Текст книги "Кто и как изобрел Страну Израиля"

Автор книги: Шломо Занд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Как и в других традиционных мифологиях, для того чтобы скрасить незавидное материальное и политическое настоящее, необходимо было блестящее и славное прошлое. Поскольку речь шла о новой – монотеистической – идеологии и связанной с ней воспитательной стратегии, потребовался – и был создан – новый литературный жанр. Приблизительно в то время, когда Геродот пересек Ханаан, [почему-то] названный им Палестиной, интеллектуалы в Иерусалиме и в Вавилонии приступили к письменному оформлению своего учения. Разумеется, их сочинения не могут считаться историческими. Намного правильнее будет определить их как оригинальные «мифоисторические» [186]186
  Следует отметить, что «отец истории», путешествовавший в регионе в У веке до н. э., не сталкивался с маленькой иерусалимской общиной, ничего не знал о ней и, соответственно, не упомянул ее в своих сочинениях. Он утверждал, что эта страна населена «палестинскими сирийцами». См.: Геродот.История. Книга III, п. 5, а также книга VII, п. 89.


[Закрыть]. Новый, доселе неизвестный жанр не предусматривал пестрых приключений различных богов; в то же время он не включал, в отличие от современной ему греческой литературы, аналитического анализа исторических событий и деятельности людей как самоцели. Главным мотивом этих сочинений была острая необходимость реконструировать давнее прошлое и продемонстрировать существование плана, составленного единственным богом, а также совершенные им чудеса; кроме того, эти сочинения должны были продемонстрировать ничтожество человека, судьба которого – вечно, как белка в колесе, метаться между преступлением и наказанием за него.

Чтобы решить эти непростые задачи, требовалось беспрестанно отделять плевелы от зерен. В частности, следовало установить, кто из царей прошлого являлся божьим избранником, которому прощались «отклонения» от истинного пути, а кто – злодеем в глазах божьих, отверженным до конца своих дней. Необходимо было решить, кто из царей прошлого оставался верным Яхве (не следует забывать, что главные герои повествования, в особенности относящиеся к более поздним временам, являлись историческими фигурами, их имена брались из подробных исторических летописей), а кто был проклят навсегда. Поскольку в Самарии в это время действовали иные, конкурирующие с иерусалимскими жрецы, выдвинувшие альтернативные утверждения относительно своей исторической связи с большим Израильским царством, яхвисты «выковали» чрезвычайно успешный, продержавшийся невероятно долгое время миф о якобы существовавшем Объединенном царстве Давида и Соломона [187]187
  Библейская легенда о существовании царства, объединявшего Израиль и Иудею, причем, как ни странно, под иудейской властью, при том что Северное государство было раз в десять более населенным и намного более богатым, чем Южное, и сегодня преподается в большинстве школ и университетов как бесспорный исторический факт, хотя современная историческая наука не только подвергла ее обоснованному сомнению, но и ясно показала, что, даже в самом оптимистическом варианте библейский рассказ об этом не имеющем названия царстве драматически приукрашен и искажает исторические реалии X века до н. э. – Прим. пер.


[Закрыть], катастрофически распавшемся из-за скверного поведения грешников-сепаратистов. Цари Северного царства превратились, таким образом, в омерзительных идолопоклонников, что, впрочем, не предотвратило грабительское отчуждение престижного названия «Израиль», присвоенного теперь «избранному народу».

Вопреки блестящим умозаключениям Спинозы, трудно предположить, что все эти потрясающие библейские тексты сочинены одним или двумя авторами. Практически несомненно, что «группа авторов» была большой и пестрой по составу, с необходимостью поддерживавшей постоянную связь с культурными центрами Вавилонии. Характер текстов ясно указывает, что они переписывались и редактировались многими поколениями авторов. Именно поэтому некоторые истории оказались «задвоенными», многие сюжеты – неуклюже состыкованными, основные нарративы – непоследовательными, все это – не говоря о всевозможных ошибках и упущениях, стилистических перепадах, неоднозначных именованиях бога и даже нередких идеологических противоречиях. Авторы, разумеется, не предполагали, что в один прекрасный день их сочинения будут сведены в каноническую книгу.

Хотя авторы и сохраняли базисную верность широкой платформе, декларировавшей существование единственного бога, между ними то и дело вспыхивали многочисленные разногласия, касавшиеся, прежде всего, необходимости насаждать те или иные моральные ценности. Разумеется, обнаружились и разночтения в том, что касалось «внешней политики», по существу – отношения к «чужакам» [188]188
  См.: М. Вайнфельд.Универсалистская и изоляционистская тенденции в период возвращения из Вавилонии // Тарбиц. – 1964. – T. XXXIII. – C.228–242 // http://mikranet.cet.ac.il/pages/item.asp?item=13750&author=560. Не следует забывать, что в Библии можно найти исключительные высказывания, прямо противоречащие преобладающей изоляционистской тенденции, как, например: «И когда будет жить с тобой пришелец в земле вашей, не притесняйте его. Как туземец среди вас да будет у вас пришелец, живущий с вами. Люби его как самого себя, ибо пришельцами были вы в земле египетской; я Господь, Бог ваш» (Левит 19: 33–34); см. также Второзаконие 10: 19.


[Закрыть]. Насколько можно судить, более поздние авторы были меньшими изоляционистами, нежели их предшественники. Дейтерономисты (авторы Второзакония и сопутствующего корпуса) резко отличались по стилю и взглядам на характер божественного присутствия от сочинителей-жрецов. Так или иначе, даже если непосредственной целью столь обильного литературного творчества было [немедленное] создание ядра религиозной общины, оно в гораздо большей степени нацеливалось в далекое будущее.

Прославление тех, кто пришел из Арама Нахараима, и глубокое презрение к местным жителям легко прослеживается в большей части Пятикнижия и книг ранних пророков. Родина – она там, на чужбине, в Вавилонии или в Египте, в прославленных и престижных культурных метрополиях Древнего мира. Духовные лидеры «сынов Израиля» прибыли из этих высоко чтимых мест, оттуда они принесли свое уникальное вероучение и основные божественные заповеди. Жители Ханаана в сравнении с ними – невежды, испорченные грешники, постоянно склоняющиеся к идолопоклонству.

Презрение к автохтонным жителям Ханаана и отчуждение от них, в конечном счете, породили кошмарные литературные описания их ликвидации и уничтожения. За первыми сочинителями, прибывшими в Ханаан, не стоял государственный аппарат, не было у них и военной силы. Они нисколько не напоминали крестоносцев; они не располагали организованной инквизицией. Они располагали лишь духовным оружием: буйной фантазией, литературным даром, умением запугивать.

Разумеется, они не стали обращаться к широким массам. Литературная активность развернулась среди малочисленной элитарной прослойки, умевшей читать и писать, и, быть может, немногочисленных любопытных слушателей, собиравшихся на окраинах тогдашнего крошечного Иерусалима. Однако круг посвященных постепенно расширялся, и к II веку до н. э. стало возможным основание первого в истории монотеистического политического режима – маленького и, увы, недолговечного Хасмонейского царства.

Отняв у коренных жителей Обетованной страны право на землю вместе с правом на жизнь, сочинители Ветхого Завета «подарили» территорию Ханаана себе и своим последователям. Следует помнить, что на этом этапе монотеизм еще далеко не был уверен в своих силах и опасался политеистических влияний, угрожавших самому его существованию. Лишь сильно укрепившись, уже после восстания Маккавеев и создания Хасмонейского государства во II веке до н. э., он приступил к активной миссионерской деятельности и стал обращать в иудаизм всех соседей без разбору. В начальный период своего существования монотеизм вел тяжелую борьбу с огромной массой язычников, окружавших крошечную монотеистическую ячейку. Его отношение к этой массе было предельно жестким и изоляционистским.

Запрещение браков с местными жительницами стало едва ли не главной заповедью «возвратившихся из Вавилонии». Вступившим в такие браки приказывали изгнать своих жен и детей от них (см. IV главу книги Эзры и XIII главу книги Нехемии). Эмигрантам приходилось ввозить невест из Вавилонии. Политика изоляции и обличения местных жителей, судя по всему, неплохо вписывалась в глобальную стратегию Персидской империи, постоянно прибегавшей к принципу «разделяй и властвуй». «Святому народу», образовавшемуся в Иерусалиме и его окрестностях, запрещалось смешиваться с простыми крестьянами, жившими по соседству, поэтому новый литературный корпус задним числом вынудил Ицхака и Яакова вступить в брак с арамейскими девственницами; Иосиф и Моисей получили возможность жениться на египтянке и мидьянитке соответственно, но ни в коем случае не на ханаанеянках. Когда – «гораздо позднее» – царь Соломон, одержимый похотью, взял себе семьсот жен и триста наложниц, в том числе и местных красавиц, он сильно согрешил перед Яхве, и в наказание за этот грех его воображаемое царство распалось на две части. Эта история стала, среди прочего, теологической легитимацией параллельного существования в более поздние времена двух государств – Израиля и Иудеи (см. Царств I 11: 1–13).

Был введен суровый тотальный запрет на вступление в брак с ханаанейцами обоих полов, происходящими из местных языческих семей, принадлежащих к разветвленным кланам и многочисленным племенам. Лишь проклятым и отлученным от «святого корня» библейским героям, таким как Эсав, старший сын Ицхака, было «дозволено» жениться на ханаанеянках. Чрезвычайно интересно проследить в этом контексте за процессом формирования библейского нарратива на долгом пути от получения божественных заповедей к их исполнению. В самом деле, Моисей указывает:

«Когда введет тебя Господь, Бог твой, в землю, в которую ты идешь для овладения ею, и изгонит многие народы от лица твоего: хиттийцев и гиргашеев, и эморийцев, и ханаанейцев, и перизеев, и хивийцев, и йевусеев, семь народов более многочисленных, и более сильных, чем ты. И предаст их тебе Господь, Бог твой, и ты поразишь их, то совершенно разгроми их, не заключай с ними союза и не щади их. И не роднись с ними: дочери своей не отдавай за сына его, и дочери его не бери за сына своего» (Второзаконие 7: 1–3).

Несомненно, перед нами очень странное и конфузное указание: приказав истребить всех туземцев, Бог вдобавок запрещает вступать в брак с истребленными. Истребление и брачные запреты постоянно смешиваются в изоляционистских фантазиях фанатичных авторов Библии, пока не превращаются в цельный слиток ксенофобской стали.

Подробно описав осуществленные Иисусом Навином акты истребления местных жителей, авторы сообщают пораженным читателям, что, как и все прочие [геноциды] в истории, библейский геноцид не был полным и безупречным. Увы, многочисленные язычники продолжали жить в Ханаане и после «возвращения из Вавилонии»; стало быть, неизбежная аналогия обязывала приписать сходную картину и временам, непосредственно следовавшим за мифологическими «завоеваниями» Иисуса Навина. Мы узнаем о помиловании, дарованном проститутке Рахав и жителям Гивона, ставшим дровосеками и водоносами, обслуживавшими израильтян. Мало того, незадолго до своей смерти суровый полководец собрал своих сторонников и приказал им:

«Ибо если отвратитесь и пристанете к остатку народов этих, которые остались при вас, и вступите в брак с ними, и будете приходить к ним, и они к вам, то знайте, что не будет больше Господь, Бог ваш, прогонять эти народы от вас…» (Иисус Навин 23: 12–13).

В книге Судей, появляющейся в ветхозаветном корпусе как непосредственное продолжение книги Иисуса Навина, мы не без удивления обнаруживаем, что местные жители вовсе не истреблены; текст этой книги, точь-в-точь как и предыдущей, пропитан параноидальным страхом перед ассимиляцией:

«И жили сыны Израиля среди ханаанейцев, хиттийцев, эморийцев, перизеев, хивийцев и йевусеев. И брали дочерей их себе в жены, и своих дочерей отдавали сыновьям их, и служили богам их. И делали сыны Израиля злое перед очами Господа, и забыли Господа, Бога своего, и служили баалам и ашерам» (Судьи 3: 5–7).

Однако самый большой сюрприз преподносит нам «поздняя» книга Эзры, авторов которой продолжает преследовать все тот же демон: угроза братания с давно уничтоженными «древними» народами:

«Народ Израиля и священники, и левиты не отделились от народов земель, следуют мерзостям ханаанейцев, хиттийцев, перизеев, йевусеев, аммонитян, моавитян, египтян и эморийцев. Так как брали они дочерей их в жены для себя и для сынов своих и смешали священное семя с народами земель» (Эзра 9: 1–2).

Тяжкая борьба за полное и абсолютное отделение Эла – как единого и единственного бога – от его совсем недавней колоритной семьи – Ашеры, жены и заодно богини земли, а также их одаренных детей – грозного Баала, страстной Астарты (Ашторет), охотницы Анат и влажного Яма [189]189
  Ям– на иврите «море». – Прим. пер.


[Закрыть]– представляется бесконечным сизифовым трудом, от которого ни на минуту не отрываются первые монотеисты. Для того чтобы внедрить культ верховного бога Эла, необходимо было искоренить всех богов прошлого – ведь если этого не произойдет и израильтяне снова начнут служить ханаанейским богам, их ждет наказание – они лишатся дарованной им земли. Хотя Эл (он же, как ни странно, Яхве) высокого мнения о себе и постоянно называет себя «милостивым и милосердным», на деле он суровый и мстительный бог. Как ревнивый муж-собственник, Эл не прощает измены. Поэтому, если его паства согрешит, наказание следует незамедлительно. Завершением любого рассказа непременно становится угроза разрушения и изгнания, в конечном счете приводимая в исполнение.

Все назначение книги Царей – доказать, что отвратительные преступления царей династии Омри привели к изгнанию израильтян, а грехи царя Менаше стали причиной изгнания жителей Иудеи. Почти все пророки – от Исайи и Иеремии до Амоса и Михи – постоянно угрожают как бедствиями, которые постигнут всю страну и превратят ее в пустыню, так и брутальным изгнанием народа с его земли. Эти угрозы – ультимативное оружие авторов библейских книг, беспрестанно побуждающих свою медленно растущую паству прилепиться к одному-единственному богу.

В теологических дискурсах Книги книг обетование Ханаана избранному народу всегда является условным. Ничто здесь не вечно, напротив – все обусловлено степенью верности богу. Земля не является единожды врученным даром, она не становится собственностью, которую нельзя отторгнуть, забрать обратно. Она всегда остается чем-то вроде земельной ссуды, никогда не трактуется как территориальное имущество [190]190
  Именно поэтому земля не может быть окончательно продана (см. ниже) – ведь она толком не принадлежала и исходному владельцу. – Прим. пер.


[Закрыть]. «Сыны Израиля» не получают Обетованную землю в коллективную собственность, она навсегда остается владением Бога, который лишь «одалживает» ее по своей исключительной щедрости.

Всемогущий хозяин раз за разом повторяет: «Ибо моя вся земля» (Исход 19: 5). Он передал «обетованную территорию» израильтянам в качестве временного вознаграждения и лишь на определенных условиях; если у кого-либо и появлялись сомнения относительно подлинного характера владения и пользования землей, он рассеивал их резко и решительно: «А земля не будет продаваема вовеки, ибо моя земля; вы же пришельцы и поселенцы у меня» (Левит 25: 23) [191]191
  Исследователь Библии Уильям Дэвид Дэвис обратил внимание на то, что яхвизм позаимствовал концепцию божественной собственности на землю из ханаанейской традиции, связанной с культом Баала. См.: The Gospel and the land. Early Christianity and Jewish Territorial Doctrine. – Berkeley: University of California Press, 1974. – P. 12–13. (Важно отметить, что иудаизм превращает данную концепцию из теологической в юридическую, основывая на ней свое имущественное (земельное) право. – Прим. пер.)


[Закрыть]. Как известно, в современной политической философии, во всяком случае, по Джону Локку, земля всегда принадлежит тем, кто ее обрабатывает; ветхозаветная точка зрения совсем иная. Земля не принадлежала древним народам Ханаана, не принадлежит она и древнееврейским племенам – всех, кто на ней живет, можно с полным основанием считать ее сиротами…

Потомки «сынов Израиля», при всем своем сильнейшем тяготении к «Эрец Исраэль», никогда не воспринимали ее как «землю праотцев» просто потому, что, как мы видели выше, подавляющее большинство их вымышленных предков родилось в других местах. Мало того, у ветхозаветных героев не было родины – не только в эллинско-римском политическом смысле слова, но и его узком значении, подразумевающем хорошо знакомый кусок земли, защищающий от зла и порождающий чувство безопасности. Территория, в рамках первой монотеистической концепции, не является надежным убежищем для обычных, тем более, уставших от борьбы смертных, она – вечный вызов, кусок земли, которым может владеть только тот, кто его достоин, – да и то лишь временно.

Другими словами, во всем корпусе книг Ветхого Завета страна Ханаан не является и даже не именуется родиной «сынов Израиля»; именно поэтому, в числе прочего, она ни разу не названа и «страной, принадлежащей Израилю».

2. Территориальная история – от Ханаана к Иудее

В то время как абсолютное большинство современных израильтян даже не подозревает, что олицетворяющий «национальное владение» привычный термин «Эрец Исраэль» вообще не появляется в Ветхом Завете [в таком значении и смысле], авторы Мишны и Талмуда прекрасно это знали, поскольку им, к счастью, не довелось изучать книги Ветхого Завета через национальную призму. В мидраше, созданном, судя по всему, в III веке н. э., преспокойно говорится: «Ханаан удостоился дать стране свое имя. Что он для этого сделал? Когда услышал Ханаан, что израильтяне входят в страну, он устранился перед ними. Всевышний сказал ему: ты устранился перед моими сыновьями – я назову страну твоим именем» (Мехилта Пасха 18: 69). Как я уже отмечал во введении к этой книге, не только в эпоху создания Ветхого Завета, но и далее, в течение сотен лет, вплоть до разрушения Иерусалимского храма в 70 году н. э., территория Ханаана не воспринималась как «Эрец Исраэль» – ни самими его жителями, ни их соседями.

Впрочем, исторические именования местностей не вечны. Социальные и демографические перемены порождают новые имена и ярлыки. Четырехсотлетний срок сделал здесь, как и в других регионах мира, свое дело: в период между II веком до н. э. и II веком н. э. политическая морфология Ханаана непрерывно изменялась; постепенно – несмотря на то что старое название страны отнюдь не исчезло – ее все чаще стали идентифицировать как Иудею [192]192
  В оригинале автор использует точный, но проблемно переводимый термин «Эрец Йехуда» – «страна Иудея». – Прим. пер.


[Закрыть]. Например, Иосиф Флавий, писавший в I веке н. э., говоря о прошлом, использовал термин «страна Ханаан», однако постоянно привлекал внимание читателей к тому обстоятельству, что «эта территория называется теперь Иудеей» [193]193
  Иосиф Флавий.Против Апиона. Книга 1,14,90.


[Закрыть].

О том, что происходило в Ханаане между V и II веками до н. э., в эпоху, когда были сочинены, доработаны и отредактированы книги Ветхого Завета, к сожалению, известно очень мало. Мы недостаточно хорошо знаем, при каких обстоятельствах писались эти книги, и, соответственно, не всегда ясно понимаем их смысл. Мы слабо знакомы с историей маленькой персидской провинции, просуществовавшей вплоть до завоевания страны Александром Македонским, ибо почти не существует письменных источников, относящихся ее к «персидскому периоду»; это же относится и к ранней эллинистической эпохе [194]194
  То есть к периоду между концом IV и второй четвертью II века до н. э., вплоть до начала восстания Хасмонеев. – Прим. пер.


[Закрыть]. Впрочем, несомненно, что священные книги передавались в этот период от поколения к поколению и постоянно переписывались, причем пропаганда яхвистской религии в городках, находившихся в непосредственной близости к Иерусалиму, давала неплохие результаты. Как уже упоминалось, во II веке до н. э. здесь уже существовала значительная община верующих в единственного бога, способная отстаивать свое мнение и даже восстать против языческого властителя, чтобы защитить основы своей веры и культа.

Хасмонейское восстание, происходившее в 167–160 годах до н. э., стало одним из центральных событий, определивших путь развития монотеизма в истории Западного мира. Несмотря на сокрушительные военные поражения восставших, их дело не пропало: ослабление империи Селевкидов породило необычную ситуацию, сделавшую возможным создание автономного религиозного самоуправления, превратившегося в 140 году до н. э. в независимую теократическую монархию. Хотя независимое существование Иудейского царства продолжалось недолго – всего 77 лет, до прихода сюда (через Сирию) римского полководца Помпея Великого (Магна), оно стало мощным рычагом распространения иудаизма в большом мире.

О самом восстании мы знаем из немногочисленных и не слишком обильных информацией источников. Первый, важнейший документ – это сочинение, традиционно называемое «Первой книгой Маккавеев». К нему следует добавить более позднюю (и не слишком информативную) «Вторую книгу Маккавеев», релевантные [общие] замечания эллинистических и римских историков и поздние талмудические высказывания о Хасмонеях, нередко афористического характера. Иосиф Флавий рассказывает о восстании и в «Иудейских древностях», и в «Иудейской войне», однако его повествование почти целиком базируется на «Первой книге Маккавеев» и не добавляет к содержащейся в ней информации ничего существенного. Библейская книга Даниэля и некоторые «внешние» или «скрытые» сочинения [195]195
  Сочинения позднебиблейского периода (и несколько более поздние), не попавшие по тем или иным причинам в ветхозаветный корпус. – Прим. пер.


[Закрыть]также были написаны в эпоху Хасмонеев, однако они не являются историографическими и почти не дополняют историческую картину.

Личность автора (или авторов) «Первой книги Маккавеев» неизвестна. Исследователи полагают, что этот автор жил в Иудее приблизительно через тридцать лет после восстания и был близок к Хасмонейскому двору в период правления Иоанна Гиркана [196]196
  В оригинале он точно назван Йохананом Гурканосом, но правильнее было воспользоваться более привычным русскому уху звучанием имени этого царя-первосвященника. Иоанн Гиркан I, сын Симона (Шимона) Хасмонея и племянник знаменитого Йехуды Маккавея, правил Иудеей в 134–104 годах до н. э. – Прим. пер.


[Закрыть]. Книга была изначально написана на иврите; к несчастью, иудейская раввинистическая традиция ее отвергла, и в ветхозаветный канонический кодекс она не вошла [197]197
  Боаз Эврон был в немалой степени прав, утверждая, что «Книги Маккавеев», как и сочинения Иосифа Флавия, по существу, не являются «еврейскими». См. в его книге: Athens and the Land of Uz. – Binyamina: Nahar, 2010 (на иврите). – P. 133.


[Закрыть]. В результате оригинал книги был безвозвратно утрачен; мы располагаем лишь ее греческой версией, вошедшей в «Септуагинту» («Перевод семидесяти») [198]198
  Классический перевод Ветхого Завета на греческий язык, сделанный в III–II веках до н. э. в Александрии. – Прим. пер.


[Закрыть]и сохранившейся в веках благодаря стараниям христианских церквей. Злая историческая ирония: если бы христиане всех ранних эпох не хранили и не оберегали старинные книги, мы, по-видимому, почти ничего не знали бы о истории Иудеи в период между восстанием Хасмонеев и разрушением Иерусалимского храма в 70 году н. э. [199]199
  Как автор отметил чуть выше, более ранняя история Иудеи (вавилонского, персидского и эллинистического периодов) нам также практически неизвестна. – Прим. пер.


[Закрыть], ибо не только «Книги Маккавеев», но и сочинения Филона Александрийского и Иосифа Флавия дошли до наших дней лишь благодаря бережному отношению эллинской и христианской традиций к древним текстам.

Внимательный читатель «Первой книги Маккавеев» неизбежно будет потрясен невероятным (причем совершенно прозрачным) различием между смыслом, вложенным в эту книгу автором, и интерпретацией восстания, насаждаемой израильской системой образования. Сионистское движение не только «национализировало» праздник Хануки; оно сделало все возможное, чтобы затушевать религиозный характер книги, да и самого восстания [200]200
  Так, например, первая строка знаменитой ханукальной песни «Кто возвестит подвиги Израиля» (слова Менаше Рабина, 1936, музыка народная) является грубой секуляризацией слов 106-го библейского псалма «Кто возвестит подвиги господа» (Псалмы 106: 2). Другая популярная праздничная песня – «Мы несем факелы» – также ясно демонстрирует масштаб «национализации» еврейской традиции. В ней говорится: «Чуда с нами не случилось, кувшин масла мы не нашли. Мы рубили скалу, пока не потекла кровь – и зажегся свет» (слова – Аарон Зеэв, музыка – Мордехай Зеира). Мрачное и многозначительное превращение небесной силы в человеческую кровь осталось практически не замеченным большинством тех, кто пел эти песни, включая и автора этой книги – в юности.


[Закрыть]. Древний нарратив повествует отнюдь не о «национальном» восстании, ставшем актом борьбы с чужой эллинистической культурой, и еще менее того – о патриотическом мятеже, целью которого было защитить страну от иностранных захватчиков. Точно так же как именование «Эрец Исраэль», вопреки настоятельным утверждениям сионистских историков [201]201
  Например, Яаков Шавит, профессор еврейской истории из Тель-авивского университета, утверждает с характерным упрямством: «книга Маккавеев, к примеру, говорит об „Эрец Исраэль“, а не об Иерусалиме или Иудее», несмотря на то что этот территориальный термин вообще не появляется в тексте. См.: Judaism in the Greek Mirror and the Emergence of Modern. – Tel Aviv: Am Oved, 1992 (на иврите). – P. 537.


[Закрыть], ни разу не упоминается в этой книге, не появляется в ней и термин «родина», несмотря на то что ее автор был хорошо знаком с [породившей его] греческой литературой и не раз цитировал ее.

Иудейская религиозная община привыкла за долгие годы к жизни под управлением иноверцев. До тех пор пока сначала персидские цари, а позднее первые эллинистические правители оставляли эту общину в покое и не мешали ей служить своему особенному богу, иудеи не оказывали им ни малейшего сопротивления – во всяком случае, оставившего след в истории. Только религиозные преследования Антиоха Эпифана IV, в основном осквернение им Иерусалимского храма, стали причиной дерзкого восстания. Маттафий (Матитьяху) и его сыновья взбунтовались против царской власти из-за того, что «пришли царские люди в город Модиин принудить к отступничеству – чтобы приносить жертвы» (Маккавеи I 2: 15). Старый хасмонейский священник убил жителя Иудеи, собиравшегося принести жертву чужим богам, а не еврея, намеревавшегося перейти в чужую «национальную культуру» [202]202
  Справедливости ради стоит добавить, что Маттафия не ограничился убийством иудея-отступника: прикончив его, он убил и «мужа царского, принуждавшего приносить жертву, и разрушил жертвенник» (Маккавеи 12: 25). – Прим. пер.


[Закрыть]. Он собрал своих сторонников, провозгласив: «Всякий, кто ревнует к Торе и тверд в завете, пусть идет за мной» (Маккавеи 12: 27).

Чтобы узнать смысл слова «огречившийся» [203]203
  Речь о знаменитом термине «мит’явен», возникшем в позднем иврите, отглагольном, в возвратном залоге, существительном, восходящем к корню «Яван» (Греция) и означающем «человек, находящийся под влиянием греческой культуры». Этот термин относится сегодня ко всем «внешним» по отношению к иудаизму культурам и сохраняет политическую актуальность. – Прим. пер.


[Закрыть], постоянно появляющегося в популярных интерпретациях «Книг Маккавеев», созданных сионистской историографией, тем более, в его противопоставлении понятию «истинный еврей», авторам и их героям пришлось бы перенестись в новейшие времена при помощи машины времени. Судя по всему, такой возможности у них не было; во всяком случае, в их классических произведениях это слово не появляется [204]204
  По лингвистическим соображениям оно вообще не могло появиться в то время. – Прим. пер.


[Закрыть]. Создатель «Первой книги Маккавеев», как и более ранние библейские авторы, полагал, что на свете есть только правоверные и грешники, те, кто честно служат небесам, – и мерзкие необрезанные идолопоклонники. Многие (даже слишком многие) из жителей тогдашней Иудеи оставались язычниками или склонялись к языческим религиям; от них следует держаться подальше, их следует поставить на колени. Вся история восстания вращается вокруг единственной предельно напряженной оси между «страхом божьим» и «осквернением заповедей Торы»; не могло быть и речи о противостоянии некоей хорошо сознающей себя еврейской культуры и греческой культуры или греческого языка, выступающих против нее.

Иуда (Йехуда) Маккавей, сын Маттафии, также побуждал своих сторонников сражаться за свою жизнь и за свои религиозные законы, а не за «свою страну» (Маккавеи I 3: 23). Позднее, когда его брат Шимон решил собрать новую армию, он выступил со следующим призывом: «Вы знаете, сколько я и братья мои и дом отца моего сделали ради этих законов и этой святыни, знаете войны и угнетения, какие мы испытали» (Маккавеи 113: 3); он не сказал ни слова о «национальной» жертвенности или о муках, которые следует претерпеть ради родины – этих концепций в тогдашней Иудее не существовало.

Отряды Маккавеев, в отличие от наемных армий будущего Хасмонейского царства, состояли из религиозных добровольцев, ненавидевших морально разложившееся столичное жречество и, по-видимому, страдавших от налогового бремени, наложенного селевкидскими правителями. Соединение монотеистического фанатизма и социально-этического протеста дало повстанцам исключительную моральную силу и поразительным образом усилило их численно. Тем не менее следует предположить, что повстанцы составляли лишь небольшую часть сельского населения Иудеи [205]205
  См. книгу У.Д. Дэвиса «Территориальный аспект иудаизма» ( W. D. Davies.The Territorial Dimension of Judaism. – Berkeley: University of California Press, 1982. – P. 67).


[Закрыть]. После тяжелой борьбы они смогли занять Иерусалим и освободить Храм. Очищение святого места и строительство нового жертвенника единому Богу увенчало их победу. Освящение этого жертвенника стало праздником, вошедшим в иудейскую религиозную традицию на все времена.

Следует подчеркнуть, что борьба между иудейскими монотеистами и язычниками-инородцами продолжалась и после взятия Иерусалима. Повстанческая армия вышла при этом за пределы Иудеи, вторглась в удаленные районы – в Галилею, в Самарию, в Негев и в заиорданский Гилад – и вернула богобоязненных иудеев в «свою страну», где они отныне смогут спокойно служить Богу, избавленные от языческих соблазнов соседей. К концу войны Иудея сильно расширилась, присоединив к себе соседние территории, вошедшие в новую династическую монархию Хасмонеев (см.: Маккавеи I 10: 30–39). Селевкидский царь Александр Балас [206]206
  Этот малозначительный селевкидский царь правил в 152–145 годах до н. э. – Прим. пер.


[Закрыть]утвердил эти завоевания и назначил Ионатана, одного из сыновей Маттафии, первосвященником под своим протекторатом.

Под занавес драмы, рассказывая о том, как (уже после окончания изнурительных боев) посланник нового царя, Антиоха VII [207]207
  Антиох VII Сидетправил в 138–129 годах до н. э. – Прим. пер.


[Закрыть], потребовал возвращения Селевкидской империи некоторых хасмонейских завоеваний, автор книги вкладывает в уста правителя Иудеи Шимона, последнего из оставшихся в живых сыновей Маттафии, следующие слова: «Мы чужой земли не брали и не господствовали над чужим, но взяли наследие отцов наших, которое враги наши в свое время неправедно присвоили себе» (Маккавеи I 15: 33). Это необычное утверждение, единственное в книге и несхожее с остальным ее текстом, указывает на появление в хасмонейскую эпоху новой концепции автохтонных прав, выбивающейся за рамки традиционных библейских идей и обнаруживающей немалое сходство с эллинским территориалистским политическим наследием.

Многие аспекты «Первой книги Маккавеев» (описания одежд, золотых украшений, церемоний при дворе Шимона, теплых отношений с эллинистическими правителями, поддерживавшими Хасмонеев) указывают на то, что придворный писатель, сочинивший ее, при всей своей бесспорной религиозности отнюдь не гнушался греческой культурой, начавшей распространяться среди правящей священнической верхушки [208]208
  Литературный характер и стиль «Первой книги Маккавеев» (как и существенно более поздних сочинений Филона и Флавия) – очевидно греческие. – Прим. пер.


[Закрыть]. Неспроста первосвященник Иоанн, патрон нашего автора, взял себе очевидно греческое именование «Гиркан». Как известно, следуя этому примеру, все без исключения наследники Иоанна из Хасмонейского дома взяли себе нееврейские имена и следовали обычаям, общим для «иностранных» правителей данного региона. В конечном счете, политика Хасмонеев ускорила процесс культурной эллинизации жителей Иерусалима в той же степени, в какой она посредством тонких, хотя и жестоких, маневров сохранила и распространила веру в единого и единственного бога.

В то же время не следует забывать, что термин «наследие отцов наших» все еще очень далек от понятия «отечество»-«патрис» в его базисном политическом смысле. Это древнее понятие зародилось в независимом полисе задолго до завоеваний Александра Македонского [209]209
  Положивших конец подлинной независимости большинства греческих городов-государств. – Прим. пер.


[Закрыть]и отражало связь суверенных граждан со своим городом. Оно совершенно утратило в интересующие нас времена свой изначальный патриотический смысл; в эллинистическую эпоху оно было лишь слабым отзвуком иной, давно растворившейся в прошлом исторической реальности. Политическая система Иудеи – как во времена, когда ею управляли священники, получавшие власть по наследству, а вовсе не избираемые городским «народным» коллективом, так и позднее, когда власть перешла к представителям царской династии, правившей новой монархической Иудеей вплоть до ее окончательного «формального» перехода под прямую власть Рима в 6 году н. э., – нисколько не походила на выборные демократии греческих городов.

«Вторая книга Маккавеев» – сочинение куда более иудейско-теологическое и одновременно гораздо более эллинистическое, нежели обсуждавшаяся выше «Первая книга». К несчастью, она еще и куда менее исторична [210]210
  «Вторая книга Маккавеев» написана (на койне (от греч.κοινή – «общий»; возникшем в постклассическую античную эпоху первом надрегиональном диалекте греческого языка, ставшем в римский период «лингва-франка» – общепонятным языком Восточного Средиземноморья и Ближнего Востока. Термин «койне» имеет и более общий смысл – это языковая форма, служащая для общения носителей разных диалектов или близкородственных языков. См., например: http://ru.wikipedia.org/wiki/%CA%EE%E9%ED%E5(о греческом варианте койне) и http://slovari.yandex.ru/%D0%BA%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5/%D0%93%D1%83%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%82%D0%B0%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9%20%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%8C/%D0%9A%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5/(о филологическом смысле слова). – Прим. пер.) в Египте или в еще более удаленной от Иудеи части Северной Африки приблизительно в 100 году до н. э. Составленная неизвестным автором, она является, по его утверждению, кратким пересказом не дошедшего до нас пятитомного труда некоего Ясона из Кирены (города в Северной Африке. – Прим. пер.).


[Закрыть]. Большая «иудейскость» и меньшая историчность книги связаны с тем, что бог принимает активное участие в описываемых в ней событиях, в том числе прямо направляет действия повстанцев. Она намного более эллинистична, нежели «Первая книга», поскольку в ней неожиданно возникает явление-термин πατρίς – отечество – как один из поводов к восстанию. В отличие от «Первой книги», сочиненной на иврите в хасмонейском Иерусалиме, «Вторая книга Маккавеев», написанная позже, скорее всего в эллинистическом Египте, и наверняка на греческом диалекте, утверждает, что сторонники Иуды Маккавея, вдохновленные его мобилизующей речью, были готовы «умереть за законы и отечество (πατρίς)» (Маккавеи II 8: 21) [211]211
  Термин «патрис» дважды попал – в тексте «Второй книги Маккавеев» – в перечень высочайших ценностей – вместе с «законами», «гражданскими правами» и «Храмом»: «Когда узнал об этом Иуда, то велел народу день и ночь призывать господа, чтобы он и ныне, как и прежде, явил им свою помощь при опасности лишиться закона и отечества и святого Храма» (Маккавеи II 13: 10), а также «Предоставив попечение о себе создателю мира, он убеждал бывших с ним сражаться мужественно до смерти за законы, за Храм, город, отечество и права гражданские и расположил войско около Модиина» (Маккавеи II 13: 14). Отмечу также, что в предисловии и комментариях к иерусалимскому (изд. Бен-Цви, 2004, на иврите) изданию книги, которое я в настоящий момент держу в руках, 38 раз появляется термин «Эрец Исраэль», начисто отсутствующий в древнем оригинале. См. также статью И. Хайнеман.Отношения между народом и его страной в еврейской эллинистической литературе // Цион. – 1948. – XIII–XIV. – С. 5.


[Закрыть]. Эта риторика, совершенно чуждая традиции древнего иврита, не делает книгу особенно патриотической, поскольку и в ней главной целью восстания остается очищение Храма, а не создание независимого полиса или еврейского «национального государства». Книга открывается описанием освящения жертвенника и завершается обезглавливанием Никанора, вражеского (селевкидского) военачальника, и превращением годовщины этой победы в иудейский праздник благодарения за божественную помощь.

Диалектика исторических событий, включающая перерастание чисто религиозного восстания в независимую иудейскую монархию, несомненно, крайне увлекательна. К сожалению, мы располагаем чрезвычайно бедными и «стыдливыми» письменными свидетельствами об этом периоде, поэтому почти невозможно толком отследить упомянутые события и восстановить их ход. В любом случае иудейское восприятие географического пространства в эпоху хасмонейских царей резко изменилось. Мы выводим это не из их теоретических выкладок, до нас не дошедших, но из их военно-религиозной активности. Как мы уже видели в «Первой книге Маккавеев», территориальный аппетит первосвященника Шимона рос в ходе его военных успехов. Как и все прочие политические структуры в регионе, Иудейское царство попытается максимально расширить свои пределы – и преуспеет в этом. После продолжительных захватнических войн, в пик могущества династии Хасмонеев, их государство включало в себя Самарию, Галилею и Идумею. Иными словами, Иудейское царство Хасмонеев было сходно по размерам со «страной Ханаан», некогда подвластной египетским фараонам.