Текст книги "Темное зеркало"
Автор книги: Соня Мэсси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
Вокруг Элизабет и Франциска уже начали собираться люди в предвкушении разгорающегося скандала.
– Где Броди? – повторила Элизабет, оглядываясь по сторонам.
– Элизабет, дорогая, я тебя слушаю! – раздался насмешливый хрипловатый голос Ярборо, усиленный микрофоном. – У тебя появились какие-нибудь свежие идеи и ты хочешь ими со мной поделиться?
– Броди, о каких свежих идеях ты говоришь? – возмущенно воскликнула Элизабет. – Почему вы снова изменили сценарий? Разве он был о вульгарной крашеной блондинке в ярко-красном платье, убивающей своего больного мужа ради денег? По-моему, я сочинила историю о несчастной пожилой паре, поставленной перед жестоким выбором! Откуда взялось это дурацкое платье, покачивание бедрами, пышная грудь?
– Мне, например, очень нравится, как Синди соблазнительно покачивает бедрами, – хмыкнул Броди. – И уверен, мужская часть телеаудитории тоже будет в восторге.
– Нет, я не понимаю, что мы здесь снимаем? «Темное зеркало» или «Синди, виляя бедрами, идет убивать мужа»? – возмутилась Элизабет. – Броди, ответь мне, что происходит?
Члены съемочной группы, окружившие Элизабет и Франциска, начали перешептываться и посмеиваться, но режиссер предостерегающе поднял руку, и мгновенно наступила тишина.
– Броди, ну как может женщина, отважившаяся сделать мужу эвтаназию, явиться в больницу в красном коротком платье? – негодующе спросила Элизабет. – Мало того что это пошло, так еще и нелогично. Чем вы руководствуетесь, снимая эту чушь?
– Прежде всего рейтингом. А дурной вкус или хороший – дело десятое. Главное, чтобы нашим телезрителям нравилось. А им это нравится, о чем и свидетельствует высокий рейтинг нашего шоу.
– Броди, ты недооцениваешь зрителей! – возразила Элизабет. – Возможно, кого-то и привлекает эта пошлость, но не всех, далеко не всех. Зрители – не тупицы, как ты думаешь, и, показывая им эту чушь, ты просто оскорбляешь их.
– О каких оскорблениях ты говоришь? – рассмеялся Броди. – Да если хочешь знать, этот эпизод с блондинкой нравится и нашей съемочной группе! Вот так-то, уважаемая леди.
Элизабет растерянным взглядом скользнула по лицам окруживших ее людей, словно ища поддержки, но те опускали головы или отходили. Значит, Броди, прав? Им тоже наплевать на то, что трагическая история о пожилой супружеской паре, поставленной перед невероятно тяжелым нравственным выбором, превратилась в откровенную пошлость с традиционным набором: вызывающе короткое платье героини, виляние пышными бедрами, пухлые, вульгарно накрашенные алые губы?
Элизабет высоко подняла голову и пошла по коридору к своему офису. Ладно, разговор с Броди еще не закончен, она выскажет ему все, что думает о нем и о его самоуправстве! В тишине, нарушаемой лишь удаляющимися шагами Элизабет, снова зазвучал громкий голос Броди Ярборо:
– На сегодня все. Можете расходиться по домам, мои дорогие мальчики и девочки. Тебя, Синди, я попрошу остаться. Завтра с утра продолжим съемки эпизода. Надеюсь, к этому времени наша уважаемая сценаристка успокоится и придет в себя. – Раздался хриплый смешок, и микрофон отключился.
«Придет в себя и успокоится», – мысленно повторила Элизабет.
Господи, иногда ей так хотелось сочинить сценарий, в котором сценаристка по ходу действия убивала бы отвратительного продюсера, внешне очень напоминающего Броди Ярборо. И зрители, посмотрев этот эпизод, одобрительно кивали бы головами, полностью соглашаясь с тем, что таким мерзавцам, как этот продюсер, не место на земле, среди обычных, нормальных, порядочных людей. А может, и правда сочинить нечто подобное?
Когда Элизабет вошла в приемную, где за столом сидела Касс, ее ярость немного стихла, но лицо все еще пылало, а руки были сжаты в кулаки. Касс подняла голову от бумаг и посмотрела на свою любимую подругу. В ее взгляде Элизабет уловила и сочувствие, и удивление.
– Он продолжает портить мои сценарии, превращая их в дешевку и пошлость, – сообщила Элизабет, проходя мимо Касс в свой кабинет и останавливаясь посередине.
Рабочий кабинет, обставленный Элизабет в соответствии с собственным вкусом, обычно успокаивал ее, создавая иллюзию дома. Но сегодня даже элегантный интерьер кабинета бессилен был помочь ей справиться с глухим раздражением и досадой. Разделаться бы с этим наглым, самодовольным Броди! Наказать его, заставить считаться с ее мнением!
– Знаешь, что я сейчас увидела на съемочной площадке? – взволнованно обратилась Элизабет к вошедшей в кабинет Кассандре. – Ты не поверишь, они снова самым бессовестным образом переделали мой сценарий! – Она села за стол-бюро и нервно сцепила пальцы.
– Почему же не поверю? – усмехнулась Кассандра, останавливаясь около стола. – Бад уже позвонил мне и обо всем рассказал. Так что я в курсе, как вы опять сцепились с Броди.
– Бад? – удивилась Элизабет. – Выпускающий менеджер позвонил тебе и обо всем доложил? Любопытно...
– А что здесь странного? Разве мы не можем с ним немного посплетничать?
– Касс, я не знаю, что мне делать. Разрывать с ним контракт и уходить?
– Уходить, – с улыбкой ответила подруга, взглянув на часы. – Только не от Броди, а домой. Время уже позднее, сколько можно торчать здесь?
Элизабет кивнула и начала нервно выдвигать ящички своего стола.
– Да, пора уходить, вот только я не могу отыскать...
Касс улыбнулась и сняла со спинки стула пиджак Элизабет, под которым висела дамская сумочка. Взяла ее и протянула подруге.
– Да, дорогая, ты и впрямь заработалась. Даже не помнишь, куда кладешь свои вещи.
– Касс, спасибо! Я действительно сегодня не в себе. Просто голова кругом вдет.
Кассандра взяла папку, лежащую на столе Элизабет, раскрыла ее и сказала:
– Вот твоя речь на завтрашнем банкете по случаю вручения премий. Не забудь ее.
– Ой, а я действительно забыла... Слушай, Касс, мне ведь придется появиться там в вечернем платье.
– Не беспокойся, твоя «мамочка» обо всем позаботилась! – бодро ответила Кассандра, распахивая стеклянные французские двери, за которыми находился большой платяной шкаф. Она сняла несколько висевших на вешалках нарядов. – Вот, взгляни, какое тебе больше нравится?
Элизабет осмотрела атласное платье, потом шифоновое и, наконец, остановила выбор на элегантном черном узком бархатном платье, лиф которого был украшен серебряными нитями.
– Я пойду на банкет в этом.
Кассандра сложила и спрятала платье в пластиковый пакет.
– Пожалуйста, не забудь его!
– Касс, что бы я без тебя делала?
– Ты забывала бы свои сумки, текст по случаю вручения премий, теряла ключи... – с улыбкой начала перечислять Кассандра. – Я даже не уверена, вспоминала бы ты о том, что зимой надо выходить на улицу в пальто.
– Я тоже не уверена, – улыбнулась Элизабет. – Но сегодняшний день – действительно сумасшедший. Знаешь, этот Броди просто бесит меня. Он...
– Все, дорогая, все! – прервала ее подруга. – Рабочий день давно закончился, о Броди больше ни слова, умоляю тебя!
– Я только хочу сказать, Касс, что он не имеет права так бесцеремонно обращаться с моими сценариями.
– Элизабет, успокойся. Броди – самоуверенный осел, но давай хоть на время забудем о нем. Пойдем к Донахью, посидим, выпьем, повеселимся!
– Касс, тебе бы только пить и веселиться, – покачала головой Элизабет. – Разве от этого проблем станет меньше? – Она взяла пальто и сумку и направилась к двери.
– Проблемы, может, и останутся, а вот настроение поднимется! – возразила Кассандра, следуя за ней. – И заняться сексом с симпатичным ковбоем я всегда рада! Разве ты меня не знаешь? – подмигнув, добавила она.
«О Господи, опять они, – тоскливо подумала Элизабет, выходя из здания и останавливаясь перед группой демонстрантов, преградивших ей путь. – Каждый день одно и то же...»
Сегодня вечером митинговать против секса и насилия, якобы пропагандируемых в «Темном зеркале», пришло намного больше людей, чем обычно. Их лица были хмурыми, в глазах мелькала твердая решимость добиться своего: запретить показ по телевизору безнравственного шоу и строго наказать сценаристку и ведущую. Лидер митингующих, импозантный, с благородной сединой преподобный Тэггерти, заметив Элизабет и Кассандру, решительно двинулся им навстречу. Он уже раскрыл рот, чтобы высказать Элизабет очередные упреки, но она резко вскинула руку и жестом остановила его.
– Преподобный Тэггерти, я ничего не хочу слушать. Сейчас не время вступать в диалог.
– И тем не менее, мисс Найт, я вынужден снова взывать к вашей совести и здравому смыслу. Вы перешли все границы дозволенного, вы катитесь в опасную пучину безнравственности.
– Позвольте нам катиться туда, куда нам хочется! – усмехнувшись, громко воскликнула Кассандра. – Отойдите, дайте нам пройти!
– Не вмешивайтесь, когда я разговариваю с мисс Найт! – строго сказал преподобный Тэггерти, и неожиданно один из протестующих схватил Кассандру за рукав.
– Руки прочь! – крикнула она. – Тэггерти, если вы сейчас же не уберетесь и не прикажете своей пастве...
– Как вы смеете так грубить человеку, которому сам Господь Бог доверил говорить от своего имени? – возмутился второй демонстрант.
– Прочь с дороги! – продолжала Кассандра. – Надоело видеть ваши постные физиономии!
– Касс, прошу тебя, успокойся. – Элизабет взяла подругу за локоть. – Не связывайся с ними, не надо.
– Мисс Найт! – строго прозвучал голос лидера митингующих. – Я бы попросил вас объяснить вашей подруге, что...
– Преподобный Тэггерти, ни она, ни я не хотели обидеть вас или кого-либо из ваших последователей, – быстро заговорила Элизабет. – Я вам уже неоднократно повторяла: если вам не нравится наше шоу, переключайтесь на другие каналы, когда его показывают. Многоканальная система телевидения для того и создана, чтобы каждый мог смотреть то, что ему по вкусу. А теперь, пожалуйста, отойдите, дайте нам пройти. Мы очень устали и не имеем ни малейшего желания вступать с вами в пререкания.
Тэггерти смерил Элизабет и Кассандру надменным взглядом, сделал шаг в сторону и подал знак рукой демонстрантам. Они молча неохотно расступились, давая женщинам пройти.
– Да, после такой встречи необходимо выпить и разрядиться, – тихо промолвила Элизабет, обращаясь к подруге.
– Конечно! – обрадовалась Касс. – Пойдем быстрее. Лучше пить греховное пиво «Корона» у Майкла Донахью, чем слушать этих идиотов!
Хозяин заведения Майкл Донахью радостными приветствиями встретил Элизабет и Кассандру у входа и проводил к одному из столиков, подальше от многочисленных болельщиков регби, собравшихся у экрана телевизора и шумно обсуждающих ход матча. Майкл немного посидел с Элизабет и Кассандрой, выпил пива, а потом присоединился к посетителям, напряженно следящим за игрой. Донахью был страстным поклонником регби, и даже такие привлекательные молодые женщины, как Элизабет и Кассандра, не могли надолго отвлечь его от экрана телевизора.
Глядя на Элизабет, пьющую пиво через соломинку, Кассандра усмехнулась.
– Кто же пьет пиво маленькими глоточками? Так ты будешь цедить эту банку не менее часа. Или ты разлюбила пиво?
– Почему же? Пиво я люблю, но в небольших количествах.
– А вот я люблю виски «Джек Дэниелс» и веселых ковбоев! – громко рассмеялась Касс. – Мы, техасские девушки, все такие.
– Не сомневаюсь, – улыбнулась Элизабет. – Как говорят французы, о вкусах не спорят.
– Еще как спорят!
– В последнее время, насколько я понимаю, в роли веселого ковбоя выступает Бад? – улыбаясь, спросила Элизабет.
– Да, Бад – парень что надо.
– Значит, развлечения продолжаются... Вот только где вы находите солому, на которой тебе так нравится лежать в объятиях ковбоев?
– Ну, солома – это фигуральное выражение. Найти укромное местечко не трудно. На студии, когда никого нет, в кабинете и даже у тебя на столе.
– У меня на столе? – Элизабет едва не подавилась пивом.
– Если тебе это неприятно, скажи мне, и мы больше не будем!
– Касс, дело не в этом. Бад женат, и тебе должно быть известно, что спать с женатыми мужчинами...
– Когда мы с Бадом вместе, нам некогда спать! – весело перебила ее Касс. – Мы занимаемся любовью!
– Да, конечно, игра слов, однако... Касс, Бад никогда не оставит семью, неужели ты не понимаешь? Чем дольше будут длиться ваши отношения, тем больше ты будешь к нему привязываться, а когда вы с Бадом все-таки расстанетесь, тебя ждут страдания, поверь мне!
– Элизабет, не волнуйся! – беспечно махнула рукой Кассандра, сделав глоток виски. – Бад – замечательный парень, нам хорошо вместе, и думать о будущих страданиях я не собираюсь. Кстати, страдания закаляют характер, а женский особенно. И тебе тоже не мешало бы закрутить с кем-нибудь роман. Это очень тебя встряхнуло бы.
– Касс, возможно, страдания и закаляют характер, но пока мне что-то не хочется ни с кем заводить романы, – тихо ответила она, потягивая пиво.
– Любовные приключения очень украшают жизнь молодой женщины! – возразила Касс и, заметив входящих в бар двух мужчин, помахала им рукой. – Бад, мы здесь! – крикнула она.
Элизабет подняла голову и увидела направляющихся к их столику Бада и еще одного мужчину средних лет. Бад радостно улыбался, а его приятель, заметив известную телезвезду, смущенно отвел взгляд и опустил голову.
– Между прочим, он не женат, – шепнула Кассандра. – Отличный парень, ты бы присмотрелась к нему.
– Касс, так ты привела меня сюда знакомить с приятелем Бада? – В голосе Элизабет прозвучало раздражение. – Сколько раз я просила тебя... Я терпеть не могу, когда кто-то пытается распоряжаться моей судьбой! И тебе об этом хорошо известно!
– Я думала, мы отлично посидим вчетвером, выпьем, посмеемся, – пожала плечами Касс. – Что в этом плохого?
Элизабет схватила в охапку пальто, поднялась из-за стола и, демонстративно пройдя мимо Бада и его приятеля, поспешила к двери. У обоих мужчин разочарованно вытянулись лица.
Элизабет рывком распахнула дверь, и в помещение бара ворвался холодный, колючий ветер.
– Не обращайте внимания, – донесся до Элизабет голос Кассандры. – На нее иногда накатывает.
Ник с угрюмым видом следовал за владельцем пиццерии – папашей Джо – через кухню и коридор по направлению к его кабинету и думал о том, что никогда, никогда в жизни не стал бы покупать пиццу в этом заведении. Маленькая грязная кухня с закопченным потолком в разводах, грязными стенами в пятнах и плесени, обшарпанный линолеум мутного грязно-серого цвета, вытертый, тоже в жирных пятнах... Ник вспомнил стерильно чистую, сверкающую кухню своей матери, где готовилась еда для посетителей, и покачал головой. Ну и ну...
Папаша Джо раскрыл дверь своего кабинета, жестом предложил Нику войти, бросился к креслу, на котором валялись старые газеты, торопливо убрал их, провел ладонью по поверхности и предложил детективу сесть. Сам он устроился на стуле за своим рабочим столом, тоже заваленным всяческим хламом и бесконечными бумагами.
– Пожалуйста, садитесь, детектив О'Коннор, – любезно сказал он. – Я вас слушаю.
Ник покосился на кресло, молча сел и стал разглядывать хозяина пиццерии. Папаша Джо – мужчина средних лет, крепкого телосложения, в неопрятном фартуке, надетом поверх форменного костюма – нервно перебирал бумаги на столе, избегая встречаться с Ником взглядом.
– Скажите, вы знаете Грегори Джарвиса? – спросил Ник.
– Грегори Джарвиса? – На лице папаши Джо появилось озадаченное выражение. – Подождите, дайте вспомнить... Что-то знакомое. Да, точно, я слышал о нем. Он проживал неподалеку отсюда... Его убили, правда?
Ник кивнул.
– Так вы его знали?
– Нет, лично не знал, – пожал плечами хозяин. – В округе живет так много людей, всех и не упомнишь.
– Скажите, из вашей пиццерии доставлялась пицца мистеру Джарвису 29 ноября, в пятницу вечером?
– Не помню. Надо проверить по книге заказов.
Ник обвел глазами стол хозяина и еле заметно усмехнулся. Неужели в этом беспорядке он сумеет отыскать книгу заказов? И существует ли она вообще?
– Да, посмотрите, пожалуйста, по книге, – попросил он.
– Одну секунду!
Папаша Джо вскочил из-за стола, стал шарить глазами по наваленным бумагам и возмущенно бормотать про нерадивую секретаршу, которая уехала на выходные дни в Атлантик-Сити и больше не вернулась.
– Вот она! – удивленно воскликнул папаша Джо, вытаскивая из-под вороха бумаг старую засаленную тетрадь и радостно показывая ее полицейскому. – Вот она, сейчас мы проверим.
Он начал листать страницы, отыскал нужную и, подойдя к Нику, показал ему.
– Смотрите, заказа на адрес Грегори Джарвиса нет, – сказал он.
Ник пробежал глазами исписанную каракулями страницу и кивнул.
– Может, посмотрите еще раньше? – предложил хозяин. – Вот здесь, выше.
Ник кивнул, пролистал страницы, но ни нужного адреса, ни фамилии не обнаружил.
– Знаете, у нас столько клиентов, – с важным видом заметил папаша Джо. – Множество заказов... Разве всех упомнишь...
– Скажите, только разносчики вашей пиццерии носят форменные красно-зеленые куртки? – спросил Ник.
– Да, только они. Красно-зеленые форменные куртки – наш фирменный знак. А почему вы спрашиваете? – вдруг забеспокоился хозяин. – Знаете, у нас тут недавно произошел странный случай. Один из моих парней снял куртку, повесил на дверь, выходящую на задний двор, отлучился буквально на минуту, а когда вернулся, куртка исчезла! Представляете?
– Когда это произошло?
– Примерно неделю назад.
– И куртка так и не отыскалась?
– Нет, – развел руками папаша Джо. – Конечно, я понимаю, наши куртки – красивые, они многим нравятся. Но ведь ходить в ней по улицам не будешь! Сразу видно, что это униформа.
– Да, вы правы. – Ник достал из кармана визитную карточку и вручил хозяину. – Если вдруг эта таинственно исчезнувшая куртка все-таки найдется или вы что-либо вспомните, непременно позвоните мне, – сказал он, направляясь к выходу.
– Обязательно, детектив О'Коннор, обязательно. Я всегда рад помочь представителям закона.
«Да, как же, – хмуро думал Ник, проходя через грязную кухню. – Ты рад, что я не вызвал санитарную инспекцию, которая здорово бы тебя оштрафовала, а то и вовсе лишила лицензии».
Ник подошел к ожидающему его у двери Геркулесу, взял поводок, и они вышли на улицу. Садясь за руль своего джипа, Ник еще раз бросил презрительный взгляд на пиццерию папаши Джо и, обращаясь к бульдогу, сказал:
– Сегодня вечером получишь дополнительную порцию пастрами, приятель.
Без двух минут одиннадцать вечера убийца в белом халате, со стетоскопом на груди сидел перед телевизором в маленькой комнате номер 308 и не отрываясь смотрел на Элизабет Найт, заканчивающую очередную серию «Темного зеркала». Его пристальный взгляд скользил по ее прекрасному лицу, внимательно следил за точно выверенными, неторопливыми жестами. Убийца наслаждался, слушая звучный, глубокий голос Элизабет, и думал о том, как она восхитительна. Элизабет Найт... На мгновение у него возникло ощущение, что Элизабет почувствовала его взгляд, ощутила через экран телевизора. Так не бывает? Бывает, ведь она, сама того не подозревая, связана с ним тысячами невидимых тончайших нитей, и если он чувствует ее, как самого себя, значит, и у нее тоже могут возникать подобные ощущения.
Передача закончилась, начались вечерние одиннадцатичасовые новости. Убийца продолжал машинально смотреть на экран, с которого только что исчезло лицо прекрасной Элизабет, но голос диктора доносился до него отдаленно, как бы со стороны, он не вслушивался в слова. Страшная автокатастрофа на шоссе... Четверо погибло... Художественный фильм... Через несколько минут...
«Недоумки, – презрительно кривя губы и отрывая взгляд от экрана, думал убийца. – Страшная автокатастрофа... Что они знают о смерти и насилии? Ровным счетом ничего. Просто делают вид, что хорошо осведомлены, а на самом деле...»
Вот если бы они обратились к нему, он мог бы им о многом поведать. И об убийствах, и о насилии. Ведь, в сущности, ничего таинственного или мистического в акте убийства нет, и с каждым разом эта истина становится для него все очевиднее. Есть страх – сильный, животный страх быть схваченным, и все.
И вопросы, много тревожных вопросов. Как скоро они сумеют вычислить его, напасть на след? После того, что произойдет через несколько минут, это будет не очень сложно, тем более что расследованием очередного загадочного, леденящего душу убийства займется то же самое полицейское управление. И поручат это дело тому же самому детективу с противным бульдогом. Убийца почему-то не сомневался в этом. А этот полицейский – неглупый парень, он станет усердно копать, сопоставлять, прикидывать... Он его вычислит, непременно вычислит и начнет охоту. Да...
Убийца протянул руку и выключил телевизор. Он сунул руку в карман, проверил его содержимое и удовлетворенно кивнул. Все на месте: шприц с морфином, тюбик алой губной помады, тончайшие хирургические перчатки. А ведь не так просто было все это раздобыть, особенно шприц с морфином! Но когда за дело берется настоящий профессионал, ему всегда все удается.
«Ну? Готов? – мысленно обратился к себе убийца, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. – Все нормально? Тогда вперед!»
Он поднялся со стула, подошел к двери и приоткрыл ее. Дверь тихонько скрипнула, убийца вздрогнул и замер. Неподвижно постоял несколько секунд на пороге, затем осторожно выглянул в коридор и прислушался. Где-то вдалеке, очевидно в другом крыле коридора, санитар мыл пол. Звякало ведро, мокрая тряпка хлопала по кафельному полу.
«Все будет нормально, – с гордостью подумал убийца, натягивая тонкие хирургические перчатки – У меня все получится отлично. Жаль только, никто об этом не узнает. Похвалиться некому. Пока, во всяком случае...»
Он на цыпочках вышел в пустой коридор, сделал три шага, отделяющие его от соседней палаты номер 310, легко толкнул дверную ручку... На середине комнаты на кровати неподвижно лежал пожилой мужчина с закрытыми глазами. Убийца бесшумно приблизился к нему и вгляделся в его бледное, измученное, с запавшими щеками лицо. Руки пациента были обмотаны какими-то трубочками, отовсюду тянулись проводочки, в изголовье кровати стоял аппарат, по экрану которого тянулись волнообразные линии. На мгновение убийца ощутил жалость к тяжелобольному мужчине. Ему даже показалось, что тот похож на его деда... Но он тотчас же мысленно одернул себя: не время для жалости и сентиментальных воспоминаний!
Убийца наклонился к лежащему мужчине, тот открыл глаза и испуганно посмотрел на него. Но, увидев, что перед ним человек в белом халате со стетоскопом на груди, успокоился. Убийца точным, быстрым движением ввел иглу шприца в вену мужчины, затем выдернул ее и положил шприц на пол. Толкнул его ногой, чтобы тот закатился под кровать. Прибор в изголовье пациента запищал, зеленые волнообразные линии запрыгали, превращаясь в одну длинную прямую.
Убийца нервно оглянулся на дверь, вынул из кармана тюбик губной помады, открыл его. Наклонился к уже мертвому мужчине и мазнул алой помадой по его бледным губам. Убрал тюбик в карман, быстро подошел к двери, осторожно приоткрыл ее и высунул голову в коридор. Никого. Только звякает ведро с водой и хлопает тряпка по кафельному полу, но звуки доносятся уже отчетливее – значит, санитар очень скоро появится в этом крыле.
Убийца вышел, бесшумно закрыв дверь палаты, и быстрым легким шагом направился к лестнице. Итак, у него снова все получилось! Он сделал то, что намечал. План выполнен, операция проведена блестяще. Жаль, что вечерние одиннадцатичасовые новости уже закончились. Еще немного – и он уже сегодня стал бы главным героем уходящего дня. Но ничего, он станет им завтра. То есть пока еще не он, а его очередное кровавое деяние. И слава Богу, что не он лично. Его еще никто не вычислил, к счастью. Никто. Но даже если они его поймают – а рано или поздно это все равно случится, – он сдастся с чувством выполненного долга. Ведь все, что он совершал, он делал во имя Элизабет Найт. Ради ее бездонных голубых глаз, блестящих черных волос, тонкого, строгого, прекрасного лица... Все для несравненной Элизабет Найт. Ради нее он пойдет на все. Даже на смерть, ведь она того стоит.
Глава 8
Войдя в холл своего дома, Элизабет сразу же заметила маленький голубой конверт, лежащий на полу, и ее сердце заколотилось. Кошка Кэти радостно бросилась встречать хозяйку, но увидев незнакомый плоский предмет, остановилась около него и с подозрением обнюхала.
– Кэти... Я так и думала... – прошептала Элизабет, не сводя испуганного взгляда с голубого конверта. – Я знала, что... – Она наклонилась и осторожно, двумя пальцами подняла его.
Элизабет прошла на кухню, достала из ящичка нож и вскрыла конверт. Из него выпал листок бумаги с напечатанным текстом.
«Значит, он настолько осмелел, что решил написать мне послание? – с внезапной злостью подумала она. – Впрочем, ничего удивительного. Этого следовало ожидать. А почему, собственно, он? – вдруг спросила она себя. – Может, это кто-нибудь другой...»
Но кто другой? Дрожащими руками Элизабет развернула листок и прочитала отпечатанный на машинке короткий текст.
Дорогая Элизабет!
Я очень надеюсь, ты поймешь: все, что я совершил, я сделал ради тебя. Ты – необыкновенная, особенная женщина, и мне горько сознавать, что мои чувства к тебе не находят взаимности в твоей душе. Но надежда все равно остается, какой бы ничтожно малой она ни была. Когда-нибудь ты осознаешь, что мной двигала лишь безмерная, всепоглощающая любовь к тебе. Ты оценишь ее, и мы будем вместе. Навсегда.
– О Господи, – беззвучно прошептала Элизабет, бросая письмо на кухонный стол и выбегая из кухни. – Значит, он снова принялся за старое... Значит...
Она влетела в гостиную, бросилась к журнальному столику, схватила маленькую красную записную книжку и начала судорожно листать. Наконец отыскала нужную фамилию, села на диван, протянула руку к стоящему на журнальном столике телефону и набрала номер. Длинные гудки, один, второй, третий... Наконец на другом конце провода раздался негромкий, с ленивыми интонациями голос:
– Доктор Голком слушает.
– Здравствуйте, доктор. Это мисс Найт, надеюсь, вы меня не забыли?
– Мисс Найт? Да, конечно... Я вас слушаю.
– Только что я получила письмо от Дэвида Фергюсона, – выпалила Элизабет. – Хочу вам его прочитать.
– Пожалуйста...
Пока Элизабет читала послание, Голком внимательно слушал, не перебивая.
– Ну, что скажете, доктор? – с вызовом спросила Элизабет. – Вы продолжаете утверждать, что душевное самочувствие Дэвида Фергюсона в норме и его психика полностью восстановилась?
– А вы уверены, что письмо прислал именно он? – вдруг спросил доктор Голком.
– А кто же еще?
– Послание подписано?
– Нет.
– Но вы узнали его почерк?
– Оно напечатано на машинке.
– Почему же вы решили, что письмо написал непременно Дэвид Фергюсон?
– Как... почему? – опешила Элизабет, охваченная яростью.
Мгновенно перед глазами замелькали воспоминания и ощущения давно минувших дней: парализующий, ни на секунду не отпускающий страх, мрачное, тоскливое одиночество, бессилие перед тупыми полицейскими чинами, которым невозможно ничего объяснить. Ее бесконечные просьбы о помощи и их стандартный издевательский ответ: «Извините, но пока он не совершил никакого преступления, и нам нечего вменить ему в вину».
– Это письмо мог написать только Дэвид Фергюсон! – негодующе воскликнула Элизабет. – И вы тоже отлично это понимаете.
– Мисс Найт, не делайте поспешных выводов! – раздраженно бросил доктор Голком. – Вы – известная личность, привлекаете к себе всеобщее внимание, и написать вам это письмо мог любой из ваших фанатов.
– Но письмо подбросили под дверь! – возразила Элизабет. – А Фергюсону известен мой адрес!
– Мисс Найт, успокойтесь, не надо так волноваться. Даже... если на секунду допустить, что письмо действительно написал Дэвид Фергюсон, то уверяю вас, за этим не скрывается никакой угрозы. Обычное письмо, объяснение в любви, вот и все.
Слушая идиотские слова доктора, Элизабет крепко сжимала рукой телефонную трубку, и ее губы кривились в презрительной усмешке. Неужели Голком считает ее полной дурой и уверен, что она утешится подобными объяснениями? Поверит, что освобождение из заключения Фергюсона не таит для нее никакой опасности? Но ведь он уже сделал первый пробный шаг по направлению к ней! Он приблизился...
– Обычное объяснение в любви? – запальчиво крикнула Элизабет. – За кого вы меня принимаете? И вас, врача, даже не волнует то, что опасный хладнокровный убийца не без вашей помощи оказался на свободе? И теперь спокойно разгуливает по улицам нашего города, намечая следующую жертву? Вот что я вам скажу, доктор Голком: выступать в роли будущей жертвы я не намерена. И если я снова столкнусь с Дэвидом Фергюсоном, я убью его. Вы слышите меня, доктор? Убью.
– Мисс Найт... успокойтесь. Не бросайтесь такими страшными словами. Сейчас вы устали, ваши нервы напряжены...
Элизабет гневно швырнула телефонную трубку, не дослушав доктора Голкома. Для чего она вообще позвонила этому недоумку? А ведь ей сейчас необходимо подумать о том, что делать дальше. Как жить и что предпринять, чтобы обезопасить свою жизнь от посягательств сумасшедшего убийцы Дэвида Фергюсона.
Кэти бесшумно запрыгнула на колени хозяйки, а Элизабет закрыла глаза и начала ласково поглаживать ее шелковистую шерстку. Множество разных вариантов дальнейших действий закрутилось у нее в голове. Позвонить в полицию и сообщить о письме? Глупо, а главное, бессмысленно. Она уже имела печальный опыт общения с полицией десять лет назад.
Нанять охрану? Разумно, надежно, но ощущать себя каждую минуту под пристальным прицелом чужих равнодушных глаз? Неприятно. Может быть, позднее, когда...
Попробовать самой разыскать Фергюсона и поговорить с ним? О чем? Чтобы он оставил ее в покое? Бесполезно, он и слушать ничего не захочет. Убить его?
Перед мысленным взором Элизабет появилось большое, в позолоченной раме зеркало, откуда на нее смотрело множество лиц: молодых и пожилых, симпатичных и не очень, мужских и женских... Лица людей, волею судьбы оказавшихся в драматической, чрезвычайной ситуации и поставленных перед сложным выбором: отнять жизнь у человеческого существа, чтобы выжить самим.
«Вглядитесь в собственную душу...» Так она, Элизабет Найт, предлагает каждую пятницу своим многочисленным телезрителям. Теперь заглянуть в темный омут собственной души предстояло ей самой. Что она там видит? Пока ничего, лишь черную пустоту. Сможет ли она расправиться с хладнокровным убийцей Дэвидом Фергюсоном, если его безумие будет угрожать ее жизни? Возможно, очень скоро Элизабет узнает ответ на этот вопрос...
– О Господи, капитан, если вы решили сжить меня со свету, то у вас это неплохо получается, – закатив глаза, вздохнул Ник и стал барабанить пальцами по папке с документами, которую его начальник только что принес и положил на заваленный бумагами стол.
