Текст книги "Шрам: 28 отдел (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Они сидели в тишине, пили, смотрели на город. Где-то внизу жизнь продолжалась – люди ужинали, смеялись, спали, не зная, что под ними гнёзда гулей, что завтра может начаться резня.

– Знаете, что ещё люблю в Дакке? – сказал Рахман. – Реку. Буриганга. Знаю, она грязная, отравленная. Но на рассвете, когда солнце встаёт, вода становится золотой. Лодки плывут, рыбаки закидывают сети. Красиво. Напоминает, что даже в грязи есть красота, если правильно смотреть.

Француз вспомнил реку, когда они плыли на лодке с Жанной. Мутная, вонючая, но ветер был приятным, и солнце садилось красиво.

– Да, – сказал он. – Красота есть. Иногда.

– Вы женаты, Дюбуа?

– Нет.

– Никогда не были?

– Нет. Не получилось. Война не оставляет места для семьи.

– Понимаю. – Рахман помолчал. – У меня жена и двое детей. Мальчик, девочка. Восемь и шесть лет. Жена учительница, как хотела моя мать. Дети ходят в школу, учат английский, хотят стать врачами. – Голос стал мягче. – Я воюю, чтобы они могли не воевать. Чтобы жили в мире, где нет гулей, талибов, террористов. Наивно, но это моя цель.

Пьер посмотрел на него. Хороший отец, хороший муж. Рискует жизнью, чтобы дети росли безопасно.

– Не наивно, – сказал он. – Правильно.

– Спасибо. – Рахман допил чай, встал. – Уже поздно. Мне домой, детей перед сном увидеть. Вам отдыхать, завтра работа.

Легионер встал тоже.

– Спасибо за чай. И за разговор.

– Пожалуйста. – Капитан протянул руку. Они пожали друг другу руки – крепко, по-солдатски. – Дюбуа, я рад, что ООН прислал вас. Таких людей, как вы, мало. Честные, сильные, не ломаются. Мы победим этих тварей. Вместе.

– Победим, – согласился Пьер.

Рахман взял поднос, кивнул и ушёл. Дверь закрылась за ним.

Француз остался один на балконе. Допил остывший чай, закурил ещё одну сигарету. Смотрел на город, думал о разговоре. Рахман хороший человек. Умный, искренний, думающий. Редкость в их деле. Приятно работать с такими.

Пьер просто стоял, курил и молча смотрел на огни Дакки.

Глава 6

Вторая операция началась на следующий день в полдень. Команда выехала в полном составе – Маркус, Пьер, Жанна, Ахмед, Рахман. Плюс четверо дополнительных бойцов из резервной группы двадцать восьмого отдела. Двое американцев – Коул и Дэвис, здоровенные парни с огнемётами. Южноафриканец Питер с пулемётом. И поляк Ян с ящиками взрывчатки.

Джипы везли ещё и оборудование – мощный генератор, насос для откачки воды, канистры с горючим, детонаторы. План был простой: зачистить гнездо полностью, откачать воду, сжечь всё, что может гореть, взорвать остальное. Не оставить ничего живого.

Ехали молча. Дюбуа сидел у окна, смотрел на проплывающую дельту. Думал о Томасе, который сейчас лежит в изоляторе под охраной. Утром врач брал новые анализы. Инфекция распространялась. Кожа парня стала серой, зрачки расширились ещё больше, температура упала до тридцати пяти и пяти – ниже нормы. Он почти не говорил, только лежал, глядя в потолок.

Превращается. Медленно, но превращается. Во что – никто толком не знал. Может, в гуля. Может, во что-то ещё. Врач обещал результаты к вечеру.

Фабрика появилась через два часа пути. Джипы остановились на той же позиции, что и вчера, – на небольшой возвышенности, откуда открывался вид на обширное промышленное здание. Воздух здесь был густым от запаха металла и отработанных газов. Команда выгрузилась из машин, разминая ноги после долгого сидения. Все были в полной боевой готовности: бронежилеты, шлемы с системами ночного видения, фонари и защитные очки. Коул и Дэвис, известные своей любовью к деталям, дополнительно надели огнезащитные костюмы. Работа с огнемётами требовала особой осторожности, и они не собирались рисковать.

Маркус собрал всех.

– План прост. Заходим группой, зачищаем верхний этаж, потом подвал. Коул и Дэвис впереди с огнемётами, выжигаем всё живое. Питер прикрывает с пулемётом. Остальные – подавляющий огонь. Если увидели цель – стреляете, не ждёте команды. Вопросы?

Никто не ответил.

– Тогда пошли.

Они двинулись к фабрике, которая виднелась на горизонте. Солнце палило нещадно, его лучи безжалостно проникали сквозь густые заросли, обжигая кожу. Воздух был тяжелым и душным, дышать становилось всё труднее. Пот заливал глаза, мешая видеть дорогу, но останавливаться было нельзя. Француз вытер лицо рукавом, чувствуя, как влажная ткань прилипает к разгоряченной коже. Бросил взгляд на свою винтовку, проверяя её в десятый раз. Магазин был полон, серебряные пули, которые могли остановить любого врага, были на месте. Глубоко вздохнул, стараясь успокоить нервы, и продолжил идти вперед, зная, что впереди их ждет самое сложное испытание.

Подошли к зданию. Тишина. Раньше, когда подходили, слышались звуки – плеск воды, скрежет металла, далёкое визжание, напоминающее работу механизмов или даже крики. Сегодня всё иначе. Только птицы, чьи трели разносятся в густой зелени, да ветер, который мягко шуршит листьями и создаёт ощущение уединения и покоя. Здание выглядит заброшенным и пустынным, его окна безжизненно отражают тусклый свет армейских фонарей.

– Слишком тихо, – прошептал Ахмед по рации.

– Может, ушли, – предположил Ян.

– Или ждут, – буркнул Маркус.

Вошли в холл. Пусто. Следы вчерашнего боя – гильзы, пятна крови, обломки. Но трупов нет. Гули, которых они убили – исчезли. Утащили? Съели?

Немец махнул рукой – наверх. Поднялись на второй этаж. Проверили все комнаты. Пусто. Даже спальники, которые были вчера в седьмой комнате – исчезли. Рисунки на стенах остались, но вещей нет.

– Хафиз был здесь и ушёл, – сказал Рахман. – Забрал всё.

– Или его предупредили, – добавила Жанна.

Вернулись вниз, подошли к входу в подвал. Маркус посветил фонарём. Вода на месте, чёрная, неподвижная. Но тишина абсолютная.

– Коул, Дэвис, вы первые. Выжигайте всё. Питер за ними. Остальные – прикрытие.

Коул включил огнемёт, спустился по ступеням. Дэвис следом. Пьер шёл третьим, прижав винтовку к плечу. Вода поднялась до пояса. Холодная, мерзкая. Фонари резали темноту.

Зашли в первый зал. Пусто. Коул дал струю огня – пламя лизнуло воду, стены, потолок. Ничего не вспыхнуло. Вода не горит, бетон тоже.

Двинулись дальше. Проверили все закоулки, все углы. Никого. Трупов гулей тоже нет. Даже кости, которые вчера валялись повсюду – исчезли.

– Они ушли, – сказал Маркус. – Всё гнездо. Забрали трупы, вещи, всё.

– Куда? – спросил Ян.

– Не знаю. Но здесь их больше нет.

Легионер оглядывался, искал следы. Нашёл на стене – царапины, свежие. Вели к дальней стене, где была трещина в бетоне. Подошёл, посветил. Трещина уходила вглубь, в темноту. Туннель? Канализация?

– Маркус, здесь выход.

Немец подошёл, посмотрел.

– Туннель. Идёт куда-то. Может, к реке, может, к другому зданию. – Он плюнул в воду. – Чёрт. Они сбежали через него.

– Идём следом? – спросил Коул.

– Нет. Слишком узко, неизвестно, куда ведёт. Могут устроить засаду. – Маркус развернулся к команде. – Меняем план. Откачиваем воду, заливаем горючим, поджигаем. Потом взрываем вход в туннель, чтобы его заблокировать. Гнездо уничтожено, даже если гули ушли – вернуться не смогут.

Вернулись наверх. Коул и Дэвис притащили генератор и насос, спустили шланг в подвал. Запустили. Насос загудел, начал откачивать воду. Медленно, литр за литром. Процесс занял три часа.

Боец сидел снаружи, на обломках стены, курил, смотрел на джунгли. Жанна подошла, села рядом.

– О чём думаешь?

– О том, что они слишком умные.

– Что?

Француз затянулся, выдохнул дым.

– Гули. Нас учили, что они примитивные хищники. Действуют инстинктивно, как звери. Охотятся, едят, размножаются. Но эти… – Он показал на фабрику. – Они организованны. Вчера напали скоординированно, с разных сторон. Сегодня ушли, забрав всё – трупы, вещи, следы. Нашли туннель, использовали его. Это не инстинкт. Это разум.

Жанна молчала, слушала.

– И ещё, – продолжил снайпер. – Они не стали преследовать нас, когда мы отступили. Могли догнать, добить. Но не стали. Отпустили. Почему? Потому что получили приказ? Потому что поняли, что мы опасны? Потому что решили, что проще уйти, чем драться?

Рыжая закурила тоже.

– Ты думаешь, их кто-то контролирует.

– Да. Хафиз или кто-то ещё. Иначе не объяснить. – Он посмотрел на неё. – Обычные гули, про которых нам рассказывали, – это падальщики. Живут в норах, питаются трупами, нападают на одиночек. Тупые, злобные, но предсказуемые. Эти – другие. Тактика, дисциплина, планирование. Как если бы у них был командир.

– Хафиз.

– Или кто-то ещё. Кто-то, кто создал их, обучил, управляет. – Легионер затушил сигарету. – И это пугает больше, чем сами твари. Потому что тварей можно убить огнём и серебром. А того, кто ими управляет, найти сложнее.

Жанна посмотрела на фабрику.

– Мы найдём его.

– Надеюсь.

Внутри раздался крик Маркуса:

– Вода откачана! Заливаем горючим!

Ян и Питер начали таскать канистры, выливать содержимое в подвал. Бензин, керосин, всё, что горит. Залили литров триста. Запах стоял едкий, голова кружилась.

Когда закончили, Маркус вывел всех наружу, на безопасное расстояние.

– Коул, жги.

Коул включил огнемёт, дал длинную струю в дверь подвала. Пламя ударило внутрь, и через секунду грохнуло. Взрыв паров. Огонь вырвался наружу, взметнулся вверх. Окна выбило, стены задрожали. Фабрика загорелась изнутри.

Пламя ревело, пожирая бетон, дерево, железо. Дым валил чёрный, густой, поднимался столбом в небо. Жара била волной даже на расстоянии.

– Теперь взрывчатка, – сказал Маркус.

Ян подошёл к туннелю, заложил заряды на входе. Четыре кило тротила. Размотал провода, вернулся к команде.

– Всем укрыться!

Укрылись. Ян подключил детонатор, нажал.

Взрыв. Земля дрогнула. Туннель схлопнулся, завалился обломками. Фабрика накренилась, часть стены обрушилась. Дым и пыль застлали всё.

Когда осело, Дюбуа посмотрел на результат. Фабрика горела, рушилась, превращалась в груду обломков и пепла. Туннель погребён под тоннами бетона. Если там что-то осталось – не выберется.

– Гнездо уничтожено, – сказал Маркус. – Возвращаемся.

Погрузились в джипы. Пока ехали обратно, француз смотрел в окно, думая. Гнездо уничтожено, но гули ушли. Двадцать тварей, может больше, где-то в дельте. С командиром, с планом, с целями. Охотятся, питаются, может, создают новое гнездо.

И Хафиз. Культист-некромант, который всё это затеял. Где он? Зачем создал гулей? Что хочет получить?

Вопросы без ответов. Но ответы найдутся. Рахман обещал проверить информантов, поднять всю подноготную о Хафизе. Может, выйдут на след.

А пока – база, отдых, разбор. И Томас, который медленно перестаёт быть человеком.

Джип ехал через дельту, через трущобы, через город. Солнце садилось, окрашивая небо в кровавый красный. Дюбуа закрыл глаза, откинулся на спинку.

Война продолжается. Новая, странная, с врагом, который умнее, чем казалось. Но он воевал всю жизнь. Легион, Зона, Балканы, моря, пустыни. Везде находил способ выжить, победить.

Найдёт и здесь.

Джип въехал на базу. Ворота закрылись за ними с металлическим лязгом. Команда выгрузилась, разошлась. Легионер пошёл к изолятору, проверить Томаса.

Дежурил Ахмед. Сидел на стуле у двери, читал что-то на планшете. Поднял взгляд.

– Как он?

– Спит. Уже шесть часов. Температура упала ещё, до тридцати четырёх. Кожа серая, дыхание редкое. Врач говорит, процесс ускоряется.

– Сколько времени?

– Может, день. Может, два. – Марокканец потёр лицо. – Я сидел с ним до обеда. Он открыл глаза, посмотрел на меня. Не узнал. Просто смотрел, как на предмет. Потом снова закрыл глаза.

Снайпер посмотрел в щель двери. Томас лежал на койке, неподвижный. Грудь поднималась и опускалась медленно, слишком медленно. Лицо восковое, безжизненное.

– Когда он превратится окончательно, – сказал боец тихо, – я сделаю это сам. Обещал ему.

Ахмед кивнул.

– Спасибо.

Дюбуа постоял ещё минуту, потом пошёл к себе. Лёг на койку, закрыл глаза. Но сон не шёл. В голове крутились мысли – гули, Хафиз, Томас, туннель, пожар. Всё смешалось в один клубок.

Он встал, подошёл к окну. Посмотрел на город. Миллионы огней. Миллионы жизней. А где-то там, в темноте, твари ползают, охотятся, убивают. И кто-то управляет ими. Кто-то с планом, с целями.

Завтра продолжат искать. Завтра Рахман принесёт информацию. Завтра, может, выйдут на след.

А сегодня – только усталость, тьма за окном и медленно умирающий товарищ в соседнем корпусе.

Француз отошёл от окна, лёг обратно. Закрыл глаза. Заставил себя дышать ровно, расслабиться, уснуть.

Сон пришёл наконец. Тяжёлый, беспокойный, полный образов воды, огня и жёлтых глаз в темноте.

День выдался на удивление спокойным. Утренний брифинг отменили – Маркус сказал, что Рахману нужно время на проверку информантов, анализы Томаса ещё обрабатываются, новых данных нет. Взять сутки отдыха. Привести себя в порядок.

Пьер проснулся поздно, в девять. Позавтракал в полупустой столовой, вернулся в комнату. Лежал на койке, смотрел в потолок, думал ни о чём конкретном. Потом постучали в дверь.

– Дюбуа, ты там?

Жанна.

Он встал, открыл. Она стояла в джинсах и светлой рубашке, волосы распущены, никакого оружия.

– Пойдём в город, – сказала она. – Сидеть на базе целый день – сойдёшь с ума.

– Нам можно?

– Маркус разрешил. Главное – вернуться к вечеру и держать телефоны при себе.

Пьер пожал плечами.

– Хорошо. Дай десять минут.

Переоделся в гражданское – джинсы, футболка, лёгкая куртка. Глок спрятал в кобуру за спину, под куртку. На всякий случай. Запасной магазин в карман. Телефон, бумажник, сигареты. Всё.

Вышли через главные ворота. Охрана пропустила, записав время. На улице жара била сразу, но терпимо – не такая убийственная, как в полдень. Остановили рикшу – велосипедную, с навесом. Водитель – худой парень лет двадцати с широкой улыбкой.

– Куда едем? – спросила Жанна.

– Старый город, – сказал Пьер водителю по-английски. – Медленно, без спешки.

Парень кивнул, поехал. Крутил педали неспешно, лавируя между машинами, автобусами, другими рикшами. Дакка гудела, кричала, жила своей бешеной жизнью. Толпы на тротуарах, лавки, торговцы, нищие, дети. Запахи – специи, жареное мясо, выхлопы, мусор, цветы. Всё вперемешку.

Пьер сидел, смотрел. Город был другим при свете дня, без задачи, без оружия. Просто город, где живут люди. Женщина в красном сари несла корзину на голове. Старик сидел у лавки, курил кальян. Мальчишки играли в футбол на узкой улочке, мяч из тряпок.

Жанна смотрела тоже, молча. Потом сказала:

– Первый раз вижу тебя расслабленным.

– Я расслаблен?

– Почти. Плечи не такие напряжённые.

Он усмехнулся.

– Привычка. Легион научил всегда быть настороже.

– Легион научил многому, – согласилась она. – Но иногда нужно просто жить. Смотреть, дышать, быть.

Рикша свернула в узкий переулок. Здания старые, кирпичные, с резными балконами. Бельё висит на верёвках между домами. Лавки на первых этажах – ткани, специи, сладости. Запах кардамона, корицы, сахара.

Остановились у рынка. Пьер расплатился, дал на чай. Вышли. Рынок был крытым, полутёмным, прохладным после жары. Ряды прилавков – овощи, фрукты, рыба, мясо, специи, одежда, утварь. Продавцы кричали, зазывали, торговались. Женщины в сари выбирали помидоры, щупали манго, нюхали рыбу.

Жанна остановилась у лавки со специями. Мешки, полные порошков разных цветов – жёлтый, красный, коричневый, зелёный. Она вдохнула, улыбнулась.

– Пахнет как дома. Мама покупала специи на рынке в Брюгге. Не такие, но запах похожий.

Продавец – старик с седой бородой – улыбнулся, протянул ей щепотку чего-то жёлтого.

– Попробуй, мадам. Куркума. Лучшая в Дакке.

Она понюхала, кивнула.

– Хорошая. Сколько?

Старик назвал цену. Явно завышенную. Жанна начала торговаться – на ломаном бенгальском, который выучила за два дня. Старик смеялся, качал головой, снижал цену. В итоге она купила пакет куркумы и ещё что-то красное, острое.

– Зачем тебе? – спросил Пьер.

– Подарок для мамы. Когда вернусь, передам. – Она сунула пакеты в сумку. – Она любит готовить. Особенно карри.

Пошли дальше. Мимо прилавков с тканями – шёлк, хлопок, сари всех цветов радуги. Женщины выбирали, драпировали на себя, смотрелись в зеркала. Жанна остановилась, потрогала один – зелёный, с золотым узором.

– Красиво.

– Купишь?

Она посмотрела на ценник, покачала головой.

– Нет. Куда мне носить? На операции? – Усмехнулась. – Хотя представь – я в сари с винтовкой. Маркус бы офигел.

Пьер представил, фыркнул.

– Гули бы тоже офигели.

Она засмеялась – легко, звонко. Он понял, что впервые слышит её настоящий смех. На базе она была всегда собранной, серьёзной, профессиональной. Здесь – просто женщиной. Красивой, живой.

Вышли из крытой части на открытую площадь. Там торговали едой. Ряды забегаловок, жаровен, котлов с кипящим маслом. Запахи сводили с ума. Жареные лепёшки, самосы с картошкой и горохом, пакоры в кляре, бирьяни с курицей, сладости в сиропе.

– Голоден? – спросила Жанна.

– Да.

Подошли к одной забегаловке. Хозяин – толстяк в белой курте – жарил что-то на огромной сковороде. Лепёшки, лук, специи, яйца. Всё вместе, быстро, ловко.

– Два, – показал Пьер.

Толстяк кивнул, через минуту протянул две тарелки. Дымящиеся лепёшки с начинкой, посыпанные зеленью. Пьер откусил. Горячо, остро, вкусно. Специи жгли язык, но приятно.

Ели стоя, прямо у прилавка. Жанна жевала, морщась от остроты, но доедала.

– Чёрт, это огонь.

– Хорошо?

– Отлично. – Она допила воду из бутылки. – Лучше, чем на базе.

Расплатились, пошли дальше. Площадь переходила в улицу, ведущую к реке. Там было меньше народу, тише. Старые дома, облупленные, но с резными дверями и балконами. Дети играли у порога. Женщина подметала двор.

Дошли до набережной. Река Буриганга текла мимо – широкая, мутная, с лодками всех размеров. Рыбацкие, грузовые, паромы, переполненные людьми. На берегу мужчины чинили сети, мыли лодки, разгружали ящики.

Жанна остановилась у перил, смотрела на воду. Ветер трепал её волосы. Пьер встал рядом, закурил.

– О чём думаешь?

– О том, что мир больше, чем война, – сказала она тихо. – Мы всё время воюем. Гули, вампиры, культы, нечисть. Кровь, грязь, смерть. И забываем, что где-то люди просто живут. Продают специи, жарят еду, ловят рыбу. Рожают детей, растят их, стареют. Обычная жизнь.

Пьер выдохнул дым, посмотрел на реку.

– Мы воюем, чтобы они могли просто жить.

– Я знаю. Но иногда кажется, что мы потеряли связь с этим. С обычной жизнью. Ты помнишь, когда последний раз делал что-то просто так? Без цели, без задачи?

Он задумался. Вспомнил Красное море, корабль, палубу под звёздами. Вспомнил Зону, редкие вечера, когда они сидели у костра, пели песни, пили самогон. Вспомнил легион, отпуска во Франции, когда он ходил по Парижу, сидел в кафе, смотрел на Сену.

– Давно, – признался он. – Лет пять, наверное.

– У меня три года. – Она повернулась к нему. – После Мали. Я взяла отпуск, вернулась в Брюгге. Две недели просто жила. Гуляла по каналам, пила пиво в барах, читала книги. Навещала родителей, готовила с мамой, ходила на рынок. Обычные вещи. И это было… хорошо. Правильно.

– Почему вернулась?

Она пожала плечами.

– Потому что не могу иначе. Крид позвонил, сказал, что нужна на операции. Я согласилась. Потому что знаю – если я не пойду, пойдёт кто-то другой. Может, менее опытный. Может, погибнет. Или упустит тварей, и те убьют людей. – Пауза. – Я не герой. Просто делаю то, что умею.

Пьер кивнул. Понимал. Он тоже не герой. Просто солдат, который воюет, потому что это единственное, что умеет. Единственное, что имеет смысл.

Они постояли в тишине. Смотрели на реку, на лодки, на город на другом берегу. Солнце клонилось к закату, окрашивая воду в золотой.

– Хочешь прокатиться? – спросила Жанна, указывая на лодочника.

– На лодке?

– Да. Почему нет?

Пьер посмотрел на лодочника – старик в лунги, худой, загорелый. Махнул им рукой. Они подошли, договорились. Старик помог им забраться в лодку – узкую, покачивающуюся. Сели на скамейку, старик оттолкнулся, поплыли.

Вода под лодкой была чёрной, маслянистой. Пахло рыбой, илом, нефтепродуктами. Но ветер был приятным, прохладным. Старик грёб неспешно, бормоча что-то на бенгальском.

Жанна сидела рядом, смотрела на берег. Пьер смотрел на неё. На профиль, на веснушки, на волосы, развевающиеся на ветру. Она была красивой. Не журнальной красотой, не идеальной. Живой, настоящей. С шрамами, усталостью, грустью в глазах. Но красивой.

Она повернулась, поймала его взгляд. Улыбнулась.

– Что?

– Ничего.

– Врёшь. Ты на меня пялился.

– Просто смотрел.

– И что увидел?

Он помолчал.

– Человека, – сказал наконец. – Не солдата, не снайпера. Просто человека.

Она держала его взгляд. Что-то мелькнуло в её глазах – тепло, понимание, может, благодарность.

– Ты тоже человек, Пьер, – сказала она тихо. – Не забывай об этом.

Лодка плыла. Мимо проплывали другие лодки, паромы, берега. Город жил, дышал, гудел. Солнце садилось, небо становилось розовым, потом фиолетовым. Огни начали зажигаться на берегу – тысячи, миллионы.

Старик развернул лодку, поплыл обратно. Причалил там же, где взял их. Пьер расплатился, дал чаевые. Вышли на берег.

– Идём пешком? – предложила Жанна.

– Идём.

Шли по набережной, потом свернули в город. Улицы наполнялись вечерней жизнью. Лавки светились, кафе распахивали двери, уличная еда готовилась на жаровнях. Муэдзин начал призыв к молитве – голос разносился над крышами, гулкий, протяжный.

Зашли в маленькое кафе. Сели у окна. Заказали чай – крепкий, сладкий, с молоком и специями. Пили молча, смотрели в окно на проходящих людей.

– Спасибо, – сказал Пьер.

– За что?

– За сегодня. За то, что вытащила меня из базы.

Жанна улыбнулась.

– Не за что. Мне тоже нужно было выйти.

Они допили чай, вышли. Ночь опустилась полностью. Город светился, гудел, не засыпал. Они шли к базе, неспешно, наслаждаясь последними минутами свободы.

У ворот Жанна остановилась, повернулась к нему.

– Знаешь, когда всё это закончится – операция, гули, Хафиз – поедем куда-нибудь. Вдвоём. Просто отдохнуть. Море, пляж, ничегонеделание.

– Куда?

– Не знаю. Таиланд, может. Или Шри-Ланка. Где тепло, тихо, никого не знают.

Пьер посмотрел на неё.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Они вошли на базу. Охрана пропустила, отметила возвращение. Пошли к жилому корпусу. У двери Жанна остановилась.

– Спокойной ночи, Пьер.

– Спокойной.

Она наклонилась, поцеловала его в щёку. Быстро, легко. Потом развернулась, ушла к себе. Он стоял, смотрел ей вслед, чувствуя тепло на щеке.

Вернулся в комнату, лёг на койку. Закрыл глаза. Думал о сегодняшнем дне. О рынке, специях, реке, лодке. О Жанне – живой, настоящей, красивой.

Завтра снова будет война. Гули, Хафиз, Томас, кровь. Но сегодня был просто день. День жизни, не войны.

И этого было достаточно.

Уснул с улыбкой, впервые за много месяцев.