Текст книги "Львиное сердце. Под стенами Акры"
Автор книги: Шэрон Пенман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)
Шерон Пенман
Львиное сердце. Под стенами Акры
Об авторе
Средневековье неизменно привлекает к себе внимание как ученых, так и авторов художественной литературы. Есть в этом историческом периоде нечто, что завораживает нас, влечет погрузиться в глубь веков. Это время окутано легендами о доблестных рыцарях, справедливых королях и прекрасных королевах. История Средних веков изобилует интереснейшими событиями, личностями, поэтому книги о нем неизменно привлекают внимание читателей. И очень важно, чтобы автор литературного произведения изображал историю достоверно, подходил к ней бережно. Всем этим требованиям полностью соответствует Шэрон Кей Пенман. Писательница не жалеет сил и времени на глубокую проработку темы, знакомится как с источниками, так и с монографиями маститых ученых, и каждый ее роман, являясь по форме увлекательным художественным произведением, выступает, по существу, еще и убедительным историческим исследованием. При написании книг Пенман посещает не только библиотеки – она стремится лично побывать в тех местах, где развивается действие романов, увидеть мир глазами своих героев.
Поначалу едва ли кто, в том числе и сама писательница, мог представить, к чему приведет ее увлечение историей Средних веков. Шэрон Кей Пенман родилась в 1945 году в Нью-Йорке. Она получила историческое образование, окончив Техасский университет в Остине, но по профессии стала юристом и до полного перехода к писательской деятельности работала в сфере налогового права. Первая ее попытка заняться литературой относится к студенческим годам. Путь оказался тернист: когда рукопись первой ее книги «Солнце во славе», посвященной смутным временам Войны Алой и Белой розы в Англии, была почти уже закончена, ее украли из автомобиля Пенман вместе с сумочкой. Едва ли похитителей интересовало сочинение никому не известной студентки, но рукопись пропала безвозвратно. Впавшая в отчаяние писательница не бралась за перо в течение пяти лет.
Но притяжение творчества преодолело трудности, и в 1982 году роман был воссоздан заново и переработан, увеличившись в объеме почти в два раза. Книга была тепло встречена как читателями, так и критиками, сразу заявив о Пенман как о восходящем светиле художественной исторической литературы. Она начинает работу над романом «Земля, где обитают драконы», ставшим первой частью так называемой «Валлийской трилогии». Действие книг этой серии развивается на протяжении ХШ в. в Уэльсе, в период наивысшего расцвета королевства Гвинед и его борьбы с могучим английским соседом. Эта овеянная мифами земля настолько очаровала писательницу, что она приобрела там дом и с тех пор живет как в Америке, так и в Великобритании.
Поверив в свои силы, Пенман берется за эпоху, давно привлекавшую ее – историю Англии времен Плантагенетов. Она обращается к истокам династии, основателями которой выступают такие противоречивые фигуры, как Генрих II и его жена, легендарная красавица Алиенора Аквитанская. Сложные отношения между супругами, переплетение любви и ненависти, создание самой могущественной державы своего времени, так называемой Анжуйской империи, становятся главной темой нового цикла писательницы. В 1995 году выходит первая ее большая книга «Пока Спаситель спал» («Украденная корона», «По праву меча»). Со всей присущей ей обстоятельностью Шэрон Кей Пенман начинает рассказ с предыстории героев, обращаясь к насыщенной событиями теме междоусобной войны между королем Стефаном и императрицей Мод (Матильдой) за обладание английской короной. Продолжением становится новая книга «Время и случай» («Высокий трон», «По краю бездны»), вошедшая в список бестселлеров «Нью-Йорк тайме». История Генриха и Алиеноры развивается, а их держава, объединяющая английские и французские земли, становится могущественнее с каждым днем. Но раздор короля с его близким другом и советником, архиепископом Кентерберийским Томасом Бекетом, уже сулит времена испытаний. Третья часть цикла, «Семена раздора» («Один против всех», «Осень льва»), посвящена трагической развязке этой величественной истории.
Помимо полноформатных романов Шэрон Кей Пенман внесла свой вклад в развитие такого популярного жанра, как исторический детектив. Как она призналась сама, для нее это было чем-то вроде развлечения, возможностью отдохнуть от серьезных тем. Но это вовсе не означает, что в работе над серией писательница отошла от незыблемых принципов глубокой проработки исторического материала и достоверного изображения действительности. Главным героем серии из четырех книг выступает Джастин де Квинси, ставший волей случая доверенным лицом королевы Алиеноры и раскрывающий по ее поручению самые запутанные преступления. Первая книга серии, «Человек королевы», была номинирована на престижную детективную премию «Эдгар».
Но главным делом для автора по сей день остается история династии Плантагенетов. Пенман приступила к работе над серией, непосредственно продолжающей трилогию о Генрихе и Алиеноре. Она посвящена их преемнику, королю Ричарду Львиное Сердце. Среди средневековых монархов Ричард, как никто, овеян романтическим ореолом короля-воина, крестоносца, истинного воплощения рыцаря. Не отрицая этих действительно присущих Львиному Сердцу черт. Пенман позволяет нам беспристрастно взглянуть на своего героя, оценить его достоинства и недостатки. На данный момент в новой серии вышли два больших тома – «Львиное Сердце» и «Королевский выкуп», охватывающие участие Ричарда в Третьем крестовом походе и его пребывание в плену у коварного герцога Австрийского.
Пенман по праву снискала любовь читателей, признание критиков и уважение коллег по писательскому цеху. Джордж Мартин, автор знаменитой «Игры престолов», выразился так: «Шэрон Кей Пенман на сегодняшний день сильнейший из романистов, пишущих о Средневековье... История буквально оживает под ее пером».
Александр Яковлев


Посвящается Джилл Дэвис
ДЕЙСТВУЮЩИЕ И УПОМИНАЕМЫЕ ЛИЦА
По состоянию на 1189 год
АНГЛИЙСКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДОМ
Генрих Фиц-Эмпресс (1133—1189) – король английский, герцог Нормандский, граф Анжуйский
Алиенора (р. 1124) – герцогиня Аквитанская в собственном праве, супруга Генриха, бывшая супруга французского короля Людовика VII
ИХ ДЕТИ
Вильгельм (1153—1156)
Генрих (в романе – Хэл) (1155—1182)
Ричард (р. сент. 1157) – герцог Аквитанский, граф Пуатуский, с сентября 1189 г. – король Английский
Жоффруа (1158—1186) – герцог Бретонский по браку с Констанцией
Джон (р. дек. 1166) – граф Мортенский, известный также как Иоанн Безземельный
Матильда (Тильда) (1156—1189) – герцогиня Саксонская и Баварская, мать Рихенцы
Алиенора (Леонора) (р. 1161) – королева Кастилии
Джоанна (р. 1165) – королева Сицилии
АНГЛИЙСКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДВОР
Жоффруа (Жофф) – незаконнорожденный сын Генриха, архиепископ Йоркский
Вильгельм Маршал – один из юстициаров Ричарда, женат на Изабелле де Клари, графине Пемброкской
Гийом Лоншан – епископ Или, канцлер Ричарда
ФРАНЦУЗСКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДОМ
Филипп II (р. 1165) – король Франции
Изабелла – его супруга, дочь графа Эно
Людовик Капет – отец Филиппа, первый муж Алиеноры, покойный
Алиса Капет – сводная сестра Филиппа, с детства помолвлена с Ричардом
Агнесса Капет – сестра Филиппа, в детском возрасте выдана замуж за наследника престола Греческой империи, ныне известной как Византия
Мария – графиня Шампанская, сводная сестра Филиппа и Ричарда, дочь Алиеноры и Людовика, мать Генриха
БРЕТАНЬ
Констанция – герцогиня Бретонская, вдова Жоффруа, замужем за графом Честерским
Ее дети от Жоффруа: Артур и Алиенора (Энора)
НАВАРРА
Санчо VI – король Наварры
Санчо – его старший сын и наследник
Беренгария – его дочь (р. 1170)
СИЦИЛИЯ
Вильгельм д’Отвиль – король Сицилии
Джоанна – его супруга, сестра Ричарда
Вильгельм I – отец Вильгельма, покойный
Маргарита Наваррская —мать Вильгельма, покойная
Констанция д’Отвиль – тетя и наследница Вильгельма, замужем за Генрихом фон Гегенштауфеном, королем немецким и наследником Фридриха Барбароссы, императора Священной Римской империи
Танкред – граф Лечче, кузен Вильгельма по побочной линии
Сибилла – жена Танкреда
Рожер – сын Танкреда
КИПР
Исаак Комнин – самопровозглашенный император
София д’Отвиль – его супруга, незаконнорожденная дочь покойного короля Сицилии Вильгельма I
Анна Комнин – дочь Исаака
САРАЦИНЫ
Аль-Малик аль-Насыр Салах-ад-Дин, Абу аль-Музафар Юсуф ибн Айюб – султан Египта, известный крестоносцам и историкам как Саладин
Аль-Малик-Адиль, Саиф ад-Дин Абу-Бакр Ахмад ибн Айюб – брат Саладина
Баха ад-Дин ибн-Шаддад – приближенный Саладина, автор «Редкой и превосходной истории Саладина»
УТРЕМЕР
Балдуин IV – «Прокаженный король», покойный
Сибилла – его сестра, королева Иерусалимская
Ги де Лузиньян – ее муж, король Иерусалимский
Изабелла – сводная сестра Сибиллы
Онфруа де Торон – ее супруг
Балиан д’Ибелин – повелитель Наблуса, супруг Марии Комнин, бывшей королевы Иерусалимской и матери Изабеллы Конрад Монферратский – родом из Италии, сеньор Тира, кузен короля Франции Филиппа
Амори и Жоффруа де Лузиньяны – старшие братья Ги и вассалы короля Ричарда
Гарнье Наблусский – великий магистр ордена госпитальеров
Робер де Саблъ – великий магистр ордена тамплиеров
Жосций – архиепископ Тирский
УЧАСТНИКИ КРЕСТОВОГО ПОХОДА ВМЕСТЕ С РИЧАРДОМ
Генрих I – граф Шампанский, племянник Ричарда и короля Франции Филиппа
Андре де Шовинъи – кузен Ричарда
Роберт Бомон – граф Лестерский
Губерт Вальтер – епископ Солсберийский
Братья де Пре, Гийом, Жан и Пьер – норманнские рыцари
Жак д’Авен – фламандский лорд
УЧАСТНИКИ КРЕСТОВОГО ПОХОДА ВМЕСТЕ С КОРОЛЕМ ФИЛИППОМ
Гуго – герцог Бургундский, кузен короля Филиппа
Филипп – епископ Бове, кузен короля Филиппа
Робер – граф Дре, брат Бове
Матье де Монморанси – юный французский лорд
Гийом де Барре – прославленный французский рыцарь
Жофре – сын графа Першского, женат на племяннице Ричарда Рихенце (Матильде)
Леопольд фон Бабенберг – герцог Австрийский
ГЛАВА I. Тир, Утремер
Июнь 1191 г.
Когда показался Тир, люди притихли, впечатленные могучими стенами и взволнованные первой встречей с городом, по улицам которого ходил некогда Господь Иисус. Тир представлял собой практически остров и соединялся с материком только короткой и узкой дамбой. В море глубоко вдавался волнорез, или мол, а мощная цепь, протянутая от высокой башни на восточной его оконечности к башне на суше, преграждала вход в гавань. Ричард с удивлением обнаружил, что при виде древних каменных стен знаменитого библейского города взгляд его затуманился от слез. Более трех лет прошло с тех пор, как он, узнав о падении Иерусалима, принял Крест. За эти годы священный поход не раз казался всего лишь соблазнительным миражом, манящим на горизонте, но недостижимым. Теперь он наконец обрел осязаемую форму.
К стоящему на носу галеры королю подошел Андре и нахмурился при виде натянутой цепи – они ведь загодя направили сюда Балдуина де Бетюна, а также Пьера и Гийома де Пре на маленькой сагитте, чтобы предупредить о прибытии Ричарда.
– Почему горожане не опустили преграду, чтобы впустить нас в гавань?
Этот прагматический вопрос вернул короля к реальности, и он тоже нахмурился. Потом дал знак шкиперу галеры Алану Тренчмеру. Когда корабль подошел на расстояние оклика, Тренчмер потребовал впустить флот английского короля. Ответа не последовало ни с одной из сторожевых башен, хотя галера подошла достаточно близко, чтобы стало видно расположившихся на укреплениях воинов. Тренчмер собирался закричать снова, но тут англичане заметили, как возвращается их сагитта.
Гребцы ловко подвели кораблик к борту галеры. Еще до того, как Балдуин и братья де Пре поднялись на палубу, люди поняли, что есть смысл приготовиться к очень плохим новостям. Ричард не мог припомнить, чтобы видел флегматичного обычно фламандца в таком возбуждении. По бледной коже Балдуина шли алые пятна, голубые глаза сузились до щелок, перебираясь через планшир, он чертыхался сквозь зубы. По-фламандски король не понимал ни слова, но перевода не требовалось.
– Эти сукины дети отказываются впустить нас в гавань!
На миг повисла изумленная тишина, сменившаяся криками ярости. Ричард опешил.
– Конрад смеет утверждать, что меня не рады видеть в Тире?
– Его здесь нет, он под Акрой, принимает участие в осаде. Но его люди говорят, что Конрад дал однозначный приказ не впускать английского короля в город. К их чести, они испытывают стыд, отвергая принявших Крест. – Балдуин скривился как от кислого. – Отец Конрада определенно умер, потому как его люди называли Конрада «маркизом». А еще он заявил официальные притязания на корону, потому как его величали еще и «избранным королем иерусалимским».
Рыцарь дополнил последнее предложение тем, что повернулся и сплюнул за борт.
Андре посмотрел на соседнюю галеру, над которой развевались желтые кресты Утремера.
– Ги это не понравится, – рассудительно заметил он.
Ричарда происходящее тоже в восторг не привело. Король вскинул руку, приказывая подданным прекратить возмущаться, и отдал Алану Тренчмеру короткое распоряжение встать на якорь с подветра от волнолома. Потом посмотрел на Тир, выглядевший обманчиво спокойным в золотых сумерках, и раздраженно мотнул головой.
– Что скажешь, когда наш враг, неверный Саладин, оказывается человеком более честным, чем наш христианский союзник? – язвительно спросил он.
На следующее утро флот отправился на юг. Двадцать пять галер держались в виду берега. Ричард пригласил Ги и Жоффруа де Лузиньянов прибыть к нему на «Морской клинок», так как хотел обсудить осаду с людьми, участвовавшими в ней с самого начала. По иронии судьбы, нападение на Акру стало последствием отказа, подобного пережитому накануне Ричардом. После поражения под Хаттином Ги пробыл в плену у Салах ад-Дина больше года. Поклявшись не поднимать больше оружия против султана, Ги был освобожден, после чего нашел епископа, готового освободить его от клятвы, и направился в единственный остающийся в руках у христиан город – Тир. Однако спаситель оного, Конрад, не собирался передавать его в руки тому, кого винил в разгроме под Хаттином, и отказал Ги во въезде в город. В отчаянии тот с небольшим отрядом взялся осаждать Акру, и вскоре осада стала центральным пунктом сопротивления Салах ад-Дину – даже Конрад под давлением общественного мнения вынужден был присоединиться к ней. Минуло два года, сарацинский гарнизон держался из последних сил, и главным опасением Ричарда было то, что Акра успеет пасть до его прибытия.
Укрывшись от палящего солнца в шатре, Ричард, Лузиньяны и некоторые из рыцарей изучали карту Акры. Подобно Тиру, она была прибрежным городом. С запада и с юга ее защищало море, с севера и востока – мощные стены с многочисленными башнями, а также глубокий ров. Острием кинжала Жоффруа чертил на пергаменте диспозицию сил осаждающих.
– Гуляя по лагерю, услышишь почти все языки христианского мира, потому как там собрались генуэзцы, пизанцы, англичане, французы, фламандцы, датчане, фризы, армяне, немцы и венгры. Твой племянник Генрих Шампанский принял командование по своему прибытию прошлым летом.
Лицо Жоффруа не выражало ничего, словно за последней фразой не стоял намек, что именно неверие войска в его брата послужило причиной замены коронованного государя на молодого, двадцатичетырехлетнего графа.
– Вот тут, на холмах позади нас, располагается армия Саладина. – Кинжал Жоффруа снова уткнулся в карту. – Всякий раз во время приступа к стенам войско султана старается отвлечь нас, устроив нападение на лагерь. Прорваться через наши рвы и укрепления сарацинам ни разу не удалось, но этой зимой нам пришлось худо, когда штормы заперли корабли в портах и провизия подошла к концу. Смею предположить, государь, ты наслышан об этом.
Ричард кивнул, и Жоффруа вернулся к карте.
– По прибытии французский король сосредоточил свои осадные машины напротив Проклятой башни в северо-восточном углу города. – Предвосхищая вопросы, Лузиньян усмехнулся. – Считается, что именно в ней были отчеканены тридцать серебряников, уплаченные Иуде. С учетом требюше[1], которые ты доставил, милорд король, мы превратим стены крепости в пыль еще до Иванова дня.
– С Божьей помощью, – согласился Ричард.
Когда он добавил, что часть его требюше оснащена противовесами, а потому имеет большую мощность по сравнению с теми, что работают за счет натяжения канатов, у них с Жоффруа разгорелась дискуссия о различных технических деталях, показавшаяся Ги смертельно скучной. Поэтому его обрадовало появление одного из рыцарей Ричарда.
– В чем дело, Морган?
– Монсеньор, корабль впереди, он не похож ни на один из тех, что мы видели прежде!
Ричард, Лузиньяны и рыцари поспешили на палубу и застыли в изумлении, потому как и из них никто подобного корабля никогда не видел. Он был огромный, раза в два с лишним крупнее самого большого буса, с тремя высоченными мачтами. Борта его были задрапированы зеленой и желтой тканью, придавшей судну странный, экзотический облик. А по мнению Ричарда, еще и подозрительный, потому что флага на нем не было. Окликнув шкипера соседней галеры, король поручил ему выяснить принадлежность загадочного корабля. Галера вскоре вернулась, шкипер доложил, что по словам экипажа судно французское, держит путь из Антиохии к Акре.
Ричард мотнул головой.
– Не верю я, что у Филиппа могут иметься подобные корабли.
Остальные тоже сомневались. Тут к королю протолкался один из матросов галеры.
– Милорд, это турецкий корабль.
– Ты уверен? – Ричард посмотрел на загорелое, обветренное лицо моряка, потом на гигантский бус.
– Да, уверен. Оно прям очень похоже на то, что я видел однажды в гавани Бейрута. И я могу это доказать. Прикажи послать другую галеру, только пусть с нее их не окликают и не приветствуют. Посмотрим, как они себя тогда поведут.
Предложение показалось Ричарду разумным, и он отдал распоряжение. Англичане сгрудились у борта, во все глаза наблюдая за тем, как галера снова подходит к высокому как башня бусу. На этот раз моряки не окликнули корабль и были тут же встречены градом стрел.
Приготовиться к атаке! – скомандовал Ричард и поспешил под навес, вооружаться.
Прочие последовали его примеру, тем временем трубы передавали от галеры к галере сигнал объединиться в нападении на могучий сарацинский корабль.
Он вполне мог уйти от английских галер, но ветер внезапно упал, и паруса буса безвольно обвисли, поэтому англичане стали догонять. А поравнявшись с кораблем, они ринулись на него как стая охотничьих псов, спущенная со сворки на медведя. Галеры, гребцы которых истекали потом, окружили бус. Но всякий раз, как они пытались сблизиться для абордажа, сарацинские моряки и солдаты отгоняли врага прочь градом стрел и болтов. Даже когда самые бравые сумели преодолеть этот шквал и подошли к бусу, путь преградили высокие, крутые борта судна. По сравнению с сарацинским великаном низкосидящие галеры казались карликами, попытки зацепиться за него баграми и канатами успеха не принесла.
Большинству рыцарей Ричарда впервые предстояло участвовать в морском сражении, и они охотно уступали эту честь морякам, которые на раскачивающейся палубе чувствовали себя так же уверенно, как рыцари в седле. Морган никогда не сомневался в собственной храбрости, но был впечатлен отвагой матросов, карабкающихся по этим отвесным бортам, находясь одновременно под ливнем стрел. Беспокоился валлиец и за жизнь Ричарда, опасаясь, что король примкнет к этому самоубийственному приступу, облаченный в полный доспех, который в случае чего камнем увлечет его на дно. Подобная попытка будет со стороны Ричарда безумием, да и преступлением, поскольку его гибель подпишет приговор крестовому походу.
Но Морган прекрасно знал, что Ричард наверняка полезет на борт буса, дай ему хоть половинку шанса. Поэтому облегченно выдохнул, убедившись, что остальные разделяют его озабоченность. Ричард был слишком занят, подбадривая своих и выстреливая из арбалета всякий раз, как сарацин выглядывал из-за планшира, что не заметил, как ловко действует рулевой их галеры, который постоянно удерживал судно в гуще боя, но ни разу не приблизился к врагу настолько, чтобы можно было пойти на абордаж.
Усталые и павшие духом, моряки галер в итоге отдалились от противника на расстояние выстрела из лука, не зная, что предпринять дальше, потому как сарацинский корабль казался неприступным как хорошо укрепленный замок. Несколько галер окружили «Морской клинок» с целью посоветоваться с королем. Капитаны спрашивали, стоит ли продолжать атаку.
Ричарда возмутило то, что подобный вопрос вообще кто-то задает.
– Вы серьезно? Это турецкий корабль, набитый солдатами, оружием и припасами. Если он достигнет Акры, то Бог весть сколько еще сможет продержаться гарнизон. Вы, что труса празднуете? Если он уйдет, вас всех повесить мало!
Морган воззрился на короля, потом протиснулся к Андре, перезаряжавшему арбалет.
– Он ведь не всерьез, да?
Де Шовиньи мрачно усмехнулся.
– Ричард любит сыпать страшными угрозами, когда на горизонте маячит поражение. Впрочем, король ни одной из них еще не исполнил, и наши это знают. Однако лучше будет найти способ взять тот корабль, поскольку упустить мы его не вправе – слишком многое поставлено на кон.
Моряки придерживались того же мнения. Отчаяние подопрело изобретательность, и они разработали план, бывший настолько же смелым, насколько рискованным. Возобновив атаку, галеры отвлекли внимание сарацинского экипажа, а тем временем несколько человек, раздевшись до подштанников, прыгнули в море и поплыли, держа моток каната. Нырнув под бус, храбрецы снова появились на поверхности, тяжело отдуваясь, и погребли назад к своим судам. Ричард перегнулся через планшир, неотрывно наблюдая за пловцами, потом расхохотался:
– Молодцы, парни, замотали им руль!
Догадка оказалась верной, и когда бус наклонился вдруг на правый борт, рыцари разразились торжествующими воплями. Переставший подчиняться рулю корабль раскачивался на волнах, описывая круги, тогда как рулевые на палубе лихорадочно пытались восстановить контроль. Затем последовала самая ожесточенная рукопашная из всех, какие приходилось видеть Моргану. Сарацинский экипаж хоть и состоял из неверных, обреченных вечно гореть в аду, но валлиец признал, что храбрости им не занимать. Палуба вскоре стала скользкой от крови, людей сталкивали с борта или они падали сами. Кто-то барахтался в багровом облаке, кто-то камнем шел ко дну. Галеры подошли к бусу вплотную, матросы перегибались через планшир, вытаскивая своих, а арбалетчики расстреливали старающихся удержаться на плаву турок. Все больше моряков перелезало через высокий борт «турка», и на какой-то миг показалось, что они берут верх. Но тут из трюма посыпались еще сарацины, обрушившиеся на англичан с яростью людей, которым нечего терять. Сверкали клинки, отсекая руки, ладони, даже головы, и со временем воины Ричарда оказались оттеснены на корму, откуда стали спрыгивать на ближайшие галеры или прямо в воду, и цеплялись за весла, чтобы не утонуть. Сарацины, выкрикивая ругательства и оскорбления, снова взялись за луки, а также стали сбрасывать за борт тела убитых. Однако победа их была эфемерной, и турки сами это знали, ведь они находились на покалеченном корабле, окруженном хищными волками моря.
Рыцари привыкли сражаться копьем и мечом, и лишь немногие из них могли последовать примеру Ричарда. Зато тот управлялся с арбалетом так же ловко, как с любым другим оружием. Даже профессиональные арбалетчики перестали стрелять во время абордажа, опасаясь попасть в своих, но король продолжал выпускать болты, уверенный в твердости руки. Рыцари старались держаться от него на расстоянии, так как чувствовали кипящий в государе гнев – тот черно-желчный гнев, ставший проклятием Анжуйцев и подтверждавший легенду о том, что тамошние графы ведут свой род от самого Люцифера.
И тут Ричард удивил всех, отозвав галеры, готовившиеся к очередной атаке.
– Я надеялся захватить бус, потому как он наверняка везет оружие и провизию, возможно даже «греческий огонь», – промолвил он сердито. – Но сарацин слишком много и сдаваться они не собираются. На сегодня погибло достаточно много добрых христиан. Больше жертв не будет. – Король откашлялся, потому как горло, надорванное громогласными командами и проклятиями, болело. Потом бросил хрипло: – Потопить его.
Хоть никто и не хотел признаться, но большинство обрадовалось отмене новой атаки на сарацинский корабль. Но воинам хотелось также отплатить за смерть товарищей, поэтому новый приказ был воспринят с энтузиазмом. Галеры снова окружили бус, ожидая сигнала. Пропела труба, и под отбиваемый барабаном ритм гребцы налегли на весла, стараясь как можно сильнее разогнать суда перед тем, как их железные тараны вонзятся в корпус. Столкновение бросило людей на колени, даже тех, кто приготовился к нему, и англичане торжествующе завопили, когда в бортах «турка» появилось несколько зияющих пробоин. Галеры готовились к повторению маневра, но большой корабль вздрогнул и начал тонуть.
Агония огромного сарацинского буса получилась на удивление недолгой, что озадачило наблюдающих моряков. Они едва успели отвести свои суда на безопасное расстояние, когда бус вздрогнул и начал погружаться носом. Большая часть экипажа пошла ко дну, уцелевшие погибли от рук христиан. Рыцари обнажили мечи, поражая всякого сарацина, до какого могли дотянуться, а арбалетчики находили столько легких мишеней для своих болтов, что море вскоре окрасилось кровью. Ричард решил сохранить жизнь некоторым из врагов, намереваясь допросить их об оружии, которое они везли, и те тридцать пять человек, которых втащили на галеры, стали единственными спасшимися.
Большинство англичан захлестывали противоречивые эмоции: радость остаться в живых смешивалась с печалью по павшим товарищам и острым чувством триумфа. Моргана после битвы несколько часов трясло, и он не смог присоединиться к пирушке других рыцарей на «Морском клинке» по случаю победы. Валлиец никак не мог понять, почему так взволнован, и наконец пришел к выводу, что его особенно пугает перспектива утонуть. Он спросил у одного из моряков, почему сарацины умирали молча, даже не взывали к своему богу, когда скрывались под волнами. И вскоре пожалел об этом, потому как матрос пустился во всех подробностях рассказывать о случае, когда сам тонул. По его словам, тонущий редко зовет на помощь, потому как одержим одной мыслью – хлебнуть воздуха. Еще моряк высказал наблюдение, что утопающий идет ко дну камнем, в отличие от человека, который упал в воду уже мертвым, но признался в невозможности объяснить это явление. Получив сведений больше, чем рассчитывал, Морган мрачно утешал себя тем, что опасаться подобной судьбы в песчаных пустынях Утремера нет нужды.
Двоих из спасенных сарацин доставили на борт «Морского клинка» для допроса. Ричард, раздосадованный провалом затеи захватить груз, уже пребывал не в лучшем настроении, и задержка с поисками толмача его не улучшила. Наконец Г и припомнил, что Онфруа де Торон неплохо владеет арабским, и молодого человека поспешно переправили на королевскую галеру.
Один из пленников, мужчина средних лет, упрямо молчал, с вызовом и ненавистью глядя на победителей своими темными глазами. Второй был помоложе, примерно ровесник Моргану. Он пребывал в ступоре не столько испуганный, сколько ошеломленный. Морган подозревал, что и сам чувствовал бы то же самое, доведись ему стать свидетелем гибели такого количества своих спутников. Ему не удавалось подавить в себе искру сочувствия к юноше, хоть тот и был неверным язычником, и когда Онфруа присел рядом с пленником, валлиец остался на палубе, чтобы послушать рассказ сарацина.
Голос у Онфруа был низкий, приятный, и фразы допроса, произносимые на языке, который немногим из присутствующих приходилось прежде слышать, звучали почти мелодично. Пленник отвечал без запинки, но безразлично, словно его уже ничто не волновало. Встав, Онфруа заставил немалое количество бровей вскинуться в удивлении, потому как, прежде чем направиться к Ричарду, рыцарь сочувственно похлопал сарацина по плечу:
– По его словам, их направили на усиление гарнизона Акры. На корабле было шестьсот пятьдесят солдат, он вышел из Бейрута с грузом из ста верблюжьих вьюков оружия: осадные машины, копья, мечи, настенные арбалеты, кувшины с «греческим огнем» и двести ядовитых змей. Сарацины уже пробовали однажды прорвать нашу блокаду, и с наступлением темноты собирались предпринять вторую попытку. Еще пленник сказал, что, поняв неизбежность поражения, капитан приказал продырявить бус, чтобы груз нам не достался. Когда мы пошли на таран, матросы уже сделали пробоины в корпусе, поэтому корабль и затонул так быстро.
– Как звали капитана? – спросил Ричард.
Узнав, что его звали Якуб аль-Халяби из Алеппо, король повторил имя, прибавив, что такой храбрец заслуживает, чтобы его помнили. Потом посмотрел на место, где скрылся в водной пучине бус. Кровь растворилась, тел тоже не было, их забрало море. Единственным свидетелем трагедии оставались кусок бизань-мачты, несколько бочек да плавники акул, привлеченных сюда запахом смерти. Но Ричард думал не о погибших христианах или мусульманах. Его думы занимали шестьсот пятьдесят солдат и полный трюм оружия. Губы его шевелились.
– Что, если бы мы разминулись с ними? – хрипло промолвил он, осенив себя крестом. – Господь явно был на нашей стороне сегодня.
По толпе прокатился шепот искреннего согласия. Онфруа кивнул, но потом улыбнулся печально:
– Люди всегда полагают, что Бог за них. Думаю, Якуб из Алеппо тоже никогда в этом не сомневался.
Не все рыцари приняли это заявление хорошо, сочтя саму мысль об этом почти кощунственной.
Король испытующе посмотрел на молодого человека.
– Однако Якуб из Алеппо мертв, не так ли? – сухо заметил он.
Семь недель минуло с прибытия Филиппа под Акру. Семь самых отвратительных недель в его жизни. Король с первого дня возненавидел Святую землю: ее томительную жару, зловредный климат, такой опасный для новичков, плоский, безлесный ландшафт, совсем непохожий на французский, ядовитых змей и скорпионов, заползающих в шатры с заходом солнца. Он беспокоился о своем здоровье – государь с болезненным трехлетним сынишкой в качестве наследника, заточенный в краю смертоносных миазмов и зараз, где самый крепкий человек может проснуться больным поутру и сойти в могилу меньше чем через неделю. Хвори уносили больше жизней, чем турки. Умирали богатые и знатные, в том числе и королевские родичи. Всего семь дней назад граф Фландрский Филипп скончался в Арнальдии от жестокой лихорадки, очень заразной и зачастую смертельной. Французский монарх удержал при себе врача графа, мастера Джона из Сент-Олбанса, но нервы его находились в таком взвинченном состоянии, что он сомневался, стоит ли доверять этому человеку. В конце концов, доктор ведь англичанин. Если Ричард замышляет отравление, то кто подойдет для этой цели лучше, как не собственный лекарь короля?








