Текст книги "Доминант"

Автор книги: Станислав Грабовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Мне никогда…

– Я спросила тебя не для того, чтобы ты подумал над ответом.

– Хорошо.

– Что?

– Хорошо! – возвышаю я голос.

– Ты последний раз сказал так громко. Скажи так, чтобы мне понравилось. Без вопросов.

Вопрос «а как?» застревает у меня в горле.

– Я сделаю, как ты скажешь, Госпожа, – уже тише.

– Кла-ас-с, – выдыхает удовлетворённо она и задирает головку кверху, но тут же опускает бесстрастный взгляд на меня снова.

– Покажи мне свою преданность.

Вскочить и сделать ей кофе? Конечно она не об этом. И ноги гладить я не могу, это можно расценить, как сексуальное домогательство, да и разве я могу дотрагиваться до своей Госпожи без её разрешения? А главное, я вообще забыл, что я хотел, чтобы у нас всё происходило как с Мартой…

Поворачиваю голову и начинаю лизать её сапоги.

– Вот та-а-ак, кла-ас-с, а теперь тут, – она подставляет к моему рту каблук, – молодец. А теперь другой.

Лижу другой сапог.

– Забирайся языком выше.

Отрываю голову от пола.

– Теперь, ещё выше.

Приподнимаюсь на локтях.

– Другой.

Переключаюсь на другой сапог.

– Выше.

Миную границу сапога и перехожу языком на чулок.

– Выше.

Поднимаюсь своим лобзанием выше её колена.

– А сейчас не говорила «выше».

Возвращаюсь языком на прежние пару сантиметров вниз, с которых инициативно устремился вверх по внутренней части бедра.

– А теперь выше и задери чуть-чуть юбку. Да-а, – снова выдыхает удовлетворённо она на выполненную мной команду.

Теперь это были команды, но команды, в которых ещё не появилось силы, но исчезла слабость.

– Задери юбку выше трусов.

Выполняю чётко.

– А теперь лижи их.

С щемящим удовольствием вцепляюсь в бугорок на её трусиках, и начинаю делать, что мне приказали, пытаясь нащупать и массировать языком то место, после ласки которого она уже не захочет останавливать меня. Наташа даёт нам обоим потерять голову, я продолжаю выполнять команду, и уже где-то позади, что теперь это не будет не происходить.

– А теперь отстань, – и она отталкивает меня коленом, – это будет тебе уроком, чтобы больше не давал мне то, что я не хочу. Понял?

– Да, Госпожа.

– То, что я заставила сделать тебя сейчас, больше от тебя не потребуется. Ты для этого не нужен – неподходящая персона.

Состояние от ожидания, что следующий момент будет ещё приятней, и никак не наоборот, с окончанием её фразы сменяется на такое разочарование, что я оказываюсь близок к тому, чтобы всё остановить.

– А тебя можно иметь, – говорит Наташа.

– Да, Госпожа.

– Да? – Наташа изготовляется.

От её интонаций всё приятное опять возвращается, хоть я и не понимаю ход её мыслей, и не могу определить, что она хочет услышать.

– Госпожа?

– Госпожа Наташа, – поправляет она меня.

– Да, Госпожа Наташа.

Она умолкает. Я застываю в ожидании.

– Я хочу шампанского? – спрашивает она.

Бросаюсь к бокалу с шампанским, который стоит тут же на подоконнике, и подаю его ей.

– Пошли, – говорит она, приняв от меня бокал и отпив один глоток.

Я следую за ней. Поведение Наташи начинает отдавать развязностью, сквозь которое пытается пробиться дерзость.

Она следует в душевую, я за ней, потом покидает её, отпивая на ходу шампанское, идёт к двери, которая ведёт в хозяйственное помещение. Наташа нагло осматривает один за другим помещения моей квартиры, открывает тумбочки, шкафы, трогает вещи – это определённым образом начинает сказываться на моём состоянии. Её ухоженные ручки, хватающие за мои пиджаки, висящие на вешалках, и резко раздвигающие их в стороны, будто она ожидает за ними что-то увидеть, доставляют мне неописуемое удовольствие своими замираниями после резких движений; цоканье её каблучков, резво перемещающейся из одного помещения в другое, действуют на меня как маятник Ньютона. Мне начинает казаться, будто с каждым ударом каблучка я утрачиваю какую-то свою часть, и всё уменьшаюсь и уменьшаюсь... На время, когда ей нужны две руки, она протягивает мне, не глядя в мою сторону, бокал с шампанским, а потом таким же жестом возвращает его для себя обратно. Она ничего не говорит.

(Я не поверю, что она сознательно устроила это шоу, потому что она не могла спрогнозировать последствия, которые явились. В противном случае она чудовищно умна! Или мудра. Ну не могла она знать, что все эти её наглые лапание, двигание, тормошение и прочие действия в отношении моих вещей, перемещение предметов с одного места на другое и невозвращение их на свои места, приведут к тому, что я постепенно буду утрачивать осознание себя, как хозяина тут, как собственника всех этих вещей, но это постепенно стало происходить, пока, в конце концов, я не перестал думать вообще. Я не мог думать!)

– Мне жарко, сними с меня блузку! – круто выговаривает она, продолжая неистовствовать по моей квартире.

– Да, Госпожа Наташа! – лихорадочно бормочу я.

Незакрытый до конца шкаф посылает мне в висок копьё за копьём, из открытых шуфлядок тумбочки вытекает зелёная пузырящаяся слизь, норовя оторваться и плюхнуться на паркет, я слышу треск выгибающихся ножек невидимых моим глазам стульев в столовой, оставленных там стоять в бессистемном порядке, и я со страхом рассматриваю Наташу, грудь которой видится мне единственной шевелящейся вещью в застывшем мире, когда она останавливается у своего наряда, который я ей купил, и, указывая на него пальцем, уставляется на меня. Я опешивший, встрёпываюсь и…пугаюсь. Но пугаюсь не её. Я не понимаю, почему она без блузки. Я всегда был рядом и я бы увидел, как она её снимает. Но я не помню, чтобы это случилось. Я с десяток раз прокручиваю всё от начала до конца, и везде помню, что она была в чёрной прозрачной блузке, она должна была быть в ней, потому что так была одета Марта, но сейчас передо мной стоит женщина в одной юбке, чулках, сапогах и лифчике. У меня проскакивает мысль сказать «стоп», чтобы разобраться в этом вопросе, и для меня это принципиально, и для этого мне требуется точка, на чём остановить свой взгляд… Но вопрос о блузке испаряется, как его и не бывало, за проблемами, которые я вынуждено начинаю отмечать: брошенный на пол бокал, сдвинутая со своего места и теперь уродующая интерьер, чёрная, пупырчатая, почти метровая ваза с искусственными чёрными и одной белой розами, незакрытая дверь в хозяйственное помещение(!)…

Я не могу выговорить ни слова, лишь пару раз дёргаюсь, а не качаю головой, протягивая руку в сторону «её» вещей.

Наташа опускает руку, я свою. Затем она наклоняется и берёт туалетную воду. Читает название, открывает крышечку и, поднеся флакон к своему носику распределительной головкой, втягивает запах.

– Тебя нравятся эти духи?

– Д-да, Госпожа Наташа!

– Очень-очень?

– Да, Госпожа Наташа, очень-очень.

– Они подойдут мне?

– Более чем, Госпожа Наташа!

На самом деле, я стою и не могу вспомнить ни самого запаха, ни того состояния, которое он во мне вызывает, ни тех мыслей, которые он у меня запускает. А ведь при моей нулевой памяти на запахи, помнить этот было для меня всегда предметом изумления, не говоря уже о действии, которое он оказывал на меня. И вот, это оказывается следующим, за что я не могу ухватиться, чтобы начать раскручивать происходящее в другую сторону закручивающемуся, подобно водовороту, и утягивающему меня по спирали в бездну, где мыслей становится всё меньше, а оставшиеся всё слабее, где небо перестаёт иметь оттенки, и исчезают люди, но лишь голос неизвестной мне женщины сохраняет силу, лишь маячивший передо мной её милый женский образ имеет власть и волю, лишь её мысли остаются единственным, на что можно опереться, чтобы жить.

Я вспоминаю, что рассчитывал на этот запах, но не могу вспомнить – на что именно?! Внутреннее сражение длиться несколько секунд, и я вспоминаю: этот запах должен был придать нашей с Наташей встрече более глубокое переживание, уподобив её через ассоциативный ряд сценарию одной из последних, запавших мне встреч с Мартой, когда материализация её желания в отношении меня достигли высшей точки, проявляясь в физическом контакте.

На моё «более чем» Наташа неоднозначно улыбается. Затем укладывает духи на место и смотрит на них. Я слежу за ней, смутно догадываясь, что что-то не произошло, а должно было произойти. Через пять секунд она опять наклоняется, хватает флакон и уверено направляется с ним в прихожую. Я трушу за ней. Она подходит к своей сумочке и начинает в ней рыться свободной рукой, а потом вытаскивает оттуда рубиновый, узкий и продолговатый предмет, который оказывается другим флаконом духов. Наташа смотрит на один, потом на другой, суёт мой себе в сумочку, а со своим отправляется обратно в гостиную. В гостиной она подходит к дивану, где лежит приготовленный для неё наряд со скрученной в несколько витков плетью на нём. Только что внутри этой плети красовался чёрный бриллиант, а теперь она укладывает на это место ярко-красный с фиолетовым отливом рубин. Чёрный диван, чёрная одежда на нём, витки чёрной плетёной кожи и рубин в самом центре.

– Полижи его! – приказывает мне Наташа.

Я смотрю на губы, сказавшие это (в глаза уже не смотрится само по себе). Мне думается, что ни эти губы сказали это, не могли эти губы это сказать. И почему она сказала «его», ведь это были духи, она ж не может догадываться, что для меня это сейчас «он» – «рубин»? Неизвестный источник заполняет меня куда бо́льшим желанием сделать то, что она попросила, чем это хочется ей самой, как видится, и чтоб она непременно на это смотрела, и я опускаюсь на колени на пол, и начинаю лизать флакон, к которому только что прикасались её руки, и куда-то уходит тревога. Это так странно, но натурально, так не осязаемо, но явно. Остаются только я и мой язык, скользящий по граням и гладкой поверхности стекла. Еле улавливаемый запах духов окутывает меня приятным неожиданным дурманом. Я пытаюсь представить его продолжение, то есть распыление его на этой женщине, на той, которая его только что сюда положила…

– Снимай джинсы, – командует она сверху.

Ещё странность – я воспринимаю говоримое ей, как команды, но Наташа не командует, она просит, это просьбы. Однако, замечательным в её просьбах оказывается именно не наличие силы, которой подчиняешься, как силе, но отсутствие слабости, и это действует. Иной раз можно услышать громкий приказ, но голос приказывающего дрожит, и ты бежишь от этого человека, только чтобы не заразиться его несостоятельностью и слабостью, и ничто тебя не преследует, но исходящее от Наташи, лишённое всего лишь слабости, не порождает вопроса «зачем?», а воздух наполняется какой-то мрачной торжественностью.

Я исполняю её просьбу, не прекращая предыдущего действия. Сейчас она получит зрелище, которое окончательно дезорганизует меня в её глазах – меня голого, стоящего на коленях. С этого момента или она станет относиться ко мне как к рабу, или сконфузится, может растеряется, и игре конец.

– Больше не хочу ничего делать, – говорит она.

Я продолжаю облизывать флакон её духов.

– Встань, возьми духи и побрызгай ими меня.

– Да, Моя Госпожа

– Твоя Госпожа, да.

Я изготовляюсь с флаконом.

– Под волосы на шею, – говорит она, и при этом остаётся стоять, как стояла.

В этот момент или что-то следуемое возвращает меня в сознание, или что-то отступившее из предыдущего позволяет этому произойти, но я приятно радуюсь, и говорю себе, что настал мой черёд «лишить» её разума.

Огибаю Наташу, отложив флакон с духами в сторону, и подступаю к ней сзади. Одними пальцами захватываю локоны её волос, свисающие по бокам её лица, и притягиваю их ей на спину. Затем подхватываю большими пальцами с исподу всю копну волос, а ладонями накрываю всю затылочную часть, и собираю волосы в один хвост, который зажимаю в одной руке. Я стараюсь действовать нежно, забочусь, чтобы ей было приятно, но в то же время вкладываю в свои движения некоторую силу, чтобы нежность заставляла трепетать её внутренности, а сила щекотала её женское начало. Удерживая хвост в руке, дотягиваюсь до флакона и спрыскиваю одну его дозу ей на шейку.

Я никогда не жду, чтобы выветрился спирт, а сразу принюхиваюсь, а потом повторно, а через некоторое время, отдышавшись, втягиваю аромат в третий раз, и по тому, чем представляется мне тот или иной запах духов на каждой из стадий его вдыхания, стараюсь судить, каким он будет вообще. Впрочем, на каждой девушке один и тот же аромат будет «звучать» по-разному, не говоря уже об одежде, которая сегодня на девушке одна, завтра другая, что тоже определённым образом влияет на «звучание» аромата.

Но сейчас я не могу наклониться и понюхать, что это за «водичка», я не получил на это разрешение, и я делаю это украдкой. Очень сладкий, безумно дурманящий запах заполняет собой всё моё мироощущение, как несколько минут назад это сделал голос Наташи, вытеснив из меня все внутренности, и поселившись в нём единственным числом. Я понимаю по началу запаха, что быть ему «бомбой»-воспоминанием мне в будущем, когда через некоторое время на него аккуратно уложатся все наши пакостные, но приятные действа.

– Теперь прижмись ко мне, – говорит Наташа.

– Как захочется Моей Госпоже, – отвечаю я и выполняю её приказ.

– Возьми меня за подбородок, задери его и побрызгай на шею спереди: слева и справа.

– Да, Госпожа Наташа.

Её приказ совпадает с моим настроением. Мне очень захотелось сейчас же сделать с ней что-то такое, и как минимум прижаться к ней сзади.

Я обхватываю её за живот правой рукой, в которой духи, и прижимаюсь к ней сзади, делая рукой едва ощутимый жест, прижимая Наташу навстречу к себе. Её круглая и упругая попка приходится мне на бёдра, и оказывается прижата к ним, и это принимает форму какого-то просто дикого эротического акта. Пока я выпускаю Наташины волосы, беру ею за подбородок, задираю его и покрываю ей шейку по дозе духов на каждую из её сторон, как она и приказала, я возбуждаюсь настолько, что она не может не почувствовать это своей попкой. Отпустить её сейчас представляется для меня пыткой, которую я не готов вынести, и я позволяю себе подумать, что с меня хватит, что на сегодня хватит, нам хватит, уже можно просто что-то сделать!..

– Отступи, – следует её спокойная команда.

– Да, Госпожа, – отвечаю я, и голос мой отмечается хрипотцой.

– Рассматривай меня, – говорит она, – но прежде налей мне чего-нибудь крепкого.

– Да, Моя Госпожа.

Я бросаюсь к бутылке бренди и чистому снифтеру, и заполняю его до края широкой части. Затем подхожу с бокалом к Наташе и протягиваю его ей двумя руками, отступаю.

Стоя с опущенным лицом, украдкой бросаю взгляд на носки сапожек Наташи, позволяя себе незаметно скользнуть взглядом чуть выше, но чтобы она это заметила, равно как и то, что я пытаюсь быть не обнаруживаемым. Дожидаюсь, когда Наташа делает первый глоток, и тогда уже принимаюсь к исполнению второй части её приказа – начинаю откровенно её разглядывать.

Сначала устремляюсь взглядом в область шеи. В глаза решаю не смотреть, но зато подольше задерживаюсь на лице и волосах боковым зрением. Ещё раз отмечаю про себя очень тонкую шейку Наташи – это так по-женски. Я делаю для себя тут же окончательный вывод, видимо достроенный очередным, ставшим последним в этой цепи наблюдением из жизни: чем тоньше шея у девушки, тем больше она нуждается в заботе, а значит, тем больше она будет благодарна за неё. Хочешь хорошую девушку иметь рядом с собой, выбирай ту, у которой худенькая и аккуратная шейка.

Наташа оказывается худее, чем казалась в одежде. На ней можно рассматривать косточки, руки худенькие по всей длине, лифчик очень красиво собирает маленькую грудь. Бижутерия дешёвенькая, но привлекательная: набор, состоящий из сверкающих овальчиков серёжек и кулончика на цепочке. Если серёжки подчёркивают красивые, прижатые ушки, то кулончик на цепочке задерживает на себе взгляд, не давая ему проникать до видимых рёбер верхней части груди. Мне захотелось тут же, зайдя сзади, снять с Наташи лифчик, и, оставшись там же, протянуть руки у неё под руками, и пальцами легко погладить места, где лифчик уже некоторое время доставляет ей дискомфорт!

У неё оказалась серёжка в пупке. Никогда б не сказал, что нахожу эту вещь сексуальной, но в случае с Наташей обнаруженная диковинка оказалась ещё и символической: вот, как можно было обнаружить эту вещь, лишь раздев Наташу, так ореол эротичности заявлял о себе вокруг неё только после того, как над ней начинался совершаться акт её раздевания. Руки, как к магниту тянулись к её талии, чтобы ухватиться за неё. Она, ничего не делая, просто своей фигурой заставляла хотеть себя. Сколько же минут мне отведено на рассматривание? Я уставился на юбочку, обтягивающую попку, такую бесстыдно коротенькую! Из-под неё выглядывали умопомрачительные ножки, обтянутые тёмным нейлоном – вот уже где нескончаемо сексуальная вещица.

Мне хочется обойти Наташу сзади и попялиться на неё с той стороны, но это может оказаться неуважительным действием по отношению к её высокому статусу Госпожи, и я не двигаюсь с места. Пока мне не дано указание на похоть, приходится вести себя «прилично», а в ином случае и подобострастно. Только что вернувшееся сознание начинает снова становиться фрагментарным. То ли вид Наташи, делающей глотки бренди и с интересом наблюдающей за мной, начал лишать меня каких-то умственных инструментов, отвечающих за последовательность и логичность, то ли у меня уже развилась интуиция на неё, и я уже впал в предчувствие следующего её помысла.

– Насмотрелся? – спрашивает она.

– Нет, Госпожа.

– Нет, Госпожа?

– Нет, Моя Госпожа.

– Пусть так, тебе же хуже. А дай-ка мне плеть.

Я бросаюсь к снейку и обеими руками подаю его ей.

Наташа берёт его за рукоятку, а остаточная часть плети, раскрутившись, плюхается на пол (мы встречались с Наташей в середине недели, и я передал ей похожий снэйк для ознакомления). Я провожаю взглядом раскручивание и падение мягкой части ударного дивайса, пока он не замерает окончательно, щёлкнув концом по тёмному полированному паркету. Я засматриваюсь на этот кончик, у меня возникает ощущение дежавю. Мне кажется, что я уже это где-то и когда-то видел. Вот сейчас, думаю я, он покажется мне очень красивым и совершенным, и он тут же принимает для меня такие характеристики и свойства, а сейчас, продолжаю «вспоминать» я, я подумаю, что он покажется мне живым, и уже в следующее мгновение всё так и оказывается.

– Госпоже, наверно, следует быть с ним очень осторожной, чтобы не пораниться, – произношу я, не отрывая взгляда от конца плети.

– Она будет осторожна, – с серьёзным видом кивает Наташа, – но кое-кому надо быть ещё осторожней, чтобы не быть им пораненным. Ты так не думаешь?

– Думаю, Госпожа.

– Покажи, как.

Я подхожу и глажу плеть.

– Молодец.

Наташа протягивает мне отпитый наполовину бокал, я выхватываю у неё из рук его двумя руками.

– А теперь забудь всё, что было до этого, ничтожество.

– Я уже сделал это, Моя Госпожа.

Мне становится мало происходящего. Чувствует ли она это? Почувствовала ли? Её грубое обращение – примитивный приём – доставляет мне редкое удовольствие. Мне понравилось, как это сорвалось с её губ! Но этого мало, и вдобавок усугубляемо до тоски пониманием, насколько редки, так удающиеся такие моменты, и до следующего теперь невесть сколько времени. Для меня неожиданно, что мне хочется, чтобы она ещё что-нибудь такое сказала.

Наташа скручивает плеть, укладывая кольца в руку, которой удерживала до этого дивайс за рукоятку. Оставив сантиметров пятьдесят свисать, произносит:

– Я что сказала тебе сделать?

– Забыть всё, что было до этого, Госпожа, быть ничтожеством.

– А ты что сделал?

– Я ничтожество, Моя Госпожа, я забыл.

– Ты пытаешься быть учтивым, а надо быть правдивым.

– Моя Госпожа совершенно права, – киваю я.

– Ты думаешь, ты даёшь мне оценку – на что же ты способен ещё, чтобы не быть тем, кто ты есть?

– Ради тебя, Моя Госпожа, я готов на всё.

– И ты можешь оскорбить свою госпожу, только чтобы она продолжала ею оставаться?

– Это для меня непонятно, Моя Госпожа.

– Конечно, непонятно, потому что ты думаешь, что ты не сукин сын, который попирает вселенную со всеми её существами, в голове которых теплиться частичка разума.

– И это мне не понятно, Моя Госпожа, но я сделаю, как ты скажешь.

– Пошёл ты на хрен, – будто обречённо, вот только что без мата говорит она.

Я не шевелюсь.

– Я сказала, пошёл на хрен! – кричит она.

Я разворачиваюсь, чтобы покинуть комнату, но меня останавливает её окрик, когда я ступаю ногой в район порожка.

– Стоять!

Я останавливаюсь в дверях.

В памяти возникает её взгляд с отражённым в нём неопределённым намерением, когда она, скручивая плеть, оставила свисающей некоторую её часть, и теперь я с большой вероятностью предсказываю, что сейчас произойдёт. Напрягаюсь в ожидании этого. Судя по цоканью каблуков, приближается она чётко, без сомнений, а полосование по диагонали спины кончиком плети приходится ровно, без долей, на счёт пять после четырёх, спонтанно отсчитанных мной стуков каблучков по паркету.

Я не знаю, первая ли это вещь, совершаемая ею столь идеальным образом в её жизни, потому что, разложив её поступок на молекулы, констатирую, что действует она абсолютно сознательно, на сто процентов контролируя ситуацию. Если б она действовала неуверенно, приближение её не оказалось бы ни быстрое, ни медленное. Между остановкой и ударом возник бы продолжительный временной промежуток или бы удар совпал с последним шагом. Но всё происходит чётко, мои мысли не обгоняют её действия, но и на йоту не оказываются позади их. Я ничего не успеваю обдумать: ни предугадываю ни следующий момент, ни даю оценку канувшему – потому что…боль. Резкая, жгучая, колкая – сразу. Наташа умудряется «провести» по спине самым кончиком дивайса, насколько позволяет овалообразная траектория последнего. За переживанием боли в голове вихрем проносятся ассоциации. Мне представляется, что такое же б пришлось испытать, если бы по спине резко полоснули строительным ножом или, скажем, засунули под кожу спины шампур, а потом резко рванули его наружу. Я дёргаюсь, вдавливаю голову в плечи, но уже в следующее мгновение оцениваю и наслаждаюсь естественным состоянием человека – когда его тело не подвергается акту, причиняющему ему физическое страдание. Быть живым, заключённым в физическую оболочку – величайшее наслаждение! Истязания Марты, вроде, не порождали во мне такие космические мысли.

– А теперь в душ! – командует Наташа и резко устремляется прямо на меня.

Я отскакиваю в сторону, как только слышу за её фразой первый уверенный шаг, и поэтому она не «входит» в меня, на что она, наверно, и рассчитывала.

– И бокал мой принеси.

Бросаюсь к бокалу Наташи, который она не допила, и уже с ним догоняю её у самой душевой, еле-еле успевая включить свет и открыть перед ней дверь. Естественно, моя учтивость и азарт игнорируемы. Наташа делает два с половиной шага внутрь душевой и останавливается. Я забегаю за неё и поворачиваюсь к ней лицом. Протягиваю ей бокал двумя руками. Наташа стоит в красивой позе, согнув одну ножку, и я смотрю, как она ручкой принимает бокал, пристально смотря мне в глаза. Опускаю взгляд. Проходит несколько секунд, и она двумя глотками допивает то, что оставалось у неё в бокале. Ещё через несколько секунд произносит:

– Раздевай меня.

– Да, Моя Госпожа Наташа.

Протягиваю руки в направлении снейка и пустого бокала, и она вкладывает мне их в руки. Отложив плеть и бокал в сторону, захожу со спины Наташи и кладу свои пальцы на застёжку лифчика. Застёжка поддаётся моментально. Перебегаю и встаю спереди Наташи, чтобы ухватиться за лямочки лифчика и стянуть его с неё, ненароком коснувшись тыльной стороной пальцев предплечий Наташи. Затем перемещаюсь и присаживаюсь сбоку, чтобы медленно расстегнуть молнию на юбке. В образовавшемся разрезе вижу трусики. Однако, мне кажется, что Наташа принимает раздевание, как какое-то средство для чего-то, и не особо обращает внимание на процесс, поэтому я не затягиваю, не попытаюсь доставить ей удовольствие от этого, и самому его получить, несколько быстро раздеваю её и отступаю в сторону.

Времени на тайно рассмотреть её, постараться увидеть выражение её лица, оказывается мне достаточно, хоть это и происходит мгновение – Наташа сразу, как только я отступаю от неё на «правильное» расстояние, командует мне зайти в душевую кабину. Немного алкоголя подействовало на неё расслабляюще: движения её теперь привлекательно плавны и соблазнительно развязны, довольное хмельное личико призывает к лёгкому разврату.

Я вхожу в кабинку и сразу поворачиваюсь к входящей следом Наташе лицом.

– Дверь, – говорит она.

– Конечно, Госпожа Наташа.

Огибаю Наташу корпусом, чтобы дотянуться до дверцы душевой кабинки и затворяю её.

– А теперь иди и принеси сюда полотенце, сам сразу не мог догадаться?

– Да, Моя Госпожа, конечно.

Выскакиваю из душевой кабины, хватаю приготовленное для Наташи полотенце и хочу заскочить с ним обратно, но оказываюсь остановлен ею:

– Ни это – сколько раз можно повторять? Мне это нравится. В этом я люблю быть закутанной после душа.

– Конечно, Моя Госпожа.

– Что?

– Да, Моя Госпожа Наташа, это лучше подойдёт.

– Да, это лучше подойдёт.

Я заскакиваю в душевую кабину с другим полотенцем, приготовленным на некоторый случай для меня.

– Сложи его в три раза, стань к стене, брось полотенце к своим ногам и возьми в руки шампунь.

– Да, Моя Госпожа.

Через восемь секунд её приказание исполнено.

И тут она опускается передо мной коленями на полотенце, упирается руками в стенку по сторонам от моих бёдер и говорит:

– А теперь мой мне голову.

Закрываю на мгновение глаза от удовольствия и втягиваю в себя огромную порцию воздуха. Я знаю, что она не наблюдает за моим лицом, поэтому опускаю взгляд, чтобы посмотреть, как красиво Наташа сейчас стоит на коленях передо мной, как эротично у неё оттопырена попка, как изящны ручки, раз в десять тоньше моих бёдер, упирающиеся в стенки по обеим сторонам от моих голых ног, будто установившие мне границы, из которых я не могу сделать ни шага в сторону, пока я не сделаю то, что надо этой девушке, и как вообще красива она вся, создавшая такую ситуацию, ожидающая приятную процедуру.

Я могу не один раз представить, что меня сейчас ждёт, но я рьяно принимаюсь за исполнение её приказа. Первым делом намачиваю её волосы и, чтобы поддерживать тепло в кабинке, закрепляю, отрегулировав воду погорячей, душ в держатель, направив потоки воды обрушиваться рядом с нами. Потом наливаю полную ладошку шампуня и начинаю распределять пенную массу равномерно по волосам Наташи. Опасная близость её лица там, внизу, возможность смотреть на всё это, приятные ощущения под руками от прикосновения к её шейке, ушкам и подбородку, редкие мгновения, когда я осмеливаюсь обхватывать голову Наташи руками, придавая ей «нужное», имитирующее фантазируемое, положение, не могут, конечно, не привести к тому, чтоб у меня не началась эрекция. Наташа делает вид, что она ничего не замечает, и её это не касается. А касается, причём в самом прямом смысле слова.

– Ты не о том думаешь, – говорит она, – от этого может пострадать качество мытья.

– Госпожа может не беспокоиться, всё будет сделано самым лучшим образом.

Наташа поднимет на меня лицо, открыв глаза. Я устремляю свой взгляд мимо её глаз.

– Как ты разговариваешь? Тебя заносит?!

Продолжаю упорно исполнять приказание, перехожу на массирование головы, просто глажу по волосам Наташу, запуская руки ей на спину. Мгновениями мне действительно удаётся сосредоточиться на том, чтобы доставить ей именно это удовольствие, но в своё время она «случайным» образом придвигалась так, что теперь по её шее и подбородку оказываются скользящими не только мои руки, и это проявляется таким эротичным моментом, что я начинаю опасаться, как бы не потерять сознание от возбуждения и пара-жара, которым наполняет кабинку горячий душ.

Десять минут такой пытки пролетают, как сгорает щепотка пороха.

– Помой меня всю, – произносит она и встаёт, и теперь упирается руками о стенку по сторонам от моих рук.

Я оказываюсь слишком широк для неё, чтобы она смогла упереться своими маленькими ручками в стенки по бокам от моих рук, и не оказаться слишком близко ко мне. Мне захотелось схватить её, поднять, развернуться с ней, и пригвоздить её к стене, но пришлось отбросить такую сладкую фантазию, и быстро справляться с мытьём верха, а чтобы заняться низом, соскользнуть спиной по стене вниз. Не пропустив ничего внизу, поднимаюсь обратно. Наташа поворачивается ко мне спиной, и будто случайно сокращает пространство между нами сантиметров до двадцати. Я не люблю находиться на таком расстояние с человеком, это не моя зона комфорта, и эта мысль проскакивает, но факт близости именно с обворожительным женским телом, а не с каким-нибудь коллегой или соседом в лифте, мгновенно вбирает в себя все мои умовыводы. Как и в случае, когда она стояла ко мне лицом, быстро управившись со спинкой и ручками, я сползаю по стене вниз, чтобы из этого положения поводить руками по её ногам, помассировать их, помыть пяточки, затем икры, потом бёдра. Стараюсь уделить побольше внимания попке и, так как мне было сказано помыть всю, мою, не стесняясь бывать пальцами везде.

Поднимаясь, «поддеваю» Наташу под попку своим неопадающим членом, что позволяет мне сделать безнаказанно слишком близкое расстояние между нами, я тихо надеюсь, что таким жестом спровоцирую её сейчас же на ласку.

– А теперь смывай, – говорит она, делая в очередной раз вид, что не замечает моего действия, и усаживается в сидение душевой кабины, прикоснувшись затылком к стене.

Я тянусь за душем, ощущая пульсацию крови уже не только в голове, но и в груди, а Наташа протягивает ручку к мылу. Быстрыми жестами намыливает лицо, вознамерившись избавиться от косметики, и опускает ручки как раз в тот момент, когда я изготовляюсь с душем перед ней. Я направляю потоки воды таким образом, чтобы они побежали по её лицу, и она пользуется этим, чтобы избавиться от мыла на нём – мы действуем согласовано, молча, но Наташа могла б попросить всё это сделать и меня, я бы справился, пусть, хоть, данная процедура и не могла похвастаться эротическим окрасом, как это, например, происходило при мытье головы. Наташа, не открывая глаз, опускает руки вдоль тела, и я приступаю к смыванию с неё мыла и шампуня уже без всякого её участия. Я смотрю на её позу и задаюсь вопросом: а не хочется ли, собственно, ей уже тут, при явном не завершении впрочем начальной стадии нашей игры, что-нибудь эдакое? И решаю угадать, во что бы то ни было. С этой целью, нежно, но с бо́льшей небрежностью, чем только что смывал мыло с её шейки, рук и груди, избавляю от мыло её талию и живот, заходя руками и душем за спинку, и продолжаю действовать так же, когда спускаюсь руками к низу живота. Однако, как только оказываюсь близко-близко от заветного места, перехожу на нежность. Меня не останавливают, и я продолжаю нежно смывать мыло, касаясь пальцами области рядом с губками. Наташа не реагирует протестом и на это, и я осторожно перехожу пальцами на губки, постепенно позволяя себе всё более и более призывающие к приятным переживаниям жесты. Наташа начинает учащённо дышать, я стараюсь делать вид, что меня тут даже нет, чтобы не спугнуть её настроение, и продолжаю ласкать, ласкать и ещё раз ласкать пальцами её промежность, направляя туда же душ, рассчитывая на приятность и от него, и каждое мгновение стараюсь быть оригинальным в своих движениях, чтобы мысль об окончании процедуры никогда со второго места у Наташи не перескочила на первое…