Текст книги "Адмирал Л. М. Галлер
Жизнь и флотоводческая деятельность"

Автор книги: Сергей Зонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)

Гардемарину Галлеру кажется, что государь и сам прекрасно знает социальные проблемы России; 12 декабря издается царский указ с обещаниями реформ.

9 января ротные командиры объявляют, что нынче кадетам отпусков в город не будет. Полковник Анцев собирает старших гардемарин, чтобы рассказать о событиях в столице. Из сказанного им понять что-либо трудно. Будто бы под предводительством некоего священника Гапона многие тысячи рабочих и их жены направились к Зимнему дворцу, дабы принести жалобы государю на тяжкие условия жизни. Но злоумышленники (Анцев делает многозначительную паузу) воспрепятствовали мирному течению шествия, войска открыли огонь…

Несколькими днями позже Галлер, отпущенный в город из корпуса, узнает из рассказов родственников и из газет о чудовищных событиях 9 января, о сотнях убитых и тысячах раненых, обагривших своею кровью мостовые Петербурга. О забастовках, охвативших заводы и фабрики города. «Как бы не оказалась поколебленной извечная вера русского простолюдина в доброго царя-батюшку», – бурчит дядюшка Оскар. Но Лев Галлер наивно полагает, что происшедшее, при всем ужасе гибели безвинных, лишь следствие нераспорядительности и ошибок ответственных лиц, таких, как командующий Петербургским военным округом и гвардией великий князь Владимир Александрович. Конечно, в народ стрелять не следовало…

Прошло много лет, прежде чем Галлер понял: в те дни 1905 года действительно главное из происходящего, определявшее ход истории и тем самым и будущее России, казалось ему второстепенным. Гардемарины следили по карте за продвижением на Дальний Восток эскадры З. П. Рожественского, оставившей в начале октября прошлого года Либаву (Лиепаю). Здесь, думал тогда Галлер, решается судьба войны с Японией, судьба России. Победа позволит решить и другие проблемы, например, помочь бедным классам, а это избавит от народных волнений. Но вскоре и вера в предстоящую победу 2-й Тихоокеанской эскадры вдруг поколебалась: Галлер прочитал в газете «Новое время» статью, подписанную неким Прибоем. Почти сразу автор стал известен. Им оказался капитан 2 ранга Н. Л. Кладо, преподаватель Николаевской морской академии, располагавшейся на втором этаже здания Морского корпуса, в той его части, что выходит на Неву. Галлер не раз его видел. В статье было сказано, что на успех эскадры Рожественского есть лишь надежда, уверенности – нет! Этот номер «Нового времени» запретили читать гардемаринам – Кладо резко критиковал порядки в Морском министерстве, обвинял руководство флота в непродуманных и неправильных действиях! Кладо также утверждал, что эскадра адмирала Того в 1,8 раза сильнее Тихоокеанской эскадры. А ведь последней придется вступить в бой у чужих берегов с полным сил противником. На помощь Владивостокского отряда крейсеров надеяться не следует, а 1-я Тихоокеанская эскадра погибла в Порт-Артуре.

Правда, Галлера и его друзей-гардемарин смутил способ подсчета сил флотов противников: коэффициенты, которыми пользовался Кладо, вызывали сомнение. Но и без коэффициентов нельзя было не согласиться с утверждением о преимуществе японского флота перед эскадрой Рожественского. Кладо предлагал и способы устранения этого неравенства: усилить 2-ю Тихоокеанскую эскадру кораблями Балтийского флота – броненосцем «Слава» (но его еще предстояло достроить) и старыми броненосцами «Император Николай I» и «Император Александр II», тремя броненосцами береговой обороны. И, наконец, главное – послать к Рожественскому три новых броненосца Черноморского флота: «Князь Потемкин-Таврический», «Три святителя» и «Ростислав». Кроме того, направить по железной дороге во Владивосток малые подводные лодки и миноносцы…

Статью Н. Л. Кладо живо обсуждали не только гардемарины и офицеры флота. Имела она успех и в кругах петербургского общества, не очень, впрочем, разбиравшегося в сути дела. Царское правительство решило успокоить общество. К походу на Дальний Восток начала спешно готовиться эскадра контр-адмирала Н. И. Небогатова – 3-я Тихоокеанская эскадра, составленная из устаревших кораблей. Нетрудно было предвидеть, что она не только не окажет помощи Рожественскому, но и свяжет, ослабит его эскадру. По скорости и по дальности стрельбы артиллерии, по средствам защиты корабли Небогатова значительно уступали японским и не могли выдержать с ними бой. 3-я Тихоокеанская эскадра ушла, не дождавшись окончания строительства «Славы», вывести же броненосцы через Черноморские проливы царское правительство не решилось, опасаясь противодействия Лондона. А ведь лишь эти броненосцы и «Слава» могли реально усилить 3-ю Тихоокеанскую эскадру. После ухода эскадры Небогатова лейтенант Щеглов хмуро сказал гардемаринам: «Господа, думаю, что радостных вестей не будет…» Юношеский оптимизм Галлера, питавшийся привычными штампами о мощи флота российского, уходил, сменялся тревожным ожиданием. Удручали и невеселые рассказы преподавателей «портартурцев» лейтенанта А. И. Шейковского – бывшего штурмана крейсера «Новик» и лейтенанта Н. К. Подгурского, Георгиевского кавалера. Это были офицеры с интернированных кораблей и из числа отпущенных японцами из павшего Порт-Артура под честное слово не принимать участия в боевых действиях до конца войны.

Свидетельства очевидцев и газетные сообщения не позволяли Галлеру составить целостную картину событий на Дальнем Востоке, понять причины систематических неудач флота. Представление о том, как развивались события у далеких берегов, он получил, побывав на лекциях капитана 1 ранга Н. О. фон Эссена, которые читались в зале Главной морской библиотеки в Адмиралтействе. Гардемарины занимали места на хорах. Внизу, в креслах, блистали золотом и серебром погоны адмиралов и генералов по Адмиралтейству, офицеров. Чернели и сюртуки статских, желавших послушать Георгиевского кавалера и героя Порт-Артура, прославленного командира крейсера «Новик» и броненосца «Севастополь», единственного корабля, до последнего часа не прекращавшего вести огонь по японцам. Мест не хватило – в проходах ставили стулья. Эссена, коренастого, крепко сбитого офицера, не смущали первые ряды, заполненные адмиралами и генералами. Он говорил резко и нелицеприятно, называя имена, звания и должности виновных в позорной, как он убедительно доказывал, сдаче Порт-Артура. Проступали контуры впечатляющей картины легкомыслия и неподготовленности к войне с сильным противником, неразберихи, в которой были виновны и Морское министерство, и Главный морской штаб, и наместник на Дальнем Востоке адмирал Алексеев… Эссен делал паузу, вытирал платком бритую голову, расправлял рыжие усы и переходил к необходимости реформ морского ведомства. Тут было и об изменениях взаимосвязей береговых экипажей и судовых команд, о качестве снарядов и дальномеров, управления эскадрой в бою… Не все из услышанного понимал старший гардемарин Галлер, но не мог не осознать необходимость серьезной ломки порядков в морском ведомстве. «Может быть, не так все плохо? – думал он. – Может быть, стоит подождать успеха эскадры Рожественского?»

Галлер и его соученики по 1-й роте окончили Морской корпус раньше, чем ожидали. О том, что производство в офицеры может состояться досрочно, старшие гардемарины поговаривали: новые мундиры им шили спешно. К середине февраля 1905 года сдали экзамены… И вот старшие гардемарины в строю, и ротный командир торжественно зачитывает телеграмму директору Морского корпуса от министерства двора: 21 февраля в Царскосельском дворце «будут иметь счастие представиться Его Императорскому Величеству государю императору удостоенные к производству в офицеры – гардемарины вверенного вам корпуса (в гардемаринской форме)».

В Царское Село выехали в 10 ч 00 мин специальным поездом. На станции гардемарин ожидали придворные экипажи – каждый на четверых, доставившие к дворцу. Церемония не заняла много времени. Царь в мундире капитана 1 ранга обошел строй, поздравил с досрочным производством в мичманы, сказал несколько общих слов… В два часа дня новые офицеры флота, взволнованные и счастливые, поездом выехали из Царского Села в Петербург. Было, однако, и чувство разочарования: почему-то государь ничего не сказал о драматических событиях войны – бое в Желтом море, сдаче Порт-Артура, неудачных сражениях на полях Маньчжурии. Зато, выказывая известную в обществе отличную память на лица, спросил Жоржа Клодта фон Юргенсбурга, будущего адъютанта морского министра, о здоровье его батюшки-камергера…

Высочайшим приказом по морскому ведомству от 21 февраля 1905 года из Морского корпуса вышел во флот и был произведен по экзамену в мичманы 121 человек. Мичман Галлер, бывший старший унтер-офицер 3-й роты, в списке, составленном по старшинству выпуска, числился двадцать шестым. В числе 67 других мичманов он «вышел в Балтийское море» и получил назначение в 12-й Ея Величества королевы Эллинов флотский экипаж[5]5
  ЦГАВМФ, ф. 406, оп, 9, д. 785, л, 1.


[Закрыть].

Трудные дни

Два месяца, до конца апреля 1905 года, Галлер обучал призванных на флот новобранцев строю и словесности. Мичман скучал, с нетерпением ждал весны, надеясь уйти в плавание. Действительно, в последних числах апреля 1904 года циркуляром Главного морского штаба его перевели во 2-й флотский экипаж и назначили вахтенным начальником на крейсер II ранга «Азия»[6]6
  ЦГАВМФ, ф. 406, оп. 9, д. 785, л. 1.


[Закрыть]. Галлер был рад расстаться с надоевшей службой на берегу, но «Азия» была такой развалюхой… Название части света носил бывший клипер, купленный в Северо-Американских Соединенных Штатах перед войной 1877–1878 годов: под машинами ход 13 узлов, две мачты с прямым парусным вооружением, бизань-мачта – с гафельным. И все-таки это старое судно, водоизмещением в две с половиной тысячи тонн, стало первым кораблем Галлера, на котором он обладал частью власти и ответственности. А у командира крейсера капитана 2 ранга А. А. Баженова, ходившего ранее в океанские плавания на учебном крейсере «Герцог Эдинбургский», было чему поучиться.

На Балтийском флоте было неспокойно. Офицеры «Азии» знали о волнениях матросов в Либавском флотском экипаже в прошедшем феврале, о недовольстве среди нижних чинов на Черном море. Александр Александрович Баженов в свои сорок пять отличался спокойным характером и благоразумием. «Что необходимо, дабы на судне был порядок и команда не имела недовольства?» – спросил он офицеров, собравшихся в кают-компании на второй день после переселения с берега на «Азию». И сам же ответил: «Офицеры, и командир в их числе, должны заботиться о команде. Матрос должен быть сыт, пища его свежа и вкусна. Господ офицеров прошу обходить кубрики и спрашивать, нет ли претензий. Одежду и сапоги починять своевременно: есть у нас сапожники и портные. Исполнение сего спрашивать строго с унтер-офицеров. По экономическим деньгам, что на питание положены, ревизору перед артельщиками, на баках избираемым, отчет делать раз в месяц. Затем то же артельщикам перед нижними чинами своих баков»[7]7
  В дореволюционной флоте команда на кораблях делилась на баки, иначе артели (отсюда старший бака – артельщик), для совместного получения и приема пищи.


[Закрыть]. Много чего еще сказал опытный командир, но наибольшее впечатление произвело на Галлера недвусмысленное запрещение рукоприкладства. Он смотрел на Баженова влюбленными глазами. Да, он, Галлер, ни за что не позволит себе обидеть матроса. Он будет заботлив, он будет обучать своих подчиненных грамоте, он постарается подобрать для них библиотечку – в ней будут книги о природных явлениях, о разных странах и народах, о славных подвигах российских мореходов…

Однажды «Азия» отдала якорь на Транзундском рейде после плавания в Финском заливе. Подошедший буксир доставил свежие продукты и почту. И тотчас в кают-компании офицеры развернули газеты. «Господи…» – обронил кто-то горестно. И Галлер понял почему: он и сам на первой странице «Руси» прочитал сообщение о сражении при Цусиме. Эскадра Рожественского перестала существовать. Война проиграна… Это было ужасно, позорно, унизительно. Что же будет теперь – японцы высадятся во Владивостоке, захватят Сахалин? Нужен мир… Оставалось ждать, следить за сообщениями газет о поездке в Штаты графа Витте. Председатель кабинета министров отправлен государем для заключения мира при посредничестве североамериканского президента Вильсона.

Между тем шло время. «Азия» курсировала между Ревелем и Гельсингфорсом, Галлер все увереннее чувствовал себя на мостике, вахту нес исправно. Да и с подчиненными никаких осложнений.

Вскоре газеты принесли новые вести, не менее волнующие: в июне на Черном море восстала команда броненосца «Князь Потемкин-Таврический»! К «Потемкину» присоединился миноносец. А когда восставшие корабли ушли в Румынию, взбунтовался учебный корабль «Прут». Была надежда – на Черном море какие-то особенные обстоятельства, быть может, адмирал Чухнин уж слишком жесткими методами наводит дисциплину я порядок. Ведь такого в России не бывало. Но вскоре капитан 2 ранга Баженов, собрав офицеров, известил о волнениях среди нижних чинов и в Кронштадте. Причина– будто бы плохое, однообразное питание. «Гороховые бунты, – сказал кто-то. – Закормили дрянью затхлой…» Главный командир Кронштадтского порта адмирал Никонов обещал матросам, что поводов для недовольства более не будет, горох заменили пшеном. После арестов бунтарей на броненосце «Император Александр II» команду вновь приводили к присяге. А чуть позже порядок на крейсере «Минин» удалось навести только под угрозой обстрела артиллерией кронштадтских фортов. Не успели успокоить Кронштадт, как вновь взбунтовались во флотском экипаже в Либаве. Две тысячи матросов из Либавы под конвоем привезли в Петербург и поместили в Михайловском манеже под охраной лейб-гвардии Павловского полка.

День за днем все более тревожные вести сообщала кронштадтская газета «Котлин», когда-то интересная лишь местными сплетнями. Галлеру казалось, что революционные волнения распространяются по России подобно лесному пожару. И с каждым днем он становится все опаснее. Нет, дело, видно, не в горохе, не в мясе с запашком. Галлер вглядывался в такие знакомые лица комендоров и рулевых, кочегаров и машинистов… Неужели они его ненавидят, ненавидят всех офицеров? Командира Баженова, заботящегося, чтобы они были сыты, и запретившего не только рукоприкладство, но и ругань; его, Галлера, учившего грамоте, читавшего им из Ключевского и Карамзина, «Антона Горемыку» и «Муму», вместо того чтобы сидеть в веселой компании в Морском офицерском собрании. Что хотят матросы, чего добиваются, почему бунтуют? Ответа на эти вопросы он не знал.

Мир с Японией, заключенный 23 августа, не сбил пламени революционных пожаров. «Боюсь, России придется выдержать немалые испытания, – сказал Льву Галлеру отец, приехавший из Тифлиса в Петербург по делам. – И у нас в Закавказье – в Тифлисе, Баку, Эривани тоже неспокойно…»

Чтобы занять матросов делом и исключить общение с революционерами, главный командир Кронштадтского порта отсылает в море все суда, имеющие ход. «Азия» совершает длинные и неторопливые переходы под парами или под парусами, посещает Гельсингфорс и Або (Турку), заходит на Оландские (Аландские) острова и в Балтийский порт, в Ревель и Ганга (Ханко). Командир предпочитает стоянки на рейдах заходам в гавани. Так спокойнее… Газеты, однако, спокойствию не способствуют. Галлер отмечает, что манифест государя от 14 октября «с дарованием» свобод вовсе не уменьшает народных волнений, наоборот – вызывает новые. Та же газета «Котлин», да и петербургская «Сын отечества» в последних номерах октября сообщают о митинге на Якорной площади в Кронштадте, состоявшемся, несмотря на запрет главного командира порта и коменданта, о демонстрациях вооруженных нижних чинов большинства кронштадтских экипажей, о пожарах, разгроме винных лавок и Морского собрания… «Пугачевщина!» – хмуро роняет Баженов. Командир для Галлера наивысший авторитет. И он решает, что на непросвещенную темную толпу дурно влияют революционеры якобинского толка. Нужно вырвать нижних чинов из-под их влияния, нужно, чтобы офицеры были ближе к матросам, знали их нужды и чаяния. Матросы – как дети. На добро они должны ответить добром… Галлер радуется, когда узнает, что в Кронштадте удалось обойтись без жестокостей Чухнина, санкционировавшего расстрелы матросов-революционеров в Севастополе.

Однако проходит неделя-другая, и он узнает, что волнения распространяются на петербургские 8, 14 и 18-й экипажи. 24 октября здания казарм окружают казаки и солдаты гвардейских полков – Преображенского и Измайловского. Потом подвозят и пушки Конногвардейской батареи. В ночь на 25 октября матросов отправляют в тюрьмы Петербурга и Кронштадта…

25 ноября «Азия» в гавани Кронштадта, кампания заканчивается. Мичман Галлер и другие офицеры «Азии» отъезжают в отпуск. Дорога на Тифлис некоротка, и Лев Михайлович запасается немалым числом газет и журналов, русских и немецких. Он читает о восстании в Севастополе, о принявшем на себя командование флотом лейтенанте Петре Шмидте. Выходит, что в Севастопольской бухте произошло настоящее сражение между восставшим крейсером «Очаков», другими поднявшими красный флаг кораблями и теми, что сохранили верность государю… Все это ужасно, и, кажется, нет выхода из положения.

Свидание с близкими на этот раз заканчивается преждевременно: Галлера телеграммой спешно вызывают в Кронштадт. 16 декабря в экипаже ему вручают предписание с назначением в 1-й морской батальон 1-й флотской дивизии[8]8
  ЦГАВМФ, ф. 406, оп. 9, д. 785, л. 2.


[Закрыть]. Создание использовавшегося для подавления революционного движения 1-го морского батальона, куда злая судьба определила Галлера (так оценивал он многие годы спустя свое назначение взводным в этот батальон), имеет свою историю. И здесь не обойтись без цитаты из «Воспоминаний» С. Ю. Витте. «В западные прибалтийские губернии, – писал, выйдя в отставку, бывший председатель Совета министров, – были даны некоторые военные части из Виленского военного округа… а в ревельский район войск послать было нельзя. Соллогуб (прибалтийский генерал-губернатор в 1905–1906 годах. – С. З.) просил у меня войск по телеграфу, а главнокомандующий великий князь и военный министр отвечали мне, что войск нет. Я как-то о таком положении вещей говорю морскому министру (адмирал А. А. Бирилев – морской министр в 1905–1907 годах. – С. З.). Он мне ответил: „…предложите сформировать батальон из тех моряков, которые взбунтовались в Петербурге, а теперь находятся под арестом в Кронштадте (из матросов 8, 14 и 18-го флотских экипажей. – С. З.). Они будут отлично исполнять свою службу“»[9]9
  Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 3. С. 157.


[Закрыть].

Нельзя не оценить изощренно иезуитский склад мышления адмирала, решившего, что «бунтовщики» станут палачами крестьян-«инородцев», спасая свою шкуру. Плохо, однако, Бирилев знал русского матроса… Так или иначе, но морской министр доложил свое предложение царю, и «Его Величество предложение адмирала Бирилева одобрил. Был сформирован батальон и отправлен в ревельский район усмирять революционеров», – продолжает Витте.

В Ревель из Петербурга батальон перебросили за ночь по железной дороге. После завтрака во флотском полуэкипаже рота капитана 2 ранга барона О. О. Рихтера получила приказ выехать поездом на Разик (Раазика), что в верстах двадцати пяти от Ревеля. В пути, собрав своих офицеров, командир роты объявил, что, по полученным им в Ревеле сведениям, бунтовщики из батраков-эстов нападают на дворянские мызы, грабят, насилуют женщин, убивают. «Имею приказ – грабителей и убийц расстреливать на месте! – сказал Рихтер. – Я сам дворянин Эстляндской губернии, знаю местных мужиков, поверьте, их может привести в чувство лишь грубая сила. Никаких сантиментов, господа. Мы будем действовать в составе летучего отряда генерал-майора Безобразова. Покажем армейцам нашу преданность долгу и дисциплину…»

Мичманы – командиры взводов роты Рихтера, и среди них Галлер, вернулись в свое купе, помолчали. Потом прорвало: они не желают выполнять жандармскую работу, они – офицеры флота. Но что делать, заявить свою позицию оголтелому карателю Рихтеру? Не поможет.

Тем временем эшелон стал. Вот и мыза Разик, сгоревший барский дом, точно вымершие дома крестьян. Барон, владелец мызы, был в отъезде, зато управляющий проявил немалую активность. Он и назвал имена четырех «грабителей и убийц», их тут же арестовали. В присутствии согнанных к барскому дому крестьян Рихтер объявил, что четверо арестованных за свои преступления приговариваются к смертной казни через расстреляние. Крестьяне угрюмо и безнадежно молчали, ни слова не проронили и осужденные. Писарь батальона тут же оформил приговор, Рихтер поставил подпись…

Карл Христианович Звейнек, унтер-офицер и машинист на эсминце в первую мировую войну, командир БЧ-V на линкоре «Марат» в 30-е годы, рассказывает, как Л. М. Галлер вспоминал однажды о своем пребывании в роте Рихтера.

«Расстреляем по дороге к Козе, взять по одному негодяю в каждый взвод. До Козе командирам взводов привести приговор в исполнение и доложить мне», – приказал Рихтер взводным. Рота выступила из мызы Разик повзводно. 4-й взвод Галлера замыкал походную колонну. Приговоренного к казни вели следом под охраной отделения. Он шел спокойно, поглядывая по сторонам, точно прощаясь с родными местами. У Галлера впервые в. жизни защемило сердце.

«Ваше благородие, разрешите доложить, – обратился к Галлеру унтер-офицер Васильев, с которым Галлер успел познакомиться в пути. Оказалось, Васильев служил на „Герцоге Эдинбургском“, ходил с Баженовым к Азорам. – Ваше благородие, мужик этот мне знаком. Так что марсовой был на „Герцоге“, в 1901 году службу закончил. Помню его – лихой, справный матрос был…»

В голосе невысказанная просьба – спасти. Но как? Галлер понимал, что если не сделает что-то, будет каяться всю жизнь. Сам себе не простит. Ведь расстрел! Без суда. Он вспомнил слова, которые любил приводить дед Рихард, пастор: «…если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его». Впрочем, враг ли? И он приказал Васильеву: «Приготовься к исполнению приговора. Подбери пятерых добровольцев, по готовности доложишь…»

Васильев помолчал, внимательно посмотрел на мичмана, как положено повторил приказание… Пропустив взвод вперед, бывшего флотского расстреляли на опушке соснового бора. Галлер вспоминал, что по команде Васильева винтовочный залп ударил дружно, приговоренный упал как подкошенный. Приказав захоронить расстрелянного, Галлер догнал взвод…

В журнале военных действий летучего отряда генерал-майора В. А. Безобразова значится, что 25 декабря 1905 года капитан 2 ранга Рихтер с ротой моряков находился на мызе Разик, где был сожжен барский дом, захвачены 4 грабителя и убийцы приговорены для расстреляния в пути, один из них притворился мертвым и бежал, но был выдан волостными властями генерал-майору Безобразову и по его приказанию расстрелян, причем капитану 2 ранга Рихтеру дано знать письмом о случившемся и приказано произвести дознание о странно неудачных выстрелах моряков[10]10
  См.: Материалы по истории СССР. М, 1957. С. 215–216.


[Закрыть].

Как вел расследование взбешенный Рихтер, нам неизвестно. Но «притворившийся мертвым» был тот приговоренный, которого «расстреливали» матросы взвода Галлера. Все-таки оборвалась жизнь бывшего лихого марсового… Так рассказал капитану 1 ранга К. X. Звейнеку о трудном дне своей жизни Лев Михайлович. То время для него действительно было тяжелым. С позиций сегодняшнего дня, быть может, кто-то и осудит мичмана Галлера: мог отказаться участвовать в карательной экспедиции, даже уйти с флота. Такие случаи были. Галлер, однако, этого не сделал: довлела над сознанием святость верности присяге.

Он вернулся в Петербург в составе роты Рихтера лишь 9 марта 1906 года. Тогда же, в конце марта, прочитал в газете волнующие слова проповеди священника и ученого П. А. Флоренского, произнесенной в Троице-Сергиевой лавре: «Волны крови затопляют родину. Тысячами гибнут сыны ее – вешаются, расстреливаются, тысячами переполняют тюрьмы. Людей, не имеющих куска хлеба, расстреливает живущий за счет их трудов…»[11]11
  Литературная газета. 1987. 2 сент.


[Закрыть] Слова эти были близки и понятны, отвечали чувствам и настроениям молодого офицера.

О Рихтере Галлер тому же Звейнеку сказал: «Это был бешеный пес…» Характеристику Галлера подтверждают воспоминания С. Ю. Витте. Рихтер действовал столь зверски, что генерал-губернатор Соллогуб телеграммой просил председателя Совета министров воздействовать на него с тем, чтобы не казнили «без всякого суда и лиц не сопротивляющихся». Витте телеграмму эту представил Николаю II, который, однако, написал на ней: «Ай да молодец!» Комментарии излишни…

Мичман Галлер ничем себя не запятнал в дни, когда был в Прибалтийском крае. Многие матросы из того батальона после свержения самодержавия включились в активную политическую деятельность, но никто с какими-либо обвинениями в адрес Льва Галлера не выступил. А вот капитана 1 ранга барона Оттона Оттоновича Рихтера в 1917 году тщетно искал Центробалт – он сумел скрыться. До революции барон успел сделать карьеру – командовал эсминцами и линкором, в первую мировую состоял в Главном морском штабе… Судьба его дальнейшая нам неизвестна.