноги. Решил не звонить в офис и не просить, чтобы меня не беспокоили. Пусть, если потребуется. Скорей всего я сегодня уже никому не понадоблюсь.

Я откупорил бутылку и налил полбокала. На четвёртом глотке, с маленькими паузами между всеми, пришёл оптимизм и чёткое видение дальнейших событий. Чёрт, Марта, нашла из-за чего беспокоиться! Мало общаемся, но много стыкуемся… О, Марта! Нам ли, нам ли с тобой, познавшим природу наслаждения, роптать об этом? Да мы с тобой можем извлечь для себя сексуальное переживания из чаепития! А ты говоришь, у нас пропорции нынче не те. О-о! Завтра же, завтра же последует от меня предложение создания должности заместителя директора салона красоты. Вот и нет проблемы. Людей, которые заикнуться, что у нас кто-то не до конца загружен, уже не осталось, я от него избавился, и ты, Марта, с завтрашнего дня приступишь к функции декорации этого салона. Все твои заботы перехватит на себя, назначенный мной твой заместитель. А ты будешь ходячая презентация – роль, озираясь на твою внешность, самая для тебя подходящая. Вот и всё. Есть проблема? – есть решение! Мой девиз, Марта, победил твою теорию ежей. И чем дальше, тем сильней ты будешь проникаться ко мне доверием и благодарностью. Потому что у меня дела спорятся, а люди тащатся, получая те наслаждения, которые заработали.

Просто, Марта, ты не видишь в себе многое, а я вижу почти всё. Поэтому я к тебе отношусь лучше, чем ты сама к себе. Ты такая положительная, такая хорошая, такая великолепная... Ты умна, но успеваешь спокойно относиться к людям. Вот почему я бесконечно очарован тобой. Ну и, конечно, сексуальность. Ты живёшь ею, ты открыта ей, а это один из важнейших атрибутов нашей жизни. Всё делается ради секса, и когда видишь такую как ты, понимаешь – вот та вещь в мире, ради которой ты живёшь, пусть хоть ты и не посмотришь в сторону так подумавшего. Вот – что есть моё зацикливание на Марте. Она идеальный сосед по жизни, и пусть не кажется, что я примечаю её только в сексуальном плане.

А ещё она во мне нуждается. Те комплексы и фобии, которые насажены ей предыдущим временем, могут быть с успехом мной из неё выкорчеваны или трансформированы в положительные и перспективные её свойства. Возьмём её страх общения с незнакомыми людьми. Раньше она боялась ситуации, когда она новичок в компании. В такой ситуации она казалась сама себе глупышкой, боялась вставить слово, боялась мужчин в этой компании, думала, что все читают её мысли. А теперь она свободно принимается в такой ситуации за любую тему, потому что я расширил её интеллектуальный горизонт, сделал из неё эрудита, подвёл ближе к мужской природе и много, много чего ещё перспективного и положительного положил на неё, чего уже не перечесть. Я вижу, как она тешит себя мыслями, что она проводит в отношении меня какие-то там психологические исследования и пытается менять мою природу, но я не меняюсь, Марта. Я не меняюсь, потому что однажды, уничтожив в себе грубость и невежество, прошёл чуть дальше, став монстром, и теперь представляю из себя практически самый удачный человеческий экземпляр. Сегодня я такой, что если кто-то попытается здесь и сейчас сделать мне плохо или хорошо, он будет вынужден искать путь для этого, потому что ни у кого нет под рукой в достаточном количестве и подходящих для этого инструментов, а поиски их, приведут человека к новым открытиям внутри себя, и, что самое главное, к положительным открытиям. Это определённо. Я устроен так, что трус никогда не победит меня, не став бесстрашным, но и тогда ему придётся продолжать ещё делать что-то, потому что я всегда буду на шаг впереди. Равно и скупой не причинит мне неприятности, пока не трансформирует это отстойное качество в нормальное человеческое свойство – расчётливость. Но и расчётливому, опять же, придётся продолжать свои изыскания, потому что не успеет он охомутать во мне одно, как перед ним будут поставлены новые цели, которые не достигнуть он не захочет. Таким я себя вылепил, когда занялся поиском истины, когда непосредственно через книги и исследования бросился на вникание в конкретные темы за темами. Теперь я как наждачная бумаги, от сближения с которым у всякого происходит заострение ума.

Я решил сделать две вещи: пить и писать о нас с Мартой, и обнулиться – то есть пить, пока не вырублюсь. Главное – завтра выспаться. А ещё, желательно, чтобы было на утро, вернее часам к десяти, когда уже не утро, мороженное, минералка и кола: чему-то из этих трёх завтра я обрадуюсь, как ребёнок, что-то из этих трёх завтра мне поможет вернуться к ощущениям жизни. Я поднялся, допил последний глоток из бокала, подошёл к своему рабочему столу, достал из шуфлядки сигареты и зажигалку (иной раз очень люблю покурить, когда выпиваю, главное – не злоупотреблять). В прихожей накинул куртку, надел макасины и отправился магазин.

Можно было поехать на машине, но я, конечно, когда такая перспектива вечера, решил прогуляться. Первую сигарету выкурил, стоя у подъезда. Постоял, пока действие сигареты закончилось, и пошёл.

Прогулка в магазин и обратно не принесла никаких приключений, хоть я и пытался быть приветливым, и ждал случая, чтобы присоединяться к какой-нибудь ситуации разговором или делом.

Провожая по ленте перед кассой свои продукты: колу, минералку и два вида одного, и два вида другого любимого мороженного – подумал, а как бы на меня посмотрела кассирша, если б вместо всего этого к ней приближались бутылка водки, верёвка и мыло? Интересно, попыталась бы она со мной заговорить, чтобы выяснить моё настроение? Надумала б вызвать охрану или менеджера, а может кого-то другого, кто, по её мнению, смог бы провести со мной белее успешные переговоры. Дальше стал смешить себя ещё больше. Предположил, что мне б продали все эти аксессуары без всякой суеты, а я б потом вернулся через несколько минут и попросил, чтобы у меня приняли товар обратно, правда, без чека, потому что я его уничтожил случайно. Было бы потешно посмотреть на их лица, если бы они вздумали отказать принять товар. Я б тогда изобразил глубокое расстройство и сказал: «Ну, значит, так надо», – и пошёл бы домой… Но нет, не думаю, что всё б так произошло. У нас, в Латвии, может народ и очерствел в последнее время, но в моменты опасности многие с гордостью и удовольствием для себя переживают свой сильный и справедливый характер. А это уже серьёзный вопрос, кстати. Капитализм говорит на такую ситуацию «продать», а потом призвать все силы, чтобы оставить покупателя с купленным. А мы ведь к капитализму устремившиеся…

Хоть и без приключений, прогулка до магазина и обратно подействовала благотворным образом. Хотя, может это ощущение создавалось благодаря бренди, нескольким сигаретам и перспективой вечера. Я редко позволяю себе сигареты, – прибывая в абсолютной уверенности, что это убийца номер один у человечества, учитывая масштабы смертей и изощрённость, с которой сигареты удерживаются, поселившись, в сознании человека, – но позволив, будто жизнь отпускаю попастись в сторонку. У меня из головы напрочь вылетело то, что произошло сегодня, а завтрашний день вообще не маячил, будто и нет, и не было, и вообще не существовало «завтра» как явления. Какое-то животное состояние. Вот только какое это животное состояние, когда наряду с ним могут уживаться мысли, которые я сейчас, когда приду домой, аккуратно уложу на твёрдотельный накопитель компьютера в виде слов, словосочетаний, предложений и так далее? Нет, это не может быть животное состояние. По дороге домой, я выставил в телефоне режим «не беспокоить». Теперь до меня могли дозвониться только три человека: Марта, директор по развитию и менеджер по развитию.

Я принёс на столик компьютер и перевернул в бокал донышком кверху бутылку, и сразу вернул её в нормальное положение. Часть спиртного из бутылки со смачным бултыханием перелилось в бокал. Я чуть не визжал от удовольствия, предвосхищая, как я сейчас проведу вечер. Пепельница! Я ж ещё и курить буду. Это было последнее, что оставалось сделать из этой жизни, чтобы стопроцентно окунуться в мир, как сказал бы кто-нибудь, творения, но у меня не возникает желания это так обозвать. Не вижу в таком времяпровождении больше, чем просто возможность прервать текучесть своей жизни, остановить мгновение, пережить прикосновение к свое душе…

8

Задавшись желанием укрыться на некоторое время от «жизни», сесть, пить и выдать очередные абзацы с прекрасными мыслями о прекрасной Марте, неожиданно для себя решил описать совсем другое – как я к ней отношусь на самом высоком уровне «мышления» (может, я в неё влюбился?). Меня обурила мысль глубоко проанализировать свои чувства к Марте, описать их ярко и скрупулёзно, подойти к вопросу титанически, со всей отдачей, чтобы потом этот труд спас многих от ошибок жизни.

В этом месте я подумал: «Чёрт возьми, я тонко (сегодня, правда, даже болезненно) реагирую на каждое Мартино действие или слово, которые идут из области ниже пояса, но и то, что исходило у неё из сердца и из головы тоже имело для меня значение».

Меня волновала так же её внешность, и как она сама относилась к ней. Я бы не стал менять жизнь Марты, если б она от этого становилась менее счастлива.

Мне предстояло разобрать, обозначить и изложить каждый элемент пути, от нуля до состояния, когда даже при мысли, что я без Марты, я переживал ощущение, сродни надутому шарику, в котором перестали удерживать воздух, разжав пальцы от его отверстия. Но я-то сильный, я мужчина. Нет, «мужчина» тут не причём.

Я уже сгенерировал тогда приличную массу соображений и приступил, пока всё мысленно, к концовке, собирался закончить красиво, но меня отвлекла мысль об обнулении, и я встревожился, что трезвею быстрей, чем напиваюсь. А я всегда тревожусь, когда у меня что-то идёт не по плану. Почему-то меня потянуло на улицу. Прислушавшись к себе, собрался, и вышел порисоваться и скурить пару сигарет перед снующим туда-сюда редким народом. На последних затяжках я задумался, что описание моего отношения к Марте не может быть не написанным сильнее сильного, и я с остервенением отшвырнул окурок, поднялся в квартиру, и стал пить и думать, пить и думать. Ходил курить на террасу, курил в комнате, и всё думал, думал, а когда сел за компьютер, у меня зазвонил телефон. Чёртово, чёртово совпадение! Когда я хотел написать, что я по-прежнему счастлив, потому что у меня есть Марта, у меня зазвонил телефон.

– Господин директор, у меня очень плохая новость, – начал директор по развитию, – мне только что звонили из полиции. Сегодня около пяти, прямо рядом с нашим салоном вашу женщину, директора этого салона, Марту, сбила насмерть машина. У неё нашли документы на салон, а там я значусь, как учредитель, поэтому мне позвонили.

Я подумал, правильно, ведь ни меня, ни каких-либо моих контактных данных нет ни в одном из наших документов. Но мысль эту накрыло цунами. Это было цунами серого цвета, горящая, глушащая, отупляющая. Незнакомое мне переживание и дьявольский страх возникли из ничего, и со скоростью звука раздулись до размеров всего, натянув границу моего разума, грозя прорвать её. Мне стало надо или заорать, или хотя бы завыть. Быстро углядев пафос и комичность в первом, не находя достаточным для выражения своего отношения в последнем, обхватил телефон руками, зажав его между ног, и дал вырваться из своего горла чему-то среднему между криком и завыванием. Меня затрясло, сильно. И вдруг я подумал, что может я что-то неправильно понял или недослышал.

– Скажи мне ещё раз чётко ту информацию, которая мне нужна, – сказал я в телефон.

– Около пяти вечера Марту насмерть сбила машина. Она в морге, в полиции заведено дело. Это точно, информация проверена.

Я раскачивался с закрытыми глазами.

– Меня не беспокоить, сколько я захочу. Если через месяц я не появлюсь, начинай действовать по обстоятельствам. Всё!

Я выключил телефон и положил его на стол. Потом включил опять – мне захотелось слышать дозванивания ко мне. Я представил, с каким диким упоением буду игнорировать звонки и даже не смотреть, кто звонит. Потом поднялся и пошёл закрыть входную дверь на все замки. Закрыл все окна, опустил жалюзи. Потушил везде свет. Подошёл к кровати, посмотрел на неё – она звала меня; почти физически ощутил её душу. Перенёс к кровати телефон и компьютер. Залез под одеяло, сняв носки, и свернулся на боку калачиком, подбив под голову подушку. Натянул одеяло на голову, сразу закрыл глаза. Теперь ничего не стало, и ни о чём не надо заботиться. Так начался мой сон.

Заснул я быстро. Удивляюсь: почему? Сначала я стал «высматривать» во мраке закрытых глаз лица. Я знаю, стоит мне увидеть одно, сосредоточить на нём внимание, как оно начнёт видоизменяться – это моментально приводит к дремоте. В этот раз всё началось с какого-то бородатого лица греческого типа. Потом черты этого лица стали меняться: с лица исчезла борода, на нём появились очки, затем лицо стало толстым, потом это вдруг оказалось лицо худой цыганки. Удерживая внимание на такой метаморфозе, я, как правило, мгновенно прохожу первую стадию сна. В этот раз я лишь чуть-чуть помучался. Интересно, что о Марте во время засыпания я вспомнил один или два раза, но конкретно. При этом у меня резко начинало колотиться сердце, я покрывался потом, и мне казалось, что у меня подскакивает температура. Для себя, на будущее, я отметил, что воспоминание об этом состоянии сможет мне потом послужить отвлекающим от чего-либо фактором. Неспокойно, но я заснул. Простым сном без сновидений.