Текст книги "Еловые Боги (СИ)"

Автор книги: Сфагнум Мох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Уходи! – оно взмахнуло рукой, и – я с изумлением уставился на рукоять ножа, вырезанную в виде головы какого-то неведомого зверя – не то волка, не то совы, трехглазого и рогатого. Я видел детали грубой резьбы очень ясно, – ведь торчала рукоять у меня из груди...

– Тебе нельзя идти за мной сейчас, погибнешь. Захочешь отыскать меня – ищи в яви, на Хель!

Я захлебнулся кровью, заполнившей горло, и рухнул вниз, в воду, гнилую и мертвую – принявшую меня и сомкнувшуюся над моей головой.

...Когда очнулся, обнаружил себя в каюте. Рядом сидела, кусая губы, насмерть перепуганная Кирти. Исходя из ее слов, нашли меня в рубке, я был без сознания, а на шее остались синяки от чьих-то пальцев.

Лаури в рубке не было...

И вообще нигде не было. При этом данная модель шикары не предусматривала ни шаттлов, ни спас-капсул. Исчезновение инфра-медика оставалось загадкой – до тех самых пор, пока кому-то, нестандартно мыслящему, не пришло в голову проверить систему, управляющую шлюзом. В ответ на запрос та выдала время последнего открытия – час назад – и имя члена экипажа, отдавшего соответствующую команду...

Оказался им, разумеется, Лаури Карьялайнен.

Если отбросить в сторону всякую мистику, то выходило, что Лаури попросту совершил самоубийство. Потому что глубинная инфра, в которой мы плыли, мгновенно растворяет любую органику – а также и неорганику, лишенную защиты глубинной брони.

Собственно, самоубийство и стало "официальной" версией исчезновения инфра-медикой, принятой всеми на корабле – даже бортмех Рихард, после трехдневного запоя, все же смирился с мыслью, что Лаури Карьялайнена нет.

Я не верил.

"Черной ели кровью, и озер корнями"...

Щелк-щелк.

Черт!

Я потряс кулаком, только что в кровь разбитым о прочнейший супрапластик капсулы. А затем вышел на середину рубки, задрал голову и проорал:

– Какого perkele ты сделал, Карьялайнен?! Почему ты нас бросил, mudak?!? – последнее, байкальское словечко я подхватил от Линце, главного системотехника Венца, который, бывало, именовал тем своих подчиненных, а любопытствующим пояснял, что в Технократии, где он проходил недельную стажировку, этим термином обозначают "безответственных и некомпетентных в собственном деле людей".

Стоило прокричаться – и стало полегче, хотя и немного. Уже не хотелось с размаху залепить низкой четок о палубу, чтобы лопнула, разлетевшись на бусины. Вместо этого я устало сполз на привычное уже место в подножии капсулы, и устроился там, привалившись к мерно гудящему боку "яйца". Оно было теплым, гудение не раздражало, а скорее убаюкивало – я и сам не заметил, как начал клевать носом, проваливаясь в сонную и тягучую, словно кленовая патока, дрему. Ужин был безнадежно пропущен – как и обед до него, как и, кажется, завтрак... Лаури – будь он здесь, а не незнамо где – не преминул бы попенять мне на такое пренебрежение к собственному здоровью и был бы, наверное, прав...

А, плевать. Я был счастлив и тем, что наконец-таки ухитрился вздремнуть, после почти что недели тошнотной бессонницы...

...Пробуждение вышло внезапным. Проснулся я потому, что ноги, кажется, свились в спираль, а с ними – и большая часть рубки. Сообразить, что происходит, я сумел не сразу – был слишком занят тем, что срывал голос, истошно вопя.

Мы всплывали из инфры. Всплывали, входя в норм-пространство.

Но... как?!

Преодолев тошноту, я кое-как подполз к главному пульту. Мешало сосредоточиться свистопляска вокруг, все предметы вытягивались, а сама рубка то и дело норовила сменить размерность, обратившись тессерактом, – но я все же сумел, ценой прокушенной губы, вытянуть руку и набрать очень кстати запомненный код...

...Защитные экраны, закрывавшие иллюминаторы, поползли вверх, и за рябью, которой шла инфра... нет, уже пожалуй, не инфра, а космос – я увидел... прекраснейшее из всего, что только мог надеяться увидеть.

Планету.

Я поймал себя на том, что улыбаюсь, как дурак, во все тридцать два зуба, глядя, как она медленно приближается, бело-синяя, восхитительно реальная – и восхитительно землеподобная. Плевать, куда нас зашвырнуло течением инфры, главное, что мы все же сумели выбраться наконец в норм-пространство, к планете. Проклятье, и почему я такой безнадежнейший гуманитарий – знать бы, как запустить программу анализа, чтоб увидеть хотя бы состав атмосферы!.. Э-эх... мечты, мечты. Ладно, внутрикорабельную громкую связь я уж точно включу:

– Э-эй, народ! – меня разбирало на хихиканье, и я не мог ничего с этим поделать – да и не собирался, по правде сказать; за ту новость, что я собираюсь сообщить, Фрэйзер, Рейнхард и Уилби, думаю, мне еще не такое простят: – Мы вышли из инфре! Мы вышли к планете! Мы выбрались, слышите?! Выбрались!!

Переключил на двустороннюю – и едва не оглох от счастливого визга "уйя-а-а!", принадлежавшего, вне сомнения, Кирти... а следом за нею "ура" подхватили и остальные, и чтоб мне провалиться, если в общей какофонии не слышался радостный рев Алджернона Уилби.

И в оглушительном гаме я не сразу расслышал за спиной другой звук:

– Эй, Флеминг... мать твою, кх-х! С хрена ли ты... орешь... кха-кха... а, черт.

Не веря своим ушам, я растерянно обернулся...

Капсула более не светилась. Верхняя половина ее сдвинулась, открыв бледно-зеленого, но несомненно живого и бодрствующего Отто Дитмара, трясущимися руками обдирающего с себя проводки псевдонейронного интерфейса:

– Да чтоб вас всех... а, голова моя, – он зашелся приступом кашля, сплевывая себе на грудь какую-то зеленоватую жидкость, – Ф-флеминг! Выруби... выруби эту чертову громкую связь!!

– Сейчас, сейчас! – кое-как попав по нужной кнопке, я тут же рванулся к "яйцу", чтобы помочь Отто выпутаться из проводов интерфейса, но моя помощь отвергли – в весьма крепких выражениях, высказав все, что думают о сайониках Семьи Флеминг, лезущих без спроса и без мыла другим в голову, об инфре, о глубинниках, о навигационном трансе, не обошли вниманием также и корпорацию "Нексус", а также и ее господина директора. Выдав все это в перерывах между кашлем, Отто кое-как выбрался – точнее будет, выпал – из капсулы на палубу, где его не замедлило вырвать той же прозрачно-зеленой жидкостью. После некоторых колебаний я опознал в ней проводящий нервные импульсы гель, которым были наполнены проводки интерфейса. Утиравшего рот Отто трясло крупной дрожью, – выглядел он так, словно только что из могилы восстал, и, не слушая извергаемых в мой адрес непрерывным потоком ругательств, я закутал дитмарца в подхваченный с кресла плед (перекочевавший сюда, в рубку, из моей каюты) и помог сесть.

– Ну-у, Флеминг, – погрозили мне дрожащим кулаком, после того, как запас проклятий у дитмарца наконец иссяк, – Если еще хоть раз... удумаешь... такое провернуть – скормлю глубинникам, частями! Какого... ты влез мне в голову, и начал там распоряжаться, недоумок?!

– Э... – промямлил я, чувствуя, как против воли расплываюсь в преглупой, наверно, улыбке, – Ну... надо же нам было как-то выбираться! А что мне оставалось делать, коль ты изволил некстати отчалить в нирвану?..

– Да ты хоть представляешь, что я чувствовал, мозгоправ хренов?! Меня как будто на кванты разделали, и хорошенько перемешали – а потом обратно собрали, и перепутали руки с ногами!.. Неужто нельзя было как-то... поделикатнее, что ли?!? – голос дитмарца звучал так жалобно, что я не выдержал – рассмеялся, и приобнял того за плечо:

– Ну не ной, Дитмар. Все получилось ведь! Ну, хочешь, извинюсь? Могу и на колени встать, коли желаешь!

– Эй, руки-то не распускай! – меня пихнули в бок, – И на колени – это лишнее. Ты вот что, поклянись-ка лучше, что никогда больше без спроса в душу ко мне не полезешь... Ф-флеминг. И чему вас там только учат, в вашей Семье. Это что вообще такое? Это, между прочим, нарушение человеческих прав – так вот забираться в голову и записывать на подкорку приказы!

– Ну извини, извини, извини!! – дурачась, я умоляюще сложил ладони и состроил жалобную физиономию, заставив Отто снова закашляться, на сей раз, кажется, от смеха, – Ну... я знаю, что это нарушение, но ведь и делаем такое мы исключительно в медицинских целях. Это психотерапевтическая техника, вообще-то – можно приказать больному жить, и если у него есть хоть пол-шанса выкарабкаться – он выкарабкается. Ты не думай, я, вообще-то, диплом психолога имею, и клятву – давал!

– Клятву давал он... мозгоправ косорукий, – проворчал Отто. – Ладно, замяли – будем считать, что на первый раз ты великодушно прощен. А сейчас, помоги-ка мне до вон того пульта добраться. Надо курс проложить – не доверяю я автоматике, после того, как нас во флуктуации той потрепало, лучше уж ручками, сам.

– Садиться будем?

– Что? А, нет. Тут есть платформа, орбитальная, – к ней пристыкуемся.

– Платформа? Так это... планета Федерации? – возликовал я, и Отто уставился на меня так, словно усомнился в моем душевном здоровье:

– Ты чего, Флеминг? Это ж Хель.

Я ошалело захлопал глазами.

– Хель?..

Сердце заколотилось, сбиваясь с ритма, а из груди вышибло воздух – весь, разом.

"Ищи меня в яви, на Хель!"

...Наверное, вид у меня был очень глупый, раз дитмарец сочувственно ухмыльнулся:

– Ты это, Флеминг, отомри, – а то сидишь истуканчиком, я же "Хель" сказал, а не Хаят или Земля Изначальная. В конце концов, теперь-то это уже не секрет – после того, как ты...

В дверь требовательно заколотили, и послышался приглушенный супрапластиком голос Фрэйзера. Генетик настаивал на "немедленном!" своем допущении в пилотскую обитель под угрозой "неприятных санкций" в случае задержки. Отто вздохнул:

– Иди-ка дверку отопри, и впусти сюда эту... принцессу блондинистую – а то как бы тот громила, который за ней всюду ходит, и вовсе не вынес нашу несчастную дверь. И не смотри так, ради Неблагой!.. Да, я говорил, что не могу сказать – но когда ты ковырялся у меня в мозгах, то сломал к всем чертям блокировку. Теперь-то могу и сказать – хоть мы не знаем, почему, и вряд ли кто-то во Вселенной знает, почему, но факт есть факт: все "тропы" инфры, сколько их есть в глубине – все "тропы" инфры, в конечном итоге, ведут на... Хель.

Планета Хель – по-здешнему Манала – вела свое летосчисление от дня высадки колонистов, так называемого Дня Прибытия, и здешний год равнялся где-то году и трем месяцам в стандарте Сальватерры. Таким образом, пятнадцатого октября шестьсот девяносто второго года от Прибытия по хелийскому календарю, и тридцатого декабря триста шестого года Эры Звезд – по более привычному сальватерранскому, я сидел в пустовавшей ввиду позднего часа столовой «Кумари», станции, вертевшейся по стационарной орбите вокруг заповедной планеты. Сидел я, закутавшись в плед, и время от времени ежился. Дело было не в системе отопления «Кумари» – та работала исправно, просто последние пару недель меня часто знобило. Вот и сейчас я грел ладони о кружку горячего синти, и задумчиво глядел на них.

Если как следует присмотреться, то можно было заметить, как пальцы еле заметно подрагивают.

Шел пятый стандарт-месяц с нашего прибытия на Хель. Основной состав экспедиции, этнографы и фольклористы, давно уж трудились внизу, на планете, радуясь удачно подвернувшимся проблемам с навигацией, – ведь это означало, что возврат на Сальватерру откладывается очень и очень надолго. Радовалась чему-то и компания биологов – чему именно, было неясно, ведь они по традиции держались отдельным кружком, из середины которого торчала белобрысая макушка Ллойда Фрэйзера. Радовался и персонал станции – похоже, жизнь на "Кумари" в промежутках меж экспедициями бывала довольно скучна... Радовались все, кроме одного сайоника, неприкаянно бродившего по коридорам, и ощущавшего себя несколько не у дел на творившемся празднике жизни.

В последние ночи мне плохо спалось – и дело было не в "черных снах", а в поднимавшейся к вечеру температуре. Стандартное жаропонижающее из карманной аптечки сбивало ее ненадолго, и через пару часов я опять просыпался в поту, и с раскалывающейся головой брел в ванную, где жадно глотал воду, запивая той очередную гость таблеток. В начале еще тлела слабая надежда, что я подхватил какую-то местную заразу в единственной своей вылазке на планету. Потом к жару добавились тремор, пока что, к счастью, не слишком заметный. В третий раз выронив ложку в столовой, я таки сложил два и два.

"Ключ лояльности", выждав положенный срок, пробуждался от спячки.

...Я неплохо представлял себе, что меня ждет. В конце концов, еще на Сальватерре, перед инъекцией, мне дали подписать осведомленное согласие. "Вирус доверия" в активной фазе вызывал быструю дегенерацию нервных волокон и мозговую деменцию – а это означало, что через пару месяцев я превращусь в идиота, слюни буду пускать и ходить под себя.

Меня вновь передернуло, и, чтобы это скрыть, я торопливо глотнул чая. Весьма вовремя – в столовую как раз зачем-то заглянул Ллойд Фрэйзер, направился к термопоту, загремел выстроившимся перед тем кружками. Нацедив кипятку и бросив в тот чайный пакетик – по столовой поплыл аромат бергамота, ага, ну как, же, станет этот задавака пить недорогой синти навроде того, что был в моей кружке, ему подавай натуральный "эрл грей" родом с Федры – Фрэйзер обвел глазами столики, заприметил меня и направился навстречу, даром что свободных мест было достаточно.

Восхитительно. Вот только общества генетика мне и недоставало для полного счастья!..

– Доброго вечера вам, мистер Флеминг! – меня поприветствовали благодушной улыбкой, – в ответ я выдавил из себя кисловатую гримасу, – и кивнули на стул напротив:

– Можно?..

– Да пожалуйста, – буркнул я, крепче обхватывая кружку, чтобы белобрысый гад не углядел лишнего. То, что взгляд у Фрэйзера цепкий, я уж давно заприметил, еще до того, как любопытства ради отыскал его файл в базе, выигранной у Ито. Там я без особого удивления обнаружил, что Ллойд Фрэйзер числится сотрудником личных лабораторий гендиректора Шанкара на Цирцее, и имеет – до своей переквалификации в ученого – довольно долгий стаж в отделе безопасности...

О том, что делает столь высокопоставленное, по меркам корпоративной иерархии "Нексуса" , лицо – здесь, в нашей экспедиции, не хотелось и думать. Не в моем положении лезть в какие-то хитрые игры Шанкаров и Флемингов. Так что я не особо обрадовался, когда Фрэйзер расположился напротив, глотнул своего аристократического "эрл грея", от аромата которого у меня (верный признак плебейского происхождения) отчаянно засвербило в носу, – и жизнерадостно вопросил:

– Что-то вы тут скучаете в одиночестве, молодой человек?

Не дождавшись ответа, кивнул на мой плед:

– Нездоровиться?

– Простуду подхватил, – односложно ответствовал я, всем своим видом показывая, что не настроен на беседу. Но белобрысый гад предпочел не заметить намека:

– Простуду? Как это вы ухитрились? Вроде на планете не бываете...

– И рад бы побывать, да не берут.

– Ну, один раз все-таки побывали, – генетик хмыкнул, отпивая чая, – А вообще, "Кумари" не худшее место, чтобы переждать возмущение инфры – могли бы застрять где-нибудь на Саргассе, в сезон "железных ветров", когда и на поверхность не выйдешь – мигом до самых костей обдерет!..

– Да я не жалуюсь, тут почти что курорт, – я предпочел увести разговор в сторону от столь скользкой темы, как единственный мой визит на планету внизу. Был этот визит самовольным, – я попросту прокрался на отправлявшийся с "Кумари" шаттл с пятеркой фольклористов, и назад меня вернули люди Рейнхарда, не слишком церемонно. А Фрэйзер, кажется, клюнул на удочку – раз покровительственно усмехнулся:

– Конечно, ведь станция построена на средства Корпорации. А что временно не у дел оказались – не переживайте, у вас все еще впереди, – и, прежде чем я успел осведомиться, что именно у меня впереди, схватил меня за руку и развернул ту ладонью к себе:

– Какая... интересная простуда, – я вырвал руку из холодных пальцев. Фрэйзер не попытался меня удержать, вместо этого сцепил перед собою ладони с невыносимо довольной усмешкой. Меня тут же потянуло ударом стереть ту с холеной морды генетика, – но я сдержал себя, памятуя, кто он и кто я, и ограничился тем, что злобно процедил сквозь зубы:

– И чем же она интересна?

– Тем, что весьма похожа на первую стадию поражения "вирусом доверия". Все налицо, вот и хорея уже началась... – он откинулся на стуле, окидывая меня веселым взглядом, – Что будет дальше, представляете – или мне описать?

Я не ответил, хотя в общих чертах представлял. Строчки из подписанного на Сальватерре согласия вставали перед глазами, стоило опустить веки. Там было много медицинской тарабарщины, но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что означает "деменция" и "спинальная дегенерация". Видимо, все это отобразилось у меня на лице – раз Фрэйзер хмыкнул:

– Вижу, знаете, – меня подцепили под локоть, вздергивая со стула с довольно-таки оскорбительной легкостью, – Идемте-ка, прогуляемся. Вам, при вашей бессоннице, будет полезно.

– И куда же вы мне предлагаете прогуляться? – я честно сопротивлялся, но в моей состоянии сопротивление выходило достаточно вялым. Меня подтащили к выходу и выпихнули в коридор, так и держа под локоть неожиданно твердой рукой. Надо сказать, поддержка оказалась весьма кстати – голова кружилась, и меня то и дело бросало на стены.

– Хм... в мою каюту, может быть? – мне подмигнули, и желание врезать генетику – неосуществимое, к сожалению, – снова вернулось, с удвоенной силой, – Да не сверкайте вы глазами, это была шутка! Вид у вас, уж простите за прямоту, вызывает желание накормить таблетками, – а не в постель затащить. Ну что вы дергаетесь, я же сказал, что это просто шутка... вот ведь нервная нынче пошла молодежь!.. – генетик возмущенно цокнул языком:

– Сюда, – меня аккуратно завернули в какую-то дверь. Помещение за ней ослепило своей белизной, – проморгавшись, я с немалым облегчением заметил, что привели меня все-таки не в каюту, а в одну из станционных лабораторий. Тут я был усажен на застеленную простыней койку, а мой рукав деловито поддернули вверх:

– Э-эй, что это вы задумали...

– Не дергайтесь, – стоило нам оказаться в лаборатории, как Фрэйзер перестал кривляться, изображая из себя жизнерадостного добрячка, и под взглядом сощурившихся глаз генетика у меня как-то резко пропало желание спорить, – И дайте руку. Я хочу помочь.

К вене прижали инъектор, накатила волна дурноты, а когда схлынула – я понял, что мне как будто бы...

Теплее?

Да. Руки больше не дергались, и озноб вроде бы начинал униматься. Я недоверчиво глянул на Фрэйзера – тот сухо усмехнулся:

– Ну как? Ощущаете вновь... радость бытия? Голова больше не кружится, не знобит, не тошнит?

– Нет... вроде бы, – осторожно ответствовал я, прислушиваясь к ощущениям в собственном теле, – Что вы мне дали?.. Вы что... вы вылечили "вирус доверия"?

– Вы, я гляжу, переоцениваете высоту моего положения в корпорации "Нексус", – хмыкнул Фрэйзер, усаживаясь в кресло напротив и щупая мне пульс, затем прикладывая ко лбу руку, – Хм... неплохо. Дал я вам всего-навсего стандартный антивирус, разработанный для коллег мистера Рейнхарда в лабораториях комплекса "Криптос" у нас на Цирцее, – он пронаблюдал за сменой выражений на моем лице, и снова хмыкнул, – Да и вы и сами наверняка догадались о том, где я работал до назначения в экспедицию – думаю, немалую помощь в этом оказала некая база, доступ к которой вы едва ли получили законным путем... нет, нет, не нервничайте, не собираюсь я доносить о вас мистеру Рейнхарду – пусть это будет... нашим маленьким секретом, скажем так.

И улыбнулся – одними губами, и так, что даже столь далекому от корпоративных интриг человеку, как я, стало ясно – за свое молчание Ллойд Фрэйзер назначит немалую цену.

– И что я вам должен за это?

– За это? Хм... приглашение в каюту по-прежнему в силе, – белобрысый стервец поиграл бровями, наблюдая за мной с той же довольной улыбкой. Должно быть, выражение моего лица сказало все, что я думаю о таком предложении, раз Фрэйзер примирительным жестом поднял ладони, – Шутка, шутка! Ничего вы не должны. Считайте это небольшим авансом – в знак моих добрых намерений, и в счет дальнейшего сотрудничества.

Однако, какая уверенность. А вот хрен тебе, белокурая бестия!

– Э-э, я благодарен за лекарство, но работать на вас не намерен! И даже не думайте!..

– Вот как? Ну, не намерены, так не намерены, – Фрэйзер со скучающим видом крутанулся на кресле, вздохнул, – Тогда следующую порцию антивируса вы, к сожалению, не получите. А она очень скоро понадобиться – вы ведь не думаете, что "вирус доверия" можно так запросто вылечить вне медицинского комплекса на Сальватерре, где вам ввели его, правда же?..

Вот черт.

– Насколько... скоро?

– Две недели, три. Потом все симптомы вернуться. Мне довелось наблюдать смерть человека от "вируса доверия", доверие это предавшего – описать, каковы были его ощущения?..

– Нет, спасибо уж.

– Отлично, тогда перейдем к делу, – Фрэйзер деловито потер руки, – Думаю, вы давно уже задаетесь вопросом – зачем же вы здесь, если в деятельности экспедиции участия не принимаете... я прав? Можете не отвечать, конечно же задавались – иначе едва ли решились на ту авантюру... не смущайтесь, знаю я о том, как вы в шаттл тот залезли. И о том, зачем – знаю... думаю, хотели там, на планете, дружка своего, доктора нашего, Карьялайнена, разыскать?

Я задохнулся:

– Вы... – закашлялся, и Фрэйзер постучал меня пару раз по спине:

– Не волнуйтесь так. Я не буду настаивать, чтобы вы рассказали, свидетелем чему стали в рубке во время атаки глубинников... – черт, есть ли что-то, чего проклятущий генетик не знает?! – как не потребую и выдать хелийский артефакт, что вы припрятали и носите с тех пор в кармане брюк.

Я подскочил на койке – и был тут же усажен обратно:

– Не дергайтесь. Как я уже сказал, он мне не нужен – можете себе оставить, все-таки память о... друге, я прав?.. Да, похоже, что прав. Думаю, после достопамятного инцидента с глубинниками вы и сами о многом уже догадались, но все же... взгляните.

Он крутанул свои браслет-терминал, и развернул над ним в воздухе голографию – портрет молодого человека с беззаботной улыбкой и пепельными волосами, заплетенными на талласианский манер:

– Это – ваш предполагаемый друг три года назад, до своего визита на Хель в составе одной из наших экспедиций... а вот это – два года назад, после.

Вторая голография – и вроде бы почти ничего не изменилось. Но...

Я отчетливо видел, к чему клонит Фрэйзер – собственно, не так давно я сам пришел к схожим выводам – но выдавать своего понимания раньше времени не собирался.

Все-таки инфра-медика, кем бы тот ни был на деле, я упрямо продолжал считать другом... даже, когда догадался, что родом он отнюдь не с далекой Талассы, и вообще – едва ли человек.

Но вот об этой догадке докладывать Фрэйзеру я точно уж не был намерен.

Ибо – перечешется.

– Проанализировав все голографии, оказавшиеся в нашем распоряжении, и прогнав их через некоторые специализированные программы, мы пришли к выводу, что вернулся с Хель... скажем так, не совсем тот же Лаури Карьялайнен, – Фрэйзер задумчиво пожевал губу, теребя манжету очередного пижонского пуловера из натуральной шерсти, – Это подтверждается и другими данными. Никогда настоящий доктор Карьялайнен не был столь увлечен своим делом, как тот, кто в его маске вернулся с Хель... этого наши друзья не учли.

– Друзья... кто? – я сглотнул.

Фрэйзер помедлил, глядя на меня с явным сомнением:

– До сих пор не могу понять, почему выбрали именно вас... но гендиректору, верно, виднее, – он вздохнул. – Эта информация строго секретна, имейте в виду. Их называют "Метцаштайя", "Егерями", – тех, кто вырезал тогда всю посланную нами группу, по неким неведомым причинам оставив в живых одного только мистера Карьялайнена... Религиозная община, крайне малочисленная. Обитают, насколько нам известно, в запретной зоне южных еловых лесов. Они, подобно вам, сайоники, но способности их не врожденные – по нашим сведениям, для обретения своих способностей "Егеря" эти используют некий природного происхождения мутаген...

Ага.

Фрэйзер подался вперед – и, сцепив руки, впился в меня взглядом сощуренных глаз:

– Нам нужно знать, какой.

– Вам – это... – я решил малость снаглеть, и вопросительно приподнял брови.

Моя наглость явно оценили – раз прихмыкнули:

– Нам – это гендиректору Шанкару.

Мать твою!!.

– ...и вот, чтобы выяснить, что именно за вещество обладает столь уникальными свойствами – вы и отправитесь на Хель, разыщите... мистера Карьялайнена, а через него выйдете, мы надеемся, на Егерей и добудете нужную нам информацию.

– Но... но почему я? – вышло похоже на жалобный лепет, и Фрэйзер покровительственно усмехнулся в ответ:

– Потому что с нами они не желают идти на контакт. А вот вам – как их собрату-сайонику – может быть, улыбнется удача.

– Так все это... и появление сенатора Уилби в последний момент, и мое заселание в лазарет... все было подстроено? – меня, кажется, опять начало колотить, и генетик нахмурился:

– Прекратите-ка, вредно вам нервничать – и так с сердцем, как у всех Флемингов, проблемы, а клиники Метлинских в обозримой доступности нет. Разумеется, мы позаботились о том, чтоб между вами возникла... необходимая степень доверия. И не надо прожигать меня гневным взглядом, не такая уж я сволочь, какой вам, очевидно, кажусь. Мы лишь надеялись, что вам, возможно, удастся сдружиться... с мистером Карьялайненом.

– Ага, ну да...

– Без "ну". Надеялись, и только. Так что завоевание его доверия исключительно ваша заслуга... которой вы воспользуетесь, если хотите – жить.

Проклятье.

Фрэйзер одарил меня белозубой улыбкой:

– И не скрипите так зубами. Завтра же отправляетесь на планету, можете взять с собой приятеля своего, пилота – в конце концов, должен кто-то и шаттл повести – и через две недели ожидаю вас с первыми результатами.

– А если их... не будет? – проскрежетал я, с неинфрестью глядя на эту улыбку.

– Тогда, – улыбка стала еще шире – белобрысая сволочь явно наслаждалась, загоняя меня в угол, – Тогда на следующую порцию антивируса можете не рассчитывать. Будет весьма прискорбно потерять вас, но что делать – по крайней мере, совесть гендиректора будет чиста, когда он направит сюда корабли, чтобы начать аннексию планеты. Благо, и благопристойный повод будет – гибель сотрудника Корпорации от рук местных фанатиков. Ну, что вы решите – зная, что цена вашей неудачи не только лишь ваша жизнь, но и независимость нежно вами любимой Хель?..

– Я... – я выдохнул сквозь зубы, – Я все понял. Я сделаю... что вы хотите.

– Прекрасно! – хлопнул пару раз в ладоши Фрэйзер, – Я не сомневался в вашем благоразумии. Да, и не пилите себя так – мы ведь не просим принести нам все секреты вашего друга на блюдечке, нет, нам всего-то и надо – установить контакт с его товарищами и наладить плодотворное, – он выговорил это слово, смакуя каждый звук, как глоток дорогого вина, – деловое сотрудничество. Нам нужен – этот мутаген, и мы его получим... так или иначе. Вам все ясно?

– Ясно, – я постарался не слишком скрежетать зубами, выговаривая это. Фрэйзер хлопнул меня по плечу:

– Вот и отлично, вот и замечательно. А сейчас отправляйтесь-ка баиньки – завтра вам нужно быть в форме, а сейчас вы, извините, похожи на снулую рыбу.

В ответ я вяловато огрызнулся:

– Да идите вы...

– Иду, уже иду, и вам советую, – меня вновь подцепили под локоть, выпроваживая из лаборатории. В коридоре наши пути разошлись – Фрэйзер отправился куда-то восвояси, не исключено, что в поисках кого-нибудь посимпатичней, кто благосклонно отнесется к приглашению в каюту, – я же потопал к себе. По пути нащупал в кармане призму передатчика, выданного в поместье Флемингов на Сальватерре. Наконец-то я знал, что именно ищет гендиректор Шанкар на Хель – и мог рапортовать на Сальватерру об успехе... в том, что главе Семьи не составит труда вытащить меня из цепких лап Фрэйзера и вернуть на Сальватерру даже при проблемах с навигацией, можно не сомневаться. Возможно, меня даже спасли бы состоявшие на службе Семьи эскулапы – как было обещано.

Меня.

Спасли бы.

Но не Лаури. Не Лаури – и не Хель, на которую нацелился гендиректор Шанкар.

Так что в каюте, раскрыв призму, я не нажал на кнопку вызова – вместо этого, резким движением разломил пополам передатчик, и отправил обломки устройства дальней связи в утилизатор, для пущей надежности.

Прости, Луиза. Обещаю, что, покончив с заданием Фрэйзера, я не вернусь на Сальватерру.

Никогда.

...Близилась к концу первая неделя моего пребывания на заповедной планете Хель, в наречее местных – Манале. С «Кумари» мы улетели на маленькой, аккурат на двоих, «стрекозе» – кораблике, приспособленном, помимо основной своей функции шаттла, для полетов в атмосфере. Отто не мог нарадоваться на послушную и маневренную машинку, и все время трещал о том, как хорошо наконец побывать на Хель. Ему, как (официально) и мне, допуск на планету был выдан впервые – ученых возили туда и обратно пилоты «Кумари», обычные, не сайоники-Дитмары. Я пребывал в мрачном настроении, и без особого интереса глядел на разворачивающийся перед нами лик Хель. Планета-заповедник чем-то походила на Байкал – весьма суровый климат, долгая зима, короткое и холодное лето. Государств, как таковых, на Хель так и не сложилось за шесть веков истории здешней колонии. То, что заменяло местным государство, именовалось Серединной Землей, занимало весь север главного континента и противопоставлялось, в мировоззрении хелийцев, южной его части, Жестокой Земле. Граница пролегала в основном по цепочке озер, между которыми не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего пограничные вешки, – но при этом каждый карапуз, только недавно научившийся ходить, не цепляясь за мамкин передник, назубок знал, за каким пеньком начинаются табуированные территории. Впрочем, это было не единственной странностью здешних краев. Если в столице имелись школы и университеты, и обитатели ее, в общем и целом, представляли, что такое «планета», «орбитальная станция», «инфра», а также имели некоторое представление о том, как устроена Федерация, – то здесь ходили легенды о предках, приплывших на Маналу с островов за Межзвездным Океаном. Нашу стрекозу именовали «железною птицей», и косились на нее опасливо, на нас самих – еще опасливей, но хоть камнями не бросались, – и то хлеб, как, кажется, говорят на Байкале. Помимо прочего, была еще и проблема с общением. Если на севере говорили пусть и на несколько искаженном и архаичном, но все же стандарте, то здесь в ходу было довольно странное наречие, являвшее собой дикую смесь стандарта, финского и какого-то вовсе неведомого языка, – рай для лингвиста, и только. Так что изъясняться с местными нам с Отто удавалось с заметным трудом, полагаясь скорее на жесты, чем на слова, – благо, хоть в последней деревеньке нашелся староста, владевший худо-бедно и чистым стандартом. Добраться сюда, на крайний юг Серединной Земли, оказалось довольно непросто. До сих пор мы с Отто полагались на сведения, предоставленные мистером Рейнхардом. По утверждениям его источников, некто, весьма похожий на Лаури, пять стандарт-месяцев назад объявился в столице, откуда направился на юг, и последним пунктом на его пути была как раз крохотная деревушка Барсучий Лог, затерявшаяся среди крутых холмов, поросших черным лесом. Свою «стрекозу» нам пришлось оставить за деревенской околицей, чтобы не слишком нервировать местных (и без того приютить нас согласились только лишь в доме того самого деревенского старосты – как выяснилось, в далекой юности учившегося в одном из университетов столицы). По меркам Хель бодрый старичок считался просвещенным человеком, – знал худо-бедно историю Федерации, Хель именовал планетой, а не островом, однако носил те же одежды из вышитой шести, что и его соплеменники, точно так же верил в силу амулетов из рыбьих костей, и точно так же, как другие жители приграничья, расписывал лицо затейливым черным узором. Дом, в котором мы нашли пристанище, был сложен из красного камня и крыт соломой, имел низкий (проползать внутрь приходилось на четвереньках) вход, занавешенный медвежьей шкурой (не сохранения тепла ради, но охраны от злых духов для) и несколько крохотных оконец, затянутых рыбьим пузырем. На Хель стояла глубокая осень, ночь выдалась студеной, – и мы с Отто жались к ревущему очагу, над которым кипела в котле рыбная похлебка. Сердобольный староста оделил нас одеялами, в которые мы кутались, стараясь не слишком заметно кривиться (те были не слишком чистыми, да и душок шерсть неведомого животного имела... специфический), и сунул в руки каждому по кружке обжигающе-горячего взвара, о которые мы грели зябнущие пальцы. В порыве благодарности мы было попытались отплатить хозяину нашему и супруге его мешочком местных денег, которыми нас щедро снабдил Рейнхард, – но оказалось, что по меркам Хель платить за гостеприимство не только не полагается, но и считается довольно нешуточным оскорблением (благо, наше положение чужаков позволяло рассчитывать на некоторое снисхождение в таких щекотливых вопросах). Так вот, коротая время за взваром, а потом за наваристой рыбной похлебкой, мы беседовали с добрыми хозяевами, и я пытался осторожно расспросить тех, не появлялся ли в деревне незадолго до нас незнакомец – вначале просто описав внешность Лаури, потом, не найдя понимания, продемонстрировал несколько голографий. Ни Вилле Лейно, ни супруга его, ни семья их сына, живущая тут же, не признали изображенного на тех коротышку-талассианина, – категорично заявив, что мы с Отто тут первые чужаки за столетие. Отчаявшись, я вытянул из кармана низку костяных четок с подвешенным к ним черепом какого-то мелкого грызуна, и показал те хозяевам. Оглядев вещицу явственно хелийского происхождения, они дружно пожали плечами.