Текст книги "Еловые Боги (СИ)"

Автор книги: Сфагнум Мох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Конечно, конечно, – Лекс обезоруживающе развел руками. Вслед старшим брату и сестре встала Сати:

– Я тоже не хочу сидеть без дела на твоей планетке, и сейчас же возвращаюсь на Апсару, – она с вызовом взглянула в глаза Лексу, – Раз ты предпочитаешь возиться с какими-то лесными дикарями, я возьмусь за работу с умами людей Федерации. Нам нужен подъем патриотических настроений... и не помешает выпустить пару новых фильмов, где человечество объединяется для противостояния общей угрозе... и в программу моих школ нужно внести изменения. Когда станет невозможной глубинная навигация, Федерация не должна скатиться в новое средневековье. Нам нужно сохранить единство, любою ценой сохранить!..

– Я всецело одобряю такой энтузиазм, – старший Шанкар улыбнулся, мягко прерывая распалившуюся Софью, – но, пожалуйста, никаких психотехник на гражданах Федерации без их ведома – только старая добрая пропаганда.

– Да стану я спрашивать!..

– Станешь, Котенок, – Лекс подошел к девушке, встал перед ней – глядя прямо в глаза, взирающие на него с дерзким вызовом, – Спорить со мной у тебя еще не отросли коготки.

Пространство между этими двумя, казалось, ощутимо сгустилось – и пошло сдвигами. По стеклянной поверхности стола расползлись узоры микроскопических трещинок.

– Как думаешь, эта захудалая планетка выдержит противостояние наших братца с сестричкой? – светским тоном поинтересовалась Алана у Януса, беря брата под локоть – и вместе с ним отступая к стене.

– Сати, лучше тебе уступить, – Лекс ласково улыбнулся сестре. – Я не хотел бы, чтобы Янус с Аланою стали свидетелями, как я отшлепаю тебя, разложив на колене. Сколько раз я уже повторял: никакого нейрософта, подшитого в популярные игры, никакого "мягкого программирования" на учениках твоих школ, никаких крючков в подсознании после просмотра аналитических передач, вообще ничего этого – на лояльных нам гражданах Федерации?

Сати с минуту еще упиралась – но все же на стороне Лекса было очевидное превосходство, не в силе, но в уровне. Девушка отступила на шаг. Пробурчала:

– Братец, ты моралист похуже старых идиотов в Ассамблее. Я же ради дела!..

– Так ты поняла меня, котенок? Обещаешь не шалить?

– А что тут не понять? – обиженная, Сати и вправду походила котенка, – нашкодившего котенка, которого ткнули носом в лужу и оставили в назиданье без лакомства. Лекс потрепал сестру по коротким кудряшкам:

– Надеюсь на твое благоразумие. Можешь идти. Янус, Алана, вы тоже.

Алана фыркнула:

– Слушаюсь, Ваше Величество. Идем, Сати, до Топи доберешься со мною и Янусом, а там уж до Апсары пару стандарт-суток на малых глубинах. «Ведьма», конечно же, не агнихотра, но на ней все-таки безопаснее, чем на легкой сундаре...

Сестры вышли – Янус же, задержавшись в дверях, обернулся на брата. Вздохнул:

– Знаю, это глупый, эмоционально окрашенный и нелогичный вопрос, но... как ты думаешь, – мы справимся? Мы сможем выжить, Лекс?..

Старший Шанкар медленно отвернулся к окну, за которым по прежнему клубились алые небеса и яростно пенился киноварный океан. И покачал головой:

– Не знаю, брат. Не знаю.

В эпоху освоения инфре человечеству пришлось смириться с фактом, что Земля Изначальная, как ни прискорбно, более не подходит для роли столицы. Приблизительно в то же время открыта была Сальватерра – землеподобная, с прекрасным мягким климатом, расположенная в перекрестке «троп» инфрв, ведущих к Апсаре, Синнабару и Парфенону. Она и стала новым сердцем Федерации, политическим и экономическим центром. Но память о земной эпохе зудела где-то в коллективном сознании человечества, как долго, трудно заживающая рана, – и было решено терраформировать Сальватерру, сделав ее максимально похожей на Землю. Терраформирование проводили очень аккуратно, стараясь вписать образцы земной флоры и фауны в уже сложившуюся экосистему без ущерба для нее. Так появились, например, знаменитые леса на берегах Северного Океана, в которых местные псевдохвойники уживались с земными секвойями и веллингтониями, достигавшими в здешнем благоприятным климате истинно исполинских размеров. Под ними красную сальватерранскую почву густым ковром укрывали эндемичные разноцветные мхи – и завезенные с Изначальной папоротники, плауны и лишайники. В итоге получилось нечто среднее между земной Канадой и земной же сибирской тайгой, и именно это место Семья Флеминг выбрала для своего поместья. Впервые я увидел замок, стилизованный под английскую классику, в возрасте десяти лет, – много позже, чем большинство других приемных детей Семьи Флеминг, – и с тех пор так и не воспылал к этому месту любовью. Тут жили чистокровные, потомственные Флеминги, никогда не служившие Корпорации, здесь же обучались приемыши вроде меня. По достижении возраста восемнадцати лет юных эмпатов отправляли к новым местам службы на разных планетам, в соответствии с древним, трехвековой давности договором, заключенным некогда главами Семей и тогдашним директором Корпорации, Эрихом Шанкаром. Мне, можно сказать, повезло – я учился старательно, пусть даже не был особо талантлив, – и, заместо какой-нибудь службы доверия для юных суицидников меня распределили в отдел собственной безопасности «Нексуса», приписав к главному офису на Сальватерре. Однако, даже поступив на службу в Корпорцию, я все еще носил фамилию Семьи – и все еще зависел от нее, и потому безропотно явился по первому же слову Майлза Флеминга, главы Семьи сайоников-эмпатов.

Я шел мимо просторных залов, в которых юные сайоники тренировались считывать эмоции друг друга под надзором инструкторов из числа урожденных членов Семьи; дети, одетые в белую форму, сидели, разбившись по парам и взявшись за руки. В других классах шли занятия по обычным дисциплинам из школьной программы – вот, например, стайка малышей вникает в разницу между системами координат Карты и Территории, норм-пространства и инфры... Пару раз навстречу мне попадались бывшие учителя – их я учтиво приветствовал, и просто знакомые Флеминги из числа чистокровных, – с несколькими из них, не страдавшими семейным снобизмом в особо запущенной форме, мы даже когда-то приятельствовали. Была слабая надежда увидеть Луизу, подругу детства и неизменного партнера по тренировкам, – она, как и я, не была урожденной Флеминг, но при том обладала заметным талантом, и по окончании обучения Луизу оставили здесь, при поместье. Но Луиза мне так и не встретилась, зато среди инструкторов, ведущих тренировки, я заметил Марка. Ровесник мне с Лу, носящий фамилию Флеминг по праву рождения, он был в мою нашего ученичества приставлен ко мне кем-то навроде гида – помочь "разобраться, как тут все примерно устроено". Я-то попал в Семью позже, чем большинство прочих приемных детей – обычно новорожденных сайоников выявляют на первом же генетическом тесте, и, изъяв у родителей (которым полагается солидная денежная компенсация от государства), распределяют по Семьям – в соответствии с типом сайоникс-синдрома. Но мои родители, Эллен и Кирилл Руслановы, были самые настоящие сопротивленцы – слабые эмпаты, каким-то образом избежавшие регистрации. Как мать ухитрилась меня уберечь от обязательного для всех новорожденных генетического теста – я не знаю. Возможно, Эллен скрывала беременность, и сына произвела на свет не в государственной больнице – как то полагалось по закону Федерации, – а где-нибудь в многочисленных закоулках трущоб Тарпит-Сити, отдаленного синнабарского захолустья. Тогда я, впрочем, не задавался такими вопросами – как и любыми вопросами, надо сказать; не до того детям в Смоляной Яме, чтобы размышлять о каких-то там отвлеченных материях. Жили мы чем-то навроде коммуны, взрослые – и целая куча детишек; взрослые все как один были незарегистрированными в Генконтроле сайониками, бойцами синнабарского Сопротивления. Когда их ячейку накрыли, родителям, среди прочих членов коммуны, приписали участие в незаконном террористическом формировании, и осудили на пожизненную ссылку на одну из фронтирных планет. Туда отправились все члены коммуны возрастом старше пятнадцати, чью причастность к конкретным терактам следствие не смогло доказать, – остальных осудили на казнь. Нас же, детей, подвергли генетическому тесту и в соответствии с выявленной спецификацией распределили по Семьям. Вот так я и попал сюда не несмышленышем-младенцем, а десятилетним мальчишкою, – что-то уже соображал, был зол на весь мир и на идиотов-родителей в частности, и заодно навеки невзлюбил сопротивленцев. Если бы Эллен с Кириллом Руслановы не влезли в это заведомо безнадежную авантюру, а просто поселились бы вместе с ребенком на какой-нибудь глубоко провинциальной планете навроде Талассы, махнув рукой на политику и на "священное дело борьбы с генетической сегрегацией" – кто знает, как все могло обернуться? Возможно, мы бы тихо-мирно жили нормальной семьей, и были б у меня братишки да сестренки, а родители – не сгинули бы где-то на фронтире Территории, на планете, не имеющей даже и имени – только лишь номер, затерянный в папках судебных архивов...

Ну, да чего уж теперь, прошлого, как говориться, не воротишь. Родной семьи я навсегда лишился, а Флеминги дали мне достаточно, чтобы испытывать к ним благодарность, но слишком мало для чего-то навроде сыновней любви. К тому же им за мое воспитание и обучение полагалась солидная компенсация от государства, – тут дети-сайоники ничем не отличаются в глазах закона от прочих сирот. Об этом я твердил себе, бредя по коридорам замка в сторону малого зала, где должен был предстать пред очи Майлза Флеминга. Мое обучение оплачивала Флемингам Федерация, и сейчас им отчисляется "Нексусом" двадцать процентов от всех моих заработков. Больше я ничего не должен приемной семье – и лично Майлзу Флемингу!..

Глава клана сайоников ожидал меня в просторном, полном света и воздуха зале, одна из стен которого являла собою сплошное окно, глядящее на лес и на хмурое небо над ним. Майлз Флеминг обернулся мне навстречу далеко не сразу – хотя, без сомнения, слышал шаги. Но нет же, заставил несколько минут потоптаться на месте, прежде чем соизволил оторваться наконец от старинной, не удивлюсь, если еще средневековой карты, заключенной в защищающий от сырости и солнечных лучей экран. Флеминги, урожденные, были не чужды страсти к коллекционированию, и в замке водилось немало подобных вещиц – карты, гравюры, доспехи, оружие. На аукционах Апсары за такую коллекцию можно было бы выручить стоимость рукмы элитного класса, на несколько сот пассажиров; впрочем, Флеминги предпочитали выступать там покупателями, и нередко сами платили подобные цены – за какую-нибудь картину времен Возрождения, чудом пережившую Сухую Войну.

Майлз Флеминг... нет, что-то все-таки есть во всех этих играх с евгеникой и генетическим контролем над потомством. Глава Семьи, сайоник в неизвестно каким поколении, походил на земных аристократов еще докосмической эры, какими они представали на старинных портретах, а также в моем воображении. – сухое и точеное лицо, профиль, что именуется, кажется, "римским", безмятежно-холодные голубые глаза. О том, что лет ему весьма немало даже и по меркам Федерации, говорила разве что седина на висках. Словом, глава Семьи был живым воплощением слова "порода" – и я, сайоник всего во втором поколении, чувствовал себя рядом с ним не особо уютно.

И как же странно было сознавать, что по законам Федерации мы оба – и я, и глава Семьи Флеминг, – считается генетическими неполноценными...

– Кристиан, урожденный Русланов, – улыбнулись одни губы старшего из Флемингов. Слышать в его устах свою настоящую фамилию было слегка непривычно, но наверняка в замке отыщется еще пара-другая Кристианов, Крисов и Кристоферов, – Ты уже давно не навещал нас, мальчик мой.

– Работа, мистер Флеминг, – как можно тактичней ответствовал я, избегая его взгляда. "Мистер" Майлзу Флемингу совершенно не шло, в этом зале, полном старинных вещей, с языка так и норовило сорваться "лорд Флеминг", – Я только что вернулся с Парфенона.

– И через стандарт-неделю снова покидаешь Сальватерру. Тебя нелегко заполучить в гости – пришлось мне лично связываться с этим твоим... координатором, – на последнем слове Майлз Флеминг скривился, как если б название должности Ито было не слишком приятным на вкус. Я тут же вообразил разговор, что имел место быть – и мысленно посочувствовал Ито. Эх, зря я его так – за безобидную, в общем-то, шутку о куртизанках домов наслаждений Экзотики...

– Я полагаю, твой... приятель... сообщил, – с какой целью ты был приглашен в этот дом?

– Он что-то говорил о поощрении, – я по-прежнему упрямо избегал взгляда старшего Флеминга. Упрямство, кстати, досталось мне наследство от предков-байкальцев, – и им я по праву горжусь.

– Что ж, он был прав, – говоря это, Майлз Флеминг все настойчивей искал моего взгляда – а я все настойчивей отводил глаза в сторону. Смотреть в глаза старшему Флемингу – упаси Боже! Это меня раз в год гоняют на осмотр, а с Майлзом Флемингом никто бы не осмелился провернуть подобное – и кто знает, какой стадии достиг его синдром? Вполне вероятно, Майлз Флеминг давно уже был телепатом – а тем, чтобы читать человека, кажется, необходим как раз зрительный или тактильный контакт...

– Посмотри наконец мне в глаза, Кристиан. Не бойся, – губы аристократа-сайоника искривились в сухой неприятной усмешке, – мне ни к чему твои мысли, оставь их себе.

Вдохнув поглубже, я повиновался этой просьбе – прозвучавшей скорее приказом.

О, смотреть в глаза старшему Флемингу оказалось достаточно жутко... но я исхитрился как-то выдержать его пристальный взгляд, и даже не сглотнуть засевший в горле ком. А Флеминг снова усмехнулся – и вдруг в мой мозг ударила волна чужой воли, воли такой силы, что окружающий мир покачнулся. Телапатическая атака, как она есть, телепатическая атака, именно так телепаты и выжигают чужие мозги! Возмущенным подобным коварством – а также изрядно напуганный мощью атаки, сметавшей мою жалкую ментальную защиту подобно цунами, – я спешно зажмурился, обрывая контакт, и попытался выставить на пути волны блок. Ч-черт, аж в ушах зазвенело – такой силы была давящая на меня воля старшего Флеминга, жалкий блок едва сдерживал ту, не позволяя стереть мою личность в ничто. Как же силен, з-зараза... аристократ, за ногу мать его, в пробирке деланный, – он что, хочет убить меня?!.

...Откатило. Похоже, Майлз то ли меня пожалел – то ли что-то проверял, и результатом проверки остался доволен.

– Неплохо, неплохо. Техничности недостает, но есть неплохие задатки. Твои гены годятся – для нашей евгенической программы.

Все же проверял?.. Вот сволочь!

– Наши генетики подобрали тебе весьма достойного партнера для участия в программе, – Флеминг щелкнул пальцами, – и в воздухе рядом с ним развернулась голографическое изображение. Маленькая, хрупкая девушка; белый строгий костюм – об безупречные складки можно было б, пожалуй, порезаться; русые волосы, аккуратная стрижка до плеч; серые глаза – внимательные, всегда чуть настороженные, оттенком как хмурое небо, готовое разродиться холодным осенним дождем...

Луиза.

Я втянул воздуха, чувствуя, что тот не желает идти в легкие, застревает где-то в горле, – а старший Флеминг меж тем с довольной улыбкой вещал:

– ... даже по внешним параметрам, вы с ней идеально совмещаетесь, – похожи, словно близнецы, а если взглянуть на интеллектуальные показатели, тот тут у нас все тоже замечательно, коэффициент "выше среднего" у тебя, и "высокий" – у девушки, что в сумме, надеемся, даст...

Я не слушал.

Луиза!..

...Обществу пришлось переменить свои взгляды на евгенику вскоре после Сухой Войны, в которой, помимо климатического оружия, вовсю использовалось и всякое другое, равно неконвекционное. Даже отъявленные моралисты (а среди переживших войну таких было немного) тогда понимали, что без строжайшего контроля над воспроизводством человечеству просто не выбраться из генетической ямы. Люди хотели остаться людьми, сохраниться, как вид – и генетическим отклонениям был объявлен безжалостный бой... причем велся он далеко не гуманными методами. За сотни лет "Великой Чистки" удалось вытравить из генофонда страшные последствия войны – уродства, а также большинство наследственных болезней – ценою сокращения на треть всей популяции. Помимо уродов и слабоумных, в огромных количествах народившихся в первые поколения после войны, под "Чистку" попали сайоники – те, первые, психически нестабильные и недолго живущие из-за огромного количества сопутствующих мелких дефектов генома. Одно время евгеническими методами удалось даже почти ликвидировать сайоникс-синдром как явление, спасло только признание его "условно-полезной", и, вследствие этого, ограниченно допустимой мутацией. Однако если прочее человечество, пройдя через столетний период родовых мук и воссоздав свой генофонд в исходной чистоте, от евгеники с радостью отказалось, – то сайоникам пришлось еще долго сражаться с природой за право все-таки оставаться людьми. Мутацию удалось ограничить и взять под врачебный контроль. Государство – молодая Федерация – поставило перед генетиками задачу: сохранить ген сайоникс-синдрома как ценный ресурс человечества и вместе с тем – удерживать его распространение в определенных рамках, не более одного процента от всей популяции. Так был учреждено ведомство Генконтроля, и появился закон "О генетической сегрегации", устанавливающий допустимое количество сайоников и допустимые стадии синдрома; однако среди сайоников отыскалось несколько бунтарей-энтузиастов, которым захотелось непременно выяснить, – а есть ли предел у развития наших способностей?..

И они – где-то в обход закона, а где-то ему вопреки – начали проводить собственную евгеническую программу, направленное на всяческое приумножение у потомства уже существующих сайонических способностей – и на появление новых; так, собственно, и родилась нынешняя классификация подтипов сайоникс-синдрома – эмпатия, целительство, обостренная интуиция, пирокинез, криокинез и другие. Государство терпело до времени, общество возмущалось, кое-кто предлагал вспомнить о методах Чистки. Но сайоников со стадией синдрома выше допустимой – пятой – было уже слишком много...

Неизвестно, чем бы все это закончилось – не вмешайся Корпорация, и не заключи тогдашний ее глава, Эрих Шанкар, договор с основателями первых Семей. Так и сложилось нынешнее хрупкое равновесие: во всей Федерации носители гена сайоникс-синдрома с рождения регистрируются в Генконтроле, подлежат ежегодному медицинскому освидетельствованию, для развития их способностей установлены жесткие рамки – тогда как Семьи, начхав с высоту своего положения на закон и на мнение общества, проводят собственную генетическую политику. Сайоникс-синдром железной рукой генетиков Семей удерживается в рамках, за которыми начинается нечеловечность, а может быть, сверхчеловечность; и вместе с тем способности пестуются, шлифуются и умножаются. Для каждого сайоника, признание достойным права передать свои гены потомству – награда, великая честь; собственно, именно так должен был воспринимать свое "поощрение" я, но...

Проклятье, Луиза!!

...Конечно, участие в евгенической программе не предполагает сексуального контакта генетических партнеров. Все просто – у будущих родителей отбирают в лаборатории генетический материал, а дальше уже работа медиков – оплодотворенную in vitro яйцеклетку подсаживают будущей матери. Но в Лу я видел младшую сестренку с тех самых пор, как мы сдружились на занятиях по эмпатической подготовке. Она также порой в шутку называла меня "братик Крис..." а теперь Семья желает сделать нас генетическими партнерами в рамках своей проклятущей программы – и получить от нас потомство. Детей. Моих и Луизы детей!..

Я представил Лу, носящую ребенка, в котором поровну от меня и нее – и меня затошнило. Проклятая Семья, трижды проклятая евгеническая программа – плевать, что Луиза мне не родная сестра, все равно это выходит какой-то инцест!

Должно быть, эмоции, обуревавшие меня, не укрылись от Майлза:

– В чем дело, мой мальчик? Тебя не устраивает кандидатура Луизы Ксавье?

Я торопливо мотнул головой:

– Н-нет, устраивает, но...

– Но?

– Но я не уверен, что мои гены действительно столь хороши...

Должно быть, смотрелся я – уставившийся в пол, до ломоты в костях сцепивший руки и что-то невнятно лепечущий, – и вправду жалко, раз старший Флеминг как будто бы смилостивился:

– Хм... возможно, мой мальчик, ты просто еще не готов к такой ответственности? – он отечески мне улыбнулся – на лице Майлза такая улыбка смотрелось безбожно фальшиво, как если бы волк натянул на себя шкуру овцы, – В таком случае, мы, возможно, отложим этот разговор – до твоего возвращения... ах да, с Хель.

И вот тут я понял, что все, происходящее в малом зале поместья Флемингов с моего появления тут, было лишь только комедией, – игрой на нервах, разыгранной старым интриганом буквально по нотам. Потому что на слове "Хель" со Флеминга разом слетела отечески-благодушная маска – и передо мной оказался...

Глава Семьи Флеминг.

– Тебе выпала редкая честь – своими глазами узреть величайшее, после Земли Изначальной, культурное достояние человечества, – честь, выпала?! Ха! Да чтобы я поверил, что вакансия эта попалась Ито на глаза случайно, после того, как Майлз Флеминг возымел собственные интересы относительно этой планеты – три "ха"!

– Впервые в состав одной из этих экспедиций на Хель, что столь щедро финансируются "Нексусом", включили эмпата-сайоника. Это наводит на мысли...

...На какие именно мысли наводит это главу Семьи Флеминг, я даже и предположить не рискнул. Слишком разные уровни, слишком мало я смыслю в политике, а что это политика, сомнений нет – в игры попроще старший Флеминг не играет.

– ...в последнее время наша дражайшая Корпорация все пристальней интересуется этой закрытой планетой.

Меня пронзили острым взглядом сощуренных глаз:

– Вот, взгляни – и скажи, что ты думаешь.

Мне протянули планшетку – не раритет навроде итовской, а вполне современную голографическую модель, – и я недоуменно уставился на таблицу, в левой части которой были какие-то даты. Ближе к настоящему времени интервал между датами становился короче, последняя – два с половиною месяца по стандарту назад...

– Даты отправки экспедиций на Хель, финансируемых "Нексусом".

– Это же... в последние годы их отправляют все чаще и чаще? – рядом с датами я разглядел списки имен и фамилий, – с удивлением обнаружив немало знакомых, – А состав экспедиций... все меньше этнографов и культурологов, все больше специалистов из отдела генетических исследований? – весьма кстати припомнилось, что в составе моей экспедиции тоже значилось аж целых четверо генетиков. – Не понимаю. Они что-то ищут?..

Майлз Флеминг одобрительно кивнул:

– Думаю, Лекс Шанкар уже это самое "что-то" нашел – и теперь размышляет, как бы половчее к нему подступиться.

– Что нашел гендиректор Шанкар? – я был сбит с толку. Совершенно – хоть об стену бейся головой. Ну вот не разбираюсь я в политике!!

– Если б я знал, что, – меня одарили хмурым взглядом, – будь уверен, Семья Флеминг заполучила бы это первее Шанкаров. И, – голос старшего Флеминга надавил на виски, – зараза, опять, что ли, он применяет свои менталистские штучки? – Я все еще хочу заполучить это – первее Шанкаров и лично проклятого Лекса.

О-опа. Кажется, есть меткое байкальское словце для таких вот... ситуаций, – кажется, "приплыли". Горе тому неизвестному "чему-то" – если из-за него вцепятся друг други в глотки семьи Шанкаров и Флемингов, и лично гендиректор с Майлзом...

– А также первее всей корпорации "Нексус", потому что мне не слишком нравятся последние телодвижения Лекса Шанкара. Что? Не понимаешь, о чем я? Проклятье, мальчик, ты что, вообще не следишь за политикой?! – оказывается, Майлз Флеминг умеет возмущаться вполне даже искренне, – Ты же сотрудник Корпорации!..

– А что там такое... в политике? – у меня пересохло в горле, и голова, кажется, начинала болеть. На тянущее ощущение за грудиной можно было внимания вовсе не обращать – они привычно и даже почти не мешает... пока что.

– Разное там, – Майлз желчно скривил губы, затем глянул на меня, – Неважно, кстати, выглядишь, иди глотни воды, – махнул рукой в стороны консольного столика, на котором красовался старинный хрустальный графин и несколько совсем уж антикварного вида серебряных кубков, – В Ассамблее какие-то склоки, Синнабар грызется с Парфеноном из-за права на разработку толиновых лун Анахиты, и провалиться мне на месте, если это не дело рук вездесущего Лекса Шанкара, увеличиваются заказы на военную продукцию Байкала. Что еще? Со Звездным Садом обострились отношения, уже и флот их в боевой готовности, и проповедников повсюду развелось, как крыс в синнабарских трущобах – недавно только нескольких выслали с Сальватерры, – он помедлил, – и трижды провалиться мне, если и это не подстроено чертовым Лексом, – чтобы отвлечь внимание от его действий на Хель.

Я решил не пытаться казаться умнее, чем есть – и честно озвучил самый очевидный вопрос, какой только можно было озвучить по итогам всей майлзовой речи:

– Я мало что понимаю... во всяком таком, но вы, очевидно, хотите, чтоб я разузнал – что гендиректору Шанкару нужно на Хель?..

– Совершенно верно, – старший Флеминг казался довольным моею понятливостью, – И, если ты справишься с этой задачей... думаю, мы отложим – на время – наш разговор о Луизе Ксавье.

За ребрами чесалось и свербело, не хватало воздуха, и это уже становилось проблемой. Если я не приму лекарство в течение пары ближайших минут...

– Выполнить вашу задачу – значит... предать Корпорацию.

– Да, именно, – старший Флеминг спокойно кивнул.

...О-ох. Определенно, мне нехорошо.

– Если я это сделаю, то больше не смогу вернуться.

– На службу в Корпорацию – не сможешь, это верно. Но Семья с удовольствием примет того, кто оказал ей столь неоценимую услугу.

– Я, – карты на стол, – мне... мне установлен "ключ лояльности". Если в положенный срок я не явлюсь в медицинский центр при главном офисе, чтобы получить антивирус... то просто умру.

Майлз Флеминг отмахнулся:

– Ерунда. Наши врачи справятся с этой проблемой – а не справятся наши, помогут Метлинские.

Та-ак. Похоже, мы имеем заговор по меньше мере двух Семей сайоников – против семьи Шанкар и Корпорации. Вот только кто еще, помимо Метлинских и Флемингов?

И что же делать – мне, когда они начнут грызться друг с другом?..

– Я... мне нужно время, мистер Флеминг. Я...

– Конечно, конечно, – Майлз вновь нацепил на себя благодушную маску, – Иди, мальчик мой. Надеюсь, ты решишь, кому принадлежит твоя верность, до высадки экспедиции на Хель – иначе, может статься... всякое.

Надо думать, тогда мне оперативнейшим образом организуют замену. "Решишь, кому принадлежит твоя верность", ну надо же. Проклятые аристократы с их высокопарным языком. Можно подумать, если выразиться витьевато и вычурно, – удастся забыть, что смысл тут один и весьма неприглядный.

"Решишь, кому ты продашься дороже".

– И, кстати...

Проклятье, ну вот почему всегда есть еще и какое-то "кстати"?.. А я-то уже навострился к двери!

– Да, мистер Флеминг?

Майлз стоял у панорамного окна, глядящего на лес – и на лице его не было заметно и тени благостно-добродушной усмешки.

Вместо нее, там обнаружилась... усталость?

– В последнее время, тебе не досаждают тревожные сны?

Сердце екнуло. Да, досаждают – вот только я никому, и даже своему психоаналитику, о них не говорил...

А Майлз, похоже, сделал из моего неуверенного "да, мистер Флеминг", какие-то выводы, раз кивнул сам себе – и добавил:

– А скажи-ка мне, Кристиан – каков цвет твоих снов?

Я понял, что отпираться бессмысленно – и облизнул пересохшие губы:

– Он, хм... он темный.

– А если точнее? – глаза старшего Флеминга жестко блеснули.

Что ж, если точнее...

– Он черный.

...Когда дверь затворилась за мальчиком, глава Семьи Флеминг обернулся на нишу в стене, где приютились два кресла и столик:

– Можешь выходить, девочка.

Повинуясь его словам, замерцал воздух, и из ниши показалась тоненькая девушка, во время их с мальчиком разговора прятавшаяся за покровом иллюзии.

– Ты слышала все?

– Да, лорд Флеминг, – для девушки такое обращение к старшему Флемингу, кажется, было привычным – неудивительно, ведь вот уже пять лет Луиза Флеминг, урожденная Ксавье, была его доверенной помощницей. Вот и сейчас, видя, что глава Семьи опустился в кресло, потерев виски, она неслышно встала позади, – Слова Кристиана Русланова подтверждают результаты, полученные другими потенциальными телепатами – и ясновидящими из Семьи Эли.

– И, если подобное начинают видеть не только одаренные, но и посредственности вроде нашего мальчика – замыслы Лекса Шанкара, очевидно, близки к своему претворению в реальность, – смежив веки, Майлз откинул назад голову, позволяя рукам девушки забраться в волосы, освобожденные из тугого хвоста.

– Вы бы о другом сейчас побеспокоились, лорд Флеминг. Я же не целитель, и не могу надолго снимать ваши приступы головной боли. Если так пойдет дальше, однажды вы просто не сможете больше применять свои сайонические способности, – в голосе девушки послышалась искренняя тревога, – Почему вы не хотите послушать меня – и обратиться за помощью к специалистам-Метлинским?..

– У меня нет на это времени, да и недостаточно я им доверяю, чтобы позволить коснуться своей головы, – Майлз Флеминг, все так же не открывая глаз, усмехнулся, и Луиза зарделась – заслышав в словах того скрытое признание в том, что ей-то как раз он доверяет достаточно, – Кстати, мне вот любопытно: если б я и вправду вознамерился вознаградить юного Кристиана – назначив ему тебя, девочка моя, в качестве генетического партнера – ты бы на это пошла?..

Он не видел лица Луизы, ведь стояла девушка у него за спиной – и не увидел, как то исказилось, как будто от боли.

– Я готова исполнить – любой ваш приказ.

– Но тебе хотелось бы этого?..

Девушка не на миг не замедлила движений своих рук, массировавших виски Флеминга – но закусила губу:

– Если таково было бы ваше желание... да.

– Хорошо, – кивнул старший Флеминг, отстраняя ее руки и поднимаясь из кресла, – Можешь идти. Подготовь к вечеру сводный отчет по показаниям всех наших потенциальных телепатов, этого мальчика, Кристиана, тоже включи.

Девушка помедлила:

– Вам... вам ведь лучше, лорд Флеминг?..

– Что? А! – старший Флеминг сухо рассмеялся, собирая волосы обратно в тугой гладкий хвост, – Да, много лучше. Твой массаж, девочка, как всегда творит чудеса лучше всяких лекарств. Ну, иди.

Луиза ушла, подхватив со столика в нише планшетку, и что-то прямо на ходу в той листая – очевидно, отчеты о снах двадцати двух... нет, уже двадцати трех потенциальных телепатов Семьи. Сама девушка не относилась к ним, будучи пусть и весьма одаренным, но только эмпатом – и понимала, конечно же, что не годится в генетические партнеры для главы Семьи Флеминг... понимала, но все равно это резало что-то в душе у Луизы Ксавье. Майлз отчетливо читал это в ее эмоциях, когда руки Луизы касались его головы – и был уверен, что, прочитав мысли, найдет там подтверждение собственных подозрений насчет тех чувств, что испытывала к нему эта милая и наивная девочка. Досадливо прицокнув, он опустился обратно в стоящее у окна кресло и прикрыл глаза, намереваясь посвятить полчаса медитации, обязательной для высокоуровневых телепатов. Он знал, что многие младшие Флеминги втайне мечтают обрести подобные способности – видя их преимущества, но не имея ни малейшего представления о проблемах, что способности эти влекут за собой. Например, потребность в во все более длительных и частных медитациях, – и головные боли, становящиеся все мучительнее по мере того, как прогрессировал сайоникс-синдром телепатической спецификации.