Текст книги "Кондор улетает"

Автор книги: Шерли Энн Грау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

– Вот как мой двоюродный брат Ноэль Делашез. Он окулист. Или как папа.

– Ну, – сказал он. – Ну…

В этот вечер он ушел раньше обычного – его одолевала дремота.

– Поедем в субботу в Милнеберг.

Она надула губы.

– Вы ведь знаете, что мама не пускает меня в такие места.

– Ну, тогда в Испанский форт. Я попрошу у Старика на субботу его большую машину.

Но она все равно не была довольна.

– Свободный вечер в субботу, как у приказчика из обувного магазина.

Он засмеялся:

– Вот именно.

В субботу они поехали кататься – мать Неллы, ее сестра и она сама. Они тряслись в огромном новом «паккарде» Старика вдоль Нового канала, а кругом сгущались сумерки. Едва Роберт усадил их в машину, как его, точно туман, начала обволакивать скука. От их бессвязной болтовни этот туман сгущался и сгущался, пока не окутал его, словно толстое одеяло.

Он покорно сидел с ними в маленьком парке на берегу озера и слушал, как грохочет военный оркестр – в реве труб и уханье барабанов почти невозможно было разобрать мелодию. Он медленно прогуливался с ними взад и вперед в прохладном влажном воздухе. Он хихикал вместе с ними, когда они спотыкались о битые кирпичи и заглядывали за осыпающиеся стены старого форта.

– Роберт, – сказала Нелла, – поедем домой. Я приготовила для вас сюрприз.

– Правда?

(Какой еще сюрприз? – тупо подумал он, совсем убаюканный скукой.)

– Я сделала чудесное мороженое. Представьте себе, я весь день вертела ручку мороженицы на заднем крыльце.

– Но ведь вам же все равно нечего делать.

– Глупыш! Мороженое чудесное, и вам понравится. Лимонное!

И они отправились домой. Они сидели на качелях на веранде (виноградную беседку облюбовали москиты), и вдруг ему в голову пришла мысль. Он ужаснулся и все-таки сказал:

– Нелла, а что, если нам пожениться?

Ее лицо сохранило ласковую невозмутимость, и он понял, что она ждала этих слов и довольна, оттого что наконец их услышала.

– Ну… – сказала она. – Ведь это очень серьезно и… Ну, я должна подумать.

– Валяйте, – сказал он.

– Жаргонные выражения ужасно грубы, вы не находите? – Она сделала гримаску. – Я дам ответ через неделю.

Еще одна отрепетированная фраза. Она хорошо подготовилась.

– Вы ведь понимаете, как важно все взвесить, навсегда связывая свою судьбу с другим человеком.

Он улыбнулся этой книжной фразе.

– Что, например?

– Ну, – сказала она, – я не хочу обидеть вас, Роберт, но, если у нас будут дети и они захотят узнать, чем занимается их отец, как я смогу сказать им, что вы бутлегер?

– Скажете, что я служу в универсальном магазине. Так будет лучше?

– Как я скажу им, что их отец – простой приказчик?

– Ну, скажете, что я бутлегер.

Она вздохнула.

– Может быть, – сказала она, – вы получите повышение.

– Договорились, – сказал он, усмехнувшись. – А где же хваленое мороженое?

В этот вечер он долго не уходил. Они сидели в углу веранды, заслоненные большой плетеной корзиной с папоротником. Роберт заметил, что с той минуты, как он сделал предложение, мать Неллы больше не появлялась. Значит ли это, что он теперь свой? Или они думают, что поймали его в ловушку, что он теперь безвреден? Как бы то ни было, а выходит смешно. История во вкусе Старика. Утром он ему расскажет.

Он тихо покачивался на качелях в мягкой прохладе летнего вечера рядом со своей нареченной и думал о том, что может показаться смешным Старику.

Он расхохотался.

– Что вас так смешит? – Нелла придвинулась к нему совсем близко.

– Да так, пришло в голову.

– А обо мне вы совсем и не думаете?

– Если бы вы знали, что я о вас думаю!

Например, как она ухитрилась сообщить матери?

Откуда та узнала? Какой-нибудь условный сигнал? Так какой? Или мать прячется где-нибудь и подслушивает?

Да, подумал Роберт, Старику будет над чем посмеяться.

Следующие две ночи Роберт развозил очередные партии. Потом он отправился в Хьюстон с чемоданом, набитым аккуратными пачками двадцатидолларовых бумажек. Старик возвращал долг. Роберт передал чемодан человеку, фамилия и адрес которого были записаны у него на листке, пообедал и с первым же поездом вернулся в Новый Орлеан. За все это время он ни разу не вспомнил о Нелле. Но когда за окном замелькали болота и лачуги, с которых начинался город, она овладела его мыслями. Ее тонкая фигура плыла за полуопущенной шторкой, ее лицо отражалось в стекле.

Когда Роберт отпер дверь черного хода и поднялся в контору, было еще рано – под густыми ветками дубов, на которых уже созревали желуди, веяло прохладой.

Старик разговаривал по телефону. Он помахал Роберту рукой и продолжал говорить. Из соседней комнаты высунулся Ламотта и сообщил:

– Тебе вчера пришло письмо, Роберт. Посыльный принес. – Он взял с картотеки белый квадратный конверт. – Наверное, что-то важное. Много поставил? На какую лошадь?

Роберт разорвал конверт. Две строчки без подписи: «Я больше не хочу вас видеть. Никогда».

Старик положил трубку.

– В Хьюстоне все прошло благополучно?

– Выполнил все, как вы приказали.

– Без происшествий?

– Да.

– Ну, так сегодня отдохни. Ты заслужил.

– Хорошо, – сказал Роберт и сунул письмо в карман.

Было без малого восемь. Он отправился прямо к дому Неллы и позвонил. Стоя у двери, он провел рукой по подбородку. В поезде он не побрился, и покрытая щетиной кожа зудела – было уже жарко.

Горничная-негритянка открыла дверь, заморгала при виде Роберта и тотчас ее захлопнула. Он позвонил еще раз, но тщетно. Только в окнах колыхались занавески.

Он съездил домой, побрился, переоделся и вернулся обратно. Мать Неллы стояла на пороге. Голос ее дрожал.

– Если вы не уйдете, я позову мужа. Он вышвырнет вас вон.

Роберт мысленно сравнил себя с ее мужем и усомнился в весомости этой угрозы. Но тут дверь захлопнулась с такой силой, что ручка внутри отлетела – он услышал, как она покатилась по полу.

– Вы тут все с ума посходили! – сказал он филенке. – Что за чертовщина?

Он закурил, сел на качели за корзиной с папоротником и начал потихоньку покачиваться, воображая, что рядом с ним сидит Нелла. Потом пошел к своей машине.

Там он докурил сигарету, все еще чего-то ожидая. Но ничего не произошло. Даже занавески не дрогнули. Он завел мотор, машинально заметил, что бензина маловато, и поехал заправляться.

Это был новенький «студебеккер». Он еще и неделю на нем не ездил. Старик любил часто менять машины. Это затрудняло опознание. Некоторые автомобили регистрировались на его имя, но большинство – на подставных лиц. «Студебеккер» был записан на Роберта. Но суть от этого не меняется, думал он. Машина все равно не моя.

– Полный бак, – сказал он.

– Вот это машина! – заметил заправщик, совсем еще мальчишка. – Новая, а?

Роберт кивнул.

– Протри ветровое стекло, малыш.

– И в ней все есть?

– Да, – сказал Роберт, – в ней все есть.

– Здорово дорогая?

– Да, – сказал Роберт, – здорово дорогая. Но для некоторых деньги ничего не значат.

Шпилька в адрес Старика. Для него-то не значат, думал он. Он же за каждый цент цепляется. Всегда за своим столом, всегда у телефона. И уж если ему что-нибудь нужно, он сотню способов отыщет…

Тут мысли Роберта замерли, и он уставился на протертое до блеска ветровое стекло невидящими глазами.

Наконец мальчик потрогал его за плечо:

– Вы здоровы, мистер?

– Здоров… – Роберт засмеялся. – Малыш, – сказал он, – меня ловко одурачили, вот только не знаю зачем…

На худом прыщавом лице заправщика появилось тревожное выражение. Роберт дал ему на чай два доллара. Когда он отъехал, мальчишка все еще стоял и разглядывал бумажки.

Ну, он постарается их поскорее спустить, подумал Роберт. Решил, наверное, что они фальшивые.

Он, не останавливаясь, еще раз проехал мимо дома Неллы. На дорожке стоял автомобиль ее отца. Значит, они его все-таки вызвали. И он теперь сидит с ружьем за дверью или подставляет плечо рыдающей Нелле?

По крайней мере, думал Роберт, поплакать она может. Хоть настолько-то разрыв с ним должен ее расстроить!

Он поставил машину прямо у двери магазина, хотя это место предназначалось для автомобилей покупателей. Ему не хотелось дожидаться скрипучего лифта, и он побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки. По его телу заструился пот, рубашка на груди стала мокрой и липкой.

На верхней площадке он остановился, чтобы снять пиджак.

– Кто за вами гонится? – сказала Ивлин Мелонсон, секретарша Старика, высокая седая женщина с крючковатым носом.

– Где Старик?

– Помилуйте, Роберт, – сказала она, и ее руки затрепетали у сухой, плоской груди.

Вот она, конечно, не потеет, вдруг подумал он.

– Он у себя?

Ее тонкие серые губы растянулись в улыбке, обнажив большие желтые зубы.

Она бы ела своих детей живьем, подумал он, будь у нее дети…

– Послушайте, Бэби, – он употребил это прозвище, чтобы уязвить ее, – я тороплюсь.

Желтые зубы все еще улыбались ему:

– Он сказал, что вы вернетесь, и он вас ждет.

Старик сидел, как обычно закинув ноги на подоконник, и пил пиво из запотевшего стакана.

– Угощайся. – Он показал на холодильник.

– Не хочу.

– Тогда садись.

– Бэби говорит, вы ожидали, что я вернусь.

– Ага, – сказал Старик.

Роберт вынул из кармана письмо:

– Вы это читали?

Старик сделал возмущенное лицо:

– Я в твои личные дела не вмешиваюсь.

– Как бы не так, – сказал Роберт. – Ну, все-таки прочтите.

Старик внимательно прочитал записку.

– Сочувствую, – сказал он и вернул письмо Роберту.

– Что произошло?

– Путь любви не устлан розами.

– Послушайте. Моя невеста только что дала мне от ворот поворот, а из ее письма ровно ничего нельзя понять.

– Она и подарки твои вернула, – сказал Старик. – Вон там лежат.

– Я ничего ей не дарил.

– Несессер, – начал перечислять Старик. – Не очень дорогой. Вроде тех, что я продаю внизу. Три-четыре шарфика, довольно милые, – наверное, ты покупал их у Холмса. Шкатулка для драгоценностей.

Черт побери! В холодильнике стояло шесть бутылок пива. Роберт взял одну.

– В жару нет ничего лучше холодного пива.

Роберт пил ровными глотками и молчал. Он сам мне все расскажет, обещал он себе. А я ничего не скажу.

– Она, конечно, очень сердита, – сказал Старик. – Обижена и очень сердита.

Роберт поднял бутылку к свету и внимательно рассматривал желтую жидкость. Погоди, погоди…

– Потому что чувствует себя обманутой. – Удивительно, как тихо умел говорить Старик, когда хотел. Тихо и отчетливо. Роберт невольно весь напрягся, словно вот-вот должно было произойти что-то необычное – обрушатся стены, начнется революция.

– Да, обманутой и преданной, – продолжал Старик. – Узнав, что ты женат.

Эти слова влетели в уши Роберта, загрохотали в его мозгу. Он несколько раз повторил их про себя, потом сказал:

– Но я же не был женат.

– Она видела свидетельство о браке.

Роберт поставил бутылку и сел на край письменного стола.

– Вы, конечно, объясните, – сказал он, – когда сочтете нужным.

– И еще она видела метрики двух твоих детей.

Роберт внимательно разглядывал суставы своих пальцев.

– И сколько же лет моим детям?

– Три и четыре года. Родились в Белл-Ривере, где и ты.

Роберт сказал:

– Вы стараетесь вывести меня из себя.

Старик кивнул. Его тяжелая лысая голова качнулась вверх-вниз на фоне пыльного сияния окна.

– Я сам вспыльчив. И держать себя в руках, вот как ты сейчас, я научился очень не скоро.

– Не уходите в сторону. – Роберт уставился на свои ладони.

– Ты хочешь сказать, что эти документы подделаны?

– Не хочу сказать, а знаю, черт побери.

– Да, конечно, – согласился Старик. – Но отлично подделаны.

Роберт вдруг рассмеялся. Все это неожиданно показалось ему удивительно смешным.

– И дорого они обошлись?

– Недешево, – сказал Старик.

– Ну а теперь объясните, зачем вам это понадобилось.

– Она очень быстро поверила, – сообщил Старик листьям за окном. – Раз она так легко рассердилась, значит, любила тебя не больше, чем ты ее.

Роберт уселся поудобнее.

– Да, меня она об этом спросить не потрудилась.

– Бутлегер… – Старик рассеянно улыбнулся солнечному блеску. – Кто же не знает, что им доверять нельзя.

Роберт откинулся и посмотрел на угол под потолком, затянутый паутиной. Там обитали большие черные пауки.

– Вы отпугнули мою невесту, а я даже не сержусь. Наверное, я свихнулся.

– Нет, – сказал Старик.

– Я ведь серьезно хотел на ней жениться.

– Знаю, – сказал Старик.

Роберт покачивался взад и вперед и думал: но ей все-таки не следовало так сразу отказываться от меня.

Старик больше не смотрел в окно. Он смотрел на Роберта, внимательно его изучая. Очень внимательно. Дюйм за дюймом.

– Что-нибудь не так?

– Все так.

Старик слегка сгорбился. Его сосредоточенный взгляд добрался до рубашки Роберта, скользнул по его плечам.

– Послушайте, – сказал Роберт. – Вы ведь ничего просто так не делаете. Так какого черта вам понадобилось расстраивать мой брак?

– Да, конечно… – Старик все так же задумчиво горбился.

– Так почему?

– А потому, – тихо сказал Старик, – что у меня есть две дочери, и я хочу, чтобы ты был моим зятем.

Роберт сидел, не шевелясь, и не сводил глаз со Старика. Наконец он сказал:

– Пожалуй, я поеду домой.

Старик молча кивнул.

Через два дня Роберт отправился в Гавану. Там возникли какие-то затруднения – грузы стали доставляться не – так аккуратно, и к тому времени, когда они попадали в лодки Старика, нескольких ящиков обязательно не хватало.

– Погляди, что происходит, – сказал Старик, – и прими меры.

Роберт поехал на поезде в Майами, а там сел на пароход. Он все уладил за два дня – просто надо было заплатить. Как всегда. Если сухой закон когда-нибудь отменят, думал Роберт, то очень много людей лишится легкого заработка.

Но он задержался там до конца недели – в Новый Орлеан его не тянуло. Почти все время он сидел под медленно крутящимися вентиляторами у «Неряхи Джо», потягивая дайкири. Как-то вечером он зашел в большое казино. Играть он не стал – он никогда не играл. Но он стоял и смотрел на рулетку, на кости, на карты – на все, что крутилось и мелькало. Потом он спустился в тихий бар и сидел там, любуясь медленно прогуливающимися женщинами – самыми разными, но одинаково элегантно одетыми. Он решил, что уроженки Латинской Америки нравятся ему больше из-за своей плавной медлительности – американки шагали торопливо и размашисто, как мужчины. Кроме того, он решил, что сидеть в этом баре в благоухающую и прохладную тропическую ночь гораздо приятнее, чем днем у «Неряхи Джо». И наконец, он решил, что шотландское виски с содовой много приятнее дайкири. Вынеся все эти заключения, он продолжал сидеть в своем углу, но тут на соседний табурет опустился худой брюнет в белой guayabera[7]7
  Куртка (исп.).


[Закрыть]. Роберт чуть-чуть повернулся к нему и приподнял бокал. Бармен подал его соседу воду со льдом. Роберт поднял брови.

– Я не пью, – сказал тот.

– Да, конечно, на работе…

Сосед вежливо и неопределенно улыбнулся, показав ровные белые зубы.

– Надеюсь, вам не скучно?

Акцент у него был не испанский, но какой, Роберт не сумел определить.

– Нисколько.

– Вы не играете.

Это было утверждение, а не вопрос.

– Да – сказал Роберт, – не играю. Я просто зашел посмотреть казино, потому что я в Гаване первый раз. Но я не играю.

Его сосед прихлебывал воду со льдом.

– Может быть, вы примете фишки от заведения? Это была бы для нас большая честь.

– Нет, спасибо. Играть за чужой счет я не хочу. Но почему вы предложили мне это?

– Вы ведь сеньор Роберт Кайе, я не ошибаюсь?

Роберт пожал плечами.

– Вы здесь по делам сеньора Оливера, я не ошибаюсь?

Роберт опять пожал плечами.

– Мы рады оказать любую услугу другу и помощнику сеньора Оливера.

Старик и сюда вложил деньги? Доля в казино… за пределами Соединенных Штатов. Надежное помещение капитала. В его духе…

– Мне очень хорошо, – сказал Роберт. – Прекрасно. Я думаю выпить еще пару рюмок виски, а то и три. И буду смотреть на проходящих девушек. А потом пойду домой. Завтра мне надо побывать на сахарной плантации, которую хочет купить мой хозяин.

Его сосед сделал еще глоток и слегка поклонился.

– Если мы сможем быть вам чем-нибудь полезны, дайте мне, пожалуйста, знать.

Роберт поднял свой бокал.

Через пять минут рядом с ним села девушка. Очень красивая, со смуглой кожей и иссиня-черными волосами. Итак, заведение заметило, что его взгляд задерживается на таких брюнетках дольше всего. Ну и прекрасно. Будет приятно пить и смотреть на нее.

Он, как и собирался, еще дважды заказал шотландское виски. А потом и в третий раз. После чего пожелал ей доброй ночи и пошел домой. Несмотря на весь свой профессиональный опыт, она не сумела скрыть некоторой растерянности.

Но ему не нужна была женщина от заведения. То, что ему нужно, он найдет сам. Помощи ему не требуется.

* * *

– Вот что, – объявил он Старику. – Хватит шуток. Оставьте моих девушек в покое.

– Когда ты найдешь себе хорошую девушку, – сказал Старик, – я это только одобрю.

– Ах так! – Старик был что-то весел, и Роберт насторожился. – А чем была плоха Нелла?

Старик вздохнул.

– Я надеялся, что на Кубе найдется девушка…

– На Кубе их много, и все шлюхи… Так чем же была плоха Нелла?

– Глупая кэдженка, и ничего больше.

– Я сам кэджен.

– Да, – сказал Старик. – Ну а Нелла… через три месяца она выскочит замуж, а через год родит. Может быть, на этот раз она подыщет себе дантиста, и он войдет в долю с ее отцом.

– Послушайте, – сказал Роберт. – Почему я от вас это терплю? Можете вы объяснить, почему я от вас это терплю?

– Потому что ты молод, но у тебя хватает здравого смысла признать, что я говорю правду. Завтра ты будешь мне нужен. Отвезешь меня на скачки.

В полдень Роберт ждал Старика в «паккарде». В этой машине он катал Неллу в тот вечер, когда сделал ей предложение.

– Хорошая машина, – сказал он.

– Дорогая, так как же иначе, – сказал Старик. – Сначала заедем ко мне.

Это и раньше бывало – Старик хотел переодеться или завезти домой какие-нибудь бумаги. Но на этот раз он остался в машине.

– Посигналь, – сказал он.

Роберт нажал на клаксон, и почти тут же из двери вышла молоденькая девушка – темноволосая, с большими черными глазами и гладкой смуглой кожей.

– Моя дочь Анна, – сказал Старик. – Ну, поехали.

Роберт отогнал машину на стоянку и пошел в их ложу. Старик выслушивал советы знакомого игрока и серьезно кивал, словно и правда собирался принять их к сведению. Анна молча смотрела по сторонам. Увидев его, она улыбнулась. Зубы у нее были чуточку неровные и редкие, отчего она казалась совсем девочкой.

– Роберт, покажи Анне ипподром, – сказал Старик. – У меня тут дела.

И Роберт показал ей трибуны, клуб, манеж, не торопя ее, оберегая от давки, как ребенка.

После этого Роберт подозрительно ждал дальнейшего. Но через неделю, когда они снова поехали на ипподром, Анны с ними не было и Старик ни словом не упомянул про нее. Казалось, его занимало что-то другое.

Как-то утром почти год спустя, когда Роберт вошел в контору, Старик стоял у окна и смотрел на улицу.

– Подай машину, – отрывисто сказал он.

Роберт спросил мисс Мелонсон:

– Что случилось?

– Склад, – сказала она и снова забарабанила на машинке.

Безопасности ради Старик часто менял склады, и этим он пользовался меньше недели. Это было неказистое двухэтажное строение из кровельного железа, стоявшее среди бурьяна на пустыре между кладбищем и одним из городских парков. Собственно говоря, это был склад при магазине подержанной мебели, который принадлежал Старику, – красные плюшевые диваны в разводах плесени, железные кроватки, качалки, лампы с пестрыми абажурами и в дальнем углу ящики с бутылками.

– Проедешь мимо, – сказал Старик. – Я хочу поглядеть.

И они увидели. Листовое железо не горит. Но деревянные стойки и стропила превратились в уголь, после чего стены повалились наружу, а крыша рухнула. На пустыре стоял фургон мебельного магазина, и двое рабочих бродили по пожарищу. Роберт и Старик увидели, как они ухватились за искореженную металлическую полосу, дернули ее, уронили и принялись ругаться, отчаянно тряся руками. В тишине раннего утра их голоса звучали слабо и глухо.

– Ну ладно, – сказал Старик. – Все ясно.

На обратном пути Роберт нерешительно спросил:

– Большая была партия?

– Да, – коротко ответил Старик. – И думаю, это еще не конец.

Десять дней спустя в заливе Шевалье взорвалась и сгорела одна из лодок Старика. Она шла с полным грузом. Старик послал Роберта, и он семь часов гнал машину в Порт-Эбер, где обычно стояла эта лодка.

– Что я там должен сделать? – спросил Роберт.

– Просто поглядеть и рассказать мне.

– А вы не думаете, что это был несчастный случай?

Ламотта, который стоял, держа деньги для Роберта, тяжело вздохнул:

– И склад тоже?

– Дурачье, – сказал Старик. – Возможно, мне придется кое-кого нанять.

Ламотта опять вздохнул.

– Мне это нравится не больше, чем тебе, – резко сказал Старик. – Если уж с ними свяжешься, так не развяжешься… Ну, может, мы обойдемся своими силами.

– Рано или поздно вам все равно придется войти в компанию с остальными, – грустно сказал Ламотта. – Такое теперь время.

Старик взял трубку и начал аккуратно выскребать чашечку.

– Может, ты и прав, но сначала посмотрим, с чем вернется Роберт. – Он выбил черный пепел в корзину для мусора. – Мейсон, Гидри и Силвестр. Но может быть, в последнюю минуту они взяли с собой еще кого-нибудь. Вдовам и родителям объясни, куда съездить. Им ведь нужно получить свои деньги.

Два дня Роберт старался выяснить, что произошло. Человек десять видели яркую вспышку, и лодка пропала. Но это ничего Роберту не объяснило. Лодки иногда взрывались – из-за течи в баке или в бензопроводе, – но никогда не исчезали бесследно. Какой бы ни была глубина, на месте гибели лодки всегда всплывали куски обгоревшего корпуса, а то и труп – эти воды не настолько уж кишели акулами. Что-то должно было остаться.

Вечером в день приезда Роберт благочестиво стоял на берегу и слушал мессу по погибшим в море. В заключение священник благословил волны и окропил святой водой. Дети укрепили на дощечках зажженные свечи и пустили их плыть – считалось, что эти мерцающие огоньки укажут, где надо искать тела погибших. Но большинство свечей погасло, а те, что еще горели, только покачивались на волнах и никуда не плыли.

Роберту оставалось одно – самому объехать залив и посмотреть. Он не думал, что сумеет что-нибудь обнаружить, но поручение Старика надо было выполнить. А для этого мало было постоять на берегу, глядя на плачущих женщин, маленьких детей и святые свечки. Нет, надо самому побывать на месте взрыва.

Он нанял «Жоли» – самый большой и самый новый из местных люгеров, – заплатив хозяину втрое больше, чем стоил бы хороший дневной улов креветок. Роберт не бывал на рыбачьих судах с тех пор, как много лет назад ушел из дома дяди, но ощущение грубой деревянной палубы, качающейся под ногами, сразу вернуло его в прошлое. У него внутри все сжалось, к несколько раз он напомнил себе, что теперь все иначе, что у него есть деньги и не он работает тут, а на него работают.

Они вышли в море рано утром – Роберт, владелец люгера Аристид Лэндри и его сын Гэс. В рулевой рубке воняло рыбой, наживкой, смолеными сетями и бензином. Роберт взял ящик и сел на палубе.

Когда-то я бы ничего не заметил, думал он. Не почувствовал бы никакого запаха. Но теперь я стал другим. Теперь я сижу в гаванском казино, смотрю на проходящих мимо женщин, восхищаюсь их задницами, вдыхаю запах их духов. Я забыл, как плавал с рыбаками, как ныли плечи и спина, как саднило ладони, а глаза все время щипало от солнца, ветра и соленой поды.

Он посмотрел на свои ладони.

Мозоли сошли, думал он, и следа не осталось. Ладони были грязные – на рыбачьих судах всегда грязно, – но мягкие, совсем не натруженные, кому хочешь показывай. Ногти аккуратно подстрижены и подпилены, заусенцы срезаны… Иногда я даже делаю маникюр…

Палуба вибрировала в такт работе двигателя.

Прежде я бы этого не заметил, думал Роберт. И лучше не замечать, иначе ты слабеешь. Вот я уже не мог бы вернуться на рыбачье судно. Не в силах был бы.

Роберт продолжал разглядывать свои грязные холеные руки, подставляя их под солнечные лучи. И тут ему пришло в голову, что он так переменился благодаря Старику. Старик сделал его таким, как сейчас. Старик отгородил его от прошлого.

На мгновение в солнечных лучах, плясавших над водой, над пятнами водорослей возник образ Старика. Старик сидит с телефонной трубкой в руке. Старик говорит: «Все на свете имеет цену. Все. Надо только узнать какую. Вот и узнай». Старик, который может распоряжаться ходом событий, устраивать все по-своему, разыгрывать из себя бога.

Роберт начал бить правым кулаком по левой ладони, бить сильно, чтобы как-то дать выход охватившей его злобе. Но излить ее было не на что. Совсем не на что. И тут из рубки вышел Гэс.

– Какого черта тебе надо?

Гэс растерялся.

– Он хочет у вас спросить… – Он дернул худым плечом в сторону рубки.

– Ну, так пусть идет сюда. Там воняет хуже всякого дерьма.

Гэс юркнул обратно – маленький, худой. Роберт подумал: никогда не ел досыта. Как я. Я ведь тоже не рос, пока Старик не начал меня кормить… Черт бы его подрал… До чего у них жалкий вид, когда они худые. Настороженные, скорченные, как креветки. Глаза словно не помещаются на лице. И я был таким же, пока Старик меня не подобрал. Деньги все могут. Откормить мальчишку, сделать из заморыша мужчину. Ноющие мышцы-веревочки на тонких косточках наливаются силой, упруго перекатываются под кожей, приводя в движение плотные кости. Заморыш становится могучим мужчиной. Пощупайте мышцы под рубашкой, распахните ее. Женщины любят игру мышц. О Роберт… И все благодаря Старику. Он их напитал, он их вырастил. И к черту его!

Аристид вышел на палубу, оставив у руля Гэса.

– Воняет, конечно, – сказал он, – но что я могу поделать? Куда пойдем, кэп?

– Я хочу найти обломки, хоть что-нибудь.

– Все указывают разные места, – сказал Аристид. – Одни говорят – здесь, другие – там, а между этими «здесь» и «там» добрых двадцать миль. Так где же будем искать, кэп?

Роберт встал.

– Да, я заметил, что каждый все видел по-своему. Посмотрим фарватер? Ну, где у вас ходят суда?

– У нее совсем не было осадки. Она по фарватеру не ходила, – негромко сказал Аристид. – Даже с грузом.

– Правда, – сказал Роберт, – ее так и строили… Ну что же, будем крейсировать по заливу, пока хватит бензина.

– Говорите, куда идти, кэп. Деньги-то ваши.

Некоторое время Роберт добросовестно глядел на воду. Там колыхались бесконечные заросли водорослей, усыпанных оранжевыми ягодами. Два газетных листа. Апельсиновые корки и длинная лента ламинарии, выброшенная из глубины. Свеча – одна из тех, которые пускали с берега ребята. Волна, поднятая «Жоли», перевернула дощечку и утопила свечу. (Может, подумал Роберт, под водой свечке больше повезет и она разыщет затонувшую лодку. Плавая, она не слишком-то себя показала.) Еще он увидел двух дельфинов. Выпрыгивая из воды, поднимая тучи брызг, они как будто следовали за люгером. И это было все.

У него устали глаза. Он перенес ящик в узкую полоску тени у рубки и сел, прислонившись к стенке.

Все утро они бороздили залив, осматривая каждую его пядь. Потом Роберт заметил, что судно сделало поворот и, очевидно, легло на обратный курс. Он вошел в рубку.

Аристид спросил:

– Значит, заметили, кэп?

– Я и прежде ходил в море.

– Ходили? – сказал Гэс. – В море?

– Только это было давно. – Роберт пристально вглядывался сквозь грязное стекло в серую гладь воды. Я сделал то, ради чего приехал. Я попытался и ничего не узнал.

– Плохо то, – сказал он, – что все указывают разные места. Если бы я точно знал, где произошел взрыв, было бы легче.

– Я сам ничего не видел, – сказал Аристид.

Слишком поспешно…

Он сказал это слишком поспешно. Роберт сумел сохранить полную невозмутимость. Выжидая, он следил за чайкой, которая кружила перед носом люгера.

– Тем не менее ты думал, что мы что-нибудь найдем.

– Вы наняли люгер, кэп, и указали, где искать.

– Все говорили… Только мне что-то не верится.

– Я ничего не видел, – сказал Аристид.

– А я ведь не говорю, что ты что-то видел. – Роберт наклонился и начал водить пальцем по грязному стеклу. Поблескивая наманикюренным ногтем, холеный палец двигался вверх-вниз, вверх-вниз. – Лодка пропала, те, кто плыл на ней, погибли. Женщины на берегу плакали по-настоящему. По покойникам. И знали это. Я просто думаю, что мы и близко к тому месту не подходили. Может, она и не добралась до залива, может, это случилось в открытом море. Где угодно могло случиться. А может, и вспышки никакой не было. Что-то уж очень много людей ее видело, слишком уж много народу гуляло среди ночи по берегу и смотрело на море.

– Я ничего не видел, – повторил Аристид. – А что говорят другие – это их дело.

– Ну конечно, – сказал Роберт. – Конечно, конечно.

– Чего же вы хотите, кэп? Через четыре дня разве что останется? Тут и приливы, и ветры.

Мальчик резко повернул голову, но ничего не сказал.

Он сообразительнее отца, подумал Роберт. Сразу заметил промах.

Палец Роберта все двигался и двигался по стеклу. Когда вернусь в город, куплю кольцо. С бриллиантом. Получится неплохо. На правой руке носить или на левой?

Роберт сказал:

– Четыре дня назад? А все говорят – три.

Аристид повернулся и посмотрел на него:

– Я и хотел сказать, что три.

Роберт покачал головой:

– Нет. Лодка должна была пройти здесь четыре ночи назад. Но все говорили – три, и мы решили, что она задержалась на сутки. Иногда бывает и так. Но эта лодка, я думаю, вышла в срок… – А Старик получил известие с опозданием на день. Роберт тихонько присвистнул сквозь зубы. – Целые сутки. Достаточно времени, чтобы замести следы.

– У вас в голове помутилось, – сказал Аристид. – От солнца. Мама меня всегда предупреждала…

Роберт сказал:

– В Порт-Эбере все знают, что произошло, но все молчат, потому что боятся. Или им заплатили. А может, и то и другое. Они и вообще ничего бы не сказали, а только зажгли бы свечи и молились, если бы не одно: им известно, что семьям трех погибших полагаются от Старика кое-какие деньги.

«Жоли» подошла к причалу, скользнула бортом по старым автомобильным покрышкам. Двигатель смолк, заработал задним ходом, чихнул и заглох. Роберт аккуратно шагнул с планшира на причал, опасаясь, как бы не лопнули швы на брюках.

– Ну, так передай всем, – сказал он, – что я не так глуп, как они думают. Скажи им, я понимаю, что к чему – так говорила моя мама. Она была шлюхой.

Аристид замигал. Роберт засмеялся.

– Enfant garce[8]8
  Сын потаскухи (искажен. франц.).


[Закрыть] – вот кто я такой, – сказал он. – Ну а теперь мне надо повидать этих трех женщин. Свои деньги они получат. Они их заработали.

Роберт пересек пристань и вышел на ракушечную дорогу, где стояла его машина. Люди на других судах поглядывали на него из-за сетей, которые чинили, из люков машинных отделений, где смазывали двигатели. Он словно не замечал их. Он слишком поздно понял, как его провели. Он свалял дурака.