Текст книги "Великая судьба"

Автор книги: Сономын Удвал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Тебе тяжело со мной, Цэвэгмид? – спросил он.

– Опять ты об этом! Зачем зря болтать! Я знаю, что такое настоящие трудности. После смерти сына я по повелению ламы-наставника день-деньской возила лед в монастырь, натерла плечи, ходила почти босая. Знали мы с тобой и горе, и нужду, но теперь грех говорить о каких-то страданиях. Нет у меня иных забот, кроме забот о тебе, Ма-ху.

«Милая моя подруга! Если бы на ее месте была другая, разве мог бы я оставить семью со спокойным сердцем? Редко встретишь такую жену, о которой можно было бы сказать, что она дорога тебе так же, как мать и отец. Люди очень часто страдают оттого, что не знают, что такое подлинное счастье. А счастье в том, чтобы быть опорой друг для друга, делить и радости, и горе».

– Хорошо, что мы вместе едем, ты хоть с матерью повидаешься, – сказала Цэвэгмид.

– Устала она там, наверное, без тебя. Старикам уже не под силу вести хозяйство...

– Ма-ху, выйдем на улицу.

– Хорошо, пойдем, подышим свежим воздухом, – согласился Максаржав и поднялся было, собираясь выйти, но тут прибежали дети.

– Папа, Бого спрашивает, можно ли ему прийти.

– Конечно.

Вошел Того и сел у дверей, не говоря ни слова.

– Бого, почему ты спрашиваешь, можно ли тебе прийти? Что случилось?

– А вот что случилось: та женщина уехала. Говорит, готовлю я невкусно и вообще ей все не нравится. Я ей сказал: «Я готовил самому Ма-гуну, и он не жаловался на еду». А потом ей вдруг взбрело в голову купить золотые заколки для волос. Да такие украшения даже жена вана не носит! Сказал я ей об этом, а она говорит: «Не желаю жить с нищим!» Погрузила на телегу вещи и уехала. Вот что, Ма-гун, не нужна мне жена. Больше вы со мной об этом даже не заговаривайте.

– Бого, мы едем в Западный край. По пути хотим завернуть в наш хошун. Не хочешь с нами?

– Конечно, я еду с вами. Я же говорил, что Бого будет служить если не вам, так вашим детям...

* * *

Максаржав был назначен министром Тагна-урянхайского края и выехал к месту назначения. По пути он заехал на родину, немного погостил у матери и стал готовиться к отъезду на западную границу. Пока он был дома, знамя его хранилось в монастыре Хайлантай, в маленьком домике, возле которого день и ночь стоял караул. Войска Тушэ-ханского аймака под командованием Ядам-Батора разместились неподалеку от монастыря и начали проводить учения.

Наступила весна, зазеленели откосы оврагов, запестрели на горных склонах анемоны. В один из теплых дней семья Максаржава выехала с зимнего стойбища и поставила юрты на бугре, покрытом молодой травой. Возле большой юрты Максаржава всегда было много народу: люди приходили с жалобами и всевозможными делами. Того поселился отдельно, в маленькой юрте, где постоянно собирались цирики.

– Ма-ван, разберите тяжбу из-за скота, мы сами никак не можем решить, – обратился к Максаржаву чиновник.

Максаржав сидел подле юрты, удобно облокотившись на чурбак, из которого он намеревался потом сделать подставку для вешалки. Он велел привести спорщиков. Из юрты вышли два арата, один невысокий, приземистый и плотный, другой высокий и тощий. Поправляя дэли и шапки, они шли к Максаржаву, продолжая препираться. Когда они приблизились, оба опустились на колени, почтительно приветствуя Ма-вана. Высокий, которого звали Жамц, сказал:

– Батор-ван, я к вам с жалобой. Тяжбе этой нет конца, я уж, кажется, разговаривал со всеми, кроме хана. А дело вот в чем. Детей у меня полон дом. Есть у меня корова, красная трехлетка, а этот человек, по имени Сурэн, у которого дома полно скота и всего один ребенок, вот уж два года как пытается забрать мою корову. Без конца ходит он и к моей родне, и к знакомым. Мы уж все сапоги разбили, подметки сносили, а дело наше все никак не решится.

– А теперь говорите вы, – кивнул Максаржав Сурэну.

– Хатан-Батор, прошу вас разобраться! Моя красная трехлетка с тавром на рогах отелилась в степи. Жамц пригнал ее в свое стадо, а тавро стер. Многие знают мою корову... – сказал Сурэн и умолк.

– А много ли у вас скота? Семья большая? – спросил Максаржав у Жамца.

– Пятеро маленьких детей да жена, – ответил тот. – И пет верблюда, чтобы перевезти груз, нет быка, чтобы запрячь его, только и есть всего, что пара овец в загоне.

– Погодите, разве вы не говорили, что у вас есть трехлетка?

– Да, трехлетка да четырехлетка... несколько тощих коровенок.

– Уведите этого Жамца и дайте ему тридцать плетей. Каков наглец! Украл чужую корову да еще жалуется! – приказал Максаржав чиновникам, а потом добавил: – Принесите хадак и слиток серебра, они лежат там, у меня в юрте, на кровати.

– Вот, видишь свой хадак? – обратился он к Жамцу. – За то зло, что ты причинил Сурэну, я отдаю ему хадак и серебро, которые ты поднес мне.

Жамц упал ему в ноги.

– Батор-ван, пожалейте, простите меня! Я отдам трехлетку, только никакого теленка от нее у меня нет!

– Возьмите с него штраф: пять голов скота – и передайте все в армейскую казну. Да всыпьте ему еще двадцать плетей!

– Помилуйте, Батор-ван, нет у меня теленка.

– Да есть же. Я знаю, что у тебя есть телка.

– О боже! – запричитал Жамц. – Я все отдам, я не буду больше обманывать, я отдам теленка с коровой, только помилуйте меня!

– Принесите-ка мне податные списки, – приказал Максаржав.

Из канцелярии принесли списки, оказалось, что у Жамца триста овец, двадцать пять голов крупного скота, восемь верблюдов и семьдесят три лошади.

– Так! И весь этот скот в наличии?

– Все есть. Вернее, почти все, пару овец лишь прирезали, а остальной скот цел.

– Вот он, оказывается, каков! Взятки дает, народ грабит, за чужой счет живет! – рассердился Максаржав. – Хорошенько проучить его и об этом рассказать всем в хошуне! – сказал он.

Тут вмешался Сурэн:

– Хатан-Батор, помилуйте его! Я возьму свою корову с теленком, и достаточно. А серебро примите от нас обоих в вашу казну. Жамц не вор, он просто решил воспользоваться моей оплошностью.

– Не могу простить. Если бы он был беден, еще куда ни шло. А у тебя-то самого много ли скота?

– Четыре головы крупного скота, та самая трехлетка, два копя да еще десяток коз и овец.

– Ну и отправляйся к себе. А этого Жамца непременно надо наказать. И объявить, что, если появится в нашем хошуне подобный человек, он понесет такое же наказание.

Максаржав вошел в юрту.

Однажды Того попросил разрешения навестить старика китайца, который спас его.

– Да он уж давно скончался, – сказал Максаржав. – Разве ты не слышал?

– Нет, я не знал... Как-то раз я видел издали светлейшего Очир-бээса, но он был не один...

– Теперь не время сводить счеты!

– А такое время никогда и не наступит, – сердито бросил Того и вышел.

Пора было готовиться к походу.

Максаржав приказал бойцам построиться, велел приготовить копей. Вместе с командирами он стоял около домика, в котором хранилось знамя. Перед строем в трех больших драгоценных курильницах дымился можжевельник. Два батора вошли в дом и вынесли знамя. Максаржав приблизился к ним, преклонил колена перед знаменем, и все цирики вслед за ним опустились на колени.

«Эта война будет пострашнее прежних. Спаси нас, гений-хранитель!» – чуть слышно прошептал Максаржав. Он подошел к стоящим поодаль жене и детям, поцеловал детей.

– Ты, Сандуйсурэн, будь благоразумен, помогай матери. А ты береги себя, Цэвэгмид! – Он поцеловал жену и направился к знамени.

Прозвучала команда: «По коням!» – и воины в один миг очутились в седлах. Полководец ехал впереди, знаменосцы заняли свое место рядом – в голове колонны. Родственники уезжавших в поход цириков кропили молоком вслед уходящему войску.

У Максаржава из головы не выходила беседа с Сухэ-Батором перед отъездом из Хурэ.

– Вы слышали, что к нашей границе подходят китайские войска? – спросил его тогда Сухэ-Батор. – Что вы об этом думаете?

– Я думаю, не много найдется у нас охотников снова пойти в подчинение Китаю. Так что если китайцы и добьются своего, на этот раз они долго не продержатся.

– Неужели мы позволим этой горстке предателей взять верх над нами, неужели допустим, чтобы китайцы снова поработили нашу родину?

– Нет, я ни за что не сдамся, пока есть силы бороться.

– Если мы начнем наступление сразу со всех сторон, то ничего не добьемся, только потеряем силы.

– Что же вы предлагаете?

– А если попросить помощи у Советской России? – прямо спросил Сухэ-Батор. Ему очень хотелось знать мнение Максаржава на этот счет.

– Я совсем запутался. То говорят об опасности с севера, то зовут их на помощь...

– Мне кажется, что с красными надо дружить, а с белыми – воевать. Белогвардейцы, изгнанные из России, могут прийти к нам.

– О красных тоже разное говорят.

– Ну конечно! В России пролетариат и беднейшее крестьянство взяли власть в свои руки, и, несомненно, разные люди и думают, и говорят об этом по-разному.

– Я тоже думаю, что Красная Россия, возможно, станет нам опорой, – сказал Максаржав.

– Красная Россия называется Советской страной. Сейчас там у них правит не царь, а партия. Под руководством партии народ взял власть в свои руки, и это очень сильная власть.

– Так-то оно так. И все же странно... ни царя, ни какого другого правителя... Хорошо, что мы с вами все-таки встретились и поговорили, но мне пора ехать.

– Жаль!

– Ну что ж, брат мой, будьте осмотрительны и осторожны, – сказал Максаржав, вспомнив наказ Га-гуна.

– Я знал, что вы так скажете... Я, может быть, напишу вам письмо. Будем надеяться на встречу, если вы снова пожалуете в Хурэ.

– Непременно. Однако сейчас мне надо спешить: белогвардейцы перешли границу.

– Берегите себя! Счастливого пути! – крикнул Сухэ-Батор, и они расстались.

«В России красные явно побеждают белых, – думал Максаржав, – может и сюда прийти их войско... Ну да бояться нам нечего, красные русские – это не бандиты... Мне кажется, Сухэ-Батор знает что-то, но не говорит пока. Он ведь был близок с русскими...»

* * *

Очир-бээс приехал в Западный край, куда его назначили управляющим, поставил большую юрту и проводил время в развлечениях, то и дело посылая местных князей за архи и кумысом.

Однажды он пригласил всех в юрту и, подвернув обшлага синего шелкового дэли, стал потчевать гостей мясом и вином.

– Вы, наверное, прячете красивых девушек? – Прищурив глаза, Очир-бээс посмотрел на двух нойонов.

– Ходят слухи, будто сюда едет Хатан-Батор Максаржав. Вам это известно? – спросил один из них.

Очир словно поперхнулся. Потом выпил глоток архи и выругался:

– А, чтоб ты сдох! Да, я позволил разделить хошун, но все равно люди знают, что он хох тайджи[Хох тайджи – феодал, не имеющий крепостных.], сын захудалого гуна! – кричал он, наблюдая, как реагируют князья на его слова. И вдруг спокойно произнес: – Если Батор-ван пожалует, мы устроим ему достойную встречу. Ставьте юрту. Вы увидите, какие люди служат у Сайн-нойон-хана! Максаржав-ван и я – мы оба потомки мудрого Цокту-тайджи!

– Говорят, Хатан-Батор пьет, по не пьянеет, – сказал один из князей. – С агримбой [Агримба – ламская степень.] из Западного монастыря он будто бы вел ученый спор и победил его. А еще говорят, что, когда в Хурэ собрались однажды князья, он поразил всех своими умными речами.

– Люди заискивают перед Ма-гуном и иной раз преувеличивают его заслуги. Известно же, что он до двадцати лет жил в работниках у Ганжуржава и однажды был избит простым табунщиком, – сказал Очир.

– Пойду посмотрю, как люди готовятся к встрече Батор-вана, – сказал другой князь и вышел.

Хотя в душе Очир очень боялся Максаржава, он старался сделать вид, что тот ему безразличен. «Максаржав, участвуя во многих сражениях, остался цел и невредим. Это говорит о том, что он очень ловок и силен и обладает поистине волшебным могуществом. Ну да я найду способ с ним справиться, он же постоянно в военных походах, кто-нибудь выдаст его, и попадется он китайцам, а уж они-то с ним разделаются...»

– Хатан-Батор едет! – донесся громкий крик с улицы.

Построив свои войска, Очир-бээс надел шапку с жинсом и отго, парадную одежду и вышел навстречу Максаржаву, который ехал во главе колонны под развевающимся желтым знаменем. Ламы и нойоны встретили его низкими поклонами и помогли сойти с коня. Очир-бээс тоже согнулся в низком поклоне и быстро проговорил:

– Нам выпало счастье встречать такого почетного гостя! Ждем не дождемся вашего прибытия. Вы не устали? – И он провел Хатан-Батора в большую юрту.

До Максаржава дошли слухи, что Очир-бээс под предлогом сбора средств для армии отбирает у аратов не только коней, овец и другой скот, но и разные вещи и даже серебро.

Наступил вечер. Максаржав велел позвать к себе Очир-бээса. Того, захватив с собой на всякий случай ружье, ремень и кнут, уселся на землю у входа в юрту и настороженно прислушивался, готовый в любую минуту прийти Максаржаву на помощь.

– Я слышал, ты защищал тибетцев, говоря, что каждый тибетец – живой бог, – сказал Максаржав. – Вместо того чтобы обирать людей да защищать тибетских лам, которые много добра награбили у бедняков, ты бы лучше позаботился о том, чтобы защитить от иноземцев свою родину! А ты еще брал подношения у этих хитрых тибетцев, мерзавец!

Очир решил ни в чем не признаваться. «Что за черт, – думал он, – насквозь видит... спрашивает о таких вещах, о которых никто ничего и знать не может. Никуда от него не скроешься!»

– Ничегошеньки я не брал у аратов, – жалобно произнес он, – если и виноват, то только в том, что принимал иногда скромные подношения тибетцев.

– Так и есть. Их подарки и сейчас у тебя за пазухой.

Очир вздрогнул, ему показалось, что два золотых кольца по пятьдесят пять цэн[Цэн – мера веса, около 4 г.] весом, которые он спрятал в кошельке, жгут ему грудь. А Максаржав продолжал:

– Когда тебя назначали сюда, что тебе велели? Сражаться с врагами или пить и распутничать? Такого человека нельзя оставлять во главе войска! Передай мне своих цириков, а сам завтра же уезжай!

– Пожалуй, это к лучшему. Я не так глуп, чтобы подставлять голову под пули. Уеду, буду жить как простой арат – ведь у меня почти не осталось подданных. Но ты имей в виду, что если тибетцы понесут урон, то и богдо-хан пострадает. Говорю это тебе из самых лучших побуждений, – сказал Очир-бээс.

– Владыка богдо не может одобрять разорения своих подданных. Будет лучше, если ты поскорее уберешься отсюда по-добру-поздорову. – Очир, увидев, как Максаржав положил руку на деревянную кобуру, подумал: «Погибну я от его руки, и никто не взыщет с него за мою жизнь, покалечит он меня – никто его не обвинит. Все будут защищать Максаржава». Он схватил шапку, надел ее и, пятясь, вышел из юрты, решив утром вернуться в свой хошун.

Всю ночь накануне отъезда Очир-бээса шел дождь. Под утро он вышел из юрты – кругом не было ни души. Он вернулся, и вдруг за его спиной кто-то резко рванул дверь. Вошел Того. Глаза его сверкали, с дэли капала вода, кончики длинных усов дрожали. Он был страшен. Казалось, он готов разорвать Очира на части. Того сжал руки Очира и завел их за спину.

– Не надо много слов, ваша светлость. Если хочешь жить – ни звука. Знаешь ли ты, мерзавец, что изуродовал мне жизнь? Ты, видно, не узнаешь меня? Я Того, табунщик Га-гуна! Ты помнишь, как твои люди избили меня до полусмерти и бросили околевать в лесу? Теперь тебе придется держать ответ за все. Я отправлю тебя сейчас прямо к Эрлик-хану[Эрлик-хан – владыка ада.]. – И, толкнув Очира на постель, Того навалился на него.

– Я был тогда молод и неразумен... – еле слышно лепетал Очир. – Это Га-гун меня заставил... Отпусти меня, я дам тебе все, что ни попросишь.

– Я бедняк, и мне добра твоего не надо, я хочу только одного – мести. Я давно прикончил бы тебя, если бы не Хатан-Батор. Он запретил мне трогать тебя.

– Врешь! Вы с ним заодно!

– Такой грязной скотине, конечно, не попять добрых намерении благородного человека. К чему много говорить? Сейчас я с тобой разделаюсь. Если есть что сказать – говори!

– Пощади! Я виноват перед тобой. Но это Га-нойон просил меня. Я обещал помочь ему. Ох, не дави так! Ох, умираю... Га-гун велел мне убить тебя, он говорил, что ты, слуга, намеревался жениться на его младшей жене.

– Ты все врешь! Ты снова клевещешь, негодяй! Га-нойон умер, и некому разоблачить твою ложь!

– Я правду говорю. Все так и было. Но я подумал, что было бы неплохо, если б младшая жена Га-нойона досталась его слуге, и велел своим людям, чтобы они оставили тебя в живых.

Того подумал, что это похоже на правду, по не отпустил Очир-бээса, а связал ему руки и направил на него ружье.

– Много лет я ненавидел и проклинал тебя. Я знаю: если оставлю тебя в живых, ты навредишь Хатан-Батору.

– Я ничего ему не сделаю, клянусь всеми святыми.

«Если и существует посланец Эрлик-хана, – подумал Очир, – то он, должно быть, выглядит именно так, как этот Того».

– Ну, раз так, верни все награбленные деньги, я сдам их в казну. Передам толстяку Цамбе и возьму с него расписку. А потом разделаюсь с тобой и пойду к Батор-вану, покаюсь во всем.

– Не губи ты мою жизнь! Я отдам тебе все золото и серебро! И никому ничего не скажу... но и ты-смотри не проговорись.

– Где твои деньги?

– Там, под кроватью.

Того заткнул Очиру рот платком, связал руки и ноги, взял сумку, в которой были деньги, и вышел. Вскоре он вернулся и развязал веревки.

– Знай, что мои друзья следят за тобой с десяти сторон и теперь ты не сможешь причинить мне зла. Так вот, ваша светлость, если ты не уберешься отсюда быстрехонько – жди беды. – И Того вышел.

«И почему я тогда не прикончил этого черта?! Жаль денег! Ну, встречу тебя на узкой дорожке – не спущу!» – Очир-бээс трясся от ярости.

В то же утро Очир-бээс собрался в путь, перед отъездом он зашел к Максаржаву, спросил, не надо ли что передать жене,, но тот коротко ответил:

– Нет, ничего, счастливого пути.

Очир вышел. Максаржав заметил, что он заметно осунулся, будто провел ночь без сна, и подумал: «Опять всю ночь, видно, пьянствовал». А Того попросил у Максаржава разрешения провести несколько ночей у цириков и вернулся только после отъезда Очира. Максаржав подумал, что он нарочно уехал, чтобы не встречаться со своим давним врагом. «Наверное, боялся, что не сумеет совладать с собой», – подумал он.

Когда казначей сказал командующему, что Того сдал много денег, Максаржав очень удивился и, приказав позвать Того, спросил его, откуда у него деньги.

– Очир-бээс был должен мне, вот я получил с него долг и сдал в казну.

«Да Очир-бээс скорее повесится, чем расстанется с деньгами! Как же это Бого удалось получить с него долг?» – удивился Максаржав и спросил после ухода казначея:

– Ты тайно взял у Очира деньги?

– Да пет, он сам сказал, где они лежат, и велел взять их.

* * *

Приближаясь к тому месту, где белогвардейцы перешли границу, Максаржав выслал вперед небольшой отряд охранения, а тем временем приказал разместить цириков и поставить себе маленькую палатку. Он часто собирал цириков, усаживал их в кружок перед входом в свою палатку и читал им поучения из сутр, рассказывал эпизоды прежних своих походов. Но вот однажды он сказал:

– Довольно сказками забавляться, нам есть о чем подумать. – Цирики недоуменно переглянулись. – Говорят, белогвардейцы хорошо вооружены, у них даже пушки есть. Попробуем одолеть их хитростью. Есть среди вас хорошие торговцы? – спросил он.

Все молчали. «Ну конечно, какие могут быть торговцы среди бедняков?» – подумал Максаржав.

– Ну, а охотники есть?

Цирики назвали с десяток охотников.

– Можете узнать, где идут белые?

– Будет сделано, жанжин.

– Если не знаешь, где враг и какими силами он располагает, можно сразу же потерпеть поражение. Однако помните, если враг будет разбит, ему негде укрыться, у белогвардейцев здесь нет почвы под ногами. А теперь по палаткам!

Цирики, громко разговаривая, разошлись по своим палаткам. Чтобы точно знать, где свили гнездо бандиты, решили выслать в разведку группу бойцов. Выбрали несколько человек из числа тех, кого местные жители не знали в лицо, надели на них добротные дэли, погрузили на запасных коней тюки с чаем, далембой, прочими товарами, и сам Максаржав проинструктировал их, как они должны себя вести, чтобы их приняли за торговцев.

– Постарайтесь узнать, не у них ли Ажитай-бээс. Если они захватили его силой, передайте ему, что скоро встретимся. Если же это окажется невозможным, разузнайте все что надо и уходите. Порасспросите местных жителей, может, они что-нибудь вам сообщат.

Затем Максаржав распорядился послать людей, которые должны были распустить слухи, будто Хатан-Батор идет с большой армией. Через несколько дней стало известно, что части Красной Армии теснят белых к границе.

– Если они явятся на нашу землю, гнать всех без разбору – и белых, и красных. Пока они дерутся между собой, они не опасны, но, как только кто-нибудь из них победит, они обратят оружие против нас. Так что готовьтесь к бою! – сказал Максаржав.

В лагерь прибыл какой-то местный дзанги и сказал, будто красные перешли границу и идут на войско Максаржава.

– Откуда это стало известно? – спросил Максаржав у дзанги.

– Нашим пастухам сказал один русский, из купцов.

– И они идут к нам с войной? Ну что ж, придется их выдворить.

– Да, жанжин, лучше подальше отогнать их.

«Тебе-то легко говорить, – усмехнулся Максаржав. – Выполнить это будет труднее. Цирики раздеты, разуты, сдирают шкуры с павшего скота, чтоб обернуть гутулы, которые совсем развалились...»

– А ты сам пойдешь воевать? – спросил он у дзанги.

Тот склонился в поклоне.

– Жанжин, я больной, несчастный человек...

– Ну так что же?

– Жена у меня беременна.

– Ну, уж это совсем не беда. Ты что же, думаешь, у моих цириков нет жен? Если придется сражаться с красными, пойдешь и ты вместе со всеми.

– Да, жанжин, – покорно кивнул дзанги и, пятясь, вышел из палатки.

Максаржав подумал: «Вот за таких трусов отдали свою жизнь прекрасные люди... Но мы не допустим, чтобы поработили нашу родину. Правда, русских будет нелегко победить. Где бы нам добрых коней достать?..»

Однажды Максаржаву доложили, что явился залан[Залан – помощник командира полка.] Лхам-сурэн.

– Это имя я где-то слышал. Да-да, это тот самый залан. Помню, помню... Когда брали Кобдо, он поймал двух беглецов управляющих, которые пытались удрать со всем своим добром. Пусть войдет, – сказал Максаржав.

– Жанжин, – обратился к Максаржаву Лхамсурэн, – в пади Мухар белогвардейцы уничтожили несколько семей. Угнали у меня коней, меня самого арестовали и хотели убить, но, к счастью, я сумел убежать, пока они разглядывали скакунов богача Насана. Я пришел к вам вместе с моими младшими братьями.

– Ты мудрый и честный человек. Помнится мне, ты очень хорошо произносишь благопожелания и хорошо готовишь. Ты был удостоен звания залана в нашем последнем походе?

– Да. В награду за то, что хорошо сражался, я получил двух коней и звание залана.

В разговор вмешался Дэрмэн:

– Жанжин, нам нужен человек, чтобы держать шелковые поводья вашего коня во время торжественных церемоний.

– Вот и возьми Лхамсурэна.

А залан подумал: «Чем погибать от руки врага, сидя дома, лучше погибнуть в бою. Настоящий мужчина должен быть воином!»

Вернулись разведчики и доложили:

– Белые разграбили монастырь Самгалдай. Они убивают людей, грабят и разоряют аилы. Численность их невелика, но они хорошо вооружены. Очень злобствуют!

Максаржав тотчас же построил отряд и двинулся на поиски белогвардейцев. Он видел трупы повешенных на колоннах храмов, монастырские ламы выходили навстречу Хатан-Батору и, низко кланяясь, просили поскорее покончить с врагами.

Внезапно напав на отряд белых, которые остановились на отдых, цирики взяли в плен более пятидесяти вражеских солдат., Один из пленных сказал идущему рядом с ним товарищу:

– Глупо вышло. Нас взяла в плен горстка монголов.

– Господин офицер, – возразил тот, – не сердитесь на меня за то, что я вам скажу: ваши представления о монгольской армии ошибочны. Это настоящая, регулярная армия, и сейчас этот монгольский князь принесет наши сердца в жертву знамени.

– Наш царь сделал ошибку: Монголию надо было покорить.

– Да нет, царь был поумнее нас с вамп.

– Вот подождите, подойдут наши главные силы и разобьют войско монголов в пух и прах.

– Не по душе мне эти убийства и грабежи. В чем провинились перед нами эти нищие скотоводы? Они, как и наши бедняки, страдают от войны.

– Да уж не большевик ли вы? А по мне, так самое лучшее – отобрать у этих дикарей скот, а их самих «избавить от страданий».

– Если бы вы не были захвачены в плен этими «дикарями», я бы еще мог попять вас... Но неужели вы не видите, что наша пехота не может противостоять нх коннице?

– Вы говорите «армия»... Да какая же это армия! Просто толпа добровольцев, сбежавшихся отовсюду, у них даже формы нет!

– Какими бы они ни были, но они нас победили, и мы у них в плену...

«Это бандиты, которые мучили и убивали и бедняков, и богачей, и лам, и простолюдинов, отбирали у людей все, не брезгуя ни малым, ни большим. Нужно отправить их к красным. Заодно и проверим, правда ли то, что говорил Сухэ». И Максаржав отрядил группу цириков, которым приказал под конвоем отвести пленных и сдать отряду Красной Армии.

– Передайте нм, что Хатан-Батор Максаржав шлет привет! – напутствовал он конвойных.

Едва они вернулись в свой лагерь и расположились на отдых, как Максаржаву доложили, что на границе вновь завязался бой между белыми и красными.

– Ну что ж, поедем посмотрим, – сказал он.

– Да зачем туда ездить, это не представление. Подумайте о себе, о своей жене и детях, – забеспокоился Далай, но Максаржав оборвал его:

– У меня нет времени спорить с тобой, Далай. Возьму нескольких метких стрелков, побольше патронов и поеду. – Он надел теплую одежду и вышел. «Небо проясняется. С вершины вон той горы все будет видно. Но как я отличу красных от белых?» – подумал Максаржав и остановился.

– Жанжин! Разрешите нам поехать и посмотреть, а мы потом доложим вам о том, что там происходит, – сказал Дагва.

Максаржав не ответил, лишь дал знак, чтобы ему подвели копя.

– Поехали быстрей! Где человек, доставивший известие? Пусть покажет дорогу. Вперед! – крикнул Максаржав.

Они ехали довольно долго, пока не услышали звуки боя, эхом отдававшиеся в горах. Прислушались, натянув поводья.

– Надо подобраться так, чтобы не задела шальная пуля. Лучше проехать вон за той горой, – сказал Максаржав, и они повернули коней. Поспешно поднявшись по склону, они нашли безопасное место на вершине среди скал, откуда была хорошо видна картина боя.

– Красные – под красными знаменами! Отважно бьются! Но кажется, белые их одолевают...

«Белые должны быть разбиты. Если красные потерпят поражение, мы сами прикончим белых, – подумал Максаржав. – Нет, красные вроде берут верх. Вон из пади подошли их новые силы...»

– Пригнитесь пониже, – сказал Далай, – вдруг они нас заметили и начнут стрелять.

К вечеру красные одержали победу. Максаржав вернулся в свой лагерь и распорядился:

– Позовите казначея! Скажите, чтобы он немедленно нашел где-нибудь красную ткань.

Вскоре было получено донесение, что группа белых расположилась лагерем по ту сторону реки. Максаржав выстроил своих цириков.

– В нашем полку десять цириков остались совсем без обуви, – сказал командир Дамба. – Как быть?

– Об этом подумаем после того, как разгромим белых, – ответил Максаржав. – В обозе пала корова, надо с нее снять шкуру и отдать этим десятерым, пусть обернут шкурой ноги, они потом догонят нас.

Войско Максаржава стало по льду переходить реку. Лед проламывался под копытами коней, и несколько всадников упали в воду. Появились разведчики и доложили:

– В отряде белых около трех сотен. Видимо, устали. Развели костер и улеглись по двое, по трое возле огня, некоторые спят сидя. У всех винтовки, и, кажется, есть пулемет. Вокруг лагеря выставлены караулы.

Максаржав отдал приказ:

– Отсюда мы не будем атаковать. Зайдем в тыл и нападем с той стороны. Полк Дамбы останется здесь, встретит врага.

В лагере белых все, кроме караульных, спали, утомленные четырехдневным переходом – красноармейцы гнали их четверо суток, не давая остановиться. И вот теперь, когда пересекли монгольскую границу, солдаты расположились на отдых.

Максаржав дал задание каждому командиру, определил всем позиции, и, внезапно обрушившись на белых, цирики разгромили их. Пленных не брали. Захватили много оружия, десятерым босоногим цирикам достались и сапоги. Правда, некоторые возражали, заявляли, что не могут носить эту обувь с твердыми подметками.

«А теперь попробую напугать красных», – решил Максар жав.

– Выставить дальние и ближние караулы! Поставить два ряда охраны! – приказал он и ушел в свою палатку. Он сел, не раздеваясь, прислонился к шесту, поддерживающему палатку, и задремал.

Ядам и Дорж поочередно сменяли друг друга на посту.

Вершины гор скрылись в тумане. Звезды исчезли. Иней покрыл траву. Караульные дрожали от холода всю ночь, не сомкнув глаз. Чтобы хоть немного согреться, они прыгали на месте.

* * *

На рассвете к лагерю подъехали в телеге, запряженной породистыми лошадьми, два русских комапдира с переводчиком.

– Мы приехали, чтобы встретиться с вашим командующим. Можно его видеть? – спросили они.

Друзья Максаржава, не зная, будить командующего или дать ему выспаться, стали перешептываться. И тут из юрты послышался голос Максаржава, который, как оказалось, давно проснулся:

– Что случилось? Кто меня хочет видеть?

Дэрмэн прошептал: «Не поймешь, когда только он спит!»

– Вас спрашивают русские. На шапках у них красные пятиконечные звезды.

– Скажи, чтобы пропустили. А подводу пусть оставят подальше отсюда!

В палатку Максаржава вошли двое русских, высокий и маленький, переводчик шел следом. Высокому пришлось сложиться чуть ли не втрое, чтобы пройти в дверь.

– Разрешите сказать несколько слов уважаемому Батор-вану? – сказал высокий, а переводчик перевел:

– Соизвольте выслушать рапорт, Хатан-Батор-ван.

– Проходите, пожалуйста! Садитесь!

Высокий русский, видимо, боялся сделать что-нибудь не так, нарушить обычаи и все пытался сесть, подогнув под себя ноги, но у него это не получалось, и тогда он просто присел на корточки. А низенький, согнув ноги, сел на пятки.

– Принесите чай, еду! – потребовал Максаржав.

– Дрова очень сырые, никак не можем огонь развести, как быть? – зашептались цирики. – У кого в палатке есть огонь?

– Что за ранние гости пожаловали к нам? – спросил Дорж.

– Мы приехали, – ответил высокий, – пригласить ваших командиров завтра к нам на праздник. Хотим отметить победу над белогвардейцами.

– Ах вот как! – Максаржав вынул табакерку, угостил всех. «С белыми вы можете сражаться, но не хотелось бы, чтобы воевали с нами. А что, если они решили заманить меня? Ну да я ведь не один...» – С благодарностью принимаем приглашение, – сказал он. – Завтра приедем.