Текст книги "Обними меня на рассвете (ЛП)"
Автор книги: Шелли Брэдли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
– Я… убежала. Шок отпустил меня. Конечно, он знал, где меня найти. Он всегда умел читать каждую мою мысль.
И Шок просто отпустил Анку? Почему?
– В конце концов, я поняла, что подвергла Аквариус опасности, поэтому вернулась к Шоку. Я была близка к смерти, и именно этого и хотела. Он не давал мне увядать и вливал в меня энергию в тот день и каждый день в течение многих недель. Я была оживлена физически, но не могла избавиться от чувства вины и боли. Или сильного томления, которое заставляло меня проводить каждую ночь практически без сна. Я не помнила тебя, Лукан, но я знала, что мне не хватает любви всей моей жизни. Однажды Шоку надоело мое унылое чувство вины, и он отшлепал меня. Наконец я заплакала. Я наконец-то… отпустила кусочек всего, что пожирало меня заживо. Эти шлепки стали чем-то вроде ритуала. Я начала понемногу приходить в себя.
– Синяки, которые он оставил на тебе, были не просто от шлепков, – слова Лукана были жестким обвинением.
Она покраснела.
– Так оно и было. Иногда боль… освобождает меня. Я уверена, что это не имеет для тебя никакого смысла, но я не могу чувствовать жало хлыста и одновременно сдерживать всю боль. Я должна отпустить боль изнутри, чтобы справиться с болью на спине. И знание того, что кто-то контролирует это, позволяет мне снять цепь с этого темного места в моей душе и отпустить это.
Анка была права, он не совсем понимал ее. Но он также не сбрасывал со счетов и ее чувства. Она верила, что это сработает, и это было все, что ему сейчас нужно знать о дисциплине Шока.
– Что заставило тебя вспомнить меня?
– Однажды я услышала разговор Шока по телефону. Я не знаю, с кем он разговаривал, но я слышала, как он прорычал твое имя.
Она прерывисто вздохнула, когда на глаза ей навернулись новые слезы.
– Все вернулось ко мне мучительным потоком. Я вспомнила тебя и нашу совместную жизнь. Я сразу же вернулась домой, чтобы повидаться с тобой, поговорить. Я не знаю, почему именно, но мне очень хотелось увидеть тебя. Но я слышала твой вой и дикое рычание. Я знала, что ты оплакиваешь меня, так же как знала, что могу исцелить тебя. Я сделала все, что могла, чтобы спасти тебя от мучений. Мне было невыносимо думать о твоих страданиях, поэтому я применила заклинание и исцелила тебя. Когда ты попросил меня вернуться домой, я отчаянно этого хотела. Но к тому времени мои грехи были уже слишком велики. Я больше не могу тебя заслужить.
Ее объяснение заполнило множество пробелов в его знаниях об ужасных событиях, которые разлучили их. И это разбило его гребаное сердце. Как она могла хоть на секунду вообразить, что он сочтет ее недостойной? Как бы ему ни было неприятно это признавать, но Шок спас ей жизнь. То, что она баньши, находясь под каблуком у Матиаса, должно быть, было ужасным потрясением для Анки, и у нее не было никого, кто мог бы ее утешить. Она так много сделала, чтобы спасти и защитить его – они будут говорить о том, что она должна была позволить ему приютить ее, а не наоборот, – и он был обязан ей всем за ее бескорыстную отдачу, особенно своей любовью.
Лукан снова потянулся к ней и прижал к себе, прижав к телу. Она боролась с ним, но он заключил ее в стальные объятия, пока борьба не сошла на нет. И все же она не смотрела на него, не могла перестать рыдать.
– Любовь моя, твои грехи были навязаны тебе силой. Я бы никогда не стал винить тебя ни за один из них. Ты когда-нибудь думала о том, чтобы уйти от меня, прежде чем Матиас похитил тебя?
– Нет.
– Было ли у тебя когда-нибудь раньше желание убивать?
Она отчаянно замотала головой.
– Нет.
– Неужели ты втайне страстно желала Матиаса и его хлыст?
– Никогда!
По выражению ее лица он понял, что эта мысль привела ее в ужас.
– Ты любишь Шока?
Теперь она колебалась.
– Да.
Предательство, омрачившее его сердце, должно быть, отразилось на его лице. Когда он уже хотел отступить, она схватила его за руку.
– Если я объясню тебе это, то должна буду рассказать все. Я люблю Шока с тех пор, как была девочкой. Он мой лучший друг, мой первый любовник, волшебник, который провел меня через переход. В течение многих лет он был хранителем моих секретов и моим защитником.
Каждое слово разрывало грудь Лукана и вырывало его сердце.
– Но ты же сама выбрала меня парой своего сердца. Ты любишь его больше?
Она покачала головой.
– Это было бы невозможно. Он мой друг. Навсегда. Но ты – мое все.
Крепкая хватка его паники ослабла. Она любила Шока как друга. Волшебник всегда был ей предан. Она была обязана ему своей преданностью и любовью. Лукан все еще не доверял этому ублюдку ни на йоту – если только речь не шла о благополучии Анки. Но потом он понял, что его манеры и кожаная куртка ничего не значат. Шок был готов сделать все, чтобы спасти Анку и сделать ее счастливой. Как и он сам.
Лукан сглотнул и поцеловал ее в макушку.
– Ты тоже для меня все, любовь моя. Вот почему я снова воззвал к тебе. Вот почему этой осенью у нас будет малыш. Это будет девочка. И мы сделаем все, чтобы защитить ее. Охотники на баньши все еще существуют. Эта тайна не может выйти наружу. Никто не может этого узнать. – Он нахмурился. – А как Матиас узнал, что ты баньши?
– Когда он впервые привел меня в свое логово, он раздел меня и начал резать ножом. Множество маленьких глубоких порезов.
– Почему я не почувствовал твоей паники?
– Я пыталась закрыть нашу связь, так чтобы ты не чувствовал. Я знала, что если ты попытаешься спасти меня, он убьет тебя.
Даже когда она была напугана и наиболее уязвима, Анка пыталась защитить его. Тот факт, что она не дала ему возможности помочь, одновременно сокрушил его и разжег нежность.
– Анка…
– Он продолжал вырезать свое имя на моей плоти снова и снова.
Она закрыла глаза. Ее дыхание снова стало прерывистым, кожа побледнела.
– Мне очень жаль. Ты чувствовала, что твоя жизнь в опасности, и плакала? – догадался он.
– Да.
Ее голос дрогнул:
– Это просто случилось. После он ухитрился заклеить мне рот изолентой, чтобы я больше не могла издавать крик баньши, а потом злобно ухмыльнулся и оставил меня лечиться. Посреди ночи он вытащил меня из камеры в дом этой семьи и сказал…
Бледная и дрожащая, Анка разразилась рыданиями. Разговоры об этом в конце концов очистят ее, но сейчас она словно заново переживала этот ужас. Лукан крепче сжал ее в объятиях.
– Все в порядке, любовь моя. Я здесь ради тебя. Отпусти это. – Он успокаивающе погладил ее по спине. – То, что тебя забрали из дома, должно быть, само по себе было травматично, но какой ужасный удар – внезапно осознать, что ты баньши, и быть вынужденным использовать свою силу против воли. Как, черт возьми, твои родители могли скрывать от тебя происхождение? Каким же страшным и опустошительным должно было быть это внезапное открытие в таких ужасных обстоятельствах. Черт возьми!
Она сглотнула и долго находилась с открытым ртом. Затем она вырвалась из его объятий и соскочила с кровати, набросив маленький халатик на голое тело и свернувшись калачиком, как будто хотела спрятаться от него. Лукан уставился на нее, и его охватило смущение. Что, дьявол побери, не так? Яростно шагая в дальний конец комнаты, Анка оглянулась на него безумными глазами и глубоко вздохнула, как будто это могло помочь ей обрести мужество. Но для чего?
– Любовь моя?
– О Боже! Ты думал… – паника снова промелькнула на ее лице, а за ней последовало такое ужасное чувство вины, что он увидел, как оно сокрушает ее.
– Вот почему ты меня возненавидишь. Вот почему малыш, растущий во мне, будет всем, что у меня останется от тебя после сегодняшнего дня.
В прошлом Лукан ждал бы ее объяснений, не желая пугать или расстраивать еще больше. Он все еще сопротивлялся, но не собирался перекладывать всю ответственность на ее плечи. Последние несколько дней научили его бороться за нее всем, что у него было.
Он спрыгнул с кровати и подошел к ней, прижав к стене и схватив за обтянутые шелком плечи.
– Не говори мне, как я буду реагировать. Я никогда не смогу возненавидеть тебя и даже представить себе, что оставлю. Расскажи о своих проблемах, Анка. Мы будем работать над ними вместе.
Она попыталась освободиться от его хватки. Лукан же не отреагировал на это. Он крепче обнял ее, поднял бровь и стал ждать.
– Ладно.
Она нервно сглотнула.
– Ужас Матиаса не побудил меня ни к какому самопознанию. Я знала, что я баньши, всю свою жизнь.
Лукан смотрел на ее прекрасное, любимое лицо. Он слышал ее слова, но они просто не воспринимались. Да и как они могли? Потому что если она сказала то, что он думал…
– Почему ты никогда не говорила мне?
– И рискнуть потерять тебя? – Она склонила голову и покачала ею: – Я была слишком напугана.
– Значит, ты скрывала это знание от меня на протяжении всего нашего века?
Глаза Анки закрылись. Она кивнула, несколько складочек появилось между ее бровей, когда она хмурилась.
– Я чувствовала, что должна была это сделать. Попытайся понять…
– Понять что? – рявкнул он. – Что ты лгала мне больше ста гребаных лет?
Подняв ресницы, она встретилась с ним взглядом.
– Если ты хочешь видеть все именно так, то да. Но ты же знаешь, что есть еще охотники, готовые продать баньши Совету ради прибыли! Эти женщины – большинство из них ничего не сделали, и все же их отправляют в лагеря, где их редко можно увидеть или услышать снова. Так много людей стремилось к нашему уничтожению. Неужели ты не понимаешь моего страха?
Он крепко схватил ее и встряхнул:
– Значит, ты вообразила, что я продам тебя монстрам, которые могут посадить тебя в тюрьму или убить? Боже, Анка! Неужели ты действительно в это веришь?
Она покачала головой:
– Я никогда не думала, что ты позволишь охотникам схватить меня или расскажешь кому-нибудь мою тайну. Но я не хотела обременять тебя этой ужасной правдой. Когда я росла, моя мать каждый день убеждала меня хранить нашу тайну, прежде всего. За все время их совместной жизни она ни разу не сказала моему отцу ни слова правды. Она говорила, что мы никогда никому не сможем рассказать о своем истинном происхождении.
Лукан резко втянул воздух. Как бы ему ни было неприятно признавать это, ее мать не была полностью неправа. Среди волшебников было много таких, кто одновременно боялся и ненавидел баньши за смерть, которую они часто оставляли после себя. Но он никогда бы не позволил никому задержать ее. Он бы забрал ее тайну с собой в могилу. Она должна была это знать.
А может, и нет.
Ярость кипела в его жилах, как огненная река.
– Я не просто кто-то, Анка. Я был твоим мужем больше проклятого столетия. Даже после стольких лет ты все еще недостаточно доверяешь мне?
Анка дрожала в его объятиях. Она прикусила губу, затем провела языком по истерзанной плоти. Ярость и желание одновременно ослепили его. Ему хотелось швырнуть ее на кровать, сорвать с нее халат и трахать до беспамятства так сильно, как и заставить ее страдать так же, как страдал и он.
– Лукан…
Она положила дрожащую руку ему на грудь, прямо на сердце, и будь он проклят, если его плоть не горела от желания еще раз прикоснуться к ней.
– Я боялась сказать тебе об этом, потому что тогда ты поймешь, насколько я недостойна тебя. Твоя семья имеет гораздо большее значение, твой дядя в Совете. Я боялась, что если ты узнаешь, то…
– Что? Отвергну тебя? Оставлю? Брошу тебя ради дочери какого-то члена Совета, которая могла бы добавить еще больше значения к фамильному имени?
Когда она попыталась отвернуться, всхлипывая, он встряхнул ее, как будто это могло заставить ее понять, насколько глубоко было это предательство.
– Черт побери, ведьма! Неужели ты никогда не верила в мою любовь? Я никогда не отвергну тебя из-за твоего происхождения, в отличие от тех тупых, параноидальных идиотов среди волшебников, которые боятся самого вида баньши.
– Извини.
Ее голос был тихим.
– Извини? И это все?
Он скрестил руки на груди:
– Больше ста лет я с каждым ударом сердца верил, что ты можешь рассчитывать на мою любовь. Я рассчитывал на твою. Но ты ведь мне совсем не доверяешь, правда? Не настолько, чтобы открыть мне свой секрет, не настолько, чтобы поверить, что я буду защищать тебя от Матиаса, не настолько, чтобы любить тебя, несмотря ни на что. То, что ты так мало веришь в меня как в свою пару, должно быть, сделало твое решение жить с Шоком намного легче. – Он горько поморщился. – Все это время я поклонялся тебе. Ты просто хотела сохранить свою маленькую тайну.
– Это неправда. Я любила…
– Ты не любила меня! Нет, если считаешь меня настолько мелочным, что я разорвал бы нашу связь из-за крови, с которой ты родилась.
– Я не знала, что д-думать.
Еще больше слез было у нее на лице, и он старался не обращать на них внимания.
– Я чувствовала себя такой неполноценной, такой недостойной. Я-я не могла дать тебе больше причин сожалеть о том, что принял меня как свою пару.
– Я никогда этого не сделал бы, Анка. До этого момента – нет.
Ее лицо вытянулось, она выглядела потрясенной. Он почти хотел взять свои слова обратно. Почти, но он этого не сделал.
– Лукан…
Она потянулась к нему с мольбой на лице.
– Нет! – взревел он, отступая назад. – Почему ты вообще хочешь прикоснуться ко мне, когда ясно, что тебе всегда не хватало уважения или уверенности в том, что я достойная пара? Ты видела мою привилегированность и решила, что я пустой болван? Это было то, во что ты верила? – недоверчивое рычание вырвалось из глубины его груди. – Ты полагала, что я никогда не полюблю тебя по-настоящему, если не поверю, что ты мне ровня?
– Дело не в этом. Я хотела быть твоей самой настоящей любовью, а не самым глубоким сожалением. Я никогда не хотела тебе говорить, потому что… тогда ты бы понял, что я недостаточно хороша для тебя. Ты всегда прикасался ко мне так нежно, был вежлив до крайности, советовал, что надеть, как говорить, с кем дружить. Я всегда знала, что ты пытаешься представить меня в лучшем свете для других, чтобы у тебя не было причин жаловаться, что воззвал ко мне, поэтому я не могла представить, что скажу тебе, что я баньши.
Лукан отшатнулся назад.
– Ты думала, что я руководствуюсь только внешностью? Что мне не наплевать на то, что думают другие? Это было для тебя. Половину времени ты казалась потерянной, испуганной. Я пытался помочь тебе найти свой путь. Я был… – он провел рукой по волосам. – Я был полным дураком.
– Ты не пытался сделать из меня то, что хотел?
– Черт возьми, нет, ведьма! Временами я скучал по той девушке, которую встретил, по той, что была искрой и огнем. Ее место заняла скромная, вежливая незнакомка. Я думал, тебе нужен нежный волшебник, который будет относиться к тебе с почтительным обожанием. Иногда я стискивал зубы, потому что все, что я действительно хотел сделать, это прижать тебя к стенке и трахать в течение следующих недель.
Ее пухлые красные губы сложились в букву «О». Даже когда он боролся с желанием пробить дыру в стене, Лукану до боли хотелось накрыть ее красивый рот своим и опустошить его.
– Я-я не знала.
– Очевидно, я и сам был в неведении относительно многих вещей.
Он сжал кулак, чувствуя, как в нем закипает гнев. Давление росло до тех пор, пока он не испугался, что сейчас взорвется и скажет что-то такое, что не сможет взять назад, сделает то, о чем будет вечно сожалеть.
– Черт побери! Я не могу остаться.
Он резко развернулся и направился к двери. Тонкие пальцы Анки обвились вокруг его руки. Желание вспыхнуло глубоко внутри. Ее прикосновение опалило его до глубины души.
– Отпусти.
– Пожалуйста… не уходи! Это мой худший страх, который сбылся. Вот почему я никогда не говорила тебе об этом.
Ее лицо исказилось от горя, и ее боль разрывала ему сердце. Отгородиться от нее – значит убить, но если она так мало верит в него, то что же у них есть, кроме запятнанного прошлого и будущего малыша? Он был слишком зол, чтобы говорить сейчас. Слишком ошеломлен, слишком обижен, слишком разъярен.
– Отпусти.
Она отдернула руку, отшатнувшись из-за выражения его лица. Затем ее собственный гнев, казалось, взял верх. Она сжала кулаки и вызывающе посмотрела на него:
– Ты сказал, что тебе все равно, что я баньши, и вот ты выходишь за дверь, как только я призналась.
– Мне плевать, что ты баньши. Меня волнует, что ты солгала. Меня волнует, что ты не доверяешь мне. Я ненавижу себя за то, что теперь мне приходится сомневаться, была ли наша жизнь хорошей только для меня.
Анка ахнула, ее глаза вспыхнули от ярости.
– Нет, каждый день был мечтой, ставшей явью. Я так сильно тебя любила. Я даже разбила сердце другу детства и заставила его вынести сто лет страданий, потому что мне не терпелось стать твоей парой. Каждый день я не могла дождаться, когда проснусь и увижу твою улыбку. Каждую ночь я мечтала быть ведьмой в твоих объятиях, чувствовать твое прикосновение. Я часто щипала себя, наполовину уверенная, что моя радость не может быть настоящей. Никогда не думай, что я тебя не любила! Или что я тебе не доверяю. Не смей принимать мою неуверенность и мои тщетные желания, что я могла быть идеальной для тебя, и бросать их мне в лицо!
Какая-то его часть хотела наброситься на нее и заставить понять его гнев. Другая половина… черт побери, эта первобытная часть хотела только одного – сбросить тонкий халатик с ее расшитых бисером сосков, прижать ее к стене и напомнить, кому она принадлежит.
Но даже если бы он это сделал, отсутствие доверия все равно осталось, расширяя пропасть между ними.
– Анка, если бы ты полностью доверяла мне, то не колебалась бы ни секунды и сказала мне об этом. Я бы узнал правду еще несколько десятилетий назад. Если бы ты действительно верила, что это не имеет для меня никакого значения, то никогда бы не скрыла этого от меня. – Он покачал головой, и внутри у него все оборвалось. Весь его гребаный мир снова разваливался на части. – Без доверия у нас ничего нет.
Черт возьми, он не мог смотреть на нее сейчас, цвета ее подписи искрились с его Зовом и его малышом, и любовью… только для того, чтобы обнаружить, что, возможно, он совсем ее не знает.
Он вырвал свою руку из ее хватки и отвернулся.
Анка обежала вокруг него и встала между ним и дверью с умоляющим выражением лица. Боль почти разорвала его на части.
– Я люблю тебя. Я доверяю тебе свою жизнь, свое сердце, свою защиту. Я клянусь.
Все внутри него содрогнулось. Его кулаки сжались. Его внутренности сжались, как будто его ударили ножом. Как чертовски сильно он хотел ей верить…
– Слова даются легко, Анка. Они ничего не значат.
– Я докажу. Скажи мне, как это сделать, и я сделаю. У меня больше нет секретов, мне нечего скрывать. Мне больше нечего обнажить. Я отдала тебе все, клянусь.
Но она ошибалась. Она не была нага. Она ведь не все ему отдала. Этот халат прикрывал ее. Он не был внутри нее. Но как бы сильно он ни желал ее, что докажет то, что он снова затащит ее в постель? Она будет приветствовать его. Ее острые соски доказывали это. И черт возьми, он чувствовал запах ее киски. Сочная, спелая плоть будет пухлой и нуждающейся, ожидая только его. Нельзя отрицать, как сильно он хотел ее снова. Она была зависимостью, болезнью, от которой не было лекарства.
Трахая ее сейчас, он ничего не докажет, но это заставит его чувствовать себя чертовски хорошо – пока он не вспомнит, что между ними не осталось никакого доверия.
Голос Митчелла Торпа звенел у него в голове. Те часы, когда они говорили о доверии и контроле, и о насущной необходимости для них в любом виде обмена властью. И когда в голове Лукана промелькнула мысль, он улыбнулся.
Если Анка хочет доказать свое доверие, то, видит Бог, он позволит ей попробовать.
– Сними халат, ложись на кровать и раздвинь широко ноги.
Она моргнула, глядя на него большими глазами.
– Лукан?
– Сделай это сейчас или я уйду. Твой выбор. Либо делай, как я говорю, и докажи свое доверие, либо я ухожу, и все кончено.
Все ее тело дрожало, когда она смотрела на него, изо всех сил пытаясь разгадать его мысли. А может быть, она хотела, чтобы он проявил милосердие. Но этого не должно случиться. Она нуждались в его решимости больше, чем в его сострадании.
Наконец Анка сглотнула и расстегнула шелковый халат. Тонкий черный лоскут упал на ковер. Вид ее пышного обнаженного тела, даже после того, как он провел с ней целую ночь, почти лишил его чувств. Она медленно попятилась к кровати и легла поперек нее, раскинув руки и ноги.
Он неторопливо подошел к ней, заставляя себя двигаться медленно, сдерживать гнев и тщательно обдумывать свои действия. Стоя в изножье кровати, он стоял между ее раздвинутыми ногами и смотрел на нее из-под отяжелевших век. Плотский огонь опалил его до самой сердцевины. Он потребует от нее всего. Если она отдаст это, может быть… может быть, они смогут поговорить.
– Какое твое наименее любимое орудие наказания? Тебе лучше сказать мне правду.
– Я…я не знаю. Шок чаще всего использовал стек. Я уверена, что не потерплю кнута. Никто, кроме Матиаса, никогда не использовал его на мне. Он меня пугает.
Он ничего не знал о том, как держать его в руках, но это одновременно заставило бы ее почувствовать страх и решить, действительно ли она ему доверяет.
С треском он наколдовал кнут. Туго заплетенную кожаную полосу, черную, длинную и смертоносную на вид. Он свернул его в кулаке и протянул ей. Анка мгновенно ахнула от этого зрелища, ее глаза были широко раскрыты и умоляли.
– Нет. Пожалуйста…
– Сделай свой выбор. Либо встань, подойди к стене и прижмись к ней лицом, либо одевайся и уходи. Выбирай сейчас.
– Лукан…
– Ты веришь мне или нет, Анка? Неужели я действительно причиню тебе боль?
– Ты злишься.
Она снова шмыгнула носом, сдерживая слезы.
– Я умею держать себя в руках. Я бы никогда и пальцем тебя не тронул в гневе. Никогда. Но я могу говорить это тебе до тех пор, пока звезды не упадут с неба. Ты могла сказать мне, что веришь, но сейчас ты веришь в меня не больше, чем я в тебя. Так что выбирай.
Он смотрел, как Анка дрожит от страха, поднимаясь на ноги. Она взглянула на халат, и на мгновение он был уверен, что она наденет его и уйдет.
– Если ты прикоснешься к халату, между нами все кончено.
Тогда она повернулась к нему, ее умоляющий взгляд почти вернул его добрые намерения. Если он позволит ей снова поставить между ними какие-то барьеры, Лукан боялся, что их будет невозможно разрушить. Она должна довериться ему, иначе им нечего делать вместе.
Как раз в тот момент, когда он был уверен, что она собирается схватить халат и укрыться им, она направилась прямо к стене. Ошеломленный и немного взволнованный, он смотрел, как солнце струится сквозь окно, отражаясь от ее обнаженной кожи, когда она качнулась к стене, а затем остановилась, прижавшись к ней лбом. Она сжала кулаки. Боже, она была в ужасе. Лукан не мог не заметить исходящий от нее страх. И снова какая-то упрямая, тоскующая по любви часть его хотела нянчиться с ней и защищать, заставить кнут исчезнуть и держать ее. Но внутри он все еще не мог поверить, что она скрывала от него такую огромную бомбу в течение целого столетия. Они не протянут и часа, если он не поверит, что они снова смогут завоевать доверие.
Лукан последовал за ней к стене и остановился позади. Он не мог устоять перед желанием прижаться к ней, потереться своим пульсирующим членом ее попку. Черт побери, как же сильно ему хотелось снова прикоснуться к ней.
– Хорошо, Анка. Тебе страшно?
– Д..да.
По крайней мере, на этот раз она честна. Лукан хотел, чтобы она знала, что он понимает, как трудно ей было сделать себя уязвимой перед ним. Это немного подняло его надежды, показало, что она доверяет ему на каком-то уровне.
– Спасибо за это.
– Лукан.
Анка произнесла его имя как мольбу, откинувшись назад на его грудь и положив голову ему на плечо.
Их взгляды встретились, и толчок пронзил его до самой души. Ему не терпелось прикоснуться к ней, отбросить кнут и просто ласкать ее тело, пока она не сдастся, и он не овладеет ею. Но доверие должно быть прежде утешения, прежде успокоения, прежде удовольствия.
Он поднял перед ней кнут, и она, задыхаясь, попыталась отпрянуть. Она яростно огляделась в поисках спасения, но между его телом и руками, прижавшими ее к стене, он не дал ей ни одного шанса.
– Ты же знаешь, что это такое, Анка. Ты же знаешь, что он может сделать.
Анка посмотрела на него через плечо, ее губы дрожали, она сдерживала слезы. Но все же кивнула.
– Да.
– Ты знаешь боль, которую он даёт.
Анка крепко зажмурилась, как будто могла остановить ужасные воспоминания, обрушившиеся на нее.
– Да.
– Я хочу внести ясность. Сейчас ты отдашь себя мне и этому кнуту?
Она выглядела так, словно боролась за мужество.
– Если это то, что нужно, чтобы снова завоевать твое доверие, д-да.
Ее голос дрожал, но она изо всех сил старалась дать ему то, в чем он нуждался, и мужчина внутри него наслаждался этим. Мало того, что он должен был верить, что она отдаст ему все свои проблемы в будущем, она должна была знать, что может это сделать.
Лукан медленно развернул кнут, позволяя ему скользить по коже спины и бедер. Она резко втянула воздух и напряглась. Но она не произнесла ни слова, когда он пригладил им волосы на затылке, провел по плечу, позволил пройтись между грудей.
– Все ещё боишься?
– Да.
Кнута или его? Он должен был ответить на этот вопрос, заставить ее мысленно разделить их, чтобы она могла сосредоточиться только на нем.
Он убрал кожу, взяв за ручку, а затем положил перед ней оставшуюся часть свернутой спиралью длины.
– Прикоснись к нему.
– Ч-что?
– Прикоснись к нему. Обхвати пальцами. Ласкай. Исследуй.
Она заколебалась, вызывающе сжав кулаки.
– Сделай. Это, – скомандовал он.
Склонив голову, она сгорбила плечи, словно готовясь к взрыву боли.
– Расслабься, – прошептал он ей на ухо. – Вздохни. А потом дотронься до него.
Она неуверенно кивнула ему, затем глубоко вздохнула и сделала еще один глубокий вдох. Наконец она разжала пальцы и потянулась вверх, ее рука поползла к висящей перед ней коже. Приблизившись, она заколебалась и снова прижала руку к груди, словно защищаясь. Затем она покачала головой, собралась с духом и снова протянула руку.
Одним пальцем она провела вниз по всей длине, пока не нащупала выступ на конце. Затем она снова двинулась вверх, прослеживая путь от узловатого кончика до длины, собранной в его руке.
– Разве это больно? – тихо спросил он.
– Нет.
– Может ли сам кнут причинить боль?
– Нет.
Повышенные нотки в ее голосе прозвучали так, словно это было для нее откровением.
За ее спиной он слегка улыбнулся. Она слушала и старалась изо всех сил. Анка хоть немного заботилась о нем. В это он верил. Но он не мог принять часть ее привязанности или чего-то, что только казалось любовью. Он нуждался во всем этом, в том числе и в ее доверии.
– Обхвати его рукой.
Она сделала это без колебаний, и его улыбка стала еще шире. Когда она сжала его, он почувствовал, как в нем вспыхнула странная гордость. Может, он как-то ослабит ее страхи. Может, он поможет ей изгнать призраков, поможет ей выздороветь.
– Он тебя не укусил?
– Конечно же, нет.
Ее голос звучал еще увереннее, чем в прошлый раз.
– Так это кнут причиняет боль тебе или мужчина?
Как только его урок стал ясен, она снова напряглась:
– Мужчина.
– Именно. Ты так красиво преодолела первое препятствие, не отступай и сейчас.
– Я попробую.
Ей лучше сделать больше, чем пытаться.
– У тебя слишком много решимости, чтобы позволить страху победить тебя, Анка. Ты хотела сразиться с безумцем в чертовой войне, чтобы отомстить ему. Где же эта женщина?
– Погребена под страхом.
Она прислонилась лбом к стене и глубоко вздохнула.
– Что самое худшее я могу сделать с тобой? Если я сделаю тебе больно, тебе нужно будет только схватить халат. Я немедленно отступлю. Ты будешь свободна и сможешь уйти.
– С Матиасом все было совсем не так.
– Но я не он.
Медленно она кивнула.
– Я знаю.
Так ли это? Пришло время определить, насколько она ему доверяет.
Лукан снова развернул кнут и обернул его вокруг ее бедер, мягко проводя им взад и вперед по коже, задевая скользкие складочки ее лона и маленький бутон между ними. Она потрясенно втянула воздух, и запах ее возбуждения снова наполнил воздух, едва не поставив его на колени.
Облизывая ее шею, так страстно желая оказаться внутри нее, он поднял хлыст по ее животу, затем под грудью, слегка приподняв их крепкой кожей. Она застонала.
Он прикусил ее мочку.
– Кнут – это приятно, правда?
– Да.
Слово больше походило на стон. Оно направилось прямо к его члену, и он жаждал снова раствориться в ней, наполнить ее своей пульсирующей плотью и заставить ее признать, что она не доверяла ему. Но он никогда по-настоящему не узнает, будет ли она доверять ему завтра, если он не увидит этого сейчас.
Он провел хлыстом по ее груди, позволяя плетеной коже касаться жестких красных вершин. Анка шлепнула ладонями по стене, и это удовольствие явно застало ее врасплох. Он сделал это снова и наклонился, внимательно наблюдая, как она прикусила губу.
– Нет, не сдерживай стоны. Я должен их слышать. Мне нужно знать, что ты чувствуешь.
Ее губы выскользнули из-под прикуса. Затем он снова провел кнутом по ее соскам. Она царапнула стену и застонала.
Какой прекрасный звук! Как сладостно ее зарождающееся доверие. Лукан почувствовал, что дрожит от силы, которую она начала ему давать. Да, не много за один раз. Но она доверяла ему свой самый страшный страх, не умоляла, не кричала. Просто верила, что он никогда не причинит ей вреда. Ему хотелось трахнуть ее за то, что она давным-давно так не доверила ему свою тайну.
Он прокатывал кожаный хлыст по выпуклостям ее грудей и обернул вокруг шеи, мягко притянув ее голову обратно к своему плечу. Если бы она боролась с ним, это бы отрезало ей воздух. Если она этого не сделает, он скажет ей, какой красивой он ее считает, как сильно она ему нравится.
Анка колебалась лишь мгновение, затем выгнула шею в знак подчинения, ее взгляд вспорхнул к нему, ее глаза были широко раскрыты и светились.
– Вот так, любовь моя. Когда ты отдаешь себя в мои руки, ты сияешь. Ты опять дрожишь. Сейчас ты боишься?
– Нет. У меня все болит. Я хочу тебя.
Честность звенела в ее голосе, и Лукану пришлось бороться с желанием отпраздновать это событие, схватить ее и засунуть в нее каждый дюйм своего ноющего члена. Она действительно пыталась преодолеть свои страхи и полностью отдаться ему. Теперь он должен сосредоточиться на Анке и ее нуждах. Если он встретится с ее, они точно доберутся до его.
– Мы еще не закончили.
Он медленно попятился.
– Стой к стене лицом.
Она снова напряглась, но подчинилась.
– Ладно.
– Напомни мне, что причиняет тебе боль – кнут или мужчина?
– Мужчина.
– Правильно.
Он отступил еще на несколько шагов, затем остановился.
