Текст книги "Адмирал Л. М. Галлер
Жизнь и флотоводческая деятельность"

Автор книги: Сергей Зонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Требовалось принять решительные меры для защиты от магнитных мин кораблей ВМФ – надводных и подводных в первую очередь, а затем и судов торгового флота. Кроме того, флот не имел на вооружении специальных тралов для борьбы с магнитными минами, а необходимость в них была совершенно очевидна. Англичане такие тралы уже имели.

Еще с двадцатых годов Лев Михайлович интересовался научными исследованиями по техническим средствам обнаружения. Иностранные журналы печатали немало чепухи о всяких таинственных лучах, но было ясно, что во многих странах ведутся работы по обнаружению самолетов, кораблей и подводных лодок различными техническими средствами. Добиться скорейшего принятия на вооружение ВМФ новых приборов для обнаружения целей в воздухе, на воде и под водой Галлер также считал своей важнейшей задачей.

В конце 20—30-х годов в ПВО Красной Армии широкое применение нашли различные типы звукоулавливателей, иногда спаренных с прожекторами. Но применить их на кораблях для обнаружения самолетов и выдачи целеуказания зенитной артиллерии не представлялось возможным: мешал фон собственных шумов корабельных механизмов. Поэтому в 1934 году Л. М. Галлер проявил большой интерес к научно-исследовательским работам, которые велись под руководством Главного артиллерийского управления РККА (ГАУ), по обнаружению самолетов по их тепловому излучению. Вскоре, однако, выяснилось, что дальности теплопеленгации самолетов невелики. Тогда появилась мысль: нельзя ли использовать теплопеленгатор для обнаружения надводных кораблей? Коморси флагман флота 1 ранга В. М. Орлов предложил провести необходимые испытания на КБФ. Генерал-лейтенант М. М. Лобанов, в то время молодой военный инженер, возглавлявший группу по испытанию теплопеленгаторов, вспоминает свою первую встречу с командующим КБФ Галлером, «большим поклонником военной техники». С первых же минут разговора выяснилось, что Галлер знаком не только с принципом теплопеленгации, но и с разработками по этой части за рубежом. Он даже показал неизвестные до этого Лобанову публикации о теплопеленгации. «Я был настолько поражен его словами, – писал М. М. Лобанов, – что в первый момент не мог ничего ответить. Командующий флотом, видный морской военачальник – и такая осведомленность в вопросах, не имеющих, казалось бы, прямого отношения к его служебной деятельности. Каким же огромным должен быть диапазон знаний человека, чтобы он мог вот так свободно и непринужденно вести беседу о новейших технических проблемах!»[229]229
  Лобанов М. М. Мы – военные инженеры. М., 1977, С. 109.


[Закрыть]

Теплопеленгаторы тогда разместили на островном форту К, начали испытания, обнаруживая и сопровождая пароходы, подходившие к Кронштадту с запада. И тут выяснилось, что дальности обнаружения судов очень малы – каких-то 8–9 километров. Ученые и инженеры недоумевали: по расчетам должно быть больше. В июле, вспоминает М. М. Лобанов, на форт пришел на катере Л. М. Галлер. Он внимательно просмотрел протоколы испытаний и посоветовал Лобанову съездить в торговый порт и осмотреть трубы пароходов – основной источник испускаемого тепла. Оказалось, что трубы торговых судов имеют кожуха, экранирующие излучение… После этого Галлер выделил для проведения испытаний сторожевик и эсминец. И были получены для того времени отличные результаты: теплопеленгатор обнаруживал сторожевик на 14 километрах, эсминец – на 22! Потом по предложению Галлера теплопеленгатор испытали в море, установив на линкоре «Марат»…

Лев Михайлович помнил, что работы по созданию на флоте теплопеленгаторов для кораблей и береговых постов продолжаются. И в перечне дел, который он для себя составил, отметил: «Что с „Ураном“?» Так именовался образец корабельного теплопеленгатора. Стационарные береговые теплопеленгаторы БТП-36 к тому времени уже использовались на флотах.

С помощью теплопеленгаторов можно было обнаруживать лишь надводные корабли. Галлера осенью 1940 года больше занимало радионаблюдение – так тогда называлась радиолокация. Ему было известно о работах по обнаружению радиометодами самолетов, которые вели о начала 30-х годов ученые ЛЭФИ – Ленинградского электрофизического института и ЦРЛ – Центральной радиолаборатории. Командующий КБФ Л. М. Галлер через Николая Владимировича Алякринского, начальника НИИ военного кораблестроения, познакомился с лэфистами, занимавшимися радиообнаружением. Трудно было тогда решить, какой метод перспективнее для радиообнаружения: непрерывного излучения, которому отдавали предпочтение Ю. К. Коровин и Б. К. Шембель, или импульсного – сторонником его был М. Д. Гуревич. Начальник НИМИС – Научно-исследовательского морского института связи Аксель Иванович Берг, давний знакомый Галлера еще с той поры, когда он был штурманом на линкоре «Цесаревич», склонялся к импульсному методу. Но Берг просил Льва Михайловича поддержать перед В. М. Орловым его просьбу об ассигнованиях на работы по обоим направлениям. Галлер делал для этого все что мог в последний год командования КБФ, и после того, как стал заместителем коморси. Еще до отъезда в Москву, в 1936 году, Галлер ознакомился с результатами испытаний радиообнаружителя ЛЭФИ «Буря», модифицированного для обнаружения и самолетов и кораблей. Дальность его действия, к сожалению, оказалась малой: самолет обнаруживался лишь на 10–15 километрах, корабль на 3–5[230]230
  См.: Лобанов М. М. Начало советской радиолокации. М., 1975. С. 158.


[Закрыть]. Это была аппаратура с непрерывным излучением радиоволн. Но многое обещали работы по радиообнаружению и лаборатории И. В. Бренева в НИМИС. А. И. Берг и его институт были на пороге создания радиообнаружителя импульсного излучения. Но в 1937 году арестовали А. И. Берга и многих его сотрудников как «врагов народа»…

Уже будучи начальником ГМШ, Лев Михайлович в конце 1939 года внимательно изучил результаты испытаний станции радиообнаружения «Редут» около Севастополя. Испытаниями от ВМФ руководил А. Л. Генкин, которого Галлер помнил с середины 30-х годов слушателем Военно-морской академии, проходившим практику на сторожевике «Вихрь». Молодой инженер, призванный на флот после окончания ЛЭТИ, обратил тогда на себя его внимание не столь уж часто встречающимся умением ясно и кратко излагать самые сложные и проблемные технические вопросы, живым, ищущим умом. Вот и испытания «Редута» А. Л. Генкин провел быстро и организованно, получил интереснейшие результаты: станция, установленная на самом берегу моря, у высокого обрыва, обнаружила гидросамолет МБР-2, летевший на высоте шесть тысяч метров, на дальности около 150, а эсминец – на 20–25 километров[231]231
  Там же. С. 161.


[Закрыть]. Это было замечательно!

И Лев Михайлович высказал наркому Кузнецову свое мнение: радиообнаружитель, созданный ленинградскими учеными Ю. Б. Кобзаревым и А. И. Шестаковым, открывает блестящие возможности для ПВО флота. Но испытанный вариант береговой. И нужно спешно добиться изготовления подобной станции, пригодной для установки на кораблях. Для начала необходимо снабдить «редутами» линкоры и крейсера.

В апреле 1940 года НИМИ-С выдал заказ на разработку корабельного варианта радиообнаружителя «Редут» – «Редута-К». Галлеру предстояло проверить, как он выполняется, и попытаться ускорить поступление станции радиообнаружения на флоты для монтажа ни кораблях. Нужно было торопиться, чтобы не отстать: в ГМШ имелись сведения, что на кораблях британского флота с 1938 года началась установка радиообнаружителей самолетов.

Просматривая документы, представленные Управлением связи, Галлер убедился, что со средствами гидроакустического обнаружения дело обстоит несколько лучше, чем с радиообнаружением. На всех подводных лодках устанавливались шумопеленгаторы, с помощью которых следили за надводными и подводными кораблями. Хуже обстояло дело с шумопеленгаторами для противолодочных катеров: «слушать» с их помощью подводные лодки можно было, лишь застопорив ход. Работы же по созданию активного гидроакустического обнаружителя (потом они будут именоваться гидролокаторами) лишь разворачивались. И тут тоже следовало разобраться, помочь.

В течение тех нескольких суток, когда Галлер занимался ознакомлением с работой подчиненных ему управлений ВМФ, какое-то время было уделено боевым катерам – торпедным, противолодочным и артиллерийским. Почему замнаркома уделил им особое внимание, понятно. Развернув строительство катеров, можно было быстро усилить ВМФ на вероятных морских театрах военных действий – на Балтике и на Черном море. Наконец, строить боевые катера могли заводы, расположенные на реках.

В свое время, еще летом 1927 года, Галлер внимательно следил за испытаниями первого советского торпедного катера «Первенец» конструкции А. Н. Туполева. В 1928 году, когда он стал командиром дивизии линкоров, пришлось осваивать методы противокатерной обороны соединения на переходе морем, отражая учебные атаки первых советских серийных торпедных катеров типа «Щ-4». Потом на смену им пришли катера типа «Г-5», в том числе и управляемые по радио с самолета наведения. Катера «Г-5» и состояли в конце 1940 года на вооружении всех флотов. Но опыт боевой подготовки показал недостаточную их мореходность. На Тихоокеанском и особенно, на Северном флотах применять «Г-5» было сложно. Случалось, что штормовые волны выкидывали катера на берег. Для флотов океанских требовался торпедный катер большего водоизмещения. И Лев Михайлович пометил себе, что нужно знать, как идут испытания больших торпедных катеров со стальным и деревянным корпусом, сконструированных и построенных в Ленинграде. Следовало выяснить и положение дел с удивительными катерами конструктора В. И. Левкова.

С создателем первых в мире катеров на воздушной подушке Владимиром Израильевичем Левковым командующий КБФ Галлер познакомился в 1934 году. Будучи в Москве, вместе с коморси В. М. Орловым побывал на испытаниях двухместного катера «Л-2» на Переяславском озере. Оба флагмана тогда решили, что катера на воздушной подушке ожидает большое будущее. Затем катера В. И. Левкова испытывались в Копорской губе под руководством заместителя коморси П. И. Смирнова и Б. В. Никитина, комбрига торпедных катеров. Испытания продолжались в 1937 и 1938 годах, катера оказались замечательными: развивали скорость до 130 километров в час, выходили с моря на пологий берег и двигались над сушей. Но подводили моторы – перегревались[232]232
  См.: Никитин Б. В. Катера пересекают океан. Л., 1980. С. 86–88.


[Закрыть]. Доработка моторов, устранение других замечаний по катерам приостановились после ареста В. И. Левкова и его сотрудников как «врагов народа». Потом Левкова освободили, он продолжил свою работу. И Галлер записал в тетрадь: «Узнать, что с катерами Левкова».

Конечно, этим не ограничивался перечень дел, намеченный замнаркома Галлером вскоре после 15 ноября. Были в его планах и многие другие вопросы – по тем управлениям, о которых уже шла речь: по артиллерийскому, минно-торпедному, химическому, гидрографическому. Всего не перечислить…

По архивным документам видно, что Лев Михайлович энергично занялся делами. Уже было сказано, что в ноябре он докладывал на Главном военном совете (ГВС) НК ВМФ о кораблестроении. Тогда же заслушали сообщение о мерах по ускорению строительства торпедных катеров и обесшумливанию подводных лодок. На ГВС в декабре Галлер доложил о принятии на вооружение теплопеленгатора «Уран» и об установке головного образца на черноморском крейсере «Красный Кавказ»; в январе наступившего 1941 года – о строительстве катеров конструктора В. И. Левкова (до августа предстояло принять три боевых катера типа «Л-5», в июле три тренировочных типа «Л-9»; «Л-5» испытать, решить вопрос о передаче заводу в серию); об установке до 1 мая на линкоре «Парижская коммуна» 37-миллиметровых зенитных автоматов. В феврале он выступает после заслушивания на ГВС доклада начальника Артиллерийского научно-исследовательского института И. И. Грена. Галлер предложил ускорить разработку новых образцов орудий и снарядов…[233]233
  ЦВМА, ф. 14, oп. 47, д. 170, л. 5—78.


[Закрыть] И так изо дня в день, из месяца в месяц. Перечень докладов, которые делал он на военных советах, подписанных им приказов о принятии на вооружение новых орудий и мин, торпед и снарядов, новых приборов можно продолжить. А ведь за всем этим стояла громадная работа – замнаркома держал руку на пульсе всех подчиненных ему управлений. Для этого нужна была энциклопедичность знаний в военно-морской технике и оружии, та самая, которой восхищался генерал М. М. Лобанов, и всестороннее знание флота, которое дается годами жертвенного служения делу. Всем этим обладал Лев Михайлович Галлер. И невольно задумываешься: кто бы мог еще работать на этом посту с такой же отдачей, такой же эффективностью?

Галлер спешил выполнить все намеченное, запланированное. Не изменяя своей педантичности и вежливости, усиливал требовательность, немедленно принимал меры, если видел, что промышленность или его управления срывают установленные сроки. Спешил, потому что все более убеждался в близости войны с Германией. Приближение войны понимал, конечно, и Н. Г. Кузнецов. Пусть немцы раздают авансы, обещают золотые горы – продали недостроенный тяжелый крейсер «Лютцов» с обязательством ввести в строй на ленинградском заводе, для изучения опыта военного кораблестроения приняли на свои заводы на несколько месяцев группу инженеров во главе с наркомом судостроительной промышленности И. Ф. Тевосяном и начальником Управления кораблестроения ВМФ Н. В. Исаченковым, который должен был провести с немцами переговоры и заказать башни главного калибра артиллерии тяжелых крейсеров типа «Кронштадт». В пору, когда многие не осмеливались четко нацелить Вооруженные Силы на отпор гитлеровским агрессорам, нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов неустанно напоминал о повышении боевой готовности, выдвинул лозунг борьбы «за первый залп». 10 декабря 1940 года, выступая на расширенном заседании Главного военного совета НК ВМФ в присутствии всех командующих флотами и флотилиями, командного состава ГМШ и управлений ВМФ, он говорил: «…наиболее вероятным противником является ближайший, соседний. Этим следует руководствоваться»[234]234
  ЦВМА, ф. 14, оп. 47, д. 294, л. 30.


[Закрыть]. Это то, что мог сказать тогда нарком с трибуны. За соблюдением табу на высказывания о Германии, как политическом и военном противнике, следили люди Берии, сменившего исчезнувшего Ежова. В разговорах же наркома с командующими и начальниками штабов флота Германия прямо называлась противником, к боевым действиям против которого надлежит готовиться. И флоты соответственно планировали военные игры и учения, отрабатывая, например, боевые действия по обороне островов Моонзундского архипелага на Балтике и полуострова Рыбачий на Севере. Скоро все это пригодилось…

В январе замнаркома Галлер побывал в Ленинграде вместе с начальником Артиллерийского управления ВМФ, проверяя готовность заводов к производству новых образцов орудий – 406-миллиметровых для линкоров, 305-мм для тяжелых крейсеров, 152-мм для новых легких крейсеров типа «Чапаев», линкоров и тяжелых крейсеров (как вспомогательный калибр). Все было готово, к концу 1941 года орудия должны начать поступать на судостроительные заводы. Но Лев Михайлович думал и о перспективе. Он интересовался начавшейся разработкой универсальной спаренной 130-миллиметровой башенной установки. Галлер xoтел, чтобы в дальнейшем такие башенные установки были приняты как главный калибр на эсминцах и лидерах новых проектов. Будучи универсальными, они могли вести огонь и по самолетам, и по надводным кораблям, и по берегу. В этом случае противовоздушная оборона кораблей резко усиливалась. В США и в Англии уже были приняты на вооружение кораблей такие орудия, нам же еще предстояла длительная работа. И Галлер приказал И. И. Грену ускорить разработку и изготовление опытового образца. Конечно, результат мог быть получен еще не скоро. Поэтому в первые месяцы нового года замнаркома главное внимание уделял производству 37-миллиметровых зенитных автоматов. Дважды в месяц ему докладывали, сколько зенитных aвтоматов получено от промышленности, сколько и на какой флот отправлено для монтажа на кораблях. Галлер надеялся, что к концу года все корабли класса сторожевика и выше получат на вооружение зенитные автоматы.

До конца года… Но в феврале Галлер читал в разведсводках о появлении в Болгарии и Румынии офицеров германского флота, о начавшемся под их руководством строительстве береговых батарей близ Бургаса и Констанцы. Как-то после заседания Главного военного совета Кузнецов и Галлер заговорили с Ждановым о военных приготовлениях немцев на Черном море, напомнили о странной задержке с поставками из Германии для недостроенного крейсера «Петропавловск» (бывшего «Лютцова»). Николай Герасимович прямо сказал, что немцы ведут себя подозрительно и пора, видимо, принимать меры предосторожности. Но Жданов в ответ решительно утверждал, что немцы завязли на Западе, и нам можно спокойно заниматься своими делами[235]235
  См.: Кузнецов Н. Г. Накануне. С. 295.


[Закрыть]. 7 февраля П. Г. Кузнецов письменно доложил Сталину о прибытии в Болгарию немецких военных специалистов, орудий для береговых батарей, зенитных пушек. Однако ни указаний, ни разрешения на свободу действий по усилению боевой готовности ВМФ не получил[236]236
  См.: Москва. 1988. № 5. С. 469.


[Закрыть].

Тревожные донесения военно-морского атташе в Берлине М. А. Воронцова и Разведуправления ВМФ все больше беспокоили руководство наркомата – Н. Г. Кузнецова, И. С. Исакова, Л. М. Галлера. Тем более что так и не были решены многие важнейшие оперативные вопросы по взаимодействию Прибалтийского и Ленинградского военных округов с Краснознаменным Балтийским и Северным флотами. По указанию наркома ВМФ в 1940 году под руководством Галлера был создан и представлен в Генштаб документ, конкретизирующий порядок взаимодействия округа и флота. Но он не был тогда утвержден Генштабом, т, е. остался обязательным лишь для флотов. Правда, в феврале 41-го появилась директива Генштаба о взаимодействии ВМФ и сухопутных войск, но она носила общий характер[237]237
  См.: Морской сборник. 1975. № 7. С. 29.


[Закрыть]. В то же время требовали четкого согласования вопросы обороны Моонзундского архипелага, Либавской военно-морской базы и ряд других. Надеясь на благотворность личных контактов, Н. Г. Кузнецов не раз приглашал наркома обороны С. К. Тимошенко на совещания Главного военного совета НК ВМФ, когда на нем присутствовали командующие флотами. Маршал каждый раз благодарил, обещал приехать, но так ни разу и не побывал в Наркомате ВМФ[238]238
  См.: Кузнецов Н. Г. Накануне. С. 298–299.


[Закрыть]. А приглашали его на заседания, на которых решались важные оперативные вопросы. После замены К. А. Мерецкова на посту начальника Генштаба Г. К. Жуковым взаимосвязи по линии высших штабов ухудшились.

В марте нарком ВМФ, начальник ГМШ и замнаркома по кораблестроению и вооружению собрались, чтобы составить для представления в ЦК ВКП(б) план организационных мероприятий ВМФ на 1941 год[239]239
  ЦВМА, ф. 14, оп. 47, д. 1, л. 20.


[Закрыть]. После обсуждения включили важнейшее: ввод в строй новых кораблей и береговых батарей, усиление ПВО баз и кораблей за счет 353 истребителей новых типов и установки радиообнаружителей «Редут» и «Редут-К». Получалось, что выполнение мероприятий в основном приходится на вторую половину года. Лев Михайлович рассказал флотский анекдот: Николай Иванович Паттон, начальник 2-й бригады линкоров на Балтике, с мичманских времен всегда ходил в отпуск в первой половине года. А в 1914 году, уже будучи командиром эсминца, поддался уговорам жены и согласился отложить отпуск – поехать в августе в Ниццу. А тут война! Говаривал: «Еще раз меня так не проведут! Кончится мировая – отпуск опять буду брать в первую половину года». Николай Герасимович усмехнулся: «Не пойти ли нам в отпуск в первой половине года?»[240]240
  Кузнецов Н. Г. Адмирал Л. М. Галлер. С. 91.


[Закрыть].

В отпуск никто из них, конечно, не пошел. Работали и зимой, и весной с исключительным напряжением; и руководство, и ГМШ, и управления. Будто знали, что мирного времени осталось совсем немного. Но не знали – чувствовали. Впрочем, не все. Лев Михайлова все не мог привыкнуть к беспорядку, халатности, невыполнению положенного, недостатку простой порядочности. Как недоставало организованности и профессионализма у заменивших тех, кто навсегда исчез с ярлыком «враг народа». Галлер убедился в этом, побывав с проверками на Балтийском и Северном флотах.

Об итогах инспекторской проверки СФ, принятых меpax, в результате которых одни корабли уже вступил в строй, другие заканчивали ремонт, о передаче завода Главсевморпути флоту Галлер доложил на Главном военном совете Наркомата уже 18 июня. Слишком много у наркома и его заместителей было неотложных дел во второй половине мая – первой половине июня. Дважды, например, разбирались с ходом работ по размагничиванию, принимали решение оборудовать в течение 1941 года все корабли противоминными устройствами ЛФТИ, создать на флотах контрольно-измерительные стенды.[241]241
  См.: Ткаченко Б. А. История размагничивания кораблей Советского Военно-Морского Флота. С. 45.


[Закрыть] В эти же недели ГМШ готовил на подпись наркому приказ о срывах и «неудачном проведении» тактических учений на Черноморском флоте, плохой постановке там разведки… Это было текущее, еще от мирной жизни.

Но уже стало ясно, что нельзя медлить с мероприятиями для сбережения кораблей, флотов в целом от неожиданного удара немцев. Вернувшись в Москву из Мурманска, Галлер сразу же приехал в наркомат, зашел к оперативному дежурному ГМШ, посмотрел дислокацию кораблей на Балтике и Черном море. В Либаве по-прежнему стояли корабли отряда легких сил, которым командовал В. П. Дрозд, два крейсера – «Киров» и «Максим Горький», два дивизиона эсминцев. Да еще там же бригада подводных лодок. А до границы – несколько десятков километров, рукой подать до немецких аэродромов в Восточной Пруссии. Опасно… Это давно беспокоило наркома ВМФ. В тот же день, когда вернулся Галлер, Н. Г. Кузнецов созвал Главный военный совет, пригласил присутствовать А. А. Жданова. Николай Герасимович поставил вопрос о немедленном перебазировании кораблей из Либавы в Рижский залив[242]242
  ЦВМА, ф. 14, оп. 47, д. 293, л. 152.


[Закрыть]. Все члены Совета его поддержали, но Жданов сказал, что нужно доложить Сталину. Говорить же со Сталиным об этом отказался. 24 мая 1941 года нарком направил Сталину письмо с просьбой разрешить перебазирование, но ответа все не было. Наконец ему удалось доложить Сталину лично и получить устное согласие. Отряд легких сил и бригада подводных лодок немедленно перешли в Устъ-Двинск. В те же дни в сопровождении эскорта был переведен из Таллинна в Кронштадт линкор «Марат», второй линкор – «Октябрьская революция» остался в Таллинне.

Конечно, получение разрешения Сталина было удачей. Отдай такое приказание нарком сам, и не известно, чем бы это кончилось. Ведь после обстрела немецких самолетов над Либавой Кузнецов был вызван к Сталину, принявшему его в присутствии Берии. Нарком получил строгий выговор и указание немедленно отменить приказ об открытии огня по нарушителям. 1 апреля ГМШ дал на флоты директиву: «Огня не открывать, а высылать свои истребители для посадки противника на аэродромы»[243]243
  Кузнецов Н. Г. Накануне. С. 314.


[Закрыть]. Но и после этого Н. Г. Кузнецов делал все, чтобы поднять боевую готовность флотов. Так, были форсированы работы по установке береговых батарей, для чего разрешалось монтировать орудия на временные деревянные основания, ускоренно, даже с мелкими недоделками, принимались новые корабли, подводные лодки и катера. И боевой состав флотов пополнялся: всего за первую половину 1941 года было принято от промышленности 9 эсминцев, крейсер «Молотов», 6 подводных лодок, 2 тральщика, 16 катеров-охотников за подводными лодками, 5 торпедных катеров, 15 катерных тральщиков…[244]244
  См.: Боевой путь Советского Военно-Морского Флот р. М., 1988. С. 139.


[Закрыть]

Стратегической внезапности, как известно, не было: в Москве понимали, что война с Германией будет. Хотя Сталин, вероятно, пытался себя уверить, что в ближайшие месяцы ничего не произойдет. Несмотря на обращения к нему наркома обороны С. К. Тимошенко и начальника Генштаба Г. К. Жукова, он не разрешал провести хотя бы частичную мобилизацию.

Следовало лишить противника и внезапности тактической. И нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов заслужил глубокое уважение и признательность современников и потомков тем, что Военно-Морской Флот встретил начало войны в необходимой боевой готовности.

Шли последние десять предвоенных дней. «Я видел И. В. Сталина 13 или 14 июня, – вспоминает Н. Г. Кузнецов. – То была наша последняя встреча перед войной. Доложил ему свежие разведывательные данные, полученные с флотов, сказал о большом учении на Черной море, о том, что немцы фактически прекратили поставки для крейсера „Лютцов“. Никаких вопросов о готовности флотов с его стороны не последовало»[245]245
  Кузнецов Н. Г. Накануне. С. 321.


[Закрыть]. Ничего не сказал Сталин наркому ВМФ и о тех предупреждениях о нападении Германии на СССР в ближайшие дни, которые поступали в Москву из самых разных источников.

Но нарком ВМФ и так понимал – нужно действовать. О необходимости повысить оперативную готовность «западных» флотов в эти дни с Н. Г. Кузнецовым не раз говорили Л. М. Галлер и В. А. Алафузов, наверняка к ним присоединился бы и начальник ГМШ И. С. Исаков, убывший в Севастополь для контроля совместных учений Черноморского флота и Одесского военного округа, 14 июня газеты опубликовали сообщение ТАСС о дружественных отношениях между СССР и Германией. Как известно, многие в Красной Армии и ВМФ, привыкшие уже считать, что все, что из Москвы – есть указание «самого», решили – беспокоиться нечего. «Сталин знает…» Но в Наркомате ВМФ думали иначе. Н. Г. Кузнецов уже знал, что У. Черчилль и Ф. Д. Рузвельт прислали телеграммы, предупреждающие о возможном нападении Германии на СССР[246]246
  См.: Москва. 1988. № 5. С. 174.


[Закрыть]. 19 июня нарком перевел на оперативную готовность № 2 Краснознаменный Балтийский и Северный флоты. Черноморский флот, по случаю учений, уже был в оперативной готовности № 2. Готовность его осталась прежней и после окончания учений 20 июня, когда корабли вернулись в свои базы.

В последние дни перед войной Льву Михайловичу казалось, что воздух, как перед грозой, насыщен электричеством. Кто знает, может быть, когда-нибудь ученые и откроют, что высшее нервное напряжение сему способствует… 21 июня вечером, около 21 часа, Галлер зашел к наркому. Н. Г. Кузнецов вспоминает, что Лев Михайлович «заговорил о напряженной обстановке, о готовности флотов»[247]247
  Кузнецов Н. Г. Накануне. С. 327.


[Закрыть]. Нарком вышел из-за стола, подошел к карте Балтики, висевшей на стене. «Лев Михаилович около восемнадцати обзвонил флоты, приказал командному составу быть на местах. Так-то лучше… И только что от меня ушел Воронцов. Он сегодня приехал из Берлина. Говорит с абсолютной уверенностью: нападения надо ждать в ближайшие часы. Незадолго перед выездом в СССР он получил еще одну информацию через Бека, бывшего главного раввина в Берлине: немцы перейдут западную границу 21–24 июня…»[248]248
  ЦВМА, ф. 14, оп. 47, д. 1, л. 652.


[Закрыть]

Галлер согласно кивнул головой: «Да, Николай Герасимович, это война. А „Октябрьская революция“ все еще в Ревеле, на открытом рейде…»

Нарком и Галлер поговорили о Либавской базе – ее опасной близости к Восточной Пруссии, о текущих делах. Около 22 часов Галлер ушел, предупредив, что будет работать в своем кабинете. И действительно, заставив себя не думать о том, что будет в ближайшие часы, он сел за стол, раскрыл папку с документами по размагничиванию кораблей, недовольно покрутил ус. Медленно, слишком медленно идут работы. И еще не решен вопрос, кто поставит флоту километры необходимого кабеля…

…Вдруг позвонил оперативный дежурный ГМШ – нарком просил передать, что вызван к Тимошенко. С ним пошел Алафузов.

Лев Михайлович сложил документы в папку, убрал в сейф… Что-то случилось? Он подошел к окну – тепло! Вышел из кабинета и сразу же увидел бегущего Алафузова. Полный, всегда несколько медлительный в движениях контр-адмирал бежал! «Нарком приказал: всем флотам готовность один», – сказал он не останавливаясь.

Не раз проверенный механизм штабной службы действовал безотказно. Через считанные минуты в Полярное, Таллинн и Севастополь по телеграфу и по радио в адрес командующих флотами ушли условные сигналы, означавшие немедленный переход флота на оперативную готовность № 1. Вскоре вернулся из Наркомата обороны Н. Г. Кузнецов, из своего кабинета связался по телефону с командующими КБФ В. Ф. Трибуцем и СФ А. Г. Головко, начальником штаба Черноморского флота И. Д. Елисеевым (командующий флотом Ф. С. Октябрьский находился за городом на даче) и приказал немедленно привести флоты в оперативную готовность № 1. «Машина завертелась, – сказал он Галлеру. – Давайте прикинем, что за сюрпризы преподнесут нам немцы».

Особенно беспокоило наркома, конечно, положение дел на Балтике. Об этом и шел разговор между нам и Галлером. Стоя у карты обсудили, какие у КБФ силы, их возможности, дислокацию. А с флотов поступали доклады о приведении в полную боевую готовность. Последним в 4 ч 25 мин перешел на готовность № 1 Северный флот, первым, около 2 ч, Черноморский. Одновременно с ЧФ перешла в готовность № 1 Дунайская флотилия. В 3 ч 15 мин 22 июня командующий Ф. С. Октябрьский доложил наркому о воздушном налете врага на главную базу Черноморского флота – Севастополь. Война началась.