Текст книги "Кыпчаки в истории средневекового Казахстана"

Автор книги: Сержан Ахинжанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Ахинжанов С.М.
КЫПЧАКИ В ИСТОРИИ СРЕДНЕВЕКОВОГО КАЗАХСТАНА
÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Предисловие

Роль высоких плоскогорий и степей Центральной Азии далеко ещё не изучена по отношению влияния их на жизнь человечества. Между тем несомненно, что в этих местах должна была развиться своеобразная культура.

Н.М. Ядринцев, 1891. г.

Великая степь Евразийского материка, протянувшаяся от китайской р. Хуанхэ до Придунайской пушты в центре Европы, в течение всей истории человечества служила не только огромным мостом, соединявшим Запад и Восток, но являлась громадной колыбелью разных народов-степняков.

Людей древних цивилизаций Ближнего и Дальнего Востока всегда особенно волновали известия, приходившие к ним из северных степей. В сохранившихся до нас первых записанных ранних преданиях, повествуется о живущих в степях своеобразных кентаврах, о грозных вечных всадниках, как бы сросшихся со своими быстроногими конями. В Библии они названы гогами и магогами, в Коране – йаджуджами и маджуджами, в мифах Китая – жунами, ди, сюньюй или динлинами.

Все они, якобы, угрожали южанам-земледельцам последним, страшным нашествием всё сметающих на своём пути полчищ. Пророки древних времён предвещали, что нападение степняков положит конец существованию на земле всего цивилизованного человечества: «Вот идёт народ от севера и народ великий, и многие цари поднимаются от краёв земли; держат в руках лук и копьё; они жестоки и немилосердны; голос их шумен, как море; несутся на конях, выстроились, как один человек, чтобы сразиться…»[1] 1
  Книга пророка Иеремии, 50:41–42.


[Закрыть].

Древние семиты разнесли по миру миф о царе-спасителе Александре Македонском, отгородившем от мира несокрушимой стеной северные пределы ойкумены, где обитали звероподобные йаджуджи и маджуджи[2] 2
  Коран, сура 18:92–97 и сура 21:96.


[Закрыть].

Страх перед степняками был так велик, что практичные и трудолюбивые китайцы в III в. до н.э. соорудили Великую стену (Да чэн), охранявшую с запада их Срединное государство. История показала, что ни мнимые, ни подлинные стены не останавливали кочевников. Но история также показала, что обитатели степей никогда не стремились уничтожить всё остальное человечество, частью которого они являлись.

В раннем средневековье особую известность приобрела центральная часть Великой степи, известная у историков с XI в. под персидским названием Дешт-и Кыпчак (Кыпчакская степь), которую с VI в., со времени создания Тюркского каганата, на просторах от Китайской стены до Чёрного моря, населяли тюркоязычные племена. В разные периоды там возникали степные государства, возглавлявшиеся тюркоязычными народами.

Кыпчаки сыграли важную роль в истории народов Евразийского материка в XI–XV вв. Они принимали активнейшее участие во всех крупных событиях мирового значения, происходивших на широких просторах от Балканского полуострова до Китая, от Египта и Индии до Руси и Сибири. В Византии и Венгрии их называли команами, в Русских землях – половцами, в тюркоязычной среде – кыпчаками. В эпоху средневековья этот народ не только был известен всему цивилизованному человечеству, но и, благодаря своей особой исторической активности, оставил след в этногенезе и культуре всех народов, взаимодействовавших между собой в центре Евразии.

Кыпчаки сыграли основную роль в отюречивании вторгшихся в Среднюю Азию, Восточную и Центральную Европу монгольских полчищ. Они положили начало возникновению многих современных тюркоязычных народов – татар, башкир, узбеков, киргизов, каракалпаков, южных алтайцев и др.

Но история кыпчаков ещё не написана. Её источники так же пестры и многоязычны, как и сами нетюркские народы Запада и Востока, среди которых кыпчаки жили и действовали, преобразуя и видоизменяя их и самих себя. Создание истории кыпчаков – дело, скорее всего, непосильное для одного историка, каким бы образованным учёным он ни был.

История кыпчаков, следовательно, – одна из сложнейших и труднейших тем. Многие подходы к ней даже не разработаны ещё должным образом.

Но решения этой темы или хотя бы некоторого её прояснения, в настоящее время с нетерпением ожидают многие народы, так как именно в истории кыпчаков заложены ключевые проблемы происхождения, загадки формирования не только самих этносов, но различий их языков и своеобразия культур. Для прояснения истории кыпчаков современного Казахстана и, следовательно, для воссоздания ранней истории казахского народа, большое значение имеет фундаментальный труд известного советского историка и археолога С.М. Ахинжанова «Кыпчаки в истории средневекового Казахстана», вышедший малым тиражом в 1989 г. и ставший библиографическим раритетом.

Разносторонне одарённый исследователь Сержан Мусатаевич Ахинжанов (1939–1991 гг.) трагически погиб во время полевых работ казахстанско-американской экспедиции[3] 3
  См.: Смагулов Е.А. Памяти Сержана Мусатаевича Ахинжанова // Российская археология, 1992, № 3.


[Закрыть].

Сержан Мусатаевич в 1964 г. окончил с отличием исторический факультет МГУ. Обладая широким и разносторонним интересом к истории родного края, Ахинжанов начинал свою научную деятельность с того, что попытался заглянуть в ту раннюю эпоху, в которую на территории степей Северного и Центрального Казахстана только зарождалось производящее хозяйство. Тогда возникало скотоводство, ставшее затем почти на пять тысячелетий основой экономической деятельности для обитателей степей. Именно скотоводство (в немалой части – коневодство) как важнейший вид хозяйственной деятельности, создало материальную и производственную базу, питавшую все бурные процессы последующей истории населения Дешт-и Кыпчака.

Неолиту и энеолиту Казахстана посвятил Сержан Мусатаевич свою выпускную дипломную работу в Московском университете и защитил её блестяще. Он создал первый тщательно систематизированный свод материалов, происходивших из известных в то время нео– и энеолитических стоянок и случайно обнаруженных погребений.

Вернувшись на родину зрелым, сложившимся исследователем, С.М. Ахинжанов, к сожалению, не получил поддержки для разработки темы: «О становлении и развитии исторического механизма – движителя скотоводческой экономики». Так как в то время для казахского народа более важным оказались темы по этнической истории, то Ахинжанов, поступив осенью 1964 г. в аспирантуру Института истории, археологии и этнографии Академии наук Казахской ССР, стал одним из первых казахских медиевистов.

Второй из важнейших своих трудов «Кыпчаки и их политические взаимоотношения с Хорезмом в XI – начале XIII в.» он успешно защитил в мае 1973 г. в качестве диссертации на соискание учёной степени кандидата исторических наук. Поражает количество востребованных автором письменных и археологических источников и литературы на разных языках, радует широкое раскрытие темы, обоснованность и чёткость выводов.

Понадобилось ещё 16 лет непрерывных и целеустремлённых поисков новых фактов как в полевых экспедиционных исследованиях, так и в кабинетных штудиях. Только тогда появился третий, основной, труд Сержана Мусатаевича – рекомендуемая читателям книга «Кыпчаки в истории средневекового Казахстана». Достоинством этого сочинения является внимательный анализ почти полного свода возможных источников. Критика их проведена с необходимым профессионализмом. Сложнейшие узлы и загадки этнической истории умело распутаны. Были обстоятельно изучены: общественный строй кыпчаков в конце XI – начале XIII в., их раннефеодальная государственность и формы скотоводческого хозяйства.

Оценивая всё сделанное С.М. Ахинжановым, можно сказать, что трудолюбивому, талантливому учёному удалось обозреть и творчески воссоздать основные процессы развития истории населения степей Казахстана за огромный период – от каменного века до средневековья.

Трудам С.М. Ахинжанова предстоит долгая жизнь – фонд новых источников по кыпчакам Казахстана обновится нескоро. Пройдена новая важная ступень по пути к «Истории кыпчаков». Но развитие науки остановить нельзя. Встаёт вопрос: «Кто же продолжит это важное исследовательское направление? Кто станет следующим?».

Л.Р. Кызласов, доктор исторических наук, профессор

Введение

История кыпчаков средневекового Казахстана изучена неравномерно, хотя, благодаря работам советских исследователей (историков, археологов, лингвистов, этнографов) многие вопросы в настоящее время получили объяснение в научной литературе. Большой вклад внесли в это дело А.X. Маргулан, А.Н. Кононов, Л.П. Потапов, Н.А. Баскаков, С.Г. Агаджанов, Л.Р. Кызласов, Г.А. Фёдоров-Давыдов, С.А. Плетнева, Р.Г. Кузеев, Ю.А. Зуев, С.Г. Кляшторный, Ф.А. Арсланова, Д.Г. Савинов, Б.Е. Кумеков, К.Ш. Шаниязов и др.

Наиболее исследованными можно считать вопросы, связанные с пребыванием кыпчаков в южнорусских степях в предмонгольское время, где они были известны окружающим их народам под именем половцев, их взаимоотношениям на протяжении более чем двухсотлетней истории с Древней Русью. Достаточно хорошо изучены проблемы пребывания кыпчаков в составе государства кимаков, сложившегося к концу I тыс. н.э. в восточных пределах Казахстана. Большой интерес представляют процессы взаимодействия и взаимовлияния языков славянских и тюркских, в частности кыпчакских племён и народов, находившихся в тесном общении в начале II тыс. н.э., рассмотренных на анализе тюркских лексических элементов «Слово о полку Игореве» – выдающегося памятника древнерусской литературы.

И всё же следует отметить, что многие вопросы исторического прошлого кыпчакских племён, населявших основную территорию Казахстана, остаются ещё не до конца раскрытыми. До сих пор неясно их происхождение, взаимоотношения с племенами кимаков, а также с другими этносами, с которыми им приходилось сталкиваться, и государственными образованиями. Они, конечно, не могли не оставить заметного следа в общественной жизни и деятельности кыпчакских племён и окружавших их народов и государственных образований, таких, как Хорезм.

Вопрос о сущности кыпчакско-хорезмийских связей во всех его проявлениях почти не изучен и до сих пор не являлся предметом специального исследования.

Велика роль кыпчаков в сложении казахской народности, являющихся одним из крупнейших компонентов в этногенезе казахов и сыгравших важную роль в этногенезе других тюркоязычных народов. Об этом свидетельствует не только то обстоятельство, что даже для периода их ранней этнической истории имеются известия об их пребывании в более или менее разнящихся этнических коллективах (например, на Алтае, в Монголии, Хорезме и др. местах), а также то, что кыпчаки в качестве существенных этнических компонентов входили в состав современных узбеков, каракалпаков, киргизов, башкир, туркмен, алтайцев и др.

Из средневекового периода истории кыпчаков известно, что из их среды вышли представители правящих династий в таких крупных государствах того периода, как мамлюкский Египет и, возможно, Хорезм. Их представители в VIII в. были на троне Делийского султаната, из кыпчаков формировались крупные контингенты войск в Грузии, Венгрии, Хорезме. Кыпчакская проблема, таким образом, интересна для изучения не только жизни древних народов Казахстана и Средней Азии, но и Восточной Европы.

Следует обратить внимание на то, что все письменные источники, ставшие достоянием науки, использовались при изучении этого народа весьма неравномерно как в историко-политическом, так и в территориальном аспектах. В первую очередь обращалось внимание на те известия, которые могли пролить свет на историю западных кыпчаков, иначе именуемых в европейских хрониках команами, а в русских летописях – половцами. Такие исследования служили своего рода дополнениями племён и народов Южной Сибири, причём кыпчако-половецкий материал часто был лишь иллюстрацией к тому или иному историческому эпизоду из жизни указанных государств и народов.

Многие исследователи ещё со времени В.Н. Татищева и М.Н. Карамзина и до настоящих дней рассматривают историю половцев в основном в аспекте их взаимоотношений с Древней Русью. В 1884 г. появился наиболее обстоятельный труд П.В. Голубовского «Печенеги, тюрки и половцы до нашествия татар», не потерявший значения и в настоящее время. Он явился как бы венцом научного исследования половцев в России до конца XIX в. и отразил все недостатки и достоинства русской историографической мысли в этой области. Несомненным достоинством его работы являлось то, что автор обратил внимание не только на военные столкновения половцев с русскими, исследовал конфликтные ситуации или видел в кочевниках не только необузданных степняков с «раскосыми и жадными глазами», обитателей «Дикого поля», мечтающих лишь о грабежах, насилиях и разорении мирного оседлого населения. Опираясь на вызывающие доверие свидетельства русских летописей, П.В. Голубовский даёт нам картину миролюбивых взаимоотношений половцев и русских, заключавшихся в торговых и культурных связях, в установлении военных союзов против общих врагов, в развитии дипломатических контактов, нередко протекавших в форме заключения брачных союзов между представителями верхушки общества.

Другой, ставший почти классическим труд немецкого учёного И. Маркварта, написанный в 1914 г. называется «О народности команов», не кыпчаков, а команов, т.е. той части кыпчакского объединения, которая была известна только на западе, между тем как его работа являлась едва ли не единственной монографией, посвящённой исследованию кыпчаков, проживавших ещё в своих восточных кочевьях. Данная работа содержит большой фактический материал, который, однако, не был в достаточной мере использован ни самим автором, ни его последователями. Отдавая должное научным заслугам указанного автора, отметим, что труд И. Маркварта в настоящее время нуждается в дополнении на основании вновь открытых источников, а весьма полезные его научные поиски и подходы к решению важных и нужных проблем истории кыпчаков требуют дальнейшей разработки и более углубленных исследований.

В последние двадцать лет интерес, к проблеме кыпчаков в восточной части Евразийских степей резко повысился, о чём свидетельствуют работы археологов, историков, этнографов Казахстана, Южной Сибири, Ленинграда и Средней Азии.

Б.Е. Кумеков на основе тщательного источниковедческого анализа историко-географических сведений, содержащихся в средневековых арабо– и персоязычных сочинениях IX–XI вв., исследует историю кимаков[4] 4
  Это племя на определённом историческом отрезке времени имело теснейшие связи с кыпчакскими племенами, они были настолько близки, что почти все современные исследователи, включая и самого Б.Е. Кумекова, считают, что кимаки и кыпчаки – один и тот же этнический коллектив.


[Закрыть]. Автор реконструирует основные этапы сложения и развития кимакского союза племён с середины IX в. до середины XI вв., по-новому представляет социально-экономический строй кимакского общества, этногеографию кимакского объединения. Эта интересная работа, фундированная ценным материалом, является как бы основой для продолжения изучения кимако-кыпчакской истории и в последующие века, а именно в XI–XIII вв.

К.Ш. Шаниязов в книге «К этнической истории узбекского народа», в основном построенной на историко-этнографическом материале, исследует историю кыпчаков как одного из основных компонентов в сложении узбекского народа. Автор изучает историю той части кыпчаков, которая вследствие бурных событий послемонгольского времени ушла из Дешт-и-Кыпчака в Среднюю Азию, где постепенно переходила к оседлости, теряя свои родовые и племенные названия и сливаясь с местными земледельческим группами населения. В то же время вся первая глава книги К.Ш. Шаниязова посвящена описанию общей картины истории кыпчаков – с первых известий об их появлении на исторической арене до монгольского нашествия. Глава интересна и тем, что в ней даны довольно полная историография кыпчакского вопроса и все факты традиционной исторической жизни кыпчаков в том виде, в котором она сейчас зафиксирована в русско-советской исторической науке. Эти и другие исследования по проблемам кыпчаковедения позволяют избежать повторов и ограничиться только указаниями на использованную литературу.

В последние годы появились исследования А.Ш. Кадырбаева, посвящённые роли тюркоязычных народов, прежде всего кыпчаков, в этнической, культурной и политической жизни средневекового Китая.

Вопросам происхождения кыпчаков, степени и форм их участия в этногенезе многих тюркоязычных народов Южной и Западной Сибири посвящены работы Д.Г. Савинова, многие годы занимающегося изучением истории древних народов Южной Сибири в древнетюркскую эпоху по данным письменных источников и археологических изысканий. Д.Г. Савинов считает, что южные районы Западной Сибири были одной из основных областей кыпчакского этногенеза на всех этапах его развития.

Остальные немногочисленные исследования по истории кыпчаков, живших на территории Казахстана, предпринимались, как правило, в фрагментарном, справочном виде. В данном случае активом для любого исследователя кыпчакской проблемы могут быть имеющиеся переводы из различного круга источников, в основном восточных, и комментарии к ним, а также небольшие по объёму исследования, выполненные учёными разных поколений, среди которых можно назвать имена В.В. Бартольда, В.Ф. Минорского, П. Пелльо, Д.А. Расовского, К. Цегледи, К. Менгеса и некоторых др.

О взаимоотношениях кыпчаков и Хорезма специальных работ нет вообще. Лишь в капитальном труде В.В. Бартольда «Туркестан в эпоху монгольского нашествия» затрагиваются некоторые стороны политических взаимоотношений хорезмшахов и кыпчаков. Они не могут, разумеется, воссоздать общую картину развития кыпчакского общества Казахстана на протяжении даже сравнительно большого хронологического периода, сколь бы ни была велика их ценность в решении того или иного конкретного вопроса. Поэтому в исторической литературе по этому периоду ещё много нерешённых вопросов. Среди них одной из важных является проблема взаимоотношений кыпчаков с крупнейшим государством Средней Азии, каким стал Хорезм в нач. II тыс. н.э.

Взаимоотношения Хорезма и племён Дешт-и Кыпчака являются частью кардинальной проблемы, играющей большую роль в изучении этнических процессов региона, где издревле устанавливались постоянные связи населения земледельческих оазисов со скотоводческим тюркоязычным кочевым населением Дешт-и Кыпчака предмонгольского времени. Слабость источниковедческой базы и малоизученность исследуемой проблемы[5] 5
  Нами опубликован историографический обзор по данной проблеме (см.: Ахинжанов С.М. Кыпчаки в X – XIII вв.: Историографический обзор // Проблемы палеоэкономики Казахстана по археологическим данным. Алма-Ата, 1988. С. 62–81).


[Закрыть], не позволяют рассмотреть все затронутые в данной книге проблемы, многие из них только поставлены. Однако мы надеемся, что исследование в целом даст представление об основных этапах этнической и политической истории кыпчаков Казахстана в эпоху средневековья.

Глава 1
Источники и проблемы ранней этнической истории кыпчаков

В начале II тыс. н.э. в средневековой письменной традиции мусульманской историографии Востока и летописцев Древней Руси появилось адекватное обозначение огромного пояса Евразийских степей от отрогов Алтайских гор на востоке до лесистых склонов Карпат на западе, получившее своё наименование по названию основного народа, передвигающегося по его просторам, – «Дешт-и Кыпчак» и «Половецкое поле».

Дешт-и Кыпчак в переводе с персидского – степь кыпчаков. Именно так в XI в. персоязычный автор Насир-и Хусрау в своём «Диване» именовал степи, примыкавшие к северо-восточным границам Хорезма[6] 6
  Browone Е.G. A Literary History of Persia. Cambrjdge. 1902. I. I. P. 277; Бартольд В.В. Кыпчаки // Соч. в 10 т. М., 1968. Т. 5. С. 550.


[Закрыть]. В дальнейшем так стали именоваться степные пространства к северу от оз. Балхаш и р. Сырдарьи, от Иртыша до Волги.

Половецким полем называлась территория безлесных равнин к северу от Предкавказья (от Волги до Днепра) и далее к западу в XI – середине XIII в. в русских источниках начала II тыс. н.э.[8] 8
  Полное собрание русских летописей (далее ПСРЛ). М., 1962. Т. 2. С. 455.


[Закрыть]

Кыпчаки у мусульманских авторов, команы в западноевропейских хрониках, половцы у русских летописцев – все эти разноимённые этнические обозначения имели отношение к одному и тому же народу. Складывается впечатление, что этот разноимённый этнос (можно привести ещё несколько его наименований – кинча, сары, хардиаш, палоч, плавцы, куны и т.д.) возникает на исторической арене только в начале II тыс. н.э., когда о них стала появляться информация в трудах средневековых летописцев, путешественников, историков, географов и лингвистов, т.е. грамотных представителей тех народов, которые владели письменностью и вступали в непосредственные контакты с ними. Такой незатухающий на протяжении большого отрезка времени интерес к кочевому народу является свидетельством исторической значимости кыпчаков-половцев-команов начала II тыс. н.э. Из этого, конечно, не следует делать поспешные выводы о том, что мы ничего не знаем о кыпчаках в предшествующие периоды. Кыпчаки, и это подтверждается источниками, были зафиксированы и раньше. Они нашли отражение в письменной традиции большинства соседних с ними народов. При этом в источниках не ставилась задача дать информацию о кыпчаках. Упоминались они лишь при конфликтных ситуациях (войнах, взаимных набегах и столкновениях), упоминании определённых географических пунктов или районов, описании различных маршрутов. Часто и эти известия были весьма фрагментарны, относились к различным историческим периодам и к разным районам их обитания.

Арабские и персидские источники IX–XIII вв.

В литературе, посвящённой истории кыпчаков (половцев, команов), особенно той её части, в которой рассматриваются их этногенетические корни, сложилось с самых первых штудий традиционное мнение о тождестве кыпчаков народу, известному лишь в арабо-, персоязычных историко-географических сочинениях IX–XI вв. под именем кимаков. На то, что кимаки и кыпчаки составляли одну этническую группу, в которой кыпчаки были её западной ветвью, до последнего времени указывали подавляющее большинство исследователей истории Средней Азии и Казахстана. Исходя из тождества кыпчак-кимак, они свободно оперируют этими этнонимами, взаимозаменяя одно название другим. Поэтому не приходится удивляться, что при изучении истории кыпчаков по литературным данным можно часто встретить этноним кимак как эквивалент термину кыпчак.

Несмотря на спорность проблемы соотношения кыпчаков и кимаков, их этнополитических коллизий, места в этнонимике Казахстана, ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что их политическая история в конце I тыс. н.э. была настолько тесно переплетена, что это отразили и источники, имеющиеся в нашем распоряжении, большинство из которых, если иметь в виду период конца I тыс. н.э. освещают историю кимаков как племени, появившегося раньше кыпчаков.

По степени значимости и важности данных на первый план выступают известия арабо-, персоязычных путешественников, географов и историков IX–XI вв. и компиляторов последующих столетий, а для освещения событий XII–XIII вв. – исторические труды современников тех эпох – Ибн ал-Асира, Мухаммеда ан-Несеви; ал-Джузджани, Джувейни, Рашид ад-дина. В работах известных русских, советских и зарубежных востоковедов дана характеристика большинства сочинений, написанных арабо-, персоязычными авторами. Последнюю, весьма полную и насыщенную сводку по обзору арабо-, персоязычных источников по кыпчакской проблеме, дал Б.Е. Кумеков[10] 10
  Кумеков Б.Е. Арабские и персидские источники по истории кыпчаков VIII–XIV вв. Алма-Ата, 1987. С. 3–39.


[Закрыть]

Наличие столь обширной литературы избавляет от необходимости останавливаться подробно на каждом источнике. В предлагаемом разделе рассматриваются лишь те источники, которые помогут уяснить соответствующие разделы книги. Тем не менее следует отметить специфическую черту, характерную для исследуемых документов, особенно историко-географических трудов рубежа I и II тыс. н.э. В большинстве своём арабо-, персоязычная литература является книжной. Как писал В.В. Бартольд, «до нас дошли не столько рассказы путешественников, которые бы описывали то, что видели сами, сколько сочинения, составленные на основании письменных источников»[11] 11
  Бартольд В.В. Двенадцать лекций по истории турецких племён Средней Азии // Соч. в 10 т. М., 1968. Т. 5. С. 49.


[Закрыть]. Следовательно, надо различать известия компилятивные, заимствующие факты из предыдущих работ, причём некритически, от оригинальных произведений, написанных очевидцами.

Другая важная особенность восточных источников состоит в том, что социальные явления, политическая жизнь тюркских племён никогда не являлись для их авторов предметом анализа. Несмотря на эти недостатки, арабо-, персоязычная историко-географическая литература остаётся для нас едва ли не важнейшим источником информации о кимако-кыпчакских племенах Казахстана.

Особую ценность приобретают свидетельства очевидцев. Среди них Тамим ибн Бахр ал-Мутавваи, арабский путешественник, совершивший самое раннее из известных науке сухопутное путешествие за пределы стран арабской культуры в направлении Востока, проехавший от границ мусульманских владений в Средней Азии в глубь монгольских степей, в столицу хаканна тогузогузов, расположенную ещё на Орхоне[12] 12
  Minorsky V. Tamim ibn Bahr’s journy to the Uyqhurs // BSOAS. 1948. V. 12. P. 2.


[Закрыть]. Время его странствия падает на начало IX в., во всяком случае, Тамим побывал в главном городе тогузогузов задолго до его разрушения киргизами в 840 г. В.Ф. Минорский, опубликовавший записки Тамима в 1948 г. с переводом на английский язык и обстоятельным комментарием, время его путешествия относит к 821 г.[13] 13
  Ibid. P. 303; В.В. Бартольд, которому не был известен оригинал, не без колебания относил время его поездки к периоду между 760–800 гг. См.: Бартольд В.В. Двенадцать лекций… С. 55.


[Закрыть] Введение в научный оборот записок Тамима вносит определённую ясность в этнополитическую атрибуцию племён Центральной Азии в конце I тыс. н.э. и даёт возможность пересмотреть некоторые стереотипы по вопросу локализациии кочевых племён на исторической карте центральноазиатских степей. У него мы находим уникальные сведения о месте обитания кимаков и их главной ставке во главе с «царём» в другом регионе, резко отличавшихся от их традиционного местопребывания. Согласно информации Тамима, кимаки кочевали северо-восточнее тогузогузов, проживавших, как известно, в те времена в Монгольских степях и о столице которых на Орхоне тот же Тамим ибн Бахр впервые сообщает как о большом городе, жители которого все были безбожники[14] 14
  Op. cit. Р. 283.


[Закрыть].

Эти сообщения очень важны, так как некоторые последующие авторы свою информацию о кимаках строили на данных Тамима. Если его сведениями лишь воспользовался Идриси (XII в.), то более ранние авторы, как Ибн Хордадбех (820–912), Кудама ибнДжафар (X в.), прямо его цитировали, и в Мешхедской рукописи Ибн ал-Факиха сохранился приведённый почти полностью текст путешествия Тамима ибн Бахра.

Произведения указанных авторов принадлежат к специфическому направлению арабской географической науки – «науки о путях и государствах»[15] 15
  Крачковский И.Ю. Арабская географическая литература // Избр. соч. М.; Л., 1957. Т. 4. С. 19.


[Закрыть]. Это направление развилось в эпоху подъёма арабской географической литературы в IX–X вв., обусловленного практическими интересами арабских экспансионистских планов, стремлением халифата распространить свои притязания на племена и народности Средней Азии и Казахстана. Желание обеспечить влияние ислама на кочевые племена привело постепенно к накоплению информации о народах, ставших в конце I тыс. н.э. непосредственным объектом мусульманских интересов.

Не случайно одно из первых упоминаний о кимаках и кыпчаках мы находим в труде человека, непосредственно имевшего отношение к административной службе в арабском государстве. Начальник почты и государственного осведомления одной из провинций арабского халифата Ибн Хордадбех, пользуясь архивными данными, подвластного ему ведомства, составил административно-географический справочник, в который вошли сведения о различных торговых и стратегических путях сообщения, населённых пунктах и расстоянии между ними, о районах юга Казахстана и Семиречья. Труд его назывался «Китаб ал масалик вал-мамалик» (Книга путей и государств)[16] 16
  Ибн Хордадбех. Книга путей и стран. Баку, 1986; МИТТ. Т. 1. С. 144.


[Закрыть]. В ней встречаются краткие известия о племенах, проживавших на территории Средней и Центральной Азии, часть из которых, вероятно, несколько старше времени жизни самого Ибн Хордадбеха, и относится к VIII в.[17] 17
  МИТТ. Т. 1. С. 144.


[Закрыть] Именно к этому веку, вероятно, относится тот перечень народов, в котором упоминаются кимаки и кыпчаки как не зависимые друг от друга этнические коллективы. Здесь впервые в арабо-, персоязычной литературе появляется этноним «кыпчак».

Известия Кудамы ибн Джафара (первая половина X в.) близки по характеру к произведению Ибн Хордадбеха. И.Ю. Крачковский отмечал, что его данные «лучше всего рассматривать как важное дополнение к Ибн Хордадбеху, как параллельный источник, часто дающий возможность перекрёстной проверки, тем более что обыкновенно он основан на официальных документах той эпохи»[18] 18
  Крачковский И.Ю. Арабская географическая литература… С. 161.


[Закрыть], ибо Кудама ибн Джафар, подобно своему предшественнику, служил начальником почты и, несомненно, имел свободный доступ ко многим документам. Основные сведения о кимаках, встречающиеся у него, восходят к запискам Тамим ибн Бахра. Ему принадлежит та неточность, которая привела впоследствии к отождествлению города в Восточном Туркестане со столицей тогузогузов на Орхоне. В то время как в оригинале у Тамим ибн Бахра при его описании столицы тогузогузов (уйгуров) на Орхоне было отмечено, что налево от него (т.е. к северу) находились земли кимаков[20] 20
  Minorsky V. Tamim ibn Bahr’s // Journy…. P. 284.


[Закрыть], у Кудамы ибн Джафара эти слова были отнесены к другому контексту. Автор же сказал буквально следующее: «Озеро, на котором город тогузогузов [расположен], окружено на некотором расстоянии горами. Налево от этого города, по направлению к северу, находится страна кимаков»[21] 21
  Kodama ibn Djafar. Kitab al-Kharadj // Ed. M. J. de Goeje. Lugduni Batavorum. 1889 (BGA. VI). C. 262.


[Закрыть].

Ошибочная фраза Кудамы ибн Джафара повлекла за собой не менее ошибочное утверждение ряда исследователей, считавших, на этом основании, что Тамим ибн Бахр посетил столицу уйгуров уже на их новой родине – в Турфанском оазисе. К такому мнению пришли И.Ю. Крачковский, В.В. Бартольд. И в книге Б.Е. Кумекова сохраняется эта ошибка[22] 22
  Бартольд В.В. Отчёт о поездке в Среднюю Азию с научной целью. 1893–1894 гг. // ЗИАН СИФ. Спб., 1897. Сер. 8. Т. 1. № 4: С. 34–35; Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX–XI вв. по арабским источникам. Алма-Ата. 1972. С. 54.


[Закрыть]. Подобное заблуждение двух первых авторов возможно, так как они не знали оригинала. Даже В.Ф. Минорский до знакомства с Тамимом ибн Бахром предполагал, что Тамим посетил лишь город тогузогузов в Турфане[23] 23
  Кумеков Б.Е. Государство кимаков… С. 54.


[Закрыть]. В дальнейшем В.Ф. Минорский писал: «В моих комментариях в «Худуд ал-Алам» я, «основываясь на цитатах Якута из сообщений Тамима… с некоторым сомнением помещал столицу, которую посетил Тамим, в Бешбалыке (к северу от Турфана). В последний момент я имел возможность рассмотреть фотокопию Мешхедской рукописи Ибн Факиха, исследованную А.3. Валиди, и сразу почувствовал важность дополнительных деталей о супружеских связях тогузогузских правителей с императорским двором Китая. Тогда в своём заключении я сказал, что мои первые объяснения не могут быть окончательными. Это я делаю в настоящей статье»[24] 24
  Minorsky V. Tamim… Р. 268.


[Закрыть]. Далее В.Ф. Минорский утверждает, «что столица царя тогузогузов лежала далеко к востоку… на Орхоне»[25] 25
  Ibid. Р. 289.


[Закрыть], «он (Тамим ибн-Бахр. – С.А.) посетил Кара Балгасун»[26] 26
  Ibid. Р. 291.


[Закрыть]. Тем самым было подтверждено давнее предположение И. Маркварта о том, что Тамим видел уйгуров в Центральной Монголии до их переселения оттуда[27] 27
  Ibid. Р. 294.


[Закрыть].

Рукопись, которую упоминает В.Ф. Минорский, обнаружил в 1923 г. в Мешхеде А.3. Валидов[28] 28
  Валидов А.3. Мешхедская рукопись Ибн ал-Факиха // ИРАН, 1924. Т. 18. Сер. 6.


[Закрыть]. Она является более полной редакцией географического трактата «Китаб ахбар ал-булдан» (Книга рассказов о странах) Ибн ал-Факиха[29] 29
  Compendium libri Kitab al-Boldan auctore Ibn Fakih al Hamad-Tiani. Ed. M. J. de Goeje. Lugduni Bato.vorum (BGA, V). 1885.


[Закрыть]. Известия о кимаках, встречающиеся у него наряду со сведениями о карлуках, огузах и других народах, восходят к Ибн Хордадбеху и в конечном счёте – к Тамим ибн Бахру.

Говоря конкретно о территории расселения кимаков, а равно и кыпчаков, в пределах их распространения в IX, и особенно X в., следует упомянуть таких древних авторов, как Абу Зейда ал-Балхи, ал-Истахри и Ибн Хаукаль. Географический трактат ал-Балхи до нас не дошёл, однако в 951 г. был написан труд, являвшийся его дополнением под названием «Китаб маса-лик ал-мамалик (Книга путей и государств) ал-Истахри[30] 30
  Viae regnorum… Descriletio ditionis moslemical auctore Abu-Ishak al-Farisi al-Istakhri // Ed. M. I. de Goeje Lugduni Batavoruin. (BGA. I). 1870 (В. A., II), 1873.


[Закрыть]. Его сочинение, в свою очередь, подверг обработке, дополнил Абу-л-Касим ибн Хаукаль в конце X в. по просьбе самого ал-Истахри, и работа называлась «Китаб ал-масалик ва-л-мамалик» (Книга путей и государств)[31] 31
  Mzik H. Al-Istahri und seine Landkarten im Buch «Suwar al-akalim». Wien Pracher. 1965.


[Закрыть]. Неотъемлемой частью их работ являются карты – Сурат ал-ард[32] 32
  Via et regna. Descriptio ditionis moslemical austore Abul-Kasim Ibn Haukal // Ed. de M. I. de Goeje (BGA, 11). 1873.


[Закрыть], так как на X в. приходится расцвет арабских географических знаний об окружающем мире, когда большие успехи были достигнуты именно в области картографии и описательной географии[33] 33
  См.: Крачковский И.Ю. Арабская геогр. литература. С. 171, 205–210.


[Закрыть].