Текст книги "Теперь ты меня видишь"

Автор книги: Шэрон Болтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

46

Я так стремительно тону, что мне кажется, будто я до сих пор падаю. Меня окружает тьма – настолько непроглядная, что может быть и твердой, а не жидкой. Я понимаю, что должна противиться своим инстинктам и сохранять спокойствие. Паниковать нельзя, в моем распоряжении несколько минут. Человеку, который падает в Темзу возле Вестминстера посреди зимы, дано сто двадцать секунд, не больше – потом конечности сковывает холодом, и он идет ко дну. Мне же повезло упасть в Темзу в конце сентября.

Быстрее! Нельзя терять ни одной из драгоценных минут. Я развела руки и ноги, чтобы замедлить движение. Оглянулась. В глазах жгло. Ничего не видно – только мельтешение темных фигур. Огни. Это свет с берега. Я уже не тону, но все равно передвигаюсь слишком быстро: меня подхватило волной.

Плыви! Вверх, к огням. Не дыши! Не думай о реке, не думай о тьме, которая разверзлась внизу, о водорослях, липнущих к лицу! Не теряй ни минуты! Острая боль – я обо что-то ударилась. Я не вижу, что это, но трусь о какую-то жесткую поверхность. Я обмираю на миг и понимаю, что за что-то зацепилась. Река проносится мимо, как водопад. Все, конец. Но вот я снова свободна, снова уношусь во тьму. Огни над головой. Не дыши! Прошло уже несколько минут. Время идет. Мне нужен воздух.

Я дышу. Я прорвалась наверх – и опять погружаюсь, но воздух, который попал в легкие, вселяет надежду. Я отбиваюсь от воды. Я двигаюсь вперед. Не поддавайся холоду! Из Темзы круглый год еженедельно достают по свежему трупу. В основном в Лондоне. Ты не можешь стать одним из них.

Я выныриваю на поверхность. Гигантское колесо обозрения отсюда кажется совсем крохотным. Я уже проделала большой путь. Меня несет приливом – и снова окунает в воду. Я барахтаюсь в реке, поглощенная тьмой и гонимая волнами. Меня найдут через несколько дней – думаю, в излучине у Собачьего острова, там чаще всего застревают покойники. Мое тело будет раздутым, исклеванным чайками. Меня уложат в специальную ванну – неглубокую, но большую, – и речная полиция попытается снять отпечатки пальцев, если у меня, конечно, будут пальцы.

Но пока я жива, я дышу и двигаюсь. Сбрось куртку: намокшая ткань отяжелела и тянет ко дну! Я отваживаюсь коснуться пуговицы – и вспоминаю.

Куртка – моя единственная надежда. А еще – телефон Джосбери в кармане. Они будут знать, где я. Они вместе со мной движутся вниз по течению. Ты, главное, не умирай! Я вижу очертания чего-то громадного на берегу. Это Игла Клеопатры. Скоро мост Ватерлоо. Вот «Королева Мария». Здесь река делает резкий поворот. Здесь я рискую разбиться насмерть об опору моста или пришвартованную баржу. Здесь же я могу спастись.

Я разворачиваюсь лицом по течению. Это почти середина реки, и шансов на то, чтобы отплыть в сторону, у меня нет. Но на северном берегу всегда многолюдно: это, можно сказать, общепризнанная стоянка для круизных судов и исторических кораблей. Ой, черт, как же больно! Что-то ударило в лицо, и я на несколько секунд теряю способность дышать. Но лодки с Набережной уже близко. Вот одна – маленькая, что-то вроде речного такси. Стоит привязанная к берегу. И до веревок совсем не высоко.

Я собираю волю в кулак. Река рвет и мечет, она не согласна на компромисс. Она не сдается, продолжает борьбу. Ухватившись за веревку, я почти горизонтально распластываюсь на воде, настолько сильное тут течение. Последний рывок – и я цепляюсь за веревку локтем. Сжимаю руки «в замок». Это все, на что я способна.

Теперь у меня в запасе действительно пара минут. Потом силы иссякнут. Потом холод, хоть и сентябрьский, скует меня. Джосбери и все остальные будут меня искать. В Скотланд-Ярде будут знать, где я. Они с кем-то свяжутся. Кто-то меня спасет.

Если, конечно, хитроумные устройства Джосбери водостойки.

47

Очнулась я в больничной палате. Жалюзи на окнах были опущены, но сквозь щели все-таки брезжил свет. Значит, не умерла. Несколько минут я пролежала без движения. Несколько долгих минут. Мне было очень жарко. Затем я осмелилась пошевелить руками и ногами – и по телу разлилась боль. Значит, серьезных повреждений нет. Я привстала, познакомившись с доселе неведомой болью: голова, лицо, торс – саднило все.

Я села и сосредоточилась на дыхании. Вдох-выдох, выдох-вдох. Я ждала, пока боль пройдет. Когда из острой она превратилась в ноющую, я решила, что можно снова попробовать лечь. Вполне разумное решение, вот только в туалет ужасно хотелось.

Я слезла на пол и предприняла отчаянную попытку встать, над которой посмеялся бы даже младенец. Зато не упала. Примерно в восьми футах от меня была дверь – возможно, в уборную. Вот хорошо бы было… На покорение коридора у меня бы точно не хватило сил.

Я двинулась в путь. Черт, какая боль! Неужели нельзя было помочиться в реке? Голова шла кругом. Слава тебе господи, таки сортир! Открыто. Может, даже получится присесть, не упав на пол.

Да, сесть у меня получилось, а вот встать – это уже другая история. Я решила не спешить. Где я вообще нахожусь? Наверное, в одной из больниц южного Лондона. Я помнила яркий свет в лицо. Помнила, как ко мне тянется чья-то рука. Взяться за веревку я не смогла, поэтому меня заарканили, как бычка, сбежавшего с фермы, и затащили в шлюпку. Симпатичная рыженькая из речной полиции пристегнула меня к носилкам и обернула серебристыми теплоудерживающими одеялами. Потом мотор рванул – и мы понеслись к берегу, где уже поджидала «скорая».

Ладно, нельзя же всю ночь просидеть на унитазе. Придется вставать. Черт с ней, с болью, потерплю, не такая уж она невыносимая. Вот только дышать почему-то было сложно, как будто я сильно простудилась. Я смыла и вышла из туалета. В двери было окошко. Выглянув, я увидела мужчину, сидящего напротив на пластмассовом стуле. Глаза у него были закрыты, рука на перевязи. Дверь в палату и его глаза открылись одновременно. Джосбери посмотрел на меня и встал.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, закрыв за собой дверь.

– Как девушка, чуть не утонувшая в Темзе.

Выглядел он смертельно уставшим. Интересно, сколько он тут просидел?

– Лучше пока не вставать, – сказал он. – Тебя пару часов назад накачали обезболивающим и успокоительным.

Может, поэтому казалось, что в голове у меня осиное гнездо, к тому же кем-то потревоженное.

– Что со мной?

– Поломала несколько ребер. Пара растяжений. И очень много гематом.

Вроде бы нормально.

– Это из-за меня? – поинтересовалась я, кивнув на перевязь.

Он пожал плечами – точнее, одним, здоровым плечом.

– Ну, ампутация мне пока не грозит. – Он попытался улыбнуться. – Твоя кроссовка у меня в машине.

Я опустила глаза.

– Кажется, я и вторую потеряла.

– Тогда оставлю ее себе как сувенир. – Улыбка его стала смелее.

– А что с Купером? – спросила я.

Бултыхаясь в реке, я не вспоминала о человеке, из-за которого там очутилась. Главное было выжить. А вот теперь…

Джосбери покачал головой.

– Пока не знаем. Но еще ведь рано. Мы и тебя бы не нашли, если бы…

– Я понимаю. – Этого, наверно, было мало. – Спасибо.

– Он погиб, Флинт. Выбраться должен был кто-то один.

– Я понимаю, – повторила я. Оно, наверно, и к лучшему. И все же… – Помнишь, что он сказал напоследок? Что это все подстава.

– Да все они так говорят! – Джосбери указал на кровать. – А теперь давай ложись. Утром приедет Талли, начнет кудахтать и быстро уморит тебя расспросами.

– Хорошо, только руки вымою.

В углу стояла раковина.

Он двинулся за мной.

– Лэйси, я бы не советовал…

Поздно – я уже стояла у раковины. И смотрела в зеркало. И видела лицо, которое не было мне знакомо.

Я отшатнулась, как будто чужое лицо исчезнет, если на него не смотреть. Но оно не исчезало – я поняла это по глазам Джосбери. Я прикрыла этот ужас руками, спрятала его. В следующую секунду он обнял меня, и я смогла всласть выплакаться в темно-серую толстовку.

– Это на девяносто процентов поверхностные повреждения, – сказал он мне на ухо. – Так врач сказал. В основном просто синяки и отеки. Пройдет за пару недель.

Но я не могла сдержать слезы.

– Ты, наверное, ударилась лицом. Слава богу, что хоть шлем не сняла.

– А зачем бинты? – выдавила я сквозь рыдания.

Своего носа я просто не увидела: на его месте красовалась здоровенная квадратная заплата.

– У тебя над переносицей небольшая трещинка, совсем…

Я уже не плакала – я выла.

– Ну-ну, успокойся. Все будет хорошо. Департамент все оплатит, будешь как новенькая.

Я пыталась остановиться, честное слово. Мне из-за этих слез даже дышать было трудно.

– А что еще? – пробормотала я.

Джосбери вздохнул.

– Небольшой порез на правом виске. Если шрам и останется, то малюсенький. Губу тоже пришлось зашить, но изнутри.

Глубокий вдох. Толстовка Джосбери была выпачкана кровью. Моей кровью.

– Это все. Правда. Через пару недель опять станешь писаной красавицей.

Я провела ладонью по лицу – боже, какая боль! – подняла глаза и коснулась шрама. Но не своего. Несколько секунд, почти нескончаемых, мы просто смотрели друг на друга.

– Прости, – сказал он.

– За что? За то, что ты меня за кроссовку схватил, а не за лодыжку?

Но я знала, что он извиняется за что-то другое.

– За то, что я все время тебя распекал.

Я больше не могла на него смотреть.

– Да, вел ты себя по-скотски, что тут скажешь.

– Вы вели себя по-скотски, сэр, – поправил он, крепче обнимая меня. – Я знаю.

– Но почему?

Я не смела оторвать глаз от влажного пятна на толстовке.

Левая рука шевельнулась на перевязи, как будто он хотел обнять меня и ею тоже. Еле слышный вздох.

– Дана считает, что я влюбился в тебя по уши, а я пользуюсь проверенным методом: сублимирую неудовлетворенное влечение в необоснованную агрессию.

Значит, они с Даной не… Улыбаться, как выяснилось, мне тоже было больно.

– А Дана права? – пробормотала я, уткнувшись в пятно от собственных слез.

– Похоже на то.

В этот момент мне стало интересно, насколько болезненным окажется поцелуй.

– Хотя я уверял себя, что пользуюсь другим проверенным методом и резонно подозреваю в убийстве заляпанную кровью свидетельницу.

Улыбки как не бывало. Я наклонила голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Ты думал, это я убила Джеральдину Джонс?

– Ну, Флинт, поставь себя на мое место. – Именно этим я, собственно, и занималась. – Джонс поехала туда, чтобы с кем-то встретиться, а ты регулярно наведывалась туда по пятницам. Когда пропала Аманда Вестон – да и когда ее убили, – тебя не было на службе. Ты опоздала на работу, когда кто-то пробрался в квартиру Эммы Бостон. Теоретически ты могла все это сделать. У тебя есть приводы за наркотики – да-да, за легкие и давным-давно, но все же, – а по ночам ты зачем-то кружишь по Камдену.

Джосбери думал, что я убила Джеральдину Джонс? Все это время, разнюхивая мое прошлое, он наводил справки о потенциальной убийце? Интересно, кого еще посещали такие мысли? И что они, черт побери, выяснили?

– Ты говорил об этом с Таллок? – спросила я.

Все тело напряглось, голос охрип – я это чувствовала и понимала, что нельзя подавать виду, как я напугана.

– Да. – Джосбери пока не собирался меня отпускать. – Она сказала, что я не в своем уме, но если я смогу доказать, что ты когда-то общалась с Джонсами, Вестонами или Купером, то она прислушается.

– И как, смог?

В какой, интересно, момент я перестала дышать?

– Шиш. – Он ни на дюйм не сдвинул руку с моей талии. – Никаких свидетельств того, что Лэйси Флинт когда-либо общалась с семьями погибших. Насколько мне известно, Сэма Купера она впервые встретила сегодня ночью.

Его рука наконец покинула мою талию и осторожно коснулась подбородка.

– И еще кое-что, – сказал он, когда мы встретились глазами. – Твоя светская жизнь в Камдене меня не устраивает, так и знай.

Дверь отворилась. Джосбери поднял голову, но с места не сдвинулся. Обернувшись, я увидела в дверном проеме пухленькую чернокожую медсестру. За спиной у нее стоял молодой констебль в форме.

– Вам нельзя вставать, – сказала медсестра. – Ложитесь немедленно!

И принялась поправлять мою постель. Судя по внешности, с этой женщиной шутки плохи.

– Прощайся уже, любовничек, – велела она Джосбери.

Тот взглянул на часы.

– Доброе утро, красотка!

И вышел из палаты – именно туда, куда указала пальцем медсестра.

48

Среда, 19 сентября

Через два дня после того, как меня положили в больницу, наряд речной полиции выловил тело Самюэля Купера из Темзы: оно застряло под волнорезом сразу за туннелем Блэкволл. Сама я, конечно, в морг не ездила, но мне показали фотографию.

Река нечасто бывает благосклонна к тем, кто угодил ей в лапы, и к Куперу она снисхождения не проявила. Она терзала, ломала и рвала его, пока он не перестал быть похожим на человека. Я, например, ни за что не узнала бы в этом ломте мяса испуганного наркомана, с которым сражалась на мосту Воксхолл, а потом вместе падала в воду.

Стейси Купер опознала сына по небольшой татуировке между лопаток (это был наконечник стрелы). Отпечатки пальцев подтвердили, что это таки он, а экспертиза ДНК показала, что именно его семя было обнаружено на лобковых волосах Аманды Вестон.

Все это я узнавала от посетителей. Меня несколько раз проведала Таллок, а еще Стеннинг и девочки из нашего подразделения. В первый же день нагрянула и Эмма Бостон; я дала ей короткое, согласованное с Таллок интервью – в неофициальном, разумеется, порядке.

Офицер управления из Скотланд-Ярда принес мне еще один мобильный телефон, так как предыдущий погубили воды Темзы. Все контакты были уже внесены в память. Гейл Майзон принесла мне виноград и сама съела половину грозди. Даже сержант Андерсон засвидетельствовал свое почтение.

Они по анонимной наводке нашли комнату, где жил Купер, – тесную клетушку над прокатом DVD в Актоне. Под завалами всевозможных препаратов, лекарственных и не очень, лежала сумочка Аманды Вестон.

Я сразу спросила насчет той женщины, с которой он якобы сожительствовал, но ничьих следов пребывания там больше не выявили. Купер явно жил сам.

При обыске также были обнаружены две копии огнестрельного оружия. Тот пистолет, которым он угрожал мне, скорее всего, никто уже не найдет, но я удостоверилась, что не ошиблась: пистолет был-таки игрушечным.

– Как ты это поняла? – спросила в один из визитов Таллок. – Он же был точь-в-точь как настоящий.

– Где-то с полгода назад в Саусварке произошло ограбление, – пояснила я. – И все данные обрабатывала я. «Иерихон-941», очень популярная пневматика.

– Теперь понятно, как он завел Аманду Вестон в парк. Помнишь, мы на пленке видели, как они вместе идут по Гроув-роуд?

Я кивнула, вспомнив, что с этой пленкой что-то явно было неладно.

– На первый взгляд, она вроде бы шла добровольно, но если он сказал, что у него пистолет…

Таллок была права. Женщины, которым угрожают пистолетом, обычно готовы на все. Женщины обычно не ожидают тех мучений, которым Аманда подверглась в парковом сарае. Стоит хоть раз такое увидеть – и пуля покажется меньшим из зол.

– С Джеральдиной Джонс, наверно, было то же самое. Если он сказал ей: «Развернись лицом к машине», – она могла подумать, что это ограбление, и повиноваться. Я бы на ее месте поступила точно так же.

Я не спешила с ответом. Таллок принесла мне белую орхидею в горшке – может, Джосбери рассказал ей о моей коллекции комнатных растений? С того утра он ко мне не приходил, но на следующий день я получила неподписанную посылку от немецкой компании «Штайф». Внутри оказался зверек с коричневым мехом, красным бантиком на шее и чрезвычайно симпатичной мордахой. Теперь у меня был плюшевый мишка.

И вот он сидел у меня в ногах, и мне пришлось насильно оторвать от него взгляд, чтобы посмотреть на Таллок.

– Купер сказал, что его подставили. Там, на мосту.

– Они все так говорят, Лэйси.

Наверное, она права.

– Но зачем?

– Да откуда же нам знать! Он давно принимал тяжелые наркотики. Школьные учителя утверждают, что примерным поведением он никогда не отличался. Очевидно, это был человек, который нуждался в помощи, но ему никто не помог.

– Но почему именно эти женщины? И зачем ему понадобились все эти сложности с имитацией Потрошителя?

– У него в квартире нашли много книг о Потрошителе и всякой сувенирной атрибутики – скажем, билет с экскурсии по Уайтчэпел. А почему именно те женщины? Ну, может, он их знал. Он же часто ошивался в школе. Может, его раздражали успешные люди.

Я кивнула. Логично.

Таллок достала из кармана пакетик для улик. Внутри что-то было.

– А еще мы нашли у него твою фотографию, Лэйси. Это моментальный снимок. Как ты думаешь, когда он мог его сделать?

Я взяла пакетик в руки. Какая-то улица, я открываю машину. Что-то привлекло мое внимание, и я крепко задумалась. Эту куртку я купила два года назад. Джинсы… Не помню, чтобы меня фотографировали.

– Ребята уже этим занимаются. Как только определим место, можно будет по свету и теням примерно назвать и время года. Может, даже записи с камер слежения найдутся. Нам необходимо выяснить, почему он зациклился именно на тебе.

Я со вздохом опустилась на подушки.

– Значит, это все, да? Мы поймали Джека-потрошителя.

Таллок встала и улыбнулась.

– По-моему, он сам решил, кто его поймает.

На ближайшие несколько дней Дана Таллок стала знаменитостью. Давать интервью она не хотела, но начальство настояло. Молодая – раз, женщина – два, экзотических кровей – три. Идеальная кандидатура. Кто-то даже мне предлагал дать интервью, прямо с больничной койки. Я отказала, мотивируя тем, что только начинаю карьеру в органах и излишняя слава мне пока ни к чему. Меня похвалили и назвали «мудрой не по годам».

Официально я была на больничном, но, когда заехала за вещами в участок, меня встретили стоячей овацией. Я снова расплакалась и наобнималась на несколько лет вперед. Боюсь, эти засранцы сломали мне еще одно ребро.

Выглядела я по-прежнему не ахти, но уже смирилась с этим. Под обезболивающим спалось слаще, чем когда-либо. А когда я просыпалась, рядом всегда был бурый мишка с красным бантиком.

В первое воскресное утро после выписки я, превозмогая боль, потащилась на автобусе на южный берег. В одном не самом популярном кафе у реки я увидела тощую, бледную девицу с крашеными черными волосами. Она сидела в очках, хотя нужды в этом не было. Когда я подошла, она даже не подняла глаз. А вот компания тинэйджеров за соседним столиком ее точно заприметила: они не таясь шушукались, и я подумала, как же часто бедняге приходится терпеть подобные грубости. За последние дни я на собственной шкуре ощутила, каково это, когда на тебя глазеют, – и не потому, что ты сегодня шикарно выглядишь.

– Привет, – сказала я, подойдя ближе.

Эмма Бостон наконец приподняла очки.

– Ого! Ну и досталось же тебе. – Она ни с того ни с сего улыбнулась, обнажив удивительно белые, как для заядлой курильщицы, зубы. – Садись, будем вместе выступать в цирке уродов.

Я села. Улыбку ее я видела впервые.

– Ты в порядке?

– Почти, – кивнула я.

К нам подошла официантка, я заказала кофе и тост с сыром. Эмма попросила повторить.

– Мне понравилась твоя статья, – сказала я, когда мы снова остались вдвоем.

Я не врала и не льстила. Через два дня после той передряги на Темзе в одной широкоформатной газете появились сразу два текста: один – на основе моего интервью, другой – на основе интервью с Таллок. И тексты эти вышли за пределы обычных репортажей, затронув базовый вопрос: что заставляет людей совершать бесчеловечные убийства?

– Я хорошая журналистка, – не без вызова заявила она.

– Я знаю. Спасибо, что не назвала меня по имени.

Она кивнула.

– Ну, а что у тебя новенького? Я так понимаю, ты не в подруги ко мне набиваешься. Ту бабу, с которой Купер якобы жил, не нашли? Мать сказала, что она с ней не знакома. Хотя она и сына лет сто не видела.

– Вообще-то я не об этом хотела поговорить. – Я украдкой взглянула на часы. – У меня для тебя, возможно, есть новая статья. Если ты, конечно, не против наступить на чью-то мозоль.

Она лукаво ухмыльнулась. В этот момент дверь открылась, и в кафе вошли три чернокожие девушки. Я встала, чтобы поздороваться с ними.

– Что с вами случилось? – спросила Рона.

– Подралась с одной баржей. Спасибо, что пришла. Привет, Тиа.

Двенадцатилетняя девочка, очень похожая на Рону, только ниже, стройнее и даже миловиднее, застенчиво мне улыбнулась.

– Это Ребекка, – представила Рона третью. – Подружка моя. С ней тоже такое было.

– Молодцы, что пришли. Я хочу вас познакомить с одним человеком.

Статья о Роне, ее подругах и проблеме групповых изнасилований в целом появилась восемь дней спустя. На первой полосе «Сандэй таймс» напечатали фотографию чернокожей девушки, грустно глядящей на Темзу. Это был кадр из фотобанка – всем девушкам Эмма гарантировала анонимность, – но он в полной мере раскрывал заявленную тему: что значит быть молодой чернокожей девушкой, которая живет в южном Лондоне и с ужасом встречает наступление нового дня.

В выражениях Эмма не стеснялась и миндальничать ни с кем не думала. Такое, конечно, не станешь лениво почитывать воскресным утром за чашечкой чая. Действия полиции, в общем, критике не подверглись, Эмма даже включила комментарии начальника «сапфировых отрядов», но вопрос был поставлен ребром: неужели власти игнорируют незащищенные слои населения, потому что правда колет им глаза?

Вскоре после публикации Эмма по телефону рассказала мне, что газета заказала продолжение и на этот раз просила побеседовать с учителями и общественными деятелями на местах. Поговаривали, что статью могут номинировать на какую-то журналистскую премию.

В последние дни сентября я начала несмело выходить в люди. Когда закончилось дознание в отношении трупа Аманды Вестон, ребята буквально силком потащили меня в боулинг, а я на удивление вяло сопротивлялась. Ребра еще не зажили окончательно, поэтому я сидела в сторонке и старалась пореже смеяться.

Еще через пару дней мы сходили в уютное индийское кафе, куда можно приносить свое пиво. Джосбери тоже был там, по-прежнему с перевязью на руке. За весь вечер он ни разу со мной не заговорил, но мы часто обменивались взглядами. И я невольно задалась вопросом, не составит ли кое-кто нам с мишкой компанию, причем в самое скорое время.

А потом, первого октября, сто с лишним лет спустя после гибели Элизабет Страйд, моя безмятежная новая жизнь резко оборвалась.