Текст книги "Теперь ты меня видишь"

Автор книги: Шэрон Болтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

53

Я вышла из здания участка через двадцать минут. Никто не видел, как я ухожу. Перед тем как скрыться, я сделала все, что было в моих силах, хотя этого, конечно, было мало. А еще я оставила записку, в которой говорила, что больна, и брала день отгула. Это поможет мне оттянуть время.

На антресолях у меня хранится сумка со всем необходимым для внезапного побега. Немногочисленные важные бумаги, деньги. Я арендую сейфы в компаниях, обеспечивающих вневедомственную охрану. Компании меняются каждый год, содержимое сейфов – никогда. Наличные. Достаточная сумма, чтобы пропасть без вести.

Я переоделась в джинсы, теплую толстовку и кроссовки, накинула на плечи куртку. Я давно уже не ела, но времени было в обрез. Перехвачу что-нибудь по дороге.

Я выключила свет и вышла из квартиры. На улице накрапывал дождь и, судя по завесе туч, прекращать не собирался. Я подумала, не поехать ли на велосипеде, но тут же поняла: поиски так, конечно, усложнились бы, но и двигалась бы я куда медленнее. Через пару часов я планировала быть уже в Портсмуте, где брошу свою машину и сяду в пассажирский, а не грузовой отсек ближайшего парома во Францию. Как только я окажусь на континенте, куплю билет на скорый поезд в южном направлении. Через пару дней от меня не останется и следа. Лэйси Флинт перестанет существовать.

Дверь я запирала со слезами на глазах. Я всегда знала, что однажды это случится. Что мне придется бежать без оглядки. Но даже не подозревала, как это будет больно.

Поднявшись на свинцовых ногах по лестнице, я клацнула автоматическим ключом. Дверцы машины послушно отворились.

– Куда-то собралась, Флинт?

Можно было догадаться, что так просто у меня ничего не выйдет.

Я медленно развернулась. Мой заклятый враг в обход закона припарковал машину на двойном желтом и стоял теперь там со свитерком, небрежно накинутым на плечи. Глаза его прочертили невидимую линию от моего лица к рюкзаку за спиной.

Держись, подруга!

– Да в один спорткомплекс неподалеку. – Я растянула губы в подобии улыбки, которое за настоящую улыбку можно было принять только при тусклом уличном освещении. – Все тело ломит – дай-ка, думаю, схожу на часок в парилку. Хочешь со мной?

Джосбери смотрел на меня с явным подозрением.

– Заманчиво. Но у меня другие планы.

– Ладно. Всего хорошего. – Я отвернулась от него и быстро пробежала глазами по сторонам. Нигде ни души. Мы одни. – Кстати, – беспечно прощебетала я, – если ты должен приглядывать за мной тайком, то получается весьма хреново.

Я потянулась к ручке, еще не зная, что буду делать внутри. Джосбери не дурак. Если он не стал прятаться, значит, не один здесь. Я в ловушке. Я снова огляделась. Никого. В сумке лежит швейцарский армейский ножик. Убить-то я его не убью, но хотя бы выгадаю время.

Мои мысли прервало легкое прикосновение к плечу. Я чуть не вскрикнула – настолько была взбудоражена.

– Вообще-то ты входишь в мои планы, – сказал он. – Мне поручили проверить, все ли с тобой в порядке.

На бровях у него поблескивали крохотные капельки дождя. Одна сорвалась и висела на реснице, пока он ее не сморгнул.

– Да, все в порядке. Спасибо. Но мне сейчас надо побыть одной. К тому же я действительно ужасно себя чувствую.

– Я сделаю тебе массаж. – С этими словами он отобрал у меня ключи. – Пойдем.

Он усадил меня к себе в машину. Только не паниковать! Если Джосбери захочет заглянуть в мою сумку, мне конец.

Ладно, поеду чуть позже. А хоть и на велосипеде. Ночью. Или подожду до утра и поеду на автобусе. Или на поезде. Я все равно смогу это сделать. Надо только сохранять спокойствие.

В машине пахло влажной шерстью и одеждой. На перекрестке с Вондсворт-роуд Джосбери включил магнитолу, и я уже приготовилась к стандартной клубной долбежке. Однако вместо этого какой-то мальчик нежно запел о том, что он, видите ли, летает.

– Это же «Westlife», – узнала я через несколько секунд.

Джосбери не обернулся, но в углу его рта собралась складка.

– Одолжил у Даны.

Я чуть не рассмеялась. Несмотря ни на что.

– Что я пропустила, рассказывай.

Мы ехали на восток, держась южного берега.

– Когда я уходил, они беседовали с директором Святого Джозефа. Эдвард Ситон. Готов вроде бы сотрудничать со следствием. Они с Гейл воспользовались школьным «телефонным деревом». Это такой список…

– Я знаю, что такое «телефонное дерево», – перебила его я. – Звонишь на верхний номер, оттуда звонят на следующий и так далее.

– Да. Они хотят связаться со всеми семьями, которые отдавали детей в эту школу за последние десять лет. Проверят, живы ли матери, предупредят, чтобы были осторожны в ближайшее время.

– Паника же поднимется.

Я только сейчас поняла, что Джосбери превышает допустимую скорость и уже дважды посмотрел на часы.

– Да, я тоже так сказал.

Мы подлетели к очередному светофору, загоревшемуся красным, и Джосбери утопил педаль тормоза. Меня швырнуло вперед, и ребрам совсем не понравился столь тесный контакт с ремнем безопасности.

– И?

– Ну что «и»? Талли расправила плечи, включила режим «визг» и стала вопрошать: неужели, мол, она одна понимает смысл фразы «двойное убийство»? Тогда-то я и решил, что пора сваливать.

Ну наглец, таких еще поискать!

– И она тебя отпустила?

– Она же знает, что у меня с бумажками возиться не выходит. А они только этим сейчас и занимаются. Завтра в школе проведут экстренное собрание для всех матерей – и бывших, и нынешних учеников.

– Как ты думаешь, что напишут в газетах?

– Газетчиков она тоже пригласила. Похоже, все упирается в эту злосчастную школу. Талли хочет предупредить женщин, которые имеют к ней отношение.

Я на минуту задумалась. Идея, конечно, удачная. И завтра утром мне будет крышка. Нужно во что бы то ни стало уехать сегодня вечером. Осталась одна проблема. Вот она, проблема эта. Сидит и вертит баранку.

Рюкзак лежал у меня на коленях. Понадеявшись, что музыка заглушит звук, я расстегнула передний карман и нащупала ножик. Сунула руку в карман куртки. Пока я это делала, моя проблема свернула на короткую тупиковую дорогу и остановилась. Джосбери заглушил мотор и с наигранным облегчением выключил магнитолу.

– Мне за это полагаются бонусные очки, – сказал он. – Я, кстати, захватил тебе куртку.

Он вышел из машины, прежде чем я успела спросить, где мы и зачем мне нужна еще одна куртка. Выбора не оставалось – я запихнула рюкзак под сиденье и вылезла наружу.

Мы были в Саусварке, неподалеку от моего предыдущего места работы. Почти что на самом берегу. Джосбери вручил мне большущий дождевик, надел бейсболку и пошел к воде. Я осторожно последовала за ним, накинув капюшон.

До реки оставались считаные метры. Ограждение представляло собой всего две железные перекладины на вертикальных подпорках. Джосбери поджидал меня у каменных ступенек, которые, кажется, спускались к пляжу. Когда я подошла поближе, он достал фонарик и посветил вниз. На четвертой ступеньке он поскользнулся.

– Аккуратнее, – сказал он через плечо. – Тут грязно и скользко. Держись за веревку.

Поросшая водорослями веревка была приколочена к стене. Примерно за такую я уцепилась в ту ночь, когда утонул Сэм Купер. В ту ночь, когда сама чуть не утонула. Мне не хотелось к ней прикасаться и уж точно не хотелось спускаться на пляж.

На реку я еще не смотрела, но уже слышала ее – услышала сразу, как только вышла из машины, услышала даже сквозь барабанящий дождь. Эти тихие шлепки о деревянные опоры пирса, этот гул, вечно стоящий над движущейся водой.

– Я подожду в машине, – сказала я, но не была уверена, что Джосбери расслышал меня в налетевшем ветре.

– Нет, иначе весь смысл пропадет.

Он дошел до последней ступеньки и развернулся ко мне.

– Мне возле реки не по себе становится, – сказала я.

Я до сих пор так и не посмотрела на нее, но чувствовала ее близость. Скоро начнется прилив. Прожив достаточное время у такого переменчивого водоема, как Темза, умеешь различать приливы и отливы по звуку. Начинаешь слышать шепот воды: «Я еще вернусь». Черт, все, я пошла отсюда!

– Понимаю. Это вполне нормально. Но нельзя же работать в полиции и быть при этом потамофобкой. Иди сюда.

Джосбери поднялся на пару ступенек и, схватив меня за руку, потащил вниз. Вот он, долгожданный момент. Нож у меня в кармане. Надо всадить его в живот и резко дернуть вверх. Он упадет, и через пару часов река заберет его себе.

– Потамо… что? – спросила я, ступая на пляж.

Под ногами захрустел мусор. Подошвы кроссовок утопали в чем-то, похожем на влажный песок, но я сама догадалась, что это, скорее всего, другая субстанция.

– Потамофобия. Патологическая боязнь рек, – пояснил Джосбери, увлекая меня за собой.

Впереди взмывали к небу острые футуристические иглы моста Миллениум. В темноте он отливал чеканным серебром. Свет фонаря до нас уже не доходил, и дорогу освещал лишь фонарик Джосбери.

– Я сам это слово час назад узнал, – оправдывался он.

Темные контуры впереди приняли форму невысокого мола – мокрого, полусгнившего, ненадежного. Нет уж, я на эту штуку не полезу ни за какие коврижки. Джосбери, выпустив мою руку, запрыгнул наверх.

– У меня дед работал в речной полиции, – сказал он. – В начале пятидесятых люди еще не так волновались за свое здоровье и безопасность. Офицеры постоянно окунались, добровольно и не совсем.

Я скрестила руки на груди. Мне плевать, к чему он клонит. Я не поддамся.

– Туда, конечно, только хороших пловцов брали, но все равно – когда их потом выуживали, у половины развивалась эта самая потамо-как-ее. Тогда их снова вывозили на реку, в таких маленьких низкобортных лодочках. Как можно скорее. Это вроде как усадить в седло человека, который недавно свалился с лошади.

Значит, он хочет мне помочь?

– Спасибо за заботу, но давай как-нибудь в другой раз.

– Все так говорят.

Уверена, он произнес эти слова с мерзейшей из своих ухмылок.

– Идем обратно в машину.

Я решила попытать счастья в последний раз.

– Я что, – спросил Джосбери, наклонив голову, – похож на человека, который легко сдается?

Ладно, черт с тобой! Мы вместе прошлись по молу. На том берегу колыхался призрачный купол, венчавший собор Святого Павла.

– Когда начинается прилив, этот мол покрывает полностью, – сказал Джосбери. В этот миг я осознала, что мы, вообще-то, идем прямо над водой. – А в отлив речная полиция использует его, чтобы добраться на южный берег.

Я ничего не сказала. Я не могла понять, как будет лучше: сосредоточиться на огнях на том берегу и удерживать реку на периферии – или уставиться на носки собственных кроссовок и любоваться хороводом ряски через щели в настиле. На самом деле мне, если честно, хотелось одного: зажмуриться и вцепиться в Джосбери обеими руками, – но он бы такого не потерпел.

Мы прошли примерно два метра, когда Джосбери замер. Вода, подгоняемая ветром, неумолимо наступала. Каждая волна, даже самая крошечная, подбиралась ближе к нашим стопам. Джосбери обнял меня за плечи и сдвинул влево, чтобы заслонить от ветра. Очень, конечно, галантно с его стороны, но мне эта качка решительно не нравилась.

– Я предложил Дане, чтобы ты завтра опросила детей.

Облака плыли по небу, река переливалась всеми оттенками от черного до фиолетового, и яркие рубиновые круги плясали на ее поверхности. Я подняла взгляд. Рубиновый свет отражался от крана близ собора Святого Павла.

– Что? – сказала я, когда до меня дошел смысл его слов.

Он не отрываясь смотрел на мост Саусварк.

– Ты самая молодая. Тебя не будут бояться.

– Я, если честно, собиралась завтра побыть дома. Даже записку Таллок оставила.

– Да, она у меня в кармане. Талли ее еще не видела.

Я дождалась, пока мы снова встретимся глазами. Мы встретились – но лишь на одну секунду. Джосбери снова уставился на мост.

– Не время унывать, Флинт. Ты нужна команде.

Он врал. Теперь, когда выяснилось, что убийца по-прежнему на свободе, я снова была под подозрением. Он нашел записку, догадался, что я планирую сбежать, и теперь пытается этому воспрепятствовать. Все эти седла, лошади и дедушки-полицейские – полнейшая чушь. Теперь он глаз с меня не спустит.

Я отвернулась лицом к пляжу. Тут великое множество камней. Выбирай любой. Стоит отвлечь его хоть на миг, подобрать булыжник поувесистее, задрать руку повыше – и ударить посильнее… На его машине я смогу доехать до Портсмута еще до полуночи.

– Это за нами, – объявил Джосбери.

54

К берегу подплывал полицейский катер. Разгоняемые им волны уже плескались об утлый мол. Катер остановился рядом, и сержант средних лет бросил нам веревку.

– Прилив наступает, – сказал он Джосбери, пока тот вязал узел на ржавом клине. Сержант протянул мне большую морщинистую ладонь. – Залезай, красавица.

У меня уже закончились доводы. Я протянула сержанту руку, посмотрела в глаза, которые почему-то показались мне знакомыми, и забралась на катер. Там, в своего рода кабине, сидели еще двое офицеров. Катер дал задний ход, Джосбери в последний момент сорвал веревку с клина, ухватился за борт и ловко запрыгнул на палубу, как будто всю жизнь только этим и занимался.

Под рев мотора мы поплыли к середине реки. Дождь и речные брызги, похоже, соревновались, кому удастся сильнее нас вымочить. Шальная волна налетела на нос катера, но моему носу досталось тоже – я почувствовала во рту что-то соленое, с горькой маслянистой примесью.

– Констебль Флинт, знакомьтесь: сержант Уилсон, сотрудник речной полиции. Дядя Фред, это Лэйси.

Офицер, затянувший меня на борт, кивнул, бросил Джосбери спасательный жилет, а мне помог надеть точно такой же и отрегулировать застежку на талии. Затем он пригласил нас в небольшую каюту с окнами.

– Марк говорил, что ты отвыкла от воды, – сказал он, когда рев мотора немного стих за закрытой дверью.

– Я, кажется, никогда к ней и не привыкала, – ответила я.

Каюта, между прочим, оказалась на удивление шикарной: тут тебе и мягкие сиденья, и навороченная панель управления, и даже кухонька. Пахло пластмассой и дизельным топливом, но в нос не шибало.

Сержант Уилсон внимательно всмотрелся в мое лицо.

– Ну, надеюсь, тебе понравится. Пройдем до дамбы с парой остановок, вернемся часам к десяти. Если не возражаешь, я пойду на мостик.

Уилсон вышел, и мы услышали, как он, уже наверху, лезет к напарникам в кабину.

– Ну же. – Джосбери привлек меня к окну и рукавом стер конденсат со стекла. – Что может быть красивее ночной реки? – Заметив мое выражение лица, он внес уточнение: – Если, конечно, ты не барахтаешься в ней, а плывешь на катере.

Мы уже почти доплыли до моста Саусварк. Я раньше никогда не видела его с воды и должна была признать – втайне, разумеется, – что Джосбери в чем-то прав. Невидимые огни окрасили своды в бирюзу, а все здания вокруг – и старые, и новые – сияли медвяно-желтым. За мостом виднелся главный бриллиант в короне города – Сити.

– Дядя Фред?

– Мамин младший брат, – объяснил Джосбери. – Пошел по стопам отца. А ты как относишься к этому Ллойду – противница, сторонница?

Над крышами домов лучилась сиреневым светом продолговатая футуристическая конструкция. Я мало в жизни видела зданий, которые меня настолько бы впечатляли.

– Противница, – солгала я.

– Когда я был маленьким, дед еще служил. На выходных он брал нас с братом в речной патруль.

Огни реки одновременно отражались в струях дождя и искажались в иллюминаторах. Сочная лазурь, сверкавшая на верхушке Нэт Уэст Тауэр, роняла капли во все стороны. Фонари вдоль набережной походили на факельное шествие.

– Он любил рассказывать нам о реке, – продолжал Джосбери. – Столько всего знал… Выйдя на пенсию, он устроился гидом на экскурсионное судно.

Тауэрский мост вздымался впереди, как серая неприступная крепость. Я на миг представила двух мальчишек, играющих в полицейских на речном трамвае, и подумала, что еще двадцать четыре часа назад была бы рада кататься с Джосбери по Темзе и слушать его истории из детства. Да уж, многое может измениться за какие-то двадцать четыре часа.

– Посмотри налево.

– Ваппинг. База дядюшки Фреда сотоварищи.

Туда, в полицейское отделение Ваппинга, отвезли труп Самюэля Купера, выловленный из реки. Туда же отвезли бы и мой труп.

– Ага. А еще там казнили убийц, пиратов и прочих злодеев. Пиратов вешали на коротких веревках, чтобы они умирали медленно, а потом их должны были омыть три прилива – и только тогда тела снимали с виселицы. М-да, не та теперь полиция, что и говорить.

Пейзаж переменился: за Тауэрским мостом начинались деловые кварталы из угольно-черных, строго функциональных зданий. Красоты значительно померкли, и даже цвета потускнели.

– Очень милая история.

Джосбери усмехнулся.

– В те времена в ходу были так называемые «грязные деньги».

Фонари на набережной стали ярче и холоднее, не то что в туристическом районе. Эти пронзали темную воду, как спицы.

– Ты же все равно расскажешь. Какая разница, хочу ли я это слышать?

– Это была доплата, полагавшаяся полицейским, которые выловили из воды труп. Солидная сумма. Так что все радовались, когда кто-то тут топился.

Примерно неделю назад я сама могла бы порадовать какого-нибудь речного полицейского неожиданной прибавкой. Он что, хотел не только помешать моему побегу, но и наказать меня?

– Сама понимаешь, желающих урвать премию было больше, чем утопленников. А тут еще такая закавыка: если найдешь труп под конец смены, то можешь не успеть довезти его до Ваппинга в срок.

– Я даже не буду спрашивать…

Этого и не требовалось: Джосбери был в ударе.

– Так вот. Вместо того чтобы уступать свои честные заработанные «грязные деньги» сменщикам, они прятали труп, привязывали его к чему-нибудь, а на следующий день снова «находили».

Катер уже как будто плыл по черно-белому кино. На южном берегу огни горели белым, почти не рассеивая мрак вокруг себя. Блики на черной воде казались слезинками.

– Ничего омерзительнее в жизни не слышала.

– Я к чему тебе это рассказываю: со временем ко всему привыкаешь. Ты как вообще?

– Нормально, – на автомате ответила я и в следующую секунду поняла, что не соврала.

Нормально. Да, мне по-прежнему хотелось поскорее выбраться на берег и умчаться в сторону Ла-Манша, но в остальном это плавание никак нельзя было назвать ужасным.

– У меня тоже сложилось такое впечатление, – сказал он, слегка раздвинув уголки губ. – Тебя так просто из колеи не выбить, да?

– Ага. – Я отвернулась к окну и подумала, что события последних часов, похоже, именно к этому и привели. – Можно и так сказать.

Мотор вдруг взревел, и катер понесся во весь опор. Мы с Джосбери одновременно качнулись назад, но быстро обрели равновесие. Велев мне никуда не уходить, он направился к двери, но дядюшка Фред опередил его, заглянув к нам в каюту.

– Нам только что сообщили, что небольшое судно движется к Королевской верфи. А в таких погодных условиях это чистое самоубийство. Вот мы и припустили, чтобы догнать его. А вы пока сидите тут и не мешайте – сами ж, наверно, понимаете.

– Так точно! – козырнул Джосбери.

Мы скользили по поверхности воды, прорезая мглу поисковыми огнями. На южном берегу замелькали постройки Гринвича. Джосбери открыл шкаф и достал две желтые катушки с металлическими застежками – спасательные тросы.

– Я в детстве был страшным хулиганом, – сообщил он, пристегивая один конец троса к моему жилету. – Никого не слушался.

Он перекинул трос через голову и закрепил другой конец на поясе. Проделав те же манипуляции со своим снаряжением, он достал из шкафа бинокль.

– Можешь побыть здесь, – сказал он, открывая дверь на палубу. – Нет, даже так: я приказываю тебе оставаться здесь.

– Я в детстве тоже никого не слушалась, – сказала я, следуя за ним.

– Кто бы сомневался! – пробурчал он. – Найди себе какую-нибудь опору и пристегнись.

Пригревшись в теплой, хоть и пропахшей дизелем каюте, на свежий воздух я вышла, словно из сауны. Нас тут же обдало порывом ледяного ветра. Дождь, усилившись за время пути, буквально обстреливал реку пулями-каплями. Мы мчали против течения, и прилив, сплотившись с ветром, отвечал на это сердитыми бурунами.

– Кому придет в голову в такую погоду переться куда-то на своей лодчонке? – крикнула я Джосбери на ухо.

– Всяким негодяям в основном, – ответил он, не отнимая бинокля от глаз. – Скорее всего, контрабандисты. Или нелегальные иммигранты. Ты пристегнулась?

– Да, к ограждению. Иммигранты? По Темзе?

– Бывает. Их привозят по Северному морю на грузовых судах. Высаживают обычно в Тилбери, а оттуда они уже плывут, как ты выразилась, на «лодчонках». Но Фред прав: сейчас это чистое самоубийство.

– Хоть бы увидеть их в такую непогоду.

– А вон они, – указал Джосбери, обнимая меня за плечи. – Метрах в двухстах. Прямо по курсу.

Он отдал мне бинокль и развернул в нужном направлении. Я с трудом рассмотрела во мраке надувную шлюпку с малюсеньким внешним моторчиком и даже без огней. На борту было три человека.

– Речная полиция! Выключите мотор и не двигайтесь с места! – заорал в рупор сержант Уилсон, напугав меня до полусмерти.

Я передала бинокль Джосбери: что-то подсказывало мне, что ничем хорошим это плавание не закончится, а смотреть, как кто-то тонет, не было ни малейшего желания. Когда тонули мы с Купером, погода была хорошая, полный штиль. В такую грозу надежды практически не было.

– Черт! – пробормотал Джосбери.

– В чем дело?

– Они пытаются уйти.

Шлюпка развернулась к северному берегу, но мы уже, можно сказать, летели над водой. Лодчонке с нами не тягаться. Кто-то переговаривался по рации: вызывали подкрепление на суше. Даже если шлюпка преодолеет эти пятьдесят метров, на берегу их будет дожидаться полиция. Глупо было даже пытаться. Но люди в безвыходном положении часто ведут себя глупо. Отчаявшись, они паникуют. Мне ли не знать!

Катер резко крутнулся, и я упала прямо на Джосбери.

– Если я скажу тебе идти в каюту и сидеть, пригнувшись, будь добра, послушайся меня. Эти сволочи могут быть вооружены.

Мы были уже совсем близко и сбавили скорость. Джосбери опустил бинокль и положил его на место в шкаф. В этот момент спасательные огни как раз выхватили шлюпку из мрака; пассажиры затравленно вытаращились на нас, как перепуганные лесные звери.

Нас разделяло не более сорока метров. Джосбери закрывал обзор, и мне все время приходилось заглядывать ему через плечо. Двое пассажиров были взрослыми мужчинами, а третий – чуть ли не ребенком. Я видела, как развеваются волосы вокруг бледного лица.

Шлюпка повернула влево, и кто-то, кажется, закричал, но я не ручаюсь. Тридцать метров. Когда на них снова упал свет, я увидела белые руки, намертво вцепившиеся в трос по краю лодки.

Фред повторил предупреждение, а шлюпка повторила разворот. На этот раз ее понесло прямиком в гигантскую волну. Повисев на самом гребне, она съехала вниз с другой стороны, но путь ей преградила вторая волна. В следующий раз я увидела ее уже гораздо ниже.

Рев еще одного мощного мотора возвестил приближение подмоги. От второго полицейского катера шлюпку отделяло около тридцати метров. Мы были еще ближе. Ну, уж сейчас-то они сдадутся?

Теперь я отчетливо видела всех троих. На них не было спасательных жилетов. Все трое вымокли до нитки. Темноволосые бровастые мужчины и девочка не старше восемнадцати лет.

Один встал и простер руки над головой. Вскипевшая от наших моторов вода захлестнула шлюпку, побросала ее из стороны в сторону и наконец опрокинула. Наш катер дал задний ход. Нужно было занять такую позицию, чтобы заметить людей за бортом.

– Что-нибудь видишь? – крикнул мне Джосбери, пока по воде метались поисковые огни и лучи мощных фонарей.

Я ничего не видела. Было слишком темно, а поток был слишком бурным. Шлюпка всплыла кверху дном; за трос на ободе держались две крепкие руки. Второй катер поплыл навстречу.

– Вот и второй, – сказал Джосбери, когда поисковый огонь осветил еще одного мужчину: тот греб к берегу. Какие-то считаные секунды ему это удавалось, но вмешался прилив. Подхватив, как щепку, вода потянула его вверх по течению – обратно к середине реки. Мы пустились в погоню.

Когда мы поравнялись, силы его уже явно покидали. Я, обернувшись, увидела, что второй катер настиг перевернутую шлюпку. Значит, другой мужчина в безопасности.

Фред с одним из констеблей выбрались на правый борт и пытались выловить пловца. Джосбери, отстегнув свой трос, побежал к ним, и я осталась одна. Я слышала, как Фред зовет мужчину, просит взять его за руку. Девочки нигде не было видно. Шансы на спасение уменьшались с каждой секундой.

И тут я увидела белое пятнышко руки в каких-то пятнадцати метрах от катера. Она двигалась к нам, увлекаемая приливом. Еще один миг – и река протащит ее мимо.

– Она тут! – крикнула я. Голова мелькнула на поверхности и снова ушла в воду. – Я ее вижу!

С той стороны катера донеслась невнятная ругань. Это был голос Джосбери. Потом снова послышался крик: он продолжал руководить процессом. Катер дал задний ход и поплыл в сторону, удаляясь от девочки.

– Сэр! Сержант Уилсон! Я ее вижу!

Мужчина, сидевший в кабине за штурвалом, кажется, мельком глянул на меня, но не стал отвлекаться от спасения утопающего.

Девочка снова вынырнула. Она пыталась плыть, но силы были на исходе. Она небось продрогла и вымокла насквозь еще до того, как перевернулась шлюпка. Сейчас же главные органы, должно быть, отбирали всю кровь, предназначенную для конечностей. Ей трудно двигаться. Она вот-вот отдастся на волю волн.

А я могла лишь наблюдать. И надеяться, что она продержится на поверхности еще хотя бы минуту-другую. Вот она снова исчезла, зачерпнув рукой воздух…

Маленькая, худенькая. Скорее всего, давно не ела. Ослабла. И дышит от страха учащенно, даже на поверхности. Ее снесет первым же валом.

Я ничего не могла поделать. Даже если я заставлю себя снова прыгнуть в реку, то точно не успею доплыть до нее. Даже если успею доплыть, точно не смогу дотащить ее до катера.

Рядом лежал свернутый в катушку металлический канат; им, я думаю, тянули забуксовавшие судна или выуживали тяжелые предметы. На свободном конце было стальное крепление. Сама не понимая, что делаю, я отстегнула свой трос от ограды и снова пристегнула, но теперь уже к катушке. Потом потянула за металлический канат, высвободив около трех метров длины. Остальное должно распутаться само.

По-прежнему не соображая, какой это даст результат, я перекинула ноги через ограждение – сначала одну, затем вторую. Корпус катера был окаймлен тонким деревянным карнизом – как раз достаточной ширины, чтобы я могла на нем стоять.

Я смотрела прямо на девочку. Смотрела в ее глаза, такие же темные, как вода. И… Я бы хотела сказать, что нырнула, но это была бы неправда. Катер дернулся, и я упала.

«Попалась», – прошептала вода, смыкаясь надо мной. На долю секунды я почувствовала, как страх тянется ко мне со дна, словно гигантская ручища в наростах моллюсков. Но я ускользнула – и вынырнула на поверхность.

Забудь о реке, думай о девочке. Где она?

Я упала перед ней, она должна была уже врезаться в меня. Но я ее не видела. Только жалобный писк за спиной… Я развернулась – и увидела, как волна несет ее мимо катера. Оставалось всего несколько секунд, прежде чем катушка размотается во всю длину. Я сделала глубокий вдох и поплыла.

Со сломанными, напомню, ребрами. Уже на четвертом гребке я осознала, что долго не протяну. Но я хорошо плаваю, а когда надо, то и быстро. Еще четыре гребка – и я уже почти могу дотянуться до нее. Еще два. Она хватанула меня за плечо, но пальцы сразу соскользнули. Последний рывок – и вот она уже держится за меня. Малюсенькая-то малюсенькая, но ко дну все равно тащит… Ухватилась за мою голову обеими руками, как будто норовит меня утопить. Спасательный жилет, конечно, мигом надулся, но вряд ли он вынесет двоих. Особенно если учесть, какую дьявольскую силу в людях будит борьба за выживание.

Похоже, мне и самой придется за него побороться.

Мы несколько бесконечных секунд кувыркались в воде, и всякий раз, уходя на глубину, я умудрялась выскакивать наверх. Но с каждым разом мне становилось все холоднее, с каждым разом я слабела. Девочке же сил хватало даже на крики. Когда моя голова появлялась на поверхности, в уши бил ее полный ужаса, животный вопль.

– Лэйси!

Другой звук, прямо сверху. Сморгнув капли с ресниц, я осознала, что до матово-белой, в синюю полосу обшивки катера остался всего один метр. Нас обеих подтащили с помощью железного троса. Девочка по-прежнему боялась, но теперь уже мужчин на катере. Когда ее поднимали, она яростно пиналась, пару раз задев и меня. Потом исчезла за кромкой ограждения.

– Дай руку, Лэйси.

Сержант Уилсон тянулся ко мне, и я каким-то чудом потянулась к нему. Через секунду я уже висела над водой, а совсем скоро сидела в каюте, обмотанная серебристым теплоудерживающим одеялом. Дрожала я, конечно, как холодец на стиральной машине. Во рту был не просто маслянистый привкус – скорее казалось, что я выдула целую канистру смазки для двигателей.

Двое иммигрантов сидели на скамейке напротив и даже не шелохнулись, когда им надели наручники и зачитали права. Мы все походили на индеек, запеченных в фольге, и мне, как ни странно, стало смешно. Джосбери вошел в каюту и, даже не взглянув на остальных, направился прямо ко мне. Как выяснилось, я уже могла улыбаться.

– Ну а теперь можно мне в парилку? – спросила я.