Текст книги "Адмирал Л. М. Галлер
Жизнь и флотоводческая деятельность"

Автор книги: Сергей Зонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

Корабли эскадры КБФ, которой командовал опальный флагман, стояли в Кронштадте, и деятельный адмирал был рад заняться делом. В скором времени он представил интереснейший, почти энциклопедический отчет о немецком кораблестроении… Сам же Галлер, привлекая минимум помощников, работал над десятилетней программой Большого флота. Ее проект, в частности, предусматривая строительство девяти линкоров водоизмещением но 75 тыс. тонн, 12 тяжелых крейсеров водоизмещением по 25 тыс. тонн, 60 легких крейсеров, 9 больших и 6 малых авианосцев, более пятисот подводных лодок…[283]283
  ЦВМА, ф. 2, оп. 1, д. 1143, л. 17, 45.


[Закрыть]

Над этим планом будущего Флота Л. М. Галлер работал ночами. А днем занимался решением всяческих вопросов по текущему строительству кораблей и подводных лодок. Промышленность набирала силу, продолжалась установка на кораблях радио– и гидролокаторов, совершенствовалось артиллерийское и торпедное вооружение, испытывались и внедрялись технические новшества: выдвижная радиоантенна и устройство для работы дизеля под водой на подводных лодках, на надводных кораблях – отечественные радиолокаторы различного назначения. Флот мужал в боях, креп. А Тихоокеанский флот осваивал поступившие по ленд-лизу фрегаты, тральщики, охотники за подводными лодками и торпедные катера, готовился к предстоящей войне с Японией.

Шли месяцы, нарком ВМФ выезжал на конференцию глав правительств СССР, США и Великобритании в Ялту, потом, когда пришла Победа, в Берлин. Вскоре после возвращения из Берлина вылетел на Дальний Восток, чтобы готовить Тихоокеанский флот к войне с Японией. А Лев Михайлович по-прежнему вершил все наркоматские дела и под очень многими важнейшими документами появлялась подпись: «За наркома ВМФ – Галлер». Вот и под планом строительства Большого флота на десятилетие Галлер поставил 25 августа 1945 года свою подпись: Н. Г. Кузнецов был на Дальнем Востоке. План прежде всего попал к Л. П. Берии – с 1944 года он был председателем Оперативного бюро СНК СССР и заместителем председателя СНК. По его указанию план пришлось несколько сократить. Лев Михайлович волновался: что скажет нарком, увидев это сокращение? Впрочем, план все равно был грандиозен, страна получит Большой флот, а за десять лет программа изменится не раз…

После Победы жизнь в Москве постепенно входила в мирное русло, хотя впереди еще была война с Японией. Лев Михайлович стал ездить обедать домой, чем доставлял несказанную радость сестрам. Иногда он даже позволял себе заглянуть в лавку букиниста и поискать на полках что-нибудь интересное из истории, а то и приобрести какой-нибудь роман на французском для сестер. И еще, случалось, заходил на полчаса в «Метрополь», садился за стол, официант не спрашивая – уже знали привычки высокого худощавого адмирала – приносил коньяк, наливал в рюмку. Лев Михайлович пригубливал, оценивал – хорош армянский! Смотрел на оживленные, веселые лица. Сколько красивых женщин… Идет совсем рядом какая-то иная жизнь, совершенно не похожая на его личную. Что ж, каждому свое. Он вставал, садился в поджидавшую машину, бросал: «В наркомат!»

После капитуляции Японии вернулся в Москву Николай Герасимович Кузнецов. Счастливый, веселый. Галлер посмотрел на него с доброй улыбкой – хорош нарком и главнокомандующий ВМФ! Адмирал флота, Герой Советского Союза, молод еще и полон энергии, будет созидать Большой океанский флот! Он, Галлер, поможет ему во всем. Есть еще мысли, есть силы, многое хочется сделать. И, он уверен, Большой флот будет построен. Наркомсудпром, его заводы и конструкторские бюро – восстанавливаются, начинают подготовку к работам на недостроенных кораблях, к закладке новых. Много, очень много проблем, но они будут решены. А пока промышленность строит для флота корабли, тысячи матросов, старшин и офицеров можно готовить на том, что есть. В том числе на кораблях, полученных при разделе итальянского, немецкого и японского флотов. Несколько лет эти корабли еще послужат…

Суд неправый, суд без чести…

Конец сорок пятого… Лев Михайлович счастлив. Его страна, его Россия победила двух жестоких врагов. Конечно, потери народные неисчислимы. Города и села в руинах. Но если сумели восстановить экономику после гражданской, то неужто не сумеем сейчас? Война закончилась, а работы, забот отнюдь не убавилось. Скорее, прибавилось. Бороться за интересы Военно-Морского Флота с позиций государственных интересов, как понимал Лев Михайлович, приходилось даже больше, чем в военные годы. После войны появились какие-то иные приоритеты. Впервые, пожалуй, Галлер столкнулся с ними при обсуждении в Наркомате судостроения планов послевоенной программы Большого флота. Предложение наркома Кузнецова строить корабли по в корне переработанным или новым проектам было встречено неприязненно. Особенное неудовольствие вызывало предложение о скорейшем развертывании строительства авианосцев. Наркомсудпром смущало здесь многое – никогда такого не строили, нет еще самолетов авианосной авиации, необходимость иметь на корабле громадные запасы бензина… Судостроители предлагали доработать имеющиеся проекты эсминцев, крейсеров, линкоров, других кораблей – усилить зенитное вооружение, предусмотреть установку новых радиолокаторов и гидролокаторов. Основу же – конструкцию корпусов, энергетические установки, артиллерийское и минно-торпедное вооружение оставить, по существу, без изменений. Галлер спорил, отстаивал свою, с наркомом согласованную линию: как можно быстрее приступить к строительству авианосцев, ибо опыт второй мировой войны доказал, что теперь этот класс среди надводных кораблей – главный, что линкоры и тяжелые крейсера, если не отжили свое, то, скорее, служат ныне для сопровождения авианосцев, и без воздушного прикрытия линкор обречен на гибель. Целиком поддерживал Галлер и линию наркома на строительство эсминцев с универсальным главным калибром артиллерии – таким, чтобы можно было вести огонь и по кораблям, и по самолетам. «Мы согласны, – говорил Галлер судпромовцам, – получать от вас в ближайшие два-три, ну пусть четыре года достроенные эсминцы и легкие крейсера, те, для которых уже есть корпуса, машины. Но с 1950 года ВМФ должен получать корабли только новых проектов, не уступающих по тактико-техническим данным перспективным американским и английским…»

Нарком судостроения И. И. Носенко, человек волевой и прекрасный организатор промышленности, умел бороться за интересы своего ведомства. А интересы эти он понимал так, что для восстановления судостроительной промышленности нужно получить миллиарды. Получить же их можно лишь под серийное строительство кораблей; для ВМФ. Заводы его наркомата могут в короткий срок заложить десятки эсминцев довоенного, несколько улучшенного проекта «30», немало легких крейсеров также довоенного проекта «68», тоже улучшенного, в короткий, срок дать ВМФ сотни подводных лодок, боевых катеров. Затем, через некоторое время, возобновить строительство линкоров и тяжелых крейсеров. Параллельно можно разрабатывать новые проекты, с тем чтобы начать воплощение их в жизнь пятилетки через две.

Нарком Кузнецов и Галлер с такой направленностью в военном кораблестроении согласны не были. Понимали: за десять лет будут затрачены миллиарды, а ВМФ получит десятки, даже сотни кораблей, военно-технический уровень которых будет ниже, чем у американцев. Проект плана строительства Большого флота на 1946–1955 годы, предложенный Наркоматом ВМФ, обсуждался где-то на «верхних» этажах – в Оперативном бюро Совнаркома у Л. П. Берии, может быть, рассматривался и самим Сталиным. Николай Герасимович хмурился при упоминании фамилии Берии, ехать к нему отстаивать проект плана, составленный Наркоматом ВМФ, явно не хотел. Как-то сказал: «Любит царь, да не любит псарь». Галлер понял так: нарком надеется на хорошее отношение к нему Сталина, на возрождение довоенного его внимания к ВМФ. И на этой основе рассчитывает преодолеть противодействие Берии. В самом деле, разве не поймет Сталин, что в количественном отношении по кораблям флоты США и Англии не догнать. Тем более требует внимания качество… Вроде бы расчеты Кузнецова были логичны. Но логика и Сталин, логика и Берия – совместимы ли? Лев Михайлович вспомнил, как война выявила недостатки в конструкции корпусов эсминцев-«семерок», как после гибели эсминца «Сокрушительный» во время шторма, повреждений корпуса эсминца «Громкий» пришлось немало потрудиться, чтобы убедить: нет тут вредительства, корпус подкрепим… А ведь кто, как не Сталин и Жданов, способствовали разработке проекта «семерки» – эсминца, уступавшего в прочности корпуса знаменитым «новикам». Попробуй напомни об этом… Вот она и логика. И Лев Михайлович исподволь, боясь задеть самолюбие наркома, говорил о соблюдении осторожности во взаимоотношениях с Оперативным бюро. Возможно, кому-то не нравится хорошее отношение вождя к наркому ВМФ… Николай Герасимович улыбался, смешливо щурил глаз – не смел, мол, не смел его заместитель, все абы да кабы…

Начался первый послевоенный год. Флоты осваивали новые базы. Корабли за войну изношены, все требуют ремонта. Держать в строю трофейные итальянские, немецкие, японские корабли было непросто. Нет запасных частей, на немецких кораблях там, где у нас цветные металлы – железо, алюминий, трубопроводы разрушаются. И в таких условиях развертывали боевую подготовку, подтягивали дисциплину (кое-кто решил, даже среди офицеров, что с окончанием войны можно дать слабину), строили, ремонтировали, налаживали быт. Трудности можно преодолеть любые, тем более зная во имя чего. Но с первых месяцев 1946 года на душе у Льва Михайловича становилось все тревожнее. И не только из-за речи Черчилля, произнесенной в начале марта в Фултоне. Куда больше беспокоило его какое-то подспудное движение, кем-то инспирируемая работа не то против Наркомата ВМФ вообще, не то против Николая Герасимовича.

Началось, пожалуй, еще в 1944-м, когда в отсутствие наркома Кузнецова вдруг вышло постановление Совнаркома о переезде Наркомата ВМФ в новое помещение. С Антипьевского, обжитого и приспособленного с довоенных лет, в Козловский переулок. Год пришлось перестраивать здание, весной 1945-го переезжать. Зачем это было делать, Галлер так и не понял. Похоже, чтобы вызвать наркома на конфликт. Лев Михайлович тогда просил Николая Герасимовича извинить его: не смог отстоять, но и советовал, чтобы нарком не пытался просить Сталина изменить решение – поздно уже. Кроме того, он уже был у заместителя Сталина по Наркомату обороны Н. А. Булганина и получил решительный отказ.

Однако Н. Г. Кузнецов попытался добиться отмены решения Совнаркома, но это не удалось. Правда, в результате хлопот наркома ВМФ Сталин приказал выделить взамен отобранного другое здание, что не было предусмотрено в решении Совнаркома. «Булганин взбесился и, придя в свой кабинет, пообещал при случае вспомнить» [284]284
  Правда. 1988. 29 июля.


[Закрыть], – пишет Н. Г. Кузнецов.

В январе сорок шестого все было куда серьезнее; хлопотный переезд, в конце концов, пустяк. Началось со звонка Поскребышева – пусть нарком позвонит товарищу Сталину. Н. Г. Кузнецов вспоминает сказанное тогда Сталиным: «„Мне кажется, Балтийский флот надо разделить на два флота“, – неожиданно начал он. Я попросил два-три дня, чтобы обдумать это предложение. Он согласился»[285]285
  Кузнецов Н. Г. Накануне. С. 278.


[Закрыть]. Нарком немедленно пригласил Галлера и начальника ГМШ адмирала С. Г. Кучерова (В. А. Алафузов с апреля 1945 года возглавлял Военно-морскую академию). Все тщательно взвесили… Мнение было единым – разделение КБФ на два флота не вызывается необходимостью. Когда Кучеров вышел, Галлер сказал: «Николай Герасимович, а нужно ли копья ломать? Приспособимся. Не зря, похоже, все это затеяно…» Но нарком опять-таки отнес предупреждение своего заместителя на счет его чрезмерной осторожности. Н. Г. Кузнецов пишет: «…я доложил И. В. Сталину мнение моряков: Балтийский морской театр по своим размерам невелик, поэтому на нем целесообразнее иметь одного оперативного начальника…» [286]286
  Там же.


[Закрыть]

Вернувшись из Кремля, нарком зашел к Галлеру: «Лев Михайлович, доложил наше мнение. Сталин ничего не ответил, но явно недоволен – видно, ожидал другого».

Через неделю А. А. Жданов, продолжавший оставаться членом Военного совета Наркомата ВМФ, предложил Кузнецову собрать совещание, чтобы вновь обсудить вопрос о разделении КБФ на два флота. А. А. Жданов почему-то приехал вместе с А. И. Микояном. Долго обсуждали все «за» и «против» разделения. Льву Михайловичу показалось, что Жданов хочет единодушного одобрения сталинского «мне кажется». Кучеров помалкивал, но Н. Г. Кузнецов был непреклонен. «Все моряки были согласны со мной, кроме Исакова, хотя и тот только „воздержался“», – вспоминает нарком[287]287
  Там же. С. 279.


[Закрыть]. Галлер поддержал его, хотя чувствовал: нарком играет с огнем. В конце совещания Николай Герасимович сказал, что наркомат наилучшим образом выполнит приказание о создании на Балтике двух флотов, если таковое будет. Однако он просит разрешения еще раз доложить Сталину о том, что делать это нецелесообразно.

«На следующий день, – вспоминает Н. Г. Кузнецов, – меня и моих заместителей, И. С. Исакова, Г. И. Левченко и С. Г. Кучерова, вызвали в кабинет Сталина. Едва мы вошли, я понял: быть грозе. Сталин нервно мерил шагами кабинет. Не спросив нашего мнения, не выслушав никого из нас, начал раздраженно:

– За кого вы нас принимаете?..

На меня обрушился далеко не вежливый разнос»[288]288
  Правда. 1988. 29 июля.


[Закрыть]. «Я остался на своих позициях, будучи глубоко убежденным в своей правоте. Исаков молчал. Микоян сослался на него и сказал, что Исаков за предложение Сталина» [289]289
  Там же.


[Закрыть]. «Я не выдержал:

– Если не пригоден, то прошу меня снять…

В кабинете воцарилась гробовая тишина. Сталин остановился, посмотрел в мою сторону и раздельно произнес:

– Когда надо будет, уберем» [290]290
  Кузнецов Н. Г. Накануне, С. 278–279.


[Закрыть].

12 февраля 1946 года КБФ был разделен на два флота – 4-й и 8-й ВМФ. Следствием всей этой истории было назначение И. С. Исакова с 11 февраля начальником Главного морского штаба. При этом он остался и первым заместителем наркома ВМФ. В то же время были наказаны некоторые из тех, кто не поспешил проголосовать за сталинское «мне кажется». Так, начальник ГМШ адмирал С. Г. Кучеров назначается командующим Каспийской военной флотилией – явное понижение по службе.

В те дни, анализируя происшедшее, Лев Михайлович думал, что против наркома кто-то и зачем-то ведет нечестную игру, цель которой вызвать против него недовольство Сталина. И по всей видимости, Кузнецов проигрывает. Вождь злопамятен и не терпит возражений. Вернее, терпит, но в крайнем случае. Но нынче не крайний случай, война позади… И Галлер ждал следующего удара по ВМФ.

Через несколько дней нарком приехал с совещания в Кремле взволнованным, вызвал Галлера к себе я сказал: «Товарищ Сталин поставил вопрос об упразднении Наркомата Военно-Морского Флота. Генштабу приказано доложить свои соображения по этому поводу правительству, я попросил дать нам время, чтобы обсудить этот вопрос в наркомате, в ГМШ…»

Доклад составили за сутки, В руководстве ВМФ не было разногласий в том, что «современные операции действительно требуют совместного участия различных видов и родов Вооруженных Сил и управления ими из одного центра»[291]291
  Кузнецов Н. Г. Накануне. С. 276.


[Закрыть]. Не было и серьезных сомнений в целесообразности объединения Наркоматов обороны и Военно-Морского Флота. Однако в докладе, который подписал Н. Г. Кузнецов, указывалось, что каждый вид Вооруженных Сил должен иметь достаточную самостоятельность. Так, возглавляющий ВМФ должен иметь широкие права. Например, право обращаться самостоятельно, минуя Наркомат обороны, в правительство и другие наркоматы. Как вспоминает Н. Г. Кузнецов, в докладе также предлагалось рассматривать Генштаб как единый высший оперативный орган, в ведении которого находились бы «все оперативные проблемы, планирование развития боевых сил и средств на случай возможной войны»[292]292
  Кузнецов Н. Г. Накануне. С. 277.


[Закрыть]. Проблемами войны на море должен был заниматься Главный морской штаб.

Доклад своевременно направили Сталину. Но участия в. обсуждении и этого доклада, и доклада Генштаба Н. Г. Кузнецов не принимал. Уже 25 февраля был образован Наркомат Вооруженных Сил, а Наркомат ВМФ упразднен… С 15 марта того же года, с переименованием наркоматов в министерства, появилось Министерство Вооруженных Сил.

Вызывалось ли, однако, в то время необходимостью упразднение Наркомата ВМФ? Приступали к строительству Большого флота, осваивались и строились новые военно-морские базы. Учитывая неизбежные трудности прохождения этажей бюрократической лестницы при решении любого вопроса, упразднение Наркомата ВМФ в тот период не помогало, а затрудняло работу. Вероятно, это понял Сталин. Ровно через четыре года, день в день, 25 февраля 1950 года было образовано Министерство Военно-Морского Флота…

Было ли, однако, упразднение Наркомата ВМФ лишь следствием сталинского неудовольствия строптивостью Н. Г. Кузнецова и некоторых его подчиненных? Не было ли это частью целенаправленной политики «приструнивания» руководящих военных кадров, начавшейся после войны? Пожалуй, началом проведения этой линии было подчинение Л. П. Берии в 1943 году особых отделов Красной Армии и Военно-Морского Флота. Это был принципиальный шаг: отныне ведомство Берии, а через него, разумеется, Сталин могли лучше контролировать армию и флот, их руководящие кадры. Это был лишь зачин, главное началось после Победы. В марте 1946 года, т. е. в одно время с описываемыми выше событиями в ВМФ, маршала Г. К. Жукова переводят с поста главнокомандующего Группой советских войск и главноначальствующего советской военной администрации в Германии. Он назначается главнокомандующим Сухопутными войсками и заместителем министра Вооруженных Сил. Но ненадолго – уже в июле командует войсками Одесского военного округа. И тогда же, в марте, министром Вооруженных Сил становится Н. А. Булганин. Ему присваивается звание генерала армии, а через год бывший председатель Моссовета и правления Госбанка, в войну член военных советов фронтов, получает полководческое звание Маршала Советского Союза.

Маршал Г. К. Жуков писал о нем: «Булганин очень плохо знал военное дело и, конечно, ничего не смыслил в оперативно-стратегических вопросах».

Казалось, что с упразднением Наркомата ВМФ ничего не изменилось. Так же как и раньше, работал Главный штаб, управления ВМС, которыми руководил заместитель главнокомандующего ВМС по кораблестроению и вооружению Л. М. Галлер. Труднее приходилось главкому ВМФ Н. Г. Кузнецову. Многие вопросы, которые он раньше решал, обращаясь в правительство, требовали теперь предварительного рассмотрения министра Вооруженных Сил или его заместителей. Однако нужная работа на флотах шла, а утвержденный Верховным Советом Закон о пятилетнем плане восстановления и развития народного хозяйства СССР на 1946–1950 гг. гласил: «Увеличить судостроение в 1950 г. вдвое по сравнению с 1940 г. Обеспечить строительство сильного и могучего флота».

На заводах судостроительной промышленности возобновились работы на недостроенных легких крейсерах я эсминцах, строились подводные лодки, тральщики и катера…

Как и прежде, Лев Михайлович работал много, лишь изредка вырываясь на часок-другой проведать сестер. Дома ночевал редко. Режим работы, установившийся еще до войны, оставался прежним: рабочий день начинался где-то около полудня, обедали в восемь – десять вечера, отдыхали с трех-четырех утра. Распорядок был «под Сталина» – говорили, что у него бессонница, ночью не спит. Николай Герасимович попытался после войны несколько изменить сложившийся режим, начал отпускать из наркомата офицеров в полночь. Но однажды позвонил ночью Сталин, а нарком был на даче. Кузнецова немедленно связали по телефону с Кремлем, но Сталин был недоволен. И все вернулось «на круги своя». Так что свободным было утро, да еще после войны стали соблюдаться, как правило, выходные дни.

Если Лев Михайлович ночевал у себя в кабинете, то перед сном частенько вынимал из чехла стоявшую за книжным шкафом виолончель. Теперь не война – кому он помешает ночью? Как он любил ее сочный, бархатный, певучий звук! И вот в томительную тишину здания на Козловском входят певучие звуки «Дон Кихота» Штрауса или увертюры к «Вильгельму Теллю» Россини… Ночуя и в кабинете на Козловском, и дома на Якиманке – на улицу Димитрова пришлось переехать в конце войны, дом в проезде Серова забрало ведомство Берии, – Лев Михайлович всегда вставал рано.

Впрочем, на Козловском нужно было иметь крепкий молодой сон, чтобы не проснуться от пронзительных голосов уборщиц, начинавших спозаранку уборку. Женщины были полны благих намерений, временами слышалось: «Тише, Лев Михайлович отдыхает!» Но потом снова в полный голос начинались пересуды о последнем столкновении в коммунальной квартире («Я ей прямо сказала…»), о ценах на рынке («Это надо же – картошка пять рублей!») и последних выдачах по карточкам, о письмах от родичей, которых война разбросала по стране. Лев Михайлович делал несколько гимнастических упражнений по Мюллеру – тех, которым его научил еще отец в Очакове, принимал холодный душ, тщательно брился. Он открывал окно на улицу – хорошо, когда свежий, холодный воздух, выходил в коридор и здоровался с уборщицами. Они его любили: каждую называет по имени и отчеству, помнит их рассказы про семейные беды (прославленная галлеровская память не подводила и тут), уважали. И чувствуя в нем какую-то подлинную доброту, расположенность, человечность, совершенно не стеснялись и спрашивали обо всем, что было интересно. Н. Д. Выжеватов, отважно воевавший в морской пехоте под Ленинградом и ставший после выхода из госпиталя в 1943 году адъютантом у Л. М. Галлера, слышал однажды, как уборщицы спрашивали: «Лев Михайлович, скажите, вы вот еще такой интересный, а неженатый. Неужто никогда не женились? Почему это?» И Галлер, посмеиваясь, чуть смущенно отвечал! «Не пришлось, сударыни, не пришлось…»

Если же ночевал дома, то непременно, тоже встав рано, пил с сестрами кофе, слушая их рассказы о московских новостях, новинках литературных и театральных, последних симфонических концертах, на которых они побывали. А Тоня еще хвасталась приобретенной у букинистов книжкой, каким-нибудь раритетом – сборничком Блока, Ахматовой или Белого, Кузмина или Анненского. Любовь сестер к поэзии первой четверти века оставалась неизменной.

В выходные дни Лев Михайлович иногда выезжал с сестрами за город. Шофер останавливал большую, блестевшую черным лаком машину на опушке леска. Час-другой гуляли, вспоминали былое – дачу в Павловске, прогулки к Мцхета, когда жили в Тифлисе… Затем обратно в Москву. Лев Михайлович завозил сестер домой – и на службу. Работал он и в выходные дни. Очень много бывает работы, если хочешь, чтобы было все лучше… Но случалось, что в воскресенье после завтрака Галлер отправлялся в обход по книжным магазинам – по букинистическим, в книжный на площадь Мира, где просматривал каталоги и заказывал все, что находил интересным.

В выходные у себя в кабинете на Козловском работалось спокойно, ничто не мешало. Можно было обдумать и сделанное за прошедшую неделю, прочитать или хотя бы просмотреть стопку книг и журналов, которыми не успел заняться ранее. Вот так однажды в летний день сорок шестого он понял, что нужно подумать о применении внутриядерной энергии для движения кораблей. Из сообщения в прессе США явствовало, что для их флота что-то по этой части делается. Он встал из-за стола, в возбуждении зашагал по кабинету. Надо поговорить с Исаченковым, надо получить информацию от Академии наук – что думают наши физики. Или без Берии не обойтись? Лев Михайлович знал: атомный проект – наш вариант американского манхэттенского – ведет Берия. Все в его руках…

В понедельник Галлер вызвал Исаченкова… В последний день сентября сорок шестого Н. Г. Кузнецов направил генералиссимусу И. В. Сталину письмо по вопросам, связанным с защитой от ядерной бомбы и применению внутриядерной энергии. В нем говорилось, что ВМФ ведет исследовательскую работу по методам защиты от атомной бомбы, но, видимо, она идет параллельно соответствующим исследованиям в Академии наук СССР. Возможно, что-то делается и в других видах Вооруженных Сил. Не следует ли, ставил вопрос главком ВМФ, создать для этого специальный руководящий орган в Министерстве Вооруженных Сил? Далее в письме отмечалось, что исследования по внутриядерной энергии имеют для ВМФ особое значение. Н. Г. Кузнецов предлагал создать при главнокомандующем ВМФ специальный совет по противоатомной защите и «применению внутриядерной энергии для движения»[293]293
  ЦВМА, ф. 14, оп. 2, д. 8, л. 16.


[Закрыть] (курсив автора. – С. З.). И Кузнецову, и Галлеру казалось многообещающим создание нового вида энергетики для кораблей и особенно для подводных лодок.

За разработкой единого двигателя для подводных лодок (т. е. работающего и в надводном, и в подводном положении) Л. М. Галлер следил еще с довоенных лет. К осени 1938 года на опытовой подводной лодке был установлен двигатель конструкции талантливого инженера С. А. Базилевского, представляющий особый дизель, который мог работать и в подводном положении, используя жидкий кислород. Подводная лодка, на которой был установлен этот двигатель, успела до войны сделать несколько пробных выходов[294]294
  См.: Базилевский С. А., Дмитриев В. И. Краткая история советского подводного кораблестроения. С. 167.


[Закрыть]. Галлер также способствовал работе и других конструкторов в этом направлении. До войны началось строительство сверхмалой подводной лодки с единым двигателем конструктора В. Л. Бжезинского. Была спущена на воду в мае 1941 года и во время войны проходила испытания на Каспийском море подводная лодка с единым двигателем замкнутого цикла конструктора А. С. Кассацнера[295]295
  См.: Военно-исторический журнал. 1974. № 10. С. 85.


[Закрыть]. В конце войны в Германии наши войска захватили недостроенные опытные немецкие подводные лодки с единым двигателем конструктора Вальтера. Разработке единых двигателей для подводных лодок с учетом отечественного и немецкого опыта Галлер всячески содействовал. Лодки с единым двигателем значились в плане кораблестроения. Но внутриядерный двигатель открывал куда более заманчивые перспективы…

Л. М. Галлер как замнаркома по вооружению обращал все больше внимания на неизбежность коренных изменений, которые, вероятно, внесут в боевую деятельность флота атомные боеприпасы. Ведь если появилась атомная бомба, то завтра появятся и атомные торпеды… Значит, проекты кораблей должны учитывать воздействие компонентов атомного взрыва. Летом сорок шестого Лев Михайлович не раз говорил об этом с начальником Управления кораблестроения инженер-вице-адмиралом Н. В. Исаченковым, начальником Технического управления инженер-контр-адмиралом А. Н. Савиным, начальником Минно-торпедного управления контр-адмиралом Н. И. Шибаевым, начальником Артиллерийского управления контр-адмиралом В. А. Егоровым. Галлер задавал им вопросы, выслушивал ответы, снова спрашивал. Так постепенно он проверял свои мысли, готовился обобщить их в докладе главкому. Видимо пора, думал он, создавать какой-то документ, который определит требования к кораблю наступающей в военном деле новой эпохи.

Разумеется, Галлер продолжал держать бразды правления повседневной и перспективной деятельностью всех этих управлений. Начальников управлений, с их слабыми и сильными сторонами, Лев Михайлович знал превосходно, умел и направить работу каждого и спросить строго и нелицеприятно. Это были руководители, с которыми Галлер прошел все военные годы. Лишь В. А. Егоров возглавил свое управление в начале сорок второго да А. П. Савин принял Техупр ВМФ в самом конце войны – после гибели в авиакатастрофе талантливого своего предшественника инженер-контр-адмирала А. Г. Орлова. Удивительная стабильность руководящих кадров! Впрочем, Лев Михайлович, командуя флотом на Балтике, тоже старался пореже перемещать людей, не препятствуя, конечно, продвижению вверх по служебной лестнице. И Льва Михайловича радовало, что таких же взглядов придерживался Николай Герасимович – нарком, как он мысленно продолжал его называть. Действительно, чем дольше толковый человек (обязательно толковый и порядочный!) на должности, тем лучше работает, тем больше с него можно спросить. Вот и командующих флотами Кузнецов оставлял на своих местах, хотя всякое случалось, особенно в первые полтора года войны. Жаль только, что все еще не удалось предоставить Л. А. Владимирскому работу, достойную его больших организаторских возможностей и флотоводческого таланта. Лев Михайлович хотел бы видеть его в будущем на своем месте. Рано или поздно придется уступить дорогу адмиралу помоложе… А Владимирский настоящий моряк, честно прошел все ступени командования. Черноморский флот при нем действовал наступательно, умело, И немаловажно, что интеллигентен, умен, вежлив. Соединение этих качеств случается не столь часто…

Как-то осенним утром, перед службой, Лев Михайлович заехал к главкому на дачу. Воздух был уже холоден, всходило солнце на чистом, без туч, небе. Галлер вышел из машины, пошел по аллее к дому. Навстречу уже спешила Вера Николаевна, жена главкома: «Лев Михайлович, какой вы молодец, что приехали! Сейчас будем чай пить: а до этого мой потребовал грибы – вчера набрали! Представляете, утром – грибы! Но я жена дисциплинированная…» Она говорила что-то еще и быстро, о разном. Он уже не слушал, думал: счастливо сложилась жизнь у Николая Герасимовича! Стоит во главе флота великой державы, будет созидать Большой флот, океанский, с котором мечтали поколения российских военных моряков. И молод еще, и прекрасная семья – милая жена, сыновья. Здесь, в этом счастливом доме, Льва Михайловича оставляли мрачные думы, все чаще посещавшие его в последние месяцы. И прогуливаясь после завтрака с главкомом, прежде чем вместе ехать на Козловский, Галлер не стал тревожить Николая Герасимовича. Лишь сказал, что И. С. Исаков против того, чтобы настаивать на ускорении строительства авианосцев. Если Носенко не перебороть, получим авианосцы году к шестидесятому… А что такое ныне эскадра без авианосца? Николай Герасимович кивнул – согласен, будем действовать, флот нам нужен сбалансированный…

Осенью сорок шестого Лев Михайлович взял отпуск – впервые за довоенные и военные годы. Поехал на Юг, в Кисловодск, в санаторий, как рекомендовали врачи. Настоял главком, чуть ли не приказал. Заботливый адъютант Н. Д. Выжеватов толково разместил в купе вещи, принес несколько стаканов чая («Все выпьем, Лев Михайлович, еще не хватит!»), вынул пакет с вкуснейшими пирожками, испеченными женой-мастерицей. Лев Михайлович пил чай, похваливал пирожки и смотрел в окно, пока не стемнело – полустанки, деревушки, бедно одетые люди на станционных платформах, инвалиды в повидавших виды шинелях. Россия… Народ… Что нужно, чтобы народ был счастлив? Мир на границах – для этого сильная армия, сильный флот. Мир внутри страны.