Текст книги "Темное зеркало"
Автор книги: Соня Мэсси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
– Так что ты здесь делаешь? – спросила она, наклоняясь к стеклу джипа.
– Я же тебе сказал: ехал мимо, решил остановиться у твоего дома и спеть ночную серенаду под балконом, – шутливо ответил Ник, пытаясь справиться с охватившим его волнением.
Элизабет протянула руку и положила ее на плечо Ника.
– Ник, значит, ты всю ночь провел около моего дома? Ты... охранял меня?
– А чем мне еще заниматься по ночам? Я много раз рассказывал тебе, что веду скучную, однообразную жизнь, и подобная ночная вылазка хоть немного скрашивает ее. – Ник очень боялся, что Элизабет истолкует его появление у своего дома как свидетельство реально нависшей над ней опасности. – Всю ночь я мужественно боролся со сном, но в какой-то момент ему удалось меня победить, и я заснул.
– Сколько же ты спал?
– Пятнадцать минут.
Элизабет, сокрушенно покачав головой, сжала плечо Ника.
– Пойдем в дом. Тебе надо отдохнуть и поесть.
– Ты хочешь накормить меня завтраком? – изобразив изумление, воскликнул он, выходя из машины и разминая затекшие руки и ноги.
– А тебя это удивляет? Могу угостить тебя жареными бобами и омлетом.
– Жареными бобами? А, вспомнил: ты же из Калифорнии! А можно омлет без бобов?
– Можно, – рассмеялась Элизабет. – Если ты их не любишь, тогда я приготовлю тебе яичницу с беконом и черничный сок.
– Поздравь меня! – оживленно воскликнула Элизабет, когда они с Ником позавтракали и перешли в гостиную. – Не все в жизни так безнадежно, как мне казалось. После долгих переговоров и препирательств мне все-таки удалось убедить комиссию записать в условия досрочного освобождения Фергюсона пункт, по которому он обязуется не общаться со мной ни при каких условиях. Не появляться около моего дома, не звонить – в общем, навсегда исчезнуть из моей жизни. А если Фергюсон посмеет нарушить данное условие, то я... – Элизабет на секунду запнулась, а потом выпалила: – Я убью его! Пущу ему пулю в лоб!
– А ты уверена, что у тебя хватит сил и мужества выстрелить в Фергюсона, если он нарушит это условие? И у тебя не дрогнет рука? Отнять жизнь у человека, пусть даже преступника, насильника, убийцы, не так просто, как кажется. Ты сможешь сделать это в случае необходимости, Лиз?
– Не знаю. Много раз этот вопрос я задавала зрителям с экрана телевизора, а сама для себя так и не решила. Но если... – Она умолкла на полуслове.
– Лиз, я тебя понимаю, – кивнул Ник. – В жизни бывают всякие обстоятельства. И если Фергюсон все-таки посмеет надоедать тебе или, того хуже, станет угрожать и возникнет критическая ситуация, то ты, возможно, и применишь оружие. Лишить человека жизни очень тяжело, но иногда это бывает просто необходимо.
Произнося эти слова, Ник вспоминал свое первое дело, которое ему поручили расследовать в отделе убийств. Собственно, там и расследовать-то особо было нечего. Папаша-наркоман выбросил из окна четвертого этажа свою двухлетнюю дочь из-за того, что жена истратила деньги на продукты ребенку. А он, горе-отец, намеревался приобрести на них наркотики. Как же Нику хотелось пустить пулю в лоб этому подонку, когда ночью он с другими полицейскими примчался по срочному вызову! Внизу, под окнами дома, лежало мертвое тело ребенка, его мать вне себя от горя захлебывалась от рыданий, а папаша невозмутимо объяснял им, что деньги были нужны ему на наркотики. Господи, как тогда Ник надеялся, что этот подонок окажет сопротивление или попытается бежать! С каким бы удовольствием он пустил пулю в лоб этому негодяю! Но тот, словно почувствовав опасность, никуда не сбегал и сопротивления полицейским не оказывал. Жаль...
Его воспоминания были прерваны телефонными звонками. Элизабет от неожиданности вздрогнула, растерянно взглянула на Ника, молча спрашивая, кто может звонить в столь ранний час, и бросилась к телефонному аппарату. Рывком схватила трубку, пробормотала «алло». Несколько секунд она слушала невидимого собеседника, и Ник, наблюдая за ней, вдруг заметил, как она побледнела. Он вскочил с дивана, рванулся к Элизабет, на ходу делая ей знаки, чтобы она не вешала трубку, но в глазах ее стоял ужас и она ничего не замечала.
Телефонная трубка выпала из ее дрожащей руки и со стуком упала на рычаг. Ник подбежал к Элизабет, обнял ее и хрипло спросил:
– Ну что? Кто это звонил, Лиз?
Она подняла на него мертвенно-бледное лицо с расширенными от страха глазами, прижала руки к груди и прерывающимся шепотом пробормотала:
– Ник... Это звонил... О Господи... Это звонил убийца.
– Что он сказал?
– Он... он сказал... – В ее глазах блеснули слезы.
Ник крепко прижал к себе дрожащую от страха Элизабет и, ласково погладив по голове, успокаивающе промолвил:
– Лиз, я с тобой. Не бойся. Ответь, что тебе сказал убийца?
– Ник, он сказал, что сегодня ночью был в моем доме, – прошептала она. – Наблюдал за тем, как я сплю. Он... был в моей спальне, Ник!
– Лиз, успокойся, возможно, это чей-то дурацкий розыгрыш, – горячо заговорил Ник, хотя был абсолютно уверен, что ни о каком розыгрыше и речи быть не может. – Кто-то решил пошутить над тобой, но шутка получилась неудачной. Лиз...
– Ник, он был здесь ночью! – в отчаянии выкрикнула она. – Он находился в моей спальне! Знаешь, что он еще сказал? Он точно описал мою ночную сорочку нежно-голубого цвета, с тонкими бретельками, с кружевами на груди... Он... он сказал, что даже провел кончиками пальцев по моей щеке!
При мысли, что какой-то подонок посмел касаться своими грязными лапами Элизабет, Ника охватила ярость. Он сжал кулаки, стиснул зубы и, сверкая глазами, гневно сказал:
– Лиз, я схвачу этого ублюдка, обещаю тебе! Очень скоро я его поймаю, и тогда...
– Ник! – перебила его Элизабет, вытирая ладонью катившиеся по щекам слезы. – А я ведь помню, как он прикасался ко мне...
– Что?
– Мне снилось, будто вечером я сижу на берегу реки, – торопливо проговорила она. – В какой-то момент мне показалось, что я увидела тебя, ты протянул руку, ласково провел ладонью по моей щеке... Господи, значит, это был убийца, и он... прикасался ко мне.
Броди Ярборо крайне редко обращался к кому-либо за советом или информацией. Очень самоуверенный человек, он высоко оценивал свои интеллектуальные способности, поэтому считал, что самый хороший дельный совет может получить только от самого себя. А что касается информации, то Броди тоже был абсолютно уверен, что лучше других осведомлен о происходящем в мире, и обращаться за сведениями к кому-либо – значит, попусту тратить драгоценное время. Но сегодня был особый случай, когда без участия и помощи других Броди не мог обойтись, поэтому он с большой неохотой созвал заседание, на которое пригласил своих помощников: адвоката, главного бухгалтера и начальника департамента по рекламе и связям с общественностью.
– Итак, меня интересует один вопрос. – Броди закинул ноги на стол и надвинул свой стетсон на лоб. – Во сколько нам влетит это идиотское судебное разбирательство? Что скажешь, Нед? – Он повернул голову в сторону леопардового кресла, в котором сидел его адвокат Нед Ферраро.
Броди недолюбливал своего адвоката, считая его алчным, циничным человеком, но отлично понимал, что в услугах именно такого сорта людей он нуждается. Прежде чем нанять Ферраро на работу, Броди долго наводил о нем справки и выяснил, что Нед давно и с неизменным успехом вел сложные, запутанные, весьма щекотливые, а порой и сомнительные дела. Он адвокат с большим стажем, опытный, хитрый, ловкий и беспринципный. Все эти качества устраивали Броди, и Нед Ферраро уже в течение нескольких лет был его личным адвокатом.
– Сумма будет зависеть от исхода дела и его последствий, – тихим, невыразительным голосом отозвался Ферраро.
Броди возмущенно фыркнул и сжал кулаки. Господи, как его раздражает этот Ферраро: вялые, апатичные манеры, бесцветный голос, а главное, немигающий взгляд. Когда-то Броди услышал замечательное суждение, что большинство адвокатов похожи на акул, и полностью с ним согласился. Этот Ферраро – типичная акула, а впрочем... Дела он проворачивает отлично, обижаться на него не следует, но раздражает он сильно.
– Черт возьми, Нед, я не нуждаюсь в общих фразах! – нетерпеливо бросил он. – Рассуждать на отвлеченные темы я умею не хуже тебя. Ты мне изложи конкретно: в какую сумму мне влетит это разбирательство?
– Повторяю, – Нед немигающим взглядом смотрел на хозяина телекомпании, – заранее я не могу прогнозировать подобные вещи, но твердо знаю одно: судебные дела такого рода всегда обходятся недешево, и зависит это не только от выбранной нами стратегии, но и от многих иных факторов, на которые мы влиять не можем.
– И все-таки? – нахмурившись, настойчиво спросил Броди.
– Я не провидец и могу лишь строить догадки в отношении...
– Я не нуждаюсь в твоих догадках! – рявкнул Ярборо. – Догадки я могу строить сам. И хочу тебе напомнить, Нед, что каждый месяц я плачу тебе очень большие деньги не за догадки и предположения, а за работу. Итак, к каким расходам нам готовиться?
– Если попытаться не доводить дело до суда, то...
– Забудь об этом. Этот вариант не пройдет.
– Ну, в таком случае если дело доходит до суда присяжных и они удовлетворяют иски потерпевших, то это влетит нам в огромную сумму, – бесстрастно проговорил Ферраро, доставая из кейса бумаги и передавая их Ярборо. – Вот, взгляните, я сделал предварительные расчеты.
– Ты шутишь? – глянув в бумаги, яростно крикнул Броди. – Это же целое состояние! Откуда мне взять столько денег?
Броди Ярборо, как подавляющее большинство очень богатых людей, категорически не любил расставаться с деньгами, даже с самыми незначительными суммами. Три доллара за жареную картошку в гриль-баре вызывали у него приступы острой тоски и уныния, а уж когда речь заходила о действительно больших расходах, Броди просто впадал в отчаяние.
– Они наняли опытных и дорогостоящих адвокатов, – пристально глядя на хозяина, напомнил Ферраро.
– Мою команду тоже возглавляет очень высокооплачиваемый адвокат! – бросил Броди. – Ты не забыл, сколько я тебе плачу, Нед?
– Нет, помню. Но и вы не забывайте, что дело, с которым так называемые потерпевшие обратились в суд, вызовет большой общественный резонанс. Собственно, и сейчас уже общественное мнение складывается в пользу истцов. Еще бы! – Ферраро впервые за беседу недобро усмехнулся. – Невинные жертвы маньяка, их страдающие родственники, многочисленные разговоры о том, что наша телекомпания должна была сразу прекратить показ шоу... Сплетни, слухи... общее осуждение нас за то, что мы якобы наживаемся на смерти ни в чем не повинных людей и за их счет повышаем рейтинг нашей программы. В общем, общественное мнение настроено против нас, и склонить его в нашу сторону будет очень непросто, если вообще возможно. Отсюда и большие расходы... – разведя руками, закончил свою речь Ферраро.
– Понятно, – сквозь зубы процедил Броди и, обращаясь к начальнику департамента рекламы и связей с общественностью, спросил: – А что ты думаешь по этому поводу, Джим?
– Я полностью согласен с адвокатом, – ответил тот.
Джим Мерфи, ирландец, высокий, крепкий, с румяным лицом, живым нравом и хорошим чувством юмора, не вызывал у Броди раздражения, как адвокат Ферраро. Более того, Джим даже нравился ему, хотя Броди почему-то с предубеждением относился к ирландцам. Джим Мерфи всегда производил хорошее впечатление на клиентов и рекламодателей, был в курсе всех новостей, даже отдаленно связанных с делами телекомпании, имел массу нужных связей и умело пользовался ими.
– Я просмотрел множество материалов и сделал неутешительный для нас вывод, – продолжил Джим Мерфи. – Общественное мнение не на нашей стороне. Все нас осуждают, возмущаются тем, что мы продолжаем показ шоу «Темное зеркало», обвиняют в безнравственности и пропаганде насилия.
– Надо же, какие моралисты, – брезгливо поморщился Броди и, взяв со стола листы бумаги, вручил их Джиму Мерфи. – Они, говоришь, осуждают нас и клеймят позором? А вот рейтинг нашего шоу свидетельствует об обратном! Рейтинг нашей программы побил все мыслимые рекорды! И все эти лицемеры и моралисты, которые возмущаются пропагандируемым в «Темном зеркале» насилием, с нетерпением ждут наступления вечера пятницы, чтобы усесться перед экраном телевизора и смотреть шоу! Наше шоу смотрит вся страна, между прочим!
Броди повернул голову в сторону своего бухгалтера Тома Рассела, который в течение всей беседы не проронил ни слова, и спросил:
– Том, ты принес с собой документы, которые я велел тебе подготовить?
Том Рассел молча кивнул, вынул из папки документы и протянул хозяину. Одного быстрого пристального взгляда на них Броди хватило для того, чтобы мысленно сделать неутешительный вывод: дело влетит ему в кругленькую сумму, способную пошатнуть финансовое положение его телевизионной империи. Да... расходы предстоят огромные, черт бы их побрал: и этого алчного адвоката, и дотошного бухгалтера Рассела, и родственников жертв маньяка!
– Ладно, все свободны, – сквозь зубы процедил он, окидывая раздраженным взглядом своих помощников. – Я поработаю с вашими бумагами, обдумаю все варианты и позднее снова приглашу вас для беседы. Только имейте в виду: в связи со сложившейся ситуацией теперь придется экономить на всем. Ясно?
Трое мужчин молча кивнули, поднялись с кресел и направились к двери. Джим Мерфи задержался на пороге, несколько мгновений стоял, переминаясь с ноги на ногу, а потом, избегая встречаться взглядом с хозяином, с сомнением в голосе произнес:
– Может, все-таки лучше не будоражить общественное мнение, ведь судебное разбирательство не за горами?
– Я знаю, что мне делать! – резко бросил Броди, закуривая сигарету. – И всегда просчитываю все варианты. А что касается общественного мнения... то за формирование его в нужном нам направлении отвечаешь ты, Джим. Вот и старайся, работай, выправляй наш имидж. Я даже готов увеличить расходы на содержание твоего департамента... – Он задумался и уточнил: – Ну, скажем, процентов на двадцать пять. А ты со своими парнями сделай все возможное, чтобы переломить это чертово общественное мнение в нашу пользу.
В канун Рождества Элизабет находилась в своей рабочем кабинете, часто подходила к окну и смотрела вниз. Там, внизу, бурлила жизнь: на Пятой авеню, переливающейся серебристыми искрами от выпавшего снега, торопливо шагали многочисленные прохожие, заходя в магазины и делая последние предпраздничные покупки; неслась бесконечная вереница машин. Глядя на людей с яркими, нарядными свертками и пакетами в руках, Элизабет с улыбкой думала о том, что она тоже успела подготовиться к Рождеству и даже купила большой пакет игрушек для благотворительной организации «Игрушки детям».
Каждый раз в канун Рождества Элизабет, как и многие люди, вспоминала прожитый год и задавала себе вопрос: «Удачно ли я провела этот год, довольна ли своей жизнью и что хотела бы в ней изменить?»
В принципе своей жизнью она была довольна. Особенно удачно все начало складываться после того, как Элизабет стала писать сценарии для шоу «Темное зеркало». Удачно, если бы... Мысль о том, что написанными ею сценариями воспользовался какой-то маньяк и воплотил их в реальную жизнь, угнетала Элизабет, не давала покоя, вызывая постоянное чувство вины и личной причастности к произошедшим трагедиям. Кроме того, Элизабет огорчали неустроенная личная жизнь и одиночество, и когда она видела в окне идущие по улице супружеские пары с детьми, ее сердце сжималось от тоски. Сегодня вечером они всей семьей сядут за праздничный стол, будут веселиться и встречать наступающее Рождество, а она...
Ее лучшая подруга Кассандра решила на праздники все-таки съездить домой повидаться с родственниками. И Элизабет уже много раз представляла, как шумно и оживленно будет в их доме, и мысленно желала ей счастливого Рождества. И сейчас, глядя в окно, она снова вспомнила Касс, улыбнулась и даже произнесла вслух:
– Счастливого тебе Рождества!
– И тебе счастливого Рождества! – вдруг раздался за ее спиной глубокий мужской голос.
От неожиданности Элизабет вздрогнула, но, мгновенно узнав голос, обернулась и рассмеялась. На пороге кабинета стоял Ник О'Коннор, но не один, а в сопровождении своего бульдога. По случаю предстоящего праздника Геркулесу подарили новый красивый поводок, а к его кожаному ошейнику был прикреплен изящный красный атласный бантик. Вид у Геркулеса был важный, даже значительный.
– Какой ты нарядный! – воскликнула Элизабет, подходя к псу, наклоняясь и гладя его по голове. – Этот бантик на шею тебе повязал хозяин?
– Только не смейся над ним, – предупредил Ник, почесывая у Геркулеса за ухом. – Бантик повязала ему моя младшая сестра, и теперь он, бедняга, вынужден с ним ходить.
– А я и не собиралась над ним смеяться, – улыбнулась Элизабет. – Наоборот, его внешний вид мне очень нравится. Твоя сестра правильно сделала, что принарядила Геркулеса. Каждый уважающий себя английский бульдог должен встречать Рождество с бантиком на шее. Кстати, как мне расценивать визит двух таких важных, нарядных джентльменов? Как официальный или... – Внезапно улыбка исчезла с ее лица, и Элизабет нахмурилась. – Ник... ничего не случилось? – тихо спросила она.
– Нет, Лиз, успокойся, все в порядке. А появление в твоем кабинете двух нарядных джентльменов расценивай как визит вежливости. Правда, Геркулес? – И он с сомнением покосился на свои старые, потрепанные джинсы.
– Значит, вы оба пришли пожелать мне счастливого Рождества? – В глазах Элизабет блеснули веселые искорки.
– Да, но не только. Мы с уважаемым Геркулесом пришли пригласить тебя отметить с нами Рождество. Мама и Нина очень хотят с тобой познакомиться, Лиз.
Отметить наступление Рождества с семьей Ника? С его матерью и младшей сестрой? Кровь прилила к щекам Элизабет, в голове закружилось множество мыслей. Ей очень хотелось провести праздник в обществе Ника О'Коннора, но она даже и не мечтала о том, что он пригласит ее к себе домой. А там будут его родные... Мысль о встрече с ними пугала Элизабет. А если она им не понравится? Очень щекотливая ситуация, но решение принимать нужно...
– Надеюсь, тебе будет любопытно посмотреть, как отмечают этот праздник в итальяно-ирландской семье, – просительно заглядывая в глаза Элизабет, промолвил Ник. – Лиз, соглашайся, пожалуйста, мы будем тебе очень рады.
– А елку ты купил? – улыбаясь, спросила Элизабет.
– Разумеется! Большую и очень пушистую! И игрушками мы ее уже украсили.
– Я очень люблю запах хвои, – мечтательно промолвила Элизабет.
– Тогда тебе тем более надо прийти к нам в дом! – настойчиво повторил Ник и, обращаясь к Геркулесу, сказал: – Приятель, убеди Лиз отметить Рождество в кругу нашей семьи!
Геркулес громко засопел, и Элизабет, засмеявшись, погладила его по голове.
– Такому джентльмену я отказать не могу!
– Тогда бери пальто и пошли!
Когда все трое вошли в лифт, Ник лукаво взглянул на Элизабет и спросил:
– Ты можешь отличить омелу[4] от петрушки?
– Думаю, что смогу.
– А от лука и базилика?
– Ник, ты говоришь загадками!
– Я просто пытаюсь вспомнить, есть ли у меня в холодильнике омела, и если ты не очень разбираешься в травах, то удастся ли мне выдать за омелу, например, петрушку?
– Даже если вместо веточки омелы ты предложишь мне лук, я не обижусь, честное слово. И потом, не забывай: я сценаристка, и у меня хорошо развито воображение. Так что представить, будто пучок петрушки или базилика – это веточка омелы, мне легко.
– Геркулес, стой! – натягивая поводок, прикрикнул Ник на пса. – Куда это ты так рванул? А, понятно, к куклам...
Ник и Элизабет подходили к огромному магазину «Мир Барби» с нарядно украшенными и подсвеченными яркими огнями витринами, в которых было выставлено целое кукольное царство: сами красотки Барби, нарядная кукольная одежда, игрушечные домики с мебелью, кукольные салоны-парикмахерские...
– Господи, ну что в них хорошего? – раздраженно проговорил Ник, сдерживая Геркулеса. – Куклы как куклы, ничего особенного.
– А по-моему, они очень симпатичные, – заметила Элизабет. – И Барби, и Кен.
– Моя младшая сестра тоже ими восхищается, – смутившись, произнес Ник. – Если вы обе их поклонницы, значит, непременно подружитесь.
– Надеюсь, – тихо промолвила Элизабет, снова ощутив волнение при мысли о скорой встрече с семьей Ника О'Коннора.
– У тебя в детстве наверняка была кукла Барби. И может быть, даже не одна. Я угадал?
– Нет, не угадал, – покачала головой Элизабет, и ее глаза наполнились печалью. – Моя мама не покупала мне Барби, хотя я ее постоянно просила об этом. Говорила, что дорого. А у моей двоюродной сестры была Барби, и когда я приходила к ней в гости, то всегда с ней играла. Знаешь, как я мечтала, чтобы сестра разрешила мне взять куклу домой на несколько дней! Но попросить ее об этом я стеснялась. А впрочем, тебе этого не понять.
– Ну, что касается кукол, то мне это понять действительно сложно, а вот относительно других игрушек... У меня, например, в детстве был игрушечный паровоз, и когда я подрос, Розмари выбросила его на помойку. Знаешь, как я переживал, когда однажды вернулся домой и обнаружил, что мой любимый паровоз исчез!
– Со старыми игрушками у нас связаны воспоминания о нашем детстве, поэтому они нам так дороги, – задумчиво проговорила Элизабет, бросая взгляды на нарядную, сверкающую разноцветными огнями витрину. – Вот я, например, сейчас могла бы купить себе куклу Барби, да хоть сотни таких кукол, но... Кстати, незадолго до Рождества я купила их для организации «Игрушки детям», а подарить себе мечту своего детства мне даже в голову не пришло.
– Да, наверное, в каждом взрослом человеке продолжает жить ребенок, – немного печально произнес Ник, взяв Элизабет за руку. – И на всю жизнь с нами остаются дорогие нам воспоминания о белом, чистом, пушистом рождественском снеге, о старых, потрепанных или поломанных, но очень любимых нами игрушках, о надежных друзьях, готовых в любую минуту прийти на помощь...
– Да, к сожалению, старые друзья уходят от нас, – вздохнув, промолвила Элизабет.
– Но появляются новые, – многозначительно произнес Ник, заглядывая в лицо Элизабет. – Вы тоже, уважаемая леди, по-моему, в последнее время подружились с одним полицейским? – И в зеленых глазах Ника вспыхнули озорные огоньки.
– О каком полицейском вы говорите, детектив О'Коннор? Уж не о том ли, у которого есть очаровательный английский бульдог с красным бантиком?
– Именно о нем, милая леди. Или вы подружились с бульдогом?
– Конечно, с ним, не с полицейским же!
Глава 20
– Ник, она такая симпатичная... но я не знаю, как к ней обращаться, – донесся до Элизабет взволнованный девичий голос.
Элизабет остановилась на нижней ступеньке лестницы, ведущей в квартиру О'Конноров, и улыбнулась. Юный голос, вне всякого сомнения, принадлежал Нине. При мысли, что Нина и Ник не догадываются о ее появлении, Элизабет смутилась и хотела уже подниматься дальше, но вопреки правилам этикета, запрещающим подслушивать чужие разговоры, решила все-таки задержаться на несколько секунд и услышать ответ Ника.
– Ты не знаешь, как вести Себя с людьми, которых мы позвали в гости? – раздался насмешливый, но тоже немного взволнованный голос О'Коннора. – Нина, ты меня удивляешь! Веди себя естественно, вежливо, приветливо, не употребляй своих любимых словечек из молодежного жаргона – и через пятнадцать минут Элизабет почувствует себя как дома.
– А когда она появится, Ник?
– Ты задаешь мне этот вопрос уже третий раз, Нина! Я же тебе говорил: Элизабет придет с минуты на минуту. Мы шли с ней вместе, но потом она сказала, что ей надо задержаться, и обещала прийти как можно скорее. Знаешь, я думаю...
Решив, что дольше скрывать свое присутствие неприлично, Элизабет сделала несколько громких шагов по лестнице и крикнула:
– Есть кто-нибудь дома?
– Вот, слышишь? Она пришла, – донесся до Элизабет со второго этажа шепот Нины. – Иди, встречай! Нет... подожди, Ник. Посмотри, как у меня прическа? Не растрепалась? А как я выгляжу? – торопливо спросила сестра.
– Как всегда, отлично, малышка!
– Не смей меня называть малышкой. А в присутствии Элизабет Найт и подавно. Слышишь, Ник?
– Успокойся, не буду! – донесся до Элизабет веселый голос О'Коннора. Он появился в дверях и начал спускаться, чтобы встретить Элизабет.
– Привет! – воскликнула она и улыбнулась, заметив в руках у Ника кухонное полотенце и столовое блюдо.
– Рад, что ты пришла. – Он перекинул полотенце через плечо и взял у Элизабет несколько свертков. – А мы с Ниной не слышали звонка. Проходи, пожалуйста. Что в свертках?
– Так, купила кое-что к празднику, – ответила Элизабет, но по ее лицу Ник догадался, что это подарки.
– Лиззи, ну зачем ты все это купила? Не надо было...
– Нет, надо! – с улыбкой возразила Элизабет. – Разве я не могу купить небольшие сувениры людям, пригласившим меня отпраздновать вместе с ними Рождество?
Ник смущенно пожал плечами и, когда они с Элизабет очутились в просторном холле, куда выходило несколько дверей, положил свертки на низенький старый столик. Одна дверь была распахнута, и Элизабет, мельком взглянув в дверной проем, догадалась, что это гостиная. Небольшая, но очень уютная, обставленная старомодной мебелью комната, с нарядно украшенной рождественской елью в центре. Из гостиной доносилась восхитительная смесь ароматов – свежей хвои и вкусной пищи.
– Ник, я очень рада, что ты пригласил меня! Рождество – мой самый любимый праздник.
– Мы тоже очень рады, что ты согласилась принять наше приглашение! Уверен, ты быстро подружишься с мамой и Ниной. А вот, кстати, и моя младшая сестра. Знакомьтесь!
Элизабет увидела юную девушку, выглядывающую из-за спины Ника, и улыбнулась. Нина была действительно очень хорошенькой – именно такой ее и описывал Ник. С точеной стройной фигуркой, выразительными карими глазами, чуть смуглой нежной, шелковистой кожей, пышными волнистыми темными волосами.
Нина сделала шаг по направлению к Элизабет, протянула руку, но, внезапно смутившись, спрятала руку за спину и отвела взгляд.
– Здравствуй, Нина, – приветливо улыбаясь, сказала Элизабет. – Очень рада с тобой познакомиться. Ник мне много о тебе рассказывал.
– Здравствуйте, – покраснела Нина. – Мне тоже очень приятно с вами познакомиться. И брат тоже мне много рассказывал о вас, то есть... – Она смутилась и, опустив голову, быстро сбивчиво проговорила: – То есть не много, но кое-что... – И, с подозрением покосившись на старшего брата, спросила у Элизабет: – А что Ник говорил вам обо мне?
– Восхищался твоей красотой, рассказывал, как ты хорошо помогаешь маме обслуживать покупателей... – Элизабет лукаво улыбнулась. – Рассказывал, как ты присматриваешь за ним, хотя он намного старше тебя, опекаешь его.
Нина с довольным видом рассмеялась, и Элизабет внутренне успокоилась. Первые минуты общения с сестрой Ника О'Коннора прошли удачно, но впереди ее ждала встреча с Розмари...
– Я, конечно, стараюсь присматривать за Ником, но он – старший и не всегда меня слушает, – притворно вздохнула Нина.
Заметив, что Ник на секунду отвернулся, Элизабет приблизилась к Нине, украдкой отдала ей один из свертков и прошептала:
– Нина, где можно спрятать подарок для Ника, чтобы он раньше времени не обнаружил его?
– Пойдемте в мою комнату. Там Ник его никогда не найдет. – Нина сделала приглашающий жест и направилась в глубь холла, Элизабет задержалась на мгновение, шагнула к Нику и тоже шепотом сказала:
– Этот сверток надо спрятать, чтобы Нина раньше времени его не увидела. Поможешь?
– Разумеется! – бодро отозвался Ник. – Ты не забыла, что у нас в доме есть надежный сторож, которому можно поручить охрану любого предмета?
Нина, услышав слова брата, обернулась и остановилась.
– О ком это ты говоришь? – улыбаясь, спросила она. – О нашем Геркулесе?
Услышав свое имя, из холла появился пес и подошел к ним. На его мощной шее по-прежнему красовался алый бантик, правда, один конец его был немного изжеван.
– Геркулес, что случилось с бантиком? – Элизабет наклонилась к бульдогу и погладила его по голове. – Тебе надоело носить бантик, и ты решил избавиться от него?
– Охраняй вот этот сверток! – приказал Ник. – Неси службу!
Он положил пакет на пол, и Геркулес, засопев, с важным видом уселся около него.
– Вижу, тебе нравятся крылатые лошади, – с интересом оглядывая комнату, заметила Элизабет.
Комната младшей сестры Ника поражала изобилием изображений Пегаса: обои, покрывало на постели, занавески на окнах, салфетка на журнальном столике – всюду были крылатые кони.
– Я вообще люблю животных и птиц – реальных и выдуманных, – призналась Нина. – А мифических крылатых коней просто обожаю!
– А ты знаешь, что символизирует Пегас? – спросила Элизабет. – Он символизирует поэтическое вдохновение, – объяснила она, и неожиданно ее взгляд стал печальным.
– Элизабет, что с вами? – Нина подошла к ней и участливо заглянула в лицо. – Вас что-то расстроило?
– Нет, но... – Нахлынувшие воспоминания о младшей сестре, трагически погибшей десять лет назад, были так мучительны, что Элизабет не могла не поделиться ими с Ниной, хотя сознавала, что за несколько часов до веселого праздника грустные откровения не вполне уместны. – У меня была младшая сестра, – тихо сказала она, присаживаясь на диван, – и, глядя на твоих крылатых коней, я вспомнила, что Марти очень нравился мифический зверь единорог. Его изображения висели у нее повсюду: на стенах, на календарях, на плакатах... Она была примерно твоего возраста, немного моложе, когда... – Элизабет запнулась и замолчала.
– С ней что-то случилось? – сочувственно спросила Нина и ласково прикоснулась к руке Элизабет.
– Да, Марти умерла. – Элизабет мысленно отметила, что сострадание к людям – семейная черта О'Конноров.
– Я очень сожалею, – тихо промолвила Нина, опустив голову. – У меня никогда не было сестры, но зато у меня есть брат. Он, конечно, намного старше меня, но я все равно беспокоюсь о нем, особенно когда он на работе.
– Ты его очень любишь?
– Ника? – улыбнулась Нина. – Люблю, хотя и не подаю виду. Но очень, очень за него переживаю. Боюсь, как бы с ним не случилось такой же трагедии, какая много лет назад произошла с нашим отцом. Он тоже работал в полиции, – пояснила она. – Однажды отец поехал на задание, и его застрелил преступник.
– Ужасно, – вздохнула Элизабет. – А ты помнишь отца, Нина?
– Нет, когда его убили, я была совсем маленькой. Знаете, мама и Ник до сих пор тоскуют об отце и вспоминают о нем каждый день. – Она помолчала. – Элизабет, пойдемте в гостиную? Я познакомлю вас с мамой. Она и Ник ждут нас.
– Да, Нина, пойдем, – кивнула Элизабет. – Я мечтаю познакомиться с твоей мамой. – Они покинули комнату и пока шли по коридору до гостиной, Элизабет тихо говорила: – В такой радостный день, как сегодня, не надо печалиться и предаваться грустным воспоминаниям. Но когда мы сядем за стол и начнем отмечать наступающее Рождество, каждый из нас обязательно вспомнит об ушедших от нас навсегда близких людях. Ведь они живут в наших сердцах и душах: и ваш с Ником отец, и моя любимая сестра Марти. Если бы ты знала, Нина, как она любила Рождество!
