Текст книги "Партизанская хроника"

Автор книги: Станислав Ваупшасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

Взрыв произошел ночью, котел был выведен из строя. Однако немцы делали вид, что на заводе ничего не случилось. Между тем они усилили слежку за всеми русскими: подсылали шпионов, следили за их квартирами. И все же подпольные группы оставались неуязвимыми.

После того как была организована группа инженера Жигало, Красницкий решил уйти в отряд. Зная, что СД, как правило, арестовывает людей в их жилищах, он за месяц перед уходом переехал из квартиры Сумаревой на другую квартиру.

И вот однажды к Сумаревой нагрянули работники СД. Они тщательно перевернули и обшарили все в комнате Красницкого, но ничего не нашли. Красницкий, предупрежденный Сумаревой, на работу не пошел и через два дня был в отряде…

Григорий Подобед, Глинский и Вислоух были включены в группу подрывников. Уже через два дня они пошли с Любимовым на железную дорогу уничтожать вражеские эшелоны.

Женщины помогали на кухне, а отец Григория быстро подружился с Коско. Они где-то нашли наковальню, и старый металлист начал ремонтировать повозки, делать гвозди для ковки лошадей.

И боевая и трудовая жизнь в лагере била ключом. Теперь каждый день на железную дорогу выходила одна из групп подрывников. Родин вместе с радистами ежедневно принимал сводки Совинформбюро, печатал их и через разведчиков и связных распространял среди населения.

3

Вечером я вызвал Михаила Гуриновича, и мы поехали в деревню Песчанка на очередную встречу с его сестрой.

Василиса вместе со Степаном Хадыка прибыли почти без опоздания. Моросил дождик, и мы вошли в избу.

– Привезли хорошие новости, – снимая дождевик, сказала Василиса. – Встречалась с майором Евгением, он познакомил меня с Феней Серпаковой. Она давно около «самооборонцев» вращается… Почему вы мне об этом раньше не сказали? – и Василиса погрозила мне пальцем. – Майор Евгений подготовил два броневика для перехода к вам. Их экипажи – это бывшие наши военнопленные, насильно загнанные в «корпус самообороны». Я говорила с ними, и они обещали выехать в следующую пятницу. Надо нам успеть исправить мосты в партизанской зоне. Они просят встретить их на шоссе Минск – Слуцк, южнее Валерьян; пароль «Волк», отзыв «Овец не режем».

– Как ведет себя Соболенко? – спросил я.

– Хочет свою шкуру спасти. Работает с нами потому, что чувствует близкий крах гитлеровцев.

– А майор Евгений?

– С ним дело сложнее: он кажется искренним. Во всяком случае воли у него гораздо больше… А Феня – настоящая сорвиголова. Вчера ей нужно было встретиться с Соболенко. Она пошла к нему домой, там его не оказалось. Тогда она пошла прямо в штаб «корпуса самообороны». А ведь в штабе всяких людей полно…

– Да, это безрассудно, – подосадовал я и спросил: – А вообще, что она за женщина?

– И смелая, и надежная, – уверенно ответила Василиса. – Если попадется – не выдаст.

– Верю вам, Василиса Васильевна, но ей, очевидно, нужно постоянное руководство.

– Необходимо, – поддержала Василиса и продолжала рассказывать новости: – Кое-что узнала про Кубе. Он опять стал ездить в свою резиденцию – совхоз «Лошица»; обычно приезжает туда по воскресеньям утром; весь день рыбачит и собирает ягоды. Но там взять его трудно. Охрана – сильнейшая. А в городе всегда вереница машин его сопровождает, причем все машины одинаковые и трудно узнать, в какой сидит этот гад…

– А дорога из Минска в совхоз открытая? – раздумывая, спросил я.

– Да. Нет ни одного кустика, вокруг сплошные поля, кое-где, правда, к дороге подходят посевы озимых, они уже поднялись.

– Где вы храните ту взрывчатку, которую я вам дал в прошлый раз?

– Хорошо спрятана в городе. А что, понадобилась?

– Отдайте ее Фене Серпаковой. Она знает, кому отнести. Только предупредите ее, чтобы не бегала с толом по городу, и пусть познакомит вас с руководителем группы.

– Будет выполнено, – заверила Василиса Васильевна. – А на заводе Мясникова славно поработали!

– Раненые есть?

– Ни одного, – ответила Василиса, и я почувствовал еще больше уважение к подрывникам.

– А арестованные?

– Есть один.

– Кто такой? – стараясь не выдать своего волнения, спросил я.

– Зубин.

Мне сделалось легче. Красницкий не упоминал такой фамилии. Значит, в группе предательства нет.

Я простился с Василисой Васильевной и уехал в лагерь, а Гуринович остался с ней.

В лагере я разыскал комиссара, передал ему услышанное от Василисы Васильевны.

– Нужно попробовать захватить Кубе, – спокойно сказал он. – Пойду я сам.

– Нет, Иван Максимович, без тебя найдутся люди. Разве ты не доверяешь нашим партизанам?

Мы долго выбирали, кого послать. Здесь нужно было быть человеком не только смелым и находчивым, но и хладнокровным, способным трезво оценить обстановку. Послать на эту операцию многих мы не могли. Им негде будет укрыться. Наконец остановились на Козлове.

– Маленькая группа Козлова лучше сможет действовать, – сказал комиссар.

Мы позвали Козлова и развернули перед ним карту.

– Сможете на этой дороге уничтожить три легковые машины? Но только так, чтобы ни один пассажир в них не остался живым. Местность открытая. Пойдете маленькой группой.

Брови у Козлова сдвинулись. Несколько минут он молча изучал карту.

– Сделаю все, что смогу, – просто ответил он.

– По этой дороге обычно ездит Кубе, – тихо сказал Родин.

– Как ящерица, буду ползти, но выполню задание, – оживился Козлов.

– В бойцах своих уверен? – спросил комиссар.

– Как в самом себе!

– Итак, решено: в пятницу вечером необходимо быть на месте. – Я встал и подал Козлову руку.

На подготовку оставалось два дня, а дорога была далекая – восемьдесят километров.

Под вечер ко мне в шалаш, где находился и комиссар, пришел Козлов с четырьмя партизанами своей группы. Все вооружены автоматами и маузерами, на поясе у каждого по две гранаты. Мы внимательно осмотрели оружие и обмундирование. Все было в безупречном состоянии. Партизан ждали запряженные лошади, чтобы провезти их через партизанскую зону.

Подводы тронулись. Мы с комиссаром проводили отъезжающих. За лагерем простились.

– Здесь мой орден и письмо семье. Если не вернусь, после войны домой перешлете. Не вскрывайте, пока не убедитесь, что я погиб. – И Козлов вручил мне пакетик.

– На счет этого будь покоен, Александр Федорович… – напутствовал я его, но голос мой сорвался, и я замолчал.

– Мы знаем, куда идем, – сказал Козлов и пожал нам руки.

Он сел на подводу и, схватив у возницы кнут, ударил по лошадям. Мы вернулись в шалаш, сели за стол и несколько минут молча смотрели на лежащий перед нами аккуратно перевязанный пакет Козлова – его завещание… Утром меня разбудил Андросик:

– Пришла из Минска Катя, – доложил он. – От Фролова, связная.

– Катя Карпук, – отрекомендовалась она звонким голосом.

Восемнадцатилетняя девушка с тонкими чертами продолговатого лица, румяными щеками, голубыми глазами, темно-русыми волосами, Катя произвела на нас впечатление боевой и смышленой девушки.

Разговорились. Катя передала нам слова Владимира Сенько о том, что они ждут оружие и хотят действовать в ближайшее время. Они собираются уничтожить офицеров СД.

– Каким образом? – спросил я.

– Способ найдут! Ребята толковые. Ведь уже год живут нелегально, и никто их не может поймать, – гордо ответила она.

– Выдержанные хлопцы, голову в петлю без нужды не сунут, – подтвердил и Андросик.

– Хорошо, дадим им пистолеты. А сумеете доставить оружие в город?

– Доставлю, – уверенно тряхнула головой Катя.

– Если схватят, замучают… – начал я.

– Зачем вы мне об этом говорите, я сама знаю. – Лицо девушки покраснело: ей показалось, что в ней сомневаются. – Постараюсь, чтобы не схватили, а на всякий случай научите меня стрелять.

«Кажется, Катя не из тех, которые бросают слова на ветер», – подумал я и спросил, удалось ли ей поступить на работу. Оказалось, что нет…

– Братья Сенько нигде не работают, и вы тоже… Как же живете?

– Много ли нам нужно! – проговорила девушка, и легкая тень смущения пробежала по ее лицу.

Я оглядел ее потрепанный жакет, выцветшее ситцевое платьишко. Было ясно: Катя, как и братья Сенько, жила тем, что продавала вещи. Но ведь этого надолго не хватит… Вместе с ней и Андросиком я пошел на склад выбрать оружие. В город нужно было послать уже испытанное, абсолютно безотказное, чтобы в критический момент оно не подвело.

Верхом на лошадях мы выехали из лагеря на небольшую поляну и здесь стали проверять выбранные нами пистолеты. Отобрали три самых лучших.

Теперь Кате нужно было возвращаться. Я подал ей приготовленный пакет с двадцатью тысячами марок.

– Это передайте Владимиру Сенько. А он уже будет знать, как распорядиться…

Я тревожился: сумеет ли она доставить в город пистолеты, пятьсот патронов к ним, деньги и воззвания – и для большей безопасности направил ее через переправочный пункт Исаева. Дал его адрес, она собрала все в один узел, и Чернов повез ее в Озеричино… Оттуда Хадыка доставит Катю в совхоз «Сеница».

К Валерьянам в назначенный срок я выслал сильную группу Усольцева для встречи «самооборонцев». Через два дня группа возвратилась ни с чем.

– Как резал волк овечек, так и режет по-прежнему, – намекая на пароль, выругался Усольцев.

На следующий день утром прибыла Василиса Васильевна. Лицо ее было посеревшим, измученным… Я понял, что случилось несчастье.

– Погибли, все до одного погибли! – со слезами проговорила она.

– Неужели предательство?

– Убеждена в этом. Но как узнать, кто предатель?

– Расскажите по порядку, что вам известно, – попросил я.

– Все было подготовлено и предусмотрено до мелочей, – рассказывала Василиса Васильевна. – Шоферы броневиков завели моторы и выехали на дорогу. Здесь их встретили три танка и открыли по ним огонь. Броневики не сдались, начали бой. Они подбили один танк, но остальным удалось поджечь броневики. Тогда солдаты выскочили из броневиков и стали кидать в танки гранаты… Ни один из солдат не сдался живым.

– А Соболенко?

– Соболенко сам приехал потом на место боя… – ответила Василиса Васильевна.

– А вам не кажется, что Соболенко ведет двойную игру? – спросил я ее.

– Его я не подозреваю… Ведь он сам предложил эти броневики!

Я задумался. Весь экипаж погиб… Как узнать теперь, с кем они сговаривались. Может, Соболенко, желая доказать немцам свою преданность, сам состряпал провокацию?

– Держитесь с Соболенко настороже, – сказал я Василисе Васильевне. – Пусть с ним работает только Феня Серпакова, но вы и ее предупредите…

– Конечно, предупрежу, – кивнула она.

– Нет ли у вас новостей из совхоза «Лошица»? – спросил я. – Мы послали туда товарищей, но они почему-то долго не возвращаются.

– Ничего нового не слышала. Если бы Кубе был убит, я бы знала. Сведения о поездках Кубе в Лошицу были точные.

– Люди направлены смелые, закаленные, они не пропадут, – успокоил я Василису, и мне самому от этих громко сказанных слов стало немного легче.

Василиса Гуринович пошла обратно в Минск.

Они возвратились грязные, усталые и сильно обросшие, с потемневшими лицами. Впереди шел Козлов. Я поспешил ему навстречу. Остановившись в трех шагах, он отрапортовал:

– Товарищ командир, вся группа прибыла в лагерь, – затем приумолк и упавшим голосом закончил: – Задание не выполнено. По указанной дороге нужные нам машины не проезжали.

– Успокойся, Александр Федорович, не ты же в этом виноват, – сказал я и спросил: – Почему так долго задержались?

– Не могли раньше, – ответил он и смущенно спросил: – Вы письмо мое не раскрывали?

– Нет, конечно.

– Хоть это хорошо! – обрадовался он.

Они умылись, привели себя в порядок. Затем собрались в моем шалаше. Тут мы с комиссаром и узнали подробности похода.

От Озеричино они пошли пешком между Михановичами и Колодищами. Чуть было не наткнулись на полицейских, но, быстро сманеврировав, ползком перебрались через железную дорогу и замели свои следы.

С наступлением темноты группа достигла деревни Большое Сцыклово, находящейся в полукилометре от лагеря смерти Тростенец. Иван Сидоров пробрался в деревню и постучал в окно крайней избы. Приготовив автомат, стал ждать. В дверях показался пожилой мужчина. Сидоров вызвал его во двор и спросил, есть ли в деревне немцы. Немцев не было, но стоял полицейский гарнизон.

Брать проводника было опасно: проводник мог оказаться предателем; вокруг много гарнизонов противника, отпустишь проводника, а он донесет… Тогда трудно будет ускользнуть.

Сидоров вернулся к товарищам. Группа пошла дальше. Идти ночью по незнакомой местности, среди вражеских гарнизонов было нелегко. Шевченко, шедший первым, слегка стукнулся лбом о какую-то постройку. Все сразу залегли. Услышали фырканье лошадей, неподалеку послышался немецкий говор. Стало ясно, постройка эта – немецкая конюшня.

Тихонько поползли в сторону, в темноте нарвались на проволочное заграждение. Козлов пополз вдоль забора и, найдя пролом, провел всю группу.

От ползанья по сырой земле промокла одежда, партизаны сильно озябли. Ускорили шаг. Минск в восьми километрах, а кто в ближайших деревнях – неизвестно. Шевченко и Грунтович пошли в разведку и огородами вывели товарищей.

Впереди Красное Урочище – военный городок оккупантов. Обойти его невозможно: слева непроходимое болото и река Свислочь.

– Пойдем краем, – прошептал Шевченко.

Козлов приказал спрятать автоматы под тужурки. Долго раздумывать не приходилось: скоро рассвет. Козлов предупредил: не допускать ни малейшего шума, в любую минуту быть готовыми к бою.

Козлов и Сидоров шли впереди: то и дело останавливались, присматривались и прислушивались. Мысль одна – не наскочить в темноте на часового или патрулей: тогда все пропало. Но обошлось благополучно. В одном месте им удалось в шестидесяти метрах проскочить мимо часового и выйти на западную окраину Красного Урочища. Идти стало легче. Гарнизон остался позади. Быстрым шагом группа вышла к деревне Малявка. Опять провели разведку. Все спокойно. Без шума прошли и эту деревню. Следующая деревня Дворище. Здесь ночевали немцы. Козлов с группой осторожно обошли Дворище и вышли к Свислочи. Уже недалеко и совхоз «Лошица» – место их задания.

Вот уже начало светать, а идти еще с километр. Здесь, пожалуй, самый опасный участок пути. А тут со стороны военного городка Козырево, что в пятистах метрах от них, одна за другой взлетели три ракеты. И партизанам пришлось ползком добираться до реки. Берега покрывал густой туман. В болотах кричали какие-то птицы. Раздеваться было некогда, и партизаны по вязкому берегу бросились к воде.

Грунтович и Шевченко поплыли на другой берег, за ними Бачила, Козлов и Сидоров.

Выбравшись из реки, партизаны сели, вылили из сапог воду. Мокрые, прозябшие, они упорно двигались вперед. Перед ними свекольное и помидорное поля, рядом проходило шоссе.

Здесь требовалась еще большая осторожность. Партизаны без малейшего шума подошли к шоссе и залегли.

Козлов быстро нашел подходящее для засады место. Это был небольшой малинник. Здесь, видимо, была когда-то яма для картошки, но она давно обвалилась и заросла малиной. От шоссе она находилась в восьми метрах: бросать гранату отсюда было бы очень удобно.

Скоро вся группа перебралась в яму. Козлов определил каждому место и задачу. Всех трясло от холода. Хотелось курить, но об этом не могло быть и речи, да и табак отсырел.

По шоссе прошла охрана. Со стороны совхоза послышался лай собак и мычание коров. Начался день.

Козлов поднял голову и вздрогнул: над его головой висели спелые ягоды. Если кто-нибудь придет их собирать – все пропало. Козлов от обиды прикусил губу. Как он раньше об этом не подумал? Перебираться в другое место было уже поздно.

Козлова беспокоило еще и то, что они по росе прошли через огороды. Значит, оставили след. А может, их заметил сторож? От этих мыслей Козлову стало жутковато. Он посмотрел на лежавших рядом товарищей. Они зорко следили за дорогой и прислушивались.

Где-то недалеко гудели моторы. Когда же, наконец, нужные им машины свернут с шоссе в Лошицу?

Поднявшееся солнце высушило одежду партизан, но от неподвижного, напряженного лежания начали ныть мускулы.

Было около полудня, когда партизаны услышали позади себя немецкий разговор. Козлов повернул голову и вытянул перед собой пистолет. Сердце сильно билось. К яме приближались патрули из резиденции Кубе, они решили полакомиться малиной. На счастье партизан, солдаты только с краю сорвали несколько ягод и повернули обратно.

Пять часов вечера, а машин все нет. Неужели не приедут?

Стемнело.

– Не приехал в субботу, приедет в воскресенье, – сказал Грунтович.

– Должен приехать, – уверенно добавил Козлов.

– Куда теперь пойдем? – спросил Шевченко.

– Пока не уложим палача Кубе, никуда отсюда не пойдем, – процедил сквозь зубы Козлов.

Партизаны закусили, потом, залезая под плащ-палатку, стали по одному курить. Попеременно спали. Вот Грунтович захрапел, и Бачиле пришлось толкнуть его под бок.

Козлов отправился искать новое место для засады. Среди свеклы он обнаружил воронку от бомбы. Дно ямы заросло травой. Правда, яма находилась от шоссе не менее чем в двенадцати метрах, и это не очень нравилось Козлову, но выбирать было некогда, а оставаться в малиннике опасно. Партизаны перебрались на новое место.

Снова рассвело. Начало пригревать солнце. Хотелось пить, а воды не было. Сегодня, как и в субботу, взад и вперед шныряли машины. Но тех, которых они ждали, – все не было.

Просидели до темноты, и Козлов, посоветовавшись с товарищами, решил укрыться где-либо в деревне и подождать до следующей субботы.

Партизаны уничтожили следы своего пребывания здесь, сделали знаки, по которым могли узнать, был ли кто в яме за время их отсутствия, и ушли к Свислочи. Добравшись до воды, все всласть напились, затем нашли брод, перебрались на другую сторону. Пришли в деревню Малявки. Шевченко и Грунтович пошли в разведку и возвратились обрадованные: в деревне противника нет.

Соблюдая меры предосторожности, партизаны зашли во двор школы, расположенной на краю деревни. Уже рассвело. Козлов тихонько постучал в ставни окна. Двери открылись, и показалась пожилая женщина; посмотрев на изнуренные лица партизан, на мокрую и грязную их одежду, она ахнула.

– Мы партизаны, – поспешил успокоить ее Козлов, – просим приютить нас.

– Входите, – коротко ответила женщина и посторонилась, пропуская партизан.

Входя последним, Козлов закрыл за собой дверь и осмотрелся. Здесь было чисто и уютно. Козлов, грязный и обросший, почувствовал себя неудобно. Не решаясь подать руку хозяйке, он только поклонился и назвал свою фамилию.

– Советский партизан, капитан Александр Козлов.

– А я учительница этой школы Нина Яковлевна Бернатович. Вижу, что свои люди, – спокойно сказала женщина. – Вас надо спрятать, да?

– Вы одни? – спросил Козлов.

– Живу с дочерью Тамарой, она комсомолка.

– Чердак свободен?

– Загроможден старыми вещами.

– Я думаю, что никто не видел, как мы сюда зашли, – улыбнулся Козлов. – Если не возражаете – мы останемся у вас.

Нина Яковлевна открыла дверь в сени. Там стояла лестница, по которой партизаны поднялись на чердак. Здесь были свалены сломанные школьные скамейки, у окна валялись два разбитых глобуса и стояла старая школьная доска.

Нина Яковлевна принесла ведро воды, миску, мыло и чистое полотенце. Партизаны, помывшись, тут же моментально уснули. Охранять сон своих товарищей остался Козлов.

Он осмотрел местность. Деревня небольшая. С одной стороны было видно Красное Урочище – военный городок оккупантов, с другой – деревня Дворище. Там тоже были гитлеровцы.

Сзади дома протекала Свислочь, а за ней, если хорошо присмотреться, можно было увидеть дорогу, возле которой двое суток просидели партизаны.

Козлов задумался. Им предстояло пробыть здесь пять дней. Кругом вражеские гарнизоны. Если кто-либо видел, как партизаны вошли в школу, и сообщит об этом немцам, он и товарищи погибнут наверняка. Козлов опять посмотрел в окошко. «Что это?» – сердце его замерло. По дороге из Дворищ двигался отряд полицейских. Козлов стал будить своих товарищей. Долго теребил Бачилу, но, и проснувшись, тот не сразу сообразил, где находится.

Шевченко и Грунтович в одном конце чердака из сломанных скамеек устроили баррикаду и скрылись за ней. Сидоров спрятал ведро, миску и засыпал сухой землей место, где умывались. Укрывшись за сваленными скамейками, все приготовились к схватке. Козлов напряженно следил за полицейскими.

Вот они вошли в деревню, поговорили с какой-то женщиной и начали ходить по дворам. Трое полицейских отделились от остальных и повернули к школе.

Заскрипела дверь, послышался топот ног и шум от сдвигаемых с места парт.

– Неужели они остановятся здесь?.. – прошептал Козлов.

В этот момент на лестнице послышались шаги. Партизаны переглянулись. Козлов через щели увидел высунувшуюся голову полицейского.

– Есть там кто-нибудь? – послышался голос снизу.

– Здесь только старая рухлядь, – ответил полицейский.

– Все равно посмотри, – настаивал тот же голос.

– Спасибо, я на нее насмотрелся, когда еще учился в школе. – И полицейский стал спускаться по лестнице.

Как только внизу затихли шаги, Козлов подошел к окошечку. Двое полицейских медленно шли от школы к центру деревни. Туда же направлялись и другие. Вскоре весь отряд собрался и ушел.

На чердак поднялись Нина Яковлевна и ее дочь, красивая молодая девушка.

– Моя дочь Тамара, – сказала Нина Яковлевна, указывая на девушку. – Как, жутко было?

– Мы не из пугливых, – улыбнулся Козлов.

– Только не подумайте, что мы пригласили этих «гостей», – сдержанно улыбнулась Тамара.

– Что вы, что вы! – поспешил успокоить ее Козлов. – Наоборот! После этого случая у нас и тени сомнения не может быть.

– Люблю откровенных людей, – сказала Нина Яковлевна.

Сидоров, не вытерпев, спросил:

– Зачем они приходили?

– Говорят, что какие-то бандиты ночью прошли через деревню, – пояснила Тамара.

– Так почему же они ночью не преследовали, если видели? – засмеялся Грунтович.

Все улыбнулись.

– Я иду в Минск, с вами останется Тамара. В случае чего не оставляйте ее, – попросила мать.

– Будет у нас хороший опекун, – улыбнувшись, заметил Грунтович.

– Я постараюсь, чтобы вам было неплохо, – серьезно сказала девушка.

Козлов дал Нине Яковлевне марок, попросил купить в Минске кое-что из продуктов и разузнать, что делается в городе. Нина Яковлевна обещала все выполнить.

Когда мать ушла в город, Тамара принесла партизанам на чердак книги. Через час она снова поднялась на чердак и принесла горшок горячей картошки и тарелку малосольных огурцов. Пока партизаны ели, она наблюдала из окошка.

Козлов рассказал девушке о последних событиях на фронтах, а Павел Грунтович – о делах минских партизан. Тамара внимательно слушала.

– А у вас в отряде девушки есть? – спросила она.

– Конечно, есть, – вмешался Бачила.

– Что они делают? – заинтересовалась Тамара.

– То же, что и все партизаны. Ходят в разведку, подрывают эшелоны, стреляют в фашистов.

– Примите и меня в отряд, – взволнованно проговорила девушка. – Ведь я комсомолка, что я скажу товарищам, когда нас освободят от фашистского ярма?

– Мы не из этого края птицы, Тамара, – сказал Козлов. – Мы с юга, наш лагерь далеко, а если ты хочешь партизанить, иди на север: там тоже есть партизаны, они тебя примут.

– Пойду, – очень тихо сказала девушка, скорее себе, чем им.

Пришла Нина Яковлевна и принесла хлеба.

Вечером все поужинали впотьмах, и партизаны легли спать. Ночь была тихая и звездная. Дежурные постоянно расталкивали храпевших во сне товарищей.

Прошло четыре дня. Нина Яковлевна не спрашивала у партизан, долго ли они будут у нее, но Козлов заметил, что она стала подозревать, действительно ли они те, за кого себя выдали. Вечером он собрал оставшиеся у них продукты и зашел к хозяйке.

– Вот, Нина Яковлевна, приготовьте, пожалуйста, из этих продуктов нам еды. Завтра вечером мы от вас уходим.

– Если не секрет, скажите, почему вы так долго находились здесь? – поинтересовалась Нина Яковлевна.

– Работать нам предстоит только в воскресенье, а лагерь наш далеко и ходить туда-сюда займет много времени… А что мы делаем, может, когда-нибудь узнаете, – уклончиво ответил Козлов.

– Живите, милые, сколько нужно; правда, мне показался немного странным ваш длительный отдых на чердаке, – призналась Нина Яковлевна.

В пятницу с наступлением темноты партизаны стали прощаться с хозяевами. Нина Яковлевна пожала каждому руку и поцеловала в лоб, а Тамара провела партизан безопасной дорогой к броду, который знали лишь немногие из местных жителей. Здесь партизаны простились с девушкой.

Первым в воду вошел Сидоров, за ним остальные. Перейдя брод, набрали восемь бутылок воды, оделись и потихоньку пошли к дороге. Разыскали свою яму. Козлов проверил знаки: в яму никто не заглядывал. Кое-как устроившись, партизаны стали ждать.

Рассвело. Дежурили двое, остальные лежали. Воду экономили. Под вечер стали дежурить все. Садилось солнце. Лица партизан хмурились: неужели и сегодня Кубе не приедет? Всем мучительно опротивело лежать в яме. Хотелось пить. Бачила взял пустые бутылки, пополз к реке и набрал воды. Козлов ушел на разведку в малинник. Там было много обломанных веток, ягод почти не стало. «Должно быть, немцы больше сюда не придут», – подумал Козлов и перевел своих товарищей в малинник. Грунтович остался на посту, остальные легли отдыхать.

Утром, дрожа от холода, все проснулись. Нельзя было побегать, чтобы согреться. Даже шевелиться можно было лишь очень осторожно.

Опять начался мучительный день ожидания. По шоссе, как обычно, проходили машины, и ни одна не сворачивала на Лошицу.

Пришел вечер. В совхозе заработал мотор, партизаны вмиг взяли в руки гранаты. Между стволами деревьев показался зеленый «опель». Козлов кивком головы приказал партизанам лежать смирно, а сам потихоньку приподнялся на локтях. Машина на тихом ходу приближалась. Козлов увидел, что в машине сидит только шофер, и дал партизанам сигнал пропустить машину. «Опель» проехал мимо партизанской засады.

– Может, нужно было стукнуть? – выпалил Иван Шевченко. Чувствовалось, что от пережитого волнения ему требовалась какая-то разрядка.

– Стоило для такой мелочи так далеко идти, и столько переживать, – сердито сплюнул Грунтович. Неудача злила его.

Козлов повелительным жестом прекратил разговор, и они опять продолжали следить за дорогой.

Стемнело. Опустился туман.

– Не приехал, – каким-то чужим голосом сказал Козлов, сжимая кулаки.

– Ждем еще неделю, – с отчаянием проговорил Грунтович.

– Мы так можем просидеть, пока не примерзнем к земле, – сказал Бачила.

Козлов посмотрел на него и глухо сказал:

– Вероятно, в этот раз нам не суждено привести в исполнение народный приговор. Пойдем в отряд, а потом постараемся вернуться обратно.

Партизаны поднялись и пошли к речке, нашли указанный Тамарой брод, умылись, напились и, перейдя на другую сторону, обошли Малявки.

– Может, завернем попрощаться? – Бачила рукой указал на школу.

– Зачем зря беспокоить женщину, – сердито ответил Павел Грунтович.

Шевченко засмеялся.

– Перестань, Иван, – угрюмо оборвал его Грунтович, и все молча пошли дальше.

Обошли Красную Слободу и подошли к военному городку Красное Урочище. Здесь залегли и прислушались. Идти второй раз мимо часовых Козлов не решался, он уже хотел обойти городок лугами, как вдруг в воздухе послышался шум моторов.

– Самолеты! Наши! – радостно прошептал Сидоров, и в тот же миг партизаны услышали яростный огонь зениток.

В городке была объявлена воздушная тревога. Гитлеровцы прятались в бомбоубежище.

– Пошли, – громко сказал Козлов, и партизаны смело прошли через Красное Урочище.

Под утро группа Козлова прибыла в деревню Большое Сцыклово. Здесь партизаны немного отдохнули и пошли дальше. 2 августа под вечер они прибыли в лагерь.