Текст книги "Адмирал Л. М. Галлер
Жизнь и флотоводческая деятельность"
Автор книги: Сергей Зонин
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
Лев Михайлович не раз слушал доклады Жерве и Петрова, во многом с ними был не согласен, особенно с Жерве. Недооценивал Жерве роль морской авиации и подводных лодок. Но к чему мы придем, если так будем дискутировать? Такая дискуссия вредна для дела. И разумно ли ее вести, когда, как оказывается, все предрешено, истина изначально у Александрова, а остальные чуть ли не «шахтинцы».
Все это он говорил перед походом зашедшему проститься Мише Петрову и Белли. Настроение у «академиков» было хуже некуда. И Лев Михайлович, желая их развеселить, шутил, вспомнил историю с Вадимом Ивановым, командиром «Марата», который, торжественно встречая афганского короля на юте линкора, назвал его «товарищ падишах», а переводчик, ничтоже сумняшеся, так и перевел. Кто-то, кажется Каганович, потом допытывался у члена Реввоенсовета Куркова: не нарочно ли это сделано бывшим царским офицером и потомственным дворянином? Но у начальства хватило чувства юмора, пронесло… Потом друзья провожали Галлера до причала, где стоял ожидавший комдива катер. И Лев Михайлович, пожимая друзьям руки, сказал: «Слушайте, не бейтесь лбом в стену, экономьте силы. Как-то все еще пойдет. А наше дело – флот, ему нужны честные, порядочные люди…»
…С якоря снялись рано утром 28 ноября, легли на курс к Английскому каналу. Налетали шквалы с дождем, видимость была малая – кабельтовых 10–20. Галлер, стоя на ходовом мостике, скорее вслушивался, чем всматривался, пытаясь понять обстановку впереди по курсу. Он приказал брать глубины лотом Томсона, чтобы нащупать подходы к Доггер-банке. Вместе с Сакеллари и Новицким, наносившими точки измерений глубин на карту, пытался установить, где идет отряд. Но ясной картины не получалось. На мгновение открылся плавучий маяк Ауттер-габбард, и мгла снова сгустилась. Исчезал из видимости временами даже «Профинтерн», шедший в трех кабельтовых. А определение места по крюйс-пеленгу по маяку Ауттер-габбард получилось недостаточно точное, увидеть плавучий маяк Галлопер не удалось. Лев Михайлович подошел к карте, прикинул – впереди банка…
Б. П. Новицкий вспоминает: «Предположив, что нас сносит приливное течение, взяли курс 193° с расчетом к полудню выйти на плавучий маяк Сандетти. Но нашел сплошной туман, и в 11 ч 20 мин командир отряда предложил стать на якорь. Помню, я даже рассердился, считая, что можно спокойно идти еще минут сорок. Но предложение перешло в приказ…»[172]172
Морской сборник. 1964. № 12. С. 22–23.
[Закрыть]
Галлер отдал приказ стать на якорь, хотя и не сомневался в высокой штурманской культуре Сакеллари и Новицкого. Однако соблюдение осторожности необходимо. В 11 ч 50 мин, минут через пять после отдачи якоря, туман точно прорвало. «…И мы увидели в 37 кабельтовых, почти на вест, плавучий маяк Сандетти. Прямо по курсу в 2 милях находилась банка Сандетти!» – продолжает Б. П. Новицкий. Еще десять минут хода прежним курсом, и отряд оказался бы на банке. «Вот что значит морской опыт, чутье и осторожность командира отряда Л. М. Галлера», – так заканчивает рассказ об этом эпизоде флагштурман. Но только ли чутье, опыт и осторожность?
В. А. Белли, вспоминая о Льве Михайловиче, подчеркивал, что присущая ему (в том числе и в кораблевождении) осторожность была вовсе не интуитивна, а всегда основывалась на точном расчете. Вот и рассказывая в свое время об этом случае, Галлер объяснил, что прикинул радиус вероятной ошибки в месте отряда, исходя из «отличного» норматива при прокладке по счислению. И у него получилось, что при этом допустимом «отлично» отряд может оказаться на мели. Тогда и приказал стать на якорь…
В точку рандеву с транспортами снабжения у мыса Барфлер отряд пришел в 4 ч 30 ноября. Здесь корабли приняли нефть с танкеров «Железнодорожник» и «Совнефть», уголь с транспорта «Пролетарий». Принимать уголь было непросто: сильная зыбь то вздымала, то опускала стоявший у борта линкора транспорт, мешала погрузке. Но 2 декабря корабли закончили прием топлива и котельной воды. Теперь вновь в путь!
Как только корабли вышли в Бискайский залив из-за прикрывавшего стоянку мыса, началась сильнейшая качка. «Парижская коммуна» не всходила на волну, а как бы прорезала ее толщу. Высота набегавших волн была намного больше фальшборта, сооруженного на баке линкора прошедшей зимой, чтобы уменьшить заливание палубы и зарывание в воду носа. Для балтийской волны этот фальшборт, быть может, и был хорош, но сейчас встречная океанская свободно врывалась на бак. Крен линкора достигал 29 градусов, он качался точно ванька-встанька с амплитудой в семь-восемь секунд. Лев Михайлович встречал каждую волну так, будто сам грудью принимает ее удар. Он прикинул: носом, окруженным фальшбортом, корабль черпал около ста тонн воды, которая потом уходила за борт через двери волнолома у первой башни. Выдержат ли эту тяжесть, эти удары волн пиллерсы, поддерживающие палубу бака? Тяжело приходилось и «Профинтерну». Кузнецов доносил, что кладет на борт до 34 градусов. Однако благодаря высокому полубаку, крейсер заливало меньше линкора, было видно, как он взбирается носом на волну. Пока все шло как надо, и Лев Михайлович уже подумывал, что Бискайский залив в конце концов останется за кормой. Но поздно вечером 3 декабря Кузнецов доложил семафором о поступлении воды в котельное отделение. Вскоре уточнил: разошелся заклепочный шов обшивки, на ходу повреждения не устранить. Медлить было нельзя, и Галлер приказал ложиться на курс к Бресту. Он решил стать на якорь близ острова Уиссан и устранить повреждения. Пришлось, однако, просить разрешение у морского префекта Бреста вице-адмирала Пиро зайти на рейд: и у Уиссана гуляли гигантские волны, качка не позволяла, провести необходимые работы.
В 12 ч 30 мин 4 декабря линкор и крейсер вошли на Брестский рейд, прогремел 21 залп Салюта наций кораблей отряда и ответные залпы береговой батареи… Приказав Самойлову и Кузнецову немедленно провести тщательный осмотр корпуса и механизмов, после чего сразу же приступить к ремонту, Галлер отправился с визитом к морскому префекту. Французы блюли этикет: на причале советских моряков встретил офицер штаба, ожидал автомобиль. Любезен был и вице-адмирал, предложивший помощь для исправления повреждений. Но Галлер, извинившись за плохой французский, отказался, попросив лишь снабдить корабли топливом и водой.
Воду с небольших барж-водолеев получили в тот же день, но топливо не принимали: к вечеру 4 декабря сила ветра начала нарастать, достигала 10 баллов. Галлер приказал «Профинтерну» стоять с прогретыми машинами. Вскоре Кузнецов доложил, что якоря держат плохо, и крейсер, чтобы остаться на месте, работает малым ходом вперед. К утру 5 декабря ветер спал до 6 баллов. На «Профинтерне» спешно начали работы по устранению повреждений. К утру следующего дня откачали воду, поставили новые заклепки на стальные листы обшивки.
Улучшение погоды, однако, оказалось недолгим. И когда. Галлер провожал на юте линкора прибывшего с ответным визитом вице-адмирала Пиро, волнение вновь стало усиливаться. Вместе с французами на берег ушел и Гельфанд, секретарь посольства СССР во Франции, прибывший из Парижа. Он передал Кирееву и Галлеру, что в Москве недовольны промедлением. Командиру отряда приказано немедленно продолжать поход.
Прогремели 15 выстрелов полагающегося морскому префекту салюта, и Галлер поднялся на ходовой мостик. Море точно кипело: один за другим набегали с моря пенные валы. Погрузка угля опять не состоялась, так как подать баржи с углем на внешний рейд было невозможно. Приходилось ждать хоть какого-то улучшения погоды.
Несмотря на сильную волну, утром 6 декабря буксиры подвели две угольные баржи к линкору и баржу с нефтью к крейсеру. Погрузку топлива успели завершить до того, как погода снова ухудшилась. Ночью ветер достиг 10 баллов, корабли стояли с прогретыми машинами, готовые немедленно дать ход. В каюту к Льву Михайловичу зашел Г. П. Киреев, постоял, постучал пальцем по стеклу барометра – давление падало… Потом сказал: «Нужно выходить, командир. Говорю это как член Реввоенсовета… – И усмехнувшись, закончил; – Промедление смерти подобно». В полдень 7 декабря отряд вышел с рейда Бреста. И опять корабли вступили в единоборство со штормом. На вторые сутки амплитуда качки достигла на линкоре 38°, на крейсере – 40°. Были разбиты и унесены волнами шлюпки, точно бритвой срезаны козырьки вентиляционных шахт – «грибы», как их называют на флоте. Через их отверстия в помещения шла вода. Пришлось на удаление воды из батарейной палубы бросить свободных от вахты. Еще более опасная обстановка складывалась в котельных отделениях. Здесь вода плескалась на паелах площадок перед котлами, водоотливные средства с трудом справлялись с откачкой. Но еще одна беда была впереди. На третий день борьбы со штормом волны разрушили на линкоре носовую часть фальшборта, сорвали половину волнолома на баке. «Парижская коммуна» стала еще больше зарываться носом во встречную волну.
К стоявшему на ходовом мостике Галлеру подошел Самойлов: «Лев Михайлович, худо. Пиллерсы в буфетной палубе гнутся, в палубе вода. Люки пропускают воду, вентиляция не в строю…» Галлер молча кивнул – понял!
Лев Михайлович попросил подняться на мостик Киреева, вызвал стармеха И. П. Корзова, доложившего, что в кочегарку ежечасно поступает больше полусотни тонн, воды, что вода проникает в носовую башню через мамеринец и порванный в клочья брезент орудийных амбразур. Вода затопила трюмы кочегарок, ее откачивают, но она у паровых магистралей – опасно… «Григорий Петрович, – повернулся Галлер к члену Реввоенсовета, – в таких штормах и мне бывать не довелось. Представьте, над казематом орудия номер три оказалась фертоинговая скоба. Волна с бака притащила, а в ней – 25 пудов». Потом Галлер привел Киреева в штурманскую рубку: «Посмотрите, Григорий Петрович, синоптическую карту…» Штурман Белоусов доложил, что в Бискайе бедствуют сотни судов, эфир заполнен сигналами SOS, скорость отряда не превышает четырех узлов…
Галлер посмотрел Кирееву в глаза, сказал твердо: «Как командир отряда, несущий ответственность за жизнь команд и корабли, принимаю решение повернуть к французскому берегу. Сейчас запишу приказание в вахтенный журнал…» Киреев не возражал.
К югу от полуострова Бретань, между портами Лориан и Сен-Назер, есть островок Бель-Иль, тот самый, на котором, если верить Дюма, бывали его герои-мушкетеры. В 5–6 милях от острова каменная гряда, здесь у бухты Киберон погиб в 20-х годах линкор «Франс». Но это единственное место, рекомендуемое лоцией для укрытия от штормовых вестовых и зюйд-вестовых ветров. Сюда и повел отряд Галлер. Б. П. Новицкий вспоминает: «Ворочаем на курс 41°. Две-три минуты корабль лежит на курсе, затем корма резко бежит под ветер, нет никакой возможности ее остановить. Командир… Самойлов попытался с ходу (12 узлов) вывернуться влево на ост. Но корабль ворочает лениво, доходит до курсов 190–160° и не идет дальше. Несколько раз его кладет так, что не только казематы, борт и ватервейс, но и палуба на 1–2 метра уходит в воду. Кренометр в штурманской рубке стучит в стенки своего ящика. Размахи были порядка 38–42°»[173]173
Морской сборник. 1964. № 12. С. 25.
[Закрыть].
Но поворот все же выполнить необходимо. «Константин Иванович, больше десяти градусов руль не кладите», – приказал Галлер. Но и это мало помогло. «Я стоял на левом крыле ходового мостика, – вспоминает Новицкий, – командир отряда на правом. Вдруг он, обняв пеллорус гирокомпаса, повис буквально надо мной: корабль лег совсем на борт и не встает. Это длилось какие-то секунды, но мне они показались вечностью!» [174]174
Там же.
[Закрыть]
Линкор и крейсер легли на курс 90°, размахи качки уменьшились до 20–22°. Галлер приказал идти этим курсом к берегу: следовало уточнить свое место. В 10 ч 15 мин 9 декабря старшина сигнальщиков В. В. Токарев увидел огонь маяка Шассирон. Отряд был у входа в Ла-Рошель, но зайти в этот порт корабли не могли из-за большой осадки. И командир отряда приказал идти к Бресту. Вечером 10 декабря отряд стал на якорь на Брестском рейде.
Тяжелое и опасное плавание закончилось. Только теперь, получив возможность прочитать французские и английские газеты, Галлер понял, с какими исключительными по силе штормами пришлось встретиться отряду. Первый шторм, 5–6 декабря, они выдержали, стоя на якорях в Бресте и имея прогретые машины. В это время в море и Английском канале сила ветра достигала 10–12 баллов. Второй сильнейший шторм застиг отряд, вышедший из Бреста 7 декабря, где-то посередине Бискайского залива. Шторм, писали английские газеты, достиг кульминации в ночь с 7 на 8 декабря. В это время ветер набрал ураганную силу, что в этом районе бывает редко, во всяком случае, не наблюдалось с 1922 года. Гигантские волны привели к гибели нескольких английских, французских и итальянских пароходов, многие суда были выброшены на берег, десятки получили тяжелые повреждения.
Кораблям отряда требовалось провести необходимые ремонтные работы, причем нужна была помощь мастерских порта. Лев Михайлович направился с визитом на берег, передал соответствующую просьбу морскому префекту. Однако контр-адмирал Бергело, замещавший отсутствующего вице-адмирала Пиро, не торопился с ответом и не проявлял особого радушия. Рабочие для ремонта прибыли лишь 14 декабря, когда линкор ввели на внутренний защищенный рейд, сход на берег был разрешен только командному составу. Понятно, что никто не воспользовался этим разрешением.
В те дни в Бресте Галлеру пришлось отстаивать и честь Красного Флота, когда пришедший в Брест французский линкор не поприветствовал советского флагмана положенным орудийным салютом. П. Ю. Орас вспоминает, что Галлер немедленно отправил по этому поводу протест морскому префекту. «На свой берег они могут нас не пускать, но флаг уважать должны!» – сказал он. И «француз», принося извинения, несколько часов спустя отсалютовал как положено, а «Парижская коммуна» ответила…
Основные ремонтные работы закончили к 23 декабря: на линкоре с помощью рабочих-французов сняли остатки фальшборта и установили новый волнолом, заменили несколько пиллерсов, на крейсере отремонтировали электропривод рулевого устройства. 26 декабря отряд вышел из Бреста, и через двое суток Бискайя была уже за кормой. 30 декабря корабли прошли Гибралтарский пролив. Погода стояла отличная, пригревало южное солнце, и Лев Михайлович отдыхал впервые за месяц походной жизни. Хорошо в Средиземном!
Утром 1 января корабли стали на якорь в нейтральных водах близ бухты Кальяри, началась приемка топлива с черноморского транспорта «Плеханов». Старпомы тут же организовали мытье бортов и надстроек, подкраску. Вскоре итальянские власти проявили любезность, пригласив советские корабли перейти на рейд Кальяри. 6 января линкор и крейсер отдали якоря всего лишь в двух милях от военного порта. Лев Михайлович сразу же отправился с визитом к итальянскому военно-морскому командованию и мэру города, потом принимал ответные визиты на борту «Парижской коммуны». Итальянское командование охотно разрешило и сход советских моряков на берег. Впервые за полтора месяца сотни краснофлотцев ступили ногой на твердую землю.
9 января отряд уже подходил к Неаполю, гремели залпы Салюта наций, потом салюта командующего военно-морским округом. И здесь команды не один раз побывали на берегу. За все время пребывания в Неаполе, как и в Кальяри, ни одного нарушения дисциплины. А на командира отряда обрушился шквал визитов. Лев Михайлович побывал у начальника штаба командующего Южно-Тирренским морским округом капитана Миральи, у командира армейского корпуса генерала Таранто и командира дивизии генерала Бонстрокки, у заместителя командира милиции генерала Лонго, заместителя верховного комиссара провинции Неаполь и мэра города. Потом два дня принимал ответные визиты. Представители итальянских властей лестно отзывались о русских моряках: посещают музеи, побывали в Помпее, нет пьяных, нет скандалов, любезны и подтянуты! Еще об одном событии тех дней долго вспоминал Лев Михайлович – встрече с Максимом Горьким. 13 января Алексей Максимович побывал на кораблях отряда. Всего лишь полчаса был Галлер с ним в узком кругу: пили чай в салоне флагмана. Киреев за хозяина, присутствовали Самойлов и комиссар линкора Кежуц. Но и этого времени хватило, чтобы понять: писатель внимательно следит за происходящим в СССР, многое знает о культурной жизни в Ленинграде. Например, спросил: бывают ли командиры на выставках художников и на каких, как относятся к новым течениям – Филонов, Малевичу, что читают…
На 10 ч 14 января Галлер назначил выход в море. В кубриках и кают-компаниях гадали – куда пойдет отряд? Ходили слухи: в Мурманск, до весны… За два часа до выхода Киреев и Галлер собрали на линкоре командиров и комиссаров, штаб отряда. Галлер объявил: по приказу Реввоенсовета СССР корабли идут в Севастополь. Командам сообщить об этом с выходом в море. В пути возможны провокационные действия британского флота – сохранять бдительность. И вот отряд втягивается в Мессианский пролив.
Все время, что отряд шел к Эгейскому морю, его сопровождали английские корабли. Они скрылись на горизонте у мыса Матапан, после того как установили движение советских кораблей к Дарданеллам. 16 января Галлер подписал радиограмму в Стамбул в адрес председателя международной Проливной комиссии, сообщая о предстоящем движении в Черное море. В ночь на 17 января корабли прошли Дарданеллы, вошли в Мраморное море. Утром проходили Сан-Стефано, небольшой городок на европейском берегу. Лев Михайлович тронул за плечо Киреева: «Смотрите, Григорий Петрович, видите городок? Чуть больше полсотни лет тому назад здесь, казалось, навсегда открыли проливы для России и закрыли для ее врагов. А дружественная Болгария должна была стоять рядом на страже наших интересов. Не вышло. Бисмарк предал Россию, Англия и Франция лишили нас плодов победы…» «Это все Миликовские штуки в тебе играют», – отозвался Киреев. Галлер нахмурился: «Не скажите… Сколько русской солдатской крови пролили. Оказалось – напрасно. Правда, болгар освободили…»
В 9 ч 20 мин 17 января отряд вошел в Босфор, грянул орудийный Салют наций. На мачте линкора заполоскали на ветру флаги сигнала по международному своду: «Привет турецкой нации, правительству, флоту». В 11 ч 34 мин Босфор остался за кормой, вот оно, Черное море! Лев Михайлович вызвал флаг-связиста, вписал в журнал радиограмму в Севастополь: «…прибываем 18 января. Командир практического отряда Балтийского моря Галлер»[175]175
Морской сборник. 1930. № 2. С. 25.
[Закрыть]. Потрогал усы, весело глянул на Самойлова: «Дошли, Константин Иванович! Распорядитесь-ка дать пресную воду в бани и души, подвахтенным мыться и стирать. И на „Профинтерн“ передать о сем же. Черноморцы славятся чистотой и порядком, как бы балтийцам не подкачать!»
Еще кренила корабли отряда зимняя черноморская волна, сыпала снежная крупа, но Крым становился все ближе и ближе. Около полудня 18 января сквозь мглу проступили берега Крыма. У мыса Айя отряд встретили эсминцы и гидросамолеты, с кораблей балтийцев и черноморцев грянуло «ура». Пройдя за 57 дней 6270 миль в нелегких условиях зимней непогоды, линкор и крейсер стали на бочки в Севастопольской бухте.
Еще в Севастополе, в дни передачи кораблей Морским силам Черного моря, Галлер прочитал приказ по Военно-Морским Силам РККА № 13 от 18 января 1930 года, подписанный Р. А. Муклевичем: «…сегодня я имел возможность с большим удовлетворением доложить Реввоенсовету СССР о том, что личный состав линейного корабля „Парижская коммуна“ и крейсера „Профинтерн“, проявив в условиях длительного и тяжелого плавания высокие политико-моральные и физические качества и преодолев все трудности, стоявшие на пути, в полной мере оправдал возлагавшиеся на него надежды и успешно выполнил поставленную ему задачу…»[176]176
Линкор «Парижская коммуна». Минск, 1934, С. 75.
[Закрыть] Пополнение советского флота на Черном море линкором и крейсером имело большое значение, в полной мере оцененное уже в годы Великой Отечественной войны. Немалый вклад в победу над врагом внесли эти корабли, действуя в составе эскадры, которой командовал замечательный флагман Л. А. Владимирский.
Командующий флотом
Снова Галлер в Ленинграде. Сестры расспрашивают о плавании на линкоре, рассматривают фотографии, на которых корабль преодолевает штормовую волну, и ужасаются мощи морской стихии. Они любуются золотыми часами с дарственной надписью – наградой брату от Реввоенсовета СССР. Какой замечательный моряк Левушка, их надежда и опора! Но Лев Михайлович просит отложить расспросы: нужно спешить в штаб, чтобы доложить наморси Викторову о походе.
Михаил Владимирович Викторов принимает Галлера немедленно, и они долго говорят о прошедшем походе, о том, как идет строительство и проектирование новых кораблей. Будущее флота волнует обоих. «На подлодках „барсах“ ходить в море уже опасно: одна неисправность за другой, – говорит наморси. – Хорошо, что к концу года поступит первая новая лодка – „Декабрист“, вслед за ней пойдут и другие. Да, скоро будет приказ – дивизион строящихся сторожевиков войдет в вашу дивизию…» Викторов неожиданно умолкает, хмурится. Лев Михайлович понимает, что его одолевают невеселые думы. В чем дело? Наморси всегда так уверен в себе…
Галлер вновь вступает в должность командира дивизии. Он проверяет ход модернизации «Марата» и требует от завода ускорить работы. Надев комбинезон, обходит строящийся «Ураган» – головной сторожевик. Лев Михайлович вошел в рабочий ритм, дел много, но все-таки нет-нет да вспоминает наморси. Быть может, дурное настроение Викторова из-за слухов о замене его В. М. Орловым, ныне начальником Морских сил Черного моря?
Что такие слухи были (а дыма без огня, как известно, не бывает), свидетельствуют архивные документы. В январе 1930 года Г. П. Киреев получил донесение от ОГПУ[177]177
ЦГАВМФ, ф. р-307, оп. 2, д. 67, л. 41–43.
[Закрыть] о негативной реакции командиров из бывших офицеров на замену Б. Б. Жерве и некоторых лиц начальствующего состава («…У Душенова мало опыта»), о разговорах среди «бывших», что их не посылают на учебу в Военно-морскую академию, не продвигают по службе («Собираются нас заменять»). О наморси Викторове в донесении указывалось, что из-за слухов о замене его Орловым «заметно упал духом». «Вечерами раскладывает пасьянс, что за ним наблюдается тогда, когда он собирается с мыслями по разработке каких-либо серьезных вопросов». И кроме того, «высказывает мнение о несогласии с политической линией нашего правительства (в лице Сталина) по вопросам индустриализации страны, указывая, что он не правый уклонист, но чувствует в проведении 5-летнего плана перегиб палки». Несогласие «с линией» – это уже весьма серьезно… В то время, однако, тучи над М. В. Викторовым хотя и сгустились, но гром не грянул. Не сыграло ли тут роль то, что донесение прежде всего попало к члену Военного совета Г. П. Кирееву?
Григорий Петрович Киреев делал многое, чтобы сохранить, защитить нужные флоту опытные кадры начальствующего состава, помочь в работе, дать почувствовать, что бывшие офицеры пользуются полным доверием. Надо думать, именно Киреев способствовал принятию в начале октября 1930 года кандидатами в члены ВКП(б) В. М. Викторова и Л. М. Галлера. Льва Михайловича принимали в кандидаты партии на линкоре «Октябрьская революция», коммунисты проголосовали дружно, а до этого сказали много добрых слов о начдиве…
В то время Киреева заботило усиление флотов других стран на Балтике новыми кораблями и промедление с пополнением отечественных Морских Сил. 19 апреля 1930 года он пишет об этом секретное письмо С. М. Кирову[178]178
ЦГАВМФ. ф. р-307, оп. 2, д. 72, л. 2–3.
[Закрыть], предлагает принять решительные меры по укреплению нашего флота на Балтике, ускорить строительство военных кораблей на ленинградских заводах, решить вопрос о восстановлении линкора «Фрунзе» и начале проектирования новых боевых кораблей.
Предстоящее вступление в строй и последующее освоение новых подводных лодок, сторожевиков и торпедных катеров было невозможно без создания деловой обстановки на флоте, без мобилизации на решение этой задачи всего личного состава. Это не мог не понимать Г. П. Киреев. Это понимал, конечно, Л. М. Галлер. Но получилось так, что конец 1930 года был отмечен разгромом значительной части командных кадров. С 15 октября началась волна арестов на кораблях, в штабе флота, в Военно-морской академии и училищах, других учреждениях. Не смог, очевидно, Киреев выстоять против напора ОГПУ…
А ведь в первых числах февраля того же года более пятисот человек начальствующего состава флота собрались в Кронштадте, чтобы выразить протест «против подлой клеветы белогвардейцев», оповестивших в зарубежной прессе о массовых арестах командиров в Красной Армии и Красном Флоте[179]179
Красный Балтийский флот. 1930. 9 февр.
[Закрыть]. С сообщением о провокации выступил тогда Л. А. Поленов, командир крейсера «Аврора». Многие говорили в тот день о преданности Советской власти и партии большевиков. Говорили искренне и горячо. Но какое до этого было дело тем, кто плел сеть для мнимых участников несуществующего «заговора», так славно продолжающего «шахтинский» процесс!
Теперь мы знаем, что арестованным предъявляли обвинения в деятельности, связанной с мифической «промпартией». Процесс главных ее «участников» проходил в Москве с 25 ноября по 7 декабря 1930 года.
Во второй половине октября, перед самым завершением кампании 1930 года, Галлер узнал об аресте друзей – Владимира Александровича Белли и Михаила Александровича Петрова, других видных деятелей военно-морской науки и ведущих преподавателей Военно-морской академии, в том числе Л. Г. Гончарова, Д. П. Белоброва, Н. В. Новикова, Ю. А. Добротворского, Г. В. Генриксона… В дальнейшем, в конце 1930 – начале 1931 года были арестованы многие флотские командиры. Вот имена части из них: Г. Г. Виноградский, К. Н. Белокопытов (командир артиллерийской бригады береговой обороны), Б. В. Биллевич (помощник командира линкора «Октябрьская революция»), П. П. Самохвалов (командир учебного корабля «Ленинградсовет»), С. М. Жонголович (командир подводной лодки «Пролетарий»), Н. К. Никонов (командир бригады траления и заграждения), Н. А. Мамонтов (командир дивизиона тральщиков), Б. С. Сластников (командир подводной лодки «Коммунист»), Г. И. Трахтенберг (начальник штаба бригады эсминцев), М. К. Шенявский (командир эсминца «Карл Либкнехт»), В. Е. Эмме (командир эсминца «Рыков»), А. П. Седобров и Г. П. Круссер (сотрудники научно-исследовательского артиллерийского полигона), командиры из штаба флота – Л. А. Поленов, С. А. Плотников, В. Н. Федотов, В. А. Хвощинский. Наконец, начальник штаба А. А. Тошаков…
Этот список, составленный по «Справочнику начальствующего состава ВМС РККА» 1934 года, далеко не полный. В отчете по боевой подготовке Балтийского флота за 1931 год подведен итог только по плавсоставу: «В начале текущего года… за контрреволюционную вредительскую работу было взято ряд командиров флота – бывших старых офицеров, причем большое число пало на плавающий состав: так, командиров соединений было взято 3 чел. (соединений было четыре. – С. З.), начальников штабов соединений – 2, командиров дивизионов – 3 чел., командиров кораблей – 7 человек…» «В результате арестов и перемещений: из 8 командиров соединений (видимо, и плавающих, и береговых. – С. З.) вновь назначено 5, из 8 командиров дивизионов 5, из двух командиров линкоров 1, из двух командиров кораблей 1 ранга 2, из 20 командиров кораблей 2 ранга 17 (из них на эсминцах из 12–10), из 9 командиров подводных лодок 5»[180]180
ЦГАВМФ, ф. р-9, оп. 1, д. 943, л. 5.
[Закрыть].
Кончилась кампания, наступила зима, корабли не плавали. А случись весь этот ужас летом, не раз думал Галлер, пришлось бы флот ставить на прикол. Теперь к началу кампании 1931 года придется заново готовить командиров. Об этом говорили друг с другом Галлер и Викторов как-то вечером, засидевшись в салоне на «Октябрьской революции». «А что, Лев Михайлович, не близится ли и наш черед?» – спросил тихонько наморси и забарабанил пальцами по столу. Галлер нахмурился: «Сие от нас не зависит. Пытался поговорить с Киреевым, через него как-то за посаженных вступиться – и слушать не хочет. Ходит чернее тучи. Не может, видно. Только и остается что через сестер передачи отправлять на Шпалерную. Моя сестра старшая – Анна Михайловна носит, благо, не работает, стара…» Он встал, подошел к иллюминатору, за которым несся снег январской вьюги. Что-то будет дальше?
Весной освободили осужденного на десять лет и уже назначенного на этап Б. Б. Жерве – он остался преподавать в Москве; затем Л. Г. Гончарова и Ю. А. Добротворского – эти вернулись в академию. Но больше никого не освободили, а передачи для Белли, которые носила Анна Михайловна, не принимали – значит, вывезли на Ленинграда. Жерве поместил в «Морском сборнике» покаянную статью о своих ошибках, A. П. Александров тоже напечатал статью, только не покаянную, а «против реакционных теорий на военно-морском научном фронте», в которой объявил «теорию владения морем» вредительской. Теперь этот «теоретик», подумал Галлер, может резвиться беспрепятственно.
А ведь немногим более двух лет назад, в мае 1928 года, именно М. А. Петрову было доверено выступить на расширенном заседании РВС СССР с докладом «О значении Морских Сил в системе вооруженных сил страны». Присутствовали все командующие военными округами и флотами, первым докладчиком был начальник штаба РККА М. Н. Тухачевский. Как гордился Михаил Александрович Петров принятым тогда решением Реввоенсовета! В нем говорилось, что при развитии ВМС необходимо «стремиться к сочетанию надводного и подводного флотов, береговой и минно-позиционной обороны и морской авиации…»[181]181
ЦГАВМФ, ф. р-1483, ок. 1, д. 80, л. 23–24.
[Закрыть]. Кто теперь ответит Александрову – нет в академии Жерве, нет Миши Петрова. Он, правда, освобожден, но отстаивать истину не будет уже никогда.
Между тем жизнь продолжалась, надо было работать. И Галлер нагружал себя, как мог, – по максимуму, лишь бы не думать о происшедшем. Следовало прикинуть возможности артиллерийского боя с финскими броненосцами, постройка которых шла к концу, пересмотреть наставления по обороне дивизии на переходе морем: ведь возросли скорости авиации и торпедных катеров, проработать организацию стрельбы линкоров с самолетом-корректировщиком по берегу. И наконец, продумать планы наставлений по боевому использованию сторожевиков приданного линкорам дивизиона. Проводил, как всегда, и занятия, и игры с командирами и штабом. Впрочем, командиры линкоров «Марат» В. И. Иванов и «Октябрьская революция» Н. Н. Несвицкий дело знали. Николая Николаевича Несвицкого, всегда молчаливого, угрюмого, Галлер помнил еще с гражданской, когда тот командовал «Азардом», и по совместным занятиям на КУВНАС. На линкор Несвицкий пришел после командования черноморским крейсером «Червонка Украина», сменив В. И. Иванова, переведенного на модернизирующийся «Марат».