Текст книги "Темное зеркало"
Автор книги: Соня Мэсси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
Глава 2
– Ты не получишь повышения по службе до тех пор, пока не выбросишь на помойку старую куртку и не избавишься от этого паршивого сопящего существа!
Ник О'Коннор критически осмотрел свою поношенную кожаную куртку, затем перевел взгляд на мощного английского бульдога, которого вел на прочном поводке, и улыбнулся. Ник и его лучший друг Питер Макдональд шагали по Лексингтон-авеню, старательно обходя образовавшиеся после дождя лужи. Было почти девять вечера, но улица продолжала жить шумной жизнью, мчались автомобили, торопливо шагали многочисленные прохожие, а уличные торговцы без устали предлагали каждому купить «настоящие» часы «Ролекс» и «Гуччи» всего за 9,99 доллара к наступающему Рождеству.
– Эй, Геркулес, ты слышал? – обратился Ник к коричнево-белому, внушительных размеров псу. Тот обернулся, взглянул на хозяина и повел ушами. – Питер назвал тебя паршивым существом. Тяпни его как следует, не стесняйся. Откуси кусок побольше, и тогда мне не придется кормить тебя ужином.
Питер Макдональд весело рассмеялся и стукнул Ника по плечу. Удар получился приличный, хотя и дружеский. Ник не обиделся, но Геркулес мгновенно напрягся и вопросительно посмотрел на хозяина.
– Все в порядке, приятель, – успокоил его Ник. – Это Питер так шутит. Спасибо тебе за предложение сожрать его, но я сам с ним разберусь. Не волнуйся.
Геркулес отвернулся, громко засопел, а его хозяин в ответ ткнул Питера кулаком в плечо. Тоже по-дружески, но весьма чувствительно.
Ник и Питер родились и выросли в одном из непрестижных кварталов Уиллиджа, проводя большую часть времени на улице в компании таких же простых ребят, и привычка выражать дружеское расположение с помощью ударов и тычков осталась у них на всю жизнь. Сохранять хладнокровие, быть выдержанными и внешне спокойными – эта привычка, ставшая правилом, распространилась и на все остальные сферы жизни Ника и Питера, когда они повзрослели и поступили работать в полицию. Бесстрастно молчать, когда начальство устраивает разнос, притворяться, будто тебе безразлично, когда любимая женщина бросает тебя, заявляя, что «подобные отношения» ее больше не устраивают. Молчи, будь сдержанным в любых обстоятельствах, какими бы серьезными и тупиковыми они ни казались.
«Ни на что не реагируй, – мысленно сказал себе Ник. – Ты тоже ему врезал как следует. Он свое получил».
Задушевные друзья Ник и Питер в сопровождении Геркулеса продолжали свой путь по улице, которую все больше окутывал сизый густой туман, и более странную пару, наверное, трудно было отыскать во всем огромном городе. Глядя на Ника О'Коннора, привлекательного мужчину средних лет, можно было сразу понять, что собственная внешность и одежда его ничуть не заботят. Густые светлые волосы, доходившие до воротника куртки, нуждались в стрижке или как минимум в расческе; джинсы, туго облегающие длинные мускулистые ноги, были потрепанными, линялыми, образца начала восьмидесятых годов. Кожаной куртке давно было место на помойке, в лучшем случае – в химчистке.
А вот Питер Макдональд выглядел совершенно иначе. Опрятный, подтянутый, ухоженный, в элегантного покроя английском шерстяном пальто, в отполированных до блеска кожаных итальянских туфлях. Темные, начинающие редеть волосы аккуратно расчесаны, хорошо подстрижены.
Ник покосился на своего лучшего друга и, хмыкнув, сказал:
– Знаешь, Питер, когда я на тебя смотрю, то всегда забываю, что ты работаешь полицейским. У тебя вид, как у важной шишки из ФБР. Уверен, очень скоро ты получишь повышение, если, конечно, не проколешься на какой-нибудь ерунде.
– Я тут недавно был в одной компании. Там были такие интересные, образованные дамы. И представь себе...
– Где же тебе удалось познакомиться с образованными дамами? – ехидно перебил его Ник. – На Сорок второй или на Таймс-сквер? – Питер обиженно поджал губы, но Ник, сделав вид, что не замечает недовольства приятеля, продолжил: – И как это тебе удается заводить знакомства с такими дамами? А главное, когда ты находишь для этого время?
– Если ты постараешься, то тоже найдешь, – пробурчал Питер.
– Не уверен, – с сомнением покачал головой Ник. – Честно говоря, я давно уже не бывал ни в каких компаниях. Вся моя личная жизнь – полицейское управление.
Питер достал из кармана пальто белоснежный носовой платок с монограммой, элегантным жестом развернул его и приложил к носу.
– Я, в общем, тоже сутками торчу на работе, – вздохнув, признался он. – Вот сейчас, например, мог бы наслаждаться в обществе какой-нибудь приятной девицы, а вынужден идти рядом с заросшим густой трехдневной щетиной парнем, то есть с тобой.
Ник рассмеялся и машинально ощупал лицо. Да, не мешало бы побриться, Питер прав.
– И вместо того, чтобы ужинать в ресторане...
– Заплати за ужин – и я с удовольствием составлю тебе компанию!
– Еще чего!
Они остановились на перекрестке, дожидаясь, когда зажжется зеленый свет, чтобы перейти оживленную улицу, и стали рассматривать мчащуюся мимо длинную вереницу машин и идущих по тротуару пешеходов. Молодая женщина в элегантном длинном норковом пальто, с зажатой между тонкими холеными пальцами сигаретой звонко стучала высокими тонкими каблучками по мостовой, и Ник машинально натянул поводок, зная о милой привычке своего любимого пса охотиться за ногами быстро идущих людей. Женщина миновала двух бездомных бродяг, ежившихся от холода и жавшихся к расположенной чуть выше земли металлической решетке, откуда выплывали теплые струи пара. Там внизу, в подвале, располагалась прачечная, и в сырые промозглые дни бродяги всегда собирались около нее погреться. Да, Нью-Йорк был огромен, многолик, он совмещал в себе вызывающую роскошь, средний достаток и откровенную нищету, и Ник О'Коннор, родившийся и выросший в этом городе, не переставал удивляться его разнообразию и контрастам.
Загорелся зеленый свет, машины застыли у пешеходной полосы, и толпа хлынула через улицу, подхватив Ника и Питера и увлекая за собой. Ник глубоко вдохнул свежий сырой воздух, настоянный на самых разнообразных запахах, и уловил в нем ароматы жареных каштанов, томатной пасты, жареного лука и чеснока. На той стороне улицы, куда они с Питером сейчас направлялись, находился магазин итальянской кухни, принадлежащий его семье. Итальянская кухня, острая, пряная смесь восхитительных запахов – символ счастливого и беззаботного детства Ника.
– Хочешь заглянуть к нам? – предложил он Питеру. – Мама угостит тебя своим фирменным сандвичем с мясом.
– Было бы неплохо, тем более что у вас там работает и твоя младшая сестра, – лукаво улыбнулся Питер. – Кстати, сколько уже ей лет? – И тотчас получил весьма чувствительный тычок в плечо.
– Нине всего семнадцать, так что не вздумай засматриваться на нее! Понял?
Они остановились под натянутым у входа полосатым, в нескольких местах порванным тентом, с которого стекали капли дождя. Питер прильнул к запотевшему высокому окну и стал разглядывать стоящую за прилавком юную симпатичную темноволосую девушку с большими карими глазами. Нина, оживленно жестикулируя, разговаривала с припозднившимся покупателем.
– Хороша! – после долгой паузы восхищенно воскликнул Питер и, обернувшись к Нику, уточнил: – А когда ей стукнет восемнадцать?
– Тебя это не касается! Даже и думать забудь!
– Ладно, Ник, не горячись. У тебя замечательная сестра, а про возраст я спросил просто так, из любопытства.
Раздражение Ника мгновенно улетучилось, он взглянул на приятеля и широко улыбнулся. Питер Макдональд... Они были знакомы более четверти века, вместе росли, учились, играли в футбол, дрались, лазали по стройкам, рисовали на стенах. Питер очень изменился за последние годы, и Нику было печально признаться в этом даже самому себе. Куда делся былой юношеский задор, исчезли жизнерадостность, непосредственность? В глубине души Ник продолжал любить Питера, многое прощал ему, но все чаще ловил себя на мысли, что человек, с которым он дружит, не Питер Макдональд, его закадычный приятель, а кто-то другой, малознакомый, даже чужой.
Элегантное пальто из тонкой дорогой английской шерсти, белоснежный носовой платок, вычурная речь, нарочито небрежные жесты, манерность, желание казаться умнее и значительнее других... Откуда все это взялось? И все-таки Ник любил Питера, точнее – привык за долгие годы видеть в нем лучшего друга. Ник с грустью сознавал, что Питер все больше отдаляется от него, и поэтому, наверное, испытывал потребность в общении с ним, хотя тот все чаще и чаще вызывал раздражение.
– Геркулес, тяпни этого парня за ногу, – сказа Ник, переводя взгляд на любимого пса.
Питер наклонился к английскому бульдогу, почесал его за ушами, и тот, блаженно закрыв глаза, всей своей тяжестью навалился ему на ногу.
– Да он умнее тебя и знает, кого надо кусать, – усмехнулся Питер. – Ладно, Ник, иди один, а я загляну к вам отведать ваш фирменный сандвич как-нибудь в другой раз. И не забудь передать Нине, что она мне очень нравится. Славная девушка. – Он похлопал Ника по плечу. – Ну, я пошел. Пока.
Питер поправил узел галстука, стряхнул невидимую пылинку с пальто и пошел прочь с высоко поднятой головой. Ник проводил его долгим взглядом и, когда Питер скрылся за углом, пробурчал под нос:
– Питер Макдональд при исполнении... В его надежных руках безопасность города.
«Не сомневаюсь, очень скоро он станет лейтенантом, – мысленно добавил он. – А в ближайшей перспективе – начальником полиции. Ну и ладно. Меня это не касается».
Он распахнул дверь, Геркулес рванулся в магазин, и Ник поспешил за ним, усмехаясь своим глупым мыслям. Наверное, его мать права, утверждая, что мальчики, вырастая и превращаясь в мужчин, продолжают в душе оставаться детьми. Да... его мудрая мама, итальянка, от нее Ник унаследовал смуглую кожу, жизнерадостный нрав и любовь к итальянской пище. Отец-ирландец наградил сына светлой густой шевелюрой и выразительными ярко-зелеными глазами. А вот младшая сестра Нина, которой так восхищался Питер, выглядела типичной итальянкой: смуглая, темноволосая, с большими блестящими карими глазами и густыми пушистыми ресницами. Ник и Нина часто подшучивали друг над другом: Ник называл младшую сестру итальянкой, а она его – ирландцем.
Ник подошел к прилавку, за которым стояла Нина, и узнал в мужчине, с которым она разговаривала, их постоянного покупателя – Альфредо Марино. Каждый вечер этот пожилой господин наведывался к ним в магазин и всегда покупал сандвич с горячим пастрами[1]. Он неизменно являлся за минуту до закрытия магазина, просил, а иногда даже требовал продать ему товар со скидкой, мотивируя это тем, что к вечеру он черствеет. Скидку Альфредо Марино за пятнадцать лет не получил ни разу, но это не умерило его пыла.
– Вы же видите, пастрами подвяло. – Сеньор Марино, вертел в руках сандвич и подозрительно оглядывал его со всех сторон.
Нина выразительно закатила глаза, и ее губы искривились в презрительной усмешке.
– Сеньор Марино, с вас четыре доллара семьдесят пять центов, – произнесла она, делая вид, что не замечает подмигиваний старшего брата.
Геркулесу надоело топтаться на месте, он рванул поводок и хотел броситься к прилавку, откуда доносились столь восхитительные мясные запахи, но Ник удержал его.
– Потерпи еще немного, приятель, – наклонившись к уху пса, прошептал он. – Слышишь, какой у них серьезный разговор?
Геркулес обиженно засопел и с недовольным видом уселся на пол.
Альфредо Марино протянул Нине банкноту в пять долларов, и тут до него с опозданием дошло, что цена сандвича, оказывается, повысилась.
– Минуточку... Вы сказали, четыре семьдесят пять? – возмущенно переспросил он. – Я не ослышался? Как прикажете это понимать?
– Так и понимать! – отрезала Нина.
– Но это же на десять центов дороже, чем вчера!
– Совершенно верно, – холодно отозвалась Нина. – С сегодняшнего дня сандвич стоит на десять центов дороже.
– Но... как же так? Позвольте... С каких это пор?
– С тех самых пор, как моя мама решила брать плату за пластиковую упаковку. Должна же торговля приносить хоть какой-нибудь доход.
– Возмутительные порядки! – Марино побагровел. – Подумать только! Я – ваш постоянный покупатель, хожу сюда много лет, а вы вместо того, чтобы делать скидку, грабите меня? Просто наглым образом залезаете ко мне в карман!
– Сеньор Марино... – сквозь зубы процедила Нина, и Ник, наблюдая за ней, беззвучно засмеялся. Он хорошо знал вспыльчивый нрав своей младшей сестры и отчетливо представлял, какой скандал сейчас разразится, если покупатель не покинет магазин. – С сегодняшнего дня сандвич будет стоить четыре доллара семьдесят пять центов. А если вас это не устраивает, неподалеку находятся еще три магазина и вы можете ходить туда. Выбор за вами.
Марино так яростно стукнул кулаком по прилавку, что зазвенели жестяные банки с печеньем, а одна покатилась и ударилась о кассовый аппарат.
– Но я же не ем эту чертову упаковку! – крикнул он. – Почему я должен за нее платить?
Терпение Нины иссякло. Она схватила пустую упаковку и затрясла ею перед багровым лицом возмущенного покупателя.
– А это ваше дело – есть ее или выбрасывать! – заорала она. – Меня это не касается!
Атмосфера накалилась до предела, скандал разгорался. Сеньор Марино побелел, его губы задрожали, и Ник решил, что пора вмешаться. Он шагнул к прилавку, и Геркулес, забыв, что ему велели сидеть и ждать, рванулся за хозяином. Прилавок источал такие восхитительные мясные ароматы!
– Нина, успокойся. – Ник подошел к сестре и взял ее за руку. – Это пустяковый вопрос, и мы легко его уладим. Сеньор Марино – наш хороший знакомый, постоянный клиент. – И, обратившись к покупателю, с улыбкой предложил: – Давайте я заплачу за упаковку?
Ник достал из кармана монету в десять центов, положил на прилавок перед сестрой, демонстративно не замечая ее пылающего гневом взгляда.
– Ну нет, вы не должны... – смущенно пробормотал Альфредо Марино. – Это ни к чему.
– Почему же? Мне приятно заплатить за вас, сеньор Марино. – Ник помолчал и добавил: – Давайте я несколько недель буду оплачивать вашу упаковку?
– Нет, что вы, мне неловко...
– Все нормально! Я буду платить за упаковку, а вы потом угостите меня пивом. Договорились?
Покупатель растерялся. Было очевидно, что в нем сейчас борются два чувства: достоинство и желание сэкономить. Какое победит, догадаться было нетрудно.
– Это очень любезно с вашей стороны, Николас. – Марино широко улыбнулся. – Вы очень хороший молодой человек. – Он презрительно покосился на Нину. – Передайте вашей маме, что она воспитала хорошего сына и может гордиться им.
Сеньор Марино направился к выходу, Нина проводила его ненавидящим взглядом, дождалась, когда за ним закроется дверь, взмахнула руками и возмущенно заговорила:
– Старый придурок! Много о себе понимает! Является сюда каждый вечер за минуту до закрытия и держит меня за прилавком лишних десять минут, постоянно выклянчивая скидку. А теперь еще недоволен, что мы стали брать десять центов за упаковку. Господи, какая мелочность!
Ник ласково провел ладонью по пышным волосам сестры.
– Нина, успокойся. Я спешил домой к своим двум любимым женщинам, а одна из них, вместо того чтобы обрадоваться моему приходу, раздражается и злится. Ну перестань. Черт с ним, с этим Марино. Лучше поцелуй своего старшего брата.
Нина встала на цыпочки, обняла Ника и поцеловала в щеку. Улыбнулась и торопливо направилась к входной двери, чтобы повесить табличку «Закрыто». Вернулась к прилавку, около которого уже сидел Геркулес, потрепала его по голове и принялась собирать непроданный товар.
– Ты куда-то спешишь? – поинтересовался Ник.
– У меня свидание.
– Так...
– Бобби зайдет за мной в половине десятого.
– А кто такой Бобби? – насторожился Ник.
– Бобби? – усмехнулась Нина, пристально глядя на брата. – Тот самый парень, которого ты недавно отправил в участок якобы за хулиганство.
– А, припоминаю. Такая противная физиономия. Он панк?
– Тебе все мои друзья кажутся панками!
Ник снял куртку, повесил на спинку стула, а потом, взяв тряпку, начал протирать обитый старым линолеумом прилавок.
– Уж наверное, я как-нибудь отличу панка от приличного парня. Смотри, Нина, будь с ним поосторожнее.
– Ладно, не переживай. Бобби – хороший, надежный парень.
Ник собрал остатки продуктов в большой пластиковый пакет и отнес его к входной двери. Каждый вечер, через несколько минут после закрытия, в магазин приходили люди из общественной организации помощи бездомным, забирали пакет и относили уличным бродягам. Мать Ника и Нины не могла допустить, чтобы добро пропадало, особенно если в нем нуждаются бедные и бездомные. Ник взглянул на часы.
– Нина, уже четверть десятого, – сказал он. – Поторапливайся, иди переодевайся, а то опоздаешь на свидание к своему Бобби.
– Да, но... мне надо все здесь прибрать.
– Иди, я сам всю сделаю.
– Правда, Ник?
– Да, и скажи матери, что я поднимусь к ней через десять минут.
– Ник, большое спасибо! – Нина сняла фартук, бросила в стоящую под прилавком корзину, направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, где находилась квартира, на секунду задержалась и снова повторила: – Ник, спасибо, ты замечательный брат.
– Давай поторапливайся. Только не забудь потом заглянуть сюда, чтобы я на тебя посмотрел.
– И чтобы я выслушала наставления старшего брата, – лукаво отозвалась она, поднимаясь по лестнице.
Через пятнадцать минут Нина вернулась, подошла к Нику, покрутилась перед ним, и он невольно залюбовался ею. Какая у него все-таки красивая младшая сестра! Из скромной юной продавщицы, целый день стоящей за прилавком, Нина превратилась в прелестную девушку, от которой невозможно было отвести взгляд. Выразительные карие глаза, темные пышные волосы, прекрасная фигура... Узкая черная кожаная мини-юбка, соблазнительно облегающая бедра и открывающая длинные стройные ноги в черных колготках, туфли на шпильках, тигровой расцветки шелковая блузка с глубоким вырезом.
– Ну, как я тебе? – улыбаясь, спросила Нина.
– Сногсшибательно! – искренне признался Ник, скармливая Геркулесу очередной кусок пастрами. Быстро проглотив мясо, пес поднял голову и тоже с интересом оглядел хозяйку. – По-моему, тебе следует снова подняться наверх и переодеться, – сказал Ник. – Выглядишь ты великолепно, но будешь слишком привлекать мужские взгляды.
– Пусть смотрят!
Ник достал из корзины фартук и с шутливым видом протянул сестре.
– Может, наденешь поверх мини-юбки?
– Еще чего!
– Но в столь соблазнительном наряде появляться на улице небезопасно. Возьми с собой Геркулеса.
Пес, услышав свое имя, поднял голову и завилял коротким хвостом.
– Нет уж, обойдусь без Геркулеса. Он наелся и хочет спать. Толку от него никакого.
– Зато у него вид внушительный! Ладно, не хочешь идти с собакой, тогда наберись терпения и выслушай наставления старого, умудренного опытом брата.
– Знаю, знаю, что ты мне скажешь. – Нина вытянула вперед руку и начала загибать пальцы. – Будь осторожна, ходи только по хорошо освещенным улицам, крепко держи сумочку, прижимая к груди, не пей вино, не кури, не вздумай пробовать наркотики. – Нина притворно вздохнула и закатила глаза. Пальцев на обеих руках не хватит. – Не позволяй Бобби распускать руки и, уж конечно, не смей ложиться с ним в постель. В общем, мне нельзя делать ничего такого, что делал мой любимый умный старший брат в юности. Я ничего не упустила, Ник?
– Нет, память у тебя хорошая.
Он порылся в карманах, отыскал упаковку презервативов и с серьезным видом вручил сестре.
– Нина, ты, конечно, хорошая девочка, но... всякие могут возникнуть обстоятельства...
– Ник, я все поняла, – улыбнулась она, беря упаковку и быстро пряча в сумочку. – Не волнуйся.
Ник снова оглядел сестру и в который раз подумал о том, какая она юная, привлекательная, свежая, очень похожая на их мать в молодости. Неудивительно, что много лет назад их отец-ирландец без памяти влюбился в юную Розмари и продолжал пылко любить ее до самой смерти.
– Будь осторожна, Нина, – повторил Ник. – Будь осторожна.
– Ладно, я побежала! А то Бобби меня уже заждался. – Она поцеловала брата и направилась к двери.
– Передай своему панку, что если он позволит себе хотя бы французский поцелуй, то я снова загребу его в полицию! – крикнул Ник вслед удаляющейся сестре. – Я ему такое устрою...
Никто никогда бы не догадался, что велосипедист в красно-зеленой униформе разносчика пиццы, едущий по Пятой авеню, – расчетливый, хладнокровный убийца. Вот если только кто-нибудь пристально посмотрел бы ему в лицо и встретился с ним взглядом... Лицо его было предельно сосредоточенным, в глазах полыхали злые огоньки, не оставляющие ни малейшего сомнения в том, что этот человек мнит себя хозяином Вселенной, имеющим безусловное право распоряжаться людскими судьбами.
Он уже все для себя давно решил, наметил цель, тщательно и детально продумал свой дьявольский план. Кого, где, когда и как... Разработка плана всегда особенно хорошо ему удавалась и доставляла истинное удовольствие. Правда, порой одолевали сомнения и он с тревогой думал, не возникнут ли на сей раз какие-нибудь непредвиденные обстоятельства или случайные досадные промахи. А если он не сумеет довести намеченное дело до конца – очередное звено в длинной цепи, которое необходимо замкнуть для выполнения его жизненного предназначения? Его схватят, застрелят, погубят... Но размышлять об этом было невыносимо тяжело, и убийца утешал себя тем, что до сих пор ему все удавалось. Еще бы, ведь не каждый обладает мужеством отнимать человеческие жизни, распоряжаться ими по собственному усмотрению! А он этим качеством владел в полной мере.
Убийца ставил перед собой подобную грандиозную цель не впервые и в будущем не собирался лишать себя привилегии, дающейся лишь существам высшего порядка: казнить или миловать. Убийца взглянул на часы: до осуществления намеченного плана осталось десять минут. Он управлял велосипедом неуверенно, даже неуклюже, и этот штрих явно указывал на то, что доставка пиццы – не его основная профессия. Тем не менее он упорно двигался вперед по Сорок девятой улице, лавируя между машинами и стараясь объезжать глубокие лужи, образовавшиеся после обильного дождя. Его велосипед вилял, один раз даже заехал на часть дороги, предназначенную для такси; водитель поравнявшейся с ним машины возмущенно засигналил, но убийца махнул рукой. Мол, все нормально, приятель.
Он направлялся к кварталам, расположенным в верхней части города, где проживала намеченная им жертва. Убийца думал об оружии, приятно оттягивающем карман, мысленно ощупывал его, трогал, сжимал. Все в порядке, он прекрасно выполнит намеченный план.
Он подъехал к старому каменному дому, слез с велосипеда и привязал его цепью к металлическим перилам. Взглянул на окно третьего этажа: свет неяркий, приглушенный, зеленоватого оттенка. Ясно, хозяин смотрит телевизор. Эта простая догадка заставила убийцу улыбнуться. Впервые за сегодняшний, уже заканчивающийся день.
Любопытно, что он там смотрит? Уж не знаменитое ли шоу? Несомненно, именно это шоу. Тонкая ледяная усмешка тронула губы убийцы. Нет, правда смешно. Ирония судьбы: человек, которому вот-вот суждено умереть, смотрит шоу, где...
Убийца достал из большой черной сумки, привязанной к багажнику велосипеда, плоскую квадратную коробку с пиццей, поднялся по ступеням и остановился у переговорного устройства. Рука в черной тонкой кожаной перчатке потянулась к кнопке.
– Что вам угодно? – раздался из переговорного устройства недовольный хрипловатый мужской голос.
– Я принес ваш заказ. Большая пицца с колбасой и специями.
– Вы ошиблись, я не заказывал пиццу!
– Номер вашей квартиры 369?
– Да.
– Значит, я не ошибся. Пицца заказана именно в вашу квартиру, все оплачено, включая доставку, но если вы отказываетесь...
– Заплачено? – хрипло переспросил мужчина.
– Да, вот квитанция, в ней все указано, но если вы...
– Поднимайтесь.
Убийца вошел в подъезд, придерживая правой рукой коробку с пиццей, лежащую у него на плече, другая скользнула в карман форменной куртки и нащупала орудие убийства, которое он выбрал для сегодняшней жертвы. Цепкие гибкие пальцы крепко обхватили оружие, и убийца, прислушиваясь к собственным ощущениям, с удивлением отметил, что абсолютно спокоен. Он собран, руки не дрожат, голова ясная, мысли не путаются. А впрочем, ничего удивительного: практика – великая вещь!
Он снова взглянул на часы.
«Тебе осталось жить на этом свете две с половиной минуты, – мысленно обратился он к мужчине, живущему в квартире на верхнем этаже. – Всего две с половиной минуты. Отсчитывай и жди конца».
Глава 3
– Я рада, что ты заменил своей младшей сестре отца, Ник, – сказала Розмари О'Коннор, с усталым видом ложась на кровать и тяжело вздыхая.
Ник поднял подушку, вышитую матерью и украшенную ирландскими кружевами, сплетенными еще бабушкой О'Коннор, взбил и подложил под ноги Розмари. Пододвинул к кровати старое кресло с высокой спинкой, сел и взял руки матери в свои. Кожа на руках Розмари была истонченная, хрупкая, покрытая возрастными пигментными пятнами.
«Скольким же людям: членам семьи, покупателям, друзьям, соседям и бездомным бродягам – она готовила еду?» – подумал Ник.
У Розмари О'Коннор были такие же, как у Нины, карие глаза с густыми черными ресницами и пышные вьющиеся волосы. Через два месяца ей должно было исполниться шестьдесят, но ее яркая внешность в сочетании с душевной щедростью неизменно привлекала внимание людей и в том числе восхищенные мужские взгляды. Как они смотрели на Розмари, когда она спускалась вниз, в помещение магазина, и сама обслуживала покупателей!
– Я слышала отрывки вашего разговора с Ниной, – тихо промолвила Розмари, закрывая глаза.
Ник мгновенно вспомнил, как предостерегал сестру от множества неприятностей, вручая ей упаковку презервативов... Господи, значит, Розмари слышала! Он машинально взглянул на висевшее на стене, над спинкой кровати, распятие.
– Ну, видишь ли...
– Ник, я все понимаю, – приоткрыв глаза, улыбнулась Розмари. – Я знаю, вы с Ниной взрослые люди, но все равно за вас обоих переживаю. Как жаль, что ваш отец так рано ушел из жизни и не увидел, какими замечательными стали его сын и дочь!
– Да, мама, тебе очень не хватает отца, – тихо произнес Ник.
В его памяти всплыл образ любимого отца: высокого широкоплечего блондина с ярко-зелеными глазами, какие бывают только у ирландцев, и добродушной улыбкой. Каждое утро перед уходом на работу одетый в полицейскую форму отец заглядывал в комнату Ника, будил его, ласково похлопывая по плечу и улыбаясь. От отца приятно пахло туалетной водой «Олд Спайс» и мятной зубной пастой. Но пятнадцать лет назад, когда Нику исполнилось семнадцать лет, а Нине было всего два года, поздно вечером в магазин прибежал напарник отца и сообщил ужасную весть. В винный склад, расположенный в темном глухом переулке, забрались грабители, по срочному вызову примчалась патрульная машина, и в завязавшейся перестрелке был убит Райан О'Коннор.
– И знаешь, чего еще мне недостает, Ник? – спросила Розмари. – Отец всегда читал мне перед сном. Каждый вечер он брал в руки сборник ирландских рассказов и читал вслух. До сих пор у меня в ушах звучит его негромкий мягкий голос.
Ник посмотрел на старую, в потрепанном переплете книгу, лежащую на ночном столике, затем перевел взгляд на фотографию в серебристой рамке. Симпатичная молодая пара стоит около «форда» 1955 года выпуска – Розмари и Райан, будущие родители Ника и Нины. Фотография была сделана в самый счастливый момент их жизни – день свадьбы. Смеющийся молодой Райан О'Коннор, застенчивая миловидная Розмари в платье, плотно облегающем тонкую талию, юбка которого книзу расходится колоколом. Маленькая изящная шляпка-таблетка, белые перчатки... Лица молодой супружеской пары светятся счастьем, Райан и Розмари полны надежд и с оптимизмом смотрят в будущее.
Ник отвел взгляд от старой фотографии и покачал головой. Какими юными они были тогда, намного моложе его, нынешнего! Каждый вечер приходя в комнату матери и глядя на эту фотографию, Ник думал, что, возможно, и ему когда-нибудь улыбнется судьба, он встретит женщину, они полюбят друг друга и будут жить так же счастливо, как его родители, сохранив в душе свежесть чувств и новизну ощущений. Однако мелькали дни, бежали года, Ник встречался с разными женщинами, но ни одна не сумела или не захотела стать для него настоящим другом и верной спутницей жизни, какой Розмари всегда была для Райана О'Коннора. Неудачи на любовном фронте, очевидно, ожесточили сердце и душу Ника, и порой он стал замечать, что постепенно превращается в циника и пессимиста. В моменты, когда становилось особенно обидно за свою жизнь, Ник утешал себя тем, что такой идеальной, возвышенной любви, как у Розмари и Райана, в современное сложное, стремительное время не бывает – люди изменились, стали другими их надежды и ожидания.
– Я не обладаю жизнерадостным нравом отца, – сказал Ник, – и не умею читать с выражением, но если хочешь, прочту тебе несколько страниц.
– Пожалуйста, Ник, – улыбнулась Розмари.
Он взял со столика книгу, раскрыл на первой попавшейся странице и начал читать. Розмари закрыла глаза, и через несколько мгновений черты ее лица разгладились, дыхание стало спокойным и ровным. Она заснула. Ник дочитал до конца страницы, закрыл книгу и вслушался в наступившую тишину, нарушаемую лишь мерным ходом настенных часов и глухим урчанием воды в радиаторе. Затем он положил книгу рядом с фотографией и взглянул на часы. Наступила полночь. Внизу хлопнула входная дверь: вернулась со свидания Нина.
Ник заботливо укрыл Розмари одеялом, наклонившись, нежно поцеловал в щеку и еле слышно произнес:
– Спокойной ночи. Пусть тебе приснится наш отец.
Он бесшумно вышел из комнаты, пересек холл и направился к себе. Квартира Ника состояла из гостиной, спальни, кухни, которой он никогда не пользовался, и ванной комнаты. «Медвежья берлога», «убежище старого холостяка» – так называла его жилище Нина, и она была права. Но ему нравилось здесь жить, он привык к царящему в комнатах беспорядку, точнее – такому расположению мебели и других вещей, которое было удобно ему как хозяину. Собственно, мебели как таковой в гостиной у Ника почти не было. Тахта, часто служившая временным пристанищем для засидевшихся допоздна приятелей и коллег Ника, старое отцовское кресло, в котором он так любил сидеть по вечерам, и журнальный столик. Значительную часть комнаты занимали книги. Они были повсюду: на полках у стен, на полу, на подоконнике и даже служили подставками под шаткие ножки журнального столика. Детективы, беллетристика, научная фантастика, триллеры, классика, специальные издания, помогающие Нику в его нелегкой полицейской службе...
