Текст книги "Порочные занятия (ЛП)"
Автор книги: Сигги Шейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Глава 39
МАРИУС
Я прислоняюсь к закрытой двери и хмуро слежу за разговором, происходящим в коридоре. Феникс лучше не делать намеков такой девушке, как Талия Грейс, но неизвестно, как она реагирует, когда расстроена.
Чувство вины копошится в животе, сожалением выгрызая все внутри и оставляя пустоту.
Наконец-то я нашел девушку, которая идеально мне подходит, ту, чьей компанией я наслаждаюсь как в игровой комнате, так и за ее пределами. А теперь ее нет.
Мой гнев медленно кипит. Слишком много преград между нами. И губительных, и смертельных.
Лучше закончить все так. Феникс сможет продолжить обучение, не будучи пойманной, исключенной или использованной в качестве рычага давления.
В одной из больных игр моего отца.
Раздается стук в дверь. Либо мисс Грейс, либо доктор Ксандер, либо любой из надоедливых ублюдков, которые, кажется, не могут понять, что их присутствие нежелательно.
Второй стук добавляет масла в огонь, который уже разлился по моим венам.
Я распахиваю дверь, готовый уничтожить любого, но от неожиданности останавливаюсь. На пороге стоит мой работодатель и выглядит так, будто вот-вот схватит сердечный приступ.
– Декан Уэстмор? – спрашиваю я, и гнев уплывает на задний план.
Старик вытирает лоб огромным носовым платком. Я почти уверен, что его шантажировали или заставили уволиться, чтобы управлять Университетом королевы Марии, потому что не вижу другой причины, по которой такой уважаемый человек, как Декан Уэстмор, может покинуть такое престижное учебное заведение, как Королевский колледж.
Наконец он говорит:
– Извините, что прерываю Вас, профессор, но дело касается наших основателей.
– Что случилось?
– Племянник одного из основателей сделал тревожный телефонный звонок, доложив, что не хочет продолжать учебу.
Я напрягаюсь. Насколько мне известно, единственный основатель, чей родственник кажется таким незаинтересованным в учебе, – это тот, кого я хочу обменять на свободу матери.
– О каком студенте идет речь? – спрашиваю я, сохраняя размеренный тон.
– Мистер Вир Бестлэссон, – декан шаркает ногами, не в силах встретиться со мной взглядом.
Мои глаза сужаются.
– Если вы пришли просить, чтобы я поговорил с мальчиком или обратил на него особое внимание…
– Нет-нет-нет, – он поднимает обе руки.
– Тогда что?
– Его отец и дядя хотели бы получить краткий отчет о его успехах.
– Вы же понимаете, что я пробыл здесь недостаточно долго, чтобы узнать всех своих студентов, – говорю я, потому что технически это правда.
Плечи декана опускаются.
– Пожалуйста, отправьте по электронной почте все, чем вы можете поделиться, независимо от того, насколько это незначительно. Я обращаюсь ко всем преподавателям.
– Я могу отправить по электронной почте комментарии, которые я оставил к его последнему эссе.
– Какая была оценка?
– Мистер Бестлассон даже до «тройки» не дотянул.
К тому времени, когда Декан Уэстмор ушел по коридору к кабинету доктора Ксандера, моя ярость испарилась, оставив только пепел раскаяния.
Неужели я действительно должен был так бессердечно отмахнуться от Феникс?
В мире, где слово «нет» не должно подкрепляться насилием, единственный способ чисто разорвать соглашение – это капелька жестокости.
Боль в ее глазах, когда я произнес те слова, была подобна ножу в животе. Бедную юную девушку только что жестоко бросил ее отец, а теперь и я.
Но разве не лучше быть убитым горем, чем таким человеком, как Криус?
Я возвращаюсь в кресло, сворачиваю программу оценивания и включаю систему безопасности университетского кампуса.
Нахожу кадры ее краткого разговора с Талией Грейс, прежде чем переключаюсь на размытые изображения ее бега по лестнице. Внешние камеры показывают, как Феникс марширует к своему многоквартирному дому, но останавливается.
У меня сводит челюсть от ее разговора с высоким блондином, которым может быть только Вир Бестлэссон. Встаю с кресла, чтобы проверить резервный телефон, на котором Квинн оставила сообщение.
К: Все будет на месте сам знаешь когда. Позвони мне.
Из загадочного текста я могу только предположить, что Вир Бестлэссон не только принял предложение об утреннем концерте, но и получил устройство слежения, и наденет его в день похищения.
На экране Феникс спешит к своему многоквартирному дому, а Бестлэссон смотрит ей в спину.
Надеюсь, что «Один» не передаст Криусу информацию о тюрьме «Сикрофт» слишком быстро. Я хочу, чтобы Вир Бестлэссон убрался подальше от Феникс навсегда.
***
Оставшаяся часть недели размыта. Феникс не приходит на лекцию в четверг, но отправляет задание по электронной почте за несколько дней до его сдачи. Это еще одна прекрасно выполненная работа, хотя и с гораздо меньшим энтузиазмом, чем предыдущая.
Воскресенье нависло надо мной, как гильотина. Когда Крус получит мальчика, он освободит мать. Такова договоренность.
По крайней мере, до тех пор, пока он снова не заставит меня выполнять его приказы.
К счастью, Квинн подтвердила, что мальчишка Бестлэссон носит устройство слежения, и именно оно приведет меня прямо к Криусу, и я смогу наконец засадить ему пулю между глаз. Как бы мне ни хотелось разрезать его на мелкие кусочки и насладиться страданиями, я не могу допустить, чтобы он выжил.
Мой старший брат продолжит томиться в тюрьме «Сикрофт», если проживет достаточно долго. Жаль, потому что любой, кто отвергает Криуса, является своего рода моим союзником, но «Один» не поместил бы его туда, если бы он был невиновен.
Каждую ночь я провожу в игровой комнате в одиночестве, рассуждая, упаковывать ли игрушки, купленные в «Красной комнате», или нет.
Все кончено.
Профессор Экхарт скоро вернется в университет, и я смогу уйти без подозрений.
Цветочно-ванильный запах Феникс уже исчез с шелковых простыней, но трусики, которые я срезал с ее тела в нашу первую совместную субботу, все еще пахнут.
Я лежу на спине, глядя вверх на балдахин, с клочком кружева в одной руке, и твердым членом в другой.
Одним глубоким вдохом я наполняю ноздри оттенками Сансер и ее ароматом мускуса. Закрываю глаза, мысленно то трахаю ее горлышком винной бутылки, то своим членом.
Ускоряю движения рукой, шлифуя ствол длинными движениями. Она должна быть на мне, сверху, представляю, как бы подпрыгивала ее грудь перед моим лицом, пока я шлепаю ее по заднице хлыстом, приказывая двигаться быстрее.
Бедра двигаются по направлению к кулаку, и это почти похоже на то, как ее узкая маленькая киска сжимала бы меня со всех сторон.
Представляю, как мое тяжелое дыхание заглушает ее мягкое мяуканье, представляю, как румянец растекается от ее щек по шее и груди, представляю, как эти твердые соски трутся о мою грудь, когда она трахает меня под низким углом.
Я так много всего хотел с ней попробовать, больше игрушек, больше поз, но не только секс.
Блять, я хочу пригласить ее на ужин, водить в фетиш-клубы, я хочу накормить ее воскресным обедом и помыть вместе посуду. Я хочу прогуляться по Лондону с ней рука об руку, где она могла бы быть моей открыто и без риска последствий.
Жар приливает к основанию позвоночника, дыхание учащается, а яйца напрягаются. Больше всего я хочу прикоснуться своими губами к ее губам и дразнить ее языком. Удовольствие взрывает мой член, разбрызгивая сперму мне на грудь и пресс.
– Пиздец, – бормочу я. – Кончить от мысли о поцелуе – жалко даже для тебя.
В субботу мой стационарный телефон не умолкает. Я назло игнорирую телефон, искушая Криуса прислать кого-нибудь, кого я смогу убить.
К вечеру кто-то стучится в дверь. Я надеваю пару серых спортивных штанов, толстовку с капюшоном и пристегиваю пистолет к поясу сзади.
Но когда открываю дверь, то вижу декана Уэстмора, стоящего у меня на пороге, все еще одетого во вчерашнюю рубашку и галстук. Мужчина выглядит так, будто спал в офисе, если вообще спал.
– Прошу прощения, что беспокою Вас дома, – он заламывает руки. – Наш основатель созвал срочную встречу с профессорско-преподавательским составом.
– Разве это не могло подождать до утра понедельника?
Он кашляет.
– Еще раз примите мои извинения, профессор. Мистер Бестлэссон хочет, чтобы мы все встретились с ним и его братом за воскресным обедом.
Требуется секунда, чтобы понять, что он говорит об Одине. Один чертов Бестлэссон, самый могущественный гангстер Британии, приедет в Университет королевы Марии в тот самый день, когда я устроил похищение его племянника.
Блять.
Глава 40
ФЕНИКС
Утро субботы, четыре дня с тех пор, как он изо всех сил пытался объяснить, что не видел во мне шлюху и, одним словом, дал понять, что не склонен к постоянству. Четыре дня яростной ненависти ко всему мужскому роду.
Я не буду плакать. Не буду плакать.
Я не пролью и слезинки из-за этой сволочи.
Черт, я даже имя его не произнесу.
– Вы более не представляете для меня интереса, – бормочу я себе под нос. – Можете идти, мисс Шталь.
Какого хрена?
Морской бриз дует на Марина-Хай-стрит, охлаждая мой гнев, но как только тучи расходятся и утреннее солнце освещает лицо, тепло разжигает ярость, шипящую под кожей.
Мужчины все одинаковые. Они рассматривают женщин как объекты, с которыми можно поиграть, сломать, а затем выбросить. Неважно, как они это делают – по-дружески, по-отечески, по-фетишистски – результат все равно один.
Я останавливаюсь у бургерной «Марина», оживленной забегаловке, в которой нет вакансий. Мне так же отказали в бистро, мясной лавке, и пекарне.
Может быть, стоит больше улыбаться. Вести себя так, будто я способна быть приятной собеседницей, а не источником гноящегося негодования. Такими темпами я вернусь в университет без работы.
Когда прохожу мимо «Красной комнаты», меня вырывает из мыслей настойчивый стук в окно.
Я оборачиваюсь и вижу, что длинноволосый продавец, с которым я познакомилась три недели назад, жестом просит остановиться. Окей, это странно. Мы оба идем к двери, и мужчина отпирает ее изнутри, прежде чем распахнуть.
– Привет, – говорит он, запыхавшись. – Ты в порядке?
– Ага, – потираю затылок, гадая, он так со всеми своими покупательницами себя ведет или только со мной.
Он цепляется большим пальцем за плечо.
– Мы говорили несколько недель назад. Я был у стойки, а ты искала доминанта?
Мои внутренности сжимаются, когда я вспоминаю, как действовала, чтобы привлечь внимание профессора Сегала. Этот парень, вероятно, думает, что я саба, которая все еще ищет верхнего.
– Вообще-то я ищу работу, – отвечаю я.
Его лицо мрачнеет.
– Оу, – он сводит брови вместе. – Если тебе нужна работа, я мог бы помочь.
– Правда?
Если бы половина магазинов на главной улице не отказала мне, я бы извинилась и ушла. Четырехзначной суммы от профессора Сегала хватит на весь учебный год, но мне все равно нужна финансовая подушка.
Последнее, что меня сейчас манит, это впасть в отчаяние и принять предложение в преступном мире. Не каждый мафиози найдет применение женщине-менеджеру.
– Сюда, пожалуйста, – говорит он с улыбкой.
– Ник, да?
Его выпуклые глаза сверкают, и он перекидывает каштановые локоны через плечо.
– Ты помнишь.
Я вздрагиваю, жалея, что не промолчала, потому что теперь он слишком заинтересован.
– Что случилось с тем парнем? – спрашивает он. Спустя мгновение добавляет: – Крутой, который вел себя как агент ноль-ноль-семь, Джеймс Бонд.
– Ничего не вышло, – качаю головой.
– Ну и в задницу его. Какой опытный дом будет покупать новые игрушки на тысячи фунтов?
У меня так и чешется язык, чтобы защитить профессора Сегала и сказать, что люди, которые продают кнуты, не должны осуждать тех, кто их покупает, но закрываю рот.
Я ничего не должна этому человеку.
Даже если он утверждает, что это не была сделка, его напутственное слово говорило об обратном. Может быть, если бы я исключила эмоции из нашей договоренности, то не чувствовала бы себя таким дерьмом.
Не желая этого, я спрашиваю:
– Что плохого в том, чтобы скупить весь магазин, если он может себе это позволить?
Он поднимает плечи.
– Ничего, только большинство домов обычно уже имеют собственное оборудование прежде, чем заманивать к себе сабу. Судя по всему, он был новичком, который просто болтал о своих заслугах.
Я смотрю на невнятное лицо Ника, которое теперь похоже на пустую маску, и думаю, что на самом деле стоит за его словами. Ревность, предупреждение или ложь?
Профессор Сегал никак не мог собрать эту игровую комнату за неделю из предметов, которые он якобы купил в Красной комнате. И ничто в человеке не говорило о том, что он неопытен.
Но, оглядывая витрины, я узнаю все предметы из его игровой комнаты.
– Значит, вы продаете мебель? – спрашиваю я, перебирая в уме каждую единицу оборудования.
– Нет, – его взгляд устремляется к двери слева. – В любом случае, ты сказала, что ищешь работу.
– Да.
– Ты саба, да?
– Почему ты спрашиваешь?
Он тянет руку к двери.
– Я сдаю подвал внизу профессиональным госпожам. Они берут двести пятьдесят фунтов в час, но всегда ищут сабмиссив для двойных сеансов. К этому добавляют еще двести, которые ты можешь полностью оставить себе.
В животе образуется узел, и я сглатываю.
– Как это работает?
– Ну, они платят пятьдесят за аренду подвала, поэтому их прибыль составляет двести. Поскольку наличие второй девушки в комнате снижает их нагрузку, для них это беспроигрышный вариант.
– Я имею в виду, что там происходит?
– Госпожа всегда главная, и то, что происходит в течение часа, зависит от того, является ли клиент сабмиссив или свитчем. Иногда она будет приказывать доминировать над второй. В других случаях она позволяет ему доминировать над собой.
Мои брови сошлись вместе.
– Она, конечно, все контролирует, – он проводит пальцами по волосам. – Я намеренно неточен, потому что каждый клиент индивидуален. Одни хотят плетей, другие «золотой дождь». Некоторым просто нравится ПЯЧ.
– Что это такое? – я хриплю.
– Пытка яиц и члена.
Мой желудок опускается. Идея пнуть какого-нибудь парня по яйцам звучит неплохо, но я не думаю, что у меня хватило бы терпения на нечто подобное тому, что Профессор сделал с теми девайсами для клитора.
– Ммм, нет, – делаю шаг назад к двери. – Это слишком сложно.
– Ты могла бы работать со мной за прилавком, – выпаливает он.
– Спасибо, но нет, – разворачиваюсь на каблуках и бегу к выходу.
БДСМ звучит великолепно в книгах, но мысль о том, чтобы позволить клиенту за плату прикасаться ко мне или касаться его, вызывает мурашки по коже.
– Феникс…
Остальную часть фразы Ника я не слышу, потому что уже закрыла дверь. Он мог бы предложить мне две тысячи в час, и ответ все равно был бы отрицательным. Я иду по главной улице, давая ветру освежить мою разгоряченную кожу.
Если бы только у меня был номер тюрьмы «Сикрофт». Папа был бы шокирован тем, что я отказалась от предложения в двадцать раз больше минимальной заработной платы. Оказывается, не все его слова обо мне были правдой.
Замедляю шаг, чтобы посмотреть на витрину гастронома. Это старомодный магазин со стеклянными прилавками, прошутто и салями, свисающими с потолка веревок с перцем и чесночные нитки.
Мой взгляд падает на доску с колбасными изделиями, которая и вполовину не так тщательно продумана, как та, которую готовил для меня профессор, и я вдруг вспоминаю слова Ника.
– Какой опытный дом будет покупать игрушки на тысячи фунтов? – говорю это вслух, потому что до сих пор не понимаю, почему у профессора Сегала была вся мебель, но не было игрушек.
В горле противно першит. Почему, черт возьми, все так сильно напоминает мне о нем?
– Феникс, – кто-то кричит сзади.
Шарлотта шагает ко мне, а Аксель следует за ней по пятам.
– Привет, – поднимаю руку.
Она крепко обнимает меня.
– Чувствуешь себя лучше?
Я даю ей уклончивый кивок.
– Могло быть и хуже.
Она знает, что все плохо кончилось с определенным мужчиной, но я до сих пор не набралась смелости, чтобы раскрыть его личность. Может быть, когда профессор Экхарт вернется, я что-нибудь скажу. Пока мысль о том, что профессор вернется в Лондон, ранит, не хуже ножа.
– После вашей ссоры Вир был очень подавлен, – говорит Аксель.
Я смотрю на высокого басиста, который так хмурится, будто я пнула его друга по яйцам.
– Мы не… – качаю головой, вспоминая неловкую перепалку во вторник, когда я была в ярости из-за того, что меня бросил профессор Сегал. – Что он передал?
– Что он сказал что-то оскорбительное, и ты, вероятно, больше никогда с ним не заговоришь.
Я нахмуриваю брови, не совсем веря, что это были слова человека, едва замечавшего мое присутствие.
– Почему он вдруг забеспокоился? – спрашиваю я.
Аксель поднимает плечо.
– Он уходит из семьи. Это включает в себя отказ от их образа жизни.
Я бросаю на Акселя пустой взгляд, потому что Вир вспомнил о своих семейных ценностях только после того, как лишил меня девственности.
Аксель хлопает меня по плечу.
– Да ладно, вы с Виром хорошо смотрелись бы вместе. И тебе нравится музыка.
Глаза Шарлотты сверкают.
– Представь двойные свидания.
Мои губы сжимаются. Отношения – это нечто большее, чем внешний вид, хотя было бы неплохо больше не прятаться. Но не с Виром. Не с парнем, который может переспать с девушкой, а затем пару лет ведет себя так, как будто ничего не произошло.
– Мы с Виром просто друзья.
– Уверена? – спрашивает Аксель.
Мой взгляд переключается на Шарлотту, которая умоляюще смотрит на меня.
– Чего именно вы двое хотите от меня?
– Просто скажи, что будешь на концерте в воскресенье, – говорит Аксель.
Шарлотта кивает и смотрит на меня щенячьими глазами.
– У «Оловянных солдатиков на Плутоне» будет VIP-кабинка на всю ночь.
– После выступления мы все сможем наслаждаться едой и напитками, наблюдая за другими группами, – добавляет Аксель.
– Если мой новый работодатель не пригласит меня завтра на работу, я пойду с вами на концерт.
Они обмениваются ухмылками.
– И я иду только потому, что вы двое не затыкаетесь.
– Ура!
Шарлотта крепко обнимает меня.
Затем присоединяется Аксель, тиская нас обеих.
Вот дерьмо. Во что я ввязалась?
Глава 41
ФЕНИКС
В воскресенье утром меня жутко рано будят тяжелым удар кулака в дверь. Я набрасываю подушку на голову, чтобы заглушить звук, но кто бы это ни был, он продолжает стучать.
– Феникс, – кричит Шарлотта. – Просыпайся.
– Зачем? – я рычу. – Сейчас полночь.
Она смеется.
– Что? Сейчас восемь утра.
– И?
– Ну давай же.
Кто-то издает быстрый стук, похожий на барабанный бой. Слишком ритмично, чтобы это могла сделать Шарлотта.
– Аксель, это ты?
– Проснись, проснись, – отвечает низкий голос.
– Нет, – я зажмуриваюсь и сжимаюсь в клубок. Подобные вещи должны быть незаконными.
– Открой дверь, мы просто хотим подремать с тобой, – кричит голос из коридора.
Аксель и Шарлотта хохочут и продолжают стучать. Я скриплю зубами. Это обратная сторона учреждения, связанного с преступным миром.
Хотя мы, студенты, технически равны, это не так. Каждый из нас привязан к семье, и у каждой семьи есть свое место в иерархии.
Если вы достаточно хорошо устроились, вам может сойти с рук такое дерьмо, как разбудить целый коридор людей в безбожный час, ведь никакой безумец не захочет начинать вражду.
Я слышала, что у Акселя есть связи с семьей Бестлэссонов, и он лучший друг Вира, племянника «Одина». Отец Шарлотты – Киран Бресс, двоюродный брат Деклана Дагды, управляющего ирландской мафией.
Папа решил зарегистрировать меня анонимно, но он использовал девичью фамилию моей матери, которая относится к семье низкого ранга, отдаленно связанной с «Одином».
Короче, я никто.
– Иду, – кричу я.
Стук внезапно прекращается.
Когда я подхожу к двери и открываю ее, Шарлотта проталкивается внутрь.
– Извините за вторжение, но дерьмо только что попало в вентилятор.
Я отступаю назад и протираю глаза.
– Что случилось?
– «Один» приедет на воскресный обед.
Я моргаю, чтобы проснуться.
– Зачем?
– Ваш разговор придал Виру смелости сказать отцу и брату, что он не будет работать в организации, – Аксель говорит с ухмылкой. – Милая ночнушка.
– Это все равно не объясняет, почему ты так рано вламываешься, – бормочу я.
– Мы должны увезти Вира до прибытия «Одина», – Шарлотта роется в моем гардеробе, который уже куда лучше организован после использования студенческой прачечной.
– Хорошо, – зеваю. – Дайте мне полчаса, и встретимся снаружи.
– Двадцать минут.
***
Полчаса спустя я сижу на заднем сиденье фургона в стиле «Скуби-Ду» с клавишником «солдатиков» слева от меня и их барабанщицей справа.
Я не вижу Вира, но Аксель уже объяснил, что тот лежит под кучей оборудования, потому что охрана кампуса заинтересована только передвижением людей, а не предметами или тем, что спрятано под ними.
Я наклоняюсь к единственной участнице группы женского пола.
– С Виром все будет в порядке?
Она пожимает плечами.
– Это не первый раз, когда мы вывозим его из кампуса под задним сиденьем автомобиля.
– Разве он не мог одолжить чье-то удостоверение личности?
Аксель оборачивается с переднего сиденья.
– Мы пробовали, но каждый сотрудник и охранник знает его в лицо.
– Черт, – бормочу я. Папа и дядя Вира хуже моих. По крайней мере, я лишь частично была пленницей.
Аксель подъезжает к окраине Марина-Виллэдж, залитой утренним солнцем. Здания в этой части города расположены плотно, высотой в пять или шесть этажей, с отдельными магазинами на нижних этажах и квартирами на верхних. В самом конце улицы виднеются далекие проблески моря.
Он паркуется возле «Уирли», который, что неудивительно, закрыт, но затем выпрыгивает из фургона и открывает заднюю дверь. Клавишник тоже выходит.
– Эй, чувак, зал закрыт, – слышу я его голос из-за спины.
Раздается громкий скрежет, сопровождаемый легким покачиванием фургона, когда участники группы раздвигают предметы, чтобы освободить своего солиста.
Я вытаскиваю свой телефон. Без пяти минут девять утра. Сомневаюсь, что в таком сонном городке, как Марина-Виллэдж, кто-то просыпается так рано.
– Вы взволнованы? – Шарлотта крутится на переднем сиденье, ее карие глаза сверкают.
– Еще рано, – бормочу я.
Барабанщица рядом со мной прикрывает рукой рот, чтобы подавить зевоту.
– Я говорила им, что они перебарщивают. Если бы мы вышли в десять, как я предлагала, мы бы не устали так сильно.
Ее зевок заразителен, и мои глаза слезятся, когда я тоже следом зеваю.
– Должны быть открыты места для завтрака.
Шарлотта похлопывает меня по плечу.
– Отличная идея. Я скажу Акселю.
Входная дверь открывается, и клавишник садится рядом с Шарлоттой. Затем открывается задняя пассажирская дверь, и Вир садится на сиденье рядом со мной.
– Привет, – он смотрит на меня сквозь пелену длинных светлых волос.
В памяти всплывают вчерашние слова Акселя:
«После вашей ссоры Вир был сильно подавлен».
Это был просто обмен словами между двумя людьми, которые едва знали друг друга. И его настроение до сих пор не имеет для меня никакого смысла, учитывая то, как он вел себя первые два года после нашего знакомства.
Более скептическая часть меня задается вопросом, вдруг он не обращал на меня внимания просто потому, что думал, будто я никуда от него не денусь.
– Привет, – смотрю на свои колени.
– Ради всего святого, мы можем уже идти? – бормочет барабанщица.
– Аксель вас познакомил? – спрашивает Вир.
– Я оставил эту честь тебе, – пожимая плечами, говорит Аксель, садится на переднее сиденье и запускает двигатель.
– Ингрид, – барабанщица протягивает руку. – Я в группе только потому, что я родственница Вира, и они заменят меня ровно в тот момент, когда найдут кого-то с членом.
Я пожимаю ей руку и сочувственно улыбаюсь.
– Рада встрече.
– Ингрид – близнец Акселя, – говорит Вир.
– Оу, – смотрю на пару, не замечая большого семейного сходства, кроме цвета волос.
Вир кладет руку на плечо клавишника и представляет его как Эрика, который также является его дальним родственником.
После этого наступает напряженная тишина. Шарлотта время от времени оборачивается, переводя взгляд с Вира на меня, как будто играет молчаливую сваху.
Я сжимаю руки вместе, желая, чтобы она не старалась так сильно.
Вероятно, она помнит, как сильно я злилась из-за того, что Вир не замечал меня, и теперь хочет все исправить, но все шансы иссякли восемнадцать месяцев назад.
Мне приходит в голову мысль, что профессор Сегал никогда бы не стал играть в такие глупые игры. Этот человек никогда не говорил смутно о том, чего хочет, даже когда узнал, что я его студентка.
Странно, как мужчина может выхаживать девушку с похмелья, ничего не требуя взамен, выплачивать щедрое пособие на жизнь, потому что это его язык любви, гоняться за ней, когда она уходит, и изо всех сил стараться доказать, что она не шлюха в его глазах и все только за тем, чтобы в итоге выдать «Вы более не представляете для меня интереса».
Хотела бы я стереть его из своей памяти, но то короткое время, что мы провели вместе, стало минимальным стандартом. Если мужчина не умеет принимать решения, то он становится для меня невидимым.
Аксель едет по главной улице, ища место, открытое воскресным утром в девять, и все, что он находит, это гостиница, в которой по умолчанию должен подаваться завтрак, но портье бросает один взгляд на то, как одета группа, и говорит, что завтрак только для гостей отеля.
В конце концов находим засаленное кафе, хозяину которого все равно, как мы все одеты. Я стараюсь сесть с Ингрид в самом дальнем конце стола подальше от Вира.
Когда мы все заказываем английский завтрак, он оказывается лишь наполовину прожаренным и полностью покрытым маслом. Даже тост подрумянился только с одной стороны.
– Эй, – говорит Ингрид в середине завтрака. – Разве ты не та девочка с бананом?
Я беру кружку с чаем.
– Ты изучаешь финансы и бухгалтерский учет?
– Нет, но было видео, на котором ты выходишь из кабинета того профессора, – отвечает она с ухмылкой. – Я слышала, что Аттена заставила его унижаться.
– Это не совсем так, – бормочу я.
– Он такой чертовски горячий, я бы пососала его банан.
Я давлюсь чаем.
– Ингрид, – шипит Аксель с другой стороны стола.
Она поворачивается к своему брату.
– Отвали.
– Ну, Фи думает, что он ужасен, – она бросает на Вира обнадеживающий взгляд. – Не так ли?
Я качаю головой, не подтверждая и не опровергая ее слова. Одной из причин, по которой я пошла с группой, было то, что я забываю о профессоре Сегале. И последнее, что мне сейчас нужно, это напоминания.
Мы сидим в кафе больше полутора часа, а мальчишки заказывают все больше и больше мерзкой еды, чтобы хозяин нас не выгнал. Ингрид заполняет тишину, объясняя, что она научилась играть на барабанах, когда была младше, и единственный способ тусоваться с мальчиками – это играть на музыкальном инструменте.
Вир поднимается со своего места.
– Менеджер «Уирли» только что сообщил, что он на месте.
Аксель возвращается к кафе, где мы встречаем длинноволосого мужчину, одетого в цветочную рубашку и очки в стиле Джона Леннона. Он ведет нас на улицу за домом, к стоянке на полсотни машин.
Здесь уже стоит несколько белых фургонов, которые, я думаю, были припаркованы с ночи. Прежде чем я успеваю задаться вопросом, почему у них у всех одинаковые номерные знаки, мой желудок урчит.
Теперь я жалею, что не съела жирный завтрак.
– В «Уирли» подают еду?
– Банч-меню есть на их веб-сайте, – говорит Аксель.
Я бросаю сумку на колени, готовая включить телефон, когда менеджер открывает заднюю дверь зала и приглашает войти.
Аксель, Эрик и Ингрид начинают заносить инструменты в зал, а Шарлотта берет пару сумок с одеждой, в которых, как я полагаю, находятся их костюмы.
Я тянусь за гитарой, но Вир кладет руку мне на плечо.
– Феникс, можно тебя на пару слов?
– Что случилось? – поворачиваюсь, чтобы встретиться с его обеспокоенным взглядом.
– То, что я сказал на днях, – он делает глубокий вдох, выглядя так, будто вот-вот начнет отрепетированные извинения.
– Я не обиделась, – выпаливаю я, прежде чем он успевает закончить предложение. – У меня просто был дерьмовый день, и то, что я сказала, прозвучало слишком резко.
Один из фургонов позади нас открывает двери. Я оглядываюсь через плечо и вижу, что из машины выходит парень в грязном белом комбинезоне, похожий на маляра или декоратора.
Повернувшись к Виру, я натянуто улыбаюсь ему.
– Серьезно, не беспокойся о…
Между нами проносится маляр и хватает Вира.
Я оборачиваюсь.
– Что Вы делаете?
Он игнорирует меня и продолжает идти к своему фургону.
Мой пульс подскакивает, посылая прилив крови в конечности. Я беру футляр для гитары и с удовлетворительным треском замахиваюсь им над головой мужчины.
– Блять, – рычит он.
Сильные руки обвивают меня за талию и отрывают от земли.
– Помогите!
Огромная рука зажимает мой рот и заглушает крик.
– Что делать с ней? – спрашивает мужчина.
– Забирай.
Из второго фургона выходит еще одна пара мужчин, каждый с оружием. Мой желудок подпрыгивает, и я перестаю сопротивляться. Одно дело бороться со случайным человеком, но это не может быть совпадением.
Воскресное утро.
Изолированное парковочное место.
Оружие.
Нет, это нападение преднамеренное, и я полагаю, что целью является Вир. Я сжимаю сумку под мышкой, надеясь, что никто не догадается проверить у нас мобильные телефоны.
Потому что, как только нас закроют в кузове этого белого фургона, я отправлю наши координаты в полицию.
