Текст книги "Порочные занятия (ЛП)"
Автор книги: Сигги Шейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Глава 30

МАРИУС
Я не могу признаться Феникс в том, что в свои двадцать восемь лет все еще нахожусь под контролем отца, и это раздражает.
Однако я намерен изменить положение дел до того, как мне исполнится двадцать девять.
Она, наверное, не в настроении много есть, но тем не менее готовлю завтрак. Сегодня это фруктовый салат из разных видов дыни для повышения уровня гидрации в организме и тосты с медом и бананом, о которых она не раз с восторгом вспоминала.
Когда я возвращаюсь, Феникс уже уснула. Солнечный свет струится по кремовой коже, подчеркивая мягкий изгиб ее плеча.
Она выглядит чище ангела с этими каштановыми волосами, рассыпавшимися по подушкам. Как, черт возьми, можно было обращаться так жестоко с кем-то настолько милым? Ее отец обязан был хотя бы дать знать о своем благополучии.
Провожу пальцами по шелковистой коже ее руки и не верю, что заполучил девушку, сочетающую в себе декаданс4, и невинность.
Вчерашняя вспышка говорит мне, что ее привязанность не ограничивается нашими финансовыми договоренностями. Что прискорбно, так как я намерен покинуть Марина Виллэдж, как только профессор Экхарт поправится и будет готов вернуться к работе.
Оставив поднос у кровати, иду в кабинет внизу. Это комната с тремя стенами из высоких книжных полок и латунной люстрой. Прохожу мимо стола, сажусь на диван с видом на сад во внутреннем дворике и беру трубку телефона.
Квинн отвечает после первого гудка.
– Алло.
– Ты получила видео, которые я отправил?
– Он действительно хорош, – говорит она со смехом.
Я стону.
– И ты туда же.
– Что? Завидуешь, что не умеешь так же выпендриваться в джинсах-клёш?
– Ты нашла место, где их возьмут?
– Трое сказали, что заинтересованы, – говорит Квинн серьезнее. – «Джейбервок» – единственные, кто принимает залог наличными. Я подумала, что ты предпочел бы не оставлять следов.
– Отлично. Когда они смогут провести концерт?
– У них полная бронь на вечер каждой пятницы и субботы до Рождества, и я не думаю, что ты выберешь вечер в будний день, – она делает паузу.
– Сомневаюсь, что университет допустит массовое мероприятие вне стен кампуса с участием их студентов среди недели.
– Да, я так и подумала. Но у них есть место для дневного концерта в следующее воскресенье и через неделю.
– Хм… – я потираю подбородок. – А как насчет мест, где не принимают наличные?
– У некоторых есть свободные даты, но в ноябре… – слышу, как она съеживается от этого предложения.
Скриплю зубами и шумно втягиваю воздух. Неизвестно, что произойдет с матерью, если оставить ее в лапах этого мудака дольше, чем планировалось. Неизвестно, что он заставляет ее делать и с кем.
– Не обсуждается.
– Я тоже так подумала, – отвечает она со вздохом.
– Тогда утверждаем дневной концерт в ближайшее воскресенье, – говорю я. – Внеси залог за дату.
– Что, если объект не клюнет на удочку?
Я пощипываю переносицу. Если он этого не сделает, мы в заднице. Это значит, что мне придется лично похитить Бестлэссона, и сомневаюсь, что его будет так же легко умыкнуть, как пьяную Феникс.
– Нужно работать быстрее, – говорю я. – Пока с него не сошла эйфория от недавнего успеха.
– Хорошо, но есть еще один момент…
– Какой?
– Твой план последовать за людьми Криуса не проработан. Тебе не кажется, что они могут поджидать «хвост»?
– Есть другие предложения?
– Трекер.
Мои брови сходятся.
– Объясни.
– Я найду что-нибудь вроде медальона или серьги, куда можно вставить устройство слежения. Что-то, что он наденет на сцену или возьмет с собой в день похищения.
– Достойный план «Б», – потираю подбородок.
– Неужели, – говорит она возмущенно.
Невольно мои губы растягиваются в улыбке.
– Я согласен с твоей точкой зрения.
Она фыркает.
– Какой же ты…
– Профессор? – спрашивает Феникс из-за двери.
– Держи меня в курсе, – бормочу в трубку.
– Подожди…
Я вешаю трубку прежде, чем Квинн успевает договорить. Последнее, чего я хочу, это чтобы она отчитала меня за связь со студенткой. Это в лучшем случае неэтично, а в худшем – опасно.
– Входи.
Феникс заходит внутрь, все еще одетая во вчерашнюю майку и нижнее белье. На ней нет бюстгальтера, и солнечный свет, струящийся из окна, делает ткань почти прозрачной. Член оживает и наливается, когда мой взгляд скользит по нежным изгибам ее тела, задерживается на белых трусиках, обтягивающих гладкую киску, а затем спускается к стройным бедрам.
– Чувствуешь себя лучше? – встречаюсь с ее оленьими глазами.
– Спасибо за завтрак.
– Пожалуйста, – отвечаю ей, голос становится глубже. – А теперь повернись.
Она моргает.
Я делаю жест пальцем.
– Ну же.
Ее щеки заливает румянец.
– Проверяете мои синяки?
– Именно.
Она обнимает себя за талию руками и переступает с ноги на ногу, поворачиваясь, и останавливается, чтобы я успел увидеть почти зажившие округлости.
– Гель отлично помог, – говорю я. – Завтра утром ты будешь готова к новой порке.
Тихий вздох Феникс заставляет мой член дернуться.
– Иди сюда.
Она облизывает губы, и это движение пробуждает во мне что-то абсолютно дикое. Когда она поцеловала меня вчера, я хотел зализать ее до исступления. Но не в ситуации, когда она пьяна и не контролирует себя.
Я – не мой отец.
Я не из тех мужчин, которые воспользуются женщиной, находящейся в уязвимом положении. Именно по этой причине я сначала закрыл вопрос с ее неотложными финансовыми обязательствами, а потом дал возможность взять деньги и уйти, или остаться и стать моей.
Теперь я хочу ее рот.
Она пересекает комнату, и, как только оказывается в пределах досягаемости, я усаживаю ее к себе на колени.
– Ты усугубила наказание прошлой ночью, – обнимаю ее за талию и заставляю себя не двигаться, когда она ерзает на моем члене.
– Что я сделала? – ее голос звучит выше в притворной панике.
– Я говорил держаться подальше от этого мальчишки, но вдруг обнаружил тебя пьяной в его присутствии.
– Что? – вскрикивает она. – Я пошла только потому, что этого хотела Шарлотта, а напиток вообще Аксель принес…
Я нежно шлепаю ее по бедру.
– А твои пререкания прошлой ночью, когда я пытался вытащить тебя в безопасное место?
– Имеешь в виду, пытался похитить, – говорит она со смешком, который разрядом устремляется прямо к паху.
Она стонет, когда я крепко сжимаю ее бедро, заставляя прижаться к члену. Теперь моя очередь стонать. Я хочу трахнуть ее. Прямо сейчас. Но не сделаю этого, если у нее все еще похмелье.
– Как твоя голова? – шепчу ей на ухо.
– Лучше, – отвечает она. – Но все равно не на сто процентов.
– Жаль, – рычу. – Я хотел привести воскресные планы в действие.
– Только не говори, что собираешься использовать бутылку шампанского.
– Не будем портить сюрприз, – просовываю руку под ее майку. – Но пока я хочу попробовать что-нибудь легкое и ванильное без стоп-слова.
– Что?
– Ты мне доверяешь?
– Нет, – она поворачивается, и я прищуриваюсь, встречаю ее взгляд. – И почему мне кажется, что ты собираешься сделать что-то, что мне не понравится?
Я сдерживаю смех.
– Потому что так и есть.
– Вранье, – она упирается спиной в мою грудь. – Тогда делай все, что хочешь.
– Мы сыграем в игру, сколько раз я смогу довести тебя до края, прежде чем ты тронешься умом, – вытаскиваю из кармана ошейник и надеваю на нее.
Она вздрагивает у меня на груди, но мое тело распознает это движение как возбуждение.
– Это совсем не больно.
– Это еще предстоит выяснить.
Провожу рукой по ее ребрам и обхватываю грудь. Она теплая и упругая. Когда провожу пальцами по соскам, они напрягаются, превращаясь в твердые горошины.
Пульс ускоряется, посылая кровь на юг. Все в этой девушке восхитительно.
– У тебя прекрасное тело, – шепчу я ей на ухо.
– М-м-м.
Другой рукой прокладываю дорожку по хлопковой ткани ее трусиков и останавливаюсь над выступающим бугорком. Цель игры – возбудить ее настолько, чтобы она умоляла о финише. Я нежно прохожу круговыми движениями вокруг ее клитора, всего в паре сантиметров, так что она чувствует только призрачное прикосновение.
Феникс приподнимает бедра, пытаясь создать небольшое трение. Я одергиваю руку.
– Не жульничай.
– Разве нельзя потрогать напрямую? – спрашивает она с хныканьем.
– Будь хорошей девочкой и молчи, пока я играю с твоей киской.
Она хлопает ладонью по губам со сдавленным звуком, и я провожу большим пальцем по ткани над складками ее киски. Феникс вздрагивает, а члену очень не хватает ее рук. Недостаток у этой игры один – воздерживаться нужно и мне.
– Ты течешь из-за меня, милая?
Она отрицательно качает головой.
– И что я найду, когда отодвину твои трусики?
Она стонет.
– Это несправедливо.
– Что именно?
– Ты думаешь, что мне нравятся все эти безумства, – бормочет она.
– Я просто делаю выводы из твоих реакций, – говорю я легким голосом. – Мы оба знаем, что под невинной шкуркой прячется маленькая извращенная шлюшка. Ты просто отрицаешь.
– Что? – бормочет она. – Я не… ох.
Она откидывает голову назад, когда мой палец скользит по ее набухшему клитору легкими прикосновениями.
– Признай это.
– Нет, – шепчет она.
– Почему у тебя розовеют щеки, если ты не возбуждена?
– Такое бывает, когда я смущаюсь.
Я перекатываю ее твердый сосок между пальцами, заставляя стонать.
– Так ты реагируешь, когда смущаешься? – затем провожу пальцем другой руки вниз по ее влажным складкам. – Или так?
– З-замолчи.
– Нужно добавить еще одно наказание к твоему растущему списку проступков.
– Оу… – она дергает бедрами, покачивая ими, так что мой член оказывается между ее ягодицами.
Пытаюсь сдержать стон, но не выходит.
– Ты, маленькая шалунья.
– В-видишь, тебе тоже сильно нравится, когда дразнят, – говорит она, тяжело дыша.
– Разница между тобой и мной в том, что я не отрицаю своих заскоков, – шепчу я ей на ухо. – Ты можешь ныть и жаловаться, поклоняясь моим ботинкам или ногам, но чем унизительнее я делаю твое положение, тем больше ты течешь.
– Нет.
– Говорит потаскушка, которая ни разу не использовала стоп-слово.
Она издает довольный стон, который отзывается по всей длине моего члена. Для девушки, которая утверждала, что ненавидит словесные порицания, она слишком бурно на них реагирует.
Я отпускаю клитор, вызывая разочарованный стон. Она прижимается к члену и трется, словно хочет подтолкнуть меня к действию.
– Веди себя хорошо, – шепчу ей на ухо, – или оставлю тебя голодной и мокрой.
– Но я не…
– Не лги мне.
Она ерзает на месте, ее бедра смыкаются, но я хватаю ее за колено и передвигаю ногу так, чтобы она оказалась между моей. Переместив вторую в аналогичное положение, я раздвинул ее согнутые в коленях ноги, что дало мне полный доступ к киске.
– Гораздо лучше, – говорю я. – В таком положении передо мной ты выглядишь великолепно.
Она прикусывает нижнюю губу и стонет.
Я ласкаю ее киску через трусики, подготавливаю, разжигая возбуждение, но двигаюсь недостаточно быстро для достижения кульминации. Она склоняет голову набок, и я откидываю красивые каштановые волосы назад, чтобы получить доступ к шее.
Феникс пахнет цитрусом и ванилью с оттенком кофе. Провожу пальцами по ее шелковистым локонам и подставляю их потоку солнечного света. Естественное освещение разбивает цвет на множество оттенков коричневого, от ярко-янтарного до темно-каштанового.
Касаясь губами ее шеи, улыбаюсь, когда она вздрагивает от моих прикосновений. В Феникс нет ничего фальшивого. Она ничего не делает для видимости, в отличие от многих других сабмиссив. Она настолько чувствительна и отзывчива к моим прикосновениям, что каждое мгновение с ней доставляет удовольствие.
Я провожу подушечкой большого пальца по ее прикрытому клитору, заставляя шипеть сквозь зубы.
– Ты не хочешь снять с меня трусики?
– Грязная девчонка. Сидишь полуголая на коленях у профессора и делаешь непристойные предложения.
Она фыркает смехом.
– Что за профессор похищает пьяную и беззащитную студентку?
– Тот, который хочет защитить ее от хищников, – провожу рукой по ее ребрам и обхватываю ее грудь. – Хищников, которые могут воспользоваться ее нетрезвым состоянием.
– Что еще они могут сделать?
Я сжимаю зубы на ее шее, вынуждая ее напрячься. Этот разговор слишком близок к сфере работы моего отца. И это последнее, о чем мне стоит думать, когда Феникс полностью находится в моих руках.
– Давай не будем углубляться в эту тему. Отныне я хочу, чтобы ты пила ответственно или не пила вообще.
– Да, сэр, – говорит она. – И спасибо.
Перекатывая ее сосок между большим и указательным пальцами, спрашиваю я.
– За что?
– Ты забрал меня до того, как я выставила себя пьяной идиоткой.
– За то, что так мило меня поблагодарила, ты получишь награду.
Я провожу крошечный круг над клитором и вниз по всей длине ее щели. Влага просачивается сквозь ее трусики, указывая на степень возбуждения. Она двигает бедрами и скулит.
– Мы так нетерпеливы? – спрашиваю я.
Ее щеки приобретают восхитительный оттенок розового.
– Так всегда, когда ты рядом.
Я провожу пальцами до пояса ее трусиков, затем скольжу под хлопчатобумажную ткань и спускаюсь к ее клитору. Она теплая и влажная от возбуждения, и пучок нервов под моим пальцем набухает от прикосновения.
Очерчивая одной рукой нежные круги над ее клитором, я продолжаю атаковать второй сосок. Феникс выгибается у меня на груди, тяжело дыша от ощущений.
Она наклоняет шею, ее красивые волосы рассыпаются по моей груди и плечу. Это самая большая близость, которую я себе позволял, держа женщину в объятьях. Возможно, я и оплачиваю ее расходы, но игра с ней в воскресенье днем не сравнится ни с одним другим видом деятельности.
Феникс тянется назад и кладет ладонь мне на предплечье.
– Перестань дразнить.
– Ты поняла, в чем суть игры? – просовываю палец между ее влажными складками и постукиваю по дырочке.
Она наклоняет бедра, пытаясь изменить угол, чтобы я мог войти в нее, и я возвращаю палец к клитору.
– Делать это со мной, пока я не сойду с ума?
– Это называется «дразнить и останавливаться», – говорю я.
– Что произойдет, если я скажу стоп-слово?
– Не скажешь.
– А если бы я это делала?
– Тогда я бы убрал пальцы и пошел обедать. Это то, чего ты хочешь?
Она энергично качает головой.
Я массирую клитор более интенсивно, заставляя ее вскрикнуть и выгнуться на моей груди. Феникс так легко вывести из равновесия, а звук ее удовольствия радует меня больше, чем произведения Моцарта.
– Профессор, – шепчет она. – Так хорошо.
Она приближается к кульминации. Ослабляя давление на ее клитор, я замедляю свои движения, только чтобы она застонала.
Тяну ее твердые соски и шепчу ей на ухо:
– Ты издаешь такие милые звуки.
– О, черт, – говорит она сквозь стиснутые зубы. – Дай мне кончить, чертов садист.
Я обхватываю рукой ее шею, заставляя ее задыхаться.
– Только за это я заставлю тебя умолять.
– Но ты уже это делаешь.
Мой палец оставляет клитор и обводит ее дырочку, она такая гладкая и скользкая и готова к траху, что я почти теряю представление о том, почему трачу время впустую на все эти поддразнивания.
Прилив жара к члену, кажется, согласуется с этой мыслью. Феникс заставляет меня терять концентрацию. Сосредоточиться. Я не могу позволить себе потерять контроль, когда стою на пороге самой важной миссии в своей жизни.
Простой намек на Криуса охлаждает мое возбуждение, возвращая мысли к задаче. Феникс меня погубит, если я не подчиню ее.
– Пожалуйста, – всхлипывает она.
– Пожалуйста, что? Закончи фразу.
– Пожалуйста, дай мне кончить.
Я провожу пальцем по гладкой, влажной вершине ее клитора. Он настолько чувствителен, что ощущаю, его дрожь под моим прикосновением.
– Что ты дашь мне взамен? – говорю я низким голосом.
– Я отсосу.
– Ты и так это сделаешь.
Она издает возмущённый звук.
– Чего ты хочешь?
– Те мальчишки, с которыми ты гуляла прошлой ночью, – тщательно подбираю слова, чтобы не выдать заинтересованность конкретно Беслэссоном. – Ты перестанешь с ними общаться.
– Но Шарлотта…
Мои пальцы крепко сжимают сосок, заставляя ее шипеть сквозь зубы.
– Речь не о твоей подруге, – говорю я. – Если она хочет затащить тебя на еще один из этих концертов, ответ – нет.
Лицо Феникс напрягается.
– Я не знаю, почему ты так категоричен насчет них.
– На счет музыкантов, которые напаивали вас? – я рычу, в основном на себя за то, что говорю, как ее отец.
Я не склонен чрезмерно контролировать или вести себя как собственник, но это единственная вещь, которую я не допущу. Когда Вир Бестлэссон исчезнет, подозрения падут на каждого из его друзей и знакомых.
Я не могу допустить, чтобы Феникс находилась под пристальным вниманием «Одина» или остальных членов этой семьи.
Она фыркает.
– Хорошо, я буду держаться подальше. Теперь, пожалуйста, я могу кончить?
– После того, как я удостоверюсь в правдивости твоих слов.
За несколько минут я снова довожу ее до края и снова успокаиваю. Румянец с ее щек растекается по шее, по груди и даже до кончиков ушей.
После шести раундов поддразниваний и остановок Феникс задыхается и дрожит у меня на груди, а на лбу у нее выступают капли пота.
Мой член в агонии буквально умоляет избавить нас обоих от страданий, но есть дело поважнее.
– Пожалуйста, – ее голос ломается. – Вир мне даже не нравится. Чаще всего он меня бесит. Пожалуйста, позволь мне кончить.
– О чем ты?
– Раздражает тем, что вдруг стал дружелюбным. Последние два года он вел себя так, будто меня не существует.
Мои брови непроизвольно сдвигаются.
– Ты хотела его внимания?
Она морщит нос.
– Нет. Он эгоистичный придурок.
Я не могу с ней не согласиться, но это не относится к делу. Кончик моего пальца скользит в ее влажный жар. Она такая тугая и скользкая, что всасывает его до костяшек пальцев.
Член пульсирует при мысли о том, что она отреагирует так же, когда мы наконец потрахаемся.
– Хммм… расскажи мне больше о том, чего ты не будешь делать.
– Я даже не буду смотреть на их листовки, – говорит она, прерывисто дыша. – И, если Шарлотта или кто-то еще попросит меня сходить посмотреть на группу, ответ будет «нет».
– Нет? – вытаскиваю палец.
– Блять, нет, – стонет она, когда я вставляю его обратно. – Я лучше потрачу время на изучение финансов и бухгалтерского учета. Теперь, пожалуйста, могу я кончить?
– И все это ради кульминации, – говорю непринужденно. – Так сильно хочется?
– Нет, я серьезно.
– Знаешь, что я думаю?
– Что? – спрашивает она напряженным голосом.
– Грязные девочки, которые остаются дома и делают уроки, заслуживают награды.
Боком большого пальца я провожу вверх-вниз по клитору, пока два других пальца кончиками все еще погружены в нее. Сейчас Феникс так близка к финалу, что понадобится всего несколько секунд, чтобы довести ее до предела.
Она выгибается назад и кричит. Ее маленькая киска в экстазе сжимается вокруг моих пальцев, вынуждая что-то внутри меня замурчать от удовольствия. Я продолжаю гладить клитор, пока оргазм ослабевает.
Несколько мгновений спустя Феникс прижимается к моей груди, тяжело дыша через приоткрытые губы. На ее лбу блестят капли пота, а глаза рассеянно уставились в книжный шкаф.
Пальцы промокли от ее возбуждения. Я подношу их ко рту и пробую на вкус, прежде чем протереть влажные губы.
– Вылижи начисто.
Она пятится назад.
– Что?
Я обхватываю сзади ее тонкую шею.
– Делай, что сказано.
Феникс вздыхает, приоткрывает губы и позволяет мне скользнуть пальцами в ее рот. Она проводит языком вверх и вниз по моему пальцу и мычит, звук идет прямо к ноющему члену.
Этот грязный маленький ангел меня погубит.
Удовлетворенный тем, что она слизала все следы возбуждения с моих пальцев, я вытягиваю их из ее рта.
– Я не понимаю, – бормочет она мне в шею. – В одну минуту ты кошмарный садист, а в следующую – такой джентльмен.
– Кем я только что был? – качаю ее на руках.
– Кто знает? – бормочет она.
Я несу ее вниз, где она может хотя бы отоспаться от похмелья в темноте.
Когда она оправится от своего деликатного состояния, я не буду вести себя так по-джентльменски.
Глава 31

ФЕНИКС
Через несколько часов, когда я просыпаюсь во второй раз, пульсация в голове уже прошла, но сменилась болью в пустом желудке. Я двигаюсь, и чувствую прохладный шелк простыней, скользящих по моему телу.
Вдыхаю, мои ноздри наполняются ароматом кожи. Должно быть, профессор Сегал перенес меня в подвал.
Догадка подтверждается, когда я разлепляю глаз и вижу тяжелые шторы, кровать с балдахином. Красные лучи струятся внутрь, разрисовывая простыни вертикальными узорами, но вокруг ни души.
– Ох, ну почему я всегда просыпаюсь здесь одна? – бормочу себе под нос и опираюсь на руки, чтобы сесть, прислонившись к мягкой кожаной спинке кровати.
Я решила, что его дом отражает его личность. Верхний этаж идеален, безупречен и отполирован, но под поверхностью скрывается тьма, декаданс и разврат.
– Профессор? – негромко зову его.
Ответа нет.
Он, вероятно, наверху, ведет один из своих тайных телефонных разговоров, которые резко прерывает, как только я вхожу.
Профессор – полная противоположность папе. Папа кричал, чтобы я убиралась к чертям, и добавлял несколько унижающих достоинство оскорблений, просто желая напомнить, что я никчемный паразит.
Качаю головой.
– Зачем я их вообще сравниваю?
Отодвинув тяжелую занавеску, я развожу ноги в стороны и соскальзываю с матраса. На прикроватной тумбочке стоит поднос с бутылкой питьевого йогурта и запиской «ВЫПЕЙ МЕНЯ».
Это очень в стиле «Алисы в Стране Чудес», но тогда я не могу не задаться вопросом, какого персонажа представляет он.
Допив, иду к двери.
Профессор Сегал спускается по лестнице без рубашки и в кожаных штанах.
– Куда-то собралась?
Невольно мой взгляд скользит по его босым ногам. Пальцы у него почти в два раза длиннее моих, видны косточки, которые тянутся к лодыжкам. Они заканчиваются короткими чистыми, ухоженными ногтями.
Когда я встречаюсь с ним взглядом, он наклоняет голову, приподняв бровь. Я уже знаю, о чем он промолчал.
– Это не фут-фетиш, – выпаливаю я.
– Конечно, нет, – отвечает он совершенно неубедительно, и сокращает дистанцию между нами.
Запах сандалового дерева едва уловим, но я все еще покачиваюсь на ногах, потрясенная. Воздух между нами сгущается, пока не становится слышно его треск от ощутимого напряжения.
Он берет меня за лицо и проводит подушечкой большого пальца по моей нижней губе. Покалывание проносится по груди, вниз по соскам и пробуждает голод. В предвкушении пульс стучит между ног.
– Как твоя голова? – спрашивает он нейтральным голосом.
– Все в порядке. – теряюсь в его голубых глазах, которые в тусклом свете напоминают цвет индиго. Удивляюсь тому, как он может говорить так спокойно, когда внутри меня все бурлит.
– Хочешь есть? – глубокий голос пробирается прямо в сердце.
– Только Вас, – слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю остановиться.
Глаза профессора Сегала темнеют, а уголки губ сжимаются. Не могу сказать наверняка, нарушила ли я БДСМ-этикет, потому что остальная часть его лица остается бесстрастной.
– Продолжай.
Горло сжимается, и я прикусываю нижнюю губу.
– Я хочу, чтобы мы занялись сексом.
Его черты лица не дрогнули.
– Встань на колени и проползи до центра комнаты.
Безразличие в его тоне пускает приятное напряжение по позвоночнику, которое оседает внизу живота. Делаю паузу в два удара сердца, прежде чем опуститься на пол. Эрекция профессора Сегала выпирает сквозь кожаные штаны, заставляя пульсировать мой клитор еще сильнее.
Глубоко вздохнув, кладу ладони на пол и проползаю обратно через дверь подвала.
Это должно быть унизительно, передвигаться на четвереньках, как будто я его домашнее животное, но в следовании его приказам есть свобода, которая не только дает мне чувство безопасности и принятия, которого я никогда раньше не чувствовала, но и вызывает у меня головокружение от желания.
Тепло разливается внутри, когда я тру бедрами друг о друга, передвигаясь.
– Остановись.
Я сажусь на пятки и смотрю, как он стоит в дверях, словно король демонов, наблюдающий за своим двором. Тусклый свет заливает его кожу красной дымкой и подчеркивает темные татуировки.
Предвкушение пробегает по коже, и именно в этот момент я понимаю, что слишком одета.
– Мне снять майку?
Уголок его рта приподнимается в подобии улыбки.
– Оставь.
Ощущение такое, будто он только что он вспомнил анекдот, но не хочет делиться. Прежде чем я набираюсь смелости спросить, он пересекает комнату, обходит меня и останавливается у огромного круглого орудия пыток у стены.
Оно сделано из двух полукругов, обтянутых кожей, и соединенных в цельный круг. Шесть крюков, прикрепленных к металлическим пластинам, имеют углубления по краям, но это не самое зловещее.
На полу, где должна стоять сабмиссив, симметрично расставлены подставки для ног. И три комплекта кожаных ремешков, чтобы закрепить их на лодыжках, коленях и бедрах.
В области груди находится огромный пояс, и выглядит так, как будто он обхватывает грудную клетку. Затем руки разводятся в стороны и привязываются еще большим количеством кожаных ремней.
Мой желудок сжимается в узел. Он бы не…
– Сэр? – слово выходит хриплым, поэтому мне приходится прочистить горло. – Что это такое?
Он толкает и вытаскивает массивную подставку, похожую на рычаг.
– Бондажированное колесо.
Я сглатываю.
– Это безопасно?
Он оборачивается и дарит мне свою первую искреннюю улыбку.
– Я забочусь о том, что принадлежит мне, – мягко говорит он. – Тебе не будет причинен непреднамеренный вред.
– Это означает, что намеренный вред все же в плане? – я почти визжу.
Он фыркает.
– Подойди сюда.
Я подползаю к нему на дрожащих руках и ногах. Мое сердце бьется так сильно, что вся верхняя часть тела дрожит, а ладони скользят от пота.
Когда я подползаю, он кладет теплую руку мне на макушку, снимая напряжение с моих плеч.
– Ты помнишь стоп-слова?
– Да, – шепчу я.
– Проговори.
Я облизываю пересохшие губы.
– «Желтый», когда нужно притормозить. «Красный», когда нужно остановиться.
Профессор Сегал проводит пальцами по моим волосам и нежно дергает меня, так что голова запрокидывается. На этот раз, когда я встречаюсь с ним глазами, они совершенно темные.
– Ты воспользуешься ими при первых же признаках дискомфорта, поняла?
Сердце замирает. Он говорит это, потому что все еще думает, что у меня похмелье, или потому, что это колесо особенно ужасно?
– Я это сделаю.
Он кивает.
– Встань.
Возбуждение пульсирует в груди, а соски напрягаются. Кажется, сейчас узнаем.
Профессор берет меня за руку, подводит к основанию колеса и помогает встать на подножки. Несколько наборов металлических пряжек звенят, когда я прислоняюсь к устройству, и обивка холодит мою лихорадочно-горячую кожу.
Несмотря на то, что я стою на платформе и нахожусь выше, чем обычно, профессор Сегал все еще возвышается надо мной c угрожающим видом, и тревожит ровно настолько же, насколько и возбуждает.
– Это единственный раз, когда я встану перед тобой на колени, – мягко говорит он, наклоняясь, чтобы зафиксировать мои лодыжки кожаными ремешками.
С каждым касанием материала моей кожи, каждым лязгом застежек тепло наполняет меня, принося с собой волну влажного желания. Я сжимаю мышцы и вздыхаю.
Если через это нужно пройти, чтобы потрахаться, то цена немаленькая.
Но я не жалуюсь, потому что это в тысячу раз лучше, чем когда я профукала свою девственность.
Профессор Сегал затягивает туже ограничители на моих икрах, затем на коленях, затем встает, и оборачивает корсет вокруг моей груди.
– Как называется эта штука?
– Упряжь, – отвечает он своим преподавательским голосом. – Она удержит тебя, когда я буду крутить руль.
Узел в моем животе подскакивает к горлу.
– Подожди. Эта штука вращается?
– Конечно, – он застегивает пряжки и переходит к правой руке. – Ты используешь стоп-слово, если будет слишком.
– Хорошо, – шепчу я.
Бабочки в животе порхают, вызывая тошноту и возбуждение одновременно. Меня никогда раньше не укачивало, но все равно тревожно. Это даже более дико, чем прошлый опыт на гинекологическом кресле.
Закрепив мои руки, он вытягивает еще два ремня, которые я до сих пор не замечала, и закрепляет плечи, пристегивая ремни к упряжи.
Я полностью и совершенно обездвижена. Я в ловушке и во власти извращенца-профессора, который планирует использовать мое тело для собственного удовольствия.
Я должна быть в ужасе, но по факту сгораю от нетерпения.
Профессор Сегал отступает, его взгляд скользит вверх и вниз по моему телу. Когда он садится у меня между ног, из горла вырывается стон. Я такая влажная, что трусики промокли насквозь.
Отрицание срывается с моих губ, но я сдерживаю его. Сколько раз я буду притворяться, что мне это не интересно, когда на самом деле ничто не заводит меня больше?
Он идет к участку стены, где висят трости, пэддлы и флоггеры. Дрожь пробегает сначала по костям, а потом охватывает все тело.
Я думала, что он просто собирается трахнуть меня, может быть, немного поиграет с сосками и заставит выпрашивать его член. Как бы я ни напрягала шею, не могу увидеть его с этого ракурса.
Пульс учащается. Какого черта происходит?
Он возвращается в поле зрения, держа в руках миниатюрный флоггер с короткой ручкой и хвостиком длиной с мои пальцы.
– Знаешь, что это?
– Конечно, но что Вы можете сделать такой маленькой штукой?
– Ты удивишься, – он подносит флоггер к моей щеке, касаясь мягкими, как масло, замшевыми хвостами.
Мое дыхание замедляется. Что-то настолько нежное не причинит мне длительной боли… Не так ли?
– Знаешь, сколько раз, стоя за кафедрой, я наблюдал за тобой в этих прозрачных майках с выставленными напоказ сосками?
– Что? – роняю взгляд на майку. – Их не…
Что-то мягкое и кожистое нежно жалит мою киску. У меня перехватывает дыхание.
Профессор Сегал отдергивает маленький флоггер.
– Ты дразнишь.
– Но я не хотела…
Он снова бьет флоггером, посылая искры удовольствия.
– Ох, – говорю я со вздохом.
– Ты думала, что я оставлю безнаказанной такую вопиющую попытку возбудить меня в аудитории?
Мои глаза расширяются.
– Но Вы наказывали меня посреди лекции. А как насчет того раза, когда я лежала у Вас на коленях в кабинете? А надувная анальная пробка?
Его глаза сияют скрытым весельем, и я сужаю свои. Почему меня не удивляет, что профессору Сегалу нравится разоблачать меня?
Теперь он заставит меня умолять, плакать и унижаться, прежде чем я получу его член.
Он наносит еще один удар флоггером по киске, от чего мои глаза закатываются к затылку.
– Ты, должно быть, очень мокрая, если твой запах уже остался на этой новенькой игрушке.
Я тяжело сглатываю, решив сохранить самообладание.
– Если да, то это потому, что мне приснился эротический сон.
Смех раскатывается громом, звук низкий и зловещий.
– Звучит интригующе.
Когда он исчезает, мой желудок сжимается, и я предполагаю, что он возвращается к стойке с флоггерами, чтобы взять тот, который будет действительно устрашающим. Но кожаная поверхность за моей спиной начинает трястись, прежде чем все колесо поворачивается против часовой стрелки, а мое тело оказывается в горизонтальном положении.








