Текст книги "Кто и как изобрел Страну Израиля"
Автор книги: Шломо Занд
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
II. «Мифотерритория»: «В начале бог обещал страну…»
Когда же родятся у тебя сыны и сыны у сынов, и долго прожив на земле, вы развратитесь и сделаете изваяние какого-нибудь образа, и сделаете зло перед лицом господа, бога твоего, досаждая ему. То призываю в свидетели вам сегодня небо и землю, что совершенно сгинете вы скоро с земли, в которую переходите через Иордан, чтобы унаследовать ее, не пребудете много времени на ней, а непременно будете истреблены.
Второзаконие 4: 25–26
Три эти клятвы – о чем они? Одна – что не поднимется Израиль стеной, одна – святой, да будет благословен он, заставил поклясться Израиль, что не взбунтуется он против народов мира, одна – святой, да будет благословен он, заставил поклясться идолопоклонников, что не поработят они Израиль слишком сильно.
Вавилонский Талмуд, трактат Кетубот 111а
Слово «моледет» – «родина» – появляется в Ветхом Завете 19 раз, причем около половины его появлений приходится на книгу «Бытия». Ветхий Завет использует это слово лишь в значениях, вращающихся вокруг места рождения человека или места, откуда происходит его семья. Здесь нет даже намека на гражданские или общественные ментальные аспекты, неотделимые от культур греческих полисов или древнеримской республики. Библейские герои никогда не выступали на защиту родины или для того, чтобы победить на выборах в ней [150]150
В отличие от знаменитых греческих и римских политиков и полководцев – или даже мифических героев. – Прим. пер.
[Закрыть], не проявляли по отношению к родине гражданских чувств. Они не знали, что такое ультимативное самопожертвование и сколь сладко умереть за родину. Попросту, политический патриотизм, сформировавшийся и развившийся в северной части Средиземноморского бассейна, был практически неизвестен на его южных берегах и еще менее того – на просторах Плодородного полумесяца.
Перед сторонниками сионистской концепции, начавшей формироваться на исходе XIX века, встала, на первый взгляд, трудноразрешимая задача. Поскольку Ветхий Завет являлся для них с самого начала документом, удостоверяющим право собственности на Палестину, вскоре превратившуюся в Эрец Исраэль, Страну Израиля, ее следовало любыми средствами превратить не только в воображаемую этническую родину, откуда все евреи будто бы были изгнаны, но и в древнюю политическую родину, являвшуюся в прошлом собственностью мифологических «праотцев».
Поэтому Ветхий Завет стал трактоваться совершенно новым образом – как национальное произведение. Из сборника теологических книг, использовавших исторические сюжеты бок о бок с рассказами о божественных чудесах в надежде произвести глубокое впечатление на читателя и укрепить основы вероучения, он превратился в антологию историографических текстов, касающихся отчасти и религиозных вопросов, впрочем, необязательных и второстепенных. Для этого метафизическая сущность бога была замаскирована, а сам он, очищенный от лишних деталей, превратился в идеального патриота. Интеллектуалы-сионисты были – каждый по-своему – не слишком религиозными людьми, так что высокая теология их почти не занимала. Поэтому Бог, само существование которого представлялось сомнительным, больше не обещал Обетованную страну избранному народу в качестве приза за религиозное послушание. Его заменил обаятельный диктор, голос которого – за кадрами исторического фильма – призывает нацию поскорее возвратиться на горячо любимую родину.
Разумеется, совсем непросто повторять мантру об «Обетованной земле» в то время, как «обетующий» в лучшем случае находится на смертном одре, а по мнению некоторых, уже скончался [151]151
Амнон Раз-Кракоцкин предложил прекрасную формулу, характеризующую складывавшуюся ситуацию: «Бога нет, но он завещал нам эту землю» (Mitaam, 3, 2005 [in Hebrew], p. 71–76).
[Закрыть]. Еще труднее было «вписать» новоизобретенную патриотическую концепцию в сборник теологических произведений, совершенно чуждых национальному духу. Эта «пересадка» оказалась сложной и проблематичной, однако в конечном счете завершилась грандиозным успехом. Следует помнить тем не менее, что сионистское движение достигло своих целей не столько благодаря талантам своих мыслителей и писателей, сколько ввиду сложившихся необычных исторических обстоятельств, разбор которых, пусть весьма частичный, станет задачей последующих глав данной книги.
1. Талантливые теологи дарят себе страну
Книги Ветхого Завета не содержат даже намека на политические аспекты земной родины [152]152
Сомнение в том, что «Эрец Исраэль» является родиной евреев, высказывается в трех поучительных статьях, написанных на иврите (хотя их теоретические рамки и заключения отличаются от выдвинутых в этой книге). Вот их перечень: З. Гурвиц, Г. Эран.О месте (израильская антропология) // Alpayim. – 1991. – № 4. – С. 9–44; Д. Боярин, Й. Боярин.Нет родины у евреев: о месте евреев // Теория и критика. – 1994. – № 5. – С. 79–103; Х. Даган.Понятие «родина» и еврейский этос: хроника диссонанса // Alpayim. – 1999. – № 18. – С. 9–23.
[Закрыть]. В отличие от более поздних христианских текстов они и не утверждают, что истинная вечная родина находится на небесах. Вместе с тем их весьма занимает территориальная тематика. Более того, она является для них центральной. Слово «эрец» («земля» или «страна») встречается в Ветхом Завете более тысячи раз. С ним связан один из наиболее существенных теологических зарядов, которые подавляющее большинство этих книг пытается насадить.
В то время как Иерусалим ни разу не упомянут в Пятикнижии [153]153
Иерусалим появляется в Ветхом Завете относительно поздно. В книге Иисуса Навина он – впервые – упоминается как враждебный город (Иисус Навин 10: 1). Лишь в Книге Судей сообщается, что колено Иуды захватило Иерусалим и предало его огню. (Следует добавить, что в иудаизме лишь Пятикнижие (в отличие от всех других книг) обладает абсолютной, вплоть до каждой запятой, обязывающей святостью. То обстоятельство, что Пятикнижие игнорирует Иерусалим, является неразрешимой теологической и интересной исторической проблемой; следует отметить, что современная библейская критика дает ему элегантное объяснение. – Прим. пер.)
[Закрыть], термин «Эрец Кнаан» («страна – или земля – Ханаан») появляется уже в книге Бытия. С этого момента и далее он будет играть центральную роль: станет целью, сценой действия, вознаграждением, наследием, избранным местом и т. д. О Ханаане сказано: «Земля эта очень, очень хороша» (Числа 14: 7); «Земля пшеницы, ячменя, виноградной лозы, смоковницы, граната, земля масличных деревьев и меда» (Второзаконие 8: 8); и самое яркое – «Земля, текущая молоком и медом» (Исход 3: 8, Левит 20: 24, Второзаконие 27: 3). Широкая публика, как еврейская, так и нееврейская, убеждена, что эта земля отдана «семени израильскому» на вечные времена. Есть немало библейских стихов [154]154
Правда, почти исключительно поздних. – Прим. пер.
[Закрыть], на первый взгляд подкрепляющих эту версию. Как и прочие мировые литературные шедевры, библейские стихи могут быть истолкованы самыми различными способами. В этом, среди прочего, источник их силы.
Вместе с тем не каждое обстоятельство может быть истолковано двояко, тем более, произвольным образом. Парадоксально, но в то время, как христианские тексты прямо указывают, что вера в Иисуса зародилась в Иудее, ветхозаветные книги многократно повторяют, что яхвистская религия появилась на свет отнюдь не в стране, которую Бог позднее обещал своим избранным адептам. Как ни странно, два первых богоявления (Theophaneia), ставшие решающими для образования новой религии, более того, фактически заложившие основу монотеизма в Западном полушарии (иудео-христианско-исламской цивилизации), имели место вовсе не в Ханаане.
В самый первый раз Бог явился в Харане (области, относящейся сегодня к Турции) и приказал арамейцу Авраму следующее: «Уйди себе из земли своей, от родины своей и из дома отца своего в землю, которую я укажу тебе» (Бытие 12: 1). В самом деле, первый приверженец Яхве оставил свою родину и отправился в обещанную, пока неизвестную ему страну. Из-за наступления голода он в ней не задержался и вскоре перебрался в Египет.
Вторая важная и драматическая встреча, согласно основополагающему мифу, произошла в пустыне, после исхода евреев из Египта [155]155
На самом деле Бог впервые открылся Моисею несколько раньше, но наедине, а не публично. Это произошло в пустыне Мидьян (на Аравийском полуострове) – в ходе знаменитой беседы Моисея с горящим кустом. Как ни странно, Бог (или куст) объявил Моисею следующее: «Место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исход 3: 5). Относительное минорное, но значительно более раннее богоявление произошло все-таки в Ханаане, хотя, как и следовало ожидать, не на самой ханаанской земле, а всего лишь во сне, посетившем Иакова (см. Бытие 28: 12–15).
[Закрыть]. Яхве непосредственно обратился к Моисею в ходе торжественного дарования Торы на горе Синай. После объявления Десяти заповедей, среди прочих инструкций, заповедей и советов, он коснулся и проблематики, связанной с Обетованной землей: «Вот, я посылаю ангела перед тобой, чтобы хранить тебя в пути и привести тебя в то место, которое я приготовил… Ибо пойдет мой ангел перед тобой и приведет тебя к эморийцам, хиттийцам, перизеям, ханаанейцам, хивийцам и йевусеям, и истреблю я их» (Исход 23: 20–23). Поскольку слушателям, по-видимому, хорошо известно, что обещанная страна отнюдь не необитаема, божественное обетование впервые включает в себя открытое обязательство «очистить» территорию от ее исконных жителей, способных воспрепятствовать колонизации.
Иными словами, и Авраам, «праотец нации», и Моисей, «первый великий пророк», удостоившиеся тесного и эксклюзивного знакомства с творцом, не были уроженцами Ханаана – они прибыли сюда [156]156
Вообще-то Моисей до Палестины так и не добрался. – Прим. пер.
[Закрыть]из-за границы. Вместо автохтонного мифа, поднимающего на щит древность и укорененность отцов народа, с тем чтобы обосновать его права на землю, яхвистское учение раз за разом выдвигает совершенно другую схему, недвусмысленно подчеркивающую иноземное происхождение основателей и первых лидеров созданного на этой земле политического образования.
Когда «обратившийся в евреи» Авраам, перебравшийся в Ханаан из Месопотамии вместе с женой-арамейкой, решил женить своего «привилегированного» сына, он дал рабу следующее указание: «Не бери сыну моему жены из дочерей ханаанейца, среди которого я живу. Но в мою страну и на мою родину пойдешь и возьмешь жену сыну моему Ицхаку» (Бытие 24: 3–4). Раба это поручение нисколько не удивило. Он вернулся на родину своего господина и привез из этой «заграницы» красавицу Ривку (Ребекку). Этот же «антипатриотический» акт повторился в следующем поколении. Гордая Ривка, прибывшая, как и ее свекровь, из-за границы, сказала своему состарившемуся мужу: «Опостылела мне жизнь из-за дочерей хиттийских. Если Яаков возьмет жену из дочерей хиттийских, как эти, из дочерей этой страны, то к чему мне жизнь?» (Бытие 27: 46). Ицхак подчинился своей доминантной супруге, во многом походившей на его мать, и приказал «привилегированному» сыну: «Не бери жену из дочерей Ханаана» (Бытие 28: 1).
У Яакова, чрезвычайно послушного сына, не оставалось выбора. Он покинул Ханаан и отправился в Арам Нахараим, на родину деда, бабушки и матери. Там, «в изгнании», правда, не слишком далеком, он женился на Лее и Рахели, местных уроженках и довольно близких родственницах [157]157
Попросту, на своих двоюродных сестрах. Лаван, отец Леи и Рахели, жен Яакова, согласно ветхозаветному нарративу, был братом Ривки. – Прим. пер.
[Закрыть]. От этих жен и двух рабынь-наложниц у него родились двенадцать сыновей и дочь. Одиннадцать из двенадцати сыновей Яакова, а также двое сыновей его сына Йосефа (Иосифа), ставшие отцами-эпонимами колен Израиля, родились на чужбине; в Ханаане родился лишь младший из сыновей Яакова – Биньямин (Вениамин). Мало того, все четыре «праматери нации» – чужеземки, родившиеся не в Святой Земле, а в Месопотамии. Итог весьма своеобразен: Авраам, его жена, жена его сына, жены и наложницы его внука и почти все его правнуки, согласно еврейской мифологии, были уроженцами северной части Плодородного полумесяца, эмигрировавшими в Ханаан по приказанию бога.
Антипатриотическая сага продолжается – по мере развития библейского сюжета. Все сыновья Яакова, как известно, «дезертировали» в Египет, так что их потомки, «семя Израиля», рождались в этой стране на протяжении четырехсот лет. Речь идет о промежутке времени более значительном, нежели разделяющий пуританскую революцию в Англии и изобретение ядерного оружия. Подобно своим праотцам, эти израильтяне не гнушались браками с местными уроженками. Эти браки не вызывали никаких возражений – ведь речь не шла о ханаанеянках! Даже самые знаменитые из потомков Яакова вступали в смешанные браки: Иосиф женился на Аснат, сосватанной ему фараоном (не стоит забывать, что Агарь, наложница Авраама, также была не ханаанеянкой, а египтянкой); Моисей, первый великий лидер «семени Израиля», взял в жены мидьянитку Ципору (Сеппору). Неудивительно, что при такой брачной политике, грубо нарушавшей позднейшие иудейские законы, «сыны Израиля расплодились и размножились, и возросли и усилились чрезвычайно, и наполнилась земля ими» (Исход 1: 7) [158]158
Крупнейший израильский демограф, профессор Иерусалимского университета Сержио Делла-Пергола писал несколько лет назад: «Библия говорит о 70 мужчинах, прибывших в Египет с Лаковом, и о 600 тысячах мужчин, покинувших эту страну 430 лет спустя. Такое количественное приращение, несомненно, возможно с демографической точки зрения» (Гаарец. – 2005. – 29 апреля). Любопытно, каким должно было стать общее число жителей Древнего Египта после роста в 8500 раз?
Четыре миллиарда человек? Пять миллиардов? Еще большим? (Несомненно, большим. Население Египта времен Нового царства составляло, по современным оценкам, два-три миллиона человек. Умножив его в 8500 раз, мы получаем 17–25,5 миллиарда. Для сравнения: население Земли в 2012 году составляло около 7 миллиардов человек. – Прим. пер.)
[Закрыть]. Следует помнить, что речь идет о Египте, а не о Ханаане. Таким образом, согласно библейскому рассказу, еврейский «народ» демографически сложился в стране, которая отнюдь не была ему обещана, однако занимала весьма почетное место на карте Древнего мира. Лидеры, которые поведут этот народ в Ханаан, – Моисей, Аарон и Иисус Навин – также родились, были воспитаны и стали адептами Яхве в огромной империи фараонов.
К этой систематической антиавтохтонной мифологии, настаивающей на формировании «святого народа» вне «святой земли», примыкает, как мы уже видели, еще одно сопутствующее ей и являющееся ее имманентной частью явление. Авторы книг Ветхого Завета не просто питают отвращение к жителям Ханаана и отгораживаются от них – они постоянно декларируют крайнюю к ним враждебность. Большинство этих авторов люто ненавидят местные племена («народности»), ни в чем не повинных земледельцев и язычников и шаг за шагом готовят идеологическую платформу для их истребления.
Как мы уже упоминали, непосредственно в ходе откровения на горе Синай, сразу после дарования Десяти заповедей, Бог пообещал изгнать автохтонных жителей Ханаана, чтобы очистить место для своих избранников [159]159
В ходе этого исторического откровения Бог раскрыл свою хитроумную военно-политическую стратегию: «И пошлю шершней перед тобой, и они погонят от тебя хивийцев, ханаанеев и хиттийцев. Не изгоню их в один год, а то земля опустеет и умножатся против тебя звери полевые. Мало-помалу буду прогонять их от тебя, пока ты не расплодишься и не завладеешь этой землей» (Исход 23: 28–30). Из того, что это обещание появляется в тексте почти одновременно с Десятью заповедями, ясно следует, что доминирующий библейский этос несет в себе лишь внутригрупповую мораль, лишенную универсальной составляющей.
[Закрыть]. Моисей, в прошлом – египетский принц, постоянно, при самых различных обстоятельствах, повторяет божественное обещание. Во «Второзаконии» пророк, передавший «сынам Израиля» божественную этику, возвращается к теме в следующих выражениях: «Когда господь, Бог твой, истребит народы, землю которых Господь, Бог твой дает тебе, и ты вступишь в наследие после них, и поселишься в городах их и в домах их…» (Второзаконие 19: 1). Проинструктировав народ о том, какую относительно «умеренную» политику [160]160
Вот она, библейская «умеренность»… Предшествующие библейские стихи (Второзаконие 20: 12–14) декларируют: если неханаанейский город не капитулирует без боя и откажется платить дань израильтянам, в нем следует истребить одних только мужчин, а городское имущество, включая скот, забрать себе; женщин и детей разрешается оставить в живых и обратить в рабство. К ханаанским городам эта «умеренность» не относится: их следует сровнять с землей, истребив всех жителей без исключения, включая женщин и детей. – Прим. пер.
[Закрыть]следует вести в отношении завоеванных народов, не являющихся коренными жителями Ханаана, Моисей возвращается к ханаанским народам с чрезвычайной резкостью: «Лишь в городах этих народов, которые господь, бог твой дает тебе в удел, не оставляй в живых ни души» (Второзаконие 20: 16).
«Истребить» («леакхид»), «уничтожить» («леакрит»), «не оставить ни одной живой души» – это лишь часть словаря, из которого взяты формулы прозрачных заповедей библейского геноцида; однако наиболее распространенным термином, предписывающим поголовную ликвидацию населения страны, является «херем» – «анафема», «бойкот». Действительно, тотальная «анафема» [161]161
Она же упомянутый выше «бойкот». «Херем» имел материальную сторону – он подразумевал истребление не только людей, но и, в определенных случаях, всего их имущества. Этим он отличался от обычного геноцида. – Прим. пер.
[Закрыть], иными словами, полное физическое уничтожение местных жителей, началась, согласно библейской легенде, сразу после того, как израильские «колена» форсировали Иордан и вошли в Обетованную землю.
Избиение началось после первого же военного успеха израильтян – взятия Иерихона: «И уничтожили они все, что в городе: от мужчин до женщин, от юношей до старцев – и до быков, и до овец, и до ослов, острием меча» (Иисус Навин 6: 21). Оно продолжалось систематически после взятия каждого следующего города: «И поразил Иисус всю землю горную и южную, и низменность, и горные склоны, и всех царей их, не оставил никого уцелевшим, и всех людей уничтожил, как повелел Господь, Бог Израиля» (Иисус Навин 10: 40). А завершилось оно безудержными грабежом и кровопролитием [162]162
Речь идет о городах, на которые не был наложен «херем», – на них распространялись обычные законы войны. – Прим. пер.
[Закрыть]: «А всю добычу этих городов и скот захватили себе сыны Израиля, людей же они перебили острием меча до истребления их; не оставили ни одной души» (Иисус Навин 11: 14).
После завершения массового геноцида воинство завоевателей несколько угомонилось и приступило к колонизации страны. «Народ», совсем недавно сформировавшийся в Египте, вновь распался на колена, которые и поделили между собой захваченные территории. Страна, подлежавшая разделу, неожиданно оказалась более обширной, нежели бог обещал Моисею, – она включала в себя крупные заиорданские провинции. В самом деле, история жизни израильтян в Обетованной земле началась с того, что два с половиной колена решили вообще не входить в святой Ханаан и осесть к востоку от Иордана; таким образом, «обетование» с первого же дня распространилось за пределы Ханаана. Эта история излагается в Ветхом Завете подробно, с изрядной фантазией, она шумно обличает беспрерывно повторяющиеся грехи, со временем повлекшие за собой окончательное наказание: странное двойное изгнание, сначала – жителей Израильского царства в Ассирию (в VIII веке до н. э.), потом – жителей Иудейского царства в Вавилонию (в VI веке до н. э.). Значительная часть библейского нарратива, пересказывающего приключения древних евреев в Ханаане, посвящена вскрытию и разъяснению причин, которые привели к травматическим изгнаниям.
Перед историками и учеными-библеистами, не признающими божественную святость Ветхого Завета и отвергающими ее антинаучную, изобилующую противоречиями хронологию, встают следующие вопросы: 1) почему авторы древних ветхозаветных текстов столь упорно и многократно подчеркивают, что основные богоявления произошли вне пределов Обетованной земли; 2) почему большинство важнейших героев увлекательного ветхозаветного эпоса – неавтохтонного происхождения; 3) в чем смысл клокочущей ненависти к коренным жителям Ханаана, буквально брызжущей из ветхозаветного текста, и для чего в нем приводится тяжелый и, с любой точки зрения, странный рассказ о массовом геноциде?
Сразу же отметим, что хотя уже более двухсот лет, с наступлением эпохи Просвещения и распространением систематического секулярного мировоззрения, многие интеллектуалы подвергают резкой критике книгу Иисуса Навина из-за содержащихся в ней описаний организованного геноцида [163]163
В XVIII веке, с ослаблением влияния христианской религии, стали появляться многочисленные протесты, связанные с содержанием и болезненными идеями книги Иисуса Навина. Английские деисты, в частности Томас Чабб (Chubb), и французские просветители, в частности Жан Мелье (Meslier), яростно критиковали эту книгу за содержащуюся в ней заповедь о массовых убийствах. См. также рассуждения на эту тему Вольтера в его статье «Евреи», написанной для «Философского словаря»: Dictionnaire philosophique, in Œuvres complètes de Voltaire // http://www.voltaire-integral.com/Html/19/juifs.htm.
[Закрыть], в недалеком прошлом именно эта книга пользовалась бесспорным предпочтением в широких сионистских кругах, характерным представителем которых был не кто иной, как Давид Бен-Гурион. Рассказ о колонизации и описание «возвращения» народа Израиля в свою Обетованную страну воспламенили основателей Израиля, вдохновившихся богатым и плодотворным сходством библейского прошлого с национальным настоящим [164]164
См., например: D. Ben-Gurion.Biblical Reflections. – Tel Aviv: Am Oved, 1969 [на иврите] и M. Dayan.Living with the Bible. – Jerusalem: Idanim, 1978 [на иврите]. Этот вопрос поднимал также G. Piterberg.The Returns of Zionism. Myths, Politics and Scholarship in Israel. – London: Verso, 2008. – P. 267–282.
[Закрыть].
Учащиеся ешив [165]165
Ешива – иудейское религиозное учебное заведение. Этот термин довольно широк и может относиться как к школе, так и к семинарии для взрослых учащихся. При этом он применяется исключительно к заведениям, предназначенных для учащихся мужского пола. – Прим. пер.
[Закрыть]всегда знали (знают, разумеется, и сейчас), что Библию не следует читать «свободно» [166]166
Тем более, подряд. – Прим. пер.
[Закрыть], без посредничества специальных комментариев, интерпретирующих, а при необходимости и смягчающих жестокие и «загадочные» слова Бога. В отличие от них секулярные еврейские школьники во всех школах еврейского государства, причем в довольно юном возрасте (9–10 лет), изучали и изучают походы Иисуса Навина без помощи защитных интеллектуальных фильтров и прочих инструментов самооправдания, созданных талмудическим иудаизмом. Израильское Министерство просвещения никогда не считало необходимым отмежеваться от наиболее чудовищных пассажей Ветхого Завета и не вводило никакой цензуры в рамках его изучения. Поскольку Пятикнижие и книги «ранних пророков» [167]167
«Ранние (или «первые») пророки» – это технический термин, обычно сводящий в единый корпус ветхозаветные книги, написанные, согласно иудейской ортодоксии, в период Первого храма, то есть до разрушения Иерусалима вавилонянами в 586 году до н. э. Нередко он относится лишь к книгам, входящим в Дейтерономический корпус (согласно еврейским именованиям – «Иисус Навин», «Судьи», «Самуил» и «Цари»). Именно о последних и говорит проф. Занд. – Прим. пер.
[Закрыть]трактовались как аутентичные исторические сочинения, излагающие историю «еврейского народа» с древнейших времен, в течение многих лет считалось, что, в отличие от «поздних пророков» с их темными и абстрактными рассуждениями, книга Иисуса Навина должна изучаться в школе без купюр. Даже когда моральный и педагогический вред такого преподавания «прошлого» стал совершенно очевидным, педагогический истеблишмент продолжал упорствовать в своем нежелании отказаться от постыдных описаний геноцида [168]168
О характере воздействия книги Иисуса Навина на израильскую систему образования см. поучительную статью Галии Залмансон-Леви «Преподавание книги Иисуса Навина и оккупация» (в книге: H. Gor(ed.). The Militarization of Education. – Tel Aviv: Babel, 2005. – P. 131–145 (на иврите)). Еще в 1963 году Г. Р. Тамарин, сотрудник кафедры психологии Тель-авивского университета, провел новаторский опрос, анализировавший восприятие книги Иисуса Навина израильскими школьниками. Результаты опроса оказались настолько устрашающими, что самый факт его проведения вызвал – задним числом – серьезное недовольство министерства просвещения. Впоследствии высказывалось мнение, что именно этот опрос стал причиной увольнения Тамарина из университета. О самом опросе см. в книге The Israeli Dilemma. Essays on a Warfare State. – Rotterdam: R. U. P., 1973. – P. 183–190. См. также статью Джона Хартунга ( J. Hartung.Love Thy Neighbor. The Evolution of In-Group Morality // Skeptic. – 1995. – V. III. – № 4 // http://www.Irainc.com/swtaboo/taboos/ltn01.html) и книгу Ричарда Докинза «Бог как иллюзия» (Москва: КоЛибри, 2010).
[Закрыть].
К счастью, в последние годы и среди сионистских исследователей Библии, и среди израильских археологов стали усиливаться сомнения в том, что касается истинности ветхозаветного нарратива. Поскольку археологические и иные данные указывают все яснее и однозначнее, что исход евреев из Египта – литературный вымысел, равно как и что Ханаан никоим образом не был, как утверждает Библия, завоеван [169]169
В занимающую нас эпоху. – Прим. пер.
[Закрыть]в ходе быстрой военной кампании, резонно (и справедливо) предположить, что кошмарные рассказы о массовых убийствах также являются чистейшей выдумкой. Судя по всему, местное ханаанское население прошло долгий и многоступенчатый исторический процесс, включавший переход от кочевой жизни к оседлому земледелию, и превратилось в пеструю смесь ханаанейцев и древних евреев; это автохтонное население и создало впоследствии два государства – большой Израиль и маленькую Иудею [170]170
Финкельштейн И., Сильберман Н. А.Начало Израиля. Археология, Библия и историческая память. – Тель-Авив: Тель-авивский университет, 2003. – С. 108, 127.
[Закрыть].
В нынешних научных кругах становится общепринятой теория, утверждающая, что истории о завоевании Ханаана были сочинены в конце VIII, самое позднее – в VII веке, в ходе правления царя Йошии, по-видимому [171]171
Опять-таки, исключительно по библейскому свидетельству, которого, объективно говоря, в данном случае недостаточно. – Прим. пер.
[Закрыть]монопольно сосредоточившего исполнение религиозного культа в Иерусалиме; именно тогда в местном «храме» якобы «нашелся» свиток Торы. По мнению различных исследователей, придерживающихся этой теории, главной целью историко-теологического сочинительства было распространение веры в единого Бога как среди жителей Иудеи, так и среди беженцев из Израиля, прибывших в Южное царство после гибели Северного. Борьба царей-монотеистов с идолопоклонством была трудной и требовала использования всех доступных пропагандистских инструментов. Отсюда и мрачная, неразборчивая в средствах агитация, направленная против повсеместного язычества и неразрывно связанного с ним морального разложения [172]172
Финкельштейн И., Сильберман Н. А.Начало Израиля. Археология, Библия и историческая память. – Тель-Авив: Тель-авивский университет, 2003. – С. 84–106. См. также изобилующую интересными нюансами книгу Надава Неэмана «Прошлое формирует настоящее» ( Nadav Na’aman.The Past that Shapes the Present. The Creation of Biblical Historiography in the Late First Temple Period and After the Downfall. – Jerusalem: Hess, 2002. – P. 43–65 (на иврите)) и книгу Яира Амита «История и идеология в Библии» ( Y. Amit.History and Ideology in the Bible. – Tel Aviv: Ministry of Defense, 1997. – P. 55–61 (на иврите)).
[Закрыть].
Эта теория, в свое время, несомненно, свежая и увлекательная, представляется, однако, крайне неубедительной. Разумеется, она избавляет нас, по крайней мере частично, от литературного кошмара, связанного с древним, невероятно жестоким геноцидом, однако в ней по-прежнему нет внятного ответа на кардинальный вопрос: почему библейский нарратив представляет первых монотеистов эмигрантами, завоевателями, людьми, совершенно чуждыми стране, в которую они прибыли? Кроме того, эта схема не объясняет, откуда взялась идея зверского истребления местных жителей, редкая даже для древнейшей литературы. Верно, что люди Древнего мира были очень жестоки – об этом свидетельствует немало источников. Мы читаем о массовых убийствах в ассирийских текстах, в «Илиаде» Гомера; любой студент, изучавший историю, знает, как поступили римляне с жителями побежденного Карфагена. Убийства довольно часто попадали в исторические документы, однако, насколько мне известно, ни один совершавший их коллектив не превозносил свои действия и не хвастал ими, равно как и не оправдывал морально-теологическими мотивами полное уничтожение населения страны, которую намеревался присвоить.
Затем, весьма маловероятно, что основа историографической части Ветхого Завета создана до гибели Иудейского царства в начале VI века до н. э. Во-первых, до его исчезновения невозможно было говорить о нем как большой и величественной державе, столица которой украшена огромными дворцами и роскошными храмами, – ведь археологические данные ясно показывают, что реальный Иерусалим железного века [173]173
В данном случае – первой половины I тысячелетия до н. э. – Прим. пер.
[Закрыть]был крупной деревней, постепенно выросшей в небольшой городок. Во-вторых, рассказ о постоянной покорности династических царей Иудеи абсолютному суверенитету бога и, что еще более невероятно, гневным и назидательным пророкам, представлявшим Бога на земле, заведомо не мог быть сочинен придворными писцами или храмовыми жрецами, не располагавшими интеллектуальной автономией. В-третьих, никакая суверенная монархия, даже самая маленькая, не смирилась бы с метаконцепцией, утверждающей, что ее правящая династия возникла исключительно по воле народа, причем почти все принадлежавшие к ней цари постоянно грешили. В-четвертых, весьма неправдоподобно, что монотеистическая революция, требовавшая введения многих важных и дерзких идей и концепций, вызрела и совершилась в крошечном государстве, прозябавшем в сонном аграрном регионе и нисколько не напоминавшем громадные и бурные культурные центры Ближнего Востока.
Гораздо более здравой представляется гипотеза, выдвинутая многими неизраильскими учеными [174]174
Кстати сказать, к сходному выводу пришел в свое время опиравшийся на поразительно тонкую логику Бенедикт Спиноза.
[Закрыть]и утверждающая, что основные книги Ветхого Завета были составлены и оформлены теологически лишь после прибытия в Иерусалим евреев – выходцев из Вавилонии или даже еще позже – в эллинистическую эпоху [175]175
См.: «Богословско-политический трактат» Б. Спинозы (например, с. 95–103 иерусалимского издания 1963 года). См. также ставшую классикой замечательную книгу британского исследователя Филиппа Дэвиса «В поисках Древнего Израиля» ( P. R. Davies.In Search of «Ancient Israel». – London: Clark Publishers, 1992).
[Закрыть]. Практически несомненно, что высокоодаренные сочинители непосредственно осмыслили бедственные аспекты Вавилонского изгнания. Они беспрестанно говорят о вызванном им потрясении и пытаются дать ему идеологическое объяснение. Весь текст книг Торы и пророков пронизан проблематикой изгнания как знакомого и ощутимого явления; раз за разом оно появляется в тексте как прямая угроза: «А вас рассею между народами и обнажу вслед вам меч, и будет земля ваша пуста… И погибнете среди народов, и пожрет вас земля врагов ваших. А оставшиеся из вас исчахнут за вину свою в землях врагов ваших…» (Левит 26: 33–38). Или: «И рассеет вас господь по народам, и останетесь малочисленными между народами, куда уведет вас господь» (Второзаконие 4: 27). Эти рассуждения абсолютно тождественны появляющимся в поздних, написанных заведомо после возвращения из изгнания книгах, например, в книге Нехемии: «Если вероломны будете, я рассею вас среди народов» (Нехемия 1: 8) [176]176
Эта цитата столь интересна, что заслуживает раскрытия. У Нехемии, обращающегося непосредственно к Богу, сказано: «Вспомни же слово, которое заповедал ты рабу своему Моисею, сказав: „Если вероломны будете, я рассею вас среди народов“». Пророк приводит предупреждающий об изгнании стих из Пятикнижия, отсутствующий в известном нам оригинале. Однако сходных предупреждений в нем предостаточно. – Прим. пер.
[Закрыть].
В качестве рабочей гипотезы можно предположить, что жившие в Вавилонии жрецы и придворные писцы уже не существующего двора, потомки изгнанников, давно оторванные от Иудеи, подверглись – после персидского завоевания Междуречья – оплодотворяющему влиянию зороастризма, религии, соединявшей монотеистические тенденции с концептуальным дуализмом [177]177
Зороастризм, проповедуя монотеистическую веру в благого творца (Ахура Мазду), не отказался от базисной концепции древних иранских религий о существовании двух начал – доброго и злого, – «борьба между которыми составляет содержание мирового процесса». – Прим. пер.
[Закрыть]и как раз в это время боровшейся с политеизмом. Характерное выражение [позднейшего] эпистемологического разрыва монотеистического яхвизма с зороастрийским дуализмом легко улавливается у пророка Исайи, решительно утверждавшего: «Так сказал господь своему помазаннику Корешу [царю Киру]… Я – господь, и нет иного, кроме меня нет бога… Я создаю свет и творю тьму, делаю мир и навожу бедствие… Я, господь, совершаю все это» (Исайя 45: 1–7) [178]178
В пользу гипотезы Занда говорит то простое обстоятельство, что, согласно ветхозаветным логике и хронологии, Исайя, современник царя Хизкии, жил за два столетия до Кира и никак не мог с ним полемизировать. Разумеется, можно считать этот пассаж из Исайи (неважно, первого, второго или десятого) поздней вставкой, но уж слишком она грубая. Проще предположить, что авторы и редакторы книг пророков жили заведомо после Кира и не считали апелляции к великому царю прошлого зазорными. – Прим. пер.
[Закрыть].
На мой взгляд, присущий молодому монотеизму уровень абстракции мог появиться лишь в рамках государственной материальной культуры, обладавшей высоким – по тому времени – уровнем технологического контроля над природой. Этому условию удовлетворяли тогда лишь цивилизации, сформировавшиеся на берегах великих рек, то есть в Египте и в Месопотамии. Удивительный, беспримерный контакт иудейских изгнанников и их потомков с центром высокой культуры заложил, судя по всему, основу их новаторской концепции [179]179
И концепция воскрешения из мертвых, и сам термин «дат» – религия – имеют персидское происхождение. Без ответа остается, разумеется, следующий увлекательный вопрос: почему именно иудейские изгнанники, а не кто-нибудь другой высекли первую искру монотеизма?
[Закрыть].
Этим отважным «образованцам» пришлось, как нередко бывает в ходе решающих интеллектуальных революций, дорабатывать и шлифовать свои радикальные идеи вне рамок традиционного культурного истеблишмента. Языковая изоляция и эмиграция некоторой их части в Ханаан под эгидой персидского имперского суверенитета дали им прекрасную возможность увильнуть от совершенно излишнего фронтального столкновения с враждебной правящей [персидской] жреческой кастой и придворными писцами, все еще поддерживавшими привычный политеизм. Таким образом, где-то на полпути между Ханааном и Вавилонией, с осторожной оглядкой в обе стороны, завершился первый этап долгого исторического перехода к теологической традиции совершенно нового типа.
Крошечный Иерусалим V века до н. э. стал убежищем для колонии этих необычайных интеллектуалов [180]180
Иерусалим чрезвычайно разросся в период между последней четвертью VIII и началом VI века до н. э., то есть после разрушения Израильского царства. С вавилонским завоеванием и гибелью монархической Иудеи город, как и окружающая его местность, почти совершенно обезлюдел. В начале VI века до н. э. в Иерусалиме было, по оценкам современных ученых, около 15 тысяч жителей – немало по тем временам. Через сто лет во всей персидской провинции Иудея (правда, крошечной) проживало не более 30 тысяч человек. Свою старую численность Иерусалим восстановил лишь во времена Хасмонеев – во II веке до н. э. – Прим. пер.
[Закрыть]. Некоторые из них, насколько можно судить, остались в Вавилонии и оказывали эмигрантам материальную и духовную поддержку, сильно способствовавшую созданию революционного литературно-теологического корпуса. Ханаан, таким образом, превратился в духовный плацдарм вероучения, родившегося в северной части Плодородного полумесяца и столкнувшегося теперь с культурами Средиземноморья. Иерусалим стал его первой остановкой в грандиозном (иудейском-христианском-мусульманском) походе, результатом которого – в отдаленном будущем – станет завоевание значительной части земного шара.
С принятием этой гипотезы рассказы о зарождении монотеизма вне Обетованной страны становятся гораздо более логичными и понятными. Литературные образы Авраама и Моисея, импортировавших в Ханаан веру в единого бога, были мифологическим воспроизведением реальной эмиграции носителей вавилонских вероучений, начавших прибывать в страну в V веке до н. э. Основоположники западного монотеизма V и IV веков до н. э. – быть может, самого фантастического периода в истории мировой культуры, когда в разных частях земного шара почти одновременно появились, среди прочего, греческие философия и драма, буддизм и конфуцианство [181]181
Зороастризм появился парой столетий раньше и в этот почетный список не попал. – Прим. пер.
[Закрыть], – собрались в крошечном Иерусалиме и занялись отращиванием крыльев для нового вероучения.
Их культурная активность происходила под тщательным присмотром агентов имперской Персии, в частности таких полезных и уважаемых фигур, как Эзра и Нехемия. Задачей избранных ими повествовательных стратегий было, с одной стороны, создать и укрепить лояльную общину верующих, а с другой – не дать ей чрезмерно усилиться и стать угрозой имперским порядкам. Поэтому в крошечной «Яхуд мединта» (арам, «провинция Иудея») позволялось фантазировать на тему о древнем завоевании целой страны именем бога, рассказывать о могущественных царствах прошлого и мечтать о совершенно нереальных «обетованных» границах, доходящих до страны исхода наших недавних эмигрантов, но не об обретении в настоящем подлинной независимости даже на самой малой территории. Эмигрантам приходилось довольствоваться возведенным ими скромным храмовым зданием, при каждом удобном случае благодарить персидские власти за оказанные «благодеяния» и, самое главное, предотвращать чрезмерное расширение возникшей вокруг них общины «новых верующих».
В отличие от царских семейств, управлявших Израилем и Иудеей, а также образованной прослойки, обслуживавшей в свое время местных властителей, древнееврейские аборигены, простой народ («ам а-арец»), деды и прадеды которых жили в этих царствах, равно как и ханаанейские племена, обитавшие рядом с ними, никогда не изгонялись ни в Ассирию, ни в Вавилонию. Они были и оставались лояльными язычниками, лишенными даже минимального образования. Эти земледельцы, говорившие на смеси здешних [семитских и других] наречий, и не подозревали об исключительности Яхве, хотя и почитали его как видный персонаж в огромном пантеоне местных богов. Задачей эмигрантов-монотеистов было «обработать» элитарную прослойку местных идолопоклонников, убедить ее в своей правоте, изолировать от «простонародных масс» и, в конечном счете, превратить в сплоченное ядро новых верующих. Так, судя по всему, и зародилась литературная концепция «избранного народа».
Подробные царские хроники – надписи, сделанные в литературной форме стелы Меши [182]182
Стела царя Меши (она же «Моавитский камень») – это обнаруженный в 1868 году на территории нынешней Иордании (и впоследствии разбитый местными жителями) черный базальтовый обелиск, на котором высечена надпись, сделанная в IX веке до н. э. царем Моава (заиорданского государства) по имени Меша, которого резонно сопоставить с упомянутым в Библии царем Мешой (в русском переводе Мессой; Царств II 3: 4). Надпись описывает военные и иные достижения Меши. О содержании надписи см., например: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B0_%D0%9C%D0%B5%D1%88%D0%B0. – Прим. пер.
[Закрыть](или в другой, сходной с ней) для фиксации важных событий, как было принято на всем Ближнем Востоке, – вероятно, еще хранились в Иерусалиме или были столетием раньше взяты жителями Иудеи в изгнание после разрушения города [183]183
На существование хроник, оставшихся от разрушенных Израильского и Иудейского царств и послуживших исходным материалом для написания позднейших теологических книг, неоднократно указывает сама Библия. Например, в Первой книге Царств сказано: «А все дела Рехавама и все, что он сделал, записано в книге летописей царей Иудеи» (Царств 114: 29), а также: «А все прочие дела Ахава и все, что он сделал, и дом из слоновой кости, который он построил, и все города, которые он построил, записаны они в книге летописей царей Израиля» (Царств I 22: 39).
[Закрыть]; они прошли литературную переплавку в общем культурном котле с необычайно богатым набором древнейших мифов и ярких космологических традиций, принесенных с севера Плодородного полумесяца и из Месопотамии. Вышедший из этого котла сплав послужил фундаментом для выстроенного чуть позднее рассказа о сотворении мира и явлении единого и единственного бога. Сам бог, «Эль» или «Эло», вышел из ханаанейской традиции и стал именоваться «Элохим». Поэтическая техника и некоторые языковые конструкции были грубо «заимствованы» из угаритской поэзии [почти тысячелетней давности]. Выдержки из юридических кодексов месопотамских царей превратились в библейские заповеди. Даже длинный и сложный рассказ о разделе страны между двенадцатью коленами Израиля имеет прообраз – он восходит, скорее всего, к эллинской политической традиции; литературное описание Платоном идеальной афинской колонии, которая должна быть – вскоре после основания, как и израильская, – разделена на двенадцать родовых общин [184]184
У Платона – на 12 фил (от греч.φυλή), хотя даже в Афинах со времен Клисфена их было только 10; фила в древней Аттике – крупное родовое объединение, община, состоящая из нескольких фратрий, колено. – Прим. пер.
[Закрыть], общеизвестно [185]185
См.: Платон.Законы. Книга V, 744–746.
[Закрыть].