Текст книги "Порочные занятия (ЛП)"

Автор книги: Сигги Шейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава 12

ФЕНИКС

Я ошиблась, когда сказала, что у колеса Вартенберга дюжина шипов. Их не менее двадцати четырех. И в отличие от предыдущего прибора, все они очень острые.

– Что… – я прочищаю горло и набираюсь смелости. – Что вы собираетесь с этим делать?

– Колесо Вартенберга – это медицинский прибор, который используется для проверки чувствительности нервов, – говорит профессор Сегал, ведя колесом пыток по ладони.

Я сжимаю зубы.

Он не ответил на мой чертов вопрос.

Я вытягиваю шею, пытаясь найти пятна крови, но даже следа покраснения нет. Но, может быть, это потому, что он не давит?

– Вы собираетесь использовать его на мне? – шепчу я.

– Вы хотите, чтобы я это сделал, мисс Шталь?

Горло сжимается, и я сглатываю.

– Это зависит от того, – говорю я, сохраняя размеренность в голосе. – Будет ли больно?

Его глаза мерцают, а может быть, они сверкают злобой.

– Ровно также, как и приятно.

Прежде чем я успеваю запросить более приятную и менее зловещую пытку, он приближается ко мне с психо-вертушкой.

Кожу жалит, когда он проводит ею по внешней стороне бедер. Давление легкое и не длится достаточно долго, чтобы нервы опознали его как боль.

Это причудливая форма удовольствия, которая балансирует на грани опасности. Если бы он надавил сильнее, то порвал бы мне кожу.

Я быстро дышу, грудь вздымается и опускается, когда он катит колесо по тазовым костям и вверх по животу, где я немного более чувствительна.

– Как боль? – спрашивает он.

Теперь я задыхаюсь, мое сердце колотится, потому что иголки направляются к груди.

– Терпимо.

Он отвечает мрачным смешком, от которого волоски на затылке встают дыбом.

– Умница, ты хорошо справляешься, – размышляет он. – Кайфующая от боли маленькая шлюшка.

Жар внизу живота пульсирует в унисон с нарастающей паникой, и я хочу большего. Незнакомая часть меня наслаждается ужасом.

Это похоже на собственный фильм ужасов, где я героиня, отданная на милость плохому парню. И он хочет заставить меня кричать.

Профессор Сегал проводит прибором по моим ребрам, и каждый укол вызывает искры ощущений повсюду – вниз по животу, по груди, даже в глубине легких. Я бы заерзала, но не хочу, чтобы меня проткнули.

Когда колесо достигает пояса моего лифчика, ужас нарастает до такой силы, что у меня стучат зубы.

– Ааах…

– Есть что сказать, мисс Шталь? – он насмехается, как учитель, пристыдивший меня за болтовню в классе.

– Н-нет…

Он не такой. Он не станет. Черт, он же хороший.

Профессор Сегал нажимает колесом на чашечку лифчика, только на мне кружево, поэтому ткань не дает никакой защиты. Крошечные взрывы боли и удовольствия взрываются в груди, усиливаясь по мере того, как достигают соска.

– Пожалуйста, – говорю я сквозь стиснутые зубы.

Он делает паузу.

– Красный, желтый или зеленый?

Я так задыхаюсь, что не могу подобрать слова. Мои бедра дергаются вверх и вниз, пытаясь коснуться чего-нибудь, чего угодно, чтобы создать трение.

Профессор Сегал отодвигается на несколько сантиметров. Этот сукин сын с черным сердцем хочет, чтобы я трахала воздух.

– Ваши слова, мисс Шталь, – говорит он с равной долей строгости и садизма. – Они существуют для какой-то цели.

Он знает. Знает, как на меня действуют иголки. Точно знает, что мне нужно. Знает, что задразнил меня до той степени, когда это выходит за рамки разумного. Тем не менее, он смотрит на меня сверху вниз, и его черты изображают маску безразличной интриги.

– Ради всего святого. Зеленый! – я начинаю плакать.

При первом уколе, который пронзает ареолу, моя спина выгибается.

Блять, блять, блять.

Это как удар током, только тока нет.

На секунду, хотя может быть и больше, все замирает. Я не могу двигаться, не могу дышать, я даже не уверена, что могу видеть. Затем воздух со свистом возвращается в легкие, и мое сознание с глухим стуком падает на кожаное гинекологическое кресло.

– Да, мисс Шталь? – говорит профессор Сегал.

Я сжимаю зубы.

– Прикоснитесь ко мне, – рычу я. – Пожалуйста.

– Именно этим я и занимаюсь, – он скользит колесиком по соску.

– Ммм… – я шумно втягиваю воздух, мои глаза расширяются.

Он смотрит на меня с абсолютно пустым выражением лица, но я знаю, что он смеется, по тому, как дрожит его грудь.

– Твоя чувствительность восхитительна, – говорит он без тени веселья, хотя в уголках глаз появляются морщинки.

– Рада предоставить Вам такое блестящее развлечение, – рычу я. – Надеюсь, вы удовлетворили свое любопытство? Теперь можно перейти к вашему языку у меня между ног.

Шлепок.

Удар ладонью по внутренней стороне бедра посылает эхо в самое ядро желания.

Мое лицо замирает.

Будь я проклята, если признаюсь, что это было горячо.

– Очаровательно, – он подводит колесом к другой стороне моей ареолы и обратно вниз.

Оно ходит туда-сюда, адское устройство поскрипывает на случай, если жертва забудет о двух дюжинах металлических игл.

Мышцы моей киски сжимаются и расслабляются в такт его движениям, а глаза закатываются к затылку.

Профессор Сегал перемещает колесо к другой моей груди, а затем нежно целует измученный сосок.

– У тебя красивая грудь, – его горячее дыхание жалит кожу сквозь кружево.

– И Вы ограничитесь только просмотром? – спрашиваю я напряженным голосом.

– Пока что, – он с ухмылкой отходит от моей груди и продолжает мучить другой сосок.

Я была возбуждена утром. Возбуждена, когда наряжалась для него. И когда ехала на автобусе в одном плаще. Я думала, что он трахнет меня за обеденным столом, но мы еще даже не начали.

Теперь уровень возбуждения невыносим.

Та часть меня, которая хотела отучить его от унижений, сдается, а остальная часть гордости превращается в пепел.

– Пожалуйста, – шепчу я.

Психо-вертушка останавливается.

– Вам есть, что сказать, мисс Шталь?

– Мне нужно…

– Да? – он наклоняется, его дыхание согревает мою шею.

– Вы знаете.

– Не стоит полагаться на предположения, – говорит он. – Лучше формулировать мысль четко.

– Трахни меня, – говорю я сквозь стиснутые зубы, теряя последние крупицы самоуважения.

Он берет устройство, похожее на швейцарский нож, и вытаскивает штопор.

Мои глаза расширяются.

– Что Вы делаете?

– Вы испытываете жажду, мисс Шталь?

– Нет, – огрызаюсь я. – Вы уже достаточно меня напоили.

Его глубокий смешок заставляет меня напрячься. Почему он думает о вине в такой момент?

Профессор Сегал проводит пальцами одной руки по моей грудной клетке, заставляя меня наклониться навстречу его прикосновению. Наконец-то, что-то кроме шлепка.

Когда его рука достигает пояса трусиков, бедра приподнимаются в ожидании.

– Снимите их, – шепчу я. – Срежьте, если так нужно.

– И испортить прекрасный комплект белья? – спрашивает он, нахмурившись.

– Мне все равно.

Профессор замолкает.

– Нужно научить тебя не быть такой расточительной.

В горле раздается рычание разочарования.

Он проводит пальцами по трусикам, и кожа под кружевной тканью согревается от его прикосновения. Когда он отодвигает ее в сторону и обнажает киску, я делаю глубокий вдох.

– Ты прекрасна, – большой палец скользит по клитору, который теперь как раздраженный нерв.

Комплимент трогает мое эго. Я открываю рот, крик застревает в горле. Вот оно. Он сейчас спустится вниз и доставит мне удовольствие языком. Или пальцем. Все равно, хоть какие-то прикосновения.

После этого он может трахать меня, пока я не забуду свое имя.

– Ты такая мокрая.

– Да, – говорю я сквозь рваные вдохи. – Такое случается, когда заставляешь девушку ждать.

– В самом деле? – его голос становится жестче, и я уже чувствую, что он собрался преподать мне урок за сарказм.

Рот захлопывается. Внезапно его приказы хранить молчание обретают смысл. Прикосновение – это оружие в руках профессора, и он обращается с ним как виртуоз.

– Ты чего-то хочешь? – спрашивает он.

– Да.

– Тогда давай начнем с вина.

– Что?

Профессор встает со стула перед гинекологическим креслом, оставляя меня лежать с непристойно расставленными ногами. Клитор так чувствителен, что болит от прикосновения к кружевной ткани. Я смотрю на его широкую спину, мои бедра дрожат, пытаясь создать трение. Возможно, из этого что-то получилось бы, если бы я не была такой мокрой.

Мышцы внутри жалобно пульсируют, до ужаса хочется почувствовать наполненность. Я откидываю голову назад и глотаю стон. Любой другой парень уже трахнул бы меня, но этот просто хочет видеть, как я страдаю.

Я так поглощена своими отчаянными мыслями, что даже не замечаю возвращения профессора, который навис надо мной с бутылкой вина.

– Сансер, – говорит он. – Интересный выбор.

Я не собираюсь признаваться, что я читала об этом вине в «Пятидесяти оттенках», потому что он явно не Кристиан Грей. Я не помню, чтобы главную героиню хотя бы наполовину так беспощадно дразнили. На самом деле, они просто занимались сексом до того, как началось что-то серьезное.

Профессор Сегал приподнимает бровь, как будто просит прокомментировать выбор вина.

– Вам нравится? – спрашиваю я.

– Лучшее, что есть у Тэско, – говорит он так, как будто я вытащила бутылку из мусорки.

– Извините, что мне не хватает средств на покупку винтажного вина, – говорю я сквозь стиснутые зубы.

Он хихикает, но в этом звуке есть нотка злобы.

– Ты должна знать о вине кое-что важное, – говорит он, и каждый слог скатывается с моей кожи, как ласка. – Даже то, что граничит с уксусом, может быть сносным, если его правильно подать.

Я сглатываю, в горле вдруг невыносимо пересохло.

– Правда?

Профессор Сегал переводит взгляд из стороны в сторону.

– Как жаль, что весь мой прекрасный хрусталь наверху.

– Что это значит? – мои брови сходятся.

Я так запуталась во всей этой болтовне. Он стоит там, глядя на меня горящими глазами, как будто ждет, что я выскользну из своих пут и принесу ему бокалы. Или графин.

Он проводит взглядом по моему телу и останавливается на промежности.

– Ты когда-нибудь слышала фразу «испить из Святого Грааля»?

– Нет.

Пока я качаю головой, в сознании уже рисуется образ профессора Сегала между моих ног.

Кожа электризуется от предвкушения, а бедра непроизвольно дергаются, словно пытаясь привлечь внимание.

Его мрачный смешок заставляет мое дыхание участиться.

– Скоро узнаешь, что это значит.

Профессор Сегал со стуком ставит бутылку вина на тележку, и напряжение в животе немного ослабевает. Даже пальцы на ногах сгибаются, от осознания того, что произойдет дальше.

Он обходит стул и встает между моими ногами, прежде чем опуститься на него.

Я сглатываю, соски напрягаются.

Вот оно.

Момент, который я ждала. Вероятно, он из тех мужчин, которые предпочитают запить вкус глотком вина. Мне все равно, если я кончу.

Он проводит кончиками пальцев по чувствительной коже бедер, заставляя кожу вспыхнуть. Удовольствие треплет нервы и оседает внутри.

Я содрогаюсь всем телом.

– Ааааах!

– Конечно, – он тянется к тележке и берет нож.

Мой пульс учащается.

– Я не против ножа, если он нужен, чтобы срезать белье.

– Спасибо за ненужное разрешение, – фыркает он и разрезает трусики по бокам.

В другой ситуации я бы разозлилась из-за сарказма, но я девушка, связанная и отданная на милость сексуальному садисту. Мне придется придержать язык и не отвлекать его, если я хочу когда-нибудь кончить.

Ткань свисает на одном бедре, и прохладный ветерок касается моих влажных складочек. Я поднимаюсь, насколько могу и обнаруживаю, что профессор смотрит на мою обнаженную киску.

– Какое аппетитное зрелище, – говорит он настолько низким голосом, что у меня все внутри скручивается.

Заткнись и отлижи мне, хочу я сказать, но вместо этого бормочу.

– Я такая мокрая.

– Я вижу, – он медленно проводит пальцем по моей дырочке, непристойно причмокнув, и очерчивает чувствительный вход.

Мои бедра дергаются, потому что я хочу почувствовать этот палец внутри прямо сейчас, но он убирает его. Я готова застонать от разочарования, но он делает то же круговое движение вокруг клитора.

– Нет никакой необходимости в дополнительной смазке, – говорит он так, будто сам с собой. – Ее здесь и так слишком много.

Сердце колотится, каждый удар отдается в ребрах. Что он собирается делать? Засунет в меня два пальца или член?

Он не делает ни того, ни другого.

Профессор Сегал тянется к тележке и берет бутылку вина.

– Что Вы делаете? – шепчу я, выпучив глаза.

– Разве ты не придала значения моим словам о важности хорошего графина?

– Конечно придала, – говорю я. – Но что Вы собираетесь делать с бутылкой?

– Лучше бы ты спросила, что я не собираюсь с ней делать.

В голову лезет догадка, и вместе с ней отвисает челюсть. Еще до того, как мозг успевает сгенерировать протест, я чувствую гладкий кончик пробки у своего входа.

У меня перехватывает дыхание, и я смотрю туда, где он держит бутылку.

– Профессор…

– Ты помнишь стоп-слово? – спрашивает он, не поднимая глаз.

– Да, но я не об этом.

Он поднимает голову и наконец встречается со мной взглядом.

– Единственное, что я хочу услышать от тебя, это «красный», либо «желтый». Любая другая болтовня будет рассматриваться как фоновый шум.

– Но, но, но…

Я качаю головой, все мое тело сжимается в кресле.

Пробка по ощущениям сухая. Он не просто сухая, она имеет особую текстуру, которая явно не должна находиться в подобном месте.

Он приподнимает бровь, его губы изгибаются в кривой ухмылке.

– Скажи слово, и я остановлюсь.

Горло пересыхает, а глаза горят так же, как и щеки. Я не должна позволять ему трахать меня горлышком винной бутылки, особенно той, которую я купила ему в подарок. Это более чем унизительно.

Почему я не использую стоп-слово?

Я знаю почему.

Он дразнил меня своим красивым лицом, манящими глазами и богоподобным телом. И я не видела его член в действии по-настоящему. Минет не считается. И теперь я готова на все, чтобы получить его.

Унижение просачивается в душу, делая дыхание быстрым и поверхностным. Как я могла думать, что контролирую ситуацию?

– Просто сделай это, – говорю я.

Профессор вставляет в меня горлышко бутылки, и я сжимаю гладкое прохладное стекло, пока напряжение не становится невыносимым.

Из груди вырывается звук, больше похожий на стон.

– Видишь, как хорошо ты принимаешь ее? – говорит он с оттенком гордости.

В сердце вспыхивает теплое пламя, как будто я рада, что он впечатлен. Я поворачиваю голову в сторону, не в силах встретиться с ним взглядом.

Он мог бы использовать пальцы, фаллоимитатор или даже собственную бутылку, но это более чем неловко.

Я не могу смотреть ни на него, ни на себя.

Он поглаживает внутреннюю часть моего бедра, посылая волны удовольствия. Мышцы немного расслабляются, и он проталкивает бутылку глубже.

Горло предательски испускает стон удовольствия. Никогда в жизни я не чувствовала такого растяжения.

– Умница, – бормочет он.

Какая-то особенная легкость появляется в груди. Это не гордость и не удовольствие от его похвалы. Этот мужчина видит меня на дне, но принимает.

Голос в глубине подсознания напоминает, что именно из-за него я привязана к гинекологическому креслу с половиной бутылки в вагине, но его палец скользит по горячему клитору, и все сомнения испаряются.

– Ты – моя персональная маленькая шлюшка, – говорит он с потрясающе шикарным акцентом и вытаскивает бутылку.

Моя грудь сдувается, и я почти разочарована, когда напряжение спадает, но он вталкивает ее обратно.

– А-а-а-ах…

Мои бедра сгибаются.

– Вот и все, – говорит он, его голос становится хриплым. – Принимай ее как хорошая девочка.

Профессор Сегал отстраивает ритм движений бутылкой, и я двигаю бедрами, усиливая трение. Чем сильнее он трахает, тем больше моя киска сжимается вокруг стекла.

Пот выступает на лбу, мышцы дрожат. Я стискиваю зубы от интенсивных пульсаций, растяжения и рывков. С каждым толчком пробка задевает точку внутри, из-за которой в глазах темнеет.

Удовольствие накапливается внизу живота. Самые странные ощущения из-за сухой пробки. Она гладкая, но как-то цепляет ту часть меня, до которой я никогда не могла дотянуться пальцами или игрушкой.

Моя киска напрягается, сжимается, ограничивая толчки, которые профессор Сегал делает бутылкой. Затем мощное удовольствие закручивает внутренности, как штопор.

Прежде чем я осознаю это, оргазм прорывается сквозь меня с криком, за которым следуют волны жидкого экстаза. Я запрокидываю голову и стону.

Профессор Сегал замедляет движения и синхронизирует их с моей кульминацией, пока все, что от меня остается, не превращается в лужу стонов и судорог.

– Умница, – говорит он. – А теперь давай посмотрим, насколько хорошо ты приправила Сансер.

Глава 13

МАРИУС

Самым медленным движением я вынимаю бутылку с вином и наслаждаюсь тем, как тугая маленькая киска Феникс сжимает цветное стекло. Ее клитор все еще красный и налитый, несмотря на оргазм, что указывает на готовность к большему.

Член с одобрением упирается в ткань кожаных джинсов. Она умеет сквиртить. Я могу утверждать, только взглянув.

Даже, если предположение ошибочно, через время я буду пить из нее.

– Что Вы планируете делать? – спрашивает она.

– Испить из твоего Святого Грааля, – говорю я с ухмылкой. – Не могу дождаться.

Она поднимает голову и смотрит на меня широко раскрытыми глазами, тяжело дыша через приоткрытые губы. Она смущена, но тело сочится развратом.

Приходится приложить все усилия, чтобы не хмыкнуть. Хедвига Феникс Шталь зарекомендовала себя как очаровательную игрушку. И стоит она бесконечно больше, чем ежемесячное пособие, которое требует.

– Подождите, – она извивается в ограничениях. – Вы же не собираетесь…

Жар пронзает пах. Часть меня, которая наслаждается тем, что калечит ее невинность, урчит от удовольствия.

Я поднимаю бровь.

– Закончи предложение, – говорю я, пытаясь скрыть волнение в голосе. – Смелее.

– Вы не нальете вино в мою… – она сжимает губы.

– В твою…

Я позволяю голосу умолкнуть, потому что поглощен жуткой смесью внимания и возбуждения.

– Я пришла сюда не за этим, – говорит она сквозь стиснутые зубы.

– У меня сложилось впечатление, что как раз за этим, – мой взгляд падает на ее влажные складочки. – Или я ошибся, и это не ты стонала, сжимаясь вокруг бутылки?

– Вы намеренно неправильно меня понимаете.

Мне нужно приложить все усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, пока я регулирую кресло так, чтобы ее таз поднимался вверх.

– Просвети меня.

– Член, – огрызается она. – Вот, за чем я пришла.

Я потираю подбородок.

– Боже, какая распутная юная леди.

Она скалит зубы.

– Вы не нальете в меня вино. Я не позволю.

– Снова?

Она отступает.

– Что?

Я кладу руку за ухо.

– Я слышу одни жалобы и ни разу не было стоп-слова.

Ноздри Феникс раздуваются, а грудь вздымается и опускается от частых вдохов. Она натягивает манжеты запястьями и сжимает руки в кулаки. Но не обманывает меня этими протестами.

– Ты из тех женщин, которые слишком стыдятся признать свою слабость к извращениям, – говорю легко, как будто просто размышляю.

– Вы можете сделать такой вывод после одного разговора? – спрашивает она с раздражением.

– То, чего ты не сказала, куда важнее.

Ее глаза сужаются, прежде чем вспыхнуть от понимания.

Я киваю.

– Все это может закончиться одним словом, но ты плачешь и скулишь, а не используешь его. Почему? Потому что хочешь этого так же сильно, как и я, но пытаешься снять с себя ответственность, демонстрируя сопротивление.

Ее щеки пылают тем же оттенком, что и лампочки.

– З-заткнись.

– Не волнуйся, милая шлюшка, я возьму на себя всю ответственность за сегодняшние распутства.

Феникс закрывает рот.

Человек получше чувствовал бы хоть капельку вины за то, что вывернул наизнанку ее слабости, но я никогда и не говорил, что я хороший.

Горлышко бутылки мокрое от ее соков, настолько, что выскальзывает из рук. Требуются все усилия, чтобы не облизать его дочиста, но приличия нужно соблюдать, по крайней мере, на первом свидании.

Проткнув ее штопором и сделав несколько поворотов, я откупориваю бутылку с приятным хлопком.

Ноздри наполняются смешанным букетом белого вина и мокрой киски, а член каменеет до предела. Видимо, унижение таких дерзких девушек, как Феникс, творит чудеса с моим периодом одиночества и равнодушия.

Я тянусь к U-образной силиконовой игрушке, которую купил в «Красной комнате», и подстраиваю тонкие ручки.

– Что это такое? – голос Феникс дрожит.

Я поднимаю розовато-лиловый предмет в ее поле зрения.

– В данном случае следовало бы использовать металлический инструмент, чтобы держать тебя открытой, но это лучшее, что я мог найти в кратчайшие сроки.

– Это не ответ, – рычит она.

– Разве ты не слышала о гинекологическом зеркале?

Она качает головой.

– Влагалищное зеркало, зеркало Куско? – спрашиваю я.

– Нет, но начинаю понимать суть, – ее голос дрожит.

Мои губы дергаются.

– Это позволит открыть тебя достаточно широко, чтобы вместить необходимое количество вина.

– Вот дерьмо, – она откидывает голову назад и стонет.

– У меня нет страсти к копрофилии, но если ты настаиваешь…

– Нет, – кричит она.

Я смеюсь.

– Лежи спокойно и не пролей ни капли.

– Это сложно, учитывая, что я не чашка. Может быть, вы все же сходите наверх за бокалом? – говорит она, повышая голос. – Или выпьете прямо из бутылки?

– Ну же, мисс Шталь. У нас был этот разговор. Любые дальнейшие выпады с вашей стороны будут меть последствия.

– Но…

Я с силой шлепаю ее по внутренней стороне бедра.

– А-а-а-а! – она откидывает голову и тяжело задыхается.

Шлепок!

Она двигает бедрами, киска блестит от растущего возбуждения.

Я хочу исследовать эту тягу к боли, но она уже настолько неприлично мокрая, что с вином пора двигаться дальше.

– Я собираюсь засунуть изогнутую часть этой игрушки в твою тугую маленькую дырочку, – произношу каждое слово, наслаждаясь тем, как она хнычет. – А когда ты раскроешься передо мной, наполню тебя вином.

– Нет, – стонет она.

– Рад, что ты одобряешь.

Смазки так много, что силиконовая игрушка беспрепятственно скользит внутрь. Она работает как зеркало и раздвигает стенки при помощи лишь двух тонких язычков, которыми я могу регулировать ширину растяжения.

Внутренние мышцы Феникс смыкаются и сжимают язычки игрушки вместе.

– Расслабься, – я нежно шлепаю ее.

Киска снова сжимается, прежде чем мышцы слабеют.

– Хорошая девочка.

Мышцы дергаются, а клитор наливается под моим взглядом.

Я истекаю слюной. И не в ожидании питья вина. Каждая часть этой женщины вызывает у меня бесконечное восхищение.

Раздвигаю язычки игрушки, снова открываю ее и мысленно делаю пометку купить еще одну из нержавеющей стали… или титана.

– Сейчас, – говорю, поднося горлышко бутылки к ее блестящей дырочке.

Она издает жалобный звук, но тело реагирует так же, как когда я ее похвалил.

Наклонив бутылку, наливаю достаточно жидкости, чтобы заполнить рюмку. Она снова дергается, и вино стекает по губам к заднице. Я подхватываю струйку и выпиваю жидкость до того, как она успевает ее вытолкнуть.

Горячее тело разогрело «Сансер» выше температуры, подходящей для белого вина, но также сделало посредственный «Совиньон Блан» восхитительным. Я глотаю жидкость, напевая одобрение, и облизываю ее дочиста.

Феникс стонет, ее бедра дергаются. Я чувствую, как пылающий клитор трется о кончик моего носа. Проникаю языком внутрь, преследуя аромат.

Кровь приливает к члену с каждым ее криком, и я так возбужден, что кружится голова. Каждая металлическая пуговица на ширинке тупым ножом врезается в ствол. Мне нужно исправить ситуацию – сейчас, прежде чем я потеряю контроль.

Феникс не просто полностью в моей власти, она доверила мне и свое удовольствие, и безопасность.

Я отстраняюсь и встречаю жар в ее глазах.

– Еще? – спрашиваю я.

– Пожалуйста, – говорит она с отчаянием, от которого у меня начинает болеть член.

Нижняя половина тела остается совершенно неподвижной для следующей порции, даже несмотря на то, что ее грудь поднимается и опускается, как кузнечные мехи. Кружево лифчика скрывает соски, и я жалею, что не заставил ее раздеться.

Еще будет время.

В этом я уверен.

Следующая порция почти не расплескивается, поэтому, когда я прикасаюсь ртом ко входу, остается еще немного вина. Я глотаю пьянящую смесь «Сансер» и Феникс, наслаждаясь тем, как она дрожит и стонет.

– Твоя киска выглядит прекрасно с этим вином. Зачем мне хрустальные бокалы, когда есть ты?

Я сбрызгиваю ее вином, позволяя ему стекать по набухшему клитору, половым губам и заднице.

Феникс хнычет.

– Пожалуйста.

– «Пожалуйста», что? Мисс Шталь, – говорю я срывающимся голосом. – Выражайтесь четче.

– Вылижи меня.

Отчаяние в ее тоне бьет прямо по яйцам. Все мысли об игрушках, вине и шантаже исчезают, оставляя мое обнаженное желание.

Я наклоняюсь вперед на стуле и исследую каждую складочку и контур ее киски своим языком, запоминая, какие места заставляют ее задыхаться, какие заставляют стонать. Приходится облизать ее несколько раз, чтобы убрать все следы вина, и теперь все, что осталось, это Феникс.

Вкус невероятный – теплый и насыщенный. Я вытаскиваю силиконовую игрушку из влагалища, желая держать ее открытой только губами, пальцами и языком.

До сих пор я едва касался клитора. Провожу кончиком языка вокруг его основания, и Феникс шипит сквозь зубы.

– Зде-есь, – хныкает она, растягивая букву «е». – Еще, пожалуйста.

Я провожу языком по набухшему бугорку и просовываю палец в ее дырочку. Внутренние мышцы плотно сжимаются вокруг пальца, что объясняет, почему мне было трудно удерживать силиконовую игрушку открытой.

– Боже, какая ты тугая, – рычу я.

– Это чтобы лучше трахать тебя, внучек, – говорит она сквозь стиснутые зубы.

Отсылка к Красной Шапочке ослабила сексуальное напряжение, настолько, что я фыркнул от смеха. Феникс – это восторг, и я с нетерпением жду возможности узнать больше.

– Продолжай болтать, – говорю я, касаясь губами сладкого клитора, – и я забуду, зачем здесь.

– Нет, извини, пожалуйста, – говорит она, дергая бедрами.

Продолжается ряд бессмысленных слов, которые все сводятся к мольбе о продолжении.

Шлепок! Легонько хлопаю ее по внутренней стороне бедра.

– А-а-а! – выкрикивает она со смесью удивления и восторга.

– Не разговаривай, пока я занят, – говорю с ухмылкой.

Феникс замолкает.

Я смыкаю губы вокруг ее клитора, осыпая его французскими поцелуями, которые заставляют ее вздрагивать и стонать. Единственный оставшийся след вина – это запах, но он едва заметен под жаром ее возбуждения.

Бедняжка стонет и дрожит подо мной, пока я довожу ее до апогея криков. Я тону в Феникс. Она везде – на языке, в ушах, проникает в каждый нерв.

Даже не задумываясь, я расстегиваю пуговицы на джинсах и шлифую член в такт ее стонам.

Я никогда не исходил желанием настолько, особенно сразу после оргазма, но есть что-то в этой девушке, взрывающее мое либидо. Она мой личный афродизиак, посланный провидением, чтобы облегчить мое пребывание в этом унылом приморском городке.

Прежде чем я успеваю подумать, что буду делать с ней, когда моя миссия будет завершена, она издает жалобный звук, от которого звенит в ушах. Ее ноги дрожат в стременах, а тело бьется в конвульсиях.

Мышцы сжимаются вокруг пальца вспышками, которые я почти ощущаю вокруг своего ствола.

Эйфория берет верх над чувствами. Яйца напрягаются, и я кончаю в горячем порыве, выплескивая сперму на пол.

Наклоняюсь вперед, мой язык медленно очерчивает круги вокруг ее пульсирующего клитора.

– Еще, – говорит она, тяжело дыша.

Могу ли я возбудиться еще раз сегодня?

Если Феникс будет моей музой, то ответ утвердительный.