Текст книги "Теперь ты меня видишь"

Автор книги: Шэрон Болтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

49

Понедельник, 1 октября

Шарлотта Бенн лежит на двуспальной кровати в главной спальне дома. Лежит не в ту сторону: ноги, в тех же туфлях, в которых она открывала дверь, покоятся на подушке. Подушке ее мужа. Он разозлится, если придет домой, а подушка помята. Шарлотта уже застелила кровать, расправила простыню, разгладила все складки, взбила одеяло и подушки, сложила покрывало и равномерно разбросала декоративные шелковые подушечки. Теперь придется начинать заново. Когда все это закончится?

– Можно мне привстать? – спрашивает она.

– Нет, – отвечают ей.

– Меня тошнит.

Молчание.

– Покрывало не отстирается. Придется нести в химчистку.

– Симпатичная комнатка. Сама дизайном занималась?

– Да, – говорит Шарлотта, хотя это неправда: на самом деле она нанимала очень дорогого дизайнера, которого посоветовала подруга. – Все сама выбирала. Несколько недель потратила.

– Тут хорошо использованы нейтральные цвета, – говорит голос ей на ухо. – Это твои любимые цвета?

– В доме есть деньги, – говорит Шарлотта. – В сейфе на первом этаже. Несколько сотен фунтов, по-моему. Я скажу вам комбинацию. Шесть, семь, три… – Она слышит какой-то шелест сзади. – Что вы делаете?

– Я хочу задать тебе один вопрос насчет морали. Как ты считаешь, мораль абсолютна? Или ее можно корректировать? Не двигайся, а то башку отстрелю.

Шарлотта заставляет себя лежать неподвижно.

– Я не понимаю, о чем вы. Вы, кажется, с кем-то меня перепутали.

Она плачет и при этом боится, как бы не испачкать покрывало потекшей тушью.

– Если бы кто-то из твоих близких совершил ужасное преступление, как бы ты поступила? Ты бы все равно его поддерживала и не думала о последствиях?

– Я не понимаю, что вам от меня надо.

Слезы стекают по щекам ручейками. Один уже дополз до уха. Шарлотте хочется смахнуть влагу, ей щекотно – но она не смеет пошелохнуться.

– Очень симпатичная комнатка, – говорит голос. – Хотя лично мне нейтральные цвета не нравятся.

Когда пальцы хватаются за волосы Шарлотты, начинает играть музыка – какая-то старая песенка, которую она вроде бы знает, но не может вспомнить название. Несмотря на угрозы, она пытается встать – и застывает. Что-то касается ее шеи. Она косится в сторону и видит облаченную в белый рукав руку, согнутую в локте.

– У меня через час важная встреча, – со слезами шепчет Шарлотта.

Нож у ее горла.

– У меня тоже. Говорят, когда людям весело, время идет незаметно.

Острый кончик ножа вдавливается сильнее. Шарлотта тяжело дышит: тело не успевает поглощать достаточно воздуха.

– Мне всегда нравился красный цвет, – говорит голос, пока Джули Эндрюс поет о капельках дождя. – По-моему, в этом интерьере не хватает красного.

50

Звонок застал меня на работе – я зашла после обеда уточнить кое-что у Майзон. Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда я подошла к ее столу. Она отложила надкушенный сэндвич и сняла трубку. Кроме нас, в диспетчерской никого не было, а половину опергруппы вообще перевели на новые задания. Под конец разговора лоб Майзон прорезала глубокая морщина.

– Это криминалисты из Вестминстера, – сказала она. – Их вызвали в библиотеку «Виктория» на проспект Букингемского Дворца. Там найден прозрачный пакет с предметом, похожим на человеческий орган.

Я все расслышала, каждое слово, но не могла обработать полученную информацию.

– Таллок сегодня есть?

Не дождавшись ответа, она снова взяла трубку. Я даже не услышала вопроса.

В комнату вошел сержант Андерсон.

– Как жизнь? – спросил он.

Майзон положила трубку и повторила то, что уже сказала мне. Андерсон тоже достал телефон. В комнату начали сходиться люди. Некоторые вопросительно смотрели на меня. Я только качала головой.

Таллок вышла вперед и приказала всем замолчать. Копы обычно реагируют на такие просьбы не самым галантным образом, но по воцарившейся тишине можно было понять, насколько все напряжены.

– Вполне возможно, что нас это вообще не коснется, – сказала Таллок. – Наши убийства совершил Купер, а он мертв.

Да, она права. Как же иначе?

– Мы поедем туда тихо и спокойно. Три машины – моя, Андерсона и Стеннинга. Остальные пусть ждут здесь в полной боевой готовности.

Библиотека «Виктория». Только не это.

– Лэйси!

Я с трудом заставила себя обернуться.

– Поехали с нами.

Она вышла первой. Мужчины, пропустив меня, поплелись следом. Умоститься в приземистой спортивной машине мне было крайне трудно, но не время жаловаться. Мы молча выехали с территории и двинулись по Льюисхэм Хай-стрит.

– Часть тела, – сказала я, когда мы свернули на трассу А2. – Какая именно?

– Сердце, – ответила Таллок, не сводя глаз с дороги. – И не только. Я уже связалась с Вестминстером.

– У Мэри Келли вырезали сердце.

– Мэри Келли убили только в ноябре! – рявкнула она. – Сердца всех млекопитающих очень похожи. Я это точно знаю. Это может быть свиное, или овечье, или еще чье-то.

Я не ответила.

– Чего-то такого я и ждала, – сказала она. – Даже письма всем разослала, с предупреждениями. Юбилей двойного захода – конечно, кто-нибудь не устоит. В мире полно людей с извращенным чувством юмора.

Таллок болтала без умолку и, видимо, не могла остановиться. Свиное сердце можно купить в любой мясной лавке. Это такая шутка. Может, журналисты не хотят расставаться с благодарной темой? Таллок замолчала только тогда, когда мы подъехали к библиотеке. Я не вымолвила ни слова и молилась, чтобы она оказалась права.

Библиотека «Виктория» занимает очень красивое здание: кирпич коричного оттенка, высокие прямоугольные окна в светлом каменном канте. Припарковавшись у автобусной остановки, Таллок быстро договорилась со стоявшим там копом, чтобы он присматривал за машиной, и заскочила в библиотеку через совсем не викторианские двери с фотоэлементами. Я последовала за ней, но не так резво: зря я лихачила на спортивном авто со своими-то ребрами. К тому же ноги вдруг начали подкашиваться.

Внутри нас ждал Аллан Симмонс, занимавший в Вестминстере ту же должность, что и Таллок. Этот высокий, русоволосый мужчина взглянул на меня с недоумением, поскольку вид я до сих пор имела самый плачевный, и обратился к Таллок:

– Пакет оставили на столе примерно в час. Никто к нему не притрагивался. В зале в тот момент находилось всего трое взрослых. Мы всех задержали, они сейчас дают показания. Никто не выходил из помещения.

– А что насчет камер? – спросила Таллок, пока мы, ныряя под полицейскими лентами, продвигались вглубь библиотеки.

Конечным пунктом был отдел абонемента – большая прямоугольная комната, над которой сверху тянулась длинная галерея. Сквозь массивное слуховое окно полукруглой формы щедро лился дневной свет. Симмонс повел нас в конец зала, к арке с табличкой «Детская литература». Мы прошли внутрь.

– Все засняли. Кто-то зашел сюда, взял с полки книгу и отнес в соседний зал. Теперь идемте обратно.

Мы вернулись в отдел абонемента, а оттуда свернули налево. Миновав компьютерный зал, мы попали в еще один зал, окольцованный черными, в розочках, перилами; из левого угла шла наверх чугунная винтовая лестница. Посредине стояла кадка с гигантской пальмой, а за ней – полицейский фотограф, заслонявший обзор. Когда он наконец отошел, мы втроем смогли приблизиться к заветному столу.

Прозрачный пакет, сверху застегнутый на клипсу. Содержимое его было наполовину твердым, а наполовину – вязким, преимущественно багряного оттенка, и блестело на свету. Таллок без лишних раздумий подошла и опустилась на колени, чтобы пакет оказался точно на уровне глаз.

Лежал он на книге – по-видимому, той, которую взяли в детском секторе. Прихотливый кельтский шрифт в заглавии, высокий мужчина в серебристо-белом балахоне на обложке. Фантастика для школьного возраста, классика жанра, неоднократно мною читанная, – «Камень из ожерелья Брисингов». [3]3
  Под таким названием был издан на русском языке роман Алана Гарнера «The Weirdstone of Brisingamen» (1960).


[Закрыть]

Я сняла куртку – слишком уж там было жарко, хотя чувствовала это, похоже, только я. Бассейн. Парк. Цветочный рынок. А теперь библиотека. И Джек-потрошитель. Господи, кто же все это делает?

Инспектор Симмонс дал Таллок желтую ручку, чтобы она смогла передвинуть пакетик. Его содержимое представляло собой какую-то красную кашицу, но кое-где виднелись также волокна и еще что-то, явно плотнее по консистенции. Таллок встала и подняла глаза к потолку.

– Эта камера была включена?

Симмонс кивнул.

– Запись можно будет посмотреть у администратора. А что будем делать с этой штукой? Куда ее девать?

– Отвезите в морг при Святом Томасе, – ответила Таллок. – Доктор Майк Кейтс уже вас ждет.

Стеннинг и Андерсон подъехали, когда мы вернулись к главному входу. Первому Таллок поручила взять показания у свидетелей, второй отправился с нами. Мы спустились на лифте в подвальное помещение. Симмонс, уже просмотревший запись, отошел в сторону, чтобы не мешать.

– Ё-моё… – пробормотал Андерсон, едва началось воспроизведение.

А мы с Таллок молча смотрели, как автоматические двери библиотеки разъезжаются и впускают внутрь Самюэля Купера. Все те же мешковатые джинсы, все та же черная в разводах куртка, будто с чужого плеча, и черная шапочка в обтяжку. Из отдела абонемента он проследовал в сектор детской литературы. Потом пропал из виду и снова появился на несколько секунд, уже с книгой в руке. И, не поднимая глаз, вышел из кадра.

Симмонс немного перемотал, и мы увидели, как Купер идет по читальному залу. Из внутреннего кармана куртки он достал прозрачный пакетик и положил его на стол. Развернулся и, по-прежнему глядя в пол, удалился. Лицо его ни разу не попало в кадр.

– Мы не разглашали информацию об одежде Купера, – сказала Таллок. – Если кто-то из наших проговорился, я… – Она не стала договаривать.

– Босс, убийца – Купер, – сказал Андерсон. – У него в комнате нашли сумочку Вестон. У нее весь лобок был измазан его…

Что там Купер говорил на мосту, прямо перед падением? «Меня подставили» – вот что.

– Как вы узнали, где он живет? – спросила я. В то время я как раз лежала в больнице. – На теле ведь ничего не нашли.

– Кто-то позвонил и сообщил адрес. Не представившись, – сказал Андерсон. – Босс, это розыгрыш, точно вам говорю. Во-первых, на этот раз Флинт вообще никак не причастна.

Ага, как же!

– Я вам гарантирую, босс: сегодня же в Альберт-Холле найдут свиную печенку, а в музее мадам Тюссо – бычий язык.

За такие слова я готова была расцеловать сержанта Андерсона.

– А музей мадам Тюссо – викторианское здание? – тихо спросила Таллок.

– В этой стране – да. Точно вам говорю, я недавно Эбигейл туда водил.

У Таллок снова зазвонил телефон. Она, извинившись, вышла в коридор.

– Почему он всегда одет одинаково? – спросила я. – Голову опускает, прячет лицо, а одежду не меняет. Как будто хочет убедить нас, что это точно Сэм Купер.

– Ты уж меня извини, Флинт, – проворчал Андерсон, – но Купер, мать его разэдак, лежит в морге на Хорсферри-роуд. Шесть футов мертвечины в морозилке.

– Повтори-ка.

– Зачем? Лежит, мать его разэдак, в морге…

– Нет. Насчет шести футов… Вот это-то меня и беспокоило. В Купере было пять футов одиннадцать дюймов. Человек, который вел Аманду Вестон в парк Виктория, был явно ниже. В парне, за которым Джосбери гнался на следующий день, могло быть пять футов одиннадцать дюймов. Но в этом, на камере, – точно нет. – Я отвела взгляд от экрана. – Я тогда решила, что ракурс, наверно, неудачный или Аманда на каблуках. Но вполне вероятно, что в тот вечер в парк зашел другой человек.

Андерсон настороженно прищурился. За открывшейся дверью стояла Таллок.

Вполне вероятно, что Аманду Вестон убил другой человек.

– Мне надо обратно в Льюисхэм, – сказала Таллок Андерсону. – Можешь съездить в морг? И Флинт захвати. Позвони, когда…

– Так точно, босс. И не переживайте. Это все дурацкий розыгрыш, точно вам говорю.

Таллок неуверенно ему улыбнулась, кивнула и ушла.

51

– Неужели Таллок отстранят от расследования? – спросила я у Андерсона, когда мы подъехали к больнице Святого Томаса и припарковались в специальной зоне для «скорых».

– Хрен вам! – ответил он, вылезая наружу. – Будут держать до победного. А когда начнется жара, привлекут к ответу по всей строгости.

Андерсон шагал слишком быстро, я за ним не поспевала. Мы вошли в приемную, а оттуда спустились на лифте в морг. Последний раз, когда я была тут, мне показывали вырезанную человеческую матку. Может, Кейтс пожалуется, что мы даем ему одни ошметки?

Юный лаборант встретил нас и помог переодеться. Кейтса мы застали в прозекторской за заполнением бумаг. Отложив ручку, он поприветствовал нас.

– Бесконечная бюрократия, – сказал он. – Ваша посылка прибыла десять минут назад. Займись, пожалуйста, музыкой, Трой.

Трой с улыбкой включил айпод.

Посредине металлического стола лежал серый сверток. Кейтс натянул перчатки и развернул его, как только зазвучали первые ноты.

– Инспектора Таллок сегодня не будет? – спросил он, вытаскивая тот самый пакетик, который мы видели в библиотеке. – Ну, давайте взглянем, что тут у нас.

Кейтс вытряхнул содержимое на широкий, но неглубокий поднос. Я в жизни мало слышала звуков омерзительнее, чем то чавканье, с которым вязкая масса шлепнулась на нержавейку. Пришлось сосредоточиться на музыке. На этот раз играл целый оркестр, гармоничнее и слаще, чем та соната для фортепиано. Кейтс взял щипцы и начал разгребать сваленные в кучу потроха.

– Ну, одно могу сразу сказать: материал свежий.

– Откуда вы знаете? – спросил Андерсон.

– А вы понюхайте, – предложил Кейтс.

Мы с Андерсоном переглянулись, но остались на своих местах.

– Ага, – продолжал патологоанатом, – сердечко, как я и думал.

Оркестровая музыка стала громче. Кейтс отодвинул сердце на другой конец подноса. Бледно-розовый мускул размером с мой кулак. Из расширения сверху торчали два крупных, грубо усеченных сосуда с запекшейся кровью.

– Человеческое? – спросил Андерсон.

В отсутствие босса он уже не петушился.

– Возможно. Размер подходящий, но нужно будет проверить.

Кейтс поддел что-то щипцами – и я отпрянула в неясном ужасе.

– А вот это – точно человеческое.

Он поднес сгусток ткани поближе к свету. Почти что круглой формы, а размером примерно в половину грейпфрута.

– О нет, только не это! – взмолился Андерсон.

– Насколько мне известно, – сказал Кейтс, по-прежнему глядя на зажатый в щипцах объект, – только у представителей homo sapiens имеются полноценные груди, а не вымя, без шерсти вокруг соска.

– Это он? – Андерсон смотрел на меня. – Потрошитель? Это он отрезал…

– Да, – сказала я. К горлу подступало что-то сладкое и липкое. – Мэри Келли отрезали обе груди. Но он не забрал их с собой. Бросил прямо там, рядом с трупом.

– О господи… – пробормотал Андерсон.

– Тут еще что-то есть, – сказал Кейтс, сооружая новую кучку окровавленных тканей. – Но это точно не органика.

Мы с Андерсоном подождали, пока он дойдет до раковины. Вступило фортепиано – легкое, чистое, но при этом невероятно грустное. Кейтс включил воду. Через пару секунд он вернулся и положил что-то на стол. Нам не оставалось ничего другого, кроме как подойти ближе.

Отмытое от крови украшение сияло в лучах искусственного света. Это было скромное, недорогое ожерелье из серебра: по большей части цепочка, но перед, который должен лежать на ключицах, составляли буквы женского имени.

Элизабет.

– Мы нигде не упоминали, что он дает своим жертвам имена, – сказал Андерсон, с тревогой проводя ладонью по лицу. – Ни об этом не рассказывали, ни об одежде. Мать его разэдак, он до сих пор на свободе!

52

– Последнюю жертву обнаружил ее собственный муж, примерно два часа назад, – рассказывала Таллок, когда я вошла в диспетчерскую. – Он рано вернулся с работы, чтобы переодеться к вечернему приему. Наверное, это можно назвать счастливым стечением обстоятельств, так как в противном случае тело обнаружил бы ее ребенок.

Сержант Андерсон был прав. Он до сих пор разгуливает на свободе. Приехав в участок, мы узнали, что найдено третье тело. Андерсон поехал на место, а я осталась ждать новостей.

На часах было начало восьмого, и большинство ребят уже вернулись из Хэммерсмита, где и произошло убийство. Я нашла себе свободный стул.

– Врач, побывавший на месте преступления, считает, что ее убили еще утром, – сказала Таллок. – Следов взлома или сопротивления не обнаружено. Если не считать главной спальни, дом остался в неприкосновенности. Надеюсь, мне больше никогда не доведется увидеть такую спальню…

Она нажала кнопку на компьютере, развернув фото на весь экран. На широкой кровати лежала коротко стриженная брюнетка – ногами на подушке, головой в изножье. В остальном же… Сказать что-то определенное было трудно.

В диспетчерскую вошел Джосбери, уже без перевязи на руке.

– Нам кажется, что убийца заставил ее лечь на спину, – продолжала Таллок. – Возможно, как и наш приятель Купер, он угрожал ей пистолетом, боевым или игрушечным. Подошел сзади, взял за волосы и запрокинул голову, после чего перерезал горло слева направо. То есть он, судя по всему, правша. Точнее мы сможем сказать после вскрытия, но похоже, что разрезов было несколько.

Комната на фотографии выглядела так, будто кто-то забрызгал ее краской из аэрозоля.

– Кровь в основном поступала из перерезанного горла. А значит, он дождался ее смерти и только потом начал глумиться над трупом. Следов пыток или изнасилования не обнаружено.

– Другой убийца? – с надеждой предположил Стеннинг.

– Не исключено, – кивнула Таллок. – Она не мучилась, как Аманда Вестон. С другой стороны, таких посмертных увечий никому еще не наносили: с живота и ног содраны целые полосы кожи, почти все внутренние органы вырезаны и разбросаны на кровати, реберный каркас размозжен – возможно, молотком, – а после разомкнут посредине. Ей удалили сердце и отрезали грудь. Одну нашли на месте. Вторая угодила в детский зал библиотеки «Виктория».

По комнате пробежало нечленораздельное бормотание.

– Прости, Дана, я не расслышал, как ее зовут, – сказал Джосбери. Он по-прежнему потирал левую руку, как будто та еще не зажила.

Я тоже «не расслышала», всю вторую половину дня просидев в другой комнате.

– Бенн, – прочла Таллок в своих записях. – Шарлотта Бенн. Замужем за Ником, барристером по уголовным делам. Двое сыновей, – уже тише добавила она. – Феликс, двадцать шесть лет, и Гарри, двадцать два. Дочке, Мэделин, семнадцать, она еще… Лэйси, какого… Господи, да ловите же ее!

Вокруг меня вдруг все засуетились. Кто-то – кажется, Стеннинг – поддерживал меня в вертикальном положении. Сбоку подтащили стул, усадили… Черная туча в голове начала таять.

Я сидела в другом конце комнаты, возле двери, и убей бог не помнила, как вставала и переходила сюда. Передо мной была Майзон со стаканом воды. Я машинально взяла его. Рядом стояла, пригнувшись, Таллок. Я не сводила глаз с двери.

– Тебя отвезут домой, – распорядилась Таллок. – Будешь на больничном, пока я лично не разрешу выйти.

– Нет, – сказала я громче, чем рассчитывала. Сделав глубокий вдох, я продолжила уже потише: – Все в порядке. Мне просто нужно побыть одной. Я пойду поищу свободную комнату.

Таллок хотела было возразить, но, взглянув на часы, поняла, что у нее нет времени нянчиться со мной.

– Ладно, иди в соседнюю комнату. Пит, отправляйся с ней.

Встать я, как ни странно, смогла без посторонней помощи. Задавшись целью дойти до двери, я своего добилась. Стеннинг шел рядом.

– Думаю, никого уже не удивит тот факт, что дети Шарлотты Бенн учились в школе Святого Джозефа в Чизике.

Практически все перевели взгляд на Таллок, но только не Джосбери – тот по-прежнему смотрел на меня.

– Эти семьи что-то связывает, – продолжала Таллок. – И не только дети в одной школе. Мы обязаны узнать, что именно. Я предложила Гейл заняться этим вопросом.

Дверь за нами затворилась, и мы со Стеннингом прошли несколько метров по коридору до соседнего кабинета.

– Что тебе принести? – спросил он, когда я уселась за свой стол.

– Ничего, я в полном порядке, – ответила я, указывая на дверь. – Иди, не волнуйся за меня.

Стеннинг не стал препираться.

– Точно? – спросил он уже вполоборота.

– Пит. – Я остановила его на пороге. – Вторая жертва, Аманда Вестон, она раньше жила в Лондоне, правильно?

Стеннинг нетерпеливо кивнул головой.

– Да, в первом браке. Ты точно в порядке?

– Да. – Я выдавила из себя улыбку. – Иди, потом расскажешь.

Я отсчитала несколько секунд, а потом похлопала себя по щеке, мысленно приказав собраться, и включила компьютер.

В главной базе данных МВД Великобритании хранятся сведения о каждом серьезном расследовании, проводимом полицией по всей стране. Когда я еще носила форму, начальство заметило, как ловко я нахожу и обрабатываю информацию, и послало меня на четырехнедельные специализированные курсы. С системой я была очень хорошо знакома, но, когда вернулась на службу, занималась в основном ерундой: вводила бесконечные мелочи, необходимые для расследований. К самому интересному я пока что даже не подбиралась.

Я первым делом открыла файл на семью Джонсов. Джеральдина Джонс, наша первая жертва, была замужем за Дэвидом, который работал руководителем фонда на Лэденхолл-стрит. Зарабатывал он ориентировочно полмиллиона в год, включая доплаты и бонусы, жил с супругой в славном домике в районе Чизик, прямо у реки. У пары было двое сыновей: Джейкоб, двадцатишестилетний врач-интерн, и Джошуа, пока еще студент.

Джонс. Такая распространенная фамилия.

Кто-то без меры трудолюбивый уже успел создать файл о последней жертве. Шарлотте Бенн было сорок девять, после рождения старшего сына она нигде не работала. У них с Ником было двое сыновей: Феликс, двадцати шести лет, и Гарри, двадцати двух. Семнадцатилетняя дочь Мэделин еще училась в школе Святого Джозефа.

Делать нечего – пришлось открыть и третий файл, посвященный семейству Вестон. Как только что сообщил мне Стеннинг, Аманда Вестон, чье тело мы с Джосбери обнаружили в лодочном сарае в парке, выходила замуж дважды. Дэрил был вторым ее мужем, после свадьбы они переехали в Гемпшир. А до того она с детьми жила в Лондоне, неподалеку от Джонсов. Двое детей: Дэниел, двадцать пять лет, и Эбигейл, шестнадцать, оба учились в школе Святого Джозефа в Чизике. Тогда фамилия у них еще была Бриггз.

Джеральдина Джонс. Аманда Вестон. Шарлотта Бенн.

За стеной, в диспетчерской, уже наверняка перешли к выяснению, что может связывать все три семьи. Таллок сейчас велит кому-то разведать их финансовые дела – надеется, что мужья ввязались в сомнительное дельце, а жен теперь истребляют в виде предупреждения или наказания. Этот след заведет полицию в тупик.

В ближайшие сутки – в любой момент – родственники убитых сами поймут, что происходит. Они свяжутся с Таллок и объяснят, почему этих трех женщин убили. Они скажут, кто будет следующим. Кто станет жертвой номер четыре и жертвой номер пять. Имя убийцы станет ясно как божий день, и мои коллеги поймут, что Джосбери все это время был прав.

Они поймут, что убийца – это я.