Текст книги "Великая судьба"

Автор книги: Сономын Удвал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Скоро по всей округе поползли слухи: Ванданов женится на Жаргал. «Какое это несчастье – жить с человеком, который убил твоего шурина. Лучше умереть!» – возмущались девушки.

Жаргал, всей душой ненавидя Ванданова, не нашла иного выхода, как просить помощи и спасения у Хатан-Батора. Она надеялась, что полководец не даст в обиду женщину, которой грозит насилие. Несколько дней она искала случая встретиться с командующим. «До чего же я дошла, до какого унижения! – думала Жаргал. – Но что мне еще остается? Ведь если женщина отдается мужчине, который не возьмет ее в жены, она теряет честь – так говорила моя старшая сестра».

Так как Хатан-Батор издал приказ, строго-настрого запрещающий женщинам приближаться к лагерю, Жаргал попросила знакомого старика:

– Добейтесь аудиенции у Максаржава и передайте ему, что я хочу отомстить Вандан-Буряту за свою сестру, но не знаю, как это сделать.

– Эх, ты хочешь невозможного, дочка. Хатан-Батор и Ванданов живут рядом, и негоже им ссориться. Хатан-Батор ведь стал теперь полководцем армии барона...

– Не по своей воле пошел он на службу к барону. Так говорил мой покойный шурин. Отец, прошу вас, передайте мои слова Хатан-Батору. Чем умирать от рук Вандан-Бурята, лучше погибнуть от руки Хатан-Батора!

Девушка дала старику хадак и слиток серебра. «Привратник ведь, как известно, может оказаться жаднее хана». Старик положил хадак и серебро за пазуху и вышел. Он упросил одного из цириков доложить о нем Хатан-Батору, но так как Максаржав прилег ненадолго отдохнуть и Того не хотел его будить, он решил сам пойти к старику и обо всем его расспросить.

Старик слышал, что Того – самый близкий к полководцу человек и ни днем, ни ночью не расстается с ним. Он передал ему слиток серебра и хадак и изложил просьбу девушки.

– Серебро убери, уважаемый, если полководец захочет помочь, он сделает это и так, награды ему не надо. Подожди меня здесь.

Того ушел озадаченный. Как поступить? И тут ему попался навстречу командир Даржав. «Полководец не пожелает и слышать об этом деле, – решили они вдвоем. – А что, если мы сами, ничего не говоря Хатан-Батору, передадим этой девушке ответ?..»

– Она хочет отомстить Ванданову за сестру, а в конце концов подведет полководца! Так и надо ей сказать, – посоветовал Даржав.

– И еще я скажу старику, чтобы он приходил к нам и сообщал все, что услышит о Вандан-Буряте, – предложил Того.

– Нет, не стоит впутывать его в это дело, – возразил Даржав.

Того вернулся к старику и передал ему якобы слова Максаржава.

– Все понял. Да помилует его бурхан. Видно, Батор-ван хорошо знает Ванданова... – вздохнул старик и отправился восвояси.

* * *

По всей долине реки Чигэстэй пошли разговоры, что Ванданов удостоился титула гуна и что он собирается жениться на Жаргал. На пирушках у белогвардейцев Ванданов обычно пил кумыс, а тут приказал гнать арак – видно, и в самом деле готовилась свадьба...

Приближался надом. Богачи – владельцы породистых скакунов поставили их на выстойку, готовясь к бегам. Борцы из различных хошунов тоже готовились к состязаниям, где сойдутся сильнейшие. Между двумя речками уже поставили палатки и шатры для предстоящего празднества.

Максаржав приказал позвать двух командиров: Даржава и Ламжава.

– Передайте своим цирикам: во время надома чтобы я не видел ни одного пьяного. Тому, кто напьется, велю всыпать двадцать палок. Только к ужину разрешаю каждому дать по чашке арака. Запрещаю кому бы то ни было шататься по городу. И предупредите цириков, чтобы они держали этот приказ в тайне. А сегодня я посмотрю их изделия.

Услышав распоряжение Максаржава, все засуетились.

Хатан-Батор издавна завел такой порядок: в свободное время цирики выделывали ремни, узды и недоуздки, делали подпруги, плетки и прочее снаряжение. По приезде в Улясутай он приказал собрать в двух юртах умельцев – как из числа цириков, так и мастеров, прибывших из аймаков и хошунов, – и заставил их обучать остальных.

Часть изделий шла на продажу, а на вырученные деньги Максаржав приказал покупать все необходимое для самих же цириков.

Готовясь встретить командующего, цирики разостлали кошмы и разложили на них свои изделия.

– Жанжин появился. Уже вышел из своей юрты. Идет сюда!

Командиры и цирики, стоявшие возле своих палаток, подтянулись, оправили дэли. Цирики почтительно опустились на колени, приветствуя полководца.

– Встаньте! – приказал Хатан-Батор. – И покажите, кто что сделал. Да, поистине искусная работа! Эти круглые выпуклые бляхи, украшающие узду, наверняка сделал Лхагва из Западного хошуна. А это кресало и нож, очевидно, изделие Жамды? Хороша резьба!

– Жамда два месяца работал, – сказал командир. – И несколько человек помогали ему.

У двери другой палатки были разложены изделия из оленьего рога, из дерева, узорчатые чепраки и тюфяки. Закончив осмотр, Максаржав велел показать изделия цириков Ванданову. Затем он вызвал четырех самых искусных мастеров.

– Я отправляю вас обратно в ваши кочевья. Таких искусных умельцев преступно подставлять под вражеские пули. Вы должны передать секреты своего мастерства молодежи, следующему поколению, – сказал он и дал им документ о том, что они освобождены от воинской службы. Потом им были вручены награды, и они разъехались по своим аилам.

Каждый день солдаты Хатан-Батора и Ванданова собирались вместе на утреннюю и вечернюю поверку. Они выстроились в две шеренги друг против друга, монгольские цирики читали вечернюю молитву, а русские, закончив перекличку, стояли, дожидаясь их. Потом все расходились.

– Завтра начинается надом. Цирики должны показать себя, не уронить авторитет великой армии! – сказал Ванданов и, повернувшись к Максаржаву, добавил: – Я хотел бы, чтоб вы сообщили всем, что меня удостоили степени гуна и награды.

Максаржав удивленно посмотрел на него.

– Воины! – обратился он к цирикам и командирам, вытянувшимся по стойке «смирно». – Мы поздравляем полководца Ванданова, удостоившегося милости великого богдо и получившего титул гуна и желтую курму.

Цирики трижды прокричали «ура!». Ванданов сиял от радости.

Максаржав дал команду разойтись.

– За что Ванданова удостоили награды? – недоумевали все. – Может, за то, что пьянствовал, убивал и грабил?

– Просто после того, как сам барон удостоился награды богдо, этому тоже перепало.

– А знаете, в том, что эту новость объявил Хатан-Батор, скрыт какой-то смысл... Какие же все-таки заслуги у этого бурята Ванданова?

– Нам до этого нет дела. Раз богдо удостоил его награды, значит, так надо. Правда, когда Хатан-Батор получил новый титул и звание, он не оповещал всех об этом.

– Послушайте, – сказал один из цириков, – давайте найдем парочку коз да подоим их!

– И попьем сегодня чаю с молоком!

– Хотел бы я все-таки знать, что думает наш Хатан-Батор, станем мы воевать или нет? Лучше бы вернуться домой.

– С кем нам еще воевать?

– С гаминами.

– С гаминами, которых уже нет?

– Зачем же тогда готовят оружие, приводят в порядок обмундирование?

– Может, нам предстоит воевать с красными русскими?

– А ну, прекратить эти разговоры! – подал кто-то голос. – Тем, кто приехал сюда из хошуна Ачиты, лучше бы помалкивать!

– Из какого хошуна ты, что так строго поучаешь? Входи сюда. Мы, люди из хошуна Ачиты, хотим поблагодарить тебя за это поучение, – послышалось из палатки, и оттуда донесся дружный громкий смех.

Солнце садилось. Максаржав вышел из своей юрты, зашагал к зданию штаба, за ним по пятам шли двое цириков.

«Тяжело мне жить бок о бок с этим Вандановом. Но уж если наш повелитель богдо удостоил его своей милости, значит, я должен с ним считаться...» Ему вспомнилось, как, услышав о гибели Цултэм-бээса, он сказал Ванданову: «Да, вы победили опасного врага монголов. Теперь вас наверняка наградят титулом гуна». Но тот не понял намека и ответил: «Если это случится, я с величайшей благодарностью припаду к стопам великого богдо».

Войдя в одноэтажный домик штаба, Максаржав сел к столу. Дамдин тотчас же подал ему письмо в продолговатом конверте, на котором было написано: «Хатан-Батору Максаржаву от Су».

– Кто привез?

– Я не спросил, – ответил писарь и собрался было уйти, но Хатан-Батор окликнул его.

– Если впредь ты получишь подобное письмо, знай, что его категорически запрещается вскрывать или показывать кому-либо. Нарушишь запрет – получишь хороший нагоняй.

Дамдин вышел ненадолго и вернулся с хадаком в руке.

– Это вам, жанжин, прислали вместе с письмом.

Хатан-Батор принял хадак и распорядился:

– Позаботься о посыльном, который привез письмо, пусть хорошенько отдохнет.

Он вскрыл конверт.

«Почтенный Хатан-Батор-ван!

Уважаемый старший брат, я рад получить известие, что вы в добром здравии. Наши готовятся к перекочевке; как только мы поставим свою большую юрту, перевезем и вас, многоуважаемый старший брат. Говорят, сейчас мпого волков и собак. Надо приложить все силы, чтобы уничтожить и искоренить их всех, – тогда повсюду, на Востоке и на Западе, наступит спокойствие. Милостивый старший брат, прошу вас поберечь себя от опасных болезней. Когда придет время переезжать, вам поможет северный сосед. Думаю, что близко то время, когда мы с вами будем жить вместе в нашей большой юрте и осуществятся все наши планы. Постараюсь в скором времени послать вам радостную весть. С приветом, ваш ничтожный младший брат Су».

Максаржав, прочитав письмо, сразу же сжег его. Затем он вышел и направился в свою юрту. «Итак, они решили завладеть Хурэ, а Красная Армия обещала помощь...»

Тревожно было на душе у Максаржава, и не было рядом человека, с которым он мог бы поделиться своими сокровенными мыслями. Для всех он был «учитель», «жанжин» или «нойон». Даже самым близким друзьям он не мог сказать всего: если откроется тайна, которую ему доверил Сухэ, это будет стоить головы не только ему, но и многим другим. И Максаржав хранил молчание.

В последние месяцы он спал не более трех-четырех часов. С ним и прежде случалось такое – в дни сражений. Но обычно, победив врага и вернувшись после боев домой, он засыпал мертвецким сном и спал так несколько дней кряду. Теперь же, если ему и удавалось проспать часов шесть, это было уже много, хотя сои был тревожным и не приносил облегчения и покоя.

Хатан-Батор написал ответное письмо и на случай, если с письмом что-нибудь случится по дороге, велел устно передать Сухэ следующее:

– Скажи брату, что я приветствую и беспокоюсь о его здоровье. У меня все в порядке, мы готовы перекочевать в любую минуту. Желаю ему быстрее поставить большую юрту, поскорее устроиться. Пусть осуществятся все его планы и стремления.

Отправив гонца, Максаржав вызвал к себе командиров полков.

– Для охраны складов оружия посылайте поочередно из каждой палатки по одному цирику. Тех, кто будет участвовать в состязании борцов на надоме, предупредите, что, когда они станут бороться с цириками Ванданова, категорически запрещается давать повод для споров и ссор.

Дождавшись, когда командиры выйдут, Того сказал:

– Говорят, полководец Ванданов совершенно пьян. Просил вас пожаловать к нему после переклички.

Хатан-Батор спокойно выслушал его и распорядился:

– Пошли с кем-нибудь супруге покойного Цултэм-бээса подарок и хадак. Если ей нужно что-либо, пусть передаст через посыльного.

– А кого к пей послать?

– Пошли командира полка Ламжава и с ним Дэрмэна. Да скажи им, чтоб поскорее возвращались.

– Ладно, – кивнул Того и вышел. Вскоре он вернулся и рассказал: – Говорят, будто, когда наши цирики поют, солдаты, что живут в казарме слева, ругаются, заявляют, что им не по вкусу этот рев и что они его скоро прекратят..

– Кто это сказал тебе?

– Да нашлись такие люди...

– Не советую тебе с ними ссориться.

– Слушаюсь, жанжин.

– Дружище Бого, хоть ты меня зови по имени, а то все жанжин да жанжин... Я думаю, тебе надо ехать...

– Куда это?

– Раз Гунчинхорло жива, я думаю, тебе непременно нужно поехать повидать ее. Наверное, она вернулась в родные места. По дороге завернешь к нашим, расскажешь мне потом, как они там. Вот кончится надом, и надо тебе сразу же готовиться к отъезду. Хорошо бы тебе что-нибудь дать с собой, только вот никак не решу, что... Знаешь, что я думаю? Если меня убьют, ты станешь опорой моей семье.

– Как же вы тут будете жить без меня?

– Ну, что за беда! Здесь у меня немало хороших друзей. Обо мне не беспокойся. Поезжай, момент благоприятный.

– Если нас ждут новые сражения, то я никуда не поеду. Не скрою, я обрадовался, когда узнал, что эта женщина жива, и мне ее очень жаль, настрадалась она, бедняжка... Но я не собираюсь больше жениться, просто хотелось бы повидать ее, убедиться, что все у нее благополучно. А это я смогу сделать и после того, как кончатся наши бои.

– Так, так. Значит, ты беспокоишься обо мне? Конечно, мне без тебя будет трудно, но ведь я не маленький ребенок!

– Вот что еще я забыл вам сказать: те, что поселились в казарме слева, вчера пригнали соседских коней.

– Вот как! Грабят, грабят, и все им мало! Вот уж верно говорится: «У паршивой собаки и масло в желудке не задерживается!»

– В самом деле!

Максаржав прислушался. В тишине ночи откуда-то слева послышалось пение и женский смех. Он вышел из юрты, постоял немного, потом позвал одного из командиров и громко, чтобы все слышали, приказал ему:

– Иди и скажи: если эта женщина немедленно не уйдет из казармы, надом завтра не состоится.

Двое цириков побежали к палатке, откуда неслись музыка и пение, и там тотчас воцарилась тишина.

Однажды Дэрмэн сказал Максаржаву:

– Поймали и привезли того самого Элеске вместе с женой и детьми.

– Вот как! Где же они? Когда их привезли?

– Они находятся в тюрьме, и уже давно.

– А за что их туда посадили?

– Ехали, говорят, в сторону красных русских. Оба они – и Элеске, и его жена – очень измучены, а дети еле живы от истощения.

Дэрмэн ушел, а Максаржав приказал позвать Лувсана, по прозвищу Русский.

– Пойдете вдвоем к тюрьме, – распорядился он. – Ты заговоришь о чем-нибудь с караульным и, если услышишь детские голоса, спроси: «Кто это здесь у вас?» Скорее всего, тебе ничего не ответят, тогда ты загляни в окошко, а потом беги ко мне. Я буду сидеть и разговаривать с Вандановом. Ты скажешь: «Помните того Элеске, который выручил вас? Так вот, он находится в тюрьме».

Получив такое распоряжение, двое цириков направились к палатке, где жил Ванданов. Они сделали все, как велел Максаржав. Когда Лувсан доложил Максаржаву, что в тюрьме содержится Элеске с семьей, тот обратился к Ванданову:

– Отдайте мне этого человека вместе с женой и детьми.

– Хатан-Батор-вап, простите великодушно, но я не имею права сделать это.

– Вот как?! Ну, тогда хотя бы выпустите их из тюрьмы и поместите в палатке.

– Это можно. Повезло Бурдукову. Много лет он жил среди монголов и успел, конечно, немало вреда принести. Пособник красных!

– Да какой он красный! – возмутился Максаржав. – Просто здешний торговец. У вас в голове все перемешалось. Если вы будете заниматься такими пустяками, то у вас для серьезных дел времени не хватит. Был бы он красным, я бы его давно собственными руками уничтожил. Я же, напротив, считаю его очень нужным для нас человеком. Жена у него врач. она помогала войсковому лекарю-ламе лечить наших цириков.

В тот же день, добившись освобождения семьи Бурдуковых, Максаржав поселил их в палатке неподалеку от своего жилища.

* * *

Надом был в разгаре, начался уже четвертый тур состязаний борцов, когда Хатан-Батор вошел в шатер. Но пробыл он там недолго и, выйдя из шатра, вместе со своей свитой направился к штабу. Вслед за ним еще несколько человек уехали с праздника.

В доме, где разместился штаб, уже было приготовлено угощение. Максаржав, войдя, снял шапку и негромко позвал:

– Бого!

Тот вбежал в комнату.

– Видишь, с той стороны едут трое? Когда они войдут сюда, никого больше не пускай. Скажи, что, мол, у нас тут пиршество. Если же явится Ванданов, сошлись на то, что я лег отдыхать, и постарайся поскорее отправить его обратно.

– Хорошо, – сказал Того и удалился.

Кроме двух помощников Максаржава, в штабе было еще несколько чиновников улясутайской канцелярии. Максаржав, отрезав кусок холодного мяса и налив себе кумысу, сказал:

– Садитесь и угощайтесь. Выпейте кумысу. Нам нужно поговорить. – Гости, сидевшие за столом, не прикоснулись ни к еде, ни к питью и молча ждали, что скажет Максаржав. А он пристально всматривался в лица присутствующих.

– Я хочу спросить вас: все так же вы тверды и непреклонны? Не отступитесь от нашего дела?

– Да что вы, жанжин!

– Клятве мы верны...

– Вот что. Мы здесь все товарищи, и ни к чему эти церемонии. Что вы все постоянно твердите: жанжин да жанжин? Мы делаем одно дело, а раз так, то и должны держаться как равные. Вот что я хотел вам сообщить: белогвардейцы проводят дополнительную мобилизацию, обещают выдать обмундирование и ежемесячно – семьдесят тугриков каждому солдату. По-видимому, некоторые клюнут на это. Главнокомандующий барон Унгерн обратился ко всему населению страны с призывом: всем мужчинам от девятнадцати до сорока пяти лет предлагается присоединиться к армии богдо-гэгэна. Это первое. А второе – получено обращение Народной партии и временного правительства Монголии. Я его вам сейчас дам прочесть. Надо, чтобы о нем знали по возможности больше людей. Дело в том, что барон Унгерн сочинил манифест от имени богдо-гэгэна и усиленно распространяет его. В этом манифесте говорится, что Народная партия – друг гаминов и враг богдо. Мы должны сделать все, чтобы уничтожить этот документ. К Ванданову прискакал гонец, что он привез – пока еще не знаю. Как будто на днях пришел приказ ликвидировать нескольких человек. Либо настал мои черед, либо унгерновцы какое-то новое злодеяние замыслили.

– Мы все выполним. Послание богдо еще не получило широкой огласки.

– А теперь все разъезжайтесь потихоньку, одни за другим. Не хотите ли и вы мне что-нибудь сказать?

– Нет, жанжин. Мы выслушали ваше приказание и постараемся выполнить все.

– Хорошенько растолкуйте все народу. Люди должны понять, что означают слова: «Внутренние дела государства должен решать сам народ».

– И гамины и барон обещали избавить нас от страданий, а сами убивают и грабят народ, поэтому люди уже никому не верят! – сказал один из чиновников.

– Ну что ж, я понимаю, это нелегко. Однако не зря говорится: «Правду и на волах догонишь!» Но если вы сами всем сердцем верите в наше дело и твердо решили добиваться цели, то должны также суметь убедить в этом и других. К сожалению, нас мало, но я верю, что найдутся еще достойные доверия люди.

– Среди красных русских я встречал немало хороших людей! – проговорил какой-то чиновник.

– Чтобы получить помощь от Советской России, нам пришлось много потрудиться – добыть письмо с печатью богдо. Тут было столько разногласий и споров! Один забегал в одну дверь – убеждал просить помощи у Японии, другой шел в другую дверь – убеждал просить помощи у Америки, ламы и нойоны едва не передрались, пытаясь склонить богдо каждый на свою сторону. А пока они препирались, мы с Нунцагдоржем добились своего: поставили печать на письме в Советскую Россию. Знайте, что нет у нас друга, кроме Советской России. Полководец Сухэ-Батор давно понял это, он человек мудрый и прозорливый. Ну, отправляйтесь, пора расходиться, – сказал Максаржав, и все друг за другом стали покидать штаб.

Максаржав остался один. Он раздраженно думал: «В манифесте с печатью богдо утверждается, что белая гвардия потерпела поражение от красных и в Монголии теперь нет чужеземных войск. Обезвреженные гамины тоже якобы ушли к себе. Поэтому, мол, богдо и приказал цирикам сложить оружие... Однако белогвардейцы не только не ушли – они вторглись на западе в кочевья дюрбетов и казахов. Они захватили Кобдо, Улясутай, Улангом. Тысячная армия белогвардейцев расположилась лагерем в долине реки».

Максаржав понял, что кто-то из приближенных богдо в сговоре с Унгерном, видимо, этот человек и помог барону заполучить печать богдо, чтобы действовать от его имени.

За дверью послышался голос Того, который разговаривал с каким-то стариком. Вскоре он сам вошел в комнату.

– Явился человек, который утверждает, будто белогвардейцы затевают что-то серьезное. Получен якобы приказ готовиться к сражению с красными на севере. Кто-то пустил слух, будто члены Народной партии – сторонники белогвардейцев, будто цириков регулярной армии приказано истребить, всех поголовно. – Затем Того добавил: – Тут еще какая-то старушка просится к вам на прием, пришла с жалобой. Говорил ей, что вам сейчас недосуг разбираться с этими делами, но она не уходит, только и твердит: «Дитятко мое! Старенький котел мой взяли эти вандановцы и не отдают, и не в чем мне теперь ни чай, ни еду сварить».

– Где эта старушка? – спросил Максаржав.

– Да тут, за дверью.

Максаржав вышел из юрты.

– О бог мой! Сам жанжин соблаговолил выйти ко мне! – воскликнула старуха и, стянув с головы поношенную шапчонку, встала на колени и склонила голову для благословения. Максаржав слегка коснулся ее головы рукою и проговорил:

– Вставайте же, вставайте! Что за котел и кто у вас его взял?

– Сын мой, бурхан мой! Прости меня! Эти черти отобрали мой чугунный котелок, даже на такой плохонький позарились.

– Большой он? Может быть, он медный?

– Да нет, небольшой. Совсем маленький чугунный котелок...

Максаржав вызвал своих помощников и распорядился:

– Старушка вам покажет, что это за котел. Найдите его и отнесите ей.

«Зачем Ванданову понадобился старый котел? Может быть, не хватает посуды для надома? Ведь цириков становится с каждым днем все больше... Или же...»

Максаржав быстро вышел на улицу.

– Коня!

Вестовой привел коня. Максаржав тут же вскочил в седло и поскакал к своей юрте. Там он спешился и, глядя на палатки белогвардейцев, спросил:

– Бого! А для чего служит эта неказистая юрта, стоящая позади?

– Вон там? Да в ней, говорят, хранятся ружья и патроны.

– А почему в эту юрту то и дело бегают люди?

– Черти! – пробормотал Того и замолчал.

Подходил к концу седьмой тур состязаний борцов, когда Хатан-Батор вновь появился в шатре. Вконец пьяный Ванданов громко кричал, путая русские и бурятские слова, и хватал свою молодую жену то за руку, то за колено. Хатан-Батор с трудом сдерживался, чтобы но одернуть его. После окончания праздника Даржав сказал Хатан-Батору:

– Жанжин, Ванданов забрал у населения чугунные котлы, раздробил их на куски и сделал нечто вроде бомбы, но только она не взорвалась.

– Ну и прекрасно! – проговорил Хатан-Батор.

Жаргал была обижена тем, что Максаржав, который сидел в шатре поблизости от Ванданова, даже не поздоровался с ней. «Я ведь перед ним ни в чем не виновата и ничего недостойного не совершила. Так за что же презирает меня этот человек? И старшая моя сестра возненавидела меня, когда я стала женой врага, убившего ее мужа! Что мне делать? Впору руки на себя наложить!»

На другой день после надома Максаржав отправил Того в свое родное кочевье, а сам, дождавшись вечера, поехал в штаб.

Улицы Улясутая были уже погружены в темноту, лишь светились тоно в юртах – это пробивался свет жировых светильников и свечей. Ограды, окружавшие некоторые юрты, были в этот поздний час закрыты на засов.

По улице, стараясь быть незамеченной, ехала на великолепном коне молодая женщина в испачканном и порванном шелковом тэрлике. Когда она приблизилась к дверям штаба, часовой окликнул ее:

– Кто такая? Не подходи!

– Тихо, – приказала женщина. – Я еду к Хатан-Батору со срочным донесением. Доложи ему, что я убежала от Ванданова.

Часовой позвал цирика, чтобы он проводил незнакомку к командующему. Женщина надела путы на ноги своего коня и вошла в здание штаба. Она поздоровалась с Максаржавом, но тот в ответ не произнес ни слова.

– Зачем явилась? – спросил он, с удивлением глядя на рваный тэрлик посетительницы.

– Вы заставили меня жить с этим Вандановом, а теперь презираете меня! – заговорила женщина. – Я вам рассказывала много полезного, о чем слышала в лагере белогвардейцев. Я это делала не для того, чтобы подольститься к вам, я хотела отомстить за мужа старшей сестры! Но вы сказали, что вам все это не нужно! А теперь из-за того, что я вышла за этого бурята, все считают меня скверной женщиной. Я приехала, чтобы высказать вам все это и покончить с собой.

Максаржав подошел к ней поближе.

– О чем ты говоришь? Когда это я заставлял тебя жить с Вандановом? Когда это ты мне рассказывала о белогвардейцах? Ты что, больна?

– Не думала я, что вы такой жестокий человек, – сказала женщина и заплакала.

Максаржав дернул звонок. Вошли Даржав и Далай.

– Уведите эту женщину, она явилась сюда самочинно и городит всякую чепуху. Иди и скажи своему Ванданову, что я тебя прогнал, мерзкая баба! – сказал Максаржав.

– Жанжин, это мы с Того виноваты, – вмешался Даржав и рассказал, как сперва, когда к командующему приехал старик, они отослали его домой, ничего не сказав об этом полководцу. – После этого мы и стали получать от старика полезные сведения, – закончил он.

Максаржав выслушал его и, немного помолчав, сказал:

– Ну, Жаргал, я перед тобою не виноват. Мы вызволим тебя от Ванданова. Возвращайся домой, собери самое нужное и ценное и беги подальше в степь, двое наших проводят тебя. Найди какую-нибудь порядочную семью, которая приютит тебя на время, и жди. А потом мы пришлем за тобой человека, он отвезет тебя к старшей сестре. Как же можно лишать себя жизни!

Максаржав проводил женщину, позвал двух цириков, и в ту же ночь они увезли Жаргал. А по Улясутаю разнесся слух, будто Жаргал утопилась в реке.

Ванданов не поверил слухам, он велел искать женщину по имени Жаргал по всему Улясутаю и, не найдя ее, страшно обозлился. Он напился и, раскачиваясь в седле, скакал по улицам, крича: «Жаргал! Жаргал!» А потом принялся гоняться за всеми встречными мужчинами и стегать их плетью.

* * *

Хатан-Батор несколько дней подряд приходил на перекличку цириков. Наблюдал за ними, шагая вдоль строя. «Эти парни никогда не переметнутся на сторону белых», – подумал он. Он ждал нарочного, посланного в двадцатый красноармейский отряд в Хатгале: если красноармейцы окажут помощь цирикам, то разгром белогвардейских сил обеспечен.

Однажды, это было в середине июля 1921 года, Максаржав созвал командиров войсковых частей. Они собирались тайно, шли поодиночке, чтобы никто не узнал об этом совещании. Максаржав поставил перед собравшимися задачу: во время вечерней переклички уничтожить белогвардейский отряд. Отправляясь на перекличку, каждый должен был взять с собой ремни и веревки и спрятать под одеждой. По сигналу белогвардейцы будут схвачены, связаны, а затем уничтожены. Если же сигнала не будет, все должны молча разойтись по своим палаткам.

Максаржав велел позвать Далая.

– Ну, а тебе я поручаю убрать Ванданова, – приказал он. – Как только увидишь, что он едет из Улясутая, сразу дай мне знать. Если же он заподозрит что-то и бросится наутек, догоните и ликвидируйте его. Я дам тебе в помощь двух человек. Спрячьтесь где-нибудь и следите за дорогой.

Далай сидел в засаде, не спуская глаз с дороги, по которой должен был приехать Ванданов. «Я докажу, что не зря меня называют батором. Пусть цирики из других хошунов увидят, как я разделаюсь с этим бандитом. Я за все рассчитаюсь с ним!»

А в лагере шла подготовка к операции. В двух крайних палатках спрятались цирики, которые должны были стрелять, если белогвардейцы окажут сопротивление. Поблизости стояли наготове оседланные лошади – на случай, если придется преследовать белогвардейцев. Возле палатки Бурдукова поставили для охраны вооруженных цириков.

Максаржав обошел лагерь, в последний раз проверил, все ли готово к операции.

Началась вечерняя поверка. Белогвардейские войска, как обычно, построились в шеренгу и провели перекличку. Все командиры, кроме Ванданова, были на месте. Монголы стояли в шеренге напротив белогвардейцев. Как только белые закончили перекличку, Максаржав крикнул: «Бей бандитов!» – и монгольские цирики, которые заранее условились, кто кого должен задержать, бросились на белогвардейцев. Завязалась короткая схватка, белогвардейцам не дали опомниться и переловили их всех, одного за другим.

В сумерках на дороге, что вела из Улясутая, показались два всадника. Кто-то из цириков, собиравших оружие, брошенное белогвардейцами, уронил винтовку. Услышав подозрительный звук, двое верховых насторожились, а потом повернули коней и поскакали в сторону гор. Далай и его товарищи, вскочив на копей, бросились за ними. Вот один из беглецов упал с коня, но это оказался не Ванданов, а его сопровождающий. Ванданова же догнать не удалось.

– Я допустил оплошность, – сказал Максаржав, когда ему доложили обо всем. – Никак не предполагал, что Ванданов проявит такую осторожность. – И он отдал распоряжение послать в Улясутай за писарем и чиновником из управления.

Когда чиновник и писарь прибыли в лагерь, Максаржав поручил им сообщить жителям города о том, что отряд белогвардейцев уничтожен, а кроме того, приказал разослать по всем уртонам распоряжение поймать Ванданова, где бы его ни встретили, и доставить в лагерь.

Отослав чиновника и писаря в город, Максаржав собрал командиров и приказал: войскам быть в боевой готовности, так как белогвардейцы, очевидно, подтянут в ближайшее время свежие силы.

Теперь, после разгрома отряда белогвардейцев, цирики были хорошо вооружены, и это придавало им уверенности.

– Приведите сюда Лам-Авара! – распорядился Максаржав.

Его привели связанного.

– Очень злой и жестокий ты человек, Лам-Авар. Сколько загубленных жизней на твоей совести! Ну, что ты думаешь о последних событиях?

– Думаю, что ты, Хатан-Батор Максаржав, предал властителя богдо и действуешь заодно со смутьянами из Народной партии!

– Ах, это я предатель? А ты забыл, сколько вы погубили людей, сколько семей разорили, сколько награбили чужого добра? Ты помнишь, как вы подстерегли и убили Цултэм-бээса? Увести его и казнить! – приказал Максаржав.

– Я не прошу у вас пощады! Хоть вы и одолели нас, по войска белого царя и японцев уничтожат вас всех! – крикнул Лам-Авар.

– Нет, это твое желание никогда не исполнится. Наши же мечты претворятся в жизнь. Мы добьемся изгнания всех до единого врагов нашей земли. Мы отдадим все свои силы делу Народной партии и построим наше независимое государство!

– Изменник! – прошипел Лам-Авар.

– Я никогда не был изменником. Это ты перешел на сторону бандита барона Унгерна, предал свою родину и потому будешь казнен. Увести его! – приказал Максаржав, и цирики увели Лам-Авара.

– Остался ли в живых Гэдгэр-Цултэм?

– Да. Он лежит вон там.

– Приведите его!

При виде Гэдгэр-Цултэма, который выдал белогвардейцам улясутайского министра, Максаржава охватил гнев.