Текст книги "Обними меня на рассвете (ЛП)"

Автор книги: Шелли Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Ты не хотела его?

– В моей голове – хотела. Он защитил меня. Но в глубине души я просто не могла. Просто не могла.

Облегчение немного ослабило хватку, охватившую его легкие, и выровняло раскачивающуюся между надеждой и страхом волну. Дыхание стало легче, мысли – быстрее. Он кивнул, когда сгреб ее в свои объятия:

– Мы хотим только лучшего для тебя, поэтому он ушел. Я здесь. Ты скажешь мне, если я сделаю тебе больно.

– Мне уже больно, – прошептала она.

Он мгновенно отпустил ее, отчаяние пронзило его изнутри.

– Из-за того, что я делаю?

– Нет.

Она наклонилась и уткнулась лицом ему в шею:

– Ты так хорошо ощущаешься.

В этой фразе было много смысла. Он успокаивал ее и заставлял чувствовать себя защищенной. Но когда она прикусила мочку его уха и поцеловала местечко чуть ниже, он вздрогнул. Комфорт и безопасность, очевидно, были не единственными вещами, о которых она думала.

– Оно возвращается, это безумие.

В ее голосе звучала легкая паника.

– У тебя жажда, любовь моя?

Он осторожно вынул покрывало из ее крепкой хватки и отложил его в сторону, чтобы она не могла дотянуться до того и снова спрятаться.

Под всем этим она сидела обнаженная, с дрожащими ногами. Она закрыла глаза и отвернулась, выглядя смущенной и измученной.

– Да. Мне так жаль.

Он подцепил пальцем ее подбородок.

– Посмотри на меня.

Он подождал, пока она не подчинилась, моргая своими янтарными глазами, которые теперь были полны слез.

– Никогда не извиняйся передо мной за то, что тебе нужно. Просто скажи, как я могу помочь.

– Это не очень… прилично.

Медленная улыбка растянулась на его лице.

– Еще лучше.

С дрожащей улыбкой она посмотрела ему в глаза:

– Я скучала по тебе.

– Любовь моя, я умирал каждый день без тебя.

Ее улыбка погасла.

– Тебе будет лучше без меня.

Он тут же перестал улыбаться и крепче сжал ее подбородок:

– Ты позволила мне принять это решение. Не думай, что ты сделаешь это для меня, особенно не поговорив со мной. Я хочу тебя. Я хочу быть здесь ради тебя. Я хочу дать тебе то, что тебе нужно. Все, что тебе нужно сделать, это сказать мне, что это.

Анка заколебалась, прерывисто вздохнула. Затем бросилась к нему, обвила руками шею и захватила его рот в требовательном поцелуе, который мгновенно сделал его твердым. Миллион вопросов все еще гудел в его голове, но он отключил их все. Позже он получит ответы на свои вопросы.

Встав с ней на руках, он отнес ее на кровать и на мгновение оторвался от поцелуя:

– Скажи, если я сделаю тебе больно.

Она торжественно кивнула, ее темные ресницы были мокрыми от слез. Затем она снова прижалась губами к его губам, жадно ощупывая их языком, прося, ища, умоляя. Это отозвалось прямо в его члене. Он прикасался к ней, пробуя ее на вкус.

Он был парой ее сердца.

Радость вспыхнула в нем, когда он уложил ее на спину и накрыл своим телом. Под ним вся ее нежная, открытая кожа манила, шелк и аромат опьяняли его. Тоска натянула его, как тетиву лука. Он сглотнул от нетерпения. После сегодняшнего дня она снова будет принадлежать ему. Она никогда не вернется к Шоку. Лукан улыбнулся, прежде чем снова завладеть ее губами. Возможно, у нее даже будет его ребенок.

– Ты слышала, что Милли сказала о заклинании?

Анка закрыла глаза, щеки ее вспыхнули:

– Да.

– Ты понимаешь, что это значит?

– Можем мы просто… не разговаривать сейчас?

Что-то внутри него смягчилось. Возможно, она еще не готова ко всему этому, и как бы сильно он ни хотел высвободить сдерживаемую потребность, кричащую внутри него, он должен быть уверен, что она справится.

– Нет, любовь моя. Я не сделаю этого без твоего полного сотрудничества.

Она вздохнула:

– Я все понимаю. Мое сердце выбрало тебя. Я могу забеременеть. Да, я все еще хочу этого и тебя. Пожалуйста…

Ее гибкое маленькое тело начало извиваться, бедра приподнимались и искали.

Все желание, которое он сдерживал только усилием воли, прорвалось сквозь его благие намерения. Вероятно, им следует продолжить этот разговор и решить, что же будет дальше. Видит Бог, ему чертовски сильно хотелось снова воззвать к ней.

Прямо сейчас он не мог больше тратить слова.

Сняв кроссовки и спустив спортивные штаны до бедер, он захватил рот Анки в отчаянном поцелуе, заставляя ее принимать каждый голодный взмах его языка, каждое победоносное нажатие его губ. Анка бормотала бессмысленные слова ободрения между каждым поцелуем, направляя его руку к своему остроконечному соску. Он застонал в следующем поцелуе, щипая и дергая нежный маленький бутон, удовлетворенный, когда тот затвердел еще больше.

Он наклонился и взял ее сосок в рот, нежно держа его между зубами, чтобы он мог хлестать его языком. То же самое он проделал и с другим. Желание ревело в нем, как товарный поезд, мчащийся на полной скорости. Оно собиралось переехать его. Он вцепился в матрас, изо всех сил стараясь подавить свое нетерпение. Но ее тихое хныканье только возбуждало его еще больше.

Изо всех сил сжав угол кровати, он обрушил свою агрессию на матрас под ней. Он не мог причинить ей боль. Пружины согнулись с болезненным металлическим звоном. Он отпустил матрас, мысленно выругавшись. Но было уже слишком поздно. Кровать рухнула.

Она одобрительно вскрикнула, вцепившись руками в его волосы:

– Больше. Сильнее.

– Будь осторожна в своих желаниях, любовь моя.

– Сейчас!

Вернулись к односложным фазам. Интересно… может, чем больше он питал ее потребность, тем сильнее заклятие охватывало ее? Да кого это, черт возьми, волнует? Она чего-то хотела. Он был чертовски уверен, что даст ей это.

Он снова безжалостно поцеловал ее, сильнее сжимая сосок. Она ахнула ему в рот, ее бедра приподнялись. Его обнаженный член скользнул между сладкими, скользкими складочками. Он сглотнул, борясь с нарастающим потоком похоти, угрожающим захлестнуть его чувства.

Скоро, так скоро он будет похоронен глубоко внутри нее, и он надеялся, что трахаться он будет не раньше, чем через несколько дней. Прямо сейчас он так сильно жаждал одного, мечтал о том моменте, когда у него будет право сделать это снова.

Скользнув вниз по ее телу, он остановился, чтобы прикусить ее набухшие соски, наслаждаясь ее руками в своих волосах. Маленькие бусинки затвердели еще сильнее, и она выгнулась ему навстречу, еще глубже погружая свою грудь в его рот. Со стоном он схватил ее и принялся поглощать. Черт, как же он скучал по ней!

Наконец ее запах стал слишком сильным, и он начал спускаться вниз по ее телу.

– Раздвинь ножки, любовь моя.

Ее тихий вскрик донесся прямо до его члена. Она знала, чего он хочет, чего жаждет. Она медленно подчинилась, раздвигая для него свои красивые бедра в знак приветствия. Ее нежные складки, скользкие от желания, так красиво раскрылись перед ним. Когда они были женаты, ему часто приходилось пробираться к ней тайком, всегда приходилось уговаривать и убеждать ее, что он хочет ее так, что это не было неприятно. Теперь же она прижала его голову ближе к своей соблазнительной плоти.

Острый запах ее сладкой изюминки заставил все его тело сжаться. Голод ошпарил его изнутри. Невозможно, но он стал еще жестче.

– Лукан!

Боже, как же ему нравился этот звук ее отчаяния.

– Ты чего-то хочешь?

– Сейчас. Пожалуйста. Мне нужно это. Прямо сейчас.

– Ты просишь меня лизать твою киску?

Его хриплый шепот едва перекрывал ее хриплое дыхание.

Она всегда ненавидела это слово, стеснялась самого действия. И он подталкивал ее, какой-то дьявол внутри него хотел знать, действительно ли она снова готова к нему. Это напрягало его ментальные цепи.

– Да! Своим языком. И губами тоже. Пожалуйста. Глубоко…

Черт возьми, она не только согласилась, но молила. Это радовало дикое животное, которое он держал глубоко внутри себя.

– Ты можешь спокойно полежать и принять это, любовь моя?

– Нет!

Ее бедра вздрагивали и извивались, отчаянно ища облегчения.

Он схватил ее и прижал к себе. Ему нравилось думать, что она в его власти, особенно когда она так сильно в этом нуждалась. В конце концов, он даст ей все, что ей нужно, и даже больше. Но сейчас ее мольба высвободила эту первобытную часть его существа, и он не думал, что сможет снова заглушить ту. Но он не хотел этого делать.

– Попробуй, Анка. Очень постарайся.

Всхлипнув, она неуверенно кивнула ему, а затем успокоилась. Под его ладонями ее бедра задрожали. Он чувствовал ее желание. Обуздание и удержание давало ему еще один уровень силы, который он мог использовать, чтобы доставить ей удовольствие. Она давала ему разрешение погубить ее любым способом, каким он только пожелает. Это был самый сладкий подарок на свете. Он планировал насладиться этим так же, как наслаждался ею.

Он жадно опустил свой рот и набросился на нее, целуя ее гладкие складки так же, как целовал бы ее рот, высовывая язык и исследуя, касаясь губами, покусывая ее, атакуя со страстным пылом, который заставил ее громко вскрикнуть и сжать его волосы в кулаках, когда она втянула его глубже в свою плоть. Ее аромат взорвал калейдоскоп ощущений внутри него, самое сильное заверение в одной вещи, в которую он никогда не переставал верить: Анка принадлежала ему.

Как и в первый раз, когда он попробовал ее, Лукан совершенно опьянел от ее вкуса. Головокружение, жужжание. Ее дикий аромат, просачивающийся на его язык, терзал его голодом, заставлял его безжалостно жаждать еще больше ее сладкого вкуса. И ее капитуляции.

Он жадно поглощал ее. Она изо всех сил старалась не шевелиться ради него. Но с каждым прикосновением его языка к маленькому бутону ее нервов, с каждым прикосновением его губ она все глубже погружалась в пучину желания. Он сделал все возможное, чтобы толкнуть ее еще глубже. То же самое желание поглотило его. Лукану было абсолютно наплевать, найдет ли он когда-нибудь выход.

Ее бедра под ним задрожали. Тело напряглось. Ее неровное дыхание превратилось в череду тихих умоляющих криков, и все это вместе с произнесением его имени.

Ее настойчивость заставила его овладеть ею еще сильнее. Он снова провел языком по ее плоти – неторопливая пытка, которая заставила ее сжать простыню и закричать еще громче. Ее ноги раздвинулись шире. Она безжалостно запустила руки в его волосы и с криком еще глубже вонзила его в свою плоть. То, как она полностью открылась ему, смирило его – и это чертовски возбуждало.

Он улучил момент, чтобы поднять голову и прорычать:

– Смотри на меня!

Пронзительный крик сорвался с ее губ, протестуя против того, что он оставил самую жаждущую часть ее тела. Но она подчинилась, открыв свои глаза и уставившись на него. Без единого слова она взмолилась.

Теперь уже улыбаясь, он медленно провел большим пальцем по ее маленькому нервному комочку:

– Ты хочешь, чтобы я продолжал лизать твою киску, любовь моя?

Она отчаянно закивала, приподняв бедра и издавая непонятный звук.

– Умоляй.

– Пожалуйста… Еще. Так близко. Нужно.

Она снова запустила пальцы в его волосы и потянула. Ему вроде как нравился этот маленький укус боли.

– Я нуждаюсь в тебе.

– Хорошо. Я собираюсь напомнить тебе об этом в течение следующих нескольких дней. Ты ведь мне все отдашь, да? Так я смогу помочь тебе преодолеть это заклинание?

Он снова обвел большим пальцем твердый маленький узел.

– Не сдерживайся.

– Не буду… Нет. Не останавливайся. Пожалуйста, Лукан.

Он мог быть ублюдком за то, что давил на нее, но теперь он знал, что ей нужно. Это было так, как если бы требование, чтобы она высказала свои желания, дало ей разрешение дать им волю. Или, может, он никогда раньше не давил на нее достаточно сильно, чтобы пробиться сквозь ее сдержанность. Как бы то ни было, он не согласится на тихие, сладкие свидания, которые они когда-то делили. Внутри нее тоже пульсировала необузданная потребность. Он собирался сохранить эту часть ее нуждающейся и отчаянной. Бог знает, что именно так он себя и чувствовал.

– У меня есть ты, любовь моя. – Он надавил на нее большим пальцем: – Я хочу, чтобы ты кончила. Ты можешь это сделать со мной?

Она ахнула и вцепилась в простыню одной рукой, а другой вонзила ногти ему в голову:

– Не могу… остановить… это.

Отлично. Он не стал дожидаться ее ответа, прежде чем снова прижался губами к ее влажным женским складочкам и поглотил ее. Он обвил языком ее клитор, чувствуя, как ее тело бьется, замирает, а затем содрогается, когда она бессвязно вскрикивает, крича от наслаждения, которое длится вечно.

Это был самый сладкий звук, почти такой же сладкий, как ее острый аромат, наполняющий его язык, и пульсирующая энергия, проносящаяся вокруг него.

Идеально. Он чувствовал себя непобедимым великаном. Его член пульсировал на накрахмаленной простыне под ними, сердито требуя места в ее мягком, влажном лоне. Он пристально смотрел на нее, пока ее дыхание медленно выравнивалось. Грудь ее покрылась мелкой испариной. Щеки горели румянцем. Она никогда еще не казалась ему такой красивой.

– Идеально, любовь моя. Чувствуешь себя лучше?

– Нет!

Она выгнулась дугой и безжалостно дернула его за волосы:

– В меня. Сейчас же!

Ну кто же знал, что под всеми этими скромными юбками и красивыми локонами она может быть такой требовательной? Ему нравилась эта сторона ее натуры.

– Ты меня не просила.

Да, он играл с ней. Казалось, он ничего не мог с собой поделать. То, что она отчаянно нуждалась в его прикосновениях, делало что-то для него, и не только для его эго, хотя это и не причиняло боли. Но это лишь усилило его собственную потребность. С ее умоляющим желанием, звенящим в его ушах, не было никакого способа, которым он не мог бы схватить ее и взять безжалостно, пока истощение не заберет их обоих.

– Лукан… умоляю тебя. Не могу больше ждать.

– Я тоже не могу.

Он извивался, пробираясь вверх по ее телу, его руки обхватили ее под коленями, чтобы поднять ноги, широко раздвигая их. Как только они легли лицом к лицу, он замер, гадая, не вызовет ли эта поза у нее ужасные воспоминания.

– Сейчас! – она закричала на него.

Он не мог спрятать улыбку, пока исследовал ее голодную щелочку своим членом, и глубоко вошел в нее одним толчком.

Нирвана.

Ее плоть цеплялась за него чертовски крепко. Он вздрогнул, когда мурашки пробежали по его спине и осели в яйцах. Глаза закатились. Черт возьми, он хотел ее. Он не мог затормозить или сдержать свое страстное желание испепелить ее своим прикосновением, потребностью. Да, в каком-то смысле она была знакома и любима. Но эта Анка была словно новое солнце, восходящее над его горизонтом, предвещая не просто новый день, а откровение. Она всегда была прекрасна, но эта Анка источала чувственность, владела женственностью. То, как она взывала к нему, извивалась под ним, впиваясь голодными поцелуями в его плечо, чтобы заставить его двигаться глубже и быстрее, стоило дорогого; эта страстная Анка распаляла его, как никогда раньше.

Оказавшись внутри нее, он уже не мог остановиться, чтобы насладиться ею. Он не мог быть нежным. Быстрыми ударами он врезался в нее, дикий ритм его толчков пригвоздил ее к матрасу. В каком-то смысле ему казалось, что он никогда ее не покидал. Его сердце, конечно же, никогда этого не делало.

Анка вцепилась в него руками и ногами, как будто никогда не собиралась отпускать его. Это вполне устраивало Лукана. После сегодняшнего дня он не собирался отпускать ее снова. Она никогда не проведет ночь в чьей-либо постели, кроме его собственной.

– Лукан!

– Возьми это, любовь моя. – Его толчки набирали скорость, подчеркивая каждое слово, которое он произносил. – Возьми. Меня. Глубже.

С каждым погружением в Анку ее глаза расширялись от удовольствия. Ее тело смягчилось. Ее соски снова налились кровью. Черт возьми, ее ягодно-сладкие губы звали его, и он не мог удержаться, чтобы не попробовать их на вкус. Он лихорадочно наклонился к ее губам, наполняя ее своим языком, растягивая сладкие, сжимающиеся складочки членом. Все инстинкты кричали ему, чтобы он схватил ее, вдохнул и не отпускал.

Когда она вонзила ногти ему в плечи, по его телу пробежал электрический разряд. Он со стоном откинул назад голову:

– Да, Анка! Я никогда не перестану прикасаться к тебе. Моя. Он оскалил зубы и зарычал на нее: – Моя!

Она открыла рот с явным извинением на губах. Он остановил ее грубым поцелуем, упиваясь ею, погружаясь все глубже и глубже, полностью теряясь в ней. Когда он наконец поднял голову, на ее лице появилось душераздирающее выражение, смешанное с отрицанием, острым желанием и, наконец, смирением. Он не был уверен, что она собиралась сказать, но не мог позволить этим словам вырваться наружу.

– Ни слова. Теперь, когда ты выбрала меня, я не позволю тебе снова покинуть меня. Возьми меня. Всего. Да. Боже, да. Любовь моя, о… Просто. Так.

Он снова ускорил темп, слыша учащенное дыхание Анки, наблюдая, как ее кожа краснеет, а глаза стекленеют. Когда ее защита рухнула и она сдалась, он увидел ее сердце, обнаженное и честное, отраженное в ее мерцающих глазах.

– Ты же любишь меня.

Его сердце воспарило, когда он увидел ее глаза, умоляющие его любить ее в ответ.

– Да, но ты боишься. Не надо. Я никогда не переставал любить тебя.

– Но… – воскликнула она, отчасти от удовольствия, отчасти от печали.

– Нет! Я больше не позволю ничему встать между нами. Навсегда. Моя. Моя. Моя!

С каждым словом он все глубже погружался в нее.

Ее спина выгнулась дугой, а ноги раздвинулись для него еще шире. Мотая головой, разинув рот, она начала пульсировать вокруг него. Лукан изменил угол проникновения, чтобы попасть в ту единственную идеальную точку внутри нее, предназначенную дать ей полное блаженство. Анка почувствовала перемену и ахнула, когда головка его члена царапнула чувствительные ткани.

– Лукан, мой… Я… Даа!

Ее лицо говорило о том, что голова хочет перестать ему подчиняться. Но было уже слишком поздно. Что бы ни промелькнуло в ее мозгу, сейчас это не имело абсолютно никакого значения, поскольку кульминация достигла пика. Для Лукана не было ничего такого, что они не смогли бы решить, если бы у них было достаточно времени.

– Да! Прекрасно, любовь моя. Идеально. Мы принадлежим друг другу. Посмотри на меня, Анка.

Она моргнула, пристально глядя на него.

– Отдай все это мне.

Он не позволил ей отвести взгляд, когда ее рот открылся в беспомощном крике экстаза. Паря прямо над ней, он слил их взгляды вместе и погрузился в нее, еще глубже под ее чарами.

– О… да. Вот так, любовь моя. Вот так. Отдай мне все.

Она отодвинулась от него, ее глаза были широко раскрытыми и умоляющими, как будто такое большое удовольствие пугало ее. Сколько бы раз они ни занимались любовью раньше, это никогда не было так глубоко, прямо от сердца. Мысль о том, что он, возможно, наконец-то вернул себе женщину своей мечты и посеял в ее чреве свое семя, заставила Лукана потерять последнюю нить самообладания. Сжимая ее бедра руками, пока она продолжала разрушаться вокруг него, он прорычал ее имя в мучительном стоне и полностью опустошил себя внутри ее сжимающегося тела, пока не почувствовал себя бескостным и насыщенным.

Его толчки замедлились, как сердцебиение и дыхание. Покой накрыл его, как одеяло, и он удовлетворенно вздохнул, глядя на ведьму, которую любил больше жизни.

Анка закрыла глаза, скрестив тонкие руки на груди и сжавшись в комок, когда из ее глаз потекли слезы.

Он мягко взял ее за запястья и крепко прижал их к бокам. Она могла почувствовать себя так, словно он поцарапал ее до самой глубины души. Видит Бог, именно так он себя и чувствовал. Но больше не надо прятаться. Больше никаких уклонений от чувств, разговоров, которые они должны были вести, эмоций, которыми они должны были делиться. С чем бы им сейчас ни пришлось столкнуться, они сделают это вместе.

****

Лукан убрал влажные локоны с ее щек и улыбнулся ей сверху. Этот жест сжал ее сердце до такой степени, что из него потекла кровь любви к нему.

– Анка, не плачь, любовь моя. То, что мы разделили, было потрясающе.

Она кивнула, не в силах не согласиться – даже когда еще больше слез упало и сожаление прокатилось по ней. Их любовные ласки были настойчивыми, первобытными… и все же душераздирающе прекрасными. Но если бы он мог увидеть уродство того, кем она была, и то, что она сделала, скрываясь под красивой внешностью, вплоть до лжи, которую она скрывала, он был бы в ужасе. В конце концов, он возненавидит ее.

Большим пальцем он снова вытер ее слезы.

– Я вижу, как ты пытаешься заползти обратно в свою раковину, и я этого не потерплю. Я люблю тебя. Я верю, что ты тоже любишь меня. Ты хочешь это отрицать?

Она колебалась. Причинить ему еще большую боль – это не выход, но если она полностью раскроется, то только сильнее влюбится. И все же это было несправедливо по отношению к нему – давать ему только ложь. Она делала это в течение целого столетия, продолжая клясться себе, что сделает все возможное, чтобы сделать его счастливым. Но в конце концов все ее грязные маленькие секреты разлучили их – и так будет всегда.

– Я не отрицаю этого, – прошептала она. – Но, пожалуйста, поверь мне. Я не могу быть тем, что тебе нужно.

– А что мне нужно?

Он перекатился на бок и приподнялся на локте:

– Любовь моя, я не думаю, что был тем, в ком ты нуждалась до этого момента. Я буду искать всю оставшуюся жизнь способы искупить это. Но не смей закрываться от меня. Я этого не допущу.

В его голосе зазвенели стальные нотки, которые она никогда не слышала от него во время их спаривания. Она не была уверена, что знает, откуда взялся этот глубокий, хриплый голос, но не обращать на него внимания было почти невозможно. И все же ради него она должна была попытаться.

– Лукан, послушай меня…

– Нет, ты послушай.

Его глаза сузились. Темно-синий цвет страсти, завлекавший ее несколько мгновений назад, теперь стал жестким и жестоким.

– Ты предпочла меня Шоку. Я – пара твоего сердца. Мы оба это знаем. И я хочу это сердце вместе с твоей преданностью и твоей душой, потому что я собираюсь отдать тебе взамен свое.

– Но ты же больше не знаешь, какую душу ты получаешь. Матиас… изменил меня. Он запятнал меня. Он использовал меня так, что ты и представить себе не можешь.

Она прикусила губу, понимая, что Лукан расценил бы это как сексуальность. Матиас так и сделал, но это не беспокоило Анку так сильно, как остальная отвратительная правда.

– Есть вещи, которых ты не понимаешь.

– Тогда скажи мне. Мы будем вместе исправлять ущерб, который он нанес твоей психике, – поклялся Лукан. – Но ни твое сердце, ни душа не черны, любовь моя. Не рисуй себя такой и не соглашайся на одиночество. Не позволяй ему победить ни тебя, ни нас. – Он погладил ее по щеке: – Я тоже не идеален. Далеко нет. Но одно я знаю наверняка: моя любовь к тебе истинна. Я думаю, что и твоя тоже. Если мы начнем с этого, если мы начнем с осознания того, что принадлежим друг другу, тогда единственное, что может удержать нас от нашего счастья, – это наша собственная глупость.

Черт побери, его слова были прекрасны, но неверны. Он не понимал этого, потому что не обладал тем знанием, с которым она жила каждый день. Она отказывалась обременять его… или рисковать из-за осуждения, которое боялась увидеть в его глазах.

– То, что ты сказал, очень романтично, но слишком просто. Есть так много вещей… моя семья была недостаточно хороша для твоей.

Он нахмурился:

– Для меня это никогда не имело значения, и мои родители полюбили тебя.

– Но они, как и все остальные, удивлялись, почему ты выбрал меня своей парой.

– Потому что я люблю тебя, и что бы ты там себе ни вообразила, их мнение для меня не имеет ни малейшего значения. Почему они так важны для тебя? И какое это имеет отношение к Матиасу? Ты хватаешься за соломинку, пытаясь разлучить нас.

Сердце Анки замерло от его проницательности. Конечно, она хваталась за соломинку. Как еще она могла держать его на расстоянии вытянутой руки, не признавшись, что более ста лет не упоминала о том, что родилась баньши? Или ужасные вещи, которые она сделала со своим «даром»? Рассказать и отпустить его было бы самым гуманным поступком. К сожалению, она была слишком труслива, чтобы рисковать его ужасом и осуждением.

– Я вижу, как у тебя голова идет кругом. Матиас изнасиловал тебя, я знаю. Я видел, что он ужасно издевался над тобой. Как ты можешь хоть на мгновение думать, что это твоя вина?

Да, это было еще одно черное пятно на ее душе.

– Я умоляла его, – всхлипнула она, – о большем. Всегда о большем.

– Террифоз, любовь моя. Он заставил жаждать этого. Ты знаешь.

Как бы то ни было, правда причиняла адскую боль.

– Когда я закрываю глаза ночью, я слышу свою жалкую мольбу к этому чудовищу! Это преследует меня, снова и снова проигрывается в голове.

– Так вот почему ты попросил Шока доминировать над тобой? Чтобы заменить прикосновения Матиаса чем-то другим?

Черт побери, ему обязательно говорить об этом. В конце концов ее потребности станут еще одной трещиной между ними. Она не могла представить себе, как Лукан швыряет ее на кровать, заставляя лежать лицом вниз, а сам шлепает ее по красному заду хлыстом, иногда до синяков. Его сострадательному сердцу было больно причинить кому-нибудь боль. И она все прекрасно поняла. Отвращение к себе разъедало ее из-за собственных желаний.

– Не совсем. – Она сделала все возможное, чтобы быть честной: – После того как я осталась с Шоком, я заперла в себе всю свою боль и страдание. Я отказалась от еды и комфорта. И пока я была последовательна, я отказывалась от энергии. Он заставил меня принять ее и нашел множество способов заставить меня выпустить свои эмоции, чтобы я могла справиться.

– Ты хотела умереть?

Он казался ошеломленным, его вопрос прозвучал почти обвинением. Но разве он не видел?

– Конечно, хотела. Я потеряла все. И когда мои воспоминания вернулись…

Она попыталась закрыть лицо руками, но Лукан схватил ее и прижал к матрасу.

– Что бы это ни было, мы встретим это вместе. Не надо прятаться. Я здесь ради тебя.

Анка попыталась высвободить руки, но Лукан не сдвинулся с места.

– Отпусти меня! Ты бы так не сказал, если бы я тебе все рассказала.

– Так расскажи мне все, каждую грязную проблему, с которой, как ты думаешь, я не смогу справиться. Матиас заставил тебя умолять его трахнуть тебя. Он выпорол и использовал тебя. А с чем еще, по-твоему, я не могу справиться?

– Он заставил меня убивать!

Она швырнула в него эти яростные слова. Затем прикусила губу, чтобы не выдать оставшуюся часть ужасной правды. Если бы у нее был характер или она могла бы набраться храбрости, она бы рассказала Лукану все – и отпустила его раз и навсегда.

Но даже в этом она потерпела неудачу. Ей не хватало ни храбрости, ни воли, чтобы разлучить их навсегда. За это она ненавидела себя еще больше.

– Убитвать кого?

Его голос стал мягким, как будто он наконец понял всю серьезность происходящего.

– Не знаю. Я почти ничего не помню. Я заблокировала эту ночь. Но Матиас телепортировал меня в чей-то дом и вынудил…

Она покачала головой.

– Все они мертвы. Волшебники, ведьмы… дети.

Ужас отразился на его лице. Анка не могла смотреть. Она отвернулась, закрыв глаза, и новые слезы потекли по ее щекам.

– Я совершила нечто мерзкое и отвратительное, чего никогда не смогу вернуть! Я украла чужие жизни. – Она судорожно вздохнула с сожалением: – И вряд ли имеет значение, была ли я вынуждена убивать или что в обычных обстоятельствах я никогда не приложила бы руку к их смерти. Уже ничего не вернуть назад. Меня преследуют крики малышей, оплакивающих родителей, которые лежат мертвыми…

Их уши кровоточат от ее песни баньши. Но она все еще продолжала плакать, потому что последствия остановки были слишком ужасны, чтобы думать о них. Так что кошмары о маленьких детях, отчаянно закрывающих свои собственные уши, когда ищут укрытие, только чтобы упасть, крича и корчась, пока она не споет им, чтобы они уснули навсегда, продолжали преследовать ее. Она избавит Лукана от этой боли.

А теперь он мог посадить своего ребенка ее утробу. Нет! О Боже, нет. Она не имела права быть матерью после того, что сделала, или посылать невинного ребенка на охоту и ненависть за свою кровь.

Анка оттолкнула его от себя, отчаянно выбираясь из постели. Схватив одежду, она начала распутывать ее, пытаясь сделать это, даже когда лихорадочная потребность от заклинания Морганны снова овладела ею, наполняя и сжимая ее соски, пульсируя в промежности. Даже ее губы ныли от желания поцелуями стереть хмурое выражение с лица Лукана, пока он не захотел только войти в ее тело и снова заняться с ней любовью.

Невозможно. Она никогда больше не даст ему возможности посадить семя в ее утробе.

Лукан сел, схватил ее за запястья и притянул к себе на колени.

– Перестань, Анка. Прекрати! Ты не можешь убежать от того, что случилось. Это трагедия. Ты – нежная душа, и я могу только представить, как глубоко это ранило тебя. Но я не люблю тебя меньше за то, что ты вынуждена причинять боль другим. Я люблю тебя еще больше за то, что ты терпишь. Не позволяй Матиасу победить.

Неужели Лукан окончательно сошел с ума? Она встретила его пристальный взгляд, разинув рот. Затем закрыла его. Он предположил, что Матиас наложил на нее какое-то ужасное заклятие, чтобы заставить ее убивать других, что она выбрала эту судьбу не по своей воле. Альтернатива была просто немыслима.

– Ты можешь думать, что все еще любишь меня, и это доказывает, какой ты щедрый, добрый человек, но я больше не могу выносить себя, Лукан. Я ненавижу смотреть в зеркало. Я ненавижу то, во что превратилась. Ты не можешь спасти меня или стать моим героем. Ты не можешь убедить меня, что я ни в чем не виновата. Ты не можешь убедить меня, что мое «доброе сердце» освобождает меня от всех моих проступков. Но ты можешь отпустить меня и поверить, когда я говорю, что тебе будет гораздо лучше без меня.

Глава 12

Анка отшатнулась от кровати, с жалким смирением наблюдая, как Лукан тихо дремлет. Когда он проснется, то будет в ярости от того, что она ударила его легким сонным заклинанием. Это продолжится не более пятнадцати минут. Он проснется свежим и бодрым. И очень злым.

Она сглотнула и уставилась на него. «Ты уже приняла решение!» Она могла бы стоять здесь и обдумывать все причины, по которым пришла к такому выводу, или же она могла перестать сомневаться в себе и сделать то, что нужно сделать. Время оправдываться и полагаться на других прошло. Если она хочет восстать из собственного пепла, то должна начать возрождаться прямо сейчас.

Без страха. Не надо полагаться на других. Никаких колебаний. Без жалости.

Переодевшись, она подошла к Лукану и нежно поцеловала его в губы, наслаждаясь долгим мгновением. Скорее всего, у нее никогда больше не будет такой возможности, возможно, она никогда не будет так близко к нему. Не сочтет ли он ее предстоящие действия предательством? Неужели она создаст между ними такую пропасть, которую невозможно будет преодолеть?