Текст книги "Порочные занятия (ЛП)"
Автор книги: Сигги Шейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)
Глава 5

ФЕНИКС
Чёрт, чёрт, чёрт.
Ничто не предвещало беды, пока стул не пролетел мимо, задев Вира Бестлэссона. И я даже обрадовалась, что кто-то поставил этого выскочку на место, пока не увидела нашего нового лектора.
Каким образом такого человека, как Мариус, поставили на место профессора Эркхарта? Прошлый профессор финансов и бухгалтерского учёта был безобидным мужчиной средних лет с животиком, а Мариус…
Калейдоскоп картинок пробегает в моей голове: его острые черты, скульптурное тело, то, как он сжимает свой огромный член. Голова кружится и всплеск возбуждения перекрывает шок. Я сжимаю бёдра и подавляю стон.
На нём костюм серого цвета с оттенком стали, скроенный под его мускулистую фигуру, бледно-голубая рубашка и синий галстук. Вчера он выглядел как сексуальный миллиардер, а уже сегодня так, будто собрался на заседание совета директоров.
Понятно, откуда взялось это красноречие. Он чёртов профессор.
Возможно, мне следовало поинтересоваться, прежде чем отдавать ему роль папочки, но все признаки были налицо – от экстравагантного дома до дизайнерской одежды. И вот, он академик. Такие люди не бывают богатыми без связей.
Как, чёрт возьми, я должна была догадаться, что он будет работать в таком месте, как это?
Когда Вир Бестлэссон не выходит на сцену и садится обратно на место, бормоча проклятия, Мариус, или, скорее, профессор Сегал, возобновляет свою лекцию. Я не слышу ни слова из того, что он говорит, сползая на стуле в попытке ускользнуть от внимания.
Это почти невозможно, учитывая, что я сижу перед бубнящим придурком и его гитарой.
– Фи, – шепчет Шарлотта. – Что случилось?
Эти несколько дней были жарче, чем все, что я когда-либо испытывала, и впервые за всё моё жалкое существование я подумала, что мне повезло.
Качаю головой, жалея, что потратила первые десять минут лекции, хвастаясь ей выходными, проведенными за секс-перепиской с горячей, мрачной и британской версией Кристиана Грея. На следующей неделе она спросит, как все прошло в его игровой комнате, и…
Дерьмо.
Если профессор Сегал узнает, что я его студентка, он отменит наше свидание.
Я еще ниже съезжаю на своем сиденье, стараясь не двигаться. Этот трюк всегда срабатывает с папой, когда он ругается.
Когда я не говорю, не двигаюсь и не дышу, он выдыхается и напивается до одури. Любые акты неповиновения или защиты могут стать для него поводом к спору.
Если Мариус не заметит, что я в его классе, я могла бы поговорить с директором приемной комиссии и сменить «финансы и бухгалтерию» на что-нибудь другое. Например, на макроэкономику. Черт возьми, да хоть макраме, если предложат. Потому что академично это или нет, я все равно хочу, чтобы Мариус был моим Кристианом Греем на следующей неделе.
Кроме того, отца больше нет рядом, чтобы диктовать, что учить меня.
Лекция резко обрывается. Я поворачиваюсь вперед, встречаясь взглядом с его голубыми глазами. Голубые глаза, которые ожесточаются ноткой предательства.
Петля затягивается вокруг горла.
Я опускаю взгляд на ноутбук и притворяюсь, что делаю заметки. Так или иначе, я должна выбраться из этой комнаты, пока он не передумал насчет субботы.
Остаток часа мне кажется, что я тону. Со страхом, разочарованием из-за предстоящего конца.
Снова.
Мой желудок скручивает, а в горле возникает боль. Я почти чувствую кислый привкус отказа.
Все эмоции, которые я сдерживала с тех пор, как приехала в пустой дом, всплывают наружу, и в уголках глаз щиплет от подступающих слез.
Я бы не вынесла, если Мариус отменит наше свидание. Это слишком много для одного человека и семидесяти двух часов.
– Фи? – Шарлотта наклоняется, длинная прядь ее медово-светлых волос появляется сбоку. – Поговори со мной.
– Все в порядке, – шепчу я в ответ.
Ее взгляд обжигает щеку, но я смотрю в компьютер, зрение затуманивается. Только когда все вокруг начинают двигаться, понимаю, что лекция закончилась.
Я закрываю свой ноутбук, засовываю его в сумку и прохожу вдоль ряда сидений. Вир спускается передо мной, неся чехол с гитарой на спине. По напряженным плечам понятно, что он с ужасом ждет момента, когда ему придется пройти сцену, чтобы добраться до двери.
Как и я.
Может быть, Вир наконец задумается, насколько неприятно, когда отдаешь свою девственность, а человек ведет себя так, будто этого никогда не было. Я выбрасываю это воспоминание из своей головы.
Дни тоски по этому парню давно прошли.
– Эй, ты, – голос профессора Сегала звенит, как удар хлыста.
Вир останавливается, и я натыкаюсь на его чехол.
Профессор – темный призрак в моем периферийном зрении. Я не смогла бы не заметить его присутствия, даже если бы повернула голову в другую сторону. Как будто мои глаза обладают собственной волей, слежу за ним краем глаза.
– Да? – говорит студент сквозь стиснутые зубы.
– Не ты, – профессор Сегал поворачивает голову в сторону выхода и пронзает меня своим холодным взглядом.
Я вздрагиваю. С таким же успехом он мог бы метнуть кинжал.
– Я говорю с девушкой, которая за всю лекцию ни разу не подняла глаза от компьютера.
Тревога проникает сквозь грудную клетку и сжимает мое сердце. Но я заставляю лицо оставаться неподвижным.
– Да, сэр? – сохраняю спокойный тон, стараясь не выдавать, что я потратила половину выходных, посылая ему фотографии своей киски со всех мыслимых ракурсов.
– Следуйте за мной, – профессор поворачивается на каблуках. Мысленно я даже больше не могу называть его Мариусом, потому что ничто в этом мужчине не напоминает чертовски сексуального домина, который засыпал меня непристойными сообщениями и восхитительными фотографиями члена.
Вир поворачивается, одаривает меня сочувственной гримасой и направляется к выходу из лекционного зала. Это больше, чем все его действия за два года, но у меня есть дела поважнее.
Шарлотта крепко сжимает мое плечо.
– Ты ездила домой в прошлые выходные. Что-то случилось с отцом?
Я прикусываю нижнюю губу и, наконец, встречаюсь взглядом с ее обеспокоенными зелеными глазами.
– Да, – мой голос срывается. – Рассказать позже?
Она кивает.
– Приходи ко мне на ланч.
Я склоняю голову, наполовину в знак согласия, наполовину в знак извинения. Потому что я понятия не имею, о чём соврать. Шарлотта не самая лучшая хранительница секретов, а наши отцы – партнеры. Если до папы каким-то образом дойдет весть, что я заинтересовала профессора…
Мой разум пустеет. Даже не хочу думать об этом.
Когда я выхожу из лекционного зала, профессор Сегал стоит в коридоре, но уходит в тот момент, когда наши взгляды встречаются. Я едва знаю этого человека, но уже могу сказать, что он выследит меня, если не пойду за ним.
Я шагаю по коридору на негнущихся ногах, сворачиваю за угол и поднимаюсь по лестнице в крыло главного здания, где все преподаватели проводят свое рабочее время.
К тому моменту, как добираюсь наверх, Мариуса нигде не видно, но я уже догадываюсь, что он занимает старый кабинет профессора Экхарта.
Что, черт возьми, я должна ему сказать? Я качаю головой. Правду. Я же понятия не имела, что он здесь работает.
Виски пульсируют от начинающейся мигрени. Вопрос скорее в том, что теперь будет в суббот у. У такого мужчины, должно быть, есть из кого выбрать.
Зачем ему рисковать своей карьерой ради романа со студенткой?
Я стучу, но никто не отвечает.
Стучу снова, но он по-прежнему не отвечает.
– Профессор Сегал? – мой голос дрожит на первом и последнем слоге.
И снова тишина.
Это наверняка тот кабинет. Все остальные уже заняты, а старый профессор Экхарт все еще в реанимации. Я нажимаю на ручку, толкаю дверь и обнаруживаю, что кабинет пуст, но пиджак, который был на Мариусе этим утром, висит на вешалке из красного дерева.
Он никак не мог успеть подняться сюда, снять его и уйти в другую комнату.
Вхожу внутрь, мой взгляд прикован к открытому ноутбуку, стоящему на столе, дверь со щелчком закрывается.
Сильные руки хватают меня сзади и прижимают к твердой груди. Это он. Никто другой не пахнет красным деревом, кожей и сандалом. Прежде, чем я успеваю ахнуть, он зажимает мне рот рукой.
– Что все это значит? – шипит мне на ухо.
Сильное и быстрое биение его сердца отдается эхом у меня за спиной. Но это пустяк по сравнению с быстрым стаккато моего пульса.
– Отпусти меня, – пытаюсь сказать я, но слова звучат приглушенно.
– Кто тебя послал?
Я качаю головой.
Его смешок столь же зол, сколь и мрачен, и все предположения, которые я сделала о нем, снова всплывают в голове. Он никак не может быть академиком Лондонской школы финансов. Он точь-в-точь как те опасные люди, которые работают с папой.
– Не. Ври. Мне.
Каждое слово несет смертельную угрозу.
Я снова качаю головой, дыша так быстро, что в глазах пляшут темные пятна. Мои колени дрожат, тело вот-вот рухнет на паркет. Единственное, что удерживает на ногах – это сила его хватки.
Он ослабляет руку, закрывающую рот. Ровно настолько, чтобы я могла говорить, но не кричать.
– Пожалуйста, – шепчу я. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Почему ты подошла ко мне в субботу? – спрашивает он.
Истерический смех наполняет мою грудь. Зачем еще девушке подходить к хорошо одетому мужчине, который безумно сексуален?
Я выдавливаю из себя слова:
– Не потому, что ты преподаватель в моем университете, если это то, о чем ты беспокоишься.
– Ответь на мой вопрос.
– Ты выглядел как…
Я бросаю взгляд через отделанный деревянными панелями кабинет, останавливаясь на окне. Снаружи студенты прогуливаются на солнышке, не обращая внимания на то, что один из преподавателей сейчас озвереет.
Как, черт возьми, мне закончить это предложение, не прозвучав как золотоискатель или шлюха?
– Продолжай, – рычит он.
– Ты напомнил мне героя романа, – выпаливаю я.
Он замирает, и хватка на шее ослабевает.
– Объясни.
– На прошлой неделе я вернулась домой и обнаружила, что мой отец исчез.
Это первый раз, когда я произнесла эти слова вслух, и боль от того, что меня бросили, душит. Горло сжимается, перекрывая доступ воздуха. Моргая, я борюсь с подступающими слезами.
– Я чувствовала себя дерьмово, а потом проходила мимо «Красной комнаты» и увидела тебя…
– И?
Челюсть сжимается, я сглатываю. Мариус не производит впечатления человека, который напрашивается на комплименты или похвалу.
– Ты хочешь, чтобы я разжевала всё?
– Если только не хочешь, чтобы я выбил это из тебя, – его тон спокойнее, звучит почти как мужчина, который не давал мне уснуть ранним утром.
От смутного напоминания о том, что мы делали вместе, к моим щекам приливает тепло. Оно набирает скорость, спускаясь по груди к бедрам.
Воображение рисует меня, склонившейся над его коленями и получающей обещанную порку. Часть беспокойства проходит, но теперь пульсация клитора почти синхронна с его сердцем.
– Говори.
– Я хотела сексуального и богатого парня, – бормочу я.
– И?
Ощущение тепла на коже вызывает раздражение. Я вырываюсь из хватки, и, к огромному удивлению, Мариус позволяет мне повернуться к нему лицом.
Солнечный свет проникает через высокое окно, освещая одну сторону его лица и придавая кончикам темно-каштановых волос сочный оттенок красного. Он смотрит на меня сверху вниз расширенными зрачками, окруженными тонким голубым кольцом.
Какую бы угрозу он ни видел во мне, теперь она исчезла, сменившись любопытством, граничащим с весельем.
И это все?
Никаких извинений за то, что выскочил и напугал меня? Никаких извинений за обвинения?
Должна ли я продолжить и перейти к грязным разговорам?
– Если ты уже забыл, чего я хочу, перечитай сообщения, – огрызаюсь я. – Потому что у нас свидание в субботу в твоей игровой комнате.
Свет в его глазах меркнет.
– Этого не будет, Мисс…
Его отказ бьет, как пощечина. Я отступаю назад, каблук моих туфель запутывается в толстом ковре.
– Почему? – спрашиваю я, прежде чем успеваю остановить себя.
– Ты студентка, – говорит он так, как будто это очевидно. – Я преподаватель, правила Университета Марина запрещают…
– А что говорят правила о фотографиях члена от профессора? – я поднимаю подбородок.
Его лицо вытягивается, и взгляд становится убийственным.
Мой желудок падает на пол из темного дерева и летит вниз несколько лестничных пролетов. О чем, черт возьми, я думала? Я не просто угрожаю сварливому старому академику. Этот человек швырнул стулом в племянника самого могущественного британского гангстера.
Профессор Сегал надвигается, черты его лица убийственны. Я отступаю назад, снова чуть не спотыкаясь о ковер, пока моя задница не ударяется об угол стола.
Его рука обхватывает мою шею. Не настолько крепко, чтобы задушить, но достаточно, чтобы дать понять, что он может раздавить мне трахею. Я падаю назад, позвоночник прижат к твердой поверхности, голова рядом с открытым ноутбуком.
Нужно бежать или отбиваться, но я хочу замереть. Профессор Сегал опасен, но он не отец. Та часть меня, которая отчаянно нуждается в острых ощущениях, устремляется вперед и руководит губами.
– Ты, должно быть, сделал что-то особенное, чтобы стать профессором в возрасте двадцати восьми лет, – говорю я. – Было бы жаль потерять все из-за домогательств к студентке.
Я ожидаю, что его глаза вспыхнут или хватка усилится, но выражение лица выглядит почти как облегчение, прежде чем снова окрашивается яростью.
– Объясни, – шипит он сквозь стиснутые зубы.
– Ты не отменяешь наше свидание в субботу, – говорю я дрожащим голосом. – Я хочу шикарный ужин и экскурсию по твоей игровой комнате, а потом потрахаться.
– И?
Его хватка не усиливается и не ослабевает. Не могу сказать, происходит ли это потому, что он соглашается с моими требованиями, или же хочет, чтобы я окончательно себя утопила.
Сглатываю.
– И ты будешь доступен для секса, когда я захочу.
Его ноздри раздуваются, а мускулы челюсти каменеют.
– Ты сумасшедшая.
Что безумно, так это то, что он не задушил меня до смерти. Я решаю воспринять это как положительный знак.
Профессор Сегал поднимает брови в безмолвном вопросе. Я интерпретирую это как вопрос, есть ли у меня еще какие-нибудь требования.
Черт возьми. Я в ударе.
С таким успехом я могу вытянуть из него что угодно.
– Я хочу денег.
Его глаза сужаются.
– Сколько?
– Мне нужно оплатить обучение, аренду и прочие расходы, – выпаливаю я.
Впервые с тех пор, как уложил меня на стол, он отводит взгляд, ослабляет хватку на шее и отходит в сторону.
Отсутствие зрительного контакта ощущается как отказ.
– Сколько? – его голос холоден.
– Что?
– На твои расходы.
Эти слова – заряд мужества, который мне нужен, чтобы двигаться дальше. Завуалированно профессор Сегал только что согласился оплатить мою аренду и плату за обучение. Теперь он хочет, чтобы я озвучила сумму.
Папа давал мне двести долларов в месяц, которые покрывали расходы на еду, канцелярские принадлежности и очень немногое другое. Мне приходилось выпрашивать дополнительные средства на книги, а он всегда требовал чеки.
– Две тысячи в месяц должно хватить, – говорю я беззаботным голосом, хотя внутри все дрожит, и я ожидаю, что он рассмеется мне в лицо.
Он сурово смотрит сверху вниз.
– Сделка в силе? – спрашиваю я.
Профессор Сегал не отвечает. Он не душит меня и не прижимает к столу, так что я принимаю эту тишину как знак согласия.
– Тогда увидимся в субботу за ужином, – я похлопываю его по груди поверх сшитого на заказ костюма. – И обсудим остальные детали нашего соглашения.
Я обхожу его, вены пульсируют от триумфа. Я никогда не чувствовал себя такой могущественной.
Глава 6

МАРИУС
Я – не мой отец.
Вот, почему позволяю Феникс проскользнуть к двери вместо того, чтобы избавиться от нее, хоть она и поставила миссию под угрозу.
Я склоняюсь над столом, упираясь, мой взгляд устремлен на ее покачивающиеся бедра. На ней платье в стиле фигуристки, которое облегает восхитительную круглую попку и заканчивается на середине бедра. На нем узор из розовых и бирюзовых цветов.
Она выглядит слишком невинной для той, кто только что шантажировал меня, чтобы я стал ее… игрушкой для траха? Папочкой? Доминантом?
Жар приливает к паху, и моя челюсть сжимается.
Какого хрена предатель в моих штанах твердеет от вымогательства?
Феникс опускает дверную ручку и оглядывается на меня через плечо с торжествующей ухмылкой.
– Увидимся в субботу, – шепчет она. – Мариус.
Мои ноздри раздуваются. Криус сказал бы мне убить ее. Сейчас же, пока не распространился слух о том, что новый профессор домогается студенток. Сейчас же, пока декан не отменил мой допуск в «Университет Марина». Сейчас, прежде чем Один и остальные члены семьи Бестлэссонов поймут, что шпион собирается лишить их наследника.
Но Криус Ванир не имеет никакого влияния на мои действия. Я сжимаю кулаки и смотрю, как Феникс исчезает в коридоре.
Дверь захлопывается и закрывается со щелчком, который выводит меня из ступора.
С сегодняшнего дня до субботы осталось пять дней. Пять дней у Феникс на то, чтобы рассказать другим студентам, что она планирует трахнуться с профессором.
Я щиплю себя за переносицу. Как, черт возьми, мне заставить ее замолчать?
– Ты думаешь не верно, – бормочу я себе под нос. – Чего она хочет?
Обед.
Игровую комнату.
Секс в субботу.
Дальнейший секс по требованию.
Финансовую поддержку.
И она готова хранить молчание до тех пор, пока я удовлетворяю ее требования.
Короче говоря, Феникс хочет папочку.
Уголки моих губ подергиваются, и дрожь веселья ударяет в живот, прежде чем разразиться глубоким смехом, от которого я хватаюсь за живот. Неужели я всерьез подумывал прикончить сексуальную красотку за то, что она пыталась заставить меня дать ей то, чего я сам хочу?
Снаружи раздается стук.
Дверь открывается, и доктор Ксандер просовывает голову в проем.
– Профессор Сегал? – говорит он с надеждой в голосе. – У Вас есть время поболтать?
Мое веселье сдувается, как спущенная шина.
– Нет.
Лицо мужчины хмурится, а голова втягивается, как у черепахи, залезающей в панцирь.
– Может быть, в другой раз?
– Подождите.
Он останавливается.
– Как мне посмотреть подробную информацию о студенте?
Доктор Ксандер, который был бы рад, если бы я называл его Карлом, вбегает в комнату и регистрирует меня в интернете сотрудников «Университета Марина», где я могу просматривать информацию обо всем, что только можно представить, включая записи с камер наблюдения в коридорах, на территории и в аудиториях.
Я делаю мысленную пометку помнить о том, как заманиваю свою цель в ловушку. Один не должен связать исчезновение своего племянника с Криусом и, что более важно, со мной.
– Есть ли кто-то конкретный, кого вы хотели проверить? – спрашивает другой мужчина.
Упомянуть Вира Бестлэссона было бы все равно, что подписать признание в моем будущем преступлении. По тем же причинам я не буду упоминать Феникс.
– Я познакомился с многообещающим студентом по имени Феми. Не помню его фамилии.
Он показывает мне записи. В отличие от Лондонской школы финансов, которая ограничила доступ к этой информации одной командой администраторов, «Университет Марина» позволяет руководителям отделов просматривать все мыслимые данные.
Доктор Ксандер открывает профиль молодого человека. Я не удивлен, увидев, что клан «Шанго» платит за его обучение, учитывая, что он лидер Олоруна.
Это одна из четырех крупнейших семей в криминальном мире, наряду с Уранос, Дагда и семьей Одина, – Бестлэссон. Криус – глава «Ванир», небольшой организации, связанной с Одином, которая управляет сетью секс-рынков и борделей, но Криус всегда стремится к большему.
– Есть ли еще студенты, которых Вы хотели бы изучить, Мариус? – спрашивает Ксандер.
Я бросаю на него такой взгляд, что он вздрагивает.
– Спасибо Вам, доктор Ксандер, – я делаю ударение на его звании, потому что мы с ним не друзья. – Это все.
Черты его лица искажаются дискомфортом. Я не пробуду здесь достаточно долго, чтобы захотеть обращаться к этому человеку по имени. И я не позволю ему собрать на меня какую-либо компрометирующую информацию, чтобы она распространилась, когда Один и его ближайшее окружение начнут штурмовать университет в поисках своего пропавшего младшего сынка.
В тот момент, когда я доставлю Криусу мальчишку-Бестлэссона, я намерен покинуть криминальный мир. Навсегда.
– Я подумал, не пришло ли время обсудить проблему, с которой сталкивается наш факультет из-за поведения студентов? – его голос жужжит в моих ушах, как мошка.
– Может быть на следующей неделе, – я поворачиваюсь к компьютеру, не обращая внимания на то, как его плечи опускаются от разочарования.
Если этот тощий дурак хотел работать с академически мыслящими студентами, ему следовало бы подать заявление на работу в настоящий университет. Откинувшись на спинку кожаного сиденья, я жду, пока он, сутулясь, выйдет из комнаты, прежде чем вернуться к компьютеру.
Система сообщает мне, что нет студентов с именем Феникс, поэтому я открываю поиск по всем материалам.
И нахожу ее.
На фотографии она выглядит младше, лицо еще более наивное, немного веснушек, а в серых глазах угадывается мягкость.
– Хедвига Феникс Шталь? – я потираю подбородок.
По крайней мере, она не солгала о своем возрасте, и я понимаю, почему она назвала мне только свое второе имя.
Шталь – не узнаю эту семью, но я не был в курсе событий преступного мира последние десять лет, прошедшие с тех пор, как я освободил маму от Криуса.
Свобода была куплена семью убийствами. Семь жизней оборвались, и все это было напрасно, потому что мама годами встречалась с ним за моей спиной. Он просто позволял ей приходить и уходить до тех пор, пока я не понадоблюсь ему для выполнения нового опасного задания.
Челюсть сжимается. Когда женщины поймут, что мужчина не изменится, пока ему не приставишь пистолет к яйцам?
Негодование пронзает изнутри из-за того, что мне снова приходится работать, чтобы обеспечить ее безопасность.
Я просматриваю досье Феникс, отмечая два интересных факта. Первый заключается в том, что система безопасности регистрирует ее как студентку, которая покидает кампус каждые выходные. Второй – ее арендная плата и контракт на обучение просрочены на месяц, и в последний раз их оплачивал Гордон Гофаннон, давний сотрудник Деклана «Дагды».
Еще один папочка?
Я качаю головой. Она только что потеряла своего отца.
Или он бросил её. Это обычная практика среди мужчин, которым не хватает ресурсов для защиты отпрысков от могущественных врагов, – давать им альтернативные фамилии. Криус – как раз тот случай.
Я был слишком поглощен перспективой того, что она может быть шпионкой Бестлэссона, чтобы расспрашивать, но все, что она рассказала мне до сих пор, подтверждает тот вывод, что она ищет богатого любовника.
Я ввожу ряд других имен, которые запомнил из группы на случай, если кто-то позже просмотрит мою историю поиска. Удостоверившись, что все выглядит невинно, я набираю имя своей цели, Вир Бестлэссон.
Появляется фотография длинноволосого мудака с гитарой.
Имя человека, который оплачивает его обучение, – младший брат Одина, Вили Бестлэссон.
– Один будет разочарован, что его племянник такой клоун, – бормочу я, прежде чем найти еще нескольких случайных студентов.
Какими бы заманчивыми ни были ее требования, я не намерен подчиняться. Шантаж работает в обе стороны. Если девчонка одевается как учительница воскресной школы, чтобы увидеться со своим отцом, то сомневаюсь, что она хотела бы, чтобы он знал, как она ведет себя в его отсутствие.
Я достаю телефон и набираю сообщение:
«Как бы отреагировал Гордон Гофаннон, узнав, что его дочь делает непристойные предложения незнакомцам?»
Через несколько секунд видеться «прочитано».
На экране появляются точки, указывая на то, что она набирает ответ. Мое дыхание учащается, и я готовлюсь к битве. Но минуту спустя они исчезают.
Губы растягиваются в улыбке.
Это игра на взаимно гарантированное уничтожение. Она не посмеет раскрыть секрет, если я пригрожу раскрыть ее.

Феникс не отвечает на мое сообщение, и я могу только предположить, что она передумала насчет шантажа. Рано утром в среду компания будит меня, чтобы доставить в подвал уже ненужную мебель для игровой комнаты.
Я прислоняюсь к стене, в полусне, наблюдая, как их руководитель обустраивает новую игровую комнату в точном соответствии с рекомендациями, составленными в Лондоне. Дав им чаевые, развешиваю покупки с субботы и рычу.
Какая пустая трата прекрасного оборудования.
Каждая новая саба заслуживает абсолютно новых игрушек, которые можно использовать с ней и только. Вот почему я каждый раз избавляюсь от всего, когда заканчивается соглашение. Стою в стороне, любуясь новой коллекцией флоггеров, пэддлов и хлыстов ручной работы.
Я считал, что Феникс заслуживает самого лучшего. В ней было что-то такое восторженное и неудержимое, как будто огненная буря пыталась прорваться сквозь ее внешнюю респектабельность и невинность.
Теперь я этого, скорее всего, не узнаю.
Когда Феникс не появляется на моей лекции в четверг, я возвращаюсь в офис, чтобы узнать, не бросила ли она университет или даже не покинула ли кампус. Но записи ничего не дают.
Приходится звонить Криусу, единственному человеку, который мог бы пролить свет на то, что случилось с ее отцом.
Он отвечает после одного гудка.
– Мариус, мой мальчик…
– Что ты можешь рассказать мне о Гордоне Гофанноне? – я не позволяю ему напомнить, что у нас общая ДНК.
Криус делает паузу, и я уже могу представить, как его губы неодобрительно поджимаются.
– Он новый надзиратель.
– Где?
– В тюрьме Сикрофт, – отвечает он так, как будто ответ очевиден. – Учреждение строгого режима, которое четыре семьи создали восемь лет назад, чтобы содержать худших из нашего вида. Его местоположение остается загадкой для всех, кроме немногих избранных.
– Один?
– Один, Дагда, Шанго и Уранос. Вся цель нашей миссии – раскрыть местонахождение тюрьмы.
Мои брови приподнимаются.
– В самом деле?
– Ты бы знал это, если бы разговаривал со мной дольше двух минут, – говорит он усталым голосом.
Работа идет без особых проблем. Я смотрю на время и задаюсь вопросом, кого подкупить, чтобы организовать Криусу камеру в этом прекрасном заведении.
Я собираюсь подтвердить слова и повесить трубку, когда он говорит:
– Почему ты спрашиваешь о Гофанноне?
– Кто-то упомянул его имя, – бормочу я.
– Ты видел мальчишку? – спрашивает он.
Я ворчу.
– Он живет в кампусе отдельном от других студентов и в более безопасном здании, повсюду установлены камеры. Взять его будет нелегко.
– У нас есть время, – говорит Криус, уже звуча рассеянно. – Что-нибудь еще?
– Нет, – я вешаю трубку, прежде чем этот ублюдок сможет меня взбесить.
Поворачиваю свое кресло к окну и смотрю на лужайку. Зная Криуса, он хочет использовать Вира Бестлэссона в качестве рычага воздействия на Одина, чтобы либо раскрыть местонахождение Сикрофт, либо обеспечить свободу одному из его обитателей.
Заложники – метод работы моего отца и причина, по которой я здесь. Криус спрятал мать либо в одном из своих многочисленных борделей, либо с не менее развратным сообщником.
Единственный способ, как я могу обеспечить ее свободу, – это предложить взамен невинного молодого человека.
Если Гордон Гофаннон – новый начальник тюрьмы, находящейся во власти преступников, неудивительно, что он не передал эту информацию своей дочери. Люди сделали бы что-то похуже, чем убийство, за сведения о тюрьме. Если бы я сказал Крису, что у Гофаннона есть дочь, и притом красивая, он нашел бы способ использовать ее в качестве рычага давления.

В пятницу Феникс так и не появилась в университете, и к концу дня я уже вернулся к записям о студентах, разыскивая ее квартиру.
Феникс живет на территории кампуса в одном из четырех многоквартирных домов, где проживают студенты. Я не знаю, почему отсутствие контакта так сильно зудит в груди и создается ощущение, что устранить его может только ее присутствие.
Я должен быть рад, избавившись от нее, но не могу отделаться от мысли, что она могла вернуться в «Красную комнату», бросая кокетливые взгляды на других мужчин. Зубы скрипят при мысли, что она обменялась бы номерами с тем продавцом.
– О чем я думаю?
Провожу рукой по волосам и снова обращаю внимание на записи о мальчишке Бестлэссона. На его карточке безопасности есть пометка, в которой говорится, что ему запрещено покидать территорию кампуса, а это делает мою работу в тысячу раз сложнее.
Феникс, с другой стороны, уходит каждую субботу утром и возвращается поздно вечером следующего дня. Я сотру зубы в порошок. Мне следовало бы думать о том, как выманить парня из университета, а не зацикливаться на маленькой шантажистке.
Не могу перестать думать о Феникс. Не тогда, когда делаю заметки о племяннике Одина, не тогда, когда отчитываю доктора Ксандера, и не в субботу вечером, когда сижу с бокалом «Шабли» в саду на крыше, глядя на горизонт.
Но вдруг тихий звук дверного колокольчика разрезает воздух и устремляется прямо к моему члену.
Она здесь.








