Текст книги "Теперь ты меня видишь"

Автор книги: Шэрон Болтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

9

Суббота, 1 сентября

– Ну, их три было. Это, трое. Сначала. А потом еще подвалили.

Я сидела на деревянной скамейке и боялась шелохнуться, чтобы, не дай бог, ее не отвлечь. Соблазн вести конспект был, конечно, велик, но она мне запретила. И диктофон включить не разрешила тоже. Это не официальные показания, повторяла она до тех пор, пока не убедилась, что я поняла. Она даже не хотела оставаться в помещении участка. Мы прогулялись к реке, к тому месту, где реконструировали театр «Глобус».

Рона Досон была пухлой пятнадцатилетней девочкой с блестящей кожей, шоколадными глазами и мелкими косичками на голове. Симпатичная темнокожая девчушка, каких в южном Лондоне сотни. И, как сотни других, ее изнасиловал собственный парень и несколько его дружков.

Изнасилования, особенно групповые, стали настоящим бичом южного Лондона. Недавно Скотланд-Ярд обнародовал статистику – так вот, за последние четыре года число изнасилований в городе утроилось. И более трети жертв на момент совершения преступления не исполнилось шестнадцати.

Впрочем, когда дело касается сексуального насилия, поданные заявления – это капля в море.

– Когда ты пришла, в квартире было только трое, да? – сказала я, когда девушка умолкла. – И один из них – Майлз?

Она кивнула.

– И Майлз позвонил и позвал тебя туда, правильно?

Опять кивок.

– Сказал, типа, подваливай, посмотрим кино. Я думала, вдвоем.

– А Майлз – он тебе кто? Друг, парень?

Она пожала плечами.

– Ага. Ну, знакомый.

По мосту «Миллениум», что раскинулся слева от нас, уже текли два ручейка пешеходов. Туристы с северного берега шли смотреть на «Глобус» или в галерею «Тейт», туристов с южного манило в обратном направлении – к собору Святого Павла, магазинам и музеям. Поток туристов в Лондоне не ослабевал даже с наступлением осени.

– А ты с ним раньше занималась сексом? – спросила я. – До того дня.

Она кивнула, не сводя глаз с реки.

– Что произошло, когда ты приехала?

– Ну, вижу, там еще двое. Я их не знала, но вроде видела где-то. Мы начали смотреть кино, но как-то оно было стремно.

В нашу сторону, рассекая мелкие волны, плыл прогулочный катер.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, они все время переглядывались, а на кино им, типа, пофиг было. Не смотрели в телек. Мне это не понравилось. Ну, говорю, пойду я. Типа, надо мне с Бетани встретиться.

– Ты встала?

Кивок.

– Но Майлз не пустил. Сказал, идем в спальню. Я не хотела. Мне пора, говорю, а он меня затолкал и закрыл дверь. Я сказала, что у меня живот разболелся, а он меня пихнул на кровать. Ну, думаю, ладно, дам ему – может, отвяжется.

Она с вызовом посмотрела мне в глаза, как будто говорила: ну же, давай осуждай меня. Скажи, что я сама виновата. Что надо было сопротивляться, а не лежать бревном.

– Понятно. Значит, вы занялись сексом.

– Ага. А тут вдруг дверь открывается. Вижу, стоят еще двое.

– И что ты сделала?

– Ну, закричала. Пошли вон, типа. Сказала Майлзу, чтобы он их прогнал, а он только рот мне рукой закрыл и сказал, чтобы я заткнулась. Потом встал, я тоже хотела встать, а он меня опять толкнул. Ну, и эти двое на меня тоже полезли.

Ладонь Роны лежала рядом с моей на скамейке. Я осторожно погладила ее, но, напоровшись на удивленный взгляд, убрала руку. Прогулочный катер пришвартовался в небольшой речной бухте. Мы молча наблюдали, как члены экипажа набрасывают кольца веревки на гигантские клинья, а пассажиры выбираются на сушу.

– Они тебе угрожали?

Она неуверенно пожала плечами.

– Ну, говорили просто, чтобы я помалкивала. Тогда, типа, отпустят. И больно не сделают.

Катер загружал новых пассажиров. В рассказе Роны меня не удивляло ровным счетом ничего. Я уже не раз слышала эту историю в различных вариациях. Читала бесчисленные протоколы. Все это было мне до жути знакомо.

– И что было дальше, Рона?

– Один встал коленями мне на плечи, сорвал лифчик и положил руки на…

Она, замявшись, опустила глаза.

– Тебе на грудь? – подсказала я.

Она кивнула.

– Прижал меня и говорит, что никогда таких больших не видел. Все время повторял это, пока его приятель меня того… Очень оно было унизительно. Понимаете?

– Понимаю. Ты просила их остановиться?

Она посмотрела на свои ладони.

– Я понимаю, что тебе было страшно. Прости, но я обязана задавать эти вопросы. Я знаю, как тебе тяжело отвечать. Ты можешь продолжать?

Кивок.

– Когда он кончил, они поменялись местами. И все повторилось опять.

– А где все это время был Майлз?

– В кресле сидел. Смотрел.

– Они тебя отпустили после того, как этот третий тебя изнасиловал?

Она посмотрела на меня и помотала головой.

– Нет. Не отпустили. Пришли еще двое.

10

Здесь, под землей, просторно, темно и пахнет тленом, как в соборе какого-то давно вымершего города. На поверхности земли было светло и ясно, около полудня. А здесь… Здесь мрак поглощает все на своем пути, здесь время теряет всякий смысл. Человек в черном медленно движется, и каждое его движение отдается эхом, словно в гигантской раковине. Эхо, приплясывая, улетает вдаль и, наверное, повторяется до бесконечности где-то за пределами слышимости. Эта комната похожа на склеп.

– Прекрасно.

Черная вода, которую от ищущего взгляда отделяют добрых двадцать футов, блестит на свету, как кротовый мех. От нее исходит странный запах – смесь бензина и соли. Такой запах висит облаком над реками во время отлива. Вот только эта вода никуда не движется. Она мертва.

И вдруг – какой-то шум сверху. Там живут создания, привыкшие парить в воздухе. Не то птицы, не то летучие мыши, не то еще кто – сразу не поймешь. В воду падает камень, а может, обломок кирпича. Он не просто булькает – скорее погружается со звуком бьющегося стекла; звук настолько резко вспарывает абсолютную тишину, что воздух, кажется, еще какое-то время дрожит. И снова тихо.

Пока человек в черном занимается своим делом, запахи становятся острее. Запахи человеческого тела, уличных наркотиков, парафина – вернее, не запахи, а их тени. Эхо. Сюда уже много лет не ступала нога человека. Много лет никто, наверное, и не вспоминал, что когда-то здесь жили люди.

И все же здесь, под этим каменным куполом, сохранились следы чьего-то пребывания: подсвечник с куцым огарком, небольшая перевернутая печурка, работающая на сжиженном бутане. Люди обустраивали тут себе жилища из картонных коробок, старых занавесок и предмета, похожего на больничную ширму. Они делили это гигантское пространство между собой, обозначали границы своих владений, возводили стены. Эти сооружения почти целиком сохранились. В вытянутом недостроенном коридоре смогут спрятаться человек двенадцать, если не больше.

Потрепанный отрез полиэтилена шелестит, подхваченный внезапным порывом ветра, и шелест его напоминает хруст костей. За этим отрезом полиэтилена есть проход. Человек в черном отодвигает его, делает шаг.

Здесь уже теснее, но так же холодно, влажно и темно. На полу лежит матрас, а рядом даже стоит старый складной стул.

– Прекрасно, – снова шепчет человек. И еще тише продолжает: – Лэйси, а вот и я.

11

Мы с Роной проговорили больше часа. Когда нам надоело глазеть на реку, мы прошлись вдоль берега. У моста снова развернулись и примкнули к толпе туристов, которые любовались черно-белым круглым зданием театра, на удивление, кстати, маленьким. Все, что она мне рассказала, было не для протокола: она не была готова подавать иск, просто хотела выговориться. Из тех двоих, что пришли потом, один был старше, лет семнадцати, второй – примерно ее ровесник. Они впятером раздели ее догола, и двое новоприбывших по очереди ее изнасиловали. Затем поставили на колени и принудили к оральному сексу. Это, она сказала, называется «шеренга». По окончании «шеренги» старший уложил ее плашмя на кровать и изнасиловал анально. И только тогда, заметив, как сильно идет кровь, девушку оставили в покое. Когда она чуть ли не на четвереньках выползала из квартиры, Майлз догнал ее и дал денег на автобус.

Мы обе понимали, что это дело никогда не дойдет до суда. Многие знакомые Роны через это прошли, и она прекрасно знала, как будут развиваться события. Если она напишет заявление, парни будут все отрицать или скажут, что занимались с ней сексом по обоюдному согласию. Тот факт, что она предварительно вступала в половой контакт с одним из них и добровольно пришла к нему домой, вменят ей в вину. Все парни надевали презервативы, что, опять же, говорит о каком-никаком согласии с ее стороны. Даже если обвинение выдвинут официально, их как малолетних отпустят под залог. Они снова окажутся там, в своем районе. У них непременно найдутся друзья, которые будут только рады запугать потенциальных свидетелей. Для Роны огласка означала опасность.

Когда она договорила, сложно было сказать, кто из нас двоих больше устал.

– Как я могу тебе помочь, Рона? – спросила я. – Я понимаю, что ты сейчас не хочешь связываться с полицией, но, может, тебе все-таки нужна помощь? Например, медицинская? Если хочешь, я могу сводить тебя к психологу.

Она покачала головой.

– А вы, это… защитить сможете?

– Защитить? – удивилась я. – Кого, тебя?

– Нет. Просто по школе ходят слухи. Девчонки говорят, что они на Тию глаз положили.

– Тию?

– Это мою сестру так зовут. Говорят, что Майлз со своими дружками хотят в следующий раз сделать такое с Тией. – Она замолчала, и мне впервые за время нашего общения показалось, что она готова расплакаться. – Мисс Флинт, помогите, пожалуйста. Ей всего двенадцать.

12

Попрощавшись с Роной, я пошла пешком обратно в участок. В сложившейся ситуации я была так же беспомощна, как и сама Рона.

По официальной версии, Скотланд-Ярд относится к сексуальному насилию чрезвычайно серьезно. Пресс-секретари разглагольствуют о том, сколько миллионов из карманов налогоплательщиков ушло на формирование «сапфировых отрядов». Но на самом деле отряды эти пока что не справляются со своей работой. Девушки и женщины Лондона по-прежнему беззащитны, потому что люди, которые должны решать эту проблему, элементарно не понимают ее сути.

Об этом не принято писать в отчетах и даже в газетах, но групповые изнасилования в черных районах носят характер эпидемии. Да, людям неприятно это слышать, но число официально задокументированных случаев не смогут объяснить никакие демографические выкладки.

Сами девушки искренне верят, что бороться с этим бесполезно. Они живут в страхе, но ничего не могут поделать: знают, что никто им не поможет – ни полиция, ни соседи, ни даже родители.

Как же смогу помочь им я? Ответа на этот вопрос я не знала. Пока что.

На выходных в полиции работает только основной состав, и я надеялась, что в кабинете будет пусто. Но не тут-то было: детектив-констебль Пит Стеннинг приветствовал меня из-за стола самой нахальной из своих ухмылок. Мы год с лишним проработали бок о бок, пока он не получил диплом и не был принят на службу в ОБОТП в Льюисхэме. Другом я бы его не назвала – я вообще не завожу друзей на работе, – но в приятельских отношениях мы состоим. Обычно я радовалась нашим встречам, но что-то подсказывало мне, что этот визит был не из дружеских.

– Я уже тебя обыскался, – сказал он. – Тебя вызывают в Льюисхэм.

– Жертву уже опознали? – спросила я, когда Стеннинг отъехал от участка.

– Мне строго-настрого запретили обсуждать с тобой подробности этого дела, – ответил он через плечо. – Детектив-инспектор Джосбери не поленился десять раз напомнить мне, что ты свидетельница, а не следователь.

Вполне логично. Никаких, казалось бы, причин для злости. Вот только детектив-инспектор Джосбери нравился мне все меньше и меньше.

– Значит, он никуда пока не делся, – вздохнула я разочарованно. Возможно, проблема была в том, что и я все меньше и меньше нравилась детективу-инспектору Джосбери.

Стеннинг, должно быть, расслышал что-то в моей интонации: я заметила, как он украдкой улыбнулся.

– Помнишь наркоторговцев, которых поймали пару недель назад? – спросил он.

Я помнила. Полиция задержала партию героина на шестнадцать миллионов фунтов и арестовала с десяток причастных. Трое оказались крупными игроками.

– Он полгода вел это дело, – сказал Стеннинг. – А до того почти год внедрялся в организацию. Чуть не погиб при задержании.

Слава богу, подумала я, что пронесло.

– Так что же, кто она такая, эта женщина?

Стеннинг продолжал улыбаться.

– Перефразируй. Рот. Замке. Меня. У. На.

– Пожалуйста, не заставляй меня ждать газетных статей, – попросила я.

– Мне велели отвезти тебя, а потом возвращаться в тот дом и начинать опрос жильцов. На это может уйти несколько дней.

Стеннинг пытался притвориться, будто ему скучно, но у него не получалось. На самом деле он сгорал от нетерпения. Скорей бы уже довезти меня и ринуться в бой. Даже в черте города не каждый день доводилось расследовать настоящее убийство.

– Вскрытие уже сделали? – Попытка не пытка, решила я.

Стеннинг умел включать и выключать свою ухмылку, как лампу.

– А ты все упорствуешь, да?

– Эта информация через пару часов станет достоянием общественности.

– Ладно. Да, вскрытие сделали утром. В присутствии детектива-инспектора. Окончательный результат будет готов позже, но время смерти совпадает с твоими показаниями, а причиной смерти стала потеря крови. Кто она такая, никто не знает. В розыск вроде бы никто не объявлен. Ее фотографию сегодня вечером покажут в новостях, вдруг кто-то откликнется. Теперь довольна?

– Ты хочешь сказать, что сегодня вечером по общенациональному каналу покажут фотографию трупа?

Не веря собственным ушам, я представила детей, которым придется в ужасе смотреть на свою мать с перерезанным горлом.

– Да не фотографию, глупышка. Портрет. Художник в морге как раз ее сейчас рисует.

Стеннинг заехал на стоянку льюисхэмского отделения полиции.

– На ней побрякушек было на несколько тысяч фунтов, а в сумке еще и наличные. Так что мотив ограбления сразу можно отмести. Инспектор говорит, что главное сейчас – выяснить, кто она такая и что она там делала. Тогда мотив станет очевиден. Всем кажется, что это дело на денек-другой. А-а, еще… С орудием преступления что-то нечисто, но Таллок на этот счет особо не распространялась.

В кабинете, где базировалась опергруппа Даны Таллок, было многолюдно. Я замерла у открытой двери, не решаясь войти. На белый экран на стене проецировалась карта района. Таллок стояла у экрана, а рядом столпилось еще человек десять: кто-то сидел, кто-то стоял, облокотившись на стол. И тут я поймала на себе взгляд, откуда-то с противоположного конца. Загорелая кожа, бирюзовые глаза, один – с лопнувшими сосудиками. Только этого мне, конечно, и не хватало.

13

Через пару минут совещание закончилось. Люди стали разбредаться по своим делам. Некоторые кивали мне в знак приветствия, а Гейл Майзон даже оторвалась от надкушенного яблока, чтобы улыбнуться лично мне.

– Лэйси, как поживаете?

Таллок жестом попросила меня войти и указала на стул. Выглядела она усталой. Под глазами залегли тени, макияж почти полностью стерся. Джосбери восседал на столе с таким видом, будто все это здание принадлежало ему безраздельно.

– Спасибо, хорошо.

Если я сосредоточусь на Таллок, подумала я, то смогу устоять перед соблазном взглянуть на мужчину у нее за спиной.

– Выспалась? – спросил Джосбери.

Мы обе его проигнорировали.

– Лэйси, я попросила перевести тебя в другое отделение, пока мы не закроем это дело, – сказала Таллок. – В северный район. Я понимаю…

– Что?! – выпалила я и тут же себя одернула. – Извините, мэм, но вы же не хотите сказать…

– Боюсь, у меня не было выбора, – перебила она меня. – Ты – важный свидетель, и если вчера тебя видел кто-то, кому не стоило попадаться на глаза, то я хотела бы обеспечить тебе безопасность.

– Я не могу уйти из Саусварка, – сказала я. – Та свидетельница, о которой я вам рассказывала, приходила в участок сегодня утром. Мы с ней постепенно сближаемся. Возможно, я смогу убедить ее подать заявление.

В глазах Таллок на одну секунду словно вспышка сверкнула.

– Мы проследим, чтобы твое дело передали…

– Но она мне доверяет, – заговорила я, стараясь не частить. – Во всяком случае, больше, чем раньше. Она ужасно напугана. Если я сейчас ее брошу, она воспримет это как предательство.

– Я понимаю, – вздохнула Таллок, – но вчерашнее убийство в списке наших приоритетов находится выше.

Надо соглашаться. Молча. Какая разница, к какому участку я буду прикреплена? Да и вообще, я девушка скромная, лодку не раскачиваю.

– Ее изнасиловали пятеро парней. И теперь ей кажется, что следующей жертвой станет ее двенадцатилетняя сестра. Мать бóльшую часть времени проводит под кайфом, и девочек некому защитить.

Зеленые глаза Таллок вмиг оледенели.

– Решение уже принято, Флинт. Смирись.

Она встала и, повернувшись ко мне спиной, пошла в другую сторону. Но ее остановил мужской голос.

– Погоди, Талли. А почему бы ее не перевести сюда?

– Что?

– Сюда. – Джосбери говорил у меня из-за спины. – Отсюда и до Саусварка недалеко. Можно будет не бросать свои текущие дела.

Таллок посмотрела на него как на идиота.

– Она и близко не должна подходить к этому делу. Никакой суд не поверит ее показаниям, если выяснится…

– Если бы следователь из твоей команды стал свидетелем убийства, у тебя возникли бы точно такие же трудности. Просто держи дистанцию, вот и все. Близко не подпускай, но и не гони к черту на кулички: ей же, например, надо будет просмотреть записи с камер слежения.

Таллок нахмурилась. Мышца у нее под левым глазом мелко задрожала.

– На это уйдет несколько часов, не больше.

– На следственном эксперименте она тоже пригодится.

– Да, но…

– К тому же надо ее к психологу сводить, а то еще подаст в суд на всю лондонскую полицию, потребует возмещения морального ущерба. А так все будет гораздо проще.

Таллок смерила его долгим взглядом и сказала:

– Марк, можно тебя на минутку?

Он слез со стола и пошел вслед за ней, но остановился на полпути и взглянул на меня. Ничто не ускользнуло от его внимания: ни мои башмаки на шнурках, ни светлые чиносы, которые я всегда покупаю словно на вырост, ни просторная белая футболка. Волосы, как обычно, завязаны незатейливым хвостом. Очки в черной оправе. Ни макияжа, ни украшений. Я всегда так хожу на работу.

– Презентабельный видок, – только и сказал он.

– Марк!

Терпение Таллок явно было на пределе. И последнюю каплю мог добавить любой из нас. Не сказав больше ни слова, Джосбери подошел к ней, и они вместе вышли из кабинета.

Обождав две минуты, я тоже вышла. Мне срочно нужна была доза кофеина. Не дойдя пары шагов до кофейного автомата в конце коридора, я замерла.

Низкий голос с отчетливым южнолондонским акцентом стал уже знакомым до боли. Джосбери стоял совсем рядом, буквально за углом.

– Я одно хочу сказать: приглядывай за ней. А для этого ей лучше находиться поближе. Я же тем временем наведу справки.

– И это никак не связано с тем фактом, что она очень привле…

Джосбери оборвал Таллок на полуслове.

– Скажем так: я, как известный паук, не прочь заманить ее в свою паутину. – Я с трудом расслышала эту фразу сквозь бульканье аппарата. – Сделай мне одолжение, детка. Пожалуйста.

Я вернулась в диспетчерскую – ждать. Кроме меня, там никого не оказалось. Если меня переведут в Льюисхэм, я смогу поддерживать связь с Роной и наблюдать, как разворачиваются события. Эта женщина, в конце концов, умерла, держа меня за руку. Ничего удивительного, что меня разбирает любопытство. С другой стороны, мне совсем не хотелось работать в окружении людей, которые знали, какой жестокий промах я вчера допустила. И как относиться к Джосбери и его выходкам, я тоже пока не понимала.

Я села за стол и, введя пароль удаленного доступа, открыла сайт лондонской полиции, после чего выбрала закладку «СО10».

Как выяснилось, название им уже поменяли: теперь они назывались «отдел специальных методов расследования», или ОСМР10. В разговорной речи, тем не менее, закрепилось устаревшее СО10. Я где-то читала, что отдел был сформирован еще в шестидесятые годы для сбора информации об организованной преступности и криминальных авторитетах. Если верить сайту, развитие технологий помогло этому отделу стать мировым лидером среди служб, работающих под прикрытием.

И я привлекла внимание одного более-менее высокопоставленного сотрудника этого отдела. Блестящий результат, что тут скажешь.

Час спустя симпатичный чернокожий парень из команды Таллок пригласил меня на просмотр записей с камер слежения. На вид ему было под тридцать, представился он Томом Барреттом. Миновав внутренний дворик, мы перешли в соседнее крыло, а точнее – в крохотную комнатку без окон, зато с телевизором. В течение трех часов я наблюдала за бесконечным движением людей и автомобилей возле жилищного комплекса, где произошло убийство. Я даже себя увидела – свой черный «гольф», сперва едущий по Камбервелл Нью-роуд, а потом ныряющий на парковку.

– А это что такое? – спросила я: примерно через полчаса мой маршрут повторила еще одна машина, абсолютно неуместная среди муниципальных домов.

– Да, мы тоже обратили внимание, – сказал Барретт и покосился на свои заметки. – «Лексус» LS 460, цвет «тосканский оливковый», розничная цена – от шестидесяти тысяч и выше. Видны только последние две цифры номера, так что найти его будет нелегко, но попытаться стоит.

– На такой машине могла ездить и сама жертва.

Барретт согласился, и мы снова взялись за работу. К трем часам дня я уже готова была вскрыть себе вены. На записи не было ничего, ровным счетом ничего интересного, хотя я и сама не знала, что должно было вызвать наш интерес. Разве что маньяк с безумным взглядом, бредущий по Камбервеллу и капающий кровью на асфальт.

В десять минут пятого мы закончили последний блок, и я уже предвкушала сладкую свободу. Вот сейчас поеду домой, задерну шторы, включу какой-нибудь фильм, свернусь калачиком на диване… И если повезет, просплю до самого утра.

Но – не судьба. Не успели мы выключить проигрыватель, как в комнату вошла Таллок в голубом пиджаке, небрежно наброшенном на плечи. На сей раз одна. Кивнув Барретту, она сразу обратилась ко мне:

– Похоже, не удалось мне от тебя избавиться, Флинт. С этого момента ты прикреплена к нашему участку до получения дальнейших указаний. Можешь забрать всю свою текучку из Саусварка. Собирайся, отвезу тебя домой. Обсудим все по пути.