Текст книги "Как перевоспитать вампира за 30 дней (СИ)"
Автор книги: София Новен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
– Возвращаю, как договаривались.
– Пригодилась? – Гоголь сдул с нее невидимые пылинки.
– Не то слово. Произвела настоящий фурор! – сказал с усмешкой.
– И что же, получилось у тебя провести занятие, поведать пытливым умам о bella Italia? – осведомился дядька с неподдельным интересом.
– В целом, да, если бы не одно "но". Каждый раз меня прерывает Дина! – пожаловался я. – Причем она говорит такие вещи, которые я знать не знаю!
– А-а-а, Дина… – Гоголь улыбнулся в усы. – Прелестная образованная барышня. Ей есть, чем ставить мат таким, как ты.
– Не очень-то и приятно! – отвернулся я.
А черт время не терял… Черт умял уже половину тарелки и явно целился ее уничтожить, пока мы между собой разбирались! Тут уж и чайок подоспел!
– Чего же ты ожидал? Книг в руки не берешь, со словом обращаешься неумело. Как такой, как ты, может овладеть вниманием слушателей? – разошелся дядька.
– Надеюсь только на свою харизму! – честно ответил я. – Ну а что ты предлагаешь? Наверстывать упущенное? Мне всегда было не до этого! Находились занятия поинтереснее чтения книг!
– Много же ты потерял… – раздосадованно покачал головой Николя. – Позволь мне, как человеку, имеющему опыт в преподавательском деле, вмешаться. Хоть он и невелик, я вложил знания далеко не в одну голову. Стало быть, пора заняться и твоей прежде, чем ты снова окажешься в стенах альма-матера.
Глава 28. За дело берется Николя
Глава 28. За дело берется Николя
А ведь я даже не представлял, на что меня подписали!
Началось все незатейливо. Гоголь, словно сгусток дыма, выпорхнул из своей обители и, заняв стул напротив, стал предаваться воспоминаниям о весеннем Риме – именно весной он впервые посетил город на семи холмах. От чая отказался – давно был не в том расположении духа.
Я и не заметил, как Николя стал виртуозно вставлять итальянскую лингву в свою речь. Где "питторов" помянет, с которыми имел честь знаться, где на "дотторов" посерчает, которые не могли унять его "нервозо фазколозо". Здоровье у него, как он выразился, non vale un fico secco – и выеденного яйца не стоило. Поначалу рассказы про недуги мой аппетит не портили. Я даже кивал в ответ. Но когда дядька дошел до болотной лихорадки… пирожок таки застрял в горле!
– Кто ж в сухомятку лопает? Запивать надо! – постучал по моей спине черт.
Вскоре я стал подозревать, что слезным "пор фавор" мне не отделаться – за меня взялись всерьез. Гоголь буквально рассказывал все, что знал об Италии, при случае добавляя что-то из собственного багажа историй. А он у него мог посоперничать с моим!
– Николя, давай как-нибудь потом продолжим? – улучил момент я.
– Как это, потом? – оскорбился Гоголь. – Позволь, голубчик, я только начал!
– У-у-у… – протянул черт, уж было заводивший глазами. – Пойду хоть бубликов принесу!
– Ты что, решил выговориться за все эти годы? – возмущенно фыркнул я.
– Погоди-погоди, к утру ты будешь способен недурно изъясниться! – огорошил дядька. – Maestro, конечно, из тебя не сделать, но толку явно прибавится.
– К утру?! – Я на стуле подпрыгнул! – Нет-нет, я никуда не спешу! Тем более у меня есть дела: еще в баню заглянуть нужно…
Предпринял попытку встать, однако в следующее мгновение с грохотом рухнул на место. Ноги в буквальном смысле отказывались идти!
– Ты что делаешь?! – словно привязанный, я задергался. – Может, лучше заклятиям своим научишь?!
– И вовсе это не заклятия. Это – сила знаний, – усмехнулся Гоголь. – Помнится, когда я читал курс истории в Патриотическом институте, у меня не было ни одной не успевающей воспитанницы. Что уж говорить о… – он оглядел меня, – кхм, тебе! К тому же сегодня из-под пера совершенно ничего не идет…
На столе очертилась тарелка борща, рядом дзынькнула ложка. Следом возник рогатый с веревкой обещанных бубликов на шее.
– Ну, че я пропустил?
***
Моя гувернантка явно мстила мне с того света. При жизни она и мечтать не могла, чтобы я смиренно сидел и внимал всему, что говорят. Неправильными воспитательными методами пользовалась.
К петухам я уже мог поддержать без запинки нехитрую беседу. И если раньше эта беседа ограничивалась десятью словами и вертелась вокруг меню ресторана или комплиментов синьоринам, то теперь я запросто отличал фокаччу от Боккаччо и Боккаччо – от Боттичелли. Дело было не только в том, что я оказался "приклеен" к стулу. Николя знал, на что давить.
Наутро я на всех парах мчался в академию. Благо, сегодня мой внешний вид не нуждался в оправданиях.
Захар, по привычке бдящий в каморке, был удивлен просьбой продолжить прерванное занятие.
– А может, ты к младшекурсникам через часик заглянешь? Им как раз будет нечего делать! – предложил он.
Но я стоял на своем. Что, зря ночь просидел? Да после такого мне и к младшекурсникам было не жалко зайти! Только сначала нужно кое-что исправить.
– Опять из-за тебя травознание отменять! – всплеснул руками лекарь. – Знаешь, что? Пойду и я послушаю, что у тебя за уроки такие!
Я не противился – это было даже на руку. Теперь-то Дина свой пыл поумерит!
Когда я в третий раз появился на пороге кабинета, адепты ничуть не удивились. Кого-то, как соседку рыжей, "Бонджорно!" обрадовало, кого-то заставило огорченно вздохнуть. А кое-кто и глазом не моргнул.
– Напомните, на чем мы остановились вчера? – специально спросил я.
Все взгляды устремились на Дину.
– На "Пиноккио" Коллоди. Кажется, вы о нем ничего не знаете, как и обо всем остальном… – ответила та с оглядкой на Захара.
– Зачем же мне читать эту новомодную попсу? Есть вещи, куда лучше передающие дух Италии! – с полной уверенностью заявил я. Дядька ни о каком деревянном человечке не слышал, а его вкусу я доверял. – Читали ли вы Боккаччо, поэзию Петрарки? Или, на худой конец, комедии Гольдони? А это и есть энциклопедия итальянской жизни! – процитировал я своего новоиспеченного учителя. – Поэтому не вводите других студентов в заблуждение! Ни за какими деревянными человечками по Италии не гоняются!
Щеки Дины налились румянцем. Захар, разделявший мнение рыжей, уставился на меня с открытым ртом. По кабинету прошли смешки.
– Разве нам есть, откуда брать эти книги? Если на ярмарке удастся что-то найти, это большая редкость, – выкрутилась она. – Вы же сами из столицы будете?
– Будем. А к чему вопрос? – не сообразил я.
– К тому, что вам не составит труда достать для нас совсем чуть-чуть книг. Чтобы мы лучше изучали ваш итальянский с французским.
– А что? Хорошая идея! – поддержал Захар. – Мы ж давно писали пану Корнею, чтобы учебники академии выделил, долго упрашивали и кое-как добились! А тебе точно есть, кому написать в столицу! Нам еще многое нужно! – свалилось на меня как снег на голову.
Судя по злорадной ухмылке Дины, попал я конкретно… А воодушевленный взгляд Захара только укрепил это чувство!
– Приму к сведению, – нервно кашлянул я. – Пожалуй, пора перейти к азам итальянского… Обещаю, если после моей лекции вы и не сойдете за местных в Италии, то явно там не потеряетесь!
Сказать, что это был мой звездный час, – не сказать ничего. Уже через некоторое время в стенах академии звучали не привычные заклятия, а заморские "дискуссионы". Особенно полны энтузиазма были младшекурсники. Они без умолку представлялись друг другу, а после урока отпускали вслед преподавателям "Вuona giornata!", отчего те испуганно шарахались. Думали, за двойки их проклинают!
Меж тем я намеревался выскочить из академии незамеченным. Но Захар как будто специально поджидал меня в конце коридора.
– Я ж тебе список книг не дал! – радостно сообщил он. – Пойдем-ка в учительскую, заодно план занятий обсудим…
– А может, потом? – бочком попятился к двери.
Но путь к побегу тут же отрезали.
– Да не переживай, мы ненадолго! – Лекарь поволок меня прямиком под лестницу.
Когда Захар говорил, что им "еще многое нужно", я подозревал, что парой книжек мне не отделаться… Но когда он развернул список на полстола… у меня задергался глаз! Писали явно всей академией!
– Здесь только необходимое! – с честным видом заверил лекарь.
Я хотел возразить… но дверь вдруг приоткрыли. В каморку просунулось крайне негодующее лицо.
– Господин Готи, неужели! Я вас ищу! – Прошествовав к нам, дама вооружила острый нос пенсе. – Объясните-ка, чему вы учите адептов? Только что один из них оскорбил меня!
– Позвольте узнать, как? – Я удивленно изогнул бровь.
– Несся за мной по всей академии с криком "Горбатая Ганна Петровна"! Как не стыдно! – Преподавательница притопнула каблучком. – Да у меня прекрасная осанка!
С этим я бы поспорил: женщина, которая уже присутствовала на злополучном новоселье, была не самой приятной наружности. Костлявая, скрюченная, во всем черном, с жиденькой косичкой за спиной… Издалека бы сошла за родственницу моего гоблина!
– Вас никто не оскорблял. Напротив, обратились очень вежливо! – усмехнулся я, понимая, о чем речь. – "Garbata" по-итальянски значит "любезная".
– Какой обидный язык! – сердито фыркнула Ганна и отвернулась от меня. – Бублики к чаю остались?
– Конечно! – Захар вдруг засуетился: галантно отодвинул ей стул и даже налил чай. – Ганночка, я ж варенье ваше любимое принес! Из груш! – Он вынул из ближайшего шкафчика банку.
– Захар, вы меня балуете! – переменилась в лице дама.
Решив никого не смущать своим присутствием, я двинул в сторону двери. Лекарь, пряча улыбку за усами, очнулся, когда я был уже на пороге.
– Стой! Ты ж не только на языках своих лялякаешь? Говорил, еще арифметику знаешь! – припомнил мне Захар. – Пускай адепты цифирью писать учатся. Не надо им каждый день языки читать, а то скоро речь родную забудут. Вон, как Ганну Петровну запугали! – При взгляде на особу он вновь улыбнулся. – Завтра с утра приходи, я тебе кабинет выделю. И про учебники, будь добр, не забудь!
Когда "напоминание" волочится у самых ног, при всем желании не забудешь!
Вернувшись в дом, я застал любопытную картину. Без меня тут никто не скучал! Особенно рогатая особь, придерживающая у лба полотенце.
– Я ж вас, хлопцы, послушал, прихожу и говорю ей "Ти амо, Солоха"… А она как с печки грохнется, как погонит меня веником с хаты! Ох и долго я кубарем катился… – расстроенно хрюкнул черт.
– Не робкого десятка женщина, – сделал вывод Тильбо, подливая ему чай.
Дядька уже не мог сдержать слез от смеха. Я тенью прошел в столовую и, положив перед троицей "маленькую" просьбу Захара, опустился на стул.
– Это че? – Черт одной левой развернул сверток.
– Учебники, которые я должен достать для академии! – испустил вздох я. – Придется писать в столицу! И после всего случившегося я даже не знаю кому… Тадеушу не до меня: уверен, он еще не все мои запасы прикончил. Остается лишь один вариант…
Три пары глаз впились в меня в ожидании.
– Писать деду.
Черт аж чаем поперхнулся.
– По-вашему, у меня есть выбор? – задумчиво подпер рукой подбородок. – Это довольно нагло с моей стороны, но я подумал… что, если рассказать ему обо всем, что я здесь сделал? Конечно, не без вашей помощи! – не стал обижать товарищей. – Да и сама просьба пожертвовать в провинцию книги звучит благородно! Может, он сжалится и пришлет за мной экипаж?
– Тю! – вскочил из-за стола черт. – Та кому ты мешаешь? Сиди у нас, скока влезет!
– Вообще-то, там мое наследство к рукам прибирают! – С тоской вспомнил свой особняк и с содроганием – поместье в Трансильвании. – К тому же в деревне я стал забывать, как выглядит нормальная жизнь!
– Глянь, какие мы нежные! – наморщил пятак рогатый.
– Пускай пишет, его право. Когда-то же он должен нас покинуть? – сказал Николя со странной грустью в голосе.
– Только у меня ни пера, ни бумаги…
– Мое перо тебе, увы, не поможет, – передернул плечами дядька.
Я выразительно посмотрел на черта.
– А че сразу я? Сам бы пошел поискал! – Нечистый поупирался пару секунд для виду. – Ладно! У Василя там че-то лежало…
Уже через несколько минут я с дымящейся чашкой ломал над письмом голову. Со стола на меня смотрел громоздкий список учебников. Из-за правого плеча выглядывал Гоголь, из-за левого – недовольно сопящий черт. Даже Тильбо одним глазком подсматривал.
– Многопочтенный? Нет, слишком официально… Дорогой? Слишком просто… Любезнейший? Тоже не то… – перебирал я. – Милостивейший дедушка…
Глава 29. Оксана, Оксана…
Глава 29. Оксана, Оксана…
Спустя несколько часов письмо наконец-то было написано. Сколько бумаги я перемарал… Мало того, что обращение к всемогущему дедуле и мои "слезные раскаяния" беспощадно правились (нужна была лучшая версия!), я ошибался в бесконечном перечислении гримуаров. Название многих заставляло задуматься, не надает ли мне по шее пан Корней. "Ключ царя Соломона" и "Книгу Черного Братства" Николя так вообще запретил произносить вслух, не то что в письме упоминать. А в списке они значились чуть ли не первыми…
Перечень сократился вдвое: что-то было под запретом, что-то Гоголь заменял на свой вкус. Добавив уже известную мне итальянскую классику и пару книжек Дюма, я заверил деда, что судьба сельских ребятишек мне небезразлична, и поставил жирную точку.
– Я уж думал, не разродишься! От чаёв на задний двор устал бегать! – обрадовался чертяка, прихлебывая которую чашку.
– Как можно отправить письмо? – поинтересовался я, не припоминая почтовой конторы поблизости.
– Только в Балдейкино чесать! Недельки через две дойдет… – прикинул рогатый.
– А ответ мне когда ждать? Через месяц?! – ужаснулся я. – Нет, так дело не пойдет! Может, тебе, черт, до деда моего слетать? Ты здесь самый быстрый!
– Не видишь, че ли? Не выездной я! – Нечистый убрал со лба полотенце, демонстрируя вскочивший третий "рог". – Да и не бывал я там никогда, места незнакомые…
Я окинул задумчивым взглядом троицу. Гоголю края наши были известны, но на роль почтальона ввиду своей призрачности он не тянул. Посылать Тильбо? Старый гоблин триста раз потеряется, пока доедет, а письмо требовалось доставить как можно скорее… И тут меня осенило – кое-кого ведь не хватало в моей "команде"!
– Стефан! Вот кому нечем заняться! – хлопнул себя по лбу. – Правда, я давно его не видел…
– Этот тот, что у вдовы Настасьи прописался? – смекнул черт. – Поди, про него все бабы судачили…
– Что успел натворить мой кучер? – насторожился я.
– Та ниче… – Рогатый потупил взгляд, и пятак его слегка покраснел. – Просто они из хаты носа не высовывают…
– Избавь меня от подробностей! – поморщился я. – Где эта Настасья живет?
***
Исколошматив всю дверь, я стал заглядывать в окна низенькой хаты, что стояла неподалеку от дома Чуба. Внутри было подозрительно тихо, словно там действительно кто-то прятался. Передние окошки оказались занавешены, и только через заднее, не задернутое до конца, я разглядел два силуэта.
– Давай в трубу залезу? – донеслось с крыши. – Работает без нареканий!
– Подожди ты, шорох наводить, – отмахнулся я, озираясь на дом Кузьмича.
– Та за этого не переживай, я ж ему бутылочку уже подсунул! Только вместо курочки вобла была. Курочка мне самому сгодилась… – довольно облизнувшись, черт потер руки.
– Сте-е-ефа-а-ан! – предпринял последнюю попытку, забарабанив в окно. – Я же знаю, ты там! Выходи, иначе…
– Да не кричите так, господин! – вынырнул из-за угла раскрасневшийся кучер, застегивая рубашку. – Что случилось?
– Ты должен доставить это письмо моему деду. Немедленно! – протянул ему самодельный конверт, запечатанный каплей воска. – Скакуна возьмешь в конюшне, если спросят – завхоз тебе во временное пользование выделил. Без ответного письма даже не возвращайся.
– А… как же?.. – Он перевел взгляд на окно, в котором шевельнулась занавеска.
– Забыл, что ты все еще мой слуга? – От захлестнувшего меня раздражения схватил его за воротник. – Я и так закрыл глаза на твои загулы, о которых судачила вся деревня! Может, не стоило?!
– Бу! – С крыши вниз головой свесился черт.
– Только не он! – взвизгнул Стефан и, зажмурившись, боязливо закивал. – Сделаю! Все сделаю, господин! Дня два-три туда и столько же обратно! Вы только Настасьюшку не трогайте…
Покосившись на немолодую женщину, подслушивающую нас за занавеской, я отпустил его.
– Сдалась нам твоя Настасьюшка.
Кучер шмыгнул обратно в хату – объясняться с дамой сердца. Черт же с чувством выполненного долга испарился – пошел на мировую к Солохе.
Я свернул на дорогу, погруженный в мысли о том, как буду паковать чемоданы… Потом вспомнил, что чемоданов у меня нет…
А потом и вовсе врезался в несущуюся навстречу Марусю!
– Пан… завхоз! – еле выговорила жена Котика, пытаясь перевести дыхание. – Где ж вы… есть? Никак до вас… не донесу!
– Что не донесете? – не понял я.
– Сегодня мы урожай пересчитывали, сколько и чего имеется. С одной картошкой не задалось – мало ее! Коль отдадим, сами впроголодь всю зиму будем! Поутру можно сбираться в Балдейкино! – отчеканила она, обмахиваясь руками.
– Зачем? – на всякий случай отодвинулся, чтоб мне по голове не прилетело.
– Ну как, зачем?! – возмутилась Маруся, стирая пот со лба. – Думаете, пану от нас морковка нужна? Мы ж каждый сезон, как урожай наберется, на ярмарку едем и всю выручку ему посылаем. Отхожими работами нам заниматься нельзя, только то продавать, что на поле растет. Одни копейки нам достаются! – посетовала жена Котика.
– А кто, кроме меня, должен ехать? – спросил я, ничуть не расстроившись.
Уж лучше на ярмарке проветриться, чем арифметику выдумывать! Хорошо я считал лишь деньги, а в карманах моих давно было шаром покати…
– Та кому скажете, тот и поедет! – развела руками Маруся. – Но я всегда пригождаюсь! При мне и яблочка не своруют!
Избежать кандидатуры Маруси было невозможно. Дав волю народу (пускай едет тот, кто хочет, мне какое дело?), я поспешил ретироваться. Над селением уже собирались сизые сумерки, и вот-вот на пост, разогнав суетливую облачность, должна была заступить луна.
– Здорово, работничек! – догнал меня знакомый голос.
Я обернулся – Чуб как раз подходил к своему дому с противоположной стороны.
– Ты, конечно, молодец, что слово держишь… Да кто ж на подоконнике добро оставляет? – рассмеялся в усы Кузьмич, имея в виду подарок черта. – Наталка меня с утра чуть ли не прибила! Обожди минутку, она как раз еще не вернулась… Для такого только хорошая компания нужна! – Чуб юркнул в хату и уже через минуту присоединился ко мне не с пустыми руками.
А вечер обещал быть тихим…
– Ну и запашок! – отвернулся я, не сдержавшись.
– Воблочка! Да какая хорошая! – Кузьмич потряс связкой вяленой рыбы.
Права была Дина: если Чуб привязался, ни под каким предлогом не отстанет! Завалившись в мой дом, он принялся скорее расчехлять гостинцы. После прошлого раза я завязал с экспериментами, потому, вооружившись ножиком, учился чистить рыбешку.
– Знаешь же, что завтра наши на ярмарку едут? – начал с насущного Чуб. – Пан, когда уезжал, сказал Захару, что к началу октября мы его карманы пополнить должны. Летним сбором он остался недоволен…
– Надо так надо, – кивнул я, пробуя вяленую рыбу. На вкус оказалась неплохой, чаем запивалась хорошо.
– Вакула тоже снаряжается, у него ж теперь грамота есть! – довольно прочавкал старик. – Вроде и Андрийка, песий сын, ехать собрался…
– Чем тебе Андрийка не угодил? – ухмыльнулся без задней мысли.
Чуб тут же переменился в лице и, скрутив рыбешке голову, процедил сквозь зубы:
– Он мне Оксанку попортил!
– Оксанку? – нахмурился я, припоминая пару слов, брошенных вскользь. – А-а-а, среднюю дочку? Ты о ней почти ничего не говорил.
– Что тут говорить! Позор на все село… – шмыгнул носом Кузьмич. – Два года назад случилась и у нее любовь на сеновале… Да только Андрийка этот, бугай лысый, жениться на девке моей не собирался! К чертям его! В пекло! – Он стукнул по столу рукой.
– Подожди… бугай лысый? – Перед глазами всплыла потасовка, случившаяся в первый день моего приезда. – А это не с ним я трактир перевернул? Тот сыр-бор из-за твоей Оксаны был?! – ахнул я.
– Из-за нее, голубоньки! Теперь она у меня носа не показывает! – в сердцах воскликнул Чуб. – А то, что ты парень неплохой, я с самого начала понял! Напрасно только с дидько лысым спутался… Но кто из нас не совершал ошибок! – Старик по-дружески хлопнул меня по плечу и снова заговорил о своем: – Зря я ее тогда за Вакулу не отдал… Хороший мужик, силищи в нем – ого-го! Завертелась рядом с ним та прохвостка, а Оксанка моя, дура, на ласковые речи другого повелась… И до сих пор, гад, отстать не может! Морду ему пора набить…
– Ты погоди горевать, Чуб. Ситуацию же исправить можно… – пораскинул мозгами я.
– Ну и как? – недоверчиво прищурился он.
– Вакула у нас тоже не первой свежести… – Завидев суровый взгляд, исправился: – Я хотел сказать, сам был женат! Уверен, прошлое Оксаны его ничуть не смутит! Люди нынче сходятся и расходятся, это в порядке вещей!
– Да куда уж там… – совсем потерял надежду мой новый приятель.
– Между прочим, завтрашним походом заведую я. И если я не захочу, никакой Андрийка на ярмарку не поедет, – вспомнил слова Маруси. – Решено! Берем Вакулу, берем Оксану и утром выдвигаемся в Балдейкино! Налаживать нужно не только торговлю, но и личную жизнь!
Поначалу Чуб отмахивался, мол, два раза в одну реку не войдешь, былого не воротить… Но когда главный гостинец был опустошен, он уже охотно собирал своей Оксане приданое.
– Черевички красные… и бусы! Бусы! – бормоча, клевал носом Чуб.
– Вставай давай! Я тебе не Наталка – с утра не подниму! – пытался растолкать его я.
Раза с пятого таки получилось. Сжав кулак, Кузьмич потряс им на прощание в воздухе и, пошатываясь, поплелся по дороге. Я почти сразу услышал шелест ближайших к дому кустов. Пришлось бежать, поднимать горе-отца и под руку вести в хату к жене. Она-то его быстро в чувство приведет!
Вернулся я далеко за полночь. Во всем доме брезжила одна-единственная свеча, скупо освещая портрет Гоголя.
– Казалось бы, история – столь непредсказуемая вещь… Однако все в нашей жизни имеет свойство повторяться, – задумчиво произнес дядька, за вечер не проронивший ни слова.
Не придав этому значения, я прошел в спальню и в одежде повалился на кровать. Скоро петухи отсчитают ночь, и придется снаряжаться в путь…
