Текст книги "Несколько бесполезных соображений"

Автор книги: Симон Кармиггелт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

Триумфальная арка

На площади Дам меня остановил старый, неряшливо одетый человек с коротко подстриженной седой бородкой и сказал:

– Менеер, не дадите ли вы мне десять центов на триумфальную арку?

Я машинально полез в карман, но, еще не успев вынуть деньги, спросил:

– А где ее сейчас устраивают?

– Ах, менеер, – философски махнул рукой старик, – честно говоря, нигде.

– В таком случае обойдетесь без денег, – запальчиво сказал я. Не люблю, когда меня водят за нос.

– Да будьте же благоразумны, менеер! – воскликнул старик. – Ну что в этой арке хорошего? Несколько жалких гирлянд да пара веток. Мы же взрослые люди. Скажите спасибо, что ее нету.

Он говорил так громко и с таким подчеркнутым, ничем не обоснованным возмущением, что возле нас стали собираться прохожие.

– О чем спор? – спросил круглый, как шарик, почтальон.

– Ах, – сказала какая-то старая дева, – этот верзила влепил старому человеку пощечину.

– Вранье! – негодующе воскликнул я. – Этот тип сказал мне…

– Люди, сами посудите, – перебил старик. – Менеер задолжал мне, а деньги отдавать не желает, и знаете почему? – Сделав дипломатическую паузу, он продолжал: – Потому, видите ли, что я не сказал ему, где сейчас в Амстердаме сооружают триумфальную арку.

Толпа громко расхохоталась, кто-то украдкой дал мне тычка, а почтальон крикнул:

– Вы только поглядите на этого великовозрастного младенца! Триумфальная арка ему понадобилась. Сегодня ведь не праздник!

Яростно отбиваясь и давая сдачи, я вопил:

– Наглая ложь! Он первый начал! Сказал, что построил арку…

– Люди, мне больше нечего вам сказать, – спокойно заявил старик и снял шапку, чтобы все увидели его почтенные седины. – Разве я похож на человека, который в будний день станет украшать Дам?

Конечно, не похож. Тут началась потасовка, и четверть часа спустя мы всей компанией очутились в полицейском участке.

– Студент, конечно? – сочувственно обратился ко мне усатый капрал.

– Отнюдь нет, – заносчиво возразил я и предъявил документ. Он небрежно взглянул, сел на краешек стола и осторожно начал, как человек, который вопреки своей натуре стремится подойти к делу вполне разумно:

– Послушайте, менеер, каждый из нас был молод, и шутка есть шутка, но всему есть предел, верно?

Я было попытался возразить, но он не дал мне раскрыть рта.

– Этот человек мне обо всем рассказал, – продол жал он. – Вообще-то я все прекрасно понимаю, нам тут студенты частенько дают жизни, но извините, менеер, глумиться над стариком – это уж самое последнее дело.

– Да выслушайте меня наконец! – закричал я, чуть не плача. – Этот тип подходит ко мне на Дам и просит десять центов якобы для украшения триумфальной арки, а на самом деле никакой арки нет.

Капрал ободряюще кивнул головой.

– Да полно, – произнес он. – Вы ведь образованный человек, сами должны понимать, что ваша история чрезвычайно неправдоподобна. Ну кому такое придет в голову? Нет, вы обязаны отвечать за свои поступки. Бить старого человека – это же ни на что не похоже.

– Бить?! – заорал я. – Да я никого не бил!

– У меня тут четыре свидетеля, – сурово произнес полицейский, указывая на трех кляузников и на лживую особу, которая с самого начала оклеветала меня. Они сидели на скамейке и бросали на меня убийственные взгляды.

– У нынешней молодежи нет почтения к сединам! – взвизгнула старая дева. Мужчины уныло закивали, по всему было видно, что руки у них так и чешутся меня отдубасить. Я почувствовал смертельную усталость.

– Ну да ладно, – сказал капрал, не сводя глаз с моего лица, – мы ведь здесь не палачи, менеер. На свете и без того хватает судебных процессов, так что, если есть возможность, мы исков не возбуждаем.

– Как же мне поступить? – спросил я, окончательно упав духом.

– Очень просто, – сказал капрал. – Уплатите старому человеку рейксдалдер,[13]13
  Монета достоинством в 2,5 гульдена


[Закрыть] и будем считать дело закрытым.

Силы мои были на исходе. Я попросил позвать старика и дал ему деньги.

– Премного благодарствую, Андрис, – сказал он, пожимая мне руку, – и давай забудем об этой истории. Мы с тобой как-никак родня, и мне не впервой получать от тебя щелчки, правда? А что касается сотни гульденов…

Я с криком выбежал из участка и прыгнул в канал. Только на дне я обрел спокойствие и справедливость.

Прогулка

В центре города ко мне подбежал серый шпиц с грязным хвостом и, затрусив рядом со мной, спросил:

– Вы Клагеса[14]14
  Клагес, Людвиг (1870–1956) – немецкий психолог и философ-иррационалист


[Закрыть] не читали?

– Нет, – ответил я.

– Очень интересно, – сказал шпиц. – Только немного заумно и к тому же по-немецки. Вам непременно понравится.

Некоторое время мы молча шагали рядом. Внезапно меня осенило, что говорящие собаки попадаются нечасто. – Ты умеешь разговаривать? – спросил я.

– Да, – кивнул он. – Я граф Лестер – перевоплощенный, конечно. Жил с тысяча пятьсот тридцать восьмого по тысяча пятьсот восемьдесят восьмой год. Замок имел, в Дирене. Тоже ужасное было время.

– Тоже? – спросил я.

– Да, как и теперь. Вот ведь гнусность – заставить человека перевоплотиться в собаку. Сплошные интриги и произвол. Мой последний повар стал кассовым аппаратом в одном лондонском кафе и втихомолку прикарманивает – достаточно, чтобы каждый вечер ходить куда-нибудь развлекаться. А мне только и остается углы обнюхивать.

– Все в руце божией, – заметил я афористически. – А что, кассовые аппараты действительно развлекаются?

– О, Лондон велик! – беспечно сказал он.

Мы все брели, брели. Стал накрапывать дождь.

– А с какой стати ты, собственно, вспомнил Клагеса? – спросил я.

Он залаял, обнажив зубы.

– Пардон, – сказал я, – но ведь ты только что разговаривал.

– Спятил ты, что ли! – возразил он. – Собаки не умеют говорить.

– Не обижайся, – сказал я. – Похоже, тут какое-то недоразумение.

Я приподнял шляпу, свернул в переулок и по рассеянности налетел на полицейского. Извинившись, я пошел дальше, но он разочарованно воскликнул:

– В нем ничего нет!

– Где? – спросил я, обернувшись.

– В вашем бумажнике, – сказал он. – Я его только что подобрал, но он совершенно пустой.

Он действительно с обескураженным видом протянул мне бумажник.

– Не обижайтесь, – сказал я скромно. – Я зарабатываю очень мало. Все сразу спускаю.

Он сделал равнодушный жест, и мы вместе пошли дальше.

– Вы часто воруете? – спросил я, чтобы поддержать разговор.

– Только в свободное от службы время, – ответил он – Раньше я еще убивал, но теперь уже годы не те.

– Wer jetzt kein Haus hat, baut sich keines mehr,[15]15
  Бездомному не выстроить приюта (нем.). Цитата из стихотворения австрийского поэта Р. М. Рильке (1875 – 1926) «Осенний день», пер. Е. Витковского.


[Закрыть] – процитировал я.

– Вы немец? – деловито осведомился он.

– Нет, – объяснил я. – Это из Рильке. Есть такой поэт.

– А при чем же тут строительство? – спросил он.

– Забудьте об этом, – сказал я. – Дети у вас есть? Вы их бьете?

Он вдруг остановился.

– Рильке! – воскликнул он. – Ну конечно! Это был мой отец. Вам знаком его рифмованный справочник столичных адресов? Штука любопытная и абсолютно бесполезная.

Он сорвал с меня шляпу и вскочил на подножку трамвая. Странный тип.

Я вошел в кафе, чтоб на досуге поразмыслить о случившемся. Кельнер был голый.

– Кофе или ничего? – спросил он.

– Ничего, – сказал я.

– Вон! – рявкнул кельнер. – Мы тут в игрушки не играем.

Это был веский аргумент: люди вроде него святым духом питаться не могут. Я опять вышел на улицу. Дождь не прекращался. Было хмуро и слякотно.

В подворотне стояли два старика. В ту самую минуту, когда я проходил мимо, тот, что повыше, двинул другого в ухо.

– Вам больно? – спросил я пострадавшего.

– Нисколько, – бодро ответил он. – Мы спорим о жизни, а у моего друга воинственная натура.

– Вот вам и философский камень, господа, – учтиво сказал я.

– Не бросайтесь камнями! – испуганно закричали оба и побежали прочь. Несмотря на свой преклонный возраст, они не поняли, что я выразился фигурально и имел в виду просто-напросто начало всех зол. Этот неудачный опыт убедил меня в бесполезности жизни. Я вынул из уха затычку и исчез.

Удивительный случай

В субботу вечером, когда я один сидел у себя в кабинете и читал Эдгара Аллана По, кто-то резко нажал кнопку звонка. Я отворил дверь и увидел щуплого человечка в унылой кепке.

– Добрый вечер, – сказал он. – Менеер Лауверс дома?

– Нет, – ответил я.

– А когда я смогу его застать? – спросила кепка.

– Никогда, – ответил я. – Такой здесь не живет.

Человек ухватил себя за подбородок. Отступив назад, он осветил карманным фонарем номер дома.

– Шестнадцать! – воскликнул он с облегчением. – Вот видите, я знал, что не ошибся. Лауверс живет в доме номер шестнадцать.

Я покачал головой.

– Правда-правда. Толстый такой, с белой собачкой.

Из вежливости я сделал вид, будто стараюсь припомнить. Но в конце концов сказал, что в жизни не видел ни этого господина, ни его собачонки.

Кепка начала проявлять признаки нетерпения.

– У него одутловатое лицо, у этого Лауверса. Я уже не первый раз его навещаю.

– Да нет здесь такого, менеер! Говорят вам…

В эту минуту отворилась дверь гостиной, и в коридор вышел тучный мужчина с одутловатым лицом, одетый в домашнюю куртку, с ним рядом суетилась белая собачка. Протягивая руку, он бросился прямо к кепке и воскликнул:

– Да ведь это Кеес! Наконец-то вы ко мне выбрались!

– Ну что, убедились? – сказал гость, взглянув на меня укоризненно.

Я был порядком озадачен; потом все выяснилось. Лауверс живет в нашем доме уже полтора года. Оказывается, из-за административной путаницы в жилищном управлении дом сдали не только нам, но и Лауверсу. По странному стечению обстоятельств раньше мы с ним ни разу не встретились. Когда мы были в передней комнате, он находился в задней. Если же в заднюю комнату уходил я, скажем, чтобы взять книгу, он в это время был в коридоре или на прогулке. Так мы за все время ни разу и не встретились. Только сейчас, благодаря посетителю, эта история выплыла наружу. Ну да ничего, что-нибудь придумаем.

Кстати, Лауверс неплохой парень. Только немного толстоват.

Спиритический сеанс

– Я пошел, до свиданья, дядя Хенри, – сказал я, уже в куртке войдя в кабинет, где он, как всегда, дремал над книгой, а облезлый пес Дус лежал у его ног.

– Хорошо, мой мальчик, – рассеянно ответил он и поглядел на меня с непостижимым, задумчивым дружелюбием очень старого человека, который в меланхолическом окружении изящных безделушек и целлулоидных воротничков ждет смерти так же спокойно, как ждут поезда. Картина эта стояла у меня перед глазами, когда я, слыша собственные шаги на замшелой аллее, оглянулся на уродливый старый дом, где нот уже целый месяц прерываю своим приходом сумбурные дядины разговоры с самим собой.

Беседовали мы с ним только о погоде, поэтому я с радостью принял приглашение своих старых амстердамских приятелей навестить их.

Входя в квартиру, я был готов ко всему – в карты и то сыграл бы с удовольствием. Но встреча превзошла все мои ожидания. В уставленной книгами комнате на круглой дубовом столе стояли бутылки и хрустальные рюмки, благодаря чему первоначальная неловкость быстро рассеялась. Я даже дошел до того, что согласился фамильярно называть Хенком корпулентного адвоката, большого поклонника искусств, потому только, что четверть века назад, когда мы оба были совсем иными, мы питали друг к другу симпатию, но, известно, бутылка вина, как по волшебству, развеивает дымку, туманящую прошлое.

И пошло: Хенк, Фреек, да не выпить ли нам за Анни. Суровая женщина с такими волосами, что ими впору набивать диванные подушки. Жена Хенка. И все в таком же духе.

Компания состояла из людей трезвых, деловых, однако же не столь самоуверенно-неприступных, как представители высшего света. Беседа протекала плавно, остроумно, непринужденно, иронично, как и подобает в обществе интеллектуалов-соглашателей.

Хенк рассказал случай из своей практики: некий лавочник, всеобщий любимец, кроткий гений квартала, с вечной любезной улыбкой на лице, как оказалось, совершил неслыханно изощренное преступление. Все заговорили о загадке так называемого человека с улицы. Я привел цитату из «Человека толпы» Эдгара По, с детской наивностью стремясь прослыть в этой высокоинтеллектуальной среде образованным человеком. Все это заметили, но я мужественно продолжал и в конце концов стал рассказывать о дяде Хенри.

– Вот уже несколько недель я живу в его доме, но, по сути дела, до сих пор ровным счетом ничего о нем не знаю. Меня бы не удивило, если бы оказалось, что по ночам он выкапывает в саду трупы или что он главарь бандитской шайки. Может статься, в свое время он убил мою тетку и ее призрак является ему по ночам. В таком случае его бормотанье, которое доносится до меня, когда я лежу в постели, не так уж невинно, как кажется. Я имею в виду, старик вроде него – сплошная загадка, стоит только набраться смелости и усомниться в его пресловутой порядочности.

От привидений разговор перекинулся на спиритизм. В этом кругу им занимаются, только не по убеждению, а на вечеринках, забавы ради.

– Давайте повертим рюмку, – предложил Хенк, и уже через пять минут я знал, что это такое. На освобожденном круглом столе разложили кольцом карточки с буквами алфавита, а в центре кольца хозяйка поставила перевернутую рюмку.

– Ну и что теперь? – недоверчиво спросил я.

– Теперь все мы слегка коснемся пальцем ножки рюмки, – сказал Хенк. Он принял на себя руководство и стал вдруг на редкость сосредоточенным.

Когда мы сделали так, как он велел, рюмка завертелась по карточкам с буквами. Сперва я заподозрил, что ее толкает Анни, но вскоре убедился, что мои подозрения безосновательны: рюмка шла самоходом, никто ее не подталкивал.

– Самый настоящий дух, – с иронической напыщенностью изрек Фреек, выполнявший роль скептика-зубоскала.

– Дух, ты здесь? – спросил Хенк.

Рюмка повернулась к буквам «Д» и «А».

– Ну и что из этого? – спросил Фреек. Остальные прыснули со смеху. Хенк шепотом сердито их утихомирил.

– Кому предназначено послание?

– Ф-р-е-е-к-у, – протанцевала рюмка. Засим, как своего рода божья кара, последовало весьма пикантное сообщение о некоей Лиз, которое заставило жену Фреека вспыхнуть от ярости, а у остальных вызвало многозначительные ухмылки.

– Это и есть передача мысли? – наивно спросил я по глупости. На что Фреек, с трудом сохраняя невозмутимость, холодно ответил:

– Наверное, да, и я знаю, чья это мысль.

Назревала ссора, притом ожесточенная, так как мы уже здорово нагрузились. Все были слишком возбуждены и стали крайне обидчивыми – только задень. – Хватит шуметь! – закричал наконец Хенк. – Давайте продолжим.

И рюмка опять двинулась по кругу, формулируя невысказанные мысли, превращая нашу вечеринку в некое моральное саморазоблачение. В конце концов прозвучало и мое имя.

– От кого послание? – осведомился Хенк.

– От дяди Хенри, – ответила рюмка.

– В таком случае продолжайте.

Мы напряженно следили за мучительно медленно возникавшими словами. Сомневаться, однако, не приходилось – когда рюмка замерла, на бумаге было написано: «Я зажарил собаку и ем ее с аппетитом».

– Это все? – спросил Хенк с плохо скрытым удовольствием.

– Да, – по буквам ответила рюмка и опять остановилась.

– Ваш дядюшка – явный гурман, – заметила Анни, подливая в рюмки вино.

Еще с полчаса мы изощрялись в безудержно фантастических комментариях, пытаясь громким смехом снять нервозность. Так продолжалось до полуночи, пока наша вечеринка не выдохлась, как проколотый воздушный шарик.

– Вам надо поскорее ехать домой, не то ваш дядя ночью примется за садовника, – сказал Фреек и даже предложил подвезти меня.

Час спустя я вышел в Лунене у садовой калитки. Гул мотора замер вдали. Я кое-как проковылял по ведущей к дому аллее и увидел, что в кабинете еще горит свет. «Только не смейся, когда увидишь дядю в кресле и Дуса возле него», – подумал я.

Он действительно спал в своем кресле, но, когда я вломился в комнату, тут же проснулся. Все еще во власти сна, он испуганно посмотрел на меня.

– Здравствуйте, дядюшка! – весело сказал я. – Вы еще не ложились?

– Да, мой мальчик, да… – глядя на меня отсутствующим взглядом, сказал, он. – Я, собственно, ждал тебя только ут… – Конец фразы поглотил зевок.

Я сел напротив него. Тишина. Уныло тикали часы.

– А где Дус? – спросил я, не обнаружив собаки в комнате.

Он бросил на меня сконфуженный взгляд – или мне это показалось?

– Вечером я его выпустил, а он убежал, – ответил дядя нерешительно. – Раньше такого не бывало. Очень странно…

– Да, – кивнул я. Непонятная тревога прояснила мою голову. Взгляд внезапно упал на стол. Часть его была накрыта, там стояла тарелка с остатками еды. Рядом с ножом и вилкой лежала салфетка. Дядя проследил за моим взглядом.

– Я немного закусил, – сказал он мягко.

– Чем? – резко спросил я.

– На кухне оставалось холодное мясо, – ответил он.

Неужели он действительно смутился? Наступила грозо вая тишина.

– А ты не хочешь есть? – простодушно спросил он.

– Нет, спасибо! – поспешно воскликнул я.

Мы еще немного посидели, он – загадочно вперив в меня взгляд, я – борясь с необузданным желанием узнать истину.

– Пойду спать, – вдруг сказал я. Подал ему руку и через темный коридор прошел в кухню, но не успел оглядеться, как дверь скрипнула, и на пороге возник дядя Хенри.

– Ты все-таки хочешь есть? – спросил он враждебно.

Я не нашелся что ответить. Он вселял в меня страх и ±твращение, и я со всех ног бросился вон из кухни наверх, в свою комнату. Сев на край старомодной кровати, я с полчаса провел в размышлениях, слыша, как он ушел к себе в спальню, как что-то невразумительно бормотал, разговаривая сам с собой.

До сна ли тут – в панике я забегал по комнате. «Я зажарил собаку и ем ее с аппетитом». Мне необходима ясность: теперь или никогда. К утру следы исчезнут, но сейчас у меня, пожалуй, еще был шанс раскрыть тайну дяди Хенри.

И вдруг мне пришла в голову нелепая мысль. Я погасил свет, сел на пол и начал громко лаять по-собачьи, хрипло, грубо, как обычно лаял Дус.

«Посмотрим, что он будет делать», – думал я и знай тявкал:

– Гав, гав, р-р-гав!

Пока я усердно подражал собачьему лаю, в коридоре послышался шум. Дверь моей комнаты со скрипом отворилась, и на пороге появился дядя Хенри в длинной ночной рубашке, со свечой в руках. На его бледном лице застыла гримаса безумного восторга, пламя свечки так и плясало.

– Возможно ли это? – прохрипел он.

Он подошел ближе, но только я хотел вскочить на ноги и бросить ему в лицо обвинения, как при свете озарившей меня свечи сделал ужасное открытие. Я увидел, что мои руки превратились в покрытые серой шерстью собачьи лапы, и внезапно с сокрушительной уверенностью почувствовал, что и голова моя стала похожа на бесформенную голову Дуса.

– Дядя! Дядя! – пытался крикнуть я, но не мог произнести ни слова и только отчаянно лаял: – Гав… гав… р-р-гав…

Рыча и взвизгивая, я увидел, как дядя Хенри положил руку мне на голову и услышал его сдавленный от страсти голос:

– Завтра, Дус… завтра вечером мы опять…

Знание

Вчера днем я все же был свободен, вот и решил выбрать себе мировоззрение. А потому отправился к соседу, который таковым обладает. Он сидел, вяло развалившись в кресле.

– Расскажи-ка мне, – бодро начал я, – как им обзавестись.

Сперва он вообразил, что я имею в виду обзавестись слугой, но, когда я вывел его из этого заблуждения, весьма оживился.

Видишь ли… Присядь, я не люблю, когда стоят, возьми сигару и эту картину заодно убери, она мешает мне сосредоточиться. Итак, видишь ли – я говорю «итак, видишь ли», а не «видишь ли, дело обстоит так», что встречается чаще, – и смотри, дружище, вот где оно коренится, это мировоззрение. Вспомним в этой связи хотя бы о жизни пчел…

И он зажужжал и взвился на прозрачных крылышках к небу.

– О, ты совершенно прав! – воскликнул я ему вдогонку, хотя понимал его только отчасти. Слава богу, он возвратился на землю.

– Мир! – сказал он, вскакивая на стул. – Смотри, теперь я стал выше. Но разве я стал больше? Нет, только длиннее. Вот в чем суть. Следишь за моей мыслью? Мир день ото дня жиреет, но какая от этого польза? Никакой!

Сосед лег на пол.

– Видишь, как все ничтожно мало, – сказал он умоляющим голосом, лежа у моих ног. – Мы так малы. Как муравьи. Но зато дух! По крайней мере мой дух. Хочешь чаю?

– Всю жизнь мечтаю.

– Это ты говоришь, чтобы срифмовать, – заорал он в полемическом задоре и вскочил на ноги, – но заметь, «всегда» рифмуется с «никогда». Иными словами – с вечностью. Ты Кьеркегора[16]16
  Кьеркегор, Сёрен (1813–1855) – датский теолог, философ-рационалист, писатель


[Закрыть] читал?

– Немного, – осторожно сказал я.

– Черт с ним! – яростно гаркнул мой сосед. – Он украл у меня велосипед прошлым летом. А вот Кант – великий мыслитель. Я у него многое заимствовал. Он мне здорово помог. Кант – это сила, чему только он меня не научил, когда в прошлом году мне туго пришлось, операция предстояла, помнишь? Милый Кант. Без него что стало бы с моим мировоззрением?

– Не знаю, – сказал я. – А где оно теперь?

– Да вон бежит, – воскликнул сосед, указывая рукой в окно, вон, в синем пальтишке.

Ну, я – на улицу, но догнать его так и не смог.